Прекрасная монашка

Глава 2

Герцог заканчивал свой завтрак в отдельной комнате гостиницы при почтовом дворе в Шантильи, находясь в самом лучшем расположении духа.

Сама гостиница не отличалась изысканностью, но блюда здесь готовили отменные. Герцог начал свою трапезу с омлета, он был необыкновенно вкусным, а поданные затем отбивные приготовлены из молодого, только что забитого ягненка. К блюдам были поданы вина из местных погребов.

Герцог позавтракал с большим аппетитом. Он не принадлежал к тому типу аристократов, которые едва притрагиваются к пище или вообще не завтракают. Излишества присутствовали в его жизни — их, надо сказать, было не так уж и мало, но существовали твердые правила, которые неукоснительно соблюдались.

Одному из них он всегда следовал: находясь в Англии, он уделял много времени физическим упражнениям и сохранил отменное здоровье, многие из его сверстников, которые не могли этим похвастаться, прозвали его «железным».

Возможно, поэтому же он сохранил и свою мужскую силу, что делало его чрезвычайно привлекательным для женщин. Немало было пролито слез в ночь накануне отъезда герцога из Англии, но в характере этого человека была одна черта: он никогда не сожалел о тех очаровательных подругах, которых покидал.

Герцог поставил бокал на стол. Наступило время трогаться в путь, он был очень озабочен тем, чтобы как можно скорее добраться до Парижа и немедленно взяться за выполнение порученного ему задания, он отодвинул стул и встал из-за стола. В дверь раздался стук.

— Войдите, — отрывисто бросил герцог.

Дверь медленно открылась, и, пока его светлость решал, кто же может входить к нему так неуверенно, из-за двери показалось лицо, и веселый голос воскликнул:

— Так вы один, монсеньор! Это просто замечательно! Мне очень хотелось, чтобы первым на меня взглянули вы и убедились, что все сделано правильно.

Произнося эти слова, Аме вошла в гостиную и закрыла за собой дверь. Герцог бросил на нее взгляд и сразу понял, что не ошибся прошлой ночью, когда посчитал ее красавицей. Если она показалась ему очень привлекательной ночью в карете, а потом в гостинице, когда он поспешно вел ее, завернувшуюся в темный плащ, вверх по лестнице, стремясь поскорее скрыть девушку от любопытных глаз тех, кто видел, как они приехали, то теперь, в лучах солнца, пробивавшихся сквозь забранное частым переплетом окно, она, без сомнения, предстала перед герцогом в своей подлинной красоте.

Когда он впервые увидел ее в карете при свете фонаря, его поразила красота ее волос: они были огненно-рыжего цвета. Некоторые художники очень удачно сумели передать этот цвет на своих бессмертных полотнах.

Глаза были голубыми — такими светлыми и прозрачными, каким бывает летом небо над Англией. Темные ресницы обрамляли огромные глаза, крошечный прямой носик как бы терялся между ними на этом милом лице.

Губы были полными и сильно изогнутыми, отчего улыбка казалась очень нежной, немного застенчивой и очень радостной.

Аме была невысокого роста: она едва доставала герцогу до плеча, но фигура ее была вполне зрелой, так что любой, увидевший эту девушку, понимал, что перед ним уже не ребенок.

И вот теперь, когда она стояла перед его светлостью, устремив на него взгляд, с полуоткрытыми губами и ждала его мнения, тот наконец понял, что должен что-то сказать.

Когда герцог видел ее прошлой ночью, волосы у девушки свободно ниспадали на плечи, поверх прямой, грубовато сшитой белой рясы послушницы был надет темный плащ. Сейчас лицо Аме было полностью открыто, а волосы собраны в пучок на затылке. На шею девушка повязала кружевной шарф, а вместо рясы на ней была одежда пажа из черного бархата: расклешенный камзол, украшенный серебряными пуговицами, и облегающие фигуру панталоны из черного шелка, схваченные у колен блестящими пряжками, которые удивительно гармонировали с такими же пряжками, какими были застегнуты ее лакированные туфли.

Герцог поднял свой монокль и еще раз внимательно осмотрел девушку. Но поскольку он так и не проронил ни единого слова, Аме, не в силах далее хранить молчание, заговорила сама.

— И как вы думаете, монсеньор, похожа я на пажа? — спросила она с волнением в голосе. — Правда, это не самая лучшая одежда из гардероба Адриана. Я решила сохранить его лучшие наряды к тому времени, когда мы с вами прибудем в Париж. Но из его повседневной одежды я выбрала наилучшую, должна признаться, что эта одежда подходит мне гораздо больше, чем его наряды для торжественных случаев.

— А что, разве Адриан уже уехал? — спросил герцог.

— Да, можете не сомневаться, он уехал примерно час назад. И, по словам вашего лакея, он был рад тому, что возвращается назад, домой.

— А вас он не видел?

— Ну разумеется, нет, — ответила девушка. — За исключением вашего лакея меня не видел здесь ни один человек; между прочим, ваш лакей мне понравился. У меня создалось впечатление, что ему можно доверить любую тайну.

— Видите ли, Дальтон служит мне уже многие годы, — проговорил его светлость. — И вы можете целиком положиться на его порядочность.

