Они вышли из гостиницы и поехали на Ранчо. Для Рейчел это было как возвращение домой. Она знала и любила каждую пядь большого П-образного строения – от изящной лестницы, ведущей мимо столовой к центральному внутреннему двору, до кирпичной печи за домом. Через патио они прошли на веранду, где по обеим сторонам огромной дубовой двери располагались деревянные скамьи, покрытые замысловатой резьбой.
Едва вошли внутрь, как почувствовали прохладу.
– Стены здесь в три фута толщиной, – объяснила она Заку. – Они защищали и от перемен погоды, и от нападений индейцев.
– Потрясающее помещение, – сказал он, опуская взгляд с высоких потолочных балок к массивному каменному камину.
– Это главная комната или зала. Здесь собиралась вся семья, проводились праздники, ну и тому подобное. Хочешь, я покажу тебе все?
– Спасибо. Только давай сначала найдем Курта.
Тот оказался в столовой. Он расстелил на дубовом полу толстые изоляционные коврики и как раз начал распаковывать аппаратуру.
– Ты будешь здесь? – спросил он Зака. – Ранчо закрывают, и я не прочь был бы перекусить, а оставлять это без присмотра не хочется.
– Давай. Я подожду. Заодно проверю оборудование, – согласился Зак. Курт, ухмыльнувшись, исчез.
Рейчел взирала на скопище камер, металлических ящиков и штативов – всей этой электронной премудрости, так не соответствующей старинному убранству комнаты. И все эти современные штучки против одного маленького привидения? Честно ли?
– С чего мне начать объяснения? – спросил Зак, останавливаясь возле коврика.
Она показала на цилиндрический предмет, напоминающий объектив фотоаппарата:
– Что это?
– Спектрометр.
Уголки ее губ поползли вниз.
– Ну конечно – спектрометр.
Он улыбнулся.
– Это насадка на фотоаппарат. Когда я фотографирую объект – скажем, птицу, – спектрометр разлагает свет, и я получаю спектральную – или цветовую – характеристику птицы.
– Угу.
– Сейчас, я покажу. – Он открыл футляр фотоаппарата и порылся внутри. Достав пачку фотографий, протянул ей. – Эти снимки сделаны с помощью спектрометра.
Рейчел уставилась на цветовые пятна. Он перегнулся через ее плечо и показал на одно из пятен:
– Это орел. Различаешь контур?
– Да, – соврала она, вдруг встревожившись. Нет! Опять то же самое – внезапное влечение, лишающее ее власти над собой. И она не знает, как противиться этому. Преодолеть непреодолимое, восстать против собственной природы. Не к добру это. Ох, не к добру.
Он продолжал, явно не замечая состояния слушательницы:
– Допустим, я сделал снимок, не зная, что перед объективом была птица. Чтобы узнать, что же было сфотографировано, я могу послать снимок в лабораторию для идентификации. Там ее классифицируют, сравнив со стандартными спектрограммами.
Она старалась сделать вид, что не реагирует на его близость, и говорить ровно и связно.
– А при чем здесь охота на призраков?
– Теоретически призрак – это скопление энергии, которое я могу сфотографировать. Поэтому мы расставим аппараты в стратегических точках. Некоторые будут снабжены спектрометрами, часть – стандартные 35-миллиметровые модели, а остальные – с инфракрасной пленкой. Если Франциска появится, мы сможем получить изображение с помощью одного из фотоаппаратов. Мы ищем чего-либо не укладывающегося в обычные представления.
Она заинтересовалась:
– А как вы решаете, когда делать снимок?
– Мы пользуемся детекторами звука и движения. Детектор срабатывает, и аппарат делает серию снимков, которые мы позже анализируем. Что не возьмет спектрограф, может выйти в инфракрасных лучах. Все, что мы не сможем расшифровать, будет отправлено в лабораторию для анализа.
– Звучит резонно.
Он отошел, возвращая спектрометр на коврик, а она испугалась, почувствовав укол сожаления. Она хочет его близости, хочет его прикосновений. Но то, чего она хочет, недопустимо, чревато и… неуправляемо.
– А это что? – спросила она, ткнув наудачу в черный металлический корпус со множеством циферблатов и переключателей на передней панели.
