Поймать удачу

7

Холли провела дрожащими руками по его обнаженной груди, ощущая под своими ладонями гладкие мускулы, затем скользнула пальцами ниже — по шелковистой поросли к напряженным мышцам его живота, с наслаждением вновь открывая для себя его красоту.

Питер оторвался от ее губ и, откинув голову, закрыл глаза. Он словно купался в ее легких прикосновениях, отдавая себя во власть чувственных ощущений.

— Ты вспомнила, как мне было с тобой хорошо, — простонал он, когда пальцы Холли заскользили по завиткам на его груди и прошлись по плоским соскам. — Да… да… еще… — Мышцы его живота резко сократились, грудь вздымалась, словно устремляясь навстречу рукам Холли, послушно выполнившей его приказание. — Господи, что ты со мной делаешь…

Холли видела это по тому, как напряглись мышцы его лица, по дыханию, со свистом вырывающемуся из его груди, по волнам дрожи, пробегающим по его телу… Ее охватило невыносимое возбуждение при мысли о том, что он так отзывается на ее прикосновения, что одного мимолетного касания достаточно для того, чтобы его желание прорвалось с невиданной мощью. В ту ночь в его квартире было именно так; он жаждал ее с такой силой, что она ощущала себя самой прекрасной и любимой женщиной на свете, единственной женщиной в мире, существовавшей для него, его самой сладкой мечтой, отвечавшей всем его надеждам.

Питер открыл глаза и медленно улыбнулся, глядя в ее раскрасневшееся лицо, любуясь приоткрывшимися навстречу ему губами и глазами, затуманенными желанием.

— Ах ты, маленькая тиранка, тебе доставляет удовольствие владеть мною, когда я отдаюсь на твою милость, правда? — притворно возмутился он, но тон его голоса говорил совсем о другом. Его ладони поглаживали руки Холли, скользили по ее спине, лаская тонкую ткань ее топа. — Тебе приятно знать, что в твоей власти лишить меня всякого соображения, заставить забыть о чести и совести.

В каком-то смысле так оно и было. В глубине души Холли испытывала глубокое удовлетворение от того, что может заставить его забыть обо всем.

— Это я должна просить тебя сжалиться надо мной, — страстно прошептала она, слегка вонзая ногти в его грудь. — Ведь это я похищена безжалостным пиратом, который сбил меня с ног и унес в недра своего корабля…

— Чтобы насладиться тобой в полной мере, — подхватил Питер, поглаживая ее лицо ладонью.Вдруг его глаза потемнели. — Но ведь ты не станешь утверждать, что это произошло против твоей воли.

Его явно задело обвинение в том, что он мог кого-то изнасиловать. Хотя он и понимал, что это было сказано намеренно, чтобы заставить его высказаться начистоту. Холли повернула голову и прильнула губами к линии жизни, пересекавшей его ладонь.

— Это было вовсе не против моей воли.

Услышав это тихое признание, Питер вздрогнул.

— Я не хочу делать тебе больно… — Подобное тоскливое признание сразу напомнило о том, что происходило во внешнем мире, за стенами каюты. — Я дал слово, и не стану… просто не могу отступить. Слишком многое поставлено на карту.

Холли не могла сказать ему, что уже слишком поздно, что боль прочно поселилась в ее сердце с того дня, когда она поняла, что ей нет места в его жизни. Она не могла взвалить на его плечи еще и это бремя. Оба знали, что поступают неправильно, но все же сейчас их грех был не столь велик. как если бы все случилось через месяц, когда Питер был бы уже женат на Сильвии. Как ни безобразно все это выглядело, но Холли мечтала оставить в своей памяти еще одно чудесное мгновение, прежде чем совесть навеки запретит ей даже думать о своей запретной любви.

Как все же странно устроена жизнь! Ей понадобилось несколько месяцев, чтобы понять, что она влюбилась в Гленна. Но с Питером не было никакого медленного пробуждения: сознание того, что она любит, было сродни удару грома среди ясного неба, взрыву, оглушившему ее насмерть. Холли не искала любви, напротив — любовь ворвалась в ее истерзанное сердце нежданно. И, к своему полному смятению, она вдруг поняла, что не может обуздать это чувство, повинующееся лишь ему одному известным законам.

Впрочем, в этот раз, в отличие от первой неопытной любви, она была готова к тому, что ее роман может кончиться очень печально.

— Я знаю, — прошептала Холли, благодарная за то, что Питер был честен с ней. — Знаю, что ты не обидишь меня, — шепнула она, расстегивая пряжку на ремне его брюк, — потому что я знаю, каков ты как любовник… сильный и нежный, и невероятно щедрый.

Ее пальцы коснулись молнии на его брюках, и Питер схватил ее за запястья, притягивая к себе. Он прильнул к ее губам, поглощая их с жадной страстью, и Холли сразу ощутила влагу между ног. Питер наклонил голову, упиваясь нежностью ее рта, скользя языком по ее деснам ритмичными движениями, вызывавшими у Холли страстное желание более интимных ласк.

Его руки стянули тонкую ткань ее топа, так, что обрисовались ее груди, и Питер пристально смотрел на нее, откровенно любуясь.

— Мне приятно знать, что ты не носишь лифчик, — глухо произнес он. — В тот вечер я видел, как сквозь ткань платья угадываются твои соски. Я знал, что они должны быть темными, как спелые вишни, твердыми и острыми.

— Это только из-за тебя, — шепнула Холли, выгибаясь ему навстречу и откидывая голову. — Потому что ты смотрел на меня, и я ждала твоих ласковых прикосновений, хотя и притворялась, что ничего не замечаю…

Питер провел рукой по холмикам ее грудей.

— Сейчас они тоже твердые. — Он нашел напрягшийся сосок и стал ласкать его, сначала осторожно, потом, видя, как наслаждение отражается на лице Холли, как трепещут ее веки, рдеют щеки и изгибаются в порыве восторга губы, — все более страстно.

Питер обвил рукой талию Холли, и она ухватилась за его плечи. Ловким движением он снял ее топ через голову, открыв своему восхищенному взгляду ее груди.

— Да, они просто пылают, — шепнул Питер, проводя пальцем от набухшего соска по линии вен, обозначившихся сквозь прозрачную кожу девушки.

— Ничего удивительного, — прошептала в ответ Холли. — Если бы ты знал, что у меня сейчас на уме, ты бы тоже вспыхнул.

— А что ты думаешь насчет… этого? — И Питер прижался к пылающему соску губами, рисуя на ее груди сложный рисунок медленными, ласкающими движениями языка. — Помню, как тебе нравилось, когда я так делал, — еле слышно шепнул он, не отрываясь от нежной кожи девушки. — Как ты просила, чтобы я повторял это снова и снова… Помню, как довел тебя до экстаза, всего лишь зажав свою ногу между твоих бедер и лаская твои соски.

А Холли вспомнила, как он умел находить нужные слова — не хуже, чем нужные ласки. Ноги ее стали ватными, казалось, она вот-вот растает. Между тем Питер ловко освободил ее от остатков одежды. Холли смутилась, когда он снял ее простые белые трусики, но тот, глядя на них, лишь улыбнулся.

— Просто и естественно, — заметил он. — Знаешь, как эротично они выглядят по контрасту с той полоской черного кружева, которая была на тебе в ту ночь? — И он мягко провел по кустику светлых завитков, которые скрывались под трусиками.

Гул двигателя под ногами, казалось, отдавался эхом в сердце Холли. Питер сбросил с себя остатки одежды почти с мальчишеской готовностью. Но когда он попытался слишком страстно заключить Холли в свои объятия, в этом уже не было ничего мальчишеского.

В углу кабины находилась большая кровать. Гладкое синее атласное белье поблескивало в свете лампочек, встроенных в книжные полки, которые висели над кроватью. Однако когда Питер вновь попытался притянуть Холли к себе, она воспротивилась.

Опустившись коленями на толстый пушистый ковер, она провела руками по его сильным бедрам, скользнув большими пальцами вдоль чувствительных точек по обе стороны его чресел.

Питер наклонился и замер, стиснув руками ее плечи.

— Холли…

Она бесстрашно подняла на него глаза.

— Я хочу любить тебя. — Она видела, как ее возлюбленный буквально пожирал глазами ее обнаженное тело, застывшее в позе покорности, и поспешно продолжила: — Я хочу любить тебя также, как ты любил меня в ту ночь…

Ноздри Питера раздулись. Холли взяла в рот его мужское естество и медленно повела его к вершинам экстаза. Он выгнул шею, на которой веревками вздулись вены, стиснул зубы, борясь с наступающим взрывом, пытаясь оттянуть момент высшего наслаждения. Потом запустил пальцы в ее волосы, как бы направляя каждое движение ее нежных губ, а когда оттягивать мгновение блаженства стало совсем невыносимо, он отпустил ее и, издав низкий гортанный стон, полностью отдался во власть наслаждения.

Только теперь Холли позволила себе лечь рядом с ним на смятое покрывало.

— Ты необыкновенно щедрая возлюбленная — прошептал Питер, приподнимаясь на локте , чтобы посмотреть, какова была реакция Холли на ее собственную дерзость. — Кстати, должен с сожалением констатировать, что ты, возможно, похоронила свой шанс на то, чтобы с тобой как следует занялись любовью.

Холли невольно захихикала, радуясь тому, что он оценил ее усилия.

— Сомневаюсь, учитывая то, что я о тебе знаю… — И тихо ахнула, ибо пальцы Питера в эту минуту легко прошлись по низу ее живота.

— Твой муж не удовлетворял тебя в постели, правда? — Он провел ладонью вдоль ее живота к груди и прильнул губами к влажному соску.

По телу Холли пробежала дрожь.

— Я думала, что удовлетворял, — еле слышно прошептала она. — До того как узнала тебя… тогда и поняла, что к чему. С ним я никогда… никогда не испытывала того же, что с тобой…

Глаза Питера затуманились почти серебристым светом. Он ласково провел рукой по ее волосам.

