Поверженные барьеры

Глава девятнадцатая

Алиса суетливо ходила в Пэддоксе из комнаты в комнату, переставляя цветы, которые она расставила рано утром, сдувая воображаемые пылинки со столов, поправляя портьеры, чтобы они падали более аккуратными и величественными складками. Она хотела, чтобы все приняло идеальный вид к приезду Нормана с женой.

Карлотта вышла из машины, одетая в бледно-зеленый костюм, отделанный мехом, с алыми гвоздиками, приколотыми к отвороту. Одного взгляда на брата было достаточно, чтобы Алиса поняла, что Норман изменился, выражение счастья, которое перед свадьбой часто освещало его лицо, исчезло из его глаз.

«В чем же дело?» — думала она. Она знала его таким мрачным, таким бескомпромиссно суровым во время стачек на фабриках или тяжелых потрясений в жизни.

Прежде всего она поцеловала Карлотту, а потом подошла поздороваться к брату.

— Вы довольны поездкой? — спросила она.

— Очень, — коротко ответил он.

Зная его характер, Алиса поняла, что он хочет войти в дом без расспросов и избежать приветствий и поздравлений, однако Карлотта пожала руки слугам.

По пути в столовую Алиса, слегка нервничая, спросила Карлотту, не хочет ли она осмотреть дом.

— Больше всего я хотела бы осмотреть свою спальню, — ответила Карлотта. — Я устала и вся в пыли. Мне кажется, что я провела в дороге несколько недель.

— О, пойдемте наверх, — предложила Алиса. — Я приготовила для вас большую комнату на южной стороне. Я думала, что она вам больше понравится, но все, конечно, можно изменить, если вы захотите что-то другое.

— Сейчас мне подойдет любая комната, — сказала Карлотта равнодушно. Она не смотрела на своего мужа и не делала попыток заговорить с ним, поэтому Алиса поняла, что между ними, должно быть, произошла размолвка. «О Боже, Боже, — думала она, — а я-то надеялась, что Норман будет счастлив».

Она провела Карлотту наверх, показывая по дороге на двери библиотеки и столовой.

— Вот южная комната, — сказала она и открыла дверь в просторную, залитую солнцем комнату с большими окнами. Мебель была старомодной, но прекрасно гармонировала с большой кроватью с красивым покрывалом и желтыми парчевыми занавесями, которые, выгорев от времени, приобрели густой солнечный цвет.

Карлотта подошла к туалетному столику и, сняв маленькую серую шляпу, положила ее с чувством облегчения.

— Я устала, — сказала она.

— Может, выпьете что-нибудь или принести поесть? — спросила Алиса. — Норман сказал, что в пути вы позавтракаете, иначе мы бы что-нибудь приготовили.

— Нет, мне ничего не надо, — ответила Карлотта. — Я плохо спала прошлую ночь, нас сильно укачало. Норман хотел лететь. Я жалею, что не согласилась, но я неважно себя чувствую и в воздухе.

— А я никогда не летала на самолете, — робко сказала Алиса. — Знаю, что это трусость, но действительно не могу решиться.

— Признание не совсем подходящее для сестры Нормана, не так ли? — пошутила Карлотта.

— Не говорите ему об этом, — попросила Алиса. — Не думаю, что он может представить себе подобную робость. Если ему это придет когда-нибудь в голову, то, что поделаешь, я должна буду лететь. Но я уверена, что просто умру от страха.

— Не скажу ни слова, обещаю вам, — сказала Карлотта и добавила с любопытством: — Вы боитесь Нормана?

Алиса вспыхнула тяжелым, безобразным румянцем старости, который окрасил ее бледные щеки в ярко-алый цвет.

— Нет, конечно, нет, — сказала она торопливо. — Он всегда очень добр ко мне, как, я уверена, и к вам.

— О, очень добр, — сказала Карлотта.

В голосе ее была такая горечь, что Алиса не могла не заметить этого.

— Моя дорогая, — встревоженно сказала она и сразу же осеклась. Не ее дело встревать в интимную жизнь брата и этой необыкновенно красивой девушки, на которой он женился.

Однако Карлотта обернулась и пристально посмотрела на нее.

— Что вы хотели сказать? — спросила она.

— Ничего, — поспешно ответила Алиса, — абсолютно ничего.

Карлотта посмотрела на нее проницательным, недоверчивым взглядом, и она продолжала:

— Ваш голос прозвучал так странно. Конечно, я ошиблась, но в тот момент мне показалось, что вы несчастны.

— Вы не ошиблись, — тихо произнесла Карлотта.

Алиса вздрогнула от изумления.

— Боже мой, — воскликнула она. — Вы хотите сказать, что вы несчастны? Это ужасно. Что же делать? Как мне вам помочь?

— Никто не может мне помочь, — возразила Карлотта. — Это полностью моя вина. Вот вам и счастливое возвращение домой!

