— Константин Николаевич, можно? — отрываюсь от бумаг и поднимаю голову. Тимур Кайманов стоит в дверях и жмется, точно невинная барышня. Киваю и рыскаю по заваленному документами столу, выискивая пульт от кондера. Последнюю неделю только он и спасает от изнуряющего солнцепека, но при этом создает другие проблемы — в виде заложенного носа. Хватаю сосудосуживающие капли и запрокидываю голову.
— Тут курьер почту принес, — продолжает Кайманов, пристроившись в кресле по соседству. — Копия письма из Адвокатской палаты, — моя рука с каплями замирает. — С досудебной претензией, — дергаюсь и промахиваюсь, заливая себе полморды горькой гадостью.
— С чем, блть? — я же не ослышался? Или у меня кроме носа заложило еще и уши?
— С досудебной претензией, — повторяет Тимур и уводит взгляд в окно, боясь встречаться глазами со мной. Потому что, сука, я в ахере. В таком гребаном, как моя жизнь, ахере.
— От кого?
— От Морозовой Ольги Ивановны, — виновато докладывает Тимур.
— Дерьмо… — запускаю пальцы в волосы и крепко сжимаю их. Закрываю глаза, чтобы поймать дзен, но он, сука, в последние дни только убегает от меня.
Дерьмо — то слово, которое характеризует мою сегодняшнюю реальность. Я за свою юридическую деятельность ни разу не получал жалобы от клиентов. От противоположной стороны — да: угрозы, претензии, шантаж и подкупы — всё это было, недовольства заказчиков — никогда.
— Что в нем? — не поднимая головы, спрашиваю притихшего Кайманов.
— …Прошу применить соответствующие меры к адвокату Романову К.Н., реестровый номер 2347, за бездействие и халатность, — зачитывает помощник.
Три дня назад я отложил встречу с Морозовой — это и есть, сука, бездействие и халатность? Честно говоря, за такие финты коллегия может лишить права заниматься адвокатской деятельностью. Подобная перспектива имеет место быть в худшем случае, о чем я думать, естественно, не хочу. Блть, пока я решал вопросы с Полянской, которая упорно продолжает топить мне дело, в спину прилетел топор с той стороны, откуда не ждал. Не понимаю, что происходит, но, зараза, что-то определённо происходит, потому что с Морозовой мы разговаривали на днях и недовольства в ее речи я не заметил. Откуда несет дерьмом, пока не понятно. Это не происки Полянской. Эти два чертовы дела, которые я собирался по-быстрому раскидать, никак не связаны между собой. Здесь кто-то другой. Вспоминаю всех своих врагов и недоброжелателей, коих может быть дохера.
Моя голова разрывается на части, когда понимаю, что все мои сегодняшние проблемы от баб: сука Полянская со своей ревностью, недовольная Морозова по непонятно какой причине и две упорно насилующие мой мозг девчонки, ожидающие обещанных морей.
Возможно, если бы я решил первую проблему с Полянской с помощью ее «деликатного» предложения, одной заботой у меня стало бы меньше, но трезвым умом я понимаю, что одним разом от Полянской не отделаешься, и, если я дам ей понять, что она имеет надо мной власть, — стану бесповоротно от нее зависим.
Но первопричиной является не это. Я перестану себя уважать, как мужика. Сама мысль о том, чтобы лечь в постель с женщиной, если эта женщина не Сурикова, — мне противна настолько, что скручивает желудок болезненным спазмом. Я — не уверованный моногамный идеалист, но никогда не славился беспорядочными многочисленными связями. Повторюсь, я брезглив и крайне избирателен. Но когда в моей жизни появилась одна приставучая сиреневолосая заноза, все звезды мира погасли в одночасье.
Гребаный пздц.
Даю себе пару секунд.
