Прекрасная мечта

ГЛАВА 14

Гроза загнала мужчин обратно в пристройку, а Чейз весь день проторчал на крыльце, пока дождевая вода, стекая с крыши по желобам, собиралась в лужи в садике Эвы, созданном с таким трудом. Пришло время ужинать. Поужинали. Орвил открыл шесть жестянок с консервированными бобами и испек для каждого полусырой хлебец. Будто чувствуя мрачное настроение хозяина, – ребята поели молча и быстро удалились в пристройку, где можно было перекинуться в картишки, чтобы скоротать время. Когда гроза уже начала заметно стихать, Лейн предложил им с Рамоном съездить за дровами. Заговаривать с Чейзом никто не осмеливался.

Кудлатый вертелся у двери черного хода, радостно повизгивая всякий раз, как хозяин выходил на крыльцо, однако Чейз не обращал на собаку никакого внимания, а вместо этого пытался разглядеть что-то на горизонте. Он убеждал себя, что Эва вернется домой, едва только небо прояснится, и что с ее стороны очень разумно пересидеть грозу в домике учительницы. Снова и снова он твердил себе, что именно так она и поступила.

Она не оставила его, потому что решила, что он заслуживает лучшей участи.

Пока нет.

Он уже собирался зайти в дом и закрыть за собой дверь, как вдруг увидел знакомую пеструю кобылу, которая мчалась к загону, как будто за ней черти гнались. Едва он только увидел болтающиеся стремена и волочащиеся по земле поводья, он одним прыжком соскочил с крыльца и побежал усмирять перепуганное животное.

Лошадь взрывала копытами влажную землю, тряся головой, чтобы не подпустить к себе Чейза, бешено вращала глазами, налитыми кровью и полными ужаса. Он пытался говорить что-то ласковое, перекрикивая шум дождя, протягивал руки, чтобы успокоить ошалевшее животное, пока наконец не ухитрился схватить поводья. Он узнал седло. Это было одно из старых седел, которым никто не пользовался, потому что у всех были их собственные. Только теперь он заметил, как высоко подтянуты стремена, и понял, что именно на этой лошади Эва ускакала в город.

Он отвел лошадь в конюшню и посвистел, чтобы его услышали в пристройке. Из хибары выскочил Орвил и теперь стоял, силясь рассмотреть сквозь пелену дождя, что же происходит.

– На этой лошади Эва уехала сегодня утром? Орвил зажал ладонью рот и сдавленно вскрикнул.

– Должно быть. – Он смотрел на лошадь без седока несколько мгновений, а потом вышел на улицу, не позаботившись даже о том, чтобы вернуться за шляпой. Он подошел к Чейзу, увязая в грязи, которая толстым слоем покрывала двор, так быстро, как только мог.

Чейз отвел лошадь в конюшню и подождал Орвила. Старик начал гладить бок лошади и, как и Чейз, бормотать что-то ласковое.

– Ну же, Пай. Успокойся, девочка.

А Чейз стоял и смотрел на пустое седло на спине измученной лошади, и что-то у него внутри перевернулось.

– Где же она, черт возьми? – Ни к кому конкретно он не обращался. – Какое она имеет право думать, что может уезжать, когда ей заблагорассудится?

Лошадь снова взвилась на дыбы и начала пятиться от него. Чейз протянул поводья Орвилу.

– Я еду искать Эву. Эту чертову тварь я поручаю тебе. Если из-за этой дурацкой кобылы с Эвой что-то случилось, я собственноручно пристрелю ее.

Он поспешил в стойло, где обитал его любимый жеребец, и оседлал красавца гнедого. Он уже вымок до нитки и не намерен был больше терять ни секунды. Вернувшись в дом, он вышел уже в плаще, а второй свернул, чтобы взять с собой для Эвы. Он не сомневался, что найдет ее. Без нее он домой не вернется.

Чейз привязал дождевик к седлу. Он уже собирался садиться на лошадь, как Орвил схватил его за руку.

– Возьми с собой оружие, Кэссиди.

