Потерянный рай

3

Подавив зевок, Клеменси застегнула джинсы и натянула зеленый хлопчатобумажный свитер. Затем босиком прошлепала к окну спальни, открыла его настежь и полюбовалась безоблачным голубым небом. Похоже, предстоял еще один чудесный день.

Она снова зевнула, надела сандалии и спустилась на первый этаж. Подняв с коврика газету и почту, Клеменси двинулась по коридору и внезапно остановилась, когда послышался звон бьющегося стекла.

Неужели кошка с ближайшей фермы разбила молочную бутылку? Да нет, она не оставляла пустую посуду у двери черного хода. Клеменси осторожно шагнула вперед и застыла на месте. Кто-то лезет на кухню…

— Папа, пожалуйста, дай мне.

— Извини, старина. Отойди подальше. И ты, Томми, тоже. Пожалуйста.

Клеменси медленно перевела дух. С каких это пор взломщики таскают с собой в качестве свидетелей четырехлетних сыновей? Она на цыпочках подошла к двери, приоткрыла ее и заглянула в щель.

Джошуа Харрингтон, вооруженный перчатками и маленьким молотком, осторожно выбивал остатки стекла из открытой двери черного хода. Осколки сыпались на предусмотрительно подложенный лист пластика. На газоне стояли двойняшки, сегодня одетые в коричневую форму местной школы, и наблюдали за отцом. На маленьких личиках обоих застыло крайнее вожделение.

Клеменси посмотрела на лежавший у их ног футбольный мяч и задумчиво прищурилась. Ничего себе удар!

Она открыла дверь, вошла на кухню и бодро сказала:

— Доброе утро!

Если Клеменси думала, что Джошуа хоть немного смутится, то она жестоко просчиталась.

— А я думал, вы сегодня на работе. — Его широкие, сильные плечи обтягивал свитер цвета морской волны, подчеркивавший цвет глаз. Выбив последний кусок стекла, Харрингтон нагнулся и завернул осколки в пластик.

Вообще-то да, подумала Клеменси. Но ему не составило бы труда позвонить в дверь и проверить.

— Я взяла неделю отпуска.

Помахав рукой двойняшкам, которые отчаянно махали ей из сада, Клеменси подняла сумку с инструментами, раскрыла ее и подставила Джошуа.

— Спасибо.

Пока Джошуа деловито укладывал пластик в сумку, Клеменси исподтишка рассматривала его лицо. Оно было усталым. Ее с таким трудом восстановленное самообладание мгновенно затрещало по всем швам, мышцы живота свело судорогой. Неужели он тоже провел бессонную ночь? Как и она, лежал с открытыми глазами и вспоминал прошлое?

— Папа вставит вам в дверь красивое новое стекло, — отвлек ее тоненький голосок. Видимо, двойняшки решили, что теперь, когда осколки удалены, можно с чистой совестью подойти поближе.

— Это очень мило с его стороны, правда? — пропищал второй голосок, в котором слышалось преклонение перед героизмом отца.

— Наверно, да, — серьезно ответила Клеменси. Мышцы живота расслабились, едва близнецы проникли на кухню.

— Особенно учитывая, что именно папа и разбил это проклятое стекло, — вполголоса пробормотал Джошуа Харрингтон, слегка приподняв уголки прямого, твердого рта.

Клеменси, которая больше не могла сопротивляться искушению, широко улыбнулась. Ее глаза прояснились и утратили осторожное выражение.

— Томми, где твоя коробка с завтраком? — выпрямляясь, спросил Джошуа.

— Осталась в саду.

— Тогда сходи за ней, пожалуйста.

— Да, папа. — Мальчики шагнули к двери, а затем, словно схваченные за плечи невидимой рукой, обернулись и посмотрели на хозяйку.

— До свидания, Клеменси, — хором сказали воспитанные дети.

— И спасибо за то, что вы нас… — забывшись, продолжил один из них.

— Ты не должен этого говорить! — тут же поправил второй.

— До свидания, Джейми, — подавив смешок, вежливо попрощалась Клеменси, слегка удивленная выражением покорности судьбе, которое появилось на поднятых к ней маленьких личиках. Господи, какие они милые, как хочется их потискать! — До свидания, Томми.

Примерно секунду ни один из них не двигался, затем, просветлев и облегченно вздохнув, они направились к двери.