— Мне тоже показалось, что этот человек никогда не выдаст меня. Но вы, монсеньор, еще не сказали, насколько хорошо я перевоплотилась в пажа.

Герцог улыбнулся:

— И все-таки женщина всегда остается женщиной!

Конечно, вы — настоящий паж, и при этом очень красивый. Ну что, я сказал именно то, что вы хотели услышать?

— Да нет, что вы! — возразила ему девушка. — Простоя хотела узнать ваше мнение, удалась ли мне роль. Как вы считаете, монсеньор, в этом костюме можно меня узнать? Может ли кто-нибудь, увидев меня, усомниться в том, что я действительно молодой человек, пятнадцати лет от роду, в общем, ваш кузен Адриан… простите, а каково полное имя юноши?

— Корт, — проговорил герцог.

— Благодарю вас. Адриан Корт, не слишком красиво.

— Простите, если это имя не очень радует ваш слух, мадемуазель, — сухо отреагировал его светлость. — Так уж случилось, что моя семья носит фамилию Корт.

— Мне больше нравится Мелинкорт, — возразила ему девушка, — и эта фамилия подходит вам гораздо больше.

Именно такую фамилию должны носить люди, подобные вам.

— Большое спасибо. Я рад, что вам понравилась моя фамилия.

— Вы опять смеетесь надо мной, монсеньор, — быстро проговорила девушка. — Неужели я сказала какую-нибудь глупость? Никак не могу понять вашего отношения к своей особе.

— Нет, в том, что вы сказали, не было ничего смешного, — ответил герцог. — Просто женщины, как правило, не льстят мужчинам так открыто., Глаза у Аме широко раскрылись.

— Но у меня и в мыслях не было льстить вам. Лесть, я полагаю, означает, что вы говорите человеку вещи, которые, по вашему представлению, должны понравиться ему, но в то же время не вполне правдивы. Неужели у вас могла возникнуть мысль, что я льстила, когда говорила о том, что у вас благородная внешность и вы замечательная личность?

— Да могла, потому что это не так, — резко ответил он девушке. — Давайте-ка лучше поговорим о вас. Вы, мадемуазель, заняли место моего пажа и обязательно должны играть свою роль полностью, так как в противном случае не пройдет и недели, как мы оба окажемся в весьма затруднительном положении.

— То есть вы хотите сказать, что я должна в точности выполнять все обязанности пажа?

— Именно это я и имею в виду.

— Тогда не могли бы вы сообщить мне, что именно входит в обязанности пажа?

Пока они разговаривали, девушка постепенно приближалась к столу, пока наконец не расположилась на одном из кресел рядом с его светлостью.

— Прежде всего, — довольно резко заметил герцог, — вы никогда не должны без специального разрешения сидеть в моем присутствии, не должны ни в коем случае говорить до тех пор, пока я не разрешу вам этого. Если же я обращаюсь к вам с каким-либо вопросом, вы, отвечая, обязательно должны добавлять обращение ко мне в соответствии с титулом — «ваша светлость».

— Хорошо, я запомнила все, что вы мне сказали.

— Далее. Вы обязательно должны всегда помнить о том, что являетесь англичанкой, и соблюдать особую осторожность в своей речи. Мне кажется, что француз вряд ли обратит внимание на те небольшие погрешности, которые вы допускаете, разговаривая по-английски.

Но если вас услышит англичанин, он непременно сразу все поймет.

— Боже мой! — воскликнула девушка, затем посмотрела герцогу в лицо и рассмеялась. — Простите, я уже обо всем забыла. Прошу вас, поправляйте меня, пожалуйста, так как иначе я могу допустить — как это лучше сказать? — ошибку, которая откроет все карты.

Девушка весело рассмеялась собственной шутке, и очень трудно было бы не поддаться очарованию блеска ее глаз и жизнерадостности ее голоса. Тем не менее герцог слегка нахмурил брови.

— Кроме того, я полагаю, — сказал герцог, — что вам не помешало бы припудрить свои волосы. Любой, кому бы ни поручили ваш розыск, прежде всего обратит внимание на то, что ему известно: рыжие волосы и голубые глаза. Это редкое сочетание привлечет к себе внимание.

— Разумеется! — воскликнула девушка, сложив руки. — Я должна была обязательно додуматься до этого сама.

Я незамедлительно поднимусь наверх и попрошу Дальтона припудрить мне волосы. Это не отнимет у нас много времени.

Герцог извлек золотые часы из жилетного кармана.

— У вас примерно четверть часа, — проговорил он. — Чем раньше мы уедем отсюда, тем лучше.

Девушка даже подпрыгнула от радости. Но потом лицо ее вдруг омрачилось.

— Монсеньор, вы ведь не уедете отсюда без меня, правда? Обещайте мне это, ваша светлость!

В этих словах было что-то трогательное, как будто на какое-то мгновение она усомнилась не только в герцоге, но и во всем, что окружало ее, во всей той хрупкой конструкции, на которой покоилась ее вера.

— Насколько помню, я уже дал слово, что возьму вас с собой в Париж, — заверил девушку герцог.

Беспокойство в ту же секунду бесследно исчезло яз глаз девушки.

— Простите меня, монсеньор, — проговорила она мягко, — даже не знаю, как я могла сказать такую глупость, прошу понять меня, иногда у меня появляется ощущение, как будто все происходящее мне снится. Ведь еще вчера я находилась в монастыре — подавленная, трепещущая перед тем, что ожидало меня в будущем, а сегодня я уже с вами. Все так резко изменилось.