– Катодный магнитометр.
Она подняла прибор и кивнула:
– Слыхала.
– Хорошо. Значит, можно не объяснять.
Она взглянула сквозь пронизанную солнечными лучами челку.
– Объясни, если хочешь.
В его глазах замерцало зеленоватое золото.
– Хочу.
Он снова подошел и поднял магнитометр. Нагнувшееся к прибору лицо почти касалось ее щеки. Закрыв глаза, она вдохнула его запах. Запах мыла, чистоты и свежести с легким цветочным оттенком. Запах одеколона – сложный аромат с кедровым тоном. И еще какой-то запах. Что-то очень милое, наполнившее ее бархатистым теплом, принесло чувство защищенности и…
У самого уха раздался смех.
– Тебе бы стоило посмотреть, чтобы понять, как он действует, – сказал он хрипловато.
Глаза раскрылись и невидяще уставились на прибор. Он понял? Подозревает? Господи, помоги.
– Я смотрю. А что же я делаю?
– Вот и прекрасно. – Он похлопал по корпусу. – Это катодный магнитометр.
– Ты уже говорил.
– Рад, что ты слышала. По другой теории, появление призраков вызывает возмущение магнитного поля. Это устройство фиксирует малейшее возмущение.
Она удивленно смотрела на шкалу.
– Стрелка не движется.
– Нет.
– Он сломан?
– Нет.
Наверняка сломан. Ее магнитное поле должно бы все вокруг привести в возмущение.
– А есть у тебя что-нибудь работающее? – спросила она.
Он забрал магнитометр, поставил на коврик и взял другой прибор – квадратный, с большим окошком и рулоном бумаги внутри. Он включил прибор в сеть.
– Это термометр, фиксирующий изменение температуры за определенный период времени. Мы поставим его здесь, поскольку именно здесь Элси Макдональд отметила холодную область. – Он щелкнул переключателем – прибор заработал. Вскоре перо стабилизировалось на уровне восьмидесяти градусов[3] по Фаренгейту.
– Восемьдесят? – с сомнением спросила Рейчел, опускаясь на колени возле прибора. – Это гораздо больше, чем должно быть здесь.
Намного, намного больше. И становится еще больше с приближением Зака. Они не сводили глаз с пера, которое опустилось градусов на пять, а потом вдруг упало до шестидесяти[4]. Она снова ощутила кедровый запах его одеколона. Кедр и тот, другой, милый, неуловимый запах. Она нахмурилась, осознав, что ей знаком этот аромат. И вдруг широко раскрыла глаза. Гардения!
Она еле сдерживала возбуждение.
– Зак!
Он постучал по корпусу термографа.
– Нужно будет Курту проверить юстировку. Наверно, сбилась при транспортировке.
– Зак! Что это за запах?
– Какой запах?
– Ну этот, цветочный.
Он выдернул вилку из сети и убрал прибор.
– Может, духи? Она вскочила.
– Это же гардения, чувствуешь?
– Не знаю. – Он пожал плечами. – Может быть.
– О Господи, она здесь. – Рейчел повернулась на месте, пытаясь увидеть все сразу. – Франциска здесь, Зак. Быстрее, сделай что-нибудь! Включай свои духозаписывающие машины. Франциска здесь!
– Рейчел! Осторожнее с этим. Это очень точный прибор.
Она шлепнула ладошкой по корпусу.
– Свинская жестянка! Он не работает! Сделай что-нибудь. – В отчаянии она снова повернулась. Споткнувшись о край коврика, упала, сильно ударившись. Сережка тетушки Франциски выскочила из уха, подпрыгнула на деревянных половицах и откатилась к ногам Зака. – Это не я, – сообщила Рейчел. – Это она.
Он досадливо фыркнул.
– Сережка выпала у тебя из уха.
– Это Франциска выдернула, – упрямо настаивала она. – Так же, как пыталась сделать с бриллиантами Элси Макдональд.
Он нагнулся и поднял сережку.
– Сначала я должен был поверить в привидение. Теперь я должен поверить в привидение с сережкоманией?
– Да.
– Ничего не «да». – Он подошел, подал руку и рывком поднял ее на ноги. Протянул сережку: – Надень и подай магнитометр.
Она машинально повиновалась.