— У тебя никогда не было оргазма, да?Холли вспыхнула. В голосе Питера звучало скрытое удовлетворение и даже нотки гордости.

— Ты была такой восхитительно пылкой в ту ночь, по-моему, ты даже не сразу осознала, что с тобой творится. Зато потом ты была просто ненасытна и так жаждала новых экспериментов, что я не мог тебе отказать.

Он легко коснулся губами ее рта, дразняще скользнул языком вдоль щеки, а потом стал покрывать поцелуями ее тело и ласкал ее до тех пор, пока Холли не прижалась к нему, двигаясь с ним в едином ритме. Наконец Питер глухо застонал и, перекатившись на живот, лег поверх Холли.

— Ты моя кудесница, — хрипло прошептал он, раздвигая коленом бедра девушки.

Холли ощутила силу его желания, он уже почти вошел в нее, как вдруг она резко напряглась.

— Питер! У тебя ведь нет защиты…

Он замер и невольно опустил глаза вниз, затем поднял голову и встретил испуганный взгляд зеленых глаз Холли.

— Это небезопасно, — срывающимся шепотом произнесла она. — Я не принимала пилюли с тех пор, как умер Гленн. Он… не хотел, чтобы у нас были дети.

И тут Холли словно прорвало. Слова шли сплошным потоком, как лавина. Она сбивчиво рассказала Питеру всю историю отношений ее мужа с любовницей. Как Эдна призналась ей затем, что Гленн считал ее неподходящей кандидатурой на роль жены преуспевающего бизнесмена, говорил, что со своими крашеными волосами и огромным бюстом она слишком вульгарна и чересчур сексуальна, да и недостаточно образованна к тому же.

А Холли с ее воспитанием, образованием и связями была как раз той женщиной, которая подходила амбициозному Гленну для антуража. Как она, чтобы порадовать мужа, продолжала учиться на юридическом, хотя и поняла к тому времени, что профессия адвоката ей совсем не подходит. Как брала все новую и новую работу, чтобы дать возможность Гленну содержать большой шикарный дом в престижном районе, который, как он считал, соответствовал его имиджу. Как играла роль хозяйки дома, когда тому приходило на ум похвастаться своей «гармоничной» семейной жизнью.

Как никогда не устраивала ему сцен по поводу того, что он задерживался на работе или надолго отлучался из дома…

— Но что бы я ни делала, ему всегда чего-то не хватало, — с горечью заключила Холли. — И я никак не могла уговорить его завести ребенка. Эдне он позволил забеременеть, а надо мной стоял каждое утро, пока не убеждался, что я приняла противозачаточное …

— Бедная моя Холли. — Питер нежно прильнул к ее дрожащим губам, а потом прижался лбом к ее лбу. — Твой муж был просто жалкий обманщик, ничтожество. И, то, что он отказывал тебе в ребенке, характеризует его определенным образом. Хотя для него это имело свой особый смысл, поскольку как бы давало ему преимущество над женой, которая была умнее и образованнее, чем он, и вообще выше его во всех отношениях. Не расстраивайся. Надо, наоборот, радоваться, что у вас не было детей, с его-то наследственностью. — Он обхватил ладонью грудь Холли и легко погладил набухший бутон ее соска. — В один прекрасный день у тебя появится ребенок, и я уверен, что из тебя получится отличная мать…

Но этот ребенок будет не от тебя, грустно прибавила про себя Холли.

Питер соскочил с кровати, вышел и вернулся, прежде чем его гостья успела прийти в себя после всего сказанного. Он ловко натянул презерватив и стремительно прижал к себе девушку, словно понимая, что сейчас ее утешить может только страсть.

Питер не дал ей времени опомниться. Навалившись на хрупкую фигурку Холли всем своим крупным сильным телом, он вошел в нее и стал двигаться мощными, уверенными толчками, ни на мгновение не останавливаясь, так, что у нее закружилась голова и перед глазами все поплыло. Несмотря на прохладу, царившую в каюте, на его груди выступали капли пота, которые жемчужинами застывали в светлых завитках, а затем скатывались ручейками вниз, к плоскому животу, где смешивались с влагой на бедрах в том месте, где тела сливались воедино.

Лицо Питера было жестким и застывшим, его взгляд не отрывался от зрачков Холли, и все внимание было сосредоточено на ней и приближающемся миге блаженства. Тело молодой женщины содрогалось под его мощным натиском, с губ срывались тихие стоны, усиливая его возбуждение и страстное желание увидеть выражение ее кульминации, прежде чем страсть затуманит его голову окончательно. Холли уже ничего не видела. Ее разум, казалось, отделился от тела, наслаждение становилось непереносимой мукой. Перед глазами вспыхнули искры, и она рухнула в пропасть экстаза, купаясь в обладании мужчиной, устремляясь навстречу его великолепному телу. Он заполнил ее целиком, пленил своей любовью, и сладкое ощущение целостности все росло и росло, пока не произошел взрыв, и с губ Холли не сорвался крик, возвещающий о благословенном освобождении.

Стон Питера эхом отозвался в ее ушах — он тоже достиг пика страсти, и их тела погрузились в глубины сладостного блаженства, купаясь в лос-левкусии взаимного обладания. У Холли было такое ощущение, словно после долгих скитаний она наконец вернулась домой и душа и тело ее обрели долгожданный покой.

Отодвинувшись к краю кровати и отвернувшись от Питера, она изо всех сил старалась взять себя в руки, не дать душившим ее чувствам выплеснуться наружу. Теперь ей предстояло собраться с духом, чтобы смириться с неизбежным. Ее любимому не нужны сцены и слезы, он достаточно навидался их от Сильвии. Ради него нужно быть спокойной и собранной, сохранять присутствие духа. Не дай Бог, он еще захочет, чтобы они оставались друзьями!

— Мне очень жаль, — сокрушенно произнес за ее спиной Питер. В его голосе прозвучало искреннее раскаяние, наполнившее сердце Холли сладостной горечью. Она ощутила, как его палец прошелся вдоль ее позвоночника к копчику, и, слегка вздрогнув, повернулась к нему.

— А мне нисколько! — спокойно и уверенно сказала она, отказываясь сожалеть о том, что момент их чудесной близости закончился, и на все судьбой им было отпущено одно лишь мгновение.

— Ты не поняла. Я жалею не о том, что между нами сейчас произошло. — Питер легко погладил ее по плечу. — Мне плохо оттого, что я не могу предложить тебе большего… — Он нежно прильнул губами к ее маленькому уху. — Если бы я был другим человеком и ты была бы женщиной другого сорта, мы могли бы остаться любовниками, но мы оба слишком уважаем себя и друг друга, чтобы пожертвовать честью ради эгоистичной лжи.

Холли вспомнила, как он цитировал Шекспира, сравнивая ее с жемчужиной. И сейчас ей на ум пришла другая цитата, на удивление подходившая Питеру Стэнфорду и его представлениям о жизни: «Тебя не мог бы я любить, когда бы не любил я честь». Будь он не таким принципиальным, наверное, и она не любила бы его так сильно.

— Я знаю…

Питер с тяжелым вздохом прижал ее к себе.

— Оливер изо всех сил затягивал помолвку. Он не хотел терять Сильвию, но девушка отказалась переехать к нему до свадьбы, а жениться он был еще не готов. Когда она сообщила ему, что беременна, между ними произошла сцена. Оливер обвинил ее в том, что она нарочно забеременела, чтобы поймать его в ловушку, а она его в том, что он заставляет ее сделать аборт. Они наговорили друг другу кучу гадостей, уперлись, как два быка, и…

— Тебе незачем мне об этом рассказывать, — с болью в голосе прошептала Холли, но Питер решительно закрыл ей рот ладонью.

— В то утро, после того, как ты ушла из моей квартиры, мне позвонила Сильвия. Она буквально билась в истерике и умоляла меня приехать помочь. Они с Оливером уже неделю ругались, и несчастная женщина была уже на пределе. Бедняга не создана для роли матери-одиночки. В принципе она человек довольно сильный, но в некоторых отношениях — сущий ребенок. Сильвия доверилась моему брату, а он отвернулся от нее именно в тот момент, когда она больше всего нуждалась в его поддержке.

— Питер, но…

— Я пообещал, что ей не придется пройти через это одной, и слово свое сдержу. Пойми, я просто обязан сделать это, не только ради самой Сильвии, но и ради Хэролда с Грейс — ведь они так доверчиво приняли в свой дом моего брата. Мы решили, что, независимо от ее чувств к Оливеру, если поженимся, это будет настоящий брак, а не фиктивная сделка, заключенная ради соблюдения светских условностей. Я буду верным мужем, готовым всегда защищать ее, и сделаю все возможное, чтобы она была довольна .нашим браком. А ребенок будет расти братом или сестрой Айрис.

Какое благородство! Едкие слова вертелись у Холли на языке. Ей было невыносимо больно, что другая женщина будет объектом любви и заботы Питера. В то же время ей было приятно сознавать, что возлюбленный не искал ее после их единственного свидания не потому, что встреча была для него простым эпизодом, а из-за того, что у него возникли на то объективные причины. Его привычный мир был разрушен и превратился в хаос, и ради возложенных на себя серьезных обязательств он был вынужден оставить в прошлом всех других женщин.

Но прошлое все же вернулось в лице Холли, чтобы стать испытанием для его чести и достоинства.

Раздался тихий стук в дверь, и Холли, вздрогнув, оторвалась от своих невеселых размышлений.

— Хм… синьор. Извините меня, но я подумал, вы должны знать, что мы вернулись назад в гавань. Капитан уже причаливает, а на пристани ждет ваш брат.

— Оливер? — Питер приглушенно выругался, а она поспешно натянула на себя покрывало, прикрывая наготу. — Какого черта он здесь делает? Спасибо, Маурицио, — продолжал он, повысив голос. — Я сейчас приду. Скажите Мюррею, чтобы не спускал трап, пока я не поднимусь на палубу.