— Я думаю, что вчера вы находились в лучшем положении для себя, — сухо заметил герцог.

— Да нет же, уверяю вас! — пылко возразила ему девушка. — Я сейчас не касаюсь причин, по которым некто может распоряжаться судьбой другого человека. Но тогда святые отцы распоряжались мною, они разговаривали со мной в таком тоне, будто я их служанка, которая обязана беспрекословно исполнять их прихоти, невзирая на мое к ним отношение.

Говоря это, она вздернула подбородок. И столько было у этой девушки уверенности, столько неподдельной наивности в ее словах, грации в повороте ее маленькой «Головки, что герцог не удержался от улыбки. Если эту девушку зовут Аме, то он не сомневается, что она происходит из хорошей семьи, что в ее жилах течет кровь аристократов.

Затем, осознав, что отпущенное ей время истекает, а она все еще не готова, девушка тихо ахнула, бросилась к двери и мгновенно ускользнула, словно капля ртути. Но еще в течение некоторого времени после ее исчезновения все мысли его светлости были прикованы к этой юной особе.

На лице его сохранилось мрачное выражение; лишь иногда, когда он улыбался, что случалось очень редко, . присущее его лицу суровое выражение смягчалось юношеской одухотворенностью. Годы, проведенные герцогом в поисках постоянных удовольствий, взяли свое — нет тело его осталось таким же сильным и здоровым, но на лице были заметны следы праздной жизни.

Красивое лицо, чувственный рот, но — темные круги под глазами, жесткие складки около губ, а главное — суровое, стальное выражение глаз. Это было лицо человека, которого воспитали в духе познания сущности жизни, но который в процессе этого воспитания открыл для себя, что в этой жизни нельзя доверять и еще меньше — полагаться.

Спустя несколько минут герцог встал из-за стола, но в этот момент вновь раздался стук в дверь.

— Войдите!

В дверях стоял толстый и добродушный владелец здешней гостиницы.

— Разрешите, ваша светлость? Я пришел к вам с известием чрезвычайной важности.

Прикрыв за собой дверь, толстяк пересек гостиную и подошел к нему вплотную.

Это был пожилой человек, голова его почти полностью облысела, если не считать нескольких седых прядей около ушей. Он был достаточно честен, насколько наличие этой черты характера можно было вообще предполагать в людях его профессии, гостиница его была гораздо чище и отличалась большим гостеприимством, чем подавляющее большинство подобных заведений на всем побережье до Парижа. Он умел зарабатывать деньги и беречь их, в его положении любой француз не испытывал бы ничего, кроме радости. Сейчас хозяин гостиницы был чем-то обеспокоен. Заложив толстые пальцы за передник, он приблизился к герцогу настолько близко, чтобы можно было разговаривать только шепотом.

— Тут прибыли два господина, которые хотят видеть вашу светлость. Они решительно настаивают на аудиенции, я сообщил им, что вы готовитесь с минуты на минуту покинуть гостиницу.

— Кто они? — спросил герцог.

— Один из них — священник, ваша светлость, другой одет в ливрею слуг кардинала.

— А что им могло понадобиться от меня? — поинтересовался герцог.

— У них, ваша светлость, имеется несколько вопросов к вам относительно некоего лица, которое исчезло из монастыря де ла Круа в Сен-Бени. Он располагается приблизительно в пяти милях отсюда, как раз по той дороге, по которой вы прибыли в Шантильи.

— А с чего бы вдруг эти люди вообразили себе, что у меня должны быть какие-либо сведения о событиях, которые произошли в том монастыре?

Хозяин гостиницы вновь тревожно оглянулся.

— В настоящее время они уже почти закончили опрос всех тех, кто прибыл в Шантильи прошлой ночью вместе с вашей светлостью. Я сообщил им, что ваша светлость приехали один, а слуги прибыли позже — примерно через час.

— Очень хорошо, что вы сообщили им об этом, — похвалил его герцог. — Можно ли доверять вашим людям?

— Без сомнения, ваша светлость. Все слуги в моей гостинице — это, к счастью, члены моей семьи: две дочери, племянница моей жены и жена моего старшего сына, который в настоящее время призван на службу в армии.

— А что вы могли бы сказать относительно других слуг? — спросил герцог.

— Я могу поклясться вам в том, что они, ваша светлость, абсолютно ничего не видели. Все остальные слуги — это лишь два конюха; они — из местных деревенских ребят и глазели только на лошадей вашей светлости. Я мог бы поклясться вам в этом даже спасением собственной души.

— Ну хорошо, хорошо; а известно ли этим господам, что один из моих экипажей отбыл отсюда этим утром?

— Да, известно. Они, ваша светлость, видели, как он уезжал. Эти господа находились как раз во дворе, когда та карета выезжала из ворот.

— Ну вот, пожалуй, и все, что я хотел узнать у вас, — проговорил герцог. — Вы можете ввести их.

В течение некоторого времени хозяин гостиницы стоял перед герцогом, устремив свой взор поверх его головы, в глазах его при этом застыла тревога, а пальцы нервно перебирали край передника, обшитый грубой холстиной.