– Что еще должна сделать Франциска, чтобы доказать тебе свое существование? Твои собственные инструменты зарегистрировали ее присутствие. По крайней мере один из них. Ему-то ты веришь?
– Нет.
– Нет. – Она сверкнула глазами. – Нет? Я думала, что ты основываешься на фактах, цифрах и величинах.
– Я основываюсь на проверенных фактах, цифрах и величинах. – Он сердито нахмурился. – Так и рождаются слухи о привидениях. Берешь несколько простых совпадений и раздуваешь без меры.
– Запах гардении, падение температуры… – она схватилась за ухо, – сережка падает на пол. Все это совпадения?
– Да.
– Ерунда! Точно так же было и с Элси Макдональд. И все это – совпадения?
Он легонько встряхнул ее за плечи.
– Остановись и подумай, Рейчел. Я включил прибор в сеть, и он записал ошибочную температуру. Ты чувствовала холод?
Она упрямо сжала губы.
– Какой холод, когда ты прилип ко мне?
– Прилип к тебе?
– Ты мне чуть на голову не залез. А когда ты так близко, я и нового ледникового периода не замечу.
В сузившихся глазах она прочитала мгновенную догадку и застыла, чувствуя, как кровь приливает к щекам. Он понял! Он понял, что она чувствует. Он медлил, очевидно решая, как отреагировать. Потом губы сложились в улыбку, а в глазах зажглись чувственные золотистые огоньки. В отличие от того раза в гостинице теперь он, кажется, не станет противиться, не проигнорирует того, что так явно написано на ее лице.
– А запах, который ты все-таки почувствовала, – проворковал он, – это как же?
Она сглотнула.
– Ну… сначала я думала, что это ты.
– Я?
– Твой одеколон. – Она неловко поежилась. – Такой, с запахом кедра. И еще этот второй, цветочный запах. Я подумала, может быть, это твое мыло.
Он подошел ближе.
– Ты интересовалась моим запахом?
– Не то чтобы… – Она быстро отступила. – Чисто в деловом отношении. Я пыталась определить, не запах ли это гардении.
– А сейчас ты чувствуешь мой запах?
Она принюхалась.
– Да.
– Я все еще пахну цветами?
Она снова принюхалась. «Запах Зака» наполнил ее легкие, и на мгновение ей показалось, что это наслаждение нельзя пережить.
– Цветами не пахнешь, – признала она напряженным голосом.
Он придвинулся.
– А гардениями?
– Ни намека.
– И, почувствовав мой запах, ты пришла в возбуждение. Верно?
Она облизнула губы.
– Думаю, «возбуждение»… это несколько преувеличено.
– Ты зацепилась о коврик и упала.
– О'кей. Я была возбуждена. И что же?
Он сжал ладонями ее бедра и прижал к себе, а она боролась с желанием вжаться в это большое тело, которое так удивительно подходило к ее собственному – ноги, бедра, руки будто были созданы специально для того, чтобы соединиться. Ни с каким мужчиной она не ощущала такой физической гармонии. И это при том, что во всем остальном они были совершенно несовместимы.
– Ты ударилась достаточно сильно, чтобы сережка могла выпасть, – ворковал он. – Разве не так все получилось?
– Нет, – простонала она.
Он прижал ее еще крепче и опустил голову, почти касаясь губами губ. – Я думаю, все случилось именно так, – сказал он. И поцеловал.
Его губы были убедительнее слов. Они стирали все мысли, все доводы, стирали все, кроме частого стука сердца. Она уцепилась за его рубашку, комкая тонкий хлопок. Внезапно снова стало жарко – на этот раз мгновенно и невыносимо, и от неистового желания перехватило дух.
Казалось таким правильным быть в его объятиях. Правильно, что он целует ее. Правильно целиком отдаться прикосновению, вкусу, его запаху. Часть ее выскользнула и вошла в человека, прижимавшего ее к груди. И в это мгновение она поняла, что изменилась и уже никогда не будет такой, как прежде.
Последнее, что она слышала, прежде чем забыться в раю его объятий, был стук снова выпавшей сережки тетушки Франциски.
– Я вижу, как удача входит в твой дом.