Чейз нахмурился. Он дал себе обещание и поклялся перед лицом Бога, что никогда снова не возьмет в руки оружия. Он даже не ответил Орвилу. А старик не собирался отпускать его так просто.

– А что, если это ловушка? – настаивал Орвил.

Чейз повернулся к старику и неприязненно сказал:

– Я не думал, что и ты подозреваешь Эву.

– А я и не подозреваю, – ответил Орвил, тараща глаза сквозь пелену дождя. Его плечи совершенно вымокли, темные струйки стекали по его рубашке, отчего она прилипла к коже. Но для своих лет он был еще довольно бодр. – Но может такое случиться, что кто-то захватил ее и поджидает, когда ты отправишься ее искать.

– Никакого оружия, – прокричал Чейз сквозь шум дождя. – А теперь иди, прячься в дом.

Он дернул поводья. Гнедой взвился на дыбы и замотал головой, не желая повиноваться. Чейз снова натянул поводья, заставляя лошадь двигаться по направлению к конюшне, загнал ее внутрь и там взял длинный, свернутый в клубок хлыст.

– Иди в дом, – прокричал он Орвилу, а потом погнал гнедого по размытой дороге по направлению к городу. Если Эва осталась на дороге, ее не трудно будет найти. Он молился, чтобы она, не дай Бог, не потеряла сознания или не попала в лапы волков, и, пригнув голову, погонял своего жеребца.

Прошел час, а он все еще продолжал поиски. Лиловые обычно в это время суток тени казались темнее из-за пасмурной погоды. Когда Чейз достиг границы своих земель, уже почти стемнело. Теперь он действительно боялся, что может обнаружить что-то страшное. Он немного осадил лошадь, когда вдалеке, в туманной дымке, показались призрачные очертания старого дуба. Молния разворотила огромное дерево на две половины. Его обугленная, расщепленная надвое вершина лежала на земле рядом с жалким остовом, рваные края которого были устремлены в небо.

Чейз пустил гнедого шагом, вытер влагу с лица, а сам осматривал каждый дюйм влажной земли в поисках Эвы. Неподалеку он заметил груду валунов. Это было самое подходящее убежище, и Чейз молился, чтобы Господь надоумил Эву спрятаться там. Пустив лошадь легким галопом, он начал звать Эву по имени.

Эва просидела, скорчившись в одном и том же положении, уже почти два часа, когда ей показалось, что она слышит, как ветер доносит ее имя. Она всхлипнула. Кутаясь в шаль Рэйчел, чтобы хоть немного спастись от дождя и пронизывающего ветра, она поначалу решила было, что понемногу теряет рассудок и ей уже начинает всякое мерещиться. Мокрые волосы прилипли к лицу, она откинула их назад и заправила под тяжелую, мокрую шерстяную ткань. На мгновение она решила, что ее глаза вздумали сыграть с ней злую шутку, когда она начала вглядываться в даль сквозь завесу дождя.

Туманное очертание приближающегося всадника в непромокаемом плаще становилось с каждой секундой все отчетливее. Не помня себя от радости, Эва начала было кричать, но тут же прикусила язык. Ведь у Чейза был враг, кто-то, кто рад будет захватить человека, имеющего отношение к «Концу пути». Эва всматривалась в незнакомца, пытаясь понять, кто же это, но длинный плащ окутывал его с головы до пят. Черная шляпа, низко надвинутая на лоб, защищала от ветра и дождя.

Эва пригнулась ниже, продолжая рассматривать всадника. Она увидела, как он трубочкой приложил ладонь ко рту, и ветер унес вдаль ее собственное имя.

Это был Чейз.

Всхлипывая от радости, Эва попыталась встать на ноги, но они ужасно затекли от многочасового сидения в скрюченном положении и не слушались ее. Лодыжка подвернулась. Эва шарила по скользкой гранитной поверхности, ища, за что бы уцепиться, и ломая при этом ногти, и ей каким-то образом все же удалось опереться о валун и с трудом удерживать тело в стоячем положении. Она начала звать Чейза, пока он не ускакал прочь.

Поднявшись на ноги, Эва попыталась отойти от камней туда, где он мог увидеть ее, но нога с растянутым сухожилием не повиновалась. Тогда она так же, как и он, сложила ладони трубочкой и позвала его.

