Предсказания китайского печенья

Глава седьмая

Собрав семейство, я провела инструктаж, как вести себя с иностранным гостем, захотевшим жениться на их дочери.

Маменька моя, девушка выросшая в деревне, была вывезена в Москву папенькой, случайно оказавшимся на гастролях в районном центре. Девушка оказалась на восемь лет старше, хваткой, не лишенной амбиций и сразу ухватилась за московские возможности. У маменьки достаточно сложный характер, к подчиненным она очень требовательна и любит помыкать папенькой. В этом случае мы с Леркой всегда вставали на его защиту. Окончив техникум Советской Торговли, маменька работала товароведом в магазине «Москомиссионторга» и принимала от жителей нашего района и других советских граждан, ставшие ненужными или приобретенными специально для продажи, вещи. Она знала каждого потенциального клиента, тех, кто работал за границей, имела с ними прямой и обоюдовыгодный контакт. Так, что мы с Леркой всегда были модно и красиво одеты. В обмен на свои услуги, маменька в любое время была вхожа в закрома продовольственных и промтоварных магазинов. Вот так по-советски, ты мне — я тебе.

Папенька и Лерка с объемным списком совершили рейд по магазинам, и вернулись с нагруженными разным дефицитом сумками. В квартире полным ходом шла подготовка к «сватовству», как выразился прослезившийся папенька. Лерка завязывала упрямый узел его галстука, а он пытался давать ей советы. Мои волосы были закрученные на бигуди, и наглаженное платье уже распростерто на постели. Маменька обещала не задерживаться после работы.

Была постелена, накрахмаленная для такого случая, белая скатерть, вынут из буфета парадный сервиз, расставлены вазоны с фруктами. Мы с Аллочкой накрывали стол, резали финскую колбасу, крошили салаты, накладывали коралловые икринки на намазанные маслом кусочки канапе.

Аллочке наконец-то удалось выпытать подробности нашей интимной жизни. Ну да, пришлось поведать ей о нашем первом «свидании». Аллочка была в полном восторге от рассказанных в красках сцен в поезде, в «Октябрьской» и квартире Мишеля.

— Ну, ты Марья-искусница, Нелька! Так вышиваешь, что у Анрюшки башню и вовсе снесло! — громогласно восклицала Аллочка, несмотря на мои просьбы, убавить звук.

— Аллочка, у Лерки уши длиннее, чем у кролика, и у папеньки слух музыкальный, зачем тревожить родственников пикантными подробностями моих похождений?

— Я умолкла. Ну, а Мишель? Как он выглядел, когда увидел погром в своей квартирке?

— Паршиво. Но сначала он увидел нас. Та еще, парочка!

Как я не пыталась замыть свое, в пятнах, платье, все равно оставались разводы.

От прически ни следа, хорошо хоть с собой был минимум косметики. А Анри, в рубашке с надорванным воротом, мятых брюках и с обалдевшими, от пережитого, глазами! Вот зрелище! Уже потом Мишель увидел подтеки шампанского на кухонном полу. Мы повинились, что разбили бокалы. Анри обещал возместить, но Мишель отмахнулся.

— Во все глаза смотрел на нас и, гадал, чем же мы занимались, сотворив такое бесчинство, — рассказывала я похохатывающей Аллочке.

— Да, какой удар для чистюли Мишеля. Надо все-таки уговорить его на любовь. До чертиков интересно, он и в постели такой правильный? — любопытствовала Аллочка.

— Проверить надо, — засмеялась я.

— Обезвредить что ли парня, может он от того и бесится, что никто его не пожалеет? — Аллочка будто всерьез задумалась над моей шуткой. — Хотелось, конечно, подождать когда попросит, да помучить… Да видать не дождешься.

Придется брать силком, — решила она.

— Я часто вспоминаю наше знакомство, помнишь, как Константен бахвалился, что они не обделены женским вниманием? Вроде, в любое время дня и ночи? — спросила я Аллочку.