Рейчел сидела на столе и слушала вполуха, как Мадам Зуфало гадает Нане на хрустальном шаре. Взгляд ее был направлен на предупредительное письмо в руке. Положение ухудшалось с каждым днем. Согласно этому документу, Нану должны были скоро вызвать в суд за просрочку выплаты долгов. И, если не рассчитывать на выигрыш в лотерее, сделать она ничего не могла.
– Я вижу огромное состояние. Оно появится из совершенно неожиданного источника.
Всеми силами пытаясь не дать воли отчаянию, Рейчел достала медальон Франциски. Если бы только ее желание сработало побыстрее!.. Ясно, что деньги не были безосновательным желанием. К несчастью, чтобы от этого желания был прок, оно должно было осуществиться чертовски быстро.
– Я вижу внешнее влияние. Это мужчина. Я вижу… Боже милосердный. Я вижу любовное приключение. Бьюла, дорогая, неужели ты нашла себе возлюбленного и скрыла от меня?
Что делать? – думала Рейчел. Как убедить человека, не верящего даже в любовь, в существовании призрака? Она думала о Заке – мистере Факты, Цифры и Величины. И о его поцелуе. Несомненно, он видит в этом… химическую реакцию или какую-нибудь другую научную нелепицу. Только… как может быть такой поцелуй объяснен в точных терминах? Она скривилась. Можно не сомневаться: он найдет способ.
– Франциске нужен контакт. Она хочет сказать тебе что-то.
Рейчел сжала медальон. Помоги мне, Франциска. Докажи Заку свое существование. Она нахмурилась, направляя мысли в деловое русло. И дай мне эти деньги, быстрее!
– Я вижу блеск… Боже мой, какое великолепие! Я вижу блеск бриллиантов!
Рейчел сжимала медальон. Мистер Сантос сказал, что они могут решить финансовые проблемы, продав Франциску. Но Нана непоколебима. Какой бы тяжелой ни была ситуация, медальон должен остаться в семье. А если они решатся на такую крайнюю меру, что станется с ее собственными верой и надеждой? Если она больше не сможет опереться на них, то на что надеяться? Какие шансы останутся любви?
– Я вижу, как ты находишь процветание там, где менее всего ожидала, прямо у себя под носом.
С немузыкальным мявом Сникзиф прыгнул к Рейчел на колени и уронил на стол сережку Франциски. Она машинально сунула сережку в карман.
– А где вторая, Сник? – спросила она, почесывая израненное в боях ухо. Кот закрыл глаза, игнорируя вопрос. Громовое мурлыканье сотрясало его горло, и от этого звука становилось уютнее.
Может быть, хватит беспокоиться о себе и пора заняться более насущными проблемами? Как, например, спасение Наны от финансового краха. Для чего нужно одолеть Зака. Если устранить поставленные им препятствия, можно будет продать книгу и получить деньги, в которых они так отчаянно нуждаются.
Закончив гадание, Мадам Зуфало подошла к Рейчел и села рядом, похлопывая девушку по руке.
– Твоя аура такая… такая бесцветная, моя милая. Я вообще с трудом ее различаю. Что случилось?
Рейчел вздохнула.
– Разве вы не знаете?
– Книга, наверно?
– Это одно. Звонил мой агент и сказал, что книгу, несомненно, удастся продать, если Зак не разоблачит Франциску.
– Печально. – Тюрбан медиума блеснул в луче солнечного света. – Я ждала неприятностей от профессора Кингстона.
– И еще каких! – Рейчел подперла подбородок ладонью. – Зак с помощником устанавливают на Ранчо все это оборудование. Вы в жизни не видели столько штуковин.
– Электронное оборудование?
– Да. Собираются с его помощью доказать, что Франциски не существует. Зак пытался объяснить мне, что это за штуки и как они работают, чтобы я могла понять их эксперименты. Но у меня нет таких знаний, чтобы проанализировать результаты. Как я могу оспаривать их заключения, если не знаю, что оспариваю?
– Ты здраво смотришь на вещи, моя милая. Скажи, ты помнишь, что там за оборудование?
Она невидяще смотрела на медиума. Здесь ее фантастическая память была бессильна. Зак надорвал бы живот от смеха, увидь он эту сцену. Суть в том, что, как только дело касалось техники, ее голова отказывалась работать. И все же ради Мадам Зуфало она сделает все, что в ее силах.