— Ваша светлость, а вы уверены в том, что я ни при каких обстоятельствах не пострадаю? Вам ведь известно, что я бедный человек, а у кардинала в руках такая власть.

— До тех пор, пока вы будете держать свой рот на замке, неприятности вам не грозят, — заверил его герцог. — Вы уже сообщили двум незнакомцам, что я прибыл вчера в вашу гостиницу один, и со своей стороны обязательно заверю их в том, что вы сказали им истинную правду. Ну а теперь пусть войдут.

— Да, ваша светлость, будет исполнено.

Хозяин поспешил к двери, он открыл ее и что-то крикнул, герцог понял, что те двое, о которых они с хозяином говорили минуту назад, ожидали в коридоре. Он посмотрел на дверь. Она показалась ему достаточно прочной, чтобы кто-либо сумел подслушать их разговор с хозяином гостиницы, если, конечно, не предполагать человека с чрезвычайно чутким слухом, приложившим ухо к замочной скважине.

— Ваша светлость, вас желают видеть двое господ, — объявил хозяин гостиницы, но до герцога донеслось несколько фраз, которыми гости и хозяин обменялись шепотом.

Первым в гостиную вошел священник. Это был высокий, худой, аскетичного вида человек, чей взгляд, казалось, пронизывал насквозь всех, на кого был направлен.

За ним проследовал мужчина помоложе, одетый в изысканную ливрею слуг кардинала де Рогана.

Перед тем как уделить внимание своим визитерам, герцог извлек из кармана табакерку и взял щепотку табака; затем, слегка наклонив голову, дал понять, что гости могут обратиться к нему по своему делу.

— Вы хотели видеть меня, господа?

— Вы герцог Мелинкортский? — спросил священник.

— Да.

— Я — отец Андре, а этот господин — капитан стражи его преосвященства кардинала де Рогана.

— Какое у вас может быть дело ко мне, господа? — поинтересовался герцог. — Прошу вас, не сочтите за невежливость с моей стороны, но мне хотелось бы, чтобы вы изложили свое дело очень кратко, я собираюсь отправиться в Париж, и если что и могло бы в эту минуту вызывать мое неудовольствие, так это любая непредвиденная задержка.

— Мы не отнимем у вашей светлости много времени.

Ведь вы прибыли сюда прошлой ночью?

— Именно так.

— Примерно за пять миль до этой деревушки вы проследовали мимо монастыря де ла Круа. Он располагается приблизительно в двух километрах от Сен-Бени.

— В самом деле? — удивился герцог. — Очень сожалеют но я вряд ли достаточно хорошо разбираюсь в названиях маленьких придорожных деревень; боюсь, что так же, наверное, обстоят дела и с названиями монастырей.

— А когда вы, ваша светлость, прошлой ночью проезжали мимо того монастыря, ничего необычного на дороге не заметили? Вы нигде не останавливались поблизости от него? Или, может быть, кто-то попросил вас подвезти его?

— Нет, ничего похожего со мной прошлой ночью не происходило, хотя, если что-нибудь подобное и случилось бы, скажите, с какой стати я должен отчитываться перед вами, господа?

Вопрос герцога прозвучал довольно строго.

— Нет-нет, что вы, ваша светлость, — забеспокоились визитеры. — Мы нуждаемся в вашей помощи и собирались попросить вас о содействии.

— В самом деле? До последнего момента вы даже не сказали о том, что вам необходимо содействие с моей стороны. У меня возникло ощущение, что я в мягкой форме подвергаюсь допросу папской инквизиции.

— Ваша светлость, ни о каком допросе не может быть и речи. У нас даже в мыслях не было ничего подобного, — заверил герцога священник. — Прошлой ночью вы проезжали по той дороге, и некто, кого в данное время мы разыскиваем, вполне мог обратиться к вам за помощью либо справиться у вас о пути до определенного места.

— Должен заметить, что карета, в которой я путешествую, — проговорил герцог, — как правило, передвигается с большой скоростью и остановить ее на пути следования не так просто, тем более по сигналу первого встречного, махнувшего рукой с обочины.

— Да, да, конечно, вы правы, — согласился с герцогом священник. — Вы, ваша светлость, могли что-нибудь заметить по пути. Скажите, а вы случайно не останавливались где-нибудь поблизости от деревушки Сен-Бени?

Нечто странное, прозвучавшее в вопросе этого человека, а также появившийся огонек в его глазах вызвали у герцога ощущение, что священник знает гораздо больше, что-то недосказывает. Герцог вновь извлек из своего кармана табакерку.

— Теперь, когда вы упомянули об этом, — проговорил он, — я и в самом деле думаю, что вполне мог останавливаться именно в окрестностях Сен-Бени, когда прошлой ночью у меня возникла необходимость заменить одну из лошадей в упряжке. К тому времени уже было темно, я был очень голоден и, право, не обращал внимания на что-либо вокруг, так как думал лишь о том, чтобы скорее тронуться в путь.

— И что же случилось, пока вы стояли там? — быстро задал вопрос капитан, который до этого момента не произнес ни слова.

— Что случилось, пока мы стояли там? — повторил его вопрос герцог. — Я ведь уже говорил вам, господа, что мы меняли лошадей в упряжке. Видите ли, один из моих форейторов передвигался медленнее из-за того, что его лошадь захромала. Оказалось, что у нее ослабла подкова, сегодня утром хозяин сообщил мне, что все в порядке и лошадь вернут в упряжку.