В помещении моментально становится душно. Срываю с себя пиджак и стягиваю удавку с шеи. Подхожу к окну и раскрываю его полностью. В офис врываются звуки живой музыки и это значит, что очередные недооценённые таланты вновь собирают публику. Память подкидывает слайды из нашей первой встречи с Цыганкой. Усмехаюсь, вспомнив, при каких обстоятельствах мы познакомились. Если бы время можно было остановить и вернуться туда, где всё началось, как бы я поступил сейчас? Стал бы спасательным кругом для дикой Смутьянки, зная, чем наша игра обернётся? Прошел бы тогда мимо девчонки со шляпой в руках, высокомерно задевшей мое мужское достоинство? И не было бы тогда этой задницы, в которую превратилась моя стабильная, упорядоченная жизнь, если бы я не поддался глупой провокации и вовремя засунул свою задетую сиреневолосой гордость в жопу. Но тогда и не было бы ее — Хулиганки с густой темной бесконечностью глаз, с неподдельной искренностью и беспорядочным хаосом в голове…
— Свяжи меня с Морозовой, Тимур, — прошу помощника. Втягиваю пропитанный зноем, запахами соседствующего салона «Красной Москвы» и грилем, воздух.
— Па-а-ап, ну пожалуйста, — канючит Марго, складывая в умоляющем жесте ладони. — Со мной же будет Юля, пожалуйста!
— Это и пугает, — бросаю на притихшую Сурикову уничтожающий взгляд. Там, где эта катастрофа, там всегда проблемы. Юлька показательно цокает языком и закатывает глаза. И пусть только попробует сказать, что это не так. Отпустить с Хулиганкой дочь на закрытую вечеринку какой-то сомнительной музыкальной группы — значит совсем двинуться умом, а я и так в последние недели с ним не в ладах. — Нет и точка, — утвердительно и бесповоротно рявкаю я.
Рита бесится. Толкнув со всей дури стул, вылетает из моего кабинета, прилично шарахнув дверью.
Блть, как меня все достали. Всё это капризное бабье, разъедающее мой мозг целенаправленно и изощрённо.
— Какого черта вы притащились сюда? Нельзя было обсудить этот вопрос дома? Юля? — ору я.
— Ты невыносимый, Романов, — качает головой Сурикова. — Кидаешься, как собака на всех, — Юлька вскакивает с кресла, со скрежетом отпихивая его от себя. От этого гадкого звука морщусь и обхватываю голову руками. Голова. М-м-м… Сосуды сжимает так, будто на меня надели резиновой шлем и стали его нагревать, сужая вместе с моей головой до микроскопических размеров. Сдавливает так, что сводит зубы. Уверен, с такими приступами меня когда-нибудь шибанет инсульт, но я старательно манкирую своим гребаным здоровьем, потому что, блть, мне тупо некогда. Я погряз в войне с Полянской и сыплющимися из неоткуда проблемами от Морозовой, которые оказались проплаченными заказами. Осталось выяснить кем.
Чувствую, что скоро адвокат понадобится мне — моя прочная выдержка рвется, оказавшись не такой уж и крепкой.
Еще и эти две…
— Просто не доставайте меня, когда я работаю.
— А ты только и работаешь в последнее время, — укоризненно бросает Сурикова, — когда с тобой разговаривать?
О-о-о… и эта туда же…
— Может потому, что у меня есть работа и мне нужно ее делать? — вскакиваю со своего кресла, шибанув ногой по тумбе.
— Это ты так намекаешь, что я ничего не делаю? — переходит на высокие ноты Хулиганка.
Ой, блть…Еще с ней не хватало пересраться для полного счастья. И тогда точно можно застрелиться, Романов.
— Это я так прошу потерпеть и подождать, пока разгребу свое дерьмо, так понятней?
Сурикова внимательно следит за моими действиями, когда я подхожу к стеклянному графину и наливаю себе половину стакана воды, чтобы запить таблетку. Она замечает зажатую пластинку в моей руке и поджав губы, подходит ко мне. Обнимает и прижимается щекой к груди, где, уверен, слышит, как тарабанит мотор, ломая ребра.
Утыкаюсь носом в макушку и с трудом выдыхаю. Грудь сдавило тисками. Не от инсульта, так от инфаркта сдохну — один хрен.
— Кость, у тебя проблемы? Что случилось? Расскажи мне, — Юлька задирает голову и смотрит глазами, в которых радужка приобрела практически черный оттенок.
— Всё решаемо, Хулиганка, — целую в лоб. — Просто не жрите мне мозг. Хотя бы пока.
— Я не хочу ругаться, — пищит мелкая.
— Я тоже, — обнимаю свою девочку, крепко стиснув в объятиях. Пусть на мгновение, но мне становится легче. — Есть курить?
— Нет, — удивленно крутит головой. — Я ж бросаю.
— А я, кажется, начинаю…