– Там был магнотубный косометр.
– Катодный магнитометр?
– По-моему, именно так он и назывался. – Рейчел напрягала память в поисках других названий. – И еще термо-что-то и свекро-как-то.
– Термограф и спектрометр, я думаю.
Рейчел выпрямилась.
– Вы знаете эти штуки?
– Хмм, – сказала медиум. – У меня было беглое знакомство с ними.
Это была надежда.
– Зак сказал, что я могу привести специалиста, чтобы проверить аппаратуру. Вы можете это сделать, правда?
– Ты права, я разбираюсь в этом, – согласилась Мадам. – Но не думаю, что я…
Рейчел схватила ее за руку.
– Пожалуйста. Это так много значит для Наны и для меня. Вы же верите во Франциску, правда?
– Ну конечно!
– И вы можете сказать, посмотрев на все эти штуки, правильные ли они?
Мадам фыркнула.
– Меня нелегко одурачить.
– Значит, вы сделаете это?
– Хорошо. Мадам Зуфало поможет тебе. – Ее лицо посуровело. – Но при одном условии.
– Назовите.
– В отсутствие профессора Кингстона.
– Это может оказаться хитрой задачей, но я думаю, что смогу устроить. – Рейчел склонила голову набок, вдруг заинтересовавшись. – А почему вы не хотите встречаться с ним?
– Потому что… – Мадам откашлялась. – Потому что маловеры дурно влияют на мою силу. Она искоса взглянула на Рейчел. – А он – из самых закоренелых, не правда ли? У Рейчел опустились плечи.
– О да. Я бы тоже так сказала. И еще бы добавила.
Мадам Зуфало глянула поверх очков и опустила свой тюрбан пониже на лоб.
– Дальше – больше. Насколько я поняла, у них видеокамеры в каждой комнате, и на каждой детекторы звука и движения. Кроме того, кинокамеры по всей колокольне и на кладбище. У них инфракрасная пленка, устройства для скоростной съемки, спектрометры и тому подобное.
– Зак сказал, что они используют все возможности, – почувствовала себя обязанной пояснить Рейчел. – Франциска обязательно должна быть зафиксирована хотя бы одним из всех этих устройств.
– Ммм. Боюсь, так. Обмануть их очень трудно.
Рейчел нахмурилась.
– В каком смысле «обмануть»?
Мадам Зуфало подняла брови.
– В смысле, Франциска в конце концов окажется заснятой. Какой еще, по-твоему, может быть смысл?
– О, я…
– Так, магнитометры и спектрографы установлены в столовой, на колокольне и на кладбище, – продолжала Мадам. – На эти повлиять нетрудно.
– Нетрудно повлиять?
– Да. – Длинным тонким пальцем Мадам постучала себя по подбородку. – Проблема в том, что во всех трех местах стоят детекторы движения и звука. А они очень чувствительные.
– Это хорошо, правда?
Мадам широко улыбнулась.
– Очень хорошо. Именно то, что нужно, чтобы поймать наше маленькое привидение. – Брови упали. – Равно как и что бы то ни было, проходящее мимо.
– А, я понимаю. Они могут сработать и на какого-нибудь зверька?
– Да, четвероногого… или… – последние слова она произнесла совсем тихо, – или двуногую разновидность.
Рейчел кивнула.
– На кого-нибудь из охраны, например.
Мадам зарычала.
– Здесь еще и охрана?
– В этом есть смысл, правда?
– Да, конечно, – проворчала Мадам. Потом ахнула: – Профессор.
Рейчел оглянулась через плечо и удивленно раскрыла глаза.
– Он сказал, что больше не придет. Извините, я…
– Извинения приняты. Мне пора. – Мадам заспешила к выходу.
Рейчел подождала Зака.
– Я думала, ты не появишься, – сказала она, стараясь, чтобы радость была не слишком заметной.
– Я услышал, что ты нашла специалиста по электронике, и решил познакомиться с ним. – Наблюдая за торопливым удалением Мадам Зуфало, он нахмурился. – Она. Во всяком случае, очень похожа. Я ее знаю?
– Не думаю, – медленно ответила Рейчел.