— А пока вы ждали, когда закончат менять лошадей, к вам не обращалась дама?

— Дама! — воскликнул герцог. — Какая дама?

Капитан и священник обменялись взглядами.

— К вам могла обратиться монахиня.

— Монахиня! — повторил герцог. — Нет, я уверен, что обязательно заметил бы одинокую монахиню, бредущую в столь поздний час вдоль дороги. Скажите, она была пожилой, эта монахиня?

Услышав вопрос герцога, капитан и священник вновь переглянулись.

— Поскольку вы, ваша светлость, в ту ночь никого не видели на дороге у монастыря де ла Круа, — проговорил священник, — то в таком случае мы не смеем больше беспокоить вас. Должны также извиниться перед вами, если наши вопросы могли показаться вам несколько дерзкими. Но у нас приказ кардинала.

— Да, конечно, понимаю, — ответил герцог. — Сожалею, что ничем не смог вам помочь.

Оба визитера направились к двери, но на пороге священник оглянулся:

— Я слышал от хозяина здешней гостиницы, что один из ваших пажей этим утром отправился назад, в Англию.

Что, были какие-то особые причины для его отъезда?

— Он заболел, — ответил герцог. — Мой мажордом попросил у меня разрешения отправить мальчика назад, так как он почувствовал себя плохо в дороге И должен заметить, что это очень неудобно, так как я привык, чтобы у меня в услужении постоянно находились двое пажей.

А теперь у меня остался только один, который, без сомнения, сразу почувствует, что выполнение всех обязанностей потребует от него гораздо большего напряжения. Хочу повторить вам еще раз, теперь я буду испытывать большие неудобства.

— Ваша светлость, примите наше сочувствие, — учтиво проговорил священник.

Они поклонились, прощаясь с герцогом, и дверь раскрылась. В течение некоторого времени после их ухода герцог стоял неподвижно, затем опустил табакерку в карман и направился к окну.

Он увидел, как его недавние посетители пересекли двор — священник в черной сутане и широкополой шляпе и капитан стражи в красочно расшитом мундире, который делал его немного похожим на петуха. Через несколько секунд они скрылись из виду, но герцог не отходил от окна.

Послышался цокот лошадиных копыт, и через секунду по дороге промчался отряд из шести человек в ливреях слуг кардинала и вместе с ними священник, который сидел на лошади, словно ворон. Семь человек на поиски одной сбежавшей из монастыря девчонки!

Тихий голос и чье-то прикосновение к локтю вывели его светлость из задумчивого состояния.

— Что они вам сказали? Что им было нужно?

Перед герцогом стояла Аме, волосы были тщательно припудрены искусными руками Дальтона, надо сказать, что она стала еще очаровательнее, если только это было возможно. Светлый оттенок волос подчеркивал прозрачность кожи девушки, глаза блестели, как прежде.

— Мы покидаем гостиницу немедленно, — распорядился герцог, быстро оглядев девушку с головы до ног. — Времени для разговоров у нас нет ни секунды. Нужно ехать. Карета готова?

— Да, все готово, — ответила девушка. — Не так давно спустили вниз багаж, счет оплачен. Хозяин гостиницы был счастлив, кланялся чуть ли не до земли: наверняка немало получил и на чай.

— Тогда немедленно покидаем гостиницу.

Он взял свой плащ со стула, набросил его на плечи.

Потом, взглянув на девушку, герцог понял, что Аме ждет, когда он отдаст ей дальнейшие распоряжения.

— Вы должны подать мне шляпу и перчатки, — проговорил он наставительно. — А когда мы с вами окажемся во дворе, постоянно следите за собой, помогайте мне сесть в карету с должной степенью почтительности — никогда не забывайте о том, что в любой момент за вами могут следить.

Нотки, прозвучавшие в его голосе, подсказали девушке что все, о чем сейчас сообщил его светлость, имеет чрезвычайную важность. Она взяла шляпу и перчатки и подала их герцогу, после чего последовала за ним из гостиной в коридор.

Карета герцога была подана к парадной двери гостиницы, лакей в серебристо-голубой ливрее держал дверцу открытой. Девушка в соответствии со своей ролью пажа поспешила вперед и подала руку так, чтобы его светлость мог опереться на нее, когда медленно и с большим достоинством поднимался в свою карету по ступенькам, которые были устланы красным ковром.

В карете он расположился на мягком широком сиденье. Лакей укрыл его ноги пледом. Когда герцог полностью устроился, девушка подняла ступеньки. Уловив взгляд герцога, она расположилась на меньшем сиденье напротив его светлости. Дверца кареты закрылась, и они тронулись в путь.

Когда они отъезжали от гостиницы, герцог немного пригнулся вперед, как бы собираясь посмотреть, следуют ли за ним форейторы. Взглянув в ту сторону, он заметил человека в черной сутане и широкополой шляпе, стоявшего в тени ворот конюшни. Один священник, следовательно, ускакал прочь, а другой остался возле гостиницы наблюдать за отъездом герцога.

Герцог не сказал ни слова об этом девушке, но вновь осмотрел ее, и теперь уже более критически, чем сделал это во время завтрака, когда Аме приходила в гостиную продемонстрировать ему свои успехи в переодевании.