— Да, да, мне еще обидно стало, я-то думала, мы единственные достойные девушки в Москве!

— Уж не ходит ли Мишель к девушкам легкого поведения или они к нему? — задала я вопрос, не дающий мне покоя.

— С ними, конечно, проще, заплатил, и в сторону. Со мной у него такая фишка не пройдет, вот он и не идет на сближение, — сказала она.

Аллочка вынула из холодильника блюда с заливным и студнем.

— Твоя маман решила зятя откормить. Куда еще и заливное! Хрена-то купили?

— А французы, хрен как приправу используют?

— А хрен их знает! — скаламбурила Аллочка.

— Волнуюсь я, Аль… Вдруг что-нибудь не так пойдет? Мои подвести не должны, я их натаскала. А вот Мишель, посмотрит, как ворон, своими черными глазами…

— Ты, Нелька, клопам не поддавайся, знай, чешись! Я Мишелю объяснила, что в России такие традиции, и жених с дружками должен придти свататься домой к невесте — у вас товар, у нас купец. Хотя, честно, не могу понять, почему ты отказалась от ресторана предложенного Анри?

— Затем, что бы он увидел, в каких условиях мы живем, а Мишель лишний раз убедился, что мы от него ничего не утаиваем, — объяснила я.

— У подъезда с утра уже «Комитет по встрече жениха» дежурит, — вздохнула Аллочка, — будет, о чем поговорить, на неделю хватит.

В кухню влетела Лерка.

— Ну, герлз, наша фэмили гремит на всю округу!

Я присела на вовремя подставленный Леркой табурет. Аллочка начала обмахивать меня полотенцем, как боксера в перерывах между раундами. А матч-то еще не начался. Попив поднесенной заботливой рукой водички, я постаралась собраться.

Сама все затеяла. Великий гроссмейстер!

Я стала немного уверенней, когда маменька, вернувшись с работы, включилась в общую суматоху. Под ее руководством суматоха приняла упорядоченный вид. Стол накрыт, семейство разодето в пух и прах. В честь Анри Лерка поставила, заранее подготовленную, кассету Джо Дассена.

К встрече жениха все было готово. Скорее бы уж. Уж замуж невтерпеж. Пишется без мягкого знака, кружила в мыслях школьная подсказка.

«Мерседес» подрулил к нашему дому. Окрестные старухи и молодые мамаши с колясками, плотным кольцом окружили подступы к нашему подъезду. В толпе гадали, кто из двоих молодых людей и есть «Нелькин хахаль»? Тот, что с букетами решили они, когда Мишель освободился от ремня безопасности и шагнул на тротуар. Следом открыл дверь машины Анри, покопавшись на заднем сиденье, вытащил огромный букет лилий и, захлопнув дверь, подошел к Мишелю. Толпа пришла в замешательство.

Раздались возгласы.

— Миилай, кто ж жених-то?

Из подъезда выскочила раскрасневшаяся Аллочка. Протиснувшись сквозь любопытствующих, подхватила юношей под руки, повела по образовавшемуся коридору внутрь. Пропустив их вперед, хотела закрыть дверь подъезда.

— Алка, имей совесть, скажи — Нелькин с каким букетом будет? — сунув ногу под дверь, спросила баба Нюша.

Аллочка наслаждалась своей властью над толпой, но смилостивилась, сказав:

— Брюнетик, в галстуке, с большим букетом.

Пояснение Аллочки не внесло ясности: оба были брюнетами, оба в безукоризненных костюмах со строгими галстуками, похожие на бизнесменов, собравшихся заключить выгодную сделку.

— Как звать-то?

— Анри, — гордо вскинула голову Аллочка.

Толпа охнула. Аллочка не удерживаемая никем закрыла дверь подъезда.

Дверь в нашу квартиру была открыта настежь. В тесноватом коридоре собралось семейство. Папенька, на правах отца невесты, встречал сватов, сзади их подталкивала Аллочка. Я вышла к гостям.