— Она не поцеловала нас! — ликующе донеслось из-за двери.

— И не обняла…

— Кажется, — иронически пробормотал Джошуа Харрингтон, — вы выдержали испытание с помощью лакмусовой бумажки.

Клеменси не могла смотреть ему в глаза. Она была так близка к провалу!

— И пахнет от нее хорошо…

— Даже лучше, чем от Анны.

Снова Анна, подумала Клеменси, когда голоса утихли вдали.

— Гм-м… — Джошуа взял сумку и шагнул к дверям. — Думаю, придется растолковать моим сыновьям и наследникам, как важно держать язык за зубами, — задумчиво пробормотал он.

— Разве я этого не говорила? — не сумев сдержаться, невинно спросила Клеменси.

— Так… И многое вы услышали из моей вчерашней филиппики?

— Вы имеете в виду фразу «к чертовой матери всех женщин» или упоминание про несносную любопытную старую деву, которая живет по соседству?

— Ну, я выразился не совсем так… — приподняв уголок рта, возразил он.

— Нет, — согласилась она и непринужденно продолжила, — но смысл был такой. По-вашему выходит, что ни одна женщина не может быть довольной жизнью, если у нее нет мужчины. Так вот, это неправда. — Она улыбнулась Харрингтону, делая вид, что шутит. Тем не менее, ей почему-то было очень важно показать, что она не строит никаких планов ни на него, ни на двойняшек и не стремится создать счастливую семью.

Глаза Джошуа блеснули, но их выражение было таким же непонятным, как и выражение лица.

— Еще какая правда, — протянул он. — За последние годы я укрепился в этой мысли, насмотревшись на то, какие отчаянные усилия предпринимали женщины, чтобы выйти замуж за моих многочисленных знакомых мужского пола.

Голос Харрингтона был таким же небрежным и непринужденным, как и ее собственный, но внутреннее напряжение, владевшее обоими, не разрядилось, а только усилилось. Клеменси поняла: они договариваются о правилах игры, предупреждая друг друга о чем-то. Зачем, непонятно. Но доискиваться причин этого она не собиралась.

— Я куплю новое стекло, когда отведу мальчиков в школу. — Он поглядел на часы, состроил недовольную гримасу и заторопился к сыновьям. Две фигурки, склоненные головы которых едва доставали Джошуа до колена, засеменили по бокам, пытаясь приноровиться к его длинным, быстрым шагам.

Клеменси подошла к окну и смотрела вслед высокому, поджарому, уверенному в себе мужчине, пока тот не исчез за углом. Ее серые глаза были задумчивыми. Можно было восхищаться теми безрассудно храбрыми женщинами, которые осмеливались вторгаться в его личную жизнь. Она сильно сомневалась, что тот кому-то позволял собой командовать.

Завтрак! Отвернувшись от окна, Клеменси подошла к холодильнику, вынула оттуда буханку хлеба, но затем передумала и сунула ее обратно. Сегодня она решила отказаться от обычного чая с гренками и вместо этого выпить чашку растворимого кофе. Долой рутину. Вперед, навстречу опасности, насмешливо подумала она.

Клеменси включила чайник и, ожидая, пока закипит вода, взяла газету. Ее взгляд сразу же упал на карикатуру в нижней части первой страницы. Джош. Отчетливая, разборчивая подпись чем-то напоминала ее владельца. Перед глазами Клеменси снова возникло упрямое смуглое лицо.

Клеменси быстро отложила газету. Почему-то сегодня утром рисунок ее не позабавил. Она взяла кружку, села за стол и взглянула на стенные часы. Интересно, сколько времени ему понадобится, чтобы отвести близнецов в школу и купить стекло?

Она приказала себе выкинуть эти дурацкие мысли из головы и стала просматривать почту. В основном макулатура. Но среди кучи хлама обнаружилось чрезвычайно редкое послание от Дэвида Мейсона. Она тепло улыбнулась, вспомнив русоволосого молодого человека, который как-то ухитрялся решать трудную задачу и дружить одновременно и с ней, и с Саймоном.

Внезапно ее улыбка увяла. Не знал ли Дэвид все эти годы о чувствах Саймона и Лайзы? Может быть, даже временами обеспечивал ему алиби? Неужели его с Саймоном игры в теннис существовали только в воображении? Клеменси поморщилась. Проклятый Джошуа Харрингтон. Именно он виноват в том, что в мозгу снова закопошились болезненные мысли. Мысли, которые она решительно изгнала много лет назад.