Насколько достоверно замаскирована сейчас девушка, вот что хотел выяснить для себя его светлость.

Сейчас Аме превратилась в чрезвычайно красивого мальчика; и в этот момент герцог решил, что она, пожалуй, сможет выдержать любое испытание, по крайней мере в тех случаях, если не найдется никого, кто заподозрит, что она может быть кем-то другим. Девушка была приблизительно такого же роста, как и Адриан Корт, его одежда сидела на ней великолепно, увеличение ширины плеч делало ее еще более похожей на мальчика.

Но мальчики в возрасте пятнадцати лет, как правило, не обладают столь привлекательной внешностью, и именно в этом герцог видел главную опасность этого маскарада, в который он оказался вовлеченным из-за настойчивых просьб Аме и который с самого начала вызывал у герцога самые серьезнейшие сомнения.

Размышляя о кардинале, он решил для себя, что обязан перехитрить этого вельможу. В тот момент герцог Мелинкортский не столько думал о помощи, в которой так нуждалась эта несчастная молодая послушница, сколько об охоте, в которой впервые в жизни его светлость играл роль не охотника, а его жертвы.

— Монсеньор, расскажите мне, что вам сообщили те господа, — попросила его девушка, когда они наконец выехали за пределы Шантильи и продолжили свой путь по хорошо укатанной проселочной дороге, проложенной через вековой лес.

Герцог рассказал Аме, о чем шла речь.

— Этот священник был одним из тех, кто приезжал тогда в наш монастырь в связи с моим делом, — сказала ему девушка. — Я видела его тогда из окна своей кельи. Но никогда прежде я не видела другого человека, который был в лиловой одежде.

— Это был капитан стражи кардинала де Рогана, — объяснил девушке герцог.

— Кардинала! — тихо ахнула Аме. — Так, значит, кардиналу уже известно, что я убежала из монастыря! Но как же он мог узнать об этом так быстро?

— Не знаю, — ответил герцог. — Должно быть, они сообщили кардиналу об этом происшествии прошлой ночью. Как вы думаете, когда они могли обнаружить ваше исчезновение из монастыря?

— Я думаю, это не могло случиться раньше утра, — ответила девушка. — Но, разумеется, никогда нельзя исключить возможность того, что наставница могла отправиться по нашим кельям, чтобы убедиться, все ли мы на месте и спим. Полагаю, так в действительности и должно было случиться! Сестра Мария очень добрая, но уже старенькая и очень беспокойная. Каждая келья в нашем монастыре имеет в двери зарешеченное окошко, через которое наставница может заглянуть внутрь и убедиться, что послушница спит. В тех случаях, когда кто-нибудь из ее подопечных чем-то обеспокоен или не может заснуть, она входит в келью, чтобы подать стакан воды или прочитать молитву.

— Думаю, что прошлой ночью, — продолжала свои рассуждения девушка, — сестра Мария обязательно должна была заглянуть в мою келью и удостовериться в том, что я нахожусь на месте. Вполне вероятно, ей могла приказать сама мать-настоятельница, поскольку думала, что я буду чрезвычайно обеспокоена тем, что случилось в ее келье накануне.

— Хорошо, теперь скажите мне, что могла бы предпринять ваша наставница после того, как обнаружила, что ваша келья пуста.

— Сестра Мария должна немедленно доложить о случившемся матери-настоятельнице. Мне кажется, что у остальных монахинь это происшествие не вызвало бы такого беспокойства. Они могли бы подумать, что я отправилась поболтать к одной из своих соседок. Правда, после того как в монастыре тушили свет, такие прогулки были строго запрещены, но мы довольно часто пренебрегали этим запретом. Но, как я уже говорила вам ранее, монсеньор, сестра Мария была по характеру совершенно иным человеком. Она в такой ситуации наверняка отправилась к матери-настоятельнице и сообщила ей, что не обнаружила меня спящей в моей кровати. Ну а затем они начали искать меня по всему монастырю.

— Когда вы говорите» они «, то, разумеется, имеете» виду монахинь? — уточнил герцог.

— Разумеется. Некоторых из монахинь тотчас должны были разбудить и направить на мои поиски по всем кельям и помещениям в монастыре и в саду.

— И если они не нашли вас нигде, то должны были послать сообщение кардиналу?

— Как раз это мне и непонятно. Маловероятно, что мать-настоятельница обратилась сразу непосредственно к кардиналу, а не выждала некоторое время в надежде на мое возвращение, либо пока ее собственные розыски не окончились бы полной неудачей. Никак не могу понять…

Ну да! — внезапно воскликнула девушка. — Как же я не догадалась! Ведь святые отцы прибыли в наш монастырь вчера. Они вполне могли остаться на ночь в доме отца Пьера при монастыре. Потому что всегда, когда священники приезжали в наш монастырь — а они иногда специально приезжали к нам в Великий пост или на Рождество, — то всегда жили в домике нашего духовника, отца Пьера, который находится на территории монастыря.

— Теперь все становится ясным, — подытожил герцог. — Мать-настоятельница сообщила о вашем исчезновении тем священникам. За ночь вестовой вполне мог успеть добраться до кардинала и сообщить о происшествии в монастыре, а тот послал стражу для того, чтобы оказать содействие в розыске.