Он легко перебрался через неподвижно лежащую Холли и стал поспешно одеваться.

— Оставайся здесь, — велел он, когда та соскользнула с кровати и попыталась собрать разбросанную по полу одежду. Выпрямившись во весь рост перед зеркалом, украшавшим дверь, ведущую в соседнюю ванную, Питер пригладил волосы и застегнул воротничок рубашки, чтобы скрыть ярко-красное пятно на шее — свидетельство их греховной страсти. — Наверное, он просто хочет спросить, можно ли ему остаться в Обители на уикенд. Я вернусь, как только от него отделаюсь. — Стремительно наклонившись, он скрепил свое обещание легким прикосновением к губам испуганной Холли.

Как только дверь за Питером затворилась, она метнулась к ней и закрыла на задвижку. Затем подняла одежду и энергично встряхнула ее. Юбка слегка помялась, но на темной ткани это не должно быть заметно, а трикотажный хлопковый топ был тем более в нормальном виде. Она с удовольствием приняла бы душ, но побоялась, что шум воды может быть услышан на палубе, и ограничилась тем, что быстро обтерлась губкой, а потом поспешно оделась.

Стоя у мраморной раковины, Холли плеснула в лицо теплой водой и, взяв с полочки расческу, привела в порядок волосы. Собственное лицо без макияжа показалось ей каким-то голым, губы припухли, полностью выдавая ее, а на шее был заметен след жаркого поцелуя. К тому же Холли вспомнила, что оставила сумочку где-то в кают-компании, когда Питер показывал ей судно. К сожалению, на полочке стояли предметы исключительно мужского туалета, и Холли пришлось довольствоваться мужским увлажняющим кремом и каплей одеколона.

Хотя яхта уже остановилась, двигатель по-прежнему работал, и, как ни пыталась Холли напрячь слух, с палубы не доносилось ни звука. Очевидно, звукоизоляция была частью роскошного интерьера.

На всякий случай Холли закрыла дверь ванной и, опустив крышку стульчака, присела на нее и приготовилась ждать. Когда платиновые часы на ее запястье отсчитали пятнадцать минут, она осторожно вышла из ванной и заглянула в иллюминатор, однако не увидела ничего, кроме пришвартованной рядом стильной яхты.

Через двадцать пять минут терпение Холли лопнуло окончательно. Может быть, Питер уже увел Оливера? Все двухэтажные коттеджи, построенные у пристани, были оснащены воротами с сигнализацией, которые вели в частные дворики. У Холли был шанс проскользнуть незамеченной, если только эти двое не стояли у одного из огромных окон, выходивших на канал.

Холли бесшумно отворила дверь каюты и осторожно выглянула в коридор, ведущий в кают-компанию. Там все было тихо. Женщина решила пробраться к лестнице и послушать, не доносится ли из гостиной звук голосов. Однако едва она взялась рукой за полированные перила, как позади послышалось какое-то движение.

— Вы случайно не это ищете?

Холли круто развернулась. Может, это Маурицио, чудесным образом избавившийся от итальянского акцента?

У открытой двери одной из кают в дальнем конце коридора стоял Оливер Стэнфорд, держа на вешалке ее жакет.

Он был одет в обычные белые джинсы и полосатую футболку. Позади него на широкой кровати лежал открытый чемодан. Холли сообразила, что, приехав в Обитель на второй уикенд подряд, Стэн-форд-младший явно не рассчитывал на гостеприимство брата. Учитывая напряженность, возникшую в их отношениях, он явно собирался остановиться на яхте.

— Да, спасибо, — отозвалась Холли, от души надеясь, что голос не выдаст ее волнения. — Я пролила на него сок, и Маурицио взялся отчистить.

— Он оставил жакет на дверце в душевую кабинку в общей ванной, — пояснил Оливер. — А я его обнаружил, когда пришел туда подзарядить свою бритву. — Он перевел взгляд на дверь каюты, которую Холли по глупости оставила приоткрытой, и прибавил: — Я сразу понял, что это не может быть жакет Сильвии, она такой покрой не носит.

Холли с трудом выдержала тяжелый взгляд голубых глаз, а тот, подойдя поближе, снял жакет с вешалки и протянул ей.

— Похоже, его полностью отчистили. Хотите надеть?

Холли прочистила горло.

— Нет, спасибо, просто перекину через руку.Сейчас еще жарко. — Она улыбнулась молодому человеку, но тот смотрел на нее жестко и холодно.

— У вас здесь завтра будет хороший синяк, — сухо заметил Оливер, тронув рукой кожу Холли повыше топа, где глубокий вырез слегка приоткрывал грудь. — Да и вообще, судя по вашему виду, этот синяк будет не один. — И он обвел многозначительным взглядом ее шею и плечи. — А-то я всегда считал, что мой брат лает, но не кусает…

Холли вздрогнула и невольно попятилась, прижимая жакет к груди. Щеки ее запылали от стыда. Если бы Оливер застал ее совсем голой, и то не могло бы быть хуже.

— Я…

— То-то я удивился, что он так протестовал против того, чтобы я жил здесь. Уверял меня, что в доме мне будет удобнее, хотя нам обоим прекрасно известно, что я последний человек, которого бы хотела видеть Сильвия.

— Мне очень жаль, — неловко пробормотала Холли.

На лице Оливера дернулся мускул, и он стал вдруг удивительно похож на старшего брата: тот выглядел точно так же, когда злился.

— Ах, вот как, стало быть, вы уже осведомлены о наших семейных делах? — с горечью сказал он. — Обычно Питер более скрытен. Никогда бы не подумал, что он из тех, кто ведет долгие постельные разговоры, как, впрочем, не предположил бы, что секс для него — разновидность единоборства.

— Хватит, Оливер, — раздался резкий голос Питера. Прыгая через две ступеньки, он сбежал по лестнице и встал за спиной Холли. — Ты и так уже достаточно осрамился, лучше не усугубляй.

— Это я-то осрамился?

— Во всяком случае, тебе должно быть стьдно. Ты оскорбляешь нашу гостью. Мне казалось, что я тебя лучше воспитал. Идем, Холли, я отвезу тебя в дом.

— К чему такая спешка? Только из-за того, что я не вовремя подвернулся? — саркастически спросил Оливер. — Или, может, это тебе стьдно, что я застукал тебя со спущенными штанами?

Питер отодвинул Холли за спину и загородил собой.

— Ты напрашиваешься на то, чтобы тебе хорошенько врезали по морде.

— Почему же? Потому что я докопался до истины? — рявкнул Стэнфорд-младший. — И ты оказался не таким лилейно чистым и белым, каким тебя все считают? Я всегда знал, что ты ловкий мерзавец, но хитростью заставить Хэролда притащить сюда твою любовницу, чтобы ты мог крутить с ней шашни под носом ничего не подозревающей Сильвии…

— Я не заводил с ней шашни, и она не моялюбовница!

— Ты еще станешь утверждать, что вы с ней здесь мирно играли в шашки, перед тем как я явился?Не смеши меня! Да у нее твои отметины по всему телу, да что там — от нее так и разит тобой!

Холли обдало волной жара. Дай Бог, чтобы он имел в виду только одеколон.

— Черт побери, Оливер!

— Черт бы побрал тебя самого! Ты что, не понимаешь, какое это будет унижение для Сильвии, если та узнает? Она же верит тебе, негодяй! — В голосе Оливера звучала искренняя мука. — Девчонка поспешила поверить, что я предал ее, и даже не стала слушать, что бы я ни говорил потом, но мой старший братец надежный как скала! Он же у нас святой, а я грешник. И она к тому же искренне симпатизирует Холли, даже считает ее подругой. И все это время новоиспеченная подруга и ее так называемый жених…

— Замолчи, Оливер! — рявкнул Питер, обрывая брата, который уже готов был перейти к откровенной грубости.

Но тот в ответ лишь хрипло рассмеялся.

— Я знал, что ты к ней неравнодушен, но по наивности полагал, что при твоих лозунгах «всегда оберегать своих женщин» будешь молча терпеть все муки ада, отказывая себе в удовольствии.

Теперь было самое время Питеру сделать попытку угомонить разбушевавшегося братца, но он почему-то лишь подлил масла в огонь.

— Или, не вынеся этих мук, признался бы во всем Сильвии? Ты на это рассчитывал, Оливер?

Тогда бы ты бросился на помощь и снова разыграл романтическую сцену, которую устроил два месяца назад, только теперь ты выступал бы в роли благородного спасителя, а я — в роли вероломного предателя. И не надейся. У тебя был шанс но ты его упустил. А я как раз решил, что Сильвия для меня — идеальная пара, Для бизнесмена это очень существенное преимущество — быть женатым на хорошенькой, благовоспитанной девице, качающей на коленях впечатляющее свидетельство его мужской силы…

Этот безжалостный монолог больно задел сердце Холли, но Оливера он просто потряс. Лицо молодого человека посерело, и он смотрел на старшего брата, многие годы бывшего для него кумиром, с неприкрытым отвращением.

— Ты просто мерзавец. Думаешь, тебе все сойдет с рук, да? Так вот, я этого не допущу! Если ты хоть чем-нибудь обидишь Сильвию…

— Если ты будешь держать рот на замке, она ни о чем не узнает! — отрезал Питер. — Пора смотреть на веши реально, Оливер. Твоя бывшая возлюбленная, конечно, была воплощением твоих детских сексуальных фантазий, но, если смотреть правде в глаза, я для нее больше подхожу. А теперь, если не возражаешь, мы с Холли не будем дослушивать твою проповедь.

По пути домой Питер был мрачен. Он молчал, поджав губы, а потрясенной Холли и вообще было нечего сказать. Вечером она струсила и, сославшись на головную боль, отказалась от ужина. Ей было бы не под силу сидеть рядом с Сильвией и слушать ее болтовню про последнюю примерку свадебного платья и рассуждения о том, куда Питер повезет ее в свадебное путешествие.

Однако отделаться от Сильвии ей не удалось. На следующий день рано утром та ворвалась в ее спальню, когда Холли только-только задремала после тревожной бессонной ночи.