Она об этом не упоминала.
– Нет, наверно, ошибся. – Он перевел взгляд на девушку, и в этом взгляде была какая-то решительность. – Нам нужно обсудить другое.
Она взглянула в недоумении.
– Что?
– Тот поцелуй, – пояснил он. – Я хочу поговорить о нем.
Она не придумала, что сказать, и просто кивнула. Но, заметив холодную отчужденность и решительно выдвинутую челюсть, решила, что разговор будет не слишком интересным.
– Между нами существует влечение, – начал он. – Лучше всего его можно бы описать в химических терминах.
– Химических, – повторила она с ободряющей улыбкой. – Химия – это хорошо.
– Нет, химия – это плохо, – возразил он. – По крайней мере в нашем случае. Мы совершили ошибку. Но это был всего лишь поцелуй. Минутный порыв – не более. Это не должно повториться.
Недоумение, смешанное с сожалением.
– Не должно?
– Нет. Не должно. Ты была взволнована показаниями Элси, и когда приборы немного взбрыкнули… – Он пожал плечами.
Она знала, что найдется рациональное объяснение. Просто знала.
– Дай-ка я уточню, – сказала она. – Я перевозбудилась из-за неисправного оборудования?
Он кивнул.
– И потому, что подумала, будто появилась Франциска.
– Комбинация двух условий плюс эти химические дела послужили причиной… спонтанной вспышки? Ты об этом говорил?
– «Взрывная реакция» было бы точнее.
Злость Рейчел разгоралась.
– И чтобы произошел новый взрыв, необходимы аналогичные условия?
– Да. – Он помрачнел.
– А сейчас твоя аппаратура в порядке?
Он чуть улыбнулся.
– Да.
– Франциска делает что-нибудь неподобающее?
Он осмотрелся.
– Нет, насколько я могу судить.
– Тогда объясни это. – Она ухватила его за рубашку и дернула. Закинула руки ему за шею и поцеловала крепко и долго. Но если ожидала встретить сопротивление, то очень ошиблась. Он обнял ее, притиснул и ответил на поцелуй. И снова они были охвачены желанием таким отчаянным, что у нее помутилось в голове. Потом они слились в одно целое, и она почувствовала, будто возносится к звездам. В этой реакции не было ничего рационального. Абсолютно ничего.
Ей пришлось оторваться, чтобы перевести дыхание, но говорить внятно она смогла не скоро.
– То, что мы испытывали, – произнесла она, задыхаясь, – это была химия, да?
Он жадно глотал воздух.
– Да. Летучие соединения, если я не ошибаюсь. Она смотрела, все еще держась за его рубашку.
– И ничего иррационального, неощутимого, непостижимого?
– Нет, если в определения этих слов не входят вожделение, суетность и… не повторить ли нам?
Ее накоротко замкнутые мозговые клетки начинали работать.
– Дай-ка я уточню. Ты испытывал такие ощущения с каждой женщиной, которую целовал?
Он отодвинулся на дюйм, глядя с подозрением.
– О чем это ты? Чего добиваешься?
– Я добиваюсь «да» или «нет», – ответила она. – Потому что, если ты скажешь «да», значит, все эти годы я делала что-то неправильно, и хотела бы знать что.
– Тебя так не целовали раньше?
Она покачала головой.
– Нет. Определенно нет. Абсолютно.
Его лицо стало хищным.
– Ты бы хотела, чтобы тебя снова так поцеловали?
– Да. – Она отступила, пока он не перешел от слов к делу. – Но не только из-за суетности и вожделения. И не только потому, что ты хочешь повторить.
Он сложил руки на груди.
– Понимаю. Ты хочешь также иррационального, неощутимого и непостижимого.
– Наверное, да. – Она задумалась. – Да. Я хочу того, что было у Наны и моих родителей. Я хочу… мне нужно… непреходящее.
Его лицо стало отчужденным.
– Я солгал бы, сказав, что способен на такое. Это не в моих правилах. Я не склонен декорировать физическое желание миленькими бантиками и ленточками. И я не верю в долгие связи. Я могу принадлежать кому-то. Но не полностью.
– То, что для тебя иллюзия, для меня – факт, – пыталась объяснить она. – Мне нужны бантики и ленточки жизни. Я пропала бы без них.
