Предсказания китайского печенья

Глава десятая

С такими событиями дни летели, будто листки, сорванные с отрывного календаря, ежегодно вывешиваемого маменькой на кухне. На наши с Леркой просьбы заменить его шикарным, с красивыми японками, она всегда отговаривалась тем, что не будет знать, на какой день приходится профессиональный праздник работника нефтяной и газовой промышленности или день Парижской коммуны.

Все шло своим чередом. Ни о чем не догадывающаяся Аллочка держала меня в курсе своих свиданий с Мишелем, проходящим по ее выражению «в теплой, дружественной обстановке», но я понимала, что Аллочка нужна Мишелю как средство шпионажа.

Чтобы как-то скоротать время я записалась на курсы английского языка и посещала их с удовольствием, предвкушая удивление Анри моими успехами. Аллочка увязалась за мной лишь за компанию, но усердно зубрила неправильные глаголы.

Август зачастил ливнями, и чувствовалось приближение осени. Ранние пташки прятались под зонтами и под крышами автобусных остановок, кутаясь в кофточки и накидывая взятые «на всякий случай» пиджаки. Магазинчик канцелярских товаров, располагающийся в пристройке рядом с нашим домом, стал местом паломничества родителей, готовящих своих отпрысков в первый класс. Отпускной сезон в нашем отделе продолжался, и Амалия завалила нас дополнительной работой. В бешеном ритме отстукиваемых телеграмм и какофонии телефонных звонков некогда было помечтать о приближающемся приезде Анри. В дни, свободные от уроков английского, Аллочка уезжала ночевать к Мишелю. В такие дни у меня чесался язык рассказать ей все и раскрыть глаза на этого «двурушника и лицемера».

Вот в такой августовский день, во время обеда в «Шоколаднице», жуя очередной блинчик, Аллочка задала мне вопрос:

— Мишель сказал мне, что хочет пригласить нас в субботу на день рождения, но сомневается, согласишься ли ты. Просил меня разведать, как ты настроена… Ты как?

Аллочка — разведчица. Я усмехнулась. Хитрюга Мишель хочет сразиться со мной?

Я была не прочь взглянуть на Мишеля перед приездом Анри, и лучшего способа не предвиделось.

— Я не против, все же какое-то развлечение, — сказала я, — и Анри будет приятно, что мы не оставим его друга в одиночестве.

— Ух ты, а Мишель готов был поспорить, что ты откажешься! — всплеснула руками Аллочка. — Сглупила я, надо было выставить его на ящик шампанского. Насчет одиночества, ты ошибаешься, там будет несколько его коллег, в том числе и дамы.

— С удовольствием пообщаюсь. Надеюсь, не потребуется вечернее платье?

Анри поддержал идею друга и пожелал нам хорошенько повеселиться. Мудрый Мишель выбрал линию поведения не идущую вразрез моей — ничего между нами не произошло, мы добрые друзья. Преувеличенно галантно открыл дверь и подал мне руку, помогая сесть в машину. Подол моего облегающего леопардовой раскраски платья зацепился за высокий каблук туфельки. Мишель осторожно снял попавший на тонкую шпильку материал, придержав пальцами мою щиколотку, обтянутую нейлоном чулка. Сквозь эту незначительную преграду я почувствовала силу его пальцев, и подумала, что если бы вместо Яниса Мишель позволил себе сдавить мою шею, сидела бы я сейчас в машине?

Вечеринка была многолюдна, но еще не шумна. Женская половина настороженно приняла нас, мы оказались моложе, ярче, привлекательней и, конечно же, веселее.

Мужчины с интересом присматривались к нам, флиртовали, мы отвечали взаимностью, потихоньку обсуждая между собой достоинства и недостатки каждого. В нашем присутствии никто не позволил себе говорить по-французски, но стоило нам отойти к столику с закусками, как спину мягко грассировали короткими фразами:

— Etudiantes?

— Celibataire?

Мы поздравили именинника, подарили расписную палехскую шкатулку, приобретенную в сувенирной лавке в «Березке». Выпили шампанского за его здоровье, вместе со всеми пропев: «Bon Anniversaire!». Мишель родился под знаком Льва, и следующая серия пожеланий виновнику торжества была связана с этим фактом. Мишель, по возможности, старался не оставлять нас наедине с гостями, направляя беседу в нужное русло. Как выяснилось, Мишель может быть милым — не может у плохого человека быть так много людей, готовых пожелать ему самого наилучшего.