— Что случилось? — плохо соображая, спросила Холли, с трудом приподнимаясь в постели. Сильвия трагически бросилась на стул рядом с кроватью.

— У меня кровотечение, — простонала она.

Глаза Холли широко распахнулись, и сонливости как не бывало. Только теперь она заметила следы слез на гладких шечках Сильвии и необычную бледность ее лица.

— Господи! Думаешь, у тебя выкидыш? — с тревогой спросила Холли, выпрыгивая из постели.

— Да нет же! У меня кровь идет… у меня месячные! — Сильвия обхватила себя тонкими руками и стала раскачиваться в кресле. — Холли, что же мне теперь делать?

— Но как же так? Ты ведь беременна… — только и смогла выговорить Холли.

Сильвия покачала головой.

— В том-то и дело, что нет. Это была ошибка.

Холли без сил опустилась на край кровати.

— Ошибка? А как же тест?

— Он тоже был ошибочный. Так бывает, нечасто, но бывает, — мне врач сказал. Я ведь не ходила на осмотр, но вчера почувствовала боли и помчалась к бабушкиному гинекологу. А она… — Ясные глаза девушки наполнились слезами. — Сначала врач стала меня осматривать и сказала, что ничего не видит, а потом послала на анализ, и результат оказался отрицательный…

У Холли все это не укладывалось в голове.

— Подожди, но ведь у тебя были все симптомы…

— Врач сказала, что иногда женское тело может имитировать ранние симптомы такого состояния, если женщина абсолютно уверена, что беременна. А я была уверена! — Сильвия почти взвизгнула, словно пыталась убедить себя в собственной искренности. — У меня была задержка, тошнота почти все время, груди налились и стали болеть, я поправилась. Естественно, я решила, что беременна! — выкрикнула она и задохнулась. — Врач сказала, что это, по-видимому, просто дисфункция, — продолжала Сильвия, немного отдышавшись. — Я не поверила и даже не решилась никому сказать, — а вдруг это еще одна кошмарная ошибка? Но утром проснулась, и… обнаружила, что у меня началось. Никакого ребенка нет и не было никогда! — Голос Сильвии был не просто истерическим, в нем смешивались радость и боль, отчаяние и облегчение. — Выходит, зря я тогда разругалась с Оливером. Боже мой, теперь он ни за что не захочет иметь со мной дело! Он меня еще больше возненавидит, ведь я заставила нас пройти через эту муку напрасно! — Девушка закрыла лицо руками, и волосы опустились на него, прикрывая словно вуалью. Потом она подняла голову и застонала. — А бабушка? А свадьба? Холли, ради Бога, помоги мне! Что мне теперь делать, как ты думаешь?

Холли усилием воли заставила взять себя в руки, Надежда вспыхнула в ее душе с такой силой, что ей стало трудно дышать.

— Первое, что тебе надо сделать, — это сказать обо всем Питеру, — мягко произнесла она.

Глаза Сильвии округлились от ужаса.

— Ох, нет, я не могу сказать Пэру!

— Почему? — спросила Холли. Сердце у нее сразу упало. Неужели Сильвия сейчас заявит, что раз любила Оливера и влюбилась в его брата?

— Не могу, и все, — забормотала Сильвия, хватаясь за ручки кресла. — После всего, что он для меня сделал! Они ведь с Оливером в жизни ни разу не поссорились, пока я не встряла, теперь, когда Питер выручил меня, даже зная, как я люблю его брата… Боже, они в жизни мне этого не простят!

Все это так унизительно, ты просто не понимаешь!

Лучше уж унижение сейчас, чем вся жизнь в несчастье, жестко подумала Холли. И как только Сильвия могла вообразить, что будет счастлива в браке, который сделает ее сестрой любимого человека? И как мог Питер быть таким самонадеянным, рассчитывая, что сможет все наладить и успокоить несчастную девушку в такой ситуации? Это был прямой путь к беде, независимо от того, удаюсь бы преодолеть отчуждение между братьями или нет.

— Нет, не понимаю, — ровным тоном произнесла Холли. — Зато я очень хорошо осознаю, что ты не можешь выйти замуж за Питера, оставив его в заблуждении насчет ребенка. Ты же знаешь, каковы его понятия о честности. Вспомни, что случилось, когда он женился на женщине, пытавшейся использовать беременность как ловушку? Ты просто обязана ему все рассказать — ради твоей чести и его тоже.

Он решит, что я просто дура, и Оливер тоже! — Оливер — врач. Ради всего святого, Сильвия, подумай сама, ведь он должен был предвидеть возможность чего-то в этом роде и настоять на том, чтобы вы отложили какие бы то ни было решения, пока ты не пройдешь нормальный медицинский осмотр. Так что кто из вас дурак, это еще неизвестно! Правда, это было бы рациональное решение, а любовь не всегда умеет действовать логично.

Глаза Сильвии мечтательно затуманились.

— Это правда… Я понимаю, что обрушила на него эту новость внезапно. Мы в тот момент ругались совсем по другому поводу, и у него возникло ощущение, что его загнали в угол. Но ведь и со мной было то же самое! Может быть, мне стоит сначала сказать Оливеру, а он пусть скажет Пэру.

Холли саркастически приподняла брови.

— Не думаю, что Питеру будет приятно узнать эту новость из вторых рук.

Однако Сильвия, похоже, была сейчас неспособна воспринимать какие-либо советы, поэтому, когда после их содержательной беседы Холли спустилась к завтраку, голова у нее разболелась не на шутку, причем боль только усилилась, когда Хэролд жизнерадостно сообщил, что она пришла как раз вовремя, ибо в библиотеке ее ждет только что приехавший Питер.

— Я отправил его туда, потому что он сказал, что хочет поговорить с тобой по делу и желательно, чтобы вас никто не тревожил. Надеюсь, этот хитрец не собирается украсть тебя из нашей фирмы до того, как купит ее. Хотя это было бы глупостью: все равно, что красть у самого себя.

Смех дядюшки провожал Холли, пока она шла по коридору, но самой девушке было не до веселья. Войдя в кабинет, она первым делом увидела Айрис, неловко сгорбившуюся у письменного стола, нервно поправлявшую очки, и сердце ее упало.

Питер, стоял рядом. Он бросил на стол тяжелую бухгалтерскую книгу, и стук отозвался в ушах Холли громовым раскатом.

— Может, ты объяснишь мне, что это значит? — ледяным тоном, от которого стыла в жилах кровь, спросил он.

Краем глаза Холли заметила, как съежилась Айрис. Что бы там она ни натворила вопреки запрету Холли, нельзя перекладывать на нее вину.

— Я… не понимаю.

Питер грохнул кулаком по книге. Лед растаял, уступая место бешеному вулкану ярости.

— Не усугубляй своего положения, притворяясь святой невинностью! — рявкнул он. — Теперь меня не удивляет, что ты охотно отправилась вчера со мной на яхту. Обеспечила себе великолепное алиби! — Он окинул Холли взглядом, полным горького презрения. — Ты оставила в офисе мою дочь делать за тебя грязную работу, а меня аккуратно убрала с дороги. Поздравляю с безупречной тактикой: ты привлекла на свою сторону дочь и соблазнила отца!

Ничего подобного у Холли и в мыслях не было, но Питер был не в том состоянии, чтобы прислушаться к голосу разума. Она осторожно взяла гроссбух со стола.

— Но ты же видишь, что, ..

Питер стремительно наклонился вперед и выхватил гроссбух из ее рук.

— Я все вижу! — заорал он так, что она вздрогнула. — Я вижу, что ты ее использовала — мою дочь! — чтобы покрыть свое преступление. — В этом потоке неуправляемой ярости его пылкое стремление защитить свою семью проявилось со всей силой. — Ты воспользовалась ее привязанностью, чтобы сделать ее соучастницей мошенничества.Сегодня мне случайно удалось обнаружить на ее столе этот гроссбух, и я понял, каким же был дураком, что проглядел происходящее под собственным носом и потащился с тобой на яхте.

— Но, папа, я же тебе сказала, Холли не велела мне ничего делать…

— Помолчи, дочка, ты уже и так достаточно натворила! Что Холли говорит и что она на самом деле имеет в виду — это разные вещи. — Он снова перевел свирепый взгляд на бледное как мел виноватое лицо Холли. — Ты это задумала с самого начала, поэтому и явилась ко мне на квартиру?

Чувство вины сменилось яростью. Теперь мисс О'Брайен была не менее возмущена, чем он.

— Нет! Ты прекрасно знаешь, что этого быть не могло!

— И ты рассчитываешь, что я тебе поверю? — ядовито отрезал Питер, хотя, похоже, и сам понимал, что зашел в своих предположениях чересчур далеко, — слишком уж они не вязались с последующими событиями. — Что ж, значит, ты сориентировалась на месте, когда тебе представилась возможность приехать в Обитель и ты поняла, что наша… связь поможет тебе организовать дымовую завесу для твоих действий. А те штуки, которые ты проделывала со мной вчера, тоже часть твоей страховой политики? Чтобы мне не захотелось вызывать полицию, когда твой номер выплывет на свет Божий…

— Питер! — в ужасе вскрикнула Холли, невольно бросая многозначительный взгляд на Айрис, завороженно следящую за их перебранкой.

Однако ее беспокойство лишь подстегнуло Питера.

— Что? Боишься, что я оскверняю ее невинный слух? А я вот считаю, что на будущее Айрис очень даже полезно знать, что бывают честные женщины, а бывают и бессовестные хитрыешлюхи!

— Что значит — ты уезжаешь? Тебе совершенно незачем уезжать!

Сердитый отклик дядюшки в ответ на смущенное признание Холли согрел душу девушки. Ее роковое свидание с Питером закончилось вскоре после его безобразной вспышки, когда он понял, что неумение держать себя в руках по контрасту с выдержкой Холли лишь роняет его в глазах дочери — и в его собственных. Он пулей вылетел из дома, изрыгая угрозы, а Айрис, которую он тащил за собой, на ходу шепотом посылала Холли извинения и делала знаки, которые должны были означать, что все образуется.