– Рейчел, я парень простой и карты под стол не прячу. Я не люблю фокусы. Не люблю ложь. И я не люблю надувательства. Поэтому скажи, с чего вдруг возник разговор о постоянных отношениях? Насколько отчаянно ты решила защищать свое привидение? Настолько, чтобы использовать для этого секс?
Она не сразу осознала смысл его слов. А когда осознала, ей показалось, будто внутри у нее что-то умерло. Лучше узнать сейчас, говорила она себе. Лучше знать, что до звезд не дотянуться. Лучше узнать это, пока жажда прикоснуться к ним не станет слишком сильна.
– Я уже говорила тебе. Никогда, в каком бы отчаянном положении я ни находилась, я не смогу использовать секс для достижения какой-то цели. Как тебе только в голову такое пришло?
– Потому что уже была одна попытка.
Он оглушил ее этим кратким ответом.
– Не с моей стороны, – огрызнулась она. – Только не с моей стороны.
Он промолчал, а ей так хотелось узнать, поверил ли? Насколько она успела узнать мистера Факты и Цифры, чтобы поверить, ему было нужно провести научный эксперимент. А насколько она успела узнать, как теряет контроль над собой в его присутствии, она бы этот эксперимент провалила. Безнадежно.
Он шагнул вперед, схватил ее плечи и нежно провел большим пальцем по ключице.
– Я шел сюда с намерением держать чувства на запоре. Меня влечет к тебе, Рейчел. Признаю. Я даже хочу продлить наши отношения на какое-то время. Но не надейся, что я позволю такой посторонней вещи, как сентиментальные чувства, повлиять на мои эксперименты.
Она закрыла глаза.
– Не бойся, – прошептала она. – Больше не помешают.
Он наклонился и поцеловал ее, страстно, жадно. Еще один – последний – раз коснулась она звезд, прежде чем с мукой оторваться. Потом побежала, побежала через двор, через ворота, открывающиеся в чистое поле. Она понимала, что бежит от того, чего желает более всего на свете из всех сокровищ, земных и небесных.
Что-то беспокоило Рейчел. Она никак не могла понять что, но какая-то мысль занозой сидела в мозгу и не давала расслабиться. Она в сотый раз обошла гостиную.
– Рейчел, милая, – сказала Нана, повернув голову в светло-лиловых кудряшках. – Я не могу сосредоточиться на передаче, когда ты каждые пять минут мелькаешь перед экраном. И теперь я никак не могу понять, какая это утка: лесная или дикая. Может получиться очень неудобно, если я повстречаюсь с ней когда-нибудь.
Рейчел присела рядом с бабушкой.
– Нана, почему Мадам Зуфало не хочет, чтобы Зак ее видел?
– Так вот что тебя беспокоит! Вопрос несложный. Если я на него отвечу, ты дашь досмотреть передачу об утках?
Рейчел была поражена.
– Ты знаешь?
– Конечно, знаю. Люблю задавать вопросы в лоб. Это придает жизни смысл. Я с самого начала заметила, что Мадам странно реагирует на имя Зака. Вот я и задавала лобовые вопросы, пока не получила лобовой ответ.
– Который гласил?..
– Однажды наш милый профессор разоблачил ее призрака. Это на нее очень тяжело подействовало. Она сказала, что утратила веру на многие годы. Даже оставила на время свою работу. И только в этом году восстановила в себе способности медиума.
Рейчел свела брови.
– Как же Зак разоблачил ее призрака?
– Не знаю, – озадаченно ответила бабушка. Какая интересная тема. Завтра же утром я первым делом задам ей вопрос в лоб. – Она огорченно прищелкнула языком. – Ну ты посмотри. Передача закончена. Теперь я никогда не узнаю, которая утка была лесная, а которая – дикая.
– Я возьму тебе книгу в библиотеке.
Нана просияла.
– Вот славная девочка! А теперь помоги мне добраться до кровати. Мне нужно хорошо выспаться, чтобы хватило сил добиться толку от Мадам Зуфало. – Выцветшие голубые глаза озорно блеснули. – Она, знаешь ли, крепкий орешек.
Полчаса спустя Нана была готова ко сну. И, будто дождавшись этого, зазвонил телефон.