Она поднялась с табуретки, взяла кружку и пошла с ней в гостиную. Кажется, машина? Она выглянула из окна в переулок. Нет, всего лишь трактор, направляющийся на ферму. Не находя себе места, Клеменси вернулась на кухню. Едва она уселась на место, как в дверь позвонили.

Пытаясь справиться с бушующим в крови адреналином, она вскочила и побежала к двери. Кажется, на этот раз Джошуа решил официально сообщить о своем визите.

Она глубоко вздохнула, открыла дверь и подавила разочарование, увидев на пороге седовласого мужчину Клеменси быстро взяла себя в руки и приветливо улыбнулась.

— Доброе утро, Уильям.

На морщинистом, обветренном лице засияла улыбка.

— Принес вам кое-что на ужин, — лаконично сказал он без всяких предисловий. Покопавшись в кармане просторной засаленной куртки, которую он носил зимой и летом и, как подозревала Клеменси, не снимал даже на ночь, Уильям вынул сверток в коричневой бумаге и сунул хозяйке в руки. — Утренняя добыча.

— Ох, какая прелесть! — с энтузиазмом воскликнула Клеменси. Стоило женщине почувствовать сквозь бумагу что-то липкое, как у нее сжалось сердце. — Сейчас посмотрю, что там такое! — Она наклонилась и погладила черно-белого колли, послушно сидевшего у ноги, обутой в резиновый сапог. — Большое спасибо. — Клеменси с улыбкой выпрямилась и только теперь заметила на тропинке шагающую к дому высокую худую фигуру.

— Домой, Джесс. — Видя, что Клеменси обрадовалась подарку, пожилой фермер довольно кивнул и пошел к калитке. Любезно поздоровавшемуся с ним Джошуа Уильям ответил каким-то односложным междометием.

— Немногословный человек, — заметил Джошуа, подойдя к Клеменси. В одной руке он нес ящик с инструментом, в другой — кусок стекла.

— Да, говорит он мало, — подтвердила Клеменси, пытаясь не замечать, как солнечные лучи отражаются от пышных темных волос и ласково освещают твердые черты его лица. — Но они с женой очень милые люди, — добавила она, ведя Джошуа в кухню. Не сумев скрыть дрожь, она положила сверток в раковину и уныло вздохнула, когда увидела вопросительный взгляд синих глаз.

— У них больше нет машины, поэтому я иногда подбрасываю их в Борнмут, — уклончиво сказала Клеменси. Она не собиралась говорить, что прошлой зимой две недели каждый вечер возила Уильяма в больницу к жене, поправлявшейся после тяжелой болезни.

— А Уильям и его жена выражают вам признательность с помощью таинственных коричневых свертков? — Джошуа поставил ящик, положил стекло и задумчиво посмотрел на раковину.

— До выхода на пенсию Уильям был егерем. — Клеменси тоже уставилась на сверток. О боже, неужели он шевелится? Нет, ей просто показалось. — И мне кажется, что он сохранил прежние связи. — Она никогда не проявляла интереса к источнику этих даров. — Чаще всего это рыба, как сегодня. Но иногда бывает кролик или даже фазан. — Ее большие, выразительные глаза потемнели. — Уильям уверен, что я… умею готовить. — Она сделала паузу и виновато выпалила: — Как это ни ужасно, но я закапываю их в дальней части сада!

— Под покровом ночи, чтобы никто не увидел? — Джошуа приподнял уголки рта и переключил внимание на заднюю дверь.

— Это не смешно, — ответила Клеменси, но все же улыбнулась, а затем вздохнула. — Надо было с самого начала сказать Уильяму правду. — Она прислонилась к раковине и как зачарованная уставилась на Джошуа, деловито вставлявшего стекло в дверь. — И признаться, что я неисправимая брезгливая горожанка. — О господи, как хочется притронуться к его сильной, умелой руке, ощутить прикосновение длинных, гибких пальцев… Она с трудом проглотила слюну. — Или притвориться закоренелой вегетарианкой, но…

Ее взгляд невольно упал на красиво вырезанные губы, и живот тут же свело судорогой. И зачем ей на ум снова пришел тот поцелуй? Только она начала чувствовать себя с Харрингтоном непринужденно, только успокоилась…

Джошуа сделал шаг назад, полюбовался своей работой, видимо, остался доволен и обернулся к Клеменси.