Все произошло так быстро, что Холли показалось, будто ее ударила молния: боли еще не было, но все ее существо как-то застыло и онемело. Оставалось лишь зализывать многочисленные кровоточащие раны. С трудом волоча ноги, она вернулась в столовую и, собравшись с духом, призналась ошеломленным дяде и тетке в гнусном предательстве Гленна и своих тщетных попытках исправить то, что он натворил.

Она ни словом не обмолвилась об Айрис, сказала лишь, что Питер случайно разоблачил ее, и была совершенно потрясена, когда Грейс и Хэролд вместо того, чтобы обвинить ее в соучастии в грязных делишках покойного мужа или обозвать ее дурой, в два голоса бросились ее защищать.

Как ни отказывался Хэролд, Холли настояла на том, чтобы он принял ее заявление об уходе, однако, когда девушка сообщила, что немедленно уезжает, он яростно запротестовал.

— Я просто обязана уехать, дядя, — собрав остатки гордости, заявила Холли. — Вы доверяли мне, а я вас подвела.

— Не ты, а этот паршивый ублюдок Гленн! — сердито возразил Хэролд, как всегда, не слишком стесняясь в выражениях. — Если дело в деньгах, то не волнуйся, детка. Ты же знаешь, я все улажу.

Но Холли, просто убитая их неожиданной добротой и доверием, стояла на своем.

— Не надо, дядя! У меня наверху банковский чек на всю сумму, которую растратил Гленн, я его сейчас принесу.

— Послушай, Холли, не думаешь же ты, что мы отвернемся от тебя только из-за того, что тебе под влиянием стресса пришлось выбрать неправильную тактику поведения, — ласково сказала Грейс. — Довольно уже и того, что когда-то мы вот так же потеряли твою мать, но тебя мы ни за что не бросим. Главное, что тобой руководили добрые намерения. Мы понимаем, что тебе, дорогая, хотелось уберечь нас от лишних переживаний. Ты и так уже дорого заплатила за грехи Гленна, так что хватит себя терзать!

Холли сглотнула, с трудом сдерживая слезы. Как могла ее мать столько лет ненавидеть таких сестру и брата? Сама она была уверена, что родственники будут только рады отделаться от нее. Знай они про эту ее дурацкую эскападу с Питером, скорее всего, так оно и было бы. А потом тут еще эти осложнения со свадьбой! Холли понятия не имела, чем кончится дело, и изо всех сил старалась об этом не думать.

— Простите меня, но мне кажется, что Питер с вами не согласится. Я понимаю, что подвожу вас снова, но право же…

— Никаких «но»! — прикрикнул на нее дядюшка. — Я уверен, что Стэнфорд одумается, когда немного поостынет и будет в состоянии выслушать всю эту историю до конца.

— Он и так все знает, — выдавила Холли, боясь, что еще немного, и она ударится в слезы.

— Все равно, ты во всем призналась и сделала все, что могла, чтобы исправить положение. На мой взгляд, это тебя полностью оправдывает, так я ему и скажу, — проворчал Хэролд.

— Дело не только в этом. — Холли решила выложить на стол последнюю карту. — Боюсь, что я влюбилась в Питера, — без обиняков заявила она. — В данной ситуации это очень некстати и создает дополнительную неловкость. Мне не хочется все вам осложнять, и было бы лучше, если бы я и впрямь уехала.

Ее честное признание возымело свое действие. Хэролд еще продолжал что-то бурчать, но Грейс сразу прониклась к племяннице сочувствием. Сама мысль о неразделенной любви привела ее в ужас. Обняв Холли, она ласково сказала, что конечно же сможет обойтись и без нее, тем более что костыли ей уже почти не нужны и она быстро выздоравливает.

Холли уложила вещи, и менее чем через час молчаливый муж Мэри Гривз отвез ее в город.

По счастью, когда она вернулась, Конни была на этюдах, и ей не пришлось ничего объяснять. В квартире за запертой дверью остатки самообладания покинули девушку, и, бросившись на кровать, она дала волю слезам. Сказались месяцы напряжения, боли, страха и унижения, а тут еще новая, совершенно неожиданная потеря, по сравнению с которой все ее прежние беды казались сущей безделицей.

Когда приступ отчаяния миновал, горло Холли было словно забито песком, лицо опухло и стало похоже на раскисшее тесто, все тело болело так, словно по нему основательно прошлись бейсбольной битой. Холли выпила чаю с медом и лимоном, чтобы немного смягчить горло. Затем умылась холодной водой, ледяные струи из-под крана постепенно сняли отек. Но на самом деле Холли знала, что ее боль — вовсе не физического происхождения, и понимала, что пока она полностью не освободится от полученной ею психологической травмы, до тех пор не сможет вернуться к нормальному восприятию мира. К несчастью, способы, которые могли бы ускорить процесс исцеления, были ей неведомы.

Если бы она могла презирать Питера, как Гленна, ей было бы намного легче, но Холли слишком хорошо его понимала. Он имел все основания сомневаться в ее моральных принципах и подозревать в корысти. А уж того, что она втянула его дочь в неприглядную историю, он и вовсе никогда не простит. Не зря же он как-то сказал, что человек, утративший его доверие, теряет его навсегда.

Все с самого начала складывалось не в ее пользу. И она должна была понимать, что влюбиться в Питера значило открыть себе прямой путь к страданию. И все же… те сладостные минуты, которые она с ним пережила, стоили долгих лет боли и мук!

В течение последующих нескольких дней Холли изо всех сил старалась не думать о Тихой обители. Это было довольно сложно, ибо она каждую минуту ждала, что в ее дверь постучится полиция или ворвется, пылая гневом, жаждущий мести Питер. Перед уходом он не то чтобы напрямую запретил ей уезжать из города, но в его прощальных угрозах явно содержался намек на то, что он ее из-под земли достанет.

К тому же, вернувшись домой, Холли с ужасом обнаружила, что у нее на руке по-прежнему надеты его дорогие платиновые часы. Еще одно преступление, которое он запросто мог ей инкриминировать. И в этот раз правда будет на его стороне, ибо она намеренно ничего не предприняла, чтобы вернуть дорогую вещь. К этому времени Хэролд должен был уже внести деньги, отданные ему Холли, на счет компании, но девушка боялась даже надеяться, что на этом все и кончится, ведь Питер наверняка считал для себя делом чести рассчитаться с ней лично.

Отчаянно стремясь как можно дольше не сталкиваться с реальностью, Холли настоятельно попросила Конни не звать ее к телефону, а, оставшись одна, снимала трубку с аппарата. Один раз ей все же пришлось заставить себя сделать звонок, чтобы сообщить Эдне, что деньги выплачены и ей больше ничего не грозит — в отличие от самой Холли. Она нажала на рычаг, оборвав истерические вопли Эдны, не знавшей, как ее благодарить. Слава Богу, теперь с ее злосчастным браком было покончено навсегда.

Во второй половине следующего дня — это был четвертый день ее добровольного заточения, — уединение Холли было нарушено совершенно неожиданной посетительницей. Явилась Сильвия, пребывавшая на седьмом небе от блаженства после последней примерки свадебного платья.

— Привет! — немного робея, поздоровалась она. — Извини, что без предупреждения. Я уговорила бабулю дать мне твой адрес.

Холли была не в восторге, но все же впустила родственницу в квартиру. Она не знала, решилась ли Сильвия признаться своему жениху в том, что ее беременность оказалась ложной или ее совет повис в воздухе. Однако в любом случае девушка чувствовала себя немного виноватой за то, что уехала не попрощавшись. Но в тот момент она не могла позволить себе получить еще одну душевную травму.

— Я не смогла до тебя дозвониться. Но решила, что ты наверняка еще не нашла новую работу и не мешало бы тебя немного подбодрить, — улыбнулась Сильвия. — Вот, я купила печенья к кофе.

Бабуля рассказала мне, почему ты уехала, и о том, что натворил твой покойный муж. Бывают же на свете такие свиньи!

Холли не смогла уловить ни одной фальшивой ноты. Сильвия, похоже, была искренне к ней расположена, стало быть, Оливер не стал болтать о том, что произошло на «Ханне Стэнфорд».

К тому же она сразу подметила, что еще ни разу не видела Сильвию столь счастливой и безмятежной. Та с мечтательным видом оперлась на плиту, пока Холли ставила чайник.

— Стало быть, приготовления к свадьбе продолжаются? — осторожно спросила Холли, после того, как девушка сообщила, что она только что с примерки.

— Ну… — Это же надо обладать столь редкой способностью так жеманничать и не выглядеть при этом идиоткой! — В общем, да. Ой, а разве у вас нет кофеварки?

— Нет. Что значит «в общем, да»?

— Я по-прежнему готовлюсь к свадьбе, но с другим женихом, — выпалила счастливая невеста.

Холли выронила ложку, рассыпав кофе по столу.

— С Оливером?

— С кем же еще? — Сильвия как будто даже обиделась. Однако, увидев выражение лица Холли, тут же просияла и протянула вперед руку, на которой красовалось новенькое кольцо с бриллиантами и рубином. — Слава Богу, Оливер оставил его у себя после того, как я швырнула его ему в лицо. Два дня назад мы снова обручились.

— А Питер не возражал? — выдавила Холли.

— С какой стати? — весело отозвалась Сильвия. — Он с самого начала на это рассчитывал. Как ты думаешь, почему ни с того ни с сего наши приглашения на свадьбу так запоздали? Пэр все нарочно подстроил. Когда он предложил мне этот план, то сказал, что скорее всего нам не придется жениться. У него не было сомнений, что, когда дойдет до дела, Оливер ни за что не позволит мне выйти замуж за другого, поскольку слишком меня любит.

— Какая проницательность, — пробормотала Холли, в душе которой, заглушая боль, стал закипать гнев. И как он только посмел обвинить ее в двуличии, когда у самого было рыльце в пуху! Да еще и разводил сантименты по поводу чести и благородства!