Выпив изрядное количество шампанского и виски, гости оживились, слышались взрывы громкого смеха, раскаты мужского баса, смягчаемого французским выговором. Гости разбрелись по огромной квартире Мишеля, устав от топтания около фуршетных столов, расположились на всех диванах и креслах столовой и гостиной, прихватив с собой тарелки и напитки. Какая-то парочка уединилась в ванной для гостей. В общем, все было так, как на советских молодежных вечеринках, осталось дождаться первого подвыпившего гостя, который начнет задирать остальных или крушить хозяйскую мебель и посуду.

Сначала я ждала подвоха, потом вечеринка втянула меня в общее благодушное и радостное настроение и я расслабилась. Поэтому, когда Мишель пригласил меня на танец, я не возражала. По сравнению с парами, танцевавшими в гостиной, я и Мишель танцевали чинно, как на светском приеме. Мишель начал разговор с того, что рад нашей встрече после двадцати шести дней разлуки.

Сосчитал!

Просил забыть о «той отвратительной сцене», что полон раскаянья, и если я не соглашусь выпить с ним мировую, он будет стоять передо мной на коленях весь вечер, и гости не простят мне такой жестокости.

И я поверила! Повелась на льстивые речи, на смиренно склоненную голову.

Вспомнила слова Янкевича: «Лучше худой мир, чем добрая ссора». И напрочь забыла о том, каким коварным может быть Мишель. Анри должен был приехать через два дня, и я нуждалась в нейтралитете Мишеля также как и он в моем. Мишель и я прошлись по комнатам в поисках места для душевного разговора. Через минуту стало ясно, что это невозможно — веселье било ключом, танцы, выпивка, здравицы Мишелю.

Немного стушевавшись, Мишель предложил уединиться в его спальной недоступной для гостей. Там-то уж нас никто не потревожит, и мы сможем спокойно выпить обещанную мной мировую и обсудить положение вещей.

Я колебалась. Как-то неспокойно было на сердце, но не хотелось показаться зашореной и всего на свете боящейся деревенской девушкой. Я ведь смогу все контролировать? И я согласилась…

Прихватив с кухни бутылку шампанского и два фужера, мы никем не замеченные направились в спальню Мишеля. В спальне был полумрак, разогнанный раздвинувшим шторы Мишелем. Он предложил мне место на застеленной меховым покрывалом постели, сам устроился на низком пуфике. Еще и еще раз он просил прощения за тот вечер, печально подытожил, что вражда не принесет добра никому, просил меня понять, что он пытался оградить Анри от мошенничества, в котором был уверен. Теперь он убежден в обратном — мой отказ на его предложение показал мои чувства к Анри, и он действительно рад за своего друга.

Я была на высоте и даже спрашивала себя «это ли не победа?». Он смотрел на меня снизу вверх, и это выигрышное положение утвердило меня в поражении Мишеля.

Мишель свергнут, Мишель у моих ног!

Гостеприимный хозяин наполнял шампанским бокалы и льстивым ядом мое сердце.

Отлучившись на минуту в прилегающую к спальне, ванную комнату, он вернулся и вновь наполнил бокалы, поставленные им на плоскость у широкой спинки кровати.

Голова моя кружилась, но на просьбу Мишеля выпить за счастье Анри не смогла ответить отказом. Пригубила шампанское, Мишель запротестовал, вынуждая меня сделать еще глоток. В уже неверном свете, проникающем в спальню из раздернутых штор, увидела после осевшей пены, белый налет на стекле бокала. Подняла потяжелевший взгляд на Мишеля, он улыбнулся, и улыбка его расплылась по всему лицу и спальной и осталась висеть как улыбка чеширского кота.

Сознание вернулось, будто внутри моей головы на полную громкость включили радио.

Стальным обручем стянуло виски и затылок. Очень хотелось пить, во рту чувствовался металлический привкус, словно я лизнула ржавую трубу. С трудом и со стоном я повернула свою голову к источнику света, но глаз не открыла. Не могла.

В школе я читала, что древние греки клали покойнику на глазницы монеты, чтобы заплатить Харону, перевозчику душ через Стикс, реку, отделяющую царство живых от царства мертвых.

Может, я умерла? Не может быть так плохо живому человеку! Я с трудом разлепила веки — свет был приглушен знакомыми мне шторами. Я попыталась вспомнить где нахожусь… В комнате моих родителей? Нет. У Аллочки? Нет. Вчера… Я была на вечеринке у Мишеля!