— Я заодно купил пару новых засовов. — Сняв свитер, он небрежно бросил его на стул. Короткие рукава синей майки обнажили загорелые руки, поросшие тонкими темными волосками.

Клеменси окаменела. Присутствие этого мужчины в ее доме и так заставляло ее нервничать. Неужели придется терпеть еще?

— Спасибо, — выдавила она. Харрингтон обратил внимание на заминку и слегка прищурился. Оставалось надеяться, что он не поймет причину этого замешательства… — Действительно, нужно было давно сменить засовы, — более непринужденно добавила она. Джошуа уже показал, как легко забраться в дом, где шпингалеты заржавели и давно не работают, скрепя сердце признала Клеменси. Тем более, что она то и дело забывала вынимать ключ из замка.

Джошуа вооружился гвоздодером и присел на корточки. Голубая парусина туго обтянула его мускулистые бедра. Клеменси заставила себя отвести взгляд.

— Кофе? — Ей нужно было чем-то занять себя. Нечего стоять и пялиться на него — вернее, пытаться не пялиться!

— Да, пожалуйста. — Он поднял глаза. — Черный. Без сахара.

— Ладно. — Его глаза под темными пушистыми ресницами были неправдоподобно синими, яркость и глубина цвета казались гипнотизирующими. Она быстро отвернулась, насыпала кофе в две кружки и тихонько выругалась, когда ложка выскользнула из пальцев и со звоном упала на выложенный плиткой пол. Клеменси наклонилась за ней и заметила взгляд Джошуа.

— Что? — безмолвно спросила она, подняв бровь.

— Ничего, — так же молча ответили невинные глаза. Харрингтон слегка улыбнулся и начал собирать инструменты.

Один черный кофе, один с молоком, решительно напомнила себе Клеменси. Она исподтишка следила за тем, как Джошуа моет руки и придвигает стул к столу. Он сел, небрежно вытянул длинные худые ноги и положил мускулистую руку на спинку стула. Это ее дом, ее кухня, и все же он чувствует себя здесь хозяином, с примесью досады подумала Клеменси.

Она поставила кружки на стол и подала одну из них гостю.

— Спасибо.

Клеменси села напротив, сделала глоток кофе и снова осторожно покосилась на Джошуа. Синие глаза пристально смотрели на ее левую руку. Предательская белая полоска на среднем пальце давно исчезла.

— Я частенько думал, что с вами случилось и как обернулось дело.

Это спокойное признание было таким неожиданным, что Клеменси невольно вздрогнула.

— Серьезно? — с наигранной беспечностью спросила она, гадая, почему ей так трудно — нет, невозможно — признаться в том же. — Мы с Саймоном расстались, когда я переехала сюда четыре с половиной года назад, — после паузы сказала она. — А через два года развелись. — Клеменси ничуть не удивилась, когда он слегка нахмурился при упоминании об этом промежутке времени.

— В тот вечер я не сказала Саймону, что знаю о его романе с Лайзой, — ровно промолвила она и увидела, что морщинка между темными бровями стала глубже.

— Почему? — тихо спросил Харрингтон.

Она отвела глаза. Потому что сама испытывала чувство вины. Из-за вас. Тогда это казалось естественным, но теперь, по прошествии лет, стало ясно, что ничего глупее нельзя было придумать. Какой-то случайный поцелуй на Новый год заставил ее считать себя виноватой перед Саймоном. Как будто это она предала, а не ее предали. Прошло почти пять недель, прежде чем Клеменси решилась поговорить с мужем начистоту.

— Думаю, я убедила себя, что он просто увлекся Лайзой и что стоит ей уехать в Америку, как все пройдет. Связи у них не было — следовательно, о физической неверности речи не шло… — Не было? Ой ли? Не сама ли она предпочла придать такой смысл подслушанным на кухне словам?

— А что было потом, когда вы наконец сказали Саймону о Лайзе? — негромко спросил Джошуа.

Клеменси пристально изучала крышку стола. Переживания Саймона из-за причиненных ей мучений были почти такими же невыносимыми, как ее собственная боль.

— Мы решили предпринять еще одну попытку. — Целых девять месяцев они бились изо всех сил, скрывая тоску под личиной наигранной бодрости. — Но ничего не вышло. Саймон не перестал любить Лайзу после ее отъезда в Америку, а я перестала тешить себя иллюзиями, что это пройдет.