Он скакал прямо к валунам. Эва начала размахивать руками и попыталась использовать шаль вместо флага, но намокшая ткань просто падала на голову. Рассерженная, Эва отшвырнула мокрую шаль и так и оставила ее лежать в грязи.

– Чейз! – завопила она снова. Привлеченный звуком, он повернул голову и заставил свою лошадь подъехать ближе.

Она боялась, что если соскользнет с камня, то шлепнется на землю физиономией вниз.

Чейзу показалось, что он заметил какое-то движение в камнях и вроде бы кто-то звал его по имени. Но, только подобравшись почти вплотную, он смог разглядеть на фоне камней ее платье в розовую полоску.

В мгновение ока он оказался там, пулей вылетел из седла, заключил ее в объятия и крепко сжал, как будто желая убедиться, что это действительно она, а не мираж, и что она цела и невредима.

Эва приникла к нему, зарылась лицом в холодную мокрую ткань его дождевика. Ее тело сотрясала крупная дрожь, зубы стучали, но не от холода, а от облегчения и дикой радости, что ее наконец-то нашли.

Она подняла голову. Он опустил глаза. Ее лицо нырнуло прямо под поля его шляпы.

– Молния ударила, – пробормотала она. – И расколола дерево. И меня сбросила кобыла.

– Ты в порядке?

– Ногу повредила.

Он наклонился, подхватил ее на руки, и легко, будто перышко, понес к своей лошади.

– Стоять можешь?

Она кивнула, и он поставил ее на ноги. Эва ухватилась за стремя и забралась в седло, пока он быстро развязывал ремни и доставал запасной дождевик. Она смотрела на черный хлыст, который, словно мокрая змея, свернувшаяся в клубок, примостился позади его седла.

– Я привез тебе «рыбку», – сказал он, используя ковбойское словечко для обозначения непромокаемого плаща. – Вот, надевай. – Он протянул ей дождевик и помог в него закутаться.

Как только Эва оказалась надежно укрыта, он вскочил в седло и придвинул ее поближе к себе. Она обхватила его руками за талию, благодарно прижав лицо к его спине, чтобы спрятаться от дождя и ветра.

Ей показалось, что она слышала, как он сквозь шум дождя прокричал ей «Держись крепче», но она не нуждалась в напоминании. Она так прижалась к нему, как ее собственная одежда прилипла к ее телу, надеясь, что его тепло скоро проникнет под плащ и согреет ее.

Эва закрыла глаза, а Чейз повернул лошадь в сторону ранчо.

К тому времени, как они добрались до дома, уже стемнело. Зубы у Эвы стучали. Она так дрожала, что это, должно быть, чувствовал и Чейз. Чейз остановил коня у крыльца, спрыгнул вниз и протянул к ней руки. Она тут же оказалась в его объятиях. Едва только он открыл входную дверь, как услышал протяжный свист, и долго всматривался в темноту, пока не увидел Орвила, который стоял на противоположном конце двора возле самой пристройки. Престарелый ковбой был едва виден, но Эве все-таки удалось разглядеть, как он машет руками, судя по виду, очень довольный тем, как повернулись события.

Когда Чейз наконец перенес ее через порог в такую знакомую, гостеприимную и теплую кухню, Эва чуть было опять не ударилась в слезы. В печке горел огонь, и тесное помещение было насквозь пропитано сильным ароматом горячего кофе. До этого момента она как-то не понимала, каким родным стало для нее это место.

Не говоря ни слова, он швырнул свою шляпу на стол и посадил Эву на ближайший стул, а потом опустился перед ней на колени.

– Позволь мне снять с тебя туфли, – попросил он, протянув руку к ее юбке.

– Но моя нога, – запротестовала она. Она все еще клацала зубами, обхватив себя руками. Ей ужасно недоставало его тепла, которым она наслаждалась, сидя на лошади позади него.

Интересно, как бы он отреагировал, если бы она сказала: «К черту лодыжку, лучше обними меня».

Но он выглядел таким серьезным, суровым и сосредоточенным, когда поднял на нее глаза, что она не осмелилась поддразнить его.