— Что же делать? — огорченно спросила Алиса. — Я хотела бы помочь вам. Вы должны позволить мне…

— Глупо было говорить вам об этом. Я должна справиться со своими бедами сама. Я достаточно взрослая. — Она пожала плечами. — Что ж, покажите мне дом, — сказала Карлотта, и добавила: — Норман говорит, что вы покидаете Пэддокс. Это правда?

— Совершеннейшая правда, — ответила Алиса. Тон ее голоса изменился, в нем зазвучало возбуждение.

— Вам необходимо уехать? — неосторожно спросила Карлотта. — Вы знаете, я хотела бы, чтобы вы остались.

— О! — в восклицании Алисы отразились ужас и уныние.

— Вы не хотите здесь оставаться, — сказала Карлотта. — Тогда, конечно, уезжайте. Я подумала, может быть, вам не хочется передавать этот дом мне.

— Мне это безразлично, — торопливо сказала Алиса. — Видите ли, Норман купил маленький домик для меня, тот же, в котором я жила раньше. Он очень мал, но я люблю его. Только там я счастлива.

Она задумалась, а потом сделала самый героический жест в своей жизни.

— Но если вы хотите, чтобы я осталась, — медленно проговорила она. — Если вы на самом деле хотели бы этого, Карлотта, то, конечно, я бы осталась.

Карлотта покачала головой.

— Я не отниму у вас ваш маленький домик ни за что на свете, — сказала она.

— Вы уверены в этом? — с сомнением спросила Алиса.

— Совершенно уверена, — ответила Карлотта.

Они вместе прошли по дому. Карлотту мало интересовали туалетные комнаты, ванны, спальни, большинство которых было закрыто пыльными чехлами.

Когда они достигли первого этажа, от ее нового дома у Карлотты осталось ощущение пустоты. Гостиная имела заброшенный вид, и чувствовалось отсутствие женщины, которая любила бы этот дом и гордилась им.

Библиотека, где Норман работал и отдыхал, уставленная книжными полками, хранила атмосферу суровости. Письменный стол был завален письмами и документами, ожидавшими его возвращения. Когда они вошли, он читал газету. Увидев женщин, он медленно встал без слова привета.

— Я показываю Карлотте дом, — нервно сказала Алиса.

Карлотта заметила, что она боится брата, относится к нему почтительно и как бы опасается, что он будет недоволен каждым ее словом.

— Дом ей понравился? — спросил Норман.

Карлотту задел и тон Нормана, и то, что он не обратился к ней. На ее губах появилась слабая улыбка.

— Здесь много места для детских комнат, не так ли, Норман? — сказала она.

Алиса закашлялась от изумления, а Норман прямо посмотрел на Карлотту.

Она видела гневный блеск в его глазах и по тому, как он сжал губы, поняла, что он в бешенстве. Она засмеялась. Затем, взяв Алису под руку, повела ее к двери.

— Хотя для этого есть время, — проговорила она через плечо. — До свидания, Норман, я тебя больше не потревожу.

Она была довольна, что уколола его, что первый раз одержала над ним верх, но не знала, что, когда они вышли, Норман опустился в кресло и закрыл лицо руками. Он долго сидел, не двигаясь. Наконец, с глубоким вздохом, который шел, казалось, из глубин его сердца, он пошел к письменному столу и сел, глядя на груду писем и бумаг. Затем он взял себя в руки и, как бы сбросив с себя невыносимую тяжесть, начал работать. Прошел почти час, он еще работал, когда возле него зазвонил телефон.

Он взял трубку и несколько минут слушал в молчании. Затем отрывисто сказал:

— Выезжаю.

Он позвонил дворецкому и приказал немедленно приготовить машину.

— Как можно скорее, — приказал он.

— Хорошо, сэр Норман, — сказал дворецкий. — Не хотите ли чашку чая перед уходом? Чай накрыт в столовой.

— Леди Мелтон там? — спросил Норман.

— Думаю, что там, сэр Норман.

Норман подошел к столовой и открыл дверь. Карлотта и Алиса сидели у окна.

— Я еду на фабрику, — обратился он к ним. — В цеху авария. Когда вернусь, не знаю.

— Авария! — сказала Алиса. — Надеюсь, никто не пострадал.

Норман не ответил. Он уже закрыл за собой дверь, сбежал вниз и нетерпеливо ждал, когда подъедет машина.

— Как вы думаете, что случилось? — спросила Карлотта.

— Не знаю, — сказала Алиса. — Иногда ничего страшного нет, но однажды, шесть лет тому назад, погиб один из рабочих, и Норман ужасно переживал этот случай. Никто не был виноват, этот человек поскользнулся и попал в машину; но, конечно, допросы и расследования — все это очень неприятно.

— Вы когда-нибудь сами ездили на фабрику? — спросила Карлотта.

Алиса покачала головой.

— Я была там только дважды, — ответила она, — один раз, когда Норман вступил во владение предприятием и еще раз, когда он получил звание барона. Там был прием, и мне пришлось сопровождать нескольких гостей.

— Я хотела бы поехать туда, — сказала Карлотта. — Хотела бы увидеть то, что занимает по крайней мере три четверти мыслей Нормана.