От такого толчка мозг сорвался с тормозов, и память возвратила мне события вчерашнего дня. В обратном порядке, как будто киномеханик неправильно зарядил пленку. Улыбка Мишеля, он сидит на пуфе, затем мы танцуем, поздравляем Мишеля, знакомимся с его коллегами, Мишель снимает ткань платья со шпильки моей туфли. Я резко села на постели, отчего мой мозг словно проколола эта злосчастная шпилька.

Почему? Что случилось? Я что, напилась? Трудно в это поверить, со мной никогда такого не случалось… Правильно говорит Аллочка: «все когда-нибудь случается впервые». Я осмотрелась в полумраке спальной. Фигурки нецке, фотографии, книги, два бокала…

Два бокала. Я и Мишель.

В желудке у меня родилось чувство страха, поминутно растущее и превращающееся в чудовище. Чудовище раскрыло свою пасть, я сорвалась с постели и рванулась в ванную. Меня выворачивало наизнанку. Слезы текли ручьем от невыносимой головной боли. Казалось, сейчас голова разломится пополам. Я плеснула в лицо холодной водой, подержала ледяные ладошки на висках, подняла голову и взглянула на зеркало.

Красотка. Красные глаза, припухшие губы, следы былой прически.

И еще. Я была голой.

Ни нитки.

В страшном сне мне не могло такое присниться. Но сначала скорая помощь — открыв зеркальные створки, я заглянула в аптечку Мишеля в поисках обезболивающего.

Перебирая таблетки и порошки, ища спасения от головной боли, я вдруг отчетливо вспомнила, как была удивлена, что у чистюли Мишеля оказался грязный, с белым налетом бокал. До меня вдруг дошло, что это не грязь, а следы порошка, приведшего меня в такой плачевный вид. Что же произошло, после того как я перестала соображать? И для чего я стою тут голой? Кто меня раздевал?

Надо вернуться в спальню. Надо найти кого-нибудь. Я проглотила аспирин и, завернувшись в полотенце, вышла из ванной. Для начала я раздвинула шторы.

Комната залилась солнечным светом. Ого, уже давно утро. На пуфе, служившем сиденьем Мишелю, лежала сложенной моя одежда. Будучи в таком состоянии я сама не смогла бы сложить ее так аккуратно. Это Мишель, чистюля в любом виде.

Я успела надеть нижнее белье, когда откинутое мной одеяло, вместе с меховым покрывалом, застилавшим вчера постель, задвигалось, издало нечленораздельные звуки типа «Ооо-хо-оо». Я остолбенела. Одеяло задвигалось вновь, выдало: «О-ля-ля», и обзавелось головой Мишеля. Если бы я была самкой крокодила, я с удовольствием откусила бы эту голову.

— Ты гад, гад! — я стучала кулачками по куче белья, стараясь попасть в голову.

Мишель выпрыгнул из постели и схватил меня за запястья. Удалось это ему с трудом.

Всплеск гнева облегчения мне не принес, стало только хуже, когда я увидела голого Мишеля. Он держал мои запястья, а я отворачивала лицо, чтобы не видеть его обнаженного тела.

— Остановись! Ты мне уже разбила нос однажды! Все. Ничего не поделать. Что было, то было.

— А что «было»?!! — закричала я.

— Ты не маленькая, Неле.

— Нет, Мишель, так не пойдет. Тебе придется все объяснить мне! — снова крикнула я. — Что ты добавил в мой бокал?

— Кое-что, что бы развеселить тебя, — Мишель улыбнулся.

— Считай, развеселил. Наркотик?

— Какая разница… — улыбка переродилась в похотливую гримасу. — Зато ты стала безотказной, такой нежной и страстной, как кошка.

— Гад, — я не верила ему ни капельки. — Мне кажется, я просто вырубилась, и если ты после этого занимался с моим бездыханным телом любовью, то чем ты лучше некрофила? А может, и вовсе ничего не было!

— Как тебе этого хотелось бы. Но, нет дорогая. Не исправить.

— Оденься, сволочь, — я все время держала голову вбок и уже устала, к тому же мне хотелось взглянуть ему в глаза. Может я смогу понять правду?

— Что так? Вчера я тебе нравился, ты даже говорила, что любишь меня. Я в твои слова не верю, но было приятно в купе с твоими ласками, — притворно вздохнул, словно сожалея. — Но раз ты ничего не помнишь, предлагаю повторить!