Глаза Клеменси потемнели при воспоминании о печали, смешанной с облегчением, которые наступили, когда они с Саймоном наконец согласились, что их брак подошел к концу. Брак, которого, как по зрелом размышлении поняла Клеменси, вообще не следовало заключать. Саймон не любил ее с самого начала. Дружеская привязанность, возникшая в детстве и укрепившаяся за прошедшие годы, не была достаточно прочным основанием для пожизненной связи между мужчиной и женщиной. Они были друзьями, но не любовниками.

— Саймон и Лайза поженились полгода назад, — спокойно закончила она. Как ни глупо, это все еще причиняло ей боль.

— Счастливый конец. Для Саймона. — Голубые глаза посмотрели ей в лицо. — А для вас, Клеменси? Вы счастливы? — негромко спросил он.

Счастлива?

— Мне нравится жить самой по себе, — задумчиво ответила она и вдруг поняла, насколько ценит свою независимость и как неохотно рассталась бы с ней. О да, временами ей бывает одиноко, но это не слишком высокая плата за преимущества холостой жизни. Ее счастье больше никогда не будет зависеть от другого человека.

— И что, работа действительно доставляет вам удовольствие? — Он недоверчиво приподнял бровь.

— Да, — промолвила она и тут же нахмурилась, не слишком довольная складывавшимся образом уверенной в себе, независимой деловой женщины. А что, разве это не так? Джошуа Харрингтон во второй раз за несколько дней заставил ее заняться самоанализом и ощутить глубоко спрятанное чувство неудовлетворенности.

— Что ж, по крайней мере, моя карьера оказалась более успешной и плодотворной, чем семейная жизнь, — с неожиданной горечью ответила она и тут же прикусила язык, увидев, что синие глаза стали отчужденными.

— Моя бывшая жена наверняка придерживается той же точки зрения, — едко заметил Харрингтон.

Как она могла допустить столь вопиющую бестактность? Клеменси открыла рот и тут же закрыла его, поняв, что извинения только подольют масла в огонь. Она с несчастным видом следила за тем, как Джошуа допивает кофе. Лицо Харрингтона приобрело прежнее усталое и циничное выражение.

— Лора жалела о своей беременности до самого конца, — сказал он, внезапно подняв голову. — Она вернулась на работу почти сразу же после рождения близнецов, оставив детей на попечение няни. Ее репутация крепла, и она все больше времени проводила за границей. Наш дом стал для нее чем-то вроде европейской штаб-квартиры. В тех редких случаях, когда она приезжала, мы чувствовали себя чужими людьми, живущими под одной крышей.

Клеменси не сводила глаз с его лица. Голос Харрингтона был ровным, напрочь лишенным эмоций, но не требовалось большого ума, чтобы понять, каким горем обернулся для него крах семейной жизни.

— В таких обстоятельствах едва ли имело смысл поддерживать брак. Честно говоря, — сухо бросил он, — я думаю, что после того как мы расстались, Лора видела мальчиков чаще. Когда близнецы оставались ночевать в ее квартире, это было для них настоящим приключением.

Он говорит в прошедшем времени, отметила про себя Клеменси.

— Мы развелись полтора года назад, и Лора переехала в Штаты. Она видится с мальчиками, когда приезжает в Англию, звонит им, никогда не забывает поздравить с днем рождения. — Харрингтон сделал паузу. — Думаю, она по-своему любит их.

— А они не скучают по ней?

— Сначала немножко скучали, но теперь вспоминают редко. Кажется, не принимают это близко к сердцу. Впрочем, не сомневаюсь: когда мальчики станут старше, у них появится множество вопросов. — Харрингтон пожал плечами. — Дети не успели привыкнуть к Лоре, чтобы испытать чувство настоящей потери. Честно говоря, они больше переживали, когда год назад уволилась Сью, их няня. Она ушла внезапно, по семейным обстоятельствам, и у мальчиков не было времени привыкнуть к этой мысли. — Он ненадолго умолк. — Я не стал заменять Сью другой постоянной няней.

Клеменси кивнула. Он не хотел, чтобы близнецы получили новую душевную травму, если исчезнет еще одна близкая им женщина. То, что Томми и Джейми казались счастливыми и уравновешенными, несмотря на две тяжелые драмы, достигнуто только благодаря их отцу, со вздохом подумала она.

