Подруги сидели в кафе и наслаждались обществом друг друга, ибо не встречались больше месяца, всё какие-то дела и заботы.
— Точно решила рожать? — Эльвира изящным движением подхватила керамическую кружку с кофе по-мексикански, отпила напиток с корицей и тростниковым сахаром, закатила глаза от удовольствия и, посмаковав, поставила кружечку на стол. «Прямо-таки стала эстеткой и гурманкой», — усмехнулась Пересветова. — Потом не пожалеешь?
— Не пожалею. Сложатся отношения с Игорем или нет, но рожать буду, раз так получилось, — твёрдо ответила Арина.
— Да, нежданчик с беременностью. А Воронцову уже сказала?
— Нет, скажу позже — в его день рождения, сделаю подарок, так сказать. Знаешь ты и ещё…
— Кто знает? Начальник?
Арина засмеялась:
— Начальству пока сообщать не буду — сразу отстранят от полётов. Введу в курс через пару месяцев, срок всё равно очень маленький.
— Ты же понимаешь, летать рискованно.
— Не думаю, всё будет хорошо, не волнуйся. Я молодая, крепкая и здоровая — справлюсь.
— Так кто ещё обладатель счастливой новости?
— Любовь всей моей жизни.
— Бернгардт, что ли? — удивилась Эльвира.
— Да. Он позвонил и попросил о встрече. Но всё поздно, всё очень поздно.
— Знаешь, а мне его жаль. Попался неопытным юнцом в лапы к прожжённой хищной девице, столько лет потерял. Хорошо, что понял, кто она на самом деле, и спетлял. А тебя жаль ещё больше, прямо-таки до слёз: Никита хоть смог разобраться ху из ху, а ты так и живёшь с завесой на глазах в каких-то иллюзиях.
— Не говори так. Игорь ещё себя покажет.
— Я не сомневаюсь, скоро наплачешься. Вот, правда, сначала Бернгардту хотелось настучать по макушке, а теперь — тебе. Не зря вас когда-то притянуло друг к другу — оба больные на голову. — Эльвира взяла лежащую на соседнем стуле сумочку и щёлкнула замком, доставая красивый конвертик.
— Как притянуло, так и развернуло. У тебя-то как дела? Заявление подали?
— Да, свадьба через полтора месяца, так что, ждём, приходите. — Она передала Пересветовой красочный и яркий конвертик, в котором лежала открытка — приглашение на свадьбу.
— Отлично! Поздравляю!
— А о Никите всё же подумай! — проговорила Эльвира, допивая свой кофе. — Отличный парень! Потом всю жизнь будешь жалеть. Если тебя любит, будет любить и твоего ребёнка — вместе воспитаете.
— О любви Бернгардт вообще-то не говорил, — засмеялась Арина. — Ты, как всегда, преувеличиваешь и выдаёшь желаемое за действительное.
— Ещё скажет, просто не успел.
«Как же мне повезло с подругой, — подумала Пересветова. Она и представить не могла, как бы справилась со своими вечными сомнениями, если бы не Эльвира. Не всегда советы были уместны, но иногда попадали в точку, если касались отношений с парнями — опыта в этом у Арины не было, если не считать дворовых посиделок с пацанами, но то другое. — Молодец, Эльвира! Поможет, подскажет иногда для убедительности шашкой рубанёт».
Однако Арина, как разумный человек, умела сохранять баланс и не поддаваться горячности Эльвиры, тем более в случае с Никитой. Какие могут быть с ним отношения, если она ждёт ребёнка от другого человека, а тот другой мечтает о настоящей семье и обязательно раз в неделю заговаривает о свадьбе — вот и повод пожениться. Пересветова была уверена: Игорь обрадуется новости о её беременности.
Вечером Арина решила не ждать дня рождения и сделать сюрприз прямо сейчас. Игорь сидел в кабинете и что-то набирал на компьютере. Как только подошла Пересветова, захлопнул крышку ноутбука.
— Что пишешь? — Арина подошла к Игорю, наклонилась и положила руку на его плечо.
— Да так, пустяки, пытался договориться кое о чём с руководством клуба.
— О чём же?
— Тебе это неинтересно. — Воронцов снял с плеча её руку и поочередно поцеловал каждый палец. — Как провела выходной?
— Встречалась с Эльвирой.
— Однако подругу ты себе выбрала. До добра тебя не доведёт, сказал уже когда-то. — Арина поймала себя на мысли, что ровно то же самое Эльвира говорила о Воронцове. Пересветова нахмурилась, но ничего не ответила. — Так о чём разговаривали?