Я лягнула Мишеля ногой со сползающим чулком, он отскочил в сторону, смешно болтнув своим членом, но запястий моих не отпустил.

— Ночью ты визжала от удовольствия, лишиться воспоминаний об этом, считаю бесчеловечным. Предложение повторить сделано мной из человеколюбия.

Он издевался надо мной. В черных глазах заплескалась злость. Что же теперь делать?

Аллочка!

— А где была Аллочка? Она не могла уехать без меня. Это закон, вместе приезжаем, вместе уезжаем.

— Я сказал Алле, что тебе стало нехорошо, ты уехала и просила веселиться без тебя, — ответил Мишель. — Мне пришлось провести ее по квартире, даже предъявить свою спальню, она убедилась, что тебя действительно нет, и как хорошая подруга поехала домой узнать все ли у тебя в порядке.

— Она была в спальне? А где же была я? — мои глаза расширились от удивления.

— Ты, дорогая, пряталась от своей подруги в ванной.

Вот уж чего я точно не могла, да и не стала бы делать. Мгновениями сомнения одолевали меня, кто знает, на что способен человек под действием наркотических средств.

— Врешь! — не сдавалась я.

— Хватит, что бы я ни сказал, ты все равно не поверишь. Так и будем ходить по кругу. Предлагаю выпить кофе, — он вопросительно посмотрел на меня. — Или шампанского?

Меня замутило. Мишель, взглянув на мое позеленевшее лицо, потянул меня в ванную.

— Мишель, выйди! — взмолилась я.

Мишель пробормотал о том, что я нуждаюсь в помощи, я замахала на него руками, и он вышел, прикрыв за собой дверь.

Стоя под холодными струями душа, я чувствовала, что начинаю приходить в себя и действительность начала поворачивать ко мне свое безжалостное лицо.

Анри.

Как я буду объясняться с ним, и придется ли мне что-либо объяснять? Что будет со мной, с Анри, с нами?! Все зависит от Мишеля…

ВСЕ ЗАВИСИТ ОТ МИШЕЛЯ!

Господи, я качусь с ледяной горы, не успевая рассмотреть мелькание теней на обочине. Янис, Анри, Мишель… Я вижу только приближающийся с неимоверной скоростью, мостик трамплина, который взмоет меня в небеса или бросит в бездну.

Все зависит от Мишеля.

Как я устала. Еще недавно мне было просто жить, у меня не было проблем, теперь же я уворачиваюсь от них как раб от хлесткой плетки хозяина.

«Все средства хороши».

Смыв следы вчерашней косметики, сплела волосы в косу. В зеркале я видела девушку-подростка с наивным взглядом серых глаз, светлая челка и коса придавали невинность моему образу, но я-то знала, что передо мною падшая женщина. Ввести в заблуждение я смогу только мужчину.

Я сняла с никелированной вешалки белоснежный шелковый халат, леопард моего платья сейчас был некстати, он подходил для меня- развратницы, женщины-кошки, но не женщины-ребенка.

Выйдя из ванной комнаты, я обнаружила Мишеля сидящего на постели, обхватившего голову руками. Мне понравилось, что он успел надеть брюки, по части мужской обнаженной натуры сегодняшнее утро било все рекорды. Мягкая фланелевая рубашка была расстегнута, выставляя напоказ тонкую цепочку с католическим крестиком, запутавшимся в коротких темных волосках Мишелевой груди.

— И тебе плохо? — сдерживая злорадство, участливо спросила я.

— Надо срочно вызвать Мари, — умирающим голосом сказал Мишель.

— Мари, она врач?

— Нет, она моя домработница.

Я забыла, с кем я имею дело — ему сделалось плохо от беспорядка, по понятным причинам, устроенного в его квартире.

— Кофе было бы сейчас кстати… — я пыталась обратить внимание Мишеля на себя.

— Да, прости, ты моя гостья… — прекрасное воспитание Мишеля не давало сбоев и в критических ситуациях.

Он встал с постели, с отвращением посмотрел на скомканные и свешивающиеся на пол простыни и вспомнил. Как бы мне хотелось раскроить его череп, влезть внутрь, сквозь его глазницы взглянуть на поле боя, и увидеть то, что видел он.

Мишель обернулся ко мне. Посмотрел, словно не узнавая, удивленно вскинул брови и что-то просипел. Откашлялся.

— Прошу, — с поклоном пригласил меня в кухню.

На кухне был относительный порядок. Небольшая горка посуды в мойке, стол чист, видно Мишель постарался, пока я принимала душ.