— Добро пожаловать. Познакомьтесь, мой папа — Александр Александрович.

— Сан Саныч, как Блока, — поторопилась проинформировать, знакомая с поэтом не понаслышке, Лерка.

— Анри, Мишель, — представила гостей я.

Гости наклонили головы и обменялись с папенькой рукопожатиями.

— Моя мама — Полина Андреевна, — поменяв родителей местами, выдвинула вперед маменьку.

Анри протянул маменьке один из множества букетов и поцеловал руку. Мишель следом за ним тоже был допущен к ручке.

— Моя сестра — Валерия, — вперед вырвалась присевшая в книксене и получившая положенный букет и поцелуй Лерка.

Затем настал мой черед.

Анри преподнес мне букет любимых мной белых лилий, и поцеловал в щеку. Аллочка консультировала, смекнула я. Я вдохнула, приблизив, казавшиеся восковыми цветы к себе. Лилейный запах тления будоражил меня, поднимая с глубины какие-то страстные темные чувства. Нахлынули воспоминания о прошедшей ночи, кровь прилила к моим щекам. Я подняла глаза на Анри, увидел ли он мои чувства? Анри увидел, улыбнувшись, осторожным касанием стер желтую пыльцу от длинноногой тычинки с моего носа.

Аллочка не была обделена ни букетом, ни поцелуями. Они с Леркой быстро определили цветы в напольную вазу. Лилии поставили в маменькину любимую, хрустальную, у стола рядом с местами для жениха и невесты.

Папенька пригласил юношей в гостиную.

Мишель исполнял роль переводчика. Анри в торжественной обстановке попросил моей руки у папеньки, на что последний, сдерживая скупую мужскую слезу, сказал:

— Счастье дочери для нас превыше всего. Главное, что Неле согласна. Живите счастливо, а уж мы, чем можем, поможем.

Последнюю фразу Мишель долго переводил удивленному, чем же им может помочь тесть, Анри.

Радостные от того, что все свершилось, участники представления расслабились.

Маменька показала гостям нашу небольшую трехкомнатную квартиру, сетуя на тесноту и прочие неудобства советского жилья.

Исподтишка маменька бросала на Анри профессионально-оценивающий взгляд, как будто я собиралась передать его на комиссию в ее магазин.

— Систер, а фамилия у тебя теперь какая будет? — спросила в мое ухо Лерка.

— Лален, — шепотом ответила я.

— Лален… Улен… приставочки «шпигель» не хватает, — провела аналогию Лерка.

Я обалдело уставилась на нее. Никогда фамилия Анри не ассоциировалась для меня с фамилией моего героя. Это знак. Я буду с ним счастлива.

Маменька пригласила всех к столу. Нас с Анри усадили у окна, рядом с ним Мишель в качестве переводчика, затем маменька и Аллочка. С моей стороны папенька и Лерка.

Разлили по бокалам напитки. Долго споря во время подготовки к празднику, семейство все же решило угощать гостей русской водкой, и стол был накрыт в соответствии традиций, не считая финского сервелата и итальянской мортаделлы.

Папенька взял слово.

— Дорогие гости, мы собрались сегодня по очень важному и прекрасному поводу.

Товарищ из далекой Франции оценил замечательные качества нашей дочери Неле и предложил ей руку и сердце.

Далее папенька углубился в перечисление моих замечательных качеств, и тост стал походить на представление меня к награждению орденом «Дружбы народов». Я с сочувствием посмотрела на Мишеля. У него не было опыта перевода текстов партийных собраний, и он как мог, выворачивался из этой ситуации. Я подергала папеньку за полу пиджака, давая ему понять, что существует регламент. Папенька закруглился и не к месту заявил:

— Горько!

На него зашикали. Французские гости так и ничего не поняли, кроме того, что нужно выпить. Я подкладывала «оливье» на тарелки Анри и Мишеля и с мольбой в глазах, на пальцах, как диктор сурдоперевода, внушала им необходимость как следует закусить.