— Мне кажется, что его мысли были полностью заняты делом до вашего появления, — застенчиво сказал Алиса.

— Не думаю, что я что-то внесла в его жизнь, — с горечью сказала Карлотта. — Да вы и сами скоро увидите, что он столько же работает и так же предан большому бизнесу, как и раньше.

— Надеюсь, что это не так, — возразила Алиса. — Норман всегда был очень одинок. Временами он был отчаянно несчастлив.

— Не может быть, — сказала с удивлением Карлотта. Ей было странно слышать, что смешная старомодная сестра жалеет Нормана.

— Он был очень несчастлив в своем первом браке, — продолжала Алиса. — Я знала это. Я часто видела его, потому что Эвелин никогда не приезжала в Мелчестер. Она любила жить только в Лондоне. Когда Норману приходилось ночевать здесь, он приезжал сюда и неизменно старался попасть домой на ланч, если работа полностью не отнимала его время.

— Почему же их брак был так несчастлив? — спросила Карлотта.

— Она была очень горда, — сказала Алиса, — и очень жестока по отношению к нему.

— Жестока? — Как эхо повторила Карлотта.

— Мне трудно объяснить, что я имею в виду, но она всегда говорила с ним так, как будто бы презирала его. Она меня презирала тоже. Конечно, я этого ожидала. В конце концов я — никто, а она была высокородная леди. Их герб носили много поколений.

— Чудовищно, — сказала Карлотта. — Я едва могу поверить в это. А почему вы не думаете, что она хотела быть другой, но не умела выражать свои чувства?

— Я не думаю, что у нее были какие-нибудь чувства, — сказала Алиса. — Она была похожа на статую, прекрасную, неподвижную и холодную. Мне казалось, что она сделана из мрамора.

— Бедный Норман, — сказала Карлотта, и в этот момент действительно думала так.

— Как-то, — продолжала Алиса, — Норман признался мне, что совершил ошибку. Вы никогда не должны рассказывать ему об этом, иначе он возненавидит меня за то, что я не оправдала его доверия. По временам он просто патетичен. Но я чувствую, что вы и он будете счастливы вместе. Вы приехали усталые, а может между вами было какое-то недоразумение. Любящие часто ссорятся, не так ли?

— Очень часто, — сухо сказала Карлотта.

— Видите ли, вы так красивы и так молоды, вы совсем другая, чем была Эвелин, — продолжала Алиса. — Прежде всего Норману необходима нежность, чтобы кто-то радовался, когда он вечером приходит домой, чтобы он кому-то принадлежал. Странно, что я говорю вам об этом, но я часто размышляла о его жизни. Я почему-то становлюсь глупее, когда говорю с Норманом. Он разговаривает со мной, но я не могу ему ответить так, как надо. Я уверена, что вы сможете держать себя с ним так, как надо, и дадите ему все, в чем он нуждается.

— В чем же он нуждается? — сказала Карлотта. — Я убеждена у него есть все на свете.

— Все на свете! — повторила Алиса с удивлением. — Надеюсь, вы думаете так не потому, что у него есть деньги? Он одинок, разве вы не видите? У него нет друзей в том кругу общества, к которому он принадлежит, и он не завел их там, куда поднялся. Я осталась такой, какой была, но все это не имеет для меня значения, и, больше того, мне будет гораздо лучше, когда я вернусь в свой маленький дом. Там есть несколько соседей, с которыми я могу иногда посидеть за чашкой чая. Но Норман другой. Он так честолюбив! Люди из Мелчестера перестали удовлетворять его по мере развития его карьеры, а людям из Лондона, таким, как Эвелин, он был не нужен, им нужны были только его деньги. О, я знаю, что не должна была говорить об этом, но я все видела, все знала долгие годы и держала это в себе. Иногда он возвращался ко мне с одного из таких грандиозных приемов в Лондоне, и я знала, что они ему не по душе. Люди относились к нему либо пренебрежительно, либо так неискренне льстили ему, что он это сразу видел. После всех этих лет упорного труда у него ничего не было, кроме денег, и сейчас, когда они у него есть, он не знает, что с ними делать.

— Я никогда так не думала о нем, — медленно сказала Карлотта.

— Но теперь все может измениться, — серьезно продолжала Алиса. — Вы поможете ему, дадите ему почувствовать, что он не одинок, не чужой в этом великосветском обществе. Вы так хороши собой, что вам будут рады везде, независимо оттого, есть у вас деньги или нет.

— Неизвестная актриса? — спросила с улыбкой Карлотта.

— Это ничего не значит, — сказала Алиса. — Насколько я могу видеть, в вас есть главное, что имеет значение в обществе, — самоуверенность. Пожалуй, правильнее будет сказать — уверенность в себе. Она проявляется во всем — в вашей походке, в пожатии руки, в улыбке. А у Нормана этого нет. Вы научите его, Карлотта, вы обещаете?

Глядя в глаза Алисы, в ее серьезное лицо, понимая, что она старается донести до нее свои сокровенные мысли, Карлотта быстро и искренне ответила:

— Обещаю вам, что я постараюсь.