«На этом столе мы с Анри занимались любовью».

Отогнала воспоминания, сейчас приносящие мне только боль. Надо собраться, не время раскисать. Я уселась на высокий стул, скромненько запахнув полы халата, и сложила ладошки на коленях. Мишель включил кофемолку и с умилением смотрел на меня.

— Я понимаю Анри, — он прикурил от настольной зажигалки в виде Эйфелевой башни, — бедняга лишился ума, наблюдая твои метаморфозы.

— Ты о чем, Мишель? — невинно спросила я.

— Неле, тебе ни к чему изображать из себя колледж-герл.

— Трудно выглядеть проституткой без косметики, извини, Мишель.

— Ты забыла косметичку? — он курил и смотрел на меня, улыбаясь.

— Не рассчитывала ночевать вне дома, — последовал мой ответ.

— Жаль. Я чувствую себя совратителем.

— Неужто стыдно?

Мишель пожал плечами. Запах свежемолотого кофе распространился по кухне, появилась коробка с круассанами, и почти прозрачные, тонкого фарфора чашечки были выставлены на мраморную столешницу.

— Не возражаешь, если мы выпьем кофе в кухне? — спросил вежливый хозяин.

— Лучшее место в твоей квартире, — одобрила я.

— Тебе не нравится моя спальня? — Мишель возвращался к неприятной теме.

— Слишком там многолюдно. Тени брошенных любовниц, случайных подруг, невинных жертв твоей страсти…

— Себя причисляешь к последней категории?

— Зачем ты это сделал, Мишель? — ответила я вопросом на вопрос. И не дав ему ответить, продолжила. — «Спасибо» Анри тебе не скажет, а поскольку ты действительно дорожишь другом, то мотив не ясен.

— Слишком ты заносчива. Теперь ты у меня в руках, Анри не простит тебе измены.

— Как и тебе. Так что, скорее мы держим друг друга за горло. Если вскроется правда о нашем «грехе», ты не отмоешься, ведь хранение, распространение и употребление наркотиков в СССР не законно.

— Какие наркотики? Обычное экстези… — протянул он.

— Ладно. Ближе к делу. Твои условия?

— Как ты понимаешь, речь о моем предложении заключить с тобой фиктивный брак уже не пойдет, — Мишель упивался своей значимостью. — Итак, сначала дама.

— Я не могу диктовать тебе условия, но у меня есть предложение, — скромно начала я. — Во-первых, я признаю свое поражение, если тебе это так важно услышать. Во-вторых, забудем то, что было и то, чего не было. Начнем с чистого листа.

Мишель с сарказмом прокомментировал:

— Перевожу на французский: да, ты со мной переспал, и это был единственный раз, а один раз не считается, ты хороший, но отойди в сторону и не мешай мне устраивать свои делишки.

По усилившемуся акценту Мишеля я поняла, что он вне себя.

«Сегодня не мой день, да что там день, месяц!» Терпение. Придется заслушать его условия.

— Теперь ты, Мишель, — я потупила глазки.

Мишель сделал глоток кофе. Тщательно обработанный маникюршей палец поднял мой опущенный подбородок. Я подняла голову и взглянула в черные глаза противника.

— Я закрою глаза на то, что ты проделываешь с Анри, но требую, слышишь, требую своей доли в столь щедро расточаемых тобой ласках.

Я опустила голову и пустила слезу.

— Зачем ты хочешь меня унизить, Мишель? Я ведь не нужна тебе. Ты просто хочешь заставить меня чувствовать себя шлюхой.

— Нужна, нужна, не сомневайся. Кто же откажется иметь в постели такую тигрицу!

Он ободряюще похлопал меня по плечу, и заглянул в лицо.

— О-ля-ля! Зачем же слезы? Я ведь не против вашей с Анри свадьбы. Женитесь, как говорят русские, на здоровье.

— Ты не раз говорил, что Анри твой единственный друг, почти брат, как же ты можешь требовать сексуальных услуг от его невесты?

— Не задавай вопросов. Согласна или нет? — Мишель был неумолим.

— Можно я дам тебе ответ позже? После приезда Анри? Я не смогу нормально общаться с ним, он заподозрит неладное.

— Нет. Ты, лиса, обманешь меня, найдешь способ. Согласие — сейчас. Услуга, так и быть потом, пропущу Анри вперед, все-таки это он женится на тебе. Как я великодушен!

— Я согласна, — и непритворная слеза капнула в чашку с кофе.