Маменька потчевала иноземных гостей русскими разносолами. Большим спросом пользовались студень, заливное, малосольные огурчики, островки икры на маленьких канапе.

Я наклонилась к Анри и подсказала, что он, как жених, должен произнести тост за родителей невесты. Анри был краток, маменька счастлива, папенька хмелел на глазах. Анри с чувством выполненного долга, залихватски опрокинул рюмку в рот.

Мишель был изумлен. Шефство над ним взяла Аллочка. У нее не сорвешься — злорадно подумала я — Клиент дойдет до кондиции. Мишель как мог, пытался доказать присутствующим, что ему предстоит важнейшая миссия доставки милых дам и лучшего друга, но его доводы пропали втуне.

Пришла очередь Аллочки. Как свидетельница нашего знакомства, она пожелала нам, всегда оставаться безумно влюбленными друг в друга, и не забывать доказывать свою любовь всеми возможными способами, а главное с фантазией. Не знаю, как перевел Мишель Аллочкину, с двойным смыслом фразу, но Анри под столом крепко сжал мою руку. Я зарделась. В доказательство Аллочкиного пожелания, мы с Анри исполнили партию «горько», столь желаемую для папеньки, пытавшегося на это раз вызвать нас на «бис».

Мишель выразил большую благодарность моим родителям, за возможность испытать русское гостеприимство, ранее пережитое лишь в ресторанах. После этих слов маменька утроила свои усилия по потчеванию гостей, что привело к переполнению тарелок, и так уже откинувшихся на спинки стульев Анри и Мишеля.

После каждого тоста окривевший папенька цокал языком и произносил:

— Оригинально!

Маменька сверкала глазами в его сторону и умоляюще смотрела на меня. Пришлось взять под контроль.

Ограниченный в горячительном, папенька вспомнил об «Антанте», о Великой отечественной войне 1812 года, о «Сопротивлении», и «Нормандии-Неман», чем вызвал бурю эмоций со стороны маменьки, сказавшей, что предки наши объяснялись на французском ничуть не хуже, чем мы на родном языке. О предках можно было и поспорить. С папенькиной стороны предки были стопроцентными москвичами, и вполне, могли общаться по-французски, но маменькина родня с французами могла встретиться лишь при отступлении Наполеона по старой Смоленской дороге, и то, разувая бедного, мертвого француза в сорокаградусный мороз. Озвучивать свои предположения я не стала.

Мишель было начал отказываться от щедро наливаемой водки, но был побежден Аллочкой, сначала не разобравшейся что к чему, с преувеличенным энтузиазмом накатившей Мишелеву стопку с горкой:

— Ничего, и тебе нальем!

Скоро разница между гостями и папенькой, пропустившим несколько рюмок, начала стираться. В открытые, из-за июльской жары окна, влетела вечерняя прохлада и, хотя гости давно уже сняли пиджаки, все почувствовали облегчение.

Гордый за свою дочь, папенька доказывал гостям преимущества социалистического воспитания молодежи и пионерско-комсомольских движений. Непросвещенные в этом важном вопросе, иностранные гости наклонив головы, не то, чтобы соглашались, но и не пытались спорить с подкованным папенькой. Чувствуя свое преимущество, папенька был на коне, пока я не придержала вожжи.

Папенька затянул «поручика Голицына» — значит, пора покидать родное гнездо.

Раскрасневшиеся от водки гости с удовольствием внимали папенькиным руладам и близкой французскому сердцу мелодией. «Белое движение». Сколько русских офицеров осело в Париже, развозя на такси французскую публику, где они по-ямщицки пели родные песни! Исполнив последний куплет, папенька сорвал аплодисменты.

Мы стали откланиваться. Гости от души благодарили маменьку и папеньку за хлебосольство. Лерка в чувствах назвала Анри «бразер», на что он ничуть не удивился. Вот что водка делает с людьми! Ну а впрочем, подвыпивший Анри был тих, как зайчик. И это хорошо, даже моя бабушка, царствие ей небесное, говорила:

— Хочешь узнать будущего мужа — напои его!