— Но ведь он оказался прав, не так ли? — бросилась на защиту своего преданного рыцаря Сильвия. — И потом, если бы его ожидания не оправдались, Питер был готов действительно жениться на мне — ради ребенка, и за это я по гроб жизни буду ему благодарна! Хотя вообще-то все странно получилось. У Пэра в последние дни совершенно отвратительное настроение, он даже почти не отреагировал, когда я сообщила о том, что не беременна. Вел себя так, словно ему все равно. Он просто пожал плечами и велел мне как можно скорее рассказать все Оливеру. Я тут же к нему побежала, и, представляешь, он даже ругаться не стал. Мы проговорили чуть ли не полдня, признались, что оба были не правы, я поплакала, а потом… — Сильвии даже удалось слегка покраснеть. — В общем, кончилось тем, что мы оказались в постели.

— Ой, Холли, слышала бы ты, что он говорил, — продолжала щебетать она, видя, что Холли молчит. — Он признался, что ему было так плохо без меня, что он с ума сходил от ревности, когда я обратилась к Пэру. И еще — что он бы похитил меня у алтаря, но ни за что бы не дал мне выйти замуж за другого.

Холли представила себе эту картину и испытала нечто сродни мрачному удовлетворению. Вот было бы здорово, если бы всемогущий Питер Стэнфорд осрамился перед двумя сотнями гостей. Сам же оказался бы и виноват!

Набивая себе рот печеньем, от которого толстеют, Холли с каким-то мазохистским удовлетворением позволяла Сильвии радостно чирикать дальше. Та сообщила, что Айрис пока остается в Обители, а Грейс подрядила племянницу Мэри Гривз писать за нее письма. Сама Сильвия прилетела в город на вертолете компании, и с ней прилетел Питер, собиравшийся остаться здесь на ночь, а потом он, по-видимому, окончательно сюда переберется. Последнее сообщение заставило Холли похолодеть.

Перед уходом, светящаяся счастьем Сильвия вручила Холли изящное бело-золотое приглашение на свадьбу, написанное от руки.

— Оливер велел сказать, чтобы ты обязательно приехала, — радостно прощебетала она. — И еще предупредил, что попробуй только отказаться, он тебе такое устроит!

Холли пристально взглянула на родственницу, но у той на лице было совершенно безмятежное выражение. Очевидно, скрытый подтекст слов жениха до нее не дошел. Похоже, у братцев Стэнфордов имелась скверная привычка швыряться угрозами направо и налево, свирепо подумала Холли, закрывая дверь за счастливой невестой. Потом ринулась к телефону и решительно водворила трубку на рычаг. Хватит с нее! Больше никакого самобичевания, и конец затворничеству!

Телефон зазвонил в ту же минуту, и Холли, схватив трубку, рявкнула:

— Алло!

В трубке на мгновение воцарилось недоуменное молчание, затем женский голос произнес:

— Холли, это ты?

— Да, — резко ответила девушка. — С кем я говорю?

— Что это с тобой? Ты меня не узнала? Это я, Селеста.

Только этого еще не хватало.

— Привет, Селеста, — нехотя отозвалась Холли. — Извини, я только что из душа. — Тебе нужна Конни? Ее нет дома.

— Да нет, мне как раз надо поговорить с тобой. Тут случилось нечто довольно странное…

У Холли язык чесался сказать этой ветренице, что ее вовсе не удивляет тот факт, что с ней происходят странные вещи.

— Ну и что же это? — спросила она, вовремя прикусив язык.

— Понимаешь, мне позвонил тот парень, что устраивает нам свидания вслепую, и сказал, что разыскивает девушку по имени Джульетта.

В ушах Холли зазвенело так, что она на мгновение лишилась слуха.

— Так вот, я ему сказала, что не знаю никакой Джульетты, а он тут же возьми и ляпни, что ее настоящее имя — Холли О'Брайен. Ну я, конечно, сразу сказала, что ты вообще-то на такие свидания не ходишь и что он, наверное, ошибся. Но не тут-то было. Уперся рогом, подавай ему тебя, и никого другого. Я уж и так и сяк пыталась от него отделаться, но он такой настырный. Короче, мне велено тебя известить, что Ромео ждет свою Джульетту сегодня на том же месте и в то же время. Это все — ни фамилии, ни места встречи. И еще он просил передать: «Скажи Джульетте, пусть диктует любые условия». Слушай, это все из-за того свидания, в которое я тебя втравила? Может, ты все же нарвалась на какого-нибудь маньяка? Ой, мне так неудобно…

— Я пойду.

— В конце концов, тебе ведь необязательно… Что ты сказала?

— Я пойду. — Холли постаратась придать своему голосу твердость. — Перезвони ему, пусть скажет Ромео, что я согласна.

Отделанное мрамором фойе огромного дома было таким же холодным и пустым, каким Холли его запомнила, а дверь казалась такой же зловещей, но в этот раз она без колебаний нажала кнопку звонка.

Надо было быть полной идиоткой, чтобы так рисковать, но и отказаться от своего единственного шанса было бы непростительной глупостью. Ведь Питер обратился к ней через посредника, давая возможность сделать выбор: встретиться с ним или отказаться от встречи. Конечно, это могла быть ловушка, но Холли предпочла смотреть на вещи более оптимистично — сквозь призму любви. Ведь имитируя обстановку их первого свидания, Питер как бы давал понять, что готов попробовать начать все сначала, сделать попытку переписать их историю. Это было так свойственно его характеру, с одной стороны жесткому и прагматичному, а с другой — доброму и заботливому, с неожиданно проявляемым мальчишеством, из-за чего она в него и влюбилась!

Он просил передать, что Ромео нужна его Джульетта и что она может диктовать свои условия. Не похоже на человека, который жаждет мести, скорее это просьба… Во всяком случае, Холли было приятно так думать. Может быть, хоть раз в жизни Питер решил дать кому-то еще один шанс завоевать его доверие.

Возможно, она совершает ошибку, но если есть хоть малейшая возможность продолжить отношения с человеком, которого она любит, ее нельзя не использовать.

Впрочем, ожидая у двери, Холли старалась не тешить себя пустыми романтическими надеждами. Вполне возможно, что, снова став холостяком, свободным от всяких обязательств, Питер стремится к ни к чему не обязывающему, самому обыкновенному сексу. Что ж, дерзко подбодрила себя мисс О'Брайен, раз уж она не нашла счастья в браке, может, ей больше подойдет роль любовницы богатого мужчины.

Когда дверь отворилась, у нее уже была наготове дежурная улыбка.

— Добрый вечер, Маурицио!

— Синьорина Холли! — Дворецкий разинул рот и с трудом водворил челюсть обратно.

— Не Холли, а Джульетта, — лукаво поправила Холли. — Мне надо в этот раз говорить пароль или можно войти просто так?

— Право же, синьорина! — В голосе Маурицио прозвучал явный упрек, и Холли рассмеялась звенящим, воркующим смехом, в котором сквозило возбуждение, переполнявшее все ее существо. По чему-то вместо того, чтобы впустить ее в квартиру, Маурицио оглянулся через плечо, и Холли, которой было невтерпеж смотреть, как он переминается с ноги на ногу, легко проскользнула под его рукой и вошла внутрь.

— Подождите, синьорина, я должен доложить… — Маурицио захлопнул дверь и бросился наперерез Холли.

Она снова засмеялась.

— Вы хотите сказать, что сегодня он не задерживается на совещании и вы не будете угощать меня вашими изумительными тарталетками, пока я его жду?

Маурицио нахмурился.

— Право же, синьорина, позвольте мне…

В эту минуту со стороны лестницы раздался низкий голос.

— Кто там, Маурицио?

По лестнице небрежно поднялся Питер — в рубашке и серых брюках, держа в руках что-то, похожее на архитектурный проект. Подняв глаза от бумаги, он увидел Холли и застыл на месте как вкопанный. Он был явно поражен ее появлением.

— Холли?

Она перевела взгляд с его настороженного лица на необычно растерянное лицо Маурицио, и тут ее осенило: ее здесь не ждали! Боже, какое унижение!

Этот звонок не был ни приглашением, ни ловушкой — Питер попросту ничего о нем не знал и никому не звонил. А она, дурочка, была так рада поверить в то, что он жаждет увидеться с ней снова, что даже мысли не допустила о том, что это может быть чья-то злая шутка!

Кошмар!

Вся ее уверенность мгновенно испарилась, когда Питер внимательно оглядел ее, и его глаза хищно сузились. Он, разумеется, не забыл, в каком костюме она приходила к нему в тот вечер, и сразу узнал черное шифоновое платье, черные чулки и вечерние босоножки с золотыми каблуками. Даже сумочка, которую она взяла с собой, была та же самая.

— Холли, — повторил Питер, но теперь в его голосе слышалась некоторая задумчивость и смешливые нотки.

Ее затопила волна смущения. Она отчаянно соображала, как бы выкрутиться из этой дурацкой ситуации, ибо ей вовсе не улыбалось стать еще и объектом насмешек.

— Я… извини, тут какая-то ошибка.

Питер в два прыжка одолел лестницу, отбросив листок бумаги, который держал в руках.

— Почему ты так говоришь?

Девушка попятилась, наступила на ногу Маурицио, но даже не услышала его протестующего стона.

— Я, наверное, ошиблась дверью, — невнятно пробормотала она, понимая, что несет чепуху.

Питер многозначительно оглядел ее вызывающий наряд.

— И кто же тебе нужен: престарелая бабуля, которая живет слева от меня, или педераст-художник справа? — очень серьезным тоном полюбопытствовал он.

— Я хотела сказать, что ошиблась этажом, — поспешно поправилась Холли, невольно прикрывая рукой шею, чтобы скрыть бешено бьющуюся на ней жилку, с которой не сводил глаз Питер.