— Обо всём, что произошло за этот месяц, — ответила она туманно.
Воронцову явно было неинтересно слушать, спросил ради того, чтобы не казаться невоспитанным, взглядом он уже тянулся к телефону.
— Игорь, я с тобой разговариваю.
— Прости. Так какие новости?
— Эльвира и Илья женятся.
— О как! А когда это счастливое событие случится у нас? — Его узкая ладонь легла на её бедро.
— Думаю, очень скоро. — Игорь внимательно посмотрел на Арину: неужели дожал? Он довольно улыбнулся.
— Здорово! Назначай дату.
Пересветова, глубоко вздохнув, продолжила как-то обыденно, без всякой торжественности так, как она обычно говорила, когда возвращалась из рейса: «Ну вот, наконец, дома»:
— Дело в том, что я беременна.
По тому, как Воронцов отвёл глаза и моментально пригорюнился, Арина поняла: не такой новости он ждал. Помолчав, он развёл руками:
— Вот так сюрприз. — Игорь встал и подошёл к окну, запустив руку в волосы.
— Неприятный?
— Да как сказать? Неожиданный. — Воронцов вздохнул и, повернувшись к ней, заглянул прямо в глаза. — Ребёнок, надеюсь, мой? — Увидев удивлённую реакцию Арины на его слова, уточнил: — Нет, ну правда?
У Пересветовой сначала забарабанило в висках, потом краской залило лицо, даже, казалось, волосы покраснели. Её слегка потряхивало. Арина молча подошла к Воронцову, неожиданно для него закинула руку назад и резко влепила пощёчину. Бах! Звук получился звонкий и громкий. А потом презрительно бросила:
— Уходи! — Больше слов не требовалось. Всё сказал за себя этот жест.
Никита, раздосадованный разговором с Пересветовой, много думал над её словами, заодно перебирая свои ответы, и пришёл к мнению, что больше заводить серьёзных отношений не станет. Достаточно ему этих стрессов. Лучше издали любоваться на чужое счастье и сочувствовать чужому несчастью, а самому поставить некую завесу на все чувства, от которых болит душа и ноет сердце.
Побывав на свадьбе у Осипенко и Смолиной, он убедился в этом ещё раз, ибо за какие-то шесть часов банкета Виталий и Ирина сумели поругаться три раза. Бернгардт не мог понять: для чего свадебное шоу, если однажды они всё равно расстанутся — это очевидно, слишком ребята разные: для приятельских отношений, может, и подходят, а вот для семейных — как-то не очень.
«А ведь мы тоже с Барбарой очень разные, однако откуда-то прилетела «счастливая мысль» — жениться? — подумал Никита и усмехнулся. — Наивный идиот. На что рассчитывал, на что надеялся, ведь видел и понимал, к чему всё идёт?
А Виталька — молодец, настоял, чтобы на торжестве не было Барбары, и это правильно. Она бы устроила шоу, свадебного не надо: прилипла бы как пластырь к ране — не отдерёшь», — пошли нехорошие мысли под нехорошее настроение.
Жаль в этой ситуации только Лизу — она, не выдержав экзекуции, убежала с регистрации брака любимого человека, очень ей больно было — Никита видел, но чем он мог помочь сестре?
Оказывается, мог, поняв, в конце концов, что сестру нужно максимально загрузить не только учёбой — ведь одиннадцатый класс не шутки, но и творчеством — для души! На следующий день после свадебного шоу он отправился в канцелярский магазин и купил ей дорогие кисти из козьего и китового волоса, масляные, акриловые, акварельные краски, холст, мольберт, этюдник, альбом и набор карандашей.
Ещё ранее он заказал самоучитель «Полный курс рисования». Но и этого показалось Никите мало, как нельзя кстати, ему предложили купить щенка неизвестной породы.
Сначала парень занёс домой всё это великолепие для рисования, чем вызвал у сестры восторг, она даже закружилась волчком от переполнявших эмоций. А когда по паркету неуверенно прошагала на трясущихся лапах эта милота неизвестной породы, на глазах Лизы показались слёзы радости.
Никита сказал, что нашёл щенка во дворе — привет от зайчика. Мысль так пошутить прилетела из детства, когда отец, придя домой, приносил всякие вкусняшки, будто бы от зайчика, и маленькая Лиза верила в это волшебство. Вот и сейчас все подарки тоже были от зайчика. Сестра в этот день много смеялась и больше о Виталии не вспоминала. Со временем, казалось, и вовсе забыла, с головой уйдя в бесконечные занятия: уроки, изучение языков, рисование.
Каждый день она дважды выгуливала щенка — помесь дворняги и немецкого пинчера, назвав его Джеком. Никита был счастлив от сознания, что сделал важное дело для семьи — укрепил её спокойствие. А большего ему и не надо, он решил жить для бабушки и Лизы, однако со временем всё-таки взял ипотеку на квартиру, ибо понимал: мужчине надо жить отдельно, становиться самостоятельней. А родовое гнездо, что ж, оно так и останется родовым гнездом. Никита не хотел думать, что на этот шаг его подвигли обидные и злые слова Барбары: «Нищеброд. Даже нет своей квартиры!»
Через пару месяцев или чуть меньше Никите позвонил Илья и осторожно спросил, смотрел ли он сегодняшние новости?
— Нет, еще не открывал телеграм — канал. Что-то случилось?
— Случилось… В общем, самолёт, в котором летела Пересветова, потерпел крушение.
Никита закрыл глаза и крепко стиснул зубы, чтобы не завопить.
Пересветова ехала в аэропорт на такси слегка уставшая, ибо с утра она успела сходить в женскую консультацию и переделать массу домашних дел. Врач, к счастью, подтвердил, что плод развивается в соответствии с нормами, всё хорошо. Арина радовалась, нет даже привычного на этом сроке токсикоза. Слегка округлившийся живот окружающие не замечали, и Арина продолжала летать, чувствуя себя прекрасно, однако тянуть далее становилось опасным, и она собиралась после этого рейса сообщить руководству о беременности. «Ну что ж, придётся перекладывать бумажки в офисе, не оставят без работы», — думала Пересветова.
Игорь во всём ей старался помочь: взял ради поездки в консультацию выходной и сопровождал Пересветову повсюду, помог даже приготовить обед.
Вечером Воронцов проводил её до машины и, поцеловав, посоветовал беречь себя и ребёнка. В такси её всё раздражало, начиная от разговорчивого водителя, удушающих резких запахов ароматизатора, до музыки, ибо, поняв, что девушка не хочет общаться, таксист включил на всю песни Виктора Цоя. Из динамиков неслось: «Верь мне, и я сделаю всё, что ты хочешь»…
Сразу вспомнился тот тяжёлый разговор двухмесячной давности, когда она призналась Игорю, что ждёт ребёнка.
Тогда он тоже говорил эти слова.
— Ариночка, родная моя, прости! Выслушай! Не гони! Я не виноват! Правда! — на одном дыхании скороговоркой произнёс растерянный Воронцов, потирая покрасневшую от её удара щёку, и умоляюще посмотрел на Пересветову. — Это всё из-за Бернгардта, этого мудака, и его тупой курицы! — Воронцов сделал к ней два шага и попытался приобнять девушку.
Арина откачнулась от парня, пряча глаза полные слёз и по-прежнему сохраняя дистанцию:
— Только не начинай, — просипела она. — Ничего не хочу слушать.
— Но даже подсудимый имеет право на последнее слово, давай поговорим, и если после этого ты скажешь, чтобы я ушёл, о’кей, я уйду. — Он для убедительности сходил в их спальню и принёс оттуда свою дорожную сумку.
Обессиленная Пересветова села в кресло и, тяжело вздохнув, тихо проговорила:
— Они в нашей с тобой ситуации совсем не при чём. Не Никита с Барби сказали эти жестокие слова.
— Не они. Она. Девушка Бернгардта позвонила и намекнула, что вы с ним встречаетесь, и он регулярно на связи. Насчёт того, часто или нет, не уверен, но то, что звонил, по крайней мере, раз, это точно, проверил. Она сказала, не удивится, если ты уже беременна от Бернгардта. Потому, когда пришла с радостным известием, я был буквально обескуражен от услышанного и усомнился, что ребёнок мой.
— Значит, во всём виновата Барби? — Арина горько усмехнулась. — Не перекладывай свою вину на другого. Значит, ты, просматривая мой телефон, наверняка подумал, что звонок не один, а сообщения я удаляю. Так? — Воронцов кивнул. — Зачем ты вообще живёшь с девушкой, если не веришь ей или сомневаешься в порядочности?
— Живу потому, что не могу без тебя. Не говорил раньше, но отец изменял матери, она об этом знала и каждый раз прощала. Думал, вдруг ты мне тоже изменяешь? Я об этой актрисульке всё узнал. Ты, когда зашла в кабинет, заметила, что сидел за ноутбуком, а увидев тебя, сразу закрыл его, ибо просматривал все социальные сети, где зарегистрирована Барби. Даже друзей на уши поднял, чтобы нашли информацию об этом человеке.
— И что? — осторожно спросила Пересветова.
— Да ничего, все сказали, она та ещё стерва. Потому я верил и не верил её словам. Прости меня! Очень виноват перед тобой! — Игорь поднял повлажневшие глаза. — Прости! На самом деле, я рад нашему будущему ребёнку. Просто счастлив, что у нас будет настоящая семья. — И снова, который уже раз повторил: — Пожалуйста, верь мне.
Воронцов с такой растерянностью и одновременно мольбой смотрел на Арину, что у неё сердце заболело, тем не менее она нашла в себе силы ответить:
— То есть я тебе должна верить, а ты мне нет?
— Отныне даже не усомнюсь в твоей честности!
— Что же повлияло на это?
— Наш разговор. Я понял, ты не умеешь притворяться, у тебя всё на лице написано.
— А раньше ты этого не знал? Мы с детства с тобой знакомы, если что. В игры разные играли, в дом…
Воронцов тут же оживлённо подхватил:
— Да, ты была мамой, я — папой, а кукла Ася — нашей дочерью, а ещё у нас была машина с педалями, на которой мы будто бы ездили на дачу. — Воронцов грустно улыбнулся. — Конечно, я всё помню, но то было в детстве. А потом тебя очень долго не знал: сначала ты общалась с Бернгардтом, а потом и вовсе пропала из поля зрения, когда я ушёл из школы. Так что, детство осталось в детстве, а тебя новую я почти не знал. Но теперь уверен.
— Ещё бы мне быть уверенной в тебе.
— В этом не сомневайся. Никогда не говорил, а теперь скажу: я люблю тебя! И нашего ребёнка тоже буду любить! Верь мне, пожалуйста!
Игорь снова подошёл к Арине, присел на корточки и положил свою голову на её колени:
— Верь мне! Или убей!
Арина, неподвижно посидев так несколько секунд, кивнула:
— Хорошо. — И запустила руку в его густые волосы. — Поверю, если будешь верить мне.
Воронцов приподнялся и поцеловал её в лоб, как маленькую, а потом подал руку. Когда она привстала, сел на её место и бережно, как на трон, посадил Пересветову на свои колени.
Арина ехала в такси, вспоминая тот тяжёлый вечер, и не знала, что этот тоже преподнесёт множество неприятных и даже трагических событий.
В этот раз Арине предстояло лететь в Якутию. В Якутию, так в Якутию. Куда прикажут. Без разницы. Пересветова к полётам стала относиться буднично. Если раньше у неё дух захватывало и сердце колотилось от счастья, когда рейс был в Сибирь, на Кавказ или Север, то спустя почти полгода она относилась к командировкам как к вынужденной необходимости: работа и работа, какая разница куда лететь, всё уже повидала. Увы, ощущение новизны потихоньку стиралось.
Самолёт, на котором предстояло выполнять рейс, был небольшой — ТУ-154.* Приняв пассажиров, воздушное судно начало набирать высоту. Спустя три с половиной часа полёта на борту по неизвестной причине произошла потеря электропитания, и вскоре отключились бортовые навигационные системы, пропала связь, потом погасли остальные приборы. У обесточенного самолёта остался лишь старенький простенький компас.
Но стюардессы и пассажиры об этом ещё ничего не знали, потому все были спокойны, на борту вообще этим вечером была странная тишина. Позже кто-то из журналистов подберёт ей тривиальный эпитет «зловещая», «гнетущая» или «настороженная», но пока не произошло страшное, это была просто тишина.
Пилоты понимали, что до аэропорта назначения не дотянут, надо искать место посадки и сажать самолёт вручную, потому сообщили об этом бортпроводникам, ибо стюардессы напрямую контактировали с пассажирами, а их в какой-то момент нужно готовить к чрезвычайной ситуации.
Арина побледнела, понимая ситуацию приблизительно так, как понимали её пилоты, ибо знала самолёт изнутри, и что обозначает фраза «остановились топливные насосы», сказанная первым пилотом, ей была отлично знакома. Сколько им всем ещё осталось жить? Тридцать минут?