— Но я никак не могу понять одной вещи, — проговорила девушка. — Почему мое исчезновение вызвало такой переполох? Почему кардинал де Роган распорядился, чтобы я приняла постриг столь спешно? Почему мое исчезновение может играть для него такую важную роль?

— Это как раз то, что мне и самому хотелось бы узнать, — ответил его светлость, — и это мы с вами обязательно должны раскрыть. Затем, без сомнения, нам с вами надлежит узнать, кто же вы есть на самом деле и почему такой человек, как кардинал, проявляет к вам столь повышенный интерес.

Аме вздохнула.

— Как бы мне хотелось, чтобы моя особа не вызывала у них такой заинтересованности, — проговорила она. — А как вы думаете, монсеньор, тот священник и капитан стражи кардинала ничего не заподозрили после разговора с вами?

— Об этом говорить бесполезно.

— Я уверена, что вы оставили их в полном неведении, — с нотками восхищения в голосе проговорила девушка. — Уверена, что вы оказались слишком умны для них.

— Надеюсь, что это так, — сухо заметил герцог, — но у меня совсем небольшой опыт в уловках подобного рода.

— Именно поэтому я и уверена, что вам удалось это в наилучшем виде, — ответила девушка. — Никто не мог бы заподозрить вас. И более того, ни у кого даже на мгновение не могло зародиться и мысли о том, что ваша светлость может оказать услугу беглой послушнице, у которой к тому же нет ни пенни аа душой. Интересно, что заставило вас помочь мне?

Она развела руками, но глаза ее при этом сохраняли невинное выражение. На какое-то мгновение герцог задержал свой взгляд на лице девушки, а затем отвел глаза.

— Мне тоже интересно было бы это узнать, — ответил он.

— И как же вы объяснили это себе самому? — поинтересовалась девушка.

— Я, наверно, подумал, что совершенно не приемлю, когда кто-либо из сильных мира сего ломает что-то хрупкое и беспомощное, — ответил герцог.

— Да, понимаю, это именно те чувства, которые вы должны были испытывать, — согласилась Аме.

Однако в голосе девушки чувствовались нотки разочарования. Она внезапно встала со своего места и устроилась на сиденье рядом с герцогом.

— Мне хочется сесть рядом с вами, ваша светлость, — проговорила девушка. — Мне кажется, что поездка в Париж не отнимет у нас много времени, а потом мы отправимся в ваш дом. Что нас там ожидает? Кто нас встретит? Прошу вас, расскажите мне обо всем.

— Я нахожусь в таком же неведении, как и вы. Видите ли, я отправил вперед своего кузена, Хьюго Уолтхема, которому поручил уладить все мои дела, и именно он должен все подготовить к моему приезду в Париж. Можете быть уверенной в том, что он отыщет наилучшее место, В котором английский герцог мог бы проводить время с пользой и удовольствием.

— А вы, монсеньор, едете в Париж с целью развлечься? — поинтересовалась Аме.

— Разумеется, за этим, — ответил герцог. — Теперь, когда война закончилась, мне хотелось бы приятно провести время в европейской столице. Я хотел бы взглянуть на прекрасных женщин, о которых наслышан.

Принцесса де Полиньяк, графиня д'Артуа, принцесса де Жеменьи и все остальные дамы, молва об очаровании которых достигла даже Лондона.

— И что же, лицезрение этих красавиц сделает вас счастливым? — тихо спросила Аме.

— А я не имел в виду, что именно в этом вижу свое счастье, — возразил девушке герцог. — Я сказал, что это развлечет меня.

На какое-то мгновение воцарилось молчание, а затем девушка проговорила тихим голосом:

— Будет замечательно, если после нашего прибытия в Париж я вновь смогу стать женщиной.

— Вам уже успели надоесть ваши панталоны?

— Дело не только в них, — ответила Аме, — скорее в том, что мне хотелось бы выглядеть привлекательной.

Видите ли, я ни разу в жизни не надевала более или менее красивого платья.

— Нам обязательно надо будет об этом подумать, — ответил герцог.

Аме с надеждой устремила на него свой взор.

— Неужели вы оденете меня так, чтобы я могла выглядеть достаточно привлекательно и смогла попытаться пленить ваше сердце, монсеньор?

Глаза ее были настолько искренне чисты, а сам вопрос был задан таким невинным тоном, что герцог пришел в ярость.

— Я ничего вам не обещаю, — ответил он. — Вы должны раз и навсегда уяснить себе, что у меня не было ни малейшего желания оказаться вовлеченным в ваши неприятности. Но поскольку это все-таки произошло, я вынужден кое-что предпринять. Это заставит меня против своей воли в самый неподходящий для этого момент выступить против кардинала. Поэтому, зная все обстоятельства дела, мы должны соблюдать большую осторожность.

Когда герцог это говорил, у него было такое ощущение, что он дал сейчас пощечину ребенку, неспособному защитить себя. Его светлость почувствовал, как Аме съежилась от его слов, и вдруг голосом, полным жалости к себе самой, проговорила:

— Если вы действительно думаете, что своим присутствием я приношу вам неприятности, мне лучше оставить вас навсегда. Монсеньор, высадите меня где-нибудь в предместьях Парижа. Я смогу позаботиться о себе, как и намеревалась сделать, когда собралась бежать из монастыря. И что бы ни случилось со мной, я никогда не доставлю вам никаких хлопот.