Это была еще одна ошибка. Ибо Питер немедленно увидел надетые на ее запястье часы — его часы — и улыбнулся так понимающе, словно знал, что она не снимала их ни на минуту с того самого дня, как он ей их подарил, вернее, одолжил. Словно знал, что, лежа в кровати ночью, она подкладывала руку под голову и прислушивалась к еле слышному убаюкивающему тиканью, которое погружало ее в сладкие грезы о мужчине, которому принадлежали часы — и она сама.

— Так почему бы нам не воспользоваться твоей ошибкой? — вкрадчиво предложил Питер. — Может, присядешь и выпьешь со мной по старой дружбе?

Холли отчаянно замотала головой, и Питер понизил голос почти до шепота.

— Ну, пожалуйста. — Он протянул руку ладонью вверх. — Джульетта… Всего один бокал.

Боясь, что голос ей изменит, Холли снова покачала головой, стараясь не поддаться на просительные нотки, звучавшие в его голосе.

— Составь мне компанию, — не унимался Питер.

Он сунул руку в карман брюк и извлек связку ключей.

— Маурицио как раз собирался уходить, да, Маурицио?

Он бросил ключи дворецкому, и тот ловко поймал их одной рукой.

— Разумеется, синьбр.

— Желаю приятно провести время, и не забудь запереть за собой дверь. Я не хочу, чтобы ко мне врывались, пока тебя не будет.

Маурицио неслышно выскользнул — так быстро, что Холли даже не успела сообразить, на что намекал его хозяин. Запоздало опомнившись, она схватилась за бронзовую ручку, но было уже поздно: ключ щелкнул в замке, и дверь отказывалась поддаваться. Холли в отчаянии закрыла глаза и ударила по ней кулаком.

— Ты должна понять, что теперь, раз уж ты здесь, я тебя не отпущу, — спокойно произнес Питер.

— Ничего я не должна понимать! — выкрикнула Холли. — Я же сказала, что пришла сюда по ошибке.

— В этом наряде? Сомневаюсь, — все с той же спокойной уверенностью возразил Питер. — Ты пришла сюда, чтобы увидеться со мной, правда? Причем в облике Джульетты, потому что Джульетта не такая ранимая, как Холли.

Она круто развернулась, прислонившись к двери, преграждавшей ей путь к свободе.

— И что же ты знаешь? — с горьким презрением спросила она.

В глазах Питера не было торжества, только спокойная грусть.

— О тебе? Боюсь, что очень мало. Я и себя-то знаю меньше, чем думал раньше. Мне казалось, я могу все держать под контролем, и уж себя — в первую очередь. Но, как выяснилось, я ошибался.

И очень сильно.

Он неслышно приблизился к девушке, гипнотизируя ее пристальным взглядом.

— Кстати, может быть, тебе будет интересно узнать, что я не собираюсь жениться на Сильвии.

— Я знаю, она сегодня ко мне приходила, — отозвалась Холли и тут же прикусила губу, увидев, как в его глазах блеснуло понимание. Надо же было так проговориться! Теперь еще вообразит, что, узнав об отмене его свадьбы, она тут же помчалась к нему сломя голову.

— Я оказался самой настоящей свиньей, — продолжал Питер, словно не замечая ее смятения. — Опыт научил меня видеть в людях худшее и не верить в их добрые намерения…

— Это что, извинение? — перебила его она. В голове ее вертелась единственная мысль: «Он тебясюда не звал». Он не звал ее и теперь решил, что она приползла к нему на коленях.

Питер мягко улыбнулся в ответ на ее вызывающий вопрос.

— Не просто извинение, а гораздо больше. Идика сюда и присядь. Придется тебе смириться с тем, что дверь я открывать не собираюсь. Я не открыл бы ее, даже если бы знал, где Маурицио держит свои ключи.

Он снова протянул Холли руку, но она тупо прошла к лестнице, не обращая на нее внимания. Питер не настаивал. Он молча спустился вместе с ней в гостиную, однако там твердо взял ее под локоть и повернул к себе.

— Не прикасайся ко мне! — Холли сделала попытку вырвать руку.

— Ничего не могу с собой поделать, — отозвался Питер и, схватив второй локоть девушки, притянул ее ближе. — Это просто какое-то наваждение. С самой первой нашей встречи я не могу находиться рядом с тобой, не умирая от желания прикоснуться. Ты меня сводишь с ума, и, должен признаться, сначала я не был уверен, что такое положение вещей меня устраивает. Я не был готов к подобному, это нарушало все мои планы.Мне нужно было отодвинуть свое чувство к тебе на второй план, пока не станет понятно, как с ним справиться. Но тут я выяснил одну малость, которая нравится мне еще меньше. Хочешь знать, какую?

Его чувство? Холли снова помотала головой, отказываясь верить тому, что услышала. Она могла лишь смотреть в его лицо широко распахнутыми глазами, не веря, что все происходит наяву, чго это не игра ее воспаленного воображения.

— Мне не нравится, когда тебя нет рядом. Мне плохо, когда ты не со мной. Ты мне нужна постоянно, нужна, чтобы заинтриговывать меня, приводить в ярость, успокаивать, возбуждать и выводить из себя. Да-да. Даже когда я злюсь на тебя, я все равно хочу, чтобы ты была рядом…

Холли затрясло, и Питер медленно прижал ее к себе.

— Мне тяжело сознавать, что я тебя обидел. Я так зациклился на ответственности за семью и собственном чувстве чести, что совершенно забыл о том, что и ть! можешь считать своим долгом защищать свою семью. Я так привык к тому, что все перекладывают свои проблемы на мои плечи, что растерялся и не знал, как себя вести, наткнувшись на человека, не желавшего ничего от меня требовать. Мне бы следовало восхищаться твоим мужеством, стремлением отстаивать свои убеждения, твоей необыкновенной преданностью своей семье. А я лишь разозлился из-за того, что ты продолжала защищать этого мерзавца — своего мужа даже после его смерти, а не доверилась мне, хотя я ничем не заслужил твоего доверия. Я понимал, что не могу допустить с тобой еще одну ошибку, и последние дни постоянно ломал голову, какую бы придумать логичную причину, чтобы с тобой увидеться.

Его руки крепче сжали Холли, и голос внезапно охрип.

— Но тебе ведь нужна от меня логика, да, Холли? Ты даже представить себе не можешь, что я почувствовал, когда увидел тебя сейчас и понял, что ты готова пожертвовать своей гордостью ради встречи со мной, даже после того, как я с тобой обошелся, что твое желание быть со мной рядом пересилило твои страхи…

— Не надо! — задохнулась Холли. Господи, ведь все же не так! Снова получается, что она его обманывает!

Питер улыбнулся ей с согревающей душу нежностью.

— Ты хочешь запретить мне говорить? Именно сейчас, когда я смиренно признаюсь тебе в своих ошибках?

— В этом нет необходимости…

— Есть. Во всяком случае, для меня. Все, что зависело от тебя, ты уже сделала, теперь пора мне внести свою лепту.

Холли мечтала об этой минуте всей душой, но сейчас ей надо было во что бы то ни стало прояснить ситуацию, причем сделать это до того, как он зайдет слишком далеко в своих признаниях.

— Питер…

Холли отвернулась, подыскивая нужные слова, и тихо ахнула, заметив на столике позади него большую фотографию.

— Что это?

Проследив за ее взглядом, он тут же отпустил ее и, схватив со столика фотографию, поспешно перевернул ее лицевой стороной вниз.

— Погоди-ка. — Холли взяла фотографию со стола. — Это же я!

Фотография была явно увеличена, причем изначально на снимке Холли была не одна, потому что рядом просматривался чей-то рукав. Приглядевшись повнимательнее, она сообразила, что снимок был сделан в первый вечер ее пребывания в Тихой обители на приеме, который устраивала Сильвия. Холли подняла вопросительный взгляд на Питера, и тот вздохнул.

— Это единственная твоя фотография, которая у меня есть, — просто сказал он, и глаза Холли невольно наполнились слезами. — На той вечеринке был фотограф. Снимал он в основном известных личностей, и ты попала в кадр случайно в самом начале приема, когда Грейс представляла тебя гостям. Я потихоньку стащил снимок и отдал его увеличить. Ты на нем немного нервничаешь, правда? Зато посмотри, какой у тебя разворот плеч. Он словно говорит: «Какого черта! Я все равно прорвусь». Ты ведь тогда боялась нарваться на меня, правда?

Он пристально рассматривал фотографию, а Холли следила за его лицом, на котором задумчивое выражение постепенно сменялось нежностью. Она представила себе, как этот мужчина сидел здесь совсем один, окруженный всеми роскошными вещами, какие только можно купить за деньги, и с тоской смотрел на снимок, подмечая каждую мелочь и стараясь проникнуть в ее мысли. Сердце Холли растаяло окончательно.

— Ох, Питер… — Она обвила его шею руками, словно стараясь защитить от одиночества. И с этой минуты была готова оберегать его всю жизнь. Пусть даже он ее не любит. Ее любовь так велика, что с избытком хватит на двоих.

— Теперь ты все знаешь, — мягко произнес Питер, поднимая ее голову и заглядывая в глаза. — После той первой ночи я был полон решимости разыскать тебя и назначить новое свидание, но тут позвонила Сильвия, и все пошло наперекосяк. Но в глубине моего сознания все равно постоянно существовала только ты. Когда я увидел тебя у Мэннингов, то решил, что у меня галлюцинации.

Холли поведала ему историю своего знакомства с Айрис, и Питер расхохотался.

— Неудивительно, что она к тебе так прониклась. «Прятки» всегда были ее любимой игрой… Кстати, об играх, — Питер наклонился и лукаво шепнул ей на ушко: — У тебя что-нибудь есть под платьем?

Холли залилась краской и сделала попытку вырваться из его объятий. Его глаза засияли радостным восхищением, когда он понял, как далеко готова была зайти Холли в надежде вернуть его.