Его густые темные волосы были влажны, и там, где были прижаты шляпой, прилипли ко лбу. Он осторожно прикоснулся пальцами к подолу ее юбки, помедлил немного, как будто мысленно обсуждал что-то сам с собой, потом приподнял его сначала ровно на столько, чтобы открыть носки ее перемазанных грязью туфель, а потом до щиколотки. Эва почувствовала, как щеки заливает румянец, когда он добрался до ее промокшей алой нижней юбки.

Она готова была сквозь землю провалиться от стыда, судорожно сглотнув, но, когда прошло несколько секунд, выяснилось, что Чейз слишком деликатен, чтобы отпустить хоть какую-то реплику на этот счет. Бережно придерживая ее ногу, он начал расшнуровывать ботинок. Она не могла глаз отвести от его сильных рук, которые с таким знанием дела и в то же время так бережно обращались с ее жалкой обувью. Чейз снял один ботинок и погладил ее ногу, осторожно ощупав лодыжку, чтобы посмотреть, не вспухла ли она, а потом быстро стянул с нее мокрый чулок.

Он не поднимал глаз и не встречался с ней взглядом.

Она опустила глаза, увидела темный ободок его густых ресниц и едва удержалась, чтобы не погладить его по щеке и не поблагодарить за то, что он выручил ее, несмотря на жестокую бурю.

Начав расшнуровывать второй ботинок, Чейз несказанно удивил ее, выпалив:

– Где ты была?

Пытаясь поймать взгляд его черных глаз, она уже готова была попросить его поднять голову.

– Ты что, не прочел моей записки? Я поехала повидать Рэйчел.

Воцарилась долгая напряженная тишина. Он стянул с ее ноги второй ботинок и чулок и положил их рядом с их парами. Покарябанный пол под ее стулом потемнел от воды, ручьями стекающей с ее мокрого платья. Несмотря на то, что он тоже попал в грозу, его руки были теплыми, когда он просто сжимал ладонями ее ступни и грел их. Потом он отпустил ее, хлопнул руками по коленям и встал.

Избегая ее взгляда, быстро повернулся к плите и полез на полку за двумя чашками.

Он взял было кофейник, но потом с грохотом поставил его на стол, так и не наполнив чашки. Потом повернулся и, наконец, посмотрел прямо на нее.

У Эвы перехватило дыхание.

Мрачная злоба исчезла. Теперь его лицо выражало только боль, она была так же хорошо заметна, как и свежая рана на теле.

– Я… – он запнулся и прокашлялся. – Я подумал, что после того, что было прошлой ночью, ты уехала насовсем.

Позабыв про свою больную ногу, про мокрый пол, про мучительный холод, который сковывал ее немеющее тело, она встала. Чуть прихрамывая, преодолела расстояние, разделявшее их, стараясь не наступать на поврежденную ногу.

Глядя ему прямо в глаза, она коснулась его щеки.

– Но я не уехала, Чейз. Я осталась здесь, – мягко произнесла она.

Он провел пальцем по линии ее подбородка. Она заметила, что его пальцы слегка подрагивают, поэтому придвинулась еще ближе. Ее сердце бешено стучало.

– Эва.

Он не двигался и только гладил ее щеку и произносил ее имя, как доказательство того, что она снова дома.

Эва вздрогнула, больше от волнения, чем от страха или холода. Чейз не двигался с места. Эва смотрела на ворот его плаща, потом встретила взгляд его черных глаз. Она больше не могла скрывать ту всепоглощающую страсть, которую к нему испытывала.

– Мне так холодно, – прошептала она. – Не знаю, смогу ли я когда-нибудь снова согреться. Обними меня, Чейз, согрей меня.

Не колеблясь ни секунды, он придвинулся и заключил ее в объятия.