— Ну вот, опять вы говорите не о том, — проговорил герцог.

— Я обязательно покину вас, — тихо всхлипнув, продолжала девушка. — Вы были так добры ко мне, что о большем я не смею просить вас.

— Перестаньте, дитя мое! — воскликнул герцог, но в тот же момент умолк, увидев в глазах девушки слезы.

Огромные и сверкающие, они тихо скатывались из-под темных ресниц и по внезапно побледневшим щекам.

— Вы не покинете меня до тех пор, пока я сам этого не захочу, — проговорил его светлость то, чего не ожидал и сам от себя.

— Вы говорите правду?

Улыбка девушки была подобна ярко блеснувшему весеннему солнечному лучу, который неожиданно появился после апрельского ливня.

— Знаете ли, мадемуазель, у меня правило: говорить именно то, что я имею в виду.

— Спасибо вам, монсеньор! Как я смогу отблагодарить вас?

Внезапно девушка склонила веред ним голову, и герцог почувствовал прикосновение ее губ к своей руке. На какое-то время он застыл, не делая ни единого движения, затем поднял руку и положил ее на плечо Аме.

— Вы унижаете себя этим, мадемуазель, и совершенно напрасно, — проговорил он.

У Аме слегка перехватило горло.

— Понимаете, монсеньор, на какое-то мгновение у меня вдруг появилось ощущение, что я потеряла вас, — прошептала она.

— Насколько я понимаю, — проговорил герцог с улыбкой, — в данный момент нам с вами потерять друг друга крайне затруднительно.

Едва он успел закончить свою мысль, как снаружи раздался чей-то крик, после чего карета внезапно остановилась. И девушка, и герцог потянулись к окну, чтобы выяснить, что же случилось. Они увидели нескольких человек, которые кольцом окружили карету. До их слуха доносились различные команды, которые выкрикивали эти люди, а потом, когда охваченная ужасом Аме протянула руки к герцогу, дверца кареты распахнулась, и они увидели какого-то человека.

— Что означает это дерзкое нападение? — спросил герцог у незнакомца.

Человек снял шляпу. И тут герцог вздохнул с облегчением, заметив, что незнакомец был одет не в ливрею слуг кардинала де Рогана, а в одежду совершенно иных цветов: она была в красных, белых и голубых тонах, и у каждого на груди красовались три лилии.

— Прошу прощения, монсеньор, — проговорил незнакомец, — но мой хозяин приглашает вас, ваша светлость, навестить его. К сожалению, он слишком поздно узнал о том, что вы направляетесь в Париж по нашей дороге, так как в противном случае он обязательно послал бы вам приглашение посетить свой замок в ту гостиницу, в которой вы провели предыдущую ночь. Замок моего хозяина совсем недалеко отсюда, и он настоятельно просит, чтобы вы, ваша светлость, в нашем сопровождении направились туда, где он сможет предложить вам свое гостеприимство.

— А кто ваш господин? — поинтересовался герцог.

— Данные мне инструкции предписывают, чтобы я хранил молчание на сей счет до тех пор, пока вы не встретитесь с ним лично, — ответил тот человек.

— В таком случае, не зная имени вашего господина, я не могу принять его предложения, — проговорил герцог. — Передайте мои извинения и сообщите, что у меня есть срочные дела, которые требуют моего присутствия в Париже.

— Сожалею, ваша светлость, но инструкции, данные мне моим господином, совершенно однозначны. А он желает, чтобы вы воспользовались его гостеприимством, и мы находимся тут для того, чтобы проводить вас до места.

Не оставалось ни малейшего сомнения, что это угроза, подчеркнутая показной вежливостью незнакомца и жестом, которым этот человек сопроводил свое приглашение. Его окружало по меньшей мере тридцать человек, все были верхом на прекрасных лошадях, и у каждого имелась за поясом пара пистолетов.

Герцог прекрасно понимал, что всякое сопротивление с его стороны абсолютно бесполезно. В его распоряжении было всего девять человек, считая его самого, кучеров, лакея, форейторов и сопровождающих. Даже не оглядываясь на дорогу, по которой они прибыли к этому месту, герцог абсолютно точно знал, что другие слуги остались, скорее всего, — далеко позади. Они проехали всего лишь несколько километров, но уже и теперь его лошади намного опережали тех, которые тащили тяжелые дорожные кареты, загруженные багажом. Эти мысли быстро пронеслись в голове герцога. По его мнению следовало что единственным спасением в этой ситуации для всех было согласие.

— Ну что ж, можете сопроводить меня к своему господину, — проговорил он.

Незнакомец поклонился, после чего дверца кареты закрылась. Через окошко его светлость и девушка видели, как человек вскочил на лошадь, отдал какое-то распоряжение, после чего поскакал вперед. Карета герцога также тронулась в путь в том же направлении. Эскорт из вооруженных всадников последовал за ней, держась вокруг экипажа. Внезапно герцог почувствовал, что Аме крепко вцепилась в его руку, а когда они тронулись в путь, тихо вскрикнула.

— Я боюсь, — прошептала она герцогу, — Неужели все это происходит из-за меня?

— