Право на любовь (СИ)

Глава 27. Ярослав

23 августа

Последнее, что всплывает в памяти: беременность Рины, предложение, байк, скорость, её признание в любви, стоящий на дороге ребенок, машина, крик, боль, темнота. Иногда пытаюсь открыть глаза, но голова будто свинцовая, настолько тяжелая, что не поднять. Чтобы открыть глаза, нужно приложить немало усилий. Хотя очень хочется осмотреть свои повреждения. Но если я ещё жив, то не всё так печально. Сквозь узкие щелочки вижу яркий свет, даже ослепляющий. Любое движение вызывает боль. Я чувствую, что меня куда-то везут. Ничего не понимаю. Какие-то голоса… То ли бред, то ли взаправду. Закрываю глаза и концентрируюсь что есть силы. Голоса живые. Значит, я точно ещё не умер.

— ДТП. Срочно готовим операционные. Одну для парня, другую для девушки. — командует женщина.

— Он выживет, как думаете? — спрашивает парень.

— Не знаю, мы от себя сделаем всё зависящее, но он буквально по кусочкам. После такого удара чудо, что он вообще до сих пор живой.

Мнение о том, что мои повреждения не такие сильные, как я думал — преувеличение. Все обстоит намного хуже по словам женщины. Как я понимаю, это врач… Хотелось бы знать, насколько всё печально. Но следующий вопрос, который задает парень, меня интересует больше.

— А с девушкой, которая в мотоциклетном шлеме?

— С ней не так серьезно, конечно. Собирать не придётся, как этого. Ей вообще повезло, что в шлеме была, иначе бы точно не выжила. Ещё и беременная. И чем только думают, когда садятся за такой транспорт. О себе не думала, хоть о ребенке бы подумала.

А можно больше информации? Что с ней? Как она? Как ребенок? Что с ним? Он жив? А если нет? Она же не простит? Я же сам себе не прощу… Как потом всё это исправлять?

— Всё готово! — слышу голос другой девушки. Мне что-то подключают, вкалывают, и я снова отключаюсь. Проваливаюсь в забытье.

Через некоторое время слышу голоса врачей, запах крови и что-то неистово пищит. И думаю лишь о том, что как скоротечна наша жизнь. Как может всё измениться в одну секунду. Как в одну секунду может оборваться жизнь из-за аварий, случайности или просто заболев. А если знать всё наперед, что случится? То можно избежать. Но интересно ли так жить? Нет.

— Там родственники пациента приехали, — оповещает девушка.

— Операция ещё не закончена. Пускай ожидают, — отвечает та же женщина.

Мамин образ возникает в голове. Что её сын сейчас лежит на операционном столе, что её когда-то любимый и долгожданный сын так нелепо поступил. О том, что возможно, этот же сын лишил её внучки или внука. А если останется в живых ребенок, то будет смысл жизни? Но смогут ли они её принять? Смогут найти общий язык с Риной?

— Кирилл Александрович, давайте ещё анестезию. Просыпается пациент, — говорит врач, что склонилась надо мной. — И позвоните, чтобы еще кровь принесли.

— Хорошо, Марина Вадимовна, — последнее, что слышу, пока снова не проваливаюсь в темноту.

Следующий раз я просыпаюсь уже в палате. Мне ужасно хочется пить. И ужасно раскалывается голова. Такое ощущение, как будто в спорт-баре за несогласное мнение меня огрели бутылкой по голове. Примерно такое состояние. Если бы я не сильно концентрировался на этом симптоме, как головная боль, то и следующие симптомы не были бы столь выраженными. Каждая клеточка моего тела буквально излучала боль. Стоило сделать малейшее шевеление, и это вызывает ноющую боль. Пытаюсь концентрироваться на жажде. Не с первого раза, но выходит. Боль уходит на второй план. Вторым этапом хочется уже открыть глаза и наконец-то утолить жажду.

С третьего раза, сильно и часто моргая, удается. Оглядываю помещение. Светлые стены, белый потолок, много лампочек. С правой стороны окно. Тумбочка и проход в смежную комнату. Не обычная палата, точно. Скорее вип-палата. Перевожу взгляд на себя. На мне маска. Преодолевая боль, насколько возможно, стаскиваю с себя.

— Очнулся. — слышу мамин дрожащий голос. Точно плачет.

— Пить. — произношу пересохшими губами. Интересно, сколько я тут лежу? Мне так хочется пить, что кажется, океан могу разом осушить. И мама понимает. Дает стакан. Делаю два глотка и странно, но этим напиваюсь.

— Как долго я спал? — спрашиваю маму.

— Полтора месяца, сынок.

— А папа где?

— Он утром был, а сейчас ведет компанию вместо тебя.

— Что со мной? — решаюсь всё-таки задать это вопрос.

— У тебя открытая черепно-мозговая травма, сломано два запястья, множественный перелом правой ноги, сломано правое ребро и левое плечо с ключицей. Тебе сделали переливание, ты много крови потерял.

— Что с мотоциклом?

— Ты ещё о нём спрашиваешь? — злится мама. — Чтобы я эту груду металла больше не видела. И тебя на нём тоже.

— Мама, не начинай, это просто стечение обстоятельств.

Дальше осмотр врачей, рентгены, снимки, уколы, капельницы, еда, сон. Компанию мамы сменяет отец и наоборот. На третий день появляется друг.

— О, наш болезный очнулся! — со смехом говорит Свят. — Я там, значит, впахиваю, как Папа Карло, а он себе отпуск устроил.

— И тебе привет, — поддакиваю ему.

— Ладно, мальчики, вы тут разговаривайте, а я пойду папе позвоню.

— Как Рина? — первое, что спрашиваю друга.

— Так и знал, что о ней спросишь.

— Я не знал, можно ли у мамы спросить. И она не заговаривала на эту тему.

— Ребенок и Рина живы. Конечно, у неё есть травмы и повреждения, но это не так опасно. Шлем уберег. Но возникли осложнения. Врачи сейчас решают вопрос о проведении операции, но решение за Галиной Петровной, так как Рина ещё в коме. При проведении УЗИ у неё обнаружили редкую патологию: тромбоз пупочной вены, по которой кровь поступает к ребенку.

— Это плохо?

— Очень. Сейчас два варианта: либо прерывать беременность, либо соглашаться на крайне опасную и рискованную для жизни Рины и малыша операцию. Галина Петровна в раздумьях. Она сама едва пришла в норму, а тут такое, — говорит Свят и прерывается на звук мобильного.

— Это от Галины Петровны, — говорит друг.

— Что там?

— Она согласилась на операцию для них двоих.

— Господи, пожалуйста, пусть с ними будет всё хорошо! — молюсь я в голос.

— Ты знаешь детали аварии? — переводит тему друг.

— Нет, мы об этом не говорим, а родителей не хочу пока тревожить. Но я уже несколько дней тут, и из полиции ещё не приходили.

— Рину записали как пассажирку той самой машины. Якобы она сидела впереди и вылетела в лобовое окно, поэтому у неё столько травм. Все считают, что за рулем мотоцикла был ты сам. Ну и те, в кого ты влетел, подтвердили это. Отец твой заплатил им, так что уголовного дела не будет.

— Я говорил отцу, что поеду к Рине. Думаешь, он за этим стоит?

— Не думаю. Если бы он так считал, то точно интересовался бы ею. А тут никакого интереса. Только о тебе речь. Все вопросы улаживали юристы. Но кому-то это выгодно.

— Каримов, — первое, что приходит на ум, выпаливаю другу.

— Я тоже так думаю, но сейчас копать смысла нет. Если начнем, спугнем. Пускай всё уляжется.

— Смени сегодня мать, — прошу друга. Он понимает почему. Из-за Рины. Только ему могу доверить это. Только он сможет всё узнать. Я же изведу себя и всех, если не узнаю, что с ней и ребенком. Сейчас все мысли крутятся вокруг неё.

— Ладно, пошел договариваться, — кивает друг и выходит из палаты, а возвращается с моей мамой.

— Светлана Сергеевна, не переживайте, я со всем справлюсь. Мы выросли вместе, так что о Яре я позабочусь, как о самом себе. А вы отдохнете.

— Точно? — с сомнением говорит мама.

— Ма, ну правда, что ты как с маленьким. Со мной всё будет хорошо. Не хочу быть обузой. И если не хочешь, чтобы я себя таким считал, то согласись со Святом и иди домой отдыхать.

— Ладно, — с неохотой соглашается мама. — Но утром я буду тут.

— Люблю тебя, мам. Ты самая лучшая у меня.

— И я тебя, сынок. — Целует в лоб и уходит.

До вечера мы болтаем обо всём. Свят делится новостями о работе, о разработке проекта «Альянс» и прочем. Периодически ходит на этаж к Рине. Мы на разных этажах, разных палатах. Выбраться друг к другу не можем. Хотя я очень хочу к ней. Хоть издали увидеть.

— Сделаешь кофе? А то от этого больничного чая рыдать охота.

— Не вопрос, — поднимается Свят и уходит в соседнюю комнату. А следом за ним в палате появляется тот, кого я меньше всего ожидал увидеть, но предполагал, что появится.

— Ну, здравствуй, Ярослав. Рад видеть тебя в здравии. Врачи говорят, ты уверенно идешь в сторону выздоровления. Похвально, — язвит Каримов.

— Не люблю больницы, — резко отвечаю гостю. — Вы справиться о моем выздоровлении или по делу?

— По делу, конечно.

— Кто бы сомневался, что просто так. Вы же никогда не упустите возможности. Так что за дело? — спрашиваю Каримова.

— Ты молодец, что выиграл тендер, что поднял компанию. Печально, что сошел с дистанции так нелепо, — обводит рукой моё положение.

— Это временно.

— Но сейчас компанией управлять должен будет Артём и жениться на Аяне. Но он не хочет и слышать об этом бизнесе. Из-за тебя. А я не могу терять такие деньги. Плюс, в свете вскрывшихся новостей о беременности Рины, твой отец выберет сторону точно не мою, а этого плода. Он, как больной, грезит внуками. Я так рисковать не могу. Поэтому ты должен исчезнуть из наших жизней.

— Предлагаете мне себя убить? Серьезно?

— Нет, конечно. Просто инсценировать твою смерть. Я смогу договориться с нужными людьми. Тебе вколят инъекцию, и твоё сердце временно остановится. Отвезут в нужный морг. Там тебе отдадут новый паспорт с новой личностью, деньги, на которые ты сможешь жить. Сделают небольшую пластику. Хотя твоё лицо итак немного потрепало после аварии.

— А если я откажусь? Расскажу всё отцу.

— Тогда ты лишишь жизни своего ребенка. Ничего не стоит вколоть ей препарат, прерывающий беременность. Срок маленький. А потом узнай она, кто был причиной смерти её ребенка. Как думаешь, сможет ли она тебя простить? А так она будет жить. И твой ребенок тоже. Да, без отца. Но ты всегда сможешь за ней следить и узнавать, как она. Но зато она будет жить, правда?

— Если Вы это сделаете, я могу указать на это в полиции, и Вас посадят за убийство.

Если бы силы были равны, врезал бы ему. А так я рационально сужу по силам. Я проигрываю. Я прикован сейчас к кровати. И защитить Рину, как бы я ни хотел, не смогу. Если правде смотреть в глаза. Парней просить постоянно быть с ней — тоже не выход.

— Ты серьезно полагаешь, что я это буду делать своим руками? — смеется Каримов. — Наивный ты. Мне ничего не стоит твою подружку Виталину натравить на твою драгоценную Риночку. Она недавно узнала, что та беременна от тебя, и грозилась её убить. Представляешь? Я чудом её отговорил. Но что стоит мне переубедить её? Тем более, запись с её угрозами у меня есть. Так кто из нас пострадает больше? А так ты всех спасешь. Артёма вернешь домой, он женится на любимой Аяне, возглавит компанию. Рине и своему ребенку обеспечишь жизнь, и сам будешь жить. Неплохая комбинация, верно? — раскладывает по полочкам Каримов.

И сейчас на одной чаше весов, как у Фемиды, жизнь Рины и ребенка. А также моя смерть. Или смерть всех троих. Ведь если не будет Рины и нашего малыша, смысл мне оставаться тут и жить без них. И выиграет от этого только Каримов. А так я смогу обеспечить жизнью всех дорогих мне людей и работать на уничтожение Каримова, и вернуться потом к прежней жизни.

— Я согласен, — отвечаю Каримову. Пусть сейчас он празднует победу, но я всё равно вернусь, и последняя партия будет разыграна мной.

— Правильное решение, молодой человек, — улыбаясь, говорит Каримов.

— И когда я буду «умирать»?

— 13 октября. Тебе ещё надо окрепнуть, чтобы перенести перелеты. Ведь жить в Москве ты тоже теперь не сможешь. Ну и такой перерыв не сможет вызвать подозрений.

— Хорошо.

— Выздоравливай, — говорит Каримов и уходит.

— Я всё записал, — выходит из комнаты Свят. — Несем в прокуратуру?

— Нет, ты же слышал! Если сейчас сделаем, ему действительно ничего не стоит подослать Лину. А она точно сделает все, что он скажет.

— Ты серьезно исчезнешь?

— Да, у меня выбора нет.

— Но у тебя есть план? — спрашивает друг.

— Да, но для начала я уеду в Испанию. Там есть квартира. Для нас с Риной покупал. В медовый месяц панировал с ней поехать. Там остановлюсь. Восстановлюсь окончательно. Параллельно ты будешь моими глазами и ушами везде. Будешь поддерживать Рину. Уверен, она тебя крестным сделает. Станешь временным отцом вместо меня. И я буду за неё спокоен. И будем разворачивать действия против него. А если и Аяна опубликует те новости, то вообще идеально всё сложится. И через пять-шесть лет я вернусь обратно.

— Но как ты перед ней раскроешься потом? Прилетишь обратно и что: «Здравствуйте, я жив!». Ты понимаешь, какой удар их всех хватит? Она тебя не простит.

— Пока не знаю, но знаю точно, что вернусь. И у нас будет с ней хэппи энд — свадьба и дети. И как в сказке: «И жили они долго и счастливо»…

— Придурок! Вот честно.

— Ты же мне поможешь?

— А у меня есть выбор?! — говорит Свят.

— Спасибо, — благодарю друга.

— Да иди ты.

— Узнаешь, как там Рина?

— Сейчас узнаю.

Друг покидает комнату, оставляя наедине с мыслями, и так же через некоторое время появляется.

— Ну что?

— Всё хорошо. С ребенком и Мариной всё хорошо. Их жизням больше ничего не угрожает. Но Рина ещё в коме. Жизнеобеспечение ребенка поддерживается.

— Господи, спасибо! — обращаюсь в окно и смотрю на небо. Значит, там все-таки кто-то есть.

13 октября 2015 год

Эти воспоминания живы до сих пор. Всё в деталях. А с момента этого прошло ровно пять лет. Да, я считал. Каждый гребаный день отмечал в календаре. Два года мне потребовалось, чтобы полностью восстановиться, и ещё три — чтобы заявить о себе в бизнесе. Пять лет, как Ярослав Войтковский умер для всех. Спросите: добровольно? Нет. Хотел ли я? Нет. Был ли у меня выбор? Ответ тот же: нет. Но вместо него появился другой человек, с другим именем, лицом и паспортом. И завтра этот человек встретится с Риной лично.

Не как когда-то влюбленные, а как босс и подчиненная.

И не как Ярослав Войтковский и Марина Власова, а как Гальярди Маркус и Марина Власова.

13 октября 2015 года — день, когда спустя пять лет я вернулся на Родину. В мою Россию. К любимой женщине и ребенку. И я ни за что не оступлюсь. Пусть пока мне придётся стать другом для Марины и завоевать доверие дочки. А затем и их любовь.