Она в те мгновения жалела об одном, что не простилась с родителями — не видела их уже почти год, а теперь, наверное, и не доведётся.
Да и вообще, почему-то очень хотелось оказаться в своём городе, в той тенистой и уютной беседке парка, чтобы непременно рядом сидел Никита, подперев щёку, как он любил, и улыбался ей, посылая тепло и свет умных и добрых карих глаз.
Когда пронзили облачность, бортинженер поставил стаканчик с водой, чтобы можно было определить крен. Немного позже на минуту они попали в просвет между облаков и вскоре увидели картину, которая всё время работы приносила им покой и удовлетворение: пилоты заметили площадку — это было обещание того, что все останутся живыми!
Пассажиры об аварии не подозревали до последнего, пока командир экипажа не объявил:
— Дамы и господа, у нас возникла небольшая проблема, потому мы вынуждены приземлиться на запасном аэродроме. Надеюсь, это не доставит вам беспокойства, все слушайте указания бортпроводников. Посадка через четыре минуты.
Пересветова понимала, что сейчас начнётся их основная работа. Именно этому и учили бортпроводников: не только обслуживать «хотелки» пассажиров, а прежде всего спасть их, если возникнет подобная необходимость.
Вообще, все их занятия были распределены на блоки. Сначала шли вводные уроки, связанные со строением воздушного судна, авиационной безопасностью, медициной, сервисом, а потом переходили к основным блокам: «Английский язык», «Аварийно-спасательная подготовка».
На последний предмет делался основной упор. На этом этапе их учили спасать людей в чрезвычайных ситуациях: действиям в самолёте, на надувном трапе. Это был очень интересный предмет, но и самый сложный.
Требовали, чтобы эвакуация из самолёта продолжалась не более девяноста секунд. Такое время было установлено потому, что за полторы минуты пламя может поглотить весь самолет, а за четыре с половиной минуты он выгорает полностью — Пересветова об этом знала отлично, ещё участь в университете гражданской авиации.
«Итак, на эвакуацию не более девяноста секунд, — снова подумала Арина, однако видом не показала пассажирам, насколько сложно и незавидно их общее положение. — Главное — спокойствие! До выстрела не падай!» — приказала она себе.
Во время маневра снова проскочила взлётная полоса. У лётчиков было всего сто семьдесят метров полосы, для подобного воздушного судна очень мало, и не хватило всего-то двух секунд, чтобы полностью вписаться во взлётную площадку.
Самолёт отчаянно затрясло, казалось, сейчас он развалится на несколько частей, а потом его резко накренило вправо. Взвыв, заскрежетав, завопив, как раненый медведь, он остановился. Началась эвакуация, все бортпроводники действовали чётко по инструкции.
— Слушать наши команды! Действовать только по нашим командам, — повторяла Арина. Спокойный голос стюардессы пассажиров успокаивал и вселял надежду, что всё будет хорошо.
Одной женщине стало плохо с сердцем, и Арина буквально тащила её на себе до надувного трапа, а там, внизу ей уже оказывала помощь другая пассажирка, оказавшаяся врачом. Арина, передав ей женщину, побежала далее в салон помогать другим.
Потом, когда к брошенному ещё в девяностых аэродрому, потянулись из соседнего городка местные жители, заметив кружащийся, а потом резко снижающийся самолёт, Пересветову пронзила резкая тянущая боль внизу живота, а вскоре тоненькой струйкой по ногам побежала кровь. «Бедный мой ребёнок, — скорчилась, приседая, Арина.
Во время аварии она ни на минуту не забывала о своей беременности, казалось, осторожничала, как могла, но надо было ещё спасать людей. Когда-то Арина рассчитывала на своё здоровье и внутреннюю силу, однако её самонадеянность обходилась ей очень дорого!
И вот Пересветова видит, как одна из неотложек направляется к ней.
Арина с трудом отвечает на вопросы, которые задают ей врачи: «Да, беременна, срок…»
— Всё будет хорошо, — доносится откуда-то неясный голос старшего бортпроводника Инны Геннадьевны, — потерпи немного.
У Арины хватает сил только на то, чтобы взять её горячую ладонь ледяной рукой.
А потом она понимает, что на машине скорой помощи её везут в маленький городишко возле недействующего аэродрома, где они приземлились.
Арина то приходит в себя, то снова падает куда-то в темноту, ей кажется, в бесконечную страшную бездну.
Примечание
*В главе описан реальный случай авиакатастрофы, случившейся в 2010 году у села Ижма в Коми.