– Мисс Эйвери? Это Гектор, ночной сторож на Ранчо.
– Привет, Гектор! Как себя чувствует Мануэльчик? Я слышала, у него корь.
– Хорошо, мисс Эйвери, уже совсем хорошо. – Он долго молчал, потом сообщил: – Я звоню, потому что здесь какая-то странная женщина валяет дурака с профессорским оборудованием. Она говорит, что работает на вас и чтобы я оставил ее в покое. Я и решил позвонить вам, уточнить.
– Мадам Зуфало?
– Если она носит большую, старую, блестящую шапку и широкое платье наподобие пижамы, то она самая. Я думаю, не надо бы ей трогать профессорские штуковины. Может, вам лучше прийти и поговорить с ней?
– Сейчас буду.
Пятнадцать минут спустя Гектор провел ее на место происшествия.
– Та чудачка забралась на дерево на кладбище, – доложил он. – У нее там под шапкой все в порядке, а, мисс Эйвери?
– Сама начинаю сомневаться, – согласилась Рейчел. Она помчалась на кладбище и затормозила неподалеку от могилы Франциски. Так и есть, Мадам сидела на дереве, привязывая какой-то странный предмет к ветке над камерами.
– И что же вы такое делаете? – строго спросила Рейчел.
Мадам ухватилась за ствол, чтобы не упасть.
– Боже милостивый, как ты меня напугала!
Рейчел уперла руки в бока.
– Слезайте оттуда сию минуту.
Изрядно попыхтев, Мадам сползла на землю.
– Я сейчас все объясню…
– Вы срываете эксперимент, не так ли?
Медиум задрала подбородок.
– Ты обвиняешь меня в нечистоплотных приемах?
– Да, я обвиняю вас в том, что вы пользуетесь нечистоплотными приемами. – Она озадаченно вглядывалась в дерево. – Так какой же нечистоплотный приемчик вы там применили?
Мадам пожала плечами.
– Пустяк. И говорить-то не о чем.
– Позвольте мне самой судить. Так что же?
Расстроенно вздохнув, Мадам ответила:
– Видишь, там на ветке висит паучок?
– Вижу. Он настоящий?
– Похож на настоящего. Это магнит. Я его повесила туда на время, чтобы магнитометр записал отклонения. Профессор получит свое физическое подтверждение.
– Конечно, недостаточное?
– Конечно, нет. Потому я и притащила вот это. – Она бросилась к большому термосу, стоявшему на ближайшем надгробии, и сняла крышку. Оттуда полился белый дымок, и Мадам торжествующе улыбнулась. – Сухой лед. Я бросаю его с дерева, и камеры снимают как бешеные. Получается замечательный призрак, а следов потом никаких.
– Нет.
Мадам была поражена.
– Тебе не нравится моя идея?
– Нет.
Медиум захлопнула термос.
– Я тебя не понимаю. Профессор Кингстон – это тебе не шуточки. Он разоблачит твоего призрака, и прощай мечты о книге. Бьюла потеряет дом, а я потеряю подругу. И ради чего?
– Но это нечестно. Вы, кажется, забыли о моем медальоне. Он выполнит желание, только если я останусь верной навек.
– Что общего между честностью и верностью? – раздраженно поинтересовалась медиум. – Я тебе потом все объясню.
Все эмоции Рейчел были вытеснены болью.
– Вы не верите во Франциску, да?
– Послушай, Рейчел…
– Не верите! Вы думаете, что это выдумка.
– «Выдумка», пожалуй, слишком сильно сказано. Я думаю, что ты очень искренняя девочка. Фантазерка, да. Но очень искренняя.
Рейчел молча подошла к дереву и взобралась на ветку. Мгновение спустя магнит был у нее в руке. Она оборвала нитку.
– Держите, – сказала она, протягивая паука.
– Мое почтение.
Рейчел окаменела. Это был голос не Мадам. И не Гектора. Он был удивительно похож на… Она вгляделась и вздрогнула, выронив магнит.
– Так-так. Не старая ли это моя знакомая, Мадам Зуфало, – сказал Зак. Яростный взгляд скользнул к Рейчел. – И ее соучастница по последней афере, я полагаю.