Анри выдержал экзамен с честью. Мишель тоже не осрамился. Все остались довольны.

Распрощавшись с семейством, мы погрузились в «Мерседес» и отбыли. Мишель сев за руль, тут же согнал с себя хмель, сунув под язык какую-то капсулу. Было решено продолжить вечер у Мишеля, всем хотелось потанцевать.

После вечеринки по поводу помолвки, мы были готовы танцевать до утра. У Мишеля была удивительно обширнейшая коллекция музыкальных кассет. Только лучшее в мире музыки. Мишель пригласил меня на танец, и я не была удивлена. В принципе, я ждала что-либо подобного от него. Он же должен высказаться, в конце, концов, невозможно продолжать противостояние, не высказав, друг другу претензий.

— Неле, я удивлен, и более того против, скоропостижности ваших отношений! — с места в карьер начал Мишель.

— Отчего же, это не «скоропостижней», чем наше с тобой знакомство, тем не менее, ты пригласил нас в свой дом, после первой встречи? — напоминая о нашем знакомстве, я предлагала ему не быть таким категоричным.

— Мы не надеялись на сближение, в смысле, хотели просто провести приятно время.

— Мишель пытался уйти от сравнения не в его пользу.

— Мы тоже не надеялись, но судьба преподносит нам сюрпризы. Мы с Анри полюбили, — я задержала дыхание и продолжила. — Прошу тебя, не противься нашему союзу, если Анри твой друг, я обещаю тебе сделать его счастливейшим из мужчин!

— Я не верю в столь скорые взаимоотношения! По крайней мере, влюбленные должны проверить свои чувства, невозможен столь неравный брак! — в полголоса, но почти выкрикнул он.

— Неравный? Чем же? Тем, что моя семья не обладает достоинствами столь нужными для заключения брака? — возмутилась я.

— Нет, ты неправильно понимаешь меня, — он на секунду умолк, собираясь с мыслями.

— Считаю, что ты не дала возможности Анри разобраться в своих чувствах.

Сексуальное притяжение в людях, принадлежащих разным слоям общества, должно пройти проверку, хотя бы временем.

— За это не беспокойся. Анри возвращается на родину, и после его возвращения мы посмотрим, — сказала я.

— Ты так здраво рассуждаешь, я еще раз убеждаюсь, что в ваших отношениях твое желание, есть главное, то чему не возможно не сбыться, — воскликнул Мишель.

Я одернула его за рукав пиджака. Когда он притих, я посмотрела ему в глаза и спросила:

— Я не понимаю тебя, Мишель, мое здравое рассуждение — это хорошо или плохо? Ты упрекаешь нас в скоропостижности и в то же время в не отсутствии рассудка!

— В любом случае, я считаю заключение брака преждевременным, — заявил он.

— Теперь уже не тебе судить.

На том мы с Мишелем и разошлись. Позиция его была мне понятна: неприемлемое отношение ко всему, что бы мы ни совершили.

Мое раздражение было снято интимным танцем с Анри, общением с Аллочкой, утянувшей в энергичный и двусмысленный танец Мишеля, и общим приподнятым настроением. Черт с ним с Мишелем, подумала я. Главное, мы любим друг друга. Я смотрела в лазоревые глаза Анри, и была на седьмом небе от счастья.

Уже под утро Мишель предложил отдохнуть, и по хозяйски уступив нам спальню, удалился с Аллочкой в гостевую. Мысленно я скрестила за нее пальцы. Зная Аллочку с детства, как особу не признающую препятствий на своем пути, я пожелала Мишелю стойкости в его намерениях противостоять ей, но не была уверена в его победе.

Уставшие от событий прошедшего дня, мы, приняв причащающий душ, и без ласк, обнявшись, уснули.