Совершенно не соображая, что делает, Эва судорожно вздохнула. К черту правила приличия. Пусть горит синим пламенем домик с белым забором. У Рэйчел есть такой дом с разными там финтифлюшками, а она так одинока. В этот момент Эва хотела только одного – Чейза Кэссиди. Сейчас ее не волновало даже, взойдет ли завтра солнце, для нее во всем мире существовал только этот мужчина, и она знала, что он никогда не сделает первый шаг. Впервые за всю свою жизнь она преуспела на актерском поприще, преуспела настолько, что теперь, к ее большому разочарованию, Чейз Кэссиди видел в ней только благовоспитанную образованную мисс из Филадельфии.

Если между ними чему-то суждено произойти, поторопить события должна она сама.

Эва набрала в легкие побольше воздуха и обвила руками его шею.

– Я хочу тебя, Чейз.

Он продолжал стоять прямо, и она поначалу решила было, что он ее не расслышал. Но потом молниеносным движением Чейз наклонился и обхватил ее колени руками. Когда он держал ее на уровне своей груди, она поначалу подумала, что он собирается нести ее в ее комнату. Но он, бросив взгляд на дверь черного хода, на темный двор, направился через неосвещенный дом, через гостиную в свою собственную спальню.

Он захлопнул за собой дверь и поставил Эву посреди комнаты.

– Господи, Эва, – прошептал он, стаскивая с себя свой непромокаемый плащ и швыряя его на один из стульев, составлявших спартанскую обстановку этой комнаты.

Он подошел к Эве и прижал ее к себе. Его губы коснулись ее лба, ее век, ее щек легкими поцелуями. Он поцеловал завиток влажных волос на ее виске.

– Я в жизни никого так отчаянно не желал, как тебя.

Она обвила руками его шею и с радостью встретила его поцелуй, когда он нагнул голову и приблизил свои губы к ее губам. Его губы яростно впивались в нее, как будто никак не могли насытиться. Он привлек ее к себе. Его руки скользнули вниз и обхватили ее ягодицы, прижав их к своему паху. Она почувствовала его возбужденную плоть – не почувствовать было невозможно, – и из ее горла вырвался глухой стон.

Поцелуй продолжался, его губы исследовали ее рот. Она думала, что с ума сойдет от избытка ощущений. Его язык углублялся дальше, становился более требовательным. Она ответила ему тем же. Они оба дышали хрипло и тяжело, приникнув друг к другу, их желание росло, когда Чейз внезапно отстранил ее от себя.

– Ты сама не знаешь, что со мной творишь, Эва. Я хочу тебя так чертовски…

Она потянулась к нему, снова приникла к его груди, ее руки теребили влажную ткань его рубашки. Позабыв про все условности, она прошептала:

– Тогда возьми меня. Я твоя, Чейз.

Когда она прильнула к нему всем телом, он подумал, что сейчас сойдет с ума от вожделения. Брезентовые штаны стали для него слишком тесны.

Благословляя спасительную темноту, он провел пальцами по вырезу ее платья, пока не нащупал то место, откуда начинался длинный ряд пуговок. Он никогда не терял головы даже под револьверным дулом, но теперь он чувствовал, что его захлестывают такие эмоции, которые он не в состоянии контролировать. Чейз постоянно твердил себе, что она не продажная девка, а леди, нетронутая девственница, женщина, которую нужно лелеять, перед которой нужно преклоняться, которой нужно восхищаться.

Она не шевелилась, когда он медленно, осторожно, пуговка за пуговкой, расстегнул ее корсаж. В темноте ее ангельский профиль казался размытым и призрачным. Эва стояла перед ним. Она уже не дрожала, а просто смотрела в узенькое окошко его комнаты и слушала шум дождя за стеной.

Он освободил от мокрого тяжелого платья ее плечи и помог ей вынуть руки из рукавов. Зацепив пальцами складки ткани на ее талии, он стащил с нее платье и нижнюю юбку. Его задачу облегчало то, что мокрая ткань упала как бы сама собой, под собственным весом.

Она поежилась.

Он протянул к ней руки и обхватил ее обнаженные плечи ладонями. Ее кожа была холодной и влажной на ощупь.

– Ты замерзла, – прошептал он.

– Я этого не чувствую, – проворковала она. – Я чувствую только тебя.