Взгляд Клеменси снова упал на сильное лицо Джошуа. Неужели женщины сыграли в его жизни такую же роковую роль? Глядя на него, было трудно поверить, что после развода он чурался женской компании, хотя явная решимость Харрингтона никого не допускать к своему домашнему очагу, казалось, исключала саму мысль о продолжительной связи.

— Ну что, пора менять базу? — насмешливо спросил грудной голос.

— Простите? — Клеменси заморгала глазами. — Я слегка задумалась, — небрежно сказала она и машинально начала подниматься, услышав звонок в дверь.

— Не вставайте, — бросил Джошуа, стремительно распрямляя свое длинное тело. — Думаю, это за мной.

К собственному огорчению, Клеменси немедленно послушалась, когда рука Харрингтона жестом велела ей сесть на место. Он приказывает хозяйке в ее собственном доме?

— Сегодня утром мне должны были ставить забор, и я приколол к дверям записку, где меня искать, — непринужденно объяснил Харрингтон, выходя в коридор. — Спасибо за кофе.

Несколько секунд спустя раздались мужские голоса, а затем дверь захлопнулась.

Вот это да! Клеменси ошеломленно посмотрела на опустевший стул и чуть не расхохоталась. Она хотела, чтобы Харрингтон ушел, но не ожидала, что это случится так быстро.

Значит, она должна просить позволения встать у этого типа? Клеменси взяла пустые кружки, понесла их к раковине и тяжело вздохнула, увидев коричневый сверток.

Не будь тряпкой, Клеменси Адамс, велела она себе, тяжело вздохнула, развернула сверток и бросила его содержимое в кастрюлю. Теперь ты живешь в деревне. Скрипя зубами, она вынула из ящика острый нож, но тот выскользнул из ее пальцев и упал на буфет.

— Ну да, я тряпка, — громко пробормотала она. — Если в дверь шмыгнет крошечная полевая мышь, я залезу на стул. Ну и что? Мне нравится быть тряпкой. Да, я не желаю учиться ездить верхом, потому что до смерти боюсь лошадей. Хватит и того, что я не слишком переживаю из-за этих огромных коров, которые пасутся за моим забором.

— И все же, несмотря ни на что, в глубине души вы жительница деревни.

Клеменси медленно повернулась туда, откуда прозвучал насмешливый бас, и увидела худощавую фигуру, стоявшую на пороге задней двери.

— Вы что, никогда не стучите? — спросила Клеменси. При виде смеющихся синих глаз ее внутренности совершили сальто-мортале. — Это была частная беседа, — с достоинством заявила она.

— Забыл ящик с инструментами, — лаконично пояснил Харрингтон. Смешливые искорки в глазах стали еще заметнее, когда он, игнорируя риторический вопрос Клеменси, подошел и встал рядом.

— Гм-м… Форель, — одобрительно пробормотал он, заглянув в кастрюлю.

— Если хотите, можете забрать, — величественно предложила Клеменси, пытаясь не реагировать на близость шести футов тугих мужских мускулов.

— Спасибо.

Вот уж кто не тратит времени на банальности, думала Клеменси, следя за тем, как Харрингтон без колебаний заворачивает и забирает рыбу. У него слова не расходятся с делом. Как всегда, прям и решителен.

— Я пообещал мальчикам устроить сегодня вечером шашлык.

— Шашлык из форели? — с сомнением спросила Клеменси, но затем поняла, что это мало чем отличается от обычной жареной рыбы.

— Мой конек, — скромно заявил он, подхватив свой ящик. На пороге Харрингтон задержался. — Если хотите, присоединяйтесь. Начало в шесть.

Клеменси замигала. Неужели ее действительно приглашают в этот мужской монастырь?

— Спасибо. Может быть, — ответила она столь же непринужденно, намеренно не говоря ни да, ни нет. — Постойте! Вы забыли еще кое-что! — Она подхватила со спинки стула свитер Харрингтона и устремилась к задней двери. Слишком поздно. Он уже ушел.

Клеменси вернулась на кухню. Обоняние дразнил запах чистого мужского тела. Аромат, слишком красноречиво напоминавший о его владельце. Она быстро повесила свитер обратно. Можно будет захватить его вечером… если она действительно решит принять приглашение.