— Нет? — шепнул он и разразился смехом, глухим и дразнящим. Холли смущенно спрятала лицо на его плече. Рука Питера скользнула вдоль платья, легко сжав ее ягодицы. — Да уж, детка, я вижу, ты как следует подготовилась к схватке. У меня нет никаких шансов на победу!

И тут девушка спохватилась. Надо же все-таки объяснить ему, как она здесь оказалась. Сейчас для нее это было очень важно. Холли подняла раскрасневшееся лицо и храбро заглянула в глаза Питеру.

— Знаешь, я ведь пришла сюда не по своей инициативе, — объявила она, пристально глядя ему в глаза. Пусть теперь попробует взять свои слова назад!

И Холли принялась торопливо рассказывать о звонке Селесты. — Естественно, я решила, что звонил ты, — заключила она и невольно усмехнулась. Выходит, Селеста, сама того не зная, сыграла роль Купидона. -

Я подумала, что это ты сделал первый шаг.

Ответом была легкая краска, выступившая на щеках Питера, однако он был слишком рад благополучному исходу дела, позволившему им объясниться, и слишком заинтригован загадкой, чтобы переживать по поводу своей невольной ошибки.

— Погоди-ка, дай мне подумать, — наморщив лоб, принялся размышлять он. — Я ведь не сам договаривался о том свидании. Тому типу звонил Маурицио. Разумеется, звонки делались не из офиса, как ты понимаешь. Телефон этого парня должен быть у меня записан в книжке, но туда, кроме Айрис, Маурицио и меня, никто не заглядывает. — Внезапно Питер замолчал, а потом вдруг быстро разомкнул объятия и отстранился. — Извини, я на минутку тебя покину.

Он стремительно вышел из гостиной. Отсутствовал он гораздо дольше минуты, а, когда вернулся, лоб его сердито хмурился, но глаза смеялись.

— Все подстроила моя драгоценная дочурка. Похоже, у нее развилась мания разыгрывать из себя Господа Бога. — И он сокрушенно покачал головой.

— Боже милостивый! — ахнула Холли. — Не могу себе представить, как ей это удалось!

Питер приподнял бровь.

— А вот меня это нисколько не удивляет, при ее-то увлечении детективами. Она проштудировала все домашние записные книжки, сопоставила даты, кое-что выудила из Маурицио, да так, что бедняга ни о чем не догадался, а потом на спор уговорила одного из школьных приятелей позвонить тому типу, который нас свел. Вот и все.

— Но откуда она узнала о том, как мы познакомились? И о том, что назвались друг другу Ромео и Джульеттой?

Питер провел ладонью по волосам. Вид у него был явно смущенный, что делало его еще более привлекательным.

— А вот тут, боюсь, уже я виноват. В тот вечер, когда я на тебя сорвался, я выпил больше, чем следует… И был просто взбешен тем, что ты снова меня обошла, — признался он. — В результате меня развезло и потянуло на откровенность. Во всяком случае, именно так выразилась моя прелестная доченька. Я прочел ей целую лекцию о том, какой следует быть настоящей женщине, и какие иногда попадаются подлые особы, ловко умеющие водить мужчину за… э-э-э… определенную часть тела. Айрис утверждает, что я упомянул о том, как было устроено наше свидание, а заодно и проговорился, как мы в шутку обыграли свои вторые имена.

— Ты слишком много болтал в присутствии впечатлительной пятнадцатилетней девочки, — осуждающим тоном сказала Холли.

— Да я и сам это понимаю, — покаянно согласился Питер. — А избыток интеллекта позволил ей заполнить пропуски. — В его голосе невольно прозвучали нотки отцовской гордости. — В частности, она сразу сообразила, что твое полное имя должно фигурировать в архивах фирмы Мэннингов. А уж забраться в архивы и выудить оттуда нужную информацию — это ей и вообще не составило труда. Ты же знаешь, что закон об охране частной собственности не является для моей дочери препятствием, когда она ведет свои расследования. Дай ей волю, так она запросто весь мир поставит с ног на голову.

— Но зачем ей это понадобилось? — недоуменно спросила Холли. Вряд ли Айрис задумала это как злую шутку, чтобы унизить ее и причинить ей боль. — Она ведь видела, как мы с тобой расстались.

— Именно поэтому, — вздохнул Питер. — Айрис вообразила, что это она во всем виновата, тем более когда узнала, что Сильвия нам больше не помеха. Вот она и решила, что достаточно свести нас вместе, а природа и чувство довершат все остальное. Правда, она выразилась немного по-другому… Похоже, моя дочь не такой уж ребенок, каким я ее считал. В каких-то отношениях она даже более зрелая, чем ее папаша.

Холли в смятении прижала руки к пылающим шекам.

— Она, должно быть, считает меня первостатейной шлюхой.

Питер понял ее смущение и ласково привлек к себе.

— Напротив, она считает тебя очень славной женщиной, от которой ее отец просто без ума, — утешил он, целуя Холли в кончик носа. — Кстати, она просила тебе передать, что не нарушала данного тебе обещания. Глупостей она никаких не наделала, и ее подвело лишь то, что она утащила домой гроссбух. Если бы я его не обнаружил, тоникто ни о чем и не узнал бы.

— Боже мой! — простонала Холли. Юная эрудитка снова ухитрилась взять над ней верх. Однако сейчас ее занимали совершенно другие мысли. — А что, если бы она ошиблась, и ты бы не захотел меня видеть?

Питер расхохотался.

— Радость моя, девочка сначала любовалась на то, как я тебя чуть не прирезал, а потом ей пришлось смириться с тем, что ее очумевший от безысходности папаша только о тебе весь вечер и говорил, глуша при этом виски лошадиными дозами. У нее, как ты уже догадалась, аналитический склад ума, так что выводы она сделала правильные. Айрис прекрасно разобралась в том, как я поступлю, стоит тебе попасть в мои руки.

— Придушишь меня?

Питер крепче прижал ее к себе и наклонился к самым губам.

— Никогда не отпущу.

— И не надо! — Прикосновение сильных рук и теплые губы на ее губах были для Холли подлинным благословением.

— Так ты готова принять мою дочь? — еле слышно шепнул Питер.

— Я уже полюбила ее как родную, — чуть смущенно отозвалась Холли.

— Я имею в виду, принять как свою собственную дочь, — пояснил он. — По-моему, все дети в одной семье должны называть матерью одну женщину. — Почувствовав, как напряглась Холли, Питер покачал головой. — Неужели ты думаешь, что я не предложу любимой женщине выйти за меня замуж? В особенности если она такая, как ты, и все время норовит от меня ускользнуть. Ты что, держишь меня за полного идиота?

Лицо Холли просияло от счастья.

— По-моему, ты не идиот, а самый настоящий гений. За это я тебя и полюбила.

Она впервые произнесла эти слова вслух, однако никакой романтической реакции не последовало. Питер лишь приподнял бровь.

— Докажи.

Холли расхохоталась. Сбросив босоножки, она потащила его в спальню и игриво бросила на кровать. Питер тихонько шепнул:

— В тот раз, когда моя Джульетта была со мной, она оказалась слишком горда, чтобы принять что-то от меня. Надеюсь, сейчас все будет по-другому.

— Гордость превыше всего, — напыщенно произнесла Холли.

— Мне ли этого не знать, — улыбнулся Питер и легко провел пальцем по нежным губам любимой. — Так как же? Ты готова смягчить ради меня эту малоудобную черту своего характера хотя бы на сегодня?

— А у тебя еще сохранился тот великолепный браслет? — поддразнила Холли.

Глаза Питера торжествующе блеснули.

— Так у тебя все же нет никакой аллергии на золото? — Она покачала головой, и он, вытащив один из ящиков прикроватной тумбочки, вытряхнул из него целую кучу шкатулочек. Раскрывая их по очереди, он принялся осыпать Холли целым шквалом драгоценностей: браслетами, кольцами, серьгами, ожерельями, — ослепительно засверкавшими на фоне ее черного платья.

— Питер! — смеясь, запротестовала Холли, отбиваясь от золотого дождя.

— Тебе этого мало? — И он обрушил на девушку новую порцию украшений. Холли уже просто изнемогала от смеха.

— Я купил все это, потому что у тебя нет никаких украшений, только я не знал, что тебе нравится, — неожиданно серьезно сказал Питер. — Мне хочется дать тебе все, понимаешь? — С нежностью произнес он. — Себя, свою жизнь, любовь, детей… все, что в моей власти подарить тебе. — Он достал последнюю вещицу, завернутую в несколько слоев папиросной бумаги, и осторожно развернув, извлек тоненькое старинное золотое колечко с тремя скромными бриллиантиками, уложенными в ряд. Холли, стряхнув с себя украшения, села и стала внимательно рассматривать кольцо.

— Это обручальное кольцо моей матери, а до нее оно принадлежало моей бабке, — пояснил Питер. — Отец сохранил его для меня после маминой смерти, чтобы я отдал его своей будущей жене. Сид объявила, что оно слишком старомодное и бриллианты слишком маленькие, а Сильвии я его даже не показывал. Сам того не зная, в течение последних пятнадцати лет я хранил его для тебя…

— Оно прекрасно, — дрожащим голосом произнесла Холли. — Светлое напоминание о любви прошедших поколений.

Питер надел кольцо на тонкий пальчик Холли.

— Я так и знал, что тебе оно будет впору.

— Маленькое, простое и незаметное? — лукаво поддразнила Холли.

— Тонкое, редкое и драгоценное, — отозвался Питер и опрокинул ее на кровать. Бесцеремонно стряхнув с покрывала свои щедрые дары, он приготовился к самому серьезному делу, которое было у него сейчас, — к любви.

— А ты знаешь, что мы с тобой подтвердили одну довольно банальную аксиому? — сказал он, поднося к губам руку Холли и нежно целуя кольцо.

— Какую же? — мечтательно прошептала она, готовясь принять его самый бесценный дар.

— Что каждому человеку раз в жизни достается счастливый билет. И надо только поверить в это и не упустить свою удачу, — нельзя позволить этой капризной гостье промчаться мимо твоей судьбы.