Его руки скользнули ниже, вдоль ее предплечий, к запястьям, и он потянул ее к кровати, стоявшей у стены, напротив окна. Она не протестовала, а послушно шла за ним. В полумраке ему плохо были видны ее корсет и панталончики, но ему было ужасно любопытно, какой фантастический цвет она выбрала на этот раз.

У самой кровати он остановился, не желая показаться ей слишком грубым. Если сейчас она отвергнет его, то он, конечно, отпустит ее. А что ему еще останется делать? И неважно, чего это ему будет стоить. Но он не мог позволить себе взять ее силой, несмотря на то, что он весь горел в огне желания.

Как бы без слов приглашая ее разделить с ним его ложе, он скинул с постели покрывало.

– Я думаю, что мне стоит снять вот это.

Эти слова она произнесла так нежно, что он сначала подумал было, что ослышался. Сердце гулко стучало у него в груди. Чейз протянул руку, чтобы помочь ей снять оставшееся белье. Как он обнаружил, это с трудом можно было назвать корсетом и панталонами. Это была просто небольшая полосочка ткани, и, чтобы выскользнуть из нее, Эве пришлось крепко схватиться за руку Чейза.

Он слышал, как у нее снова начали стучать зубы; несмотря на то, что она утверждала, будто совсем не замерзла, она была холодна, как лед. Он наклонился и приподнял одеяла, и когда она, обнаженная, нырнула под них, Чейз натянул их до ее подбородка. Он присел на краешек кровати, тут же прогнувшейся под его весом. Его сапоги так промокли, что стоило немалых усилий снять их. Они упали на пол с грохотом, перекрывшим даже ужасный шум дождя, барабанящего по крыше.

Он сорвал с себя последнюю одежду и бросил рядом с вещами Эвы, стараясь не действовать слишком быстро, чтобы не спугнуть ее своей поспешностью.

Возьми меня. Я твоя, Чейз. Понимала ли она, что сказала? Да знала ли она вообще, о чем просила?

– Чейз?

Ее нежный, сладкий голосок словно мучил его, подогревая его страсть. Он потянулся к ней и провел рукой по ее волосам.

– Что, Эва?

– Обними меня. – Это требование уничтожило все его колебания. Не помня себя от желания, он заключил ее в объятия. Кольцо рук сомкнулось на его шее. От этого ее грудь напряглась и коснулась его тела.

Он обнял ее крепче, его плоть прижалась к ней. Ее кожа все еще была холодной после того испытания, что ей пришлось пережить. Он чувствовал себя так, как будто сгорает в огне, но лежал так спокойно, как только мог, согревая ее своим теплом, наслаждаясь тем, как бурно бьются их сердца, как сливается воедино их дыхание, как желание и восторг переполняют их. Он зарылся лицом в ее волосы, поцеловал висок, а потом – пульсирующую жилку на шее.

– Эва. – Вот и все, что он был в состоянии произнести. Ее имя стало молитвой, которая срывалась с его губ после каждого нежного, благоговейного поцелуя. – Эва. Эва. Эва.

Она придвинулась ближе и начала делать бедрами медленные, круговые, игривые движения, дразня его возбужденную плоть. В голове у него тут же помутилось, и все поплыло перед глазами.

По крыше барабанил дождь, завывал ветер. Комната была наполнена звуками, они окружали Эву и Чейза и сопровождали биение их сердец. Пускай за окном ревет буря. Разве может она помешать их страсти, которая разгоралась все сильнее? Когда Эва начала двигаться под ним, Чейз даже испугался, что не сможет дольше сдерживаться и потеряет над собой контроль еще до того, как войдет в нее.

Из ее горла вырвался глухой стон, и она раздвинула бедра. Его напряженная плоть скользнула между них. Чейз перевернул ее на спину и, опираясь на локти, навис над ней и прижался к ее теплому влажному естеству. Ее глаза были открыты, и он заметил нечто большее, чем просто блеск непролитых слез.

– Ты уверена? – Его ладонь накрыла ее грудь и сразу налилась приятной тяжестью.

Она снова застонала и вся изогнулась под ним. Ее слова были не более чем легким вздохом.

– О, Чейз, прошу тебя, не заставляй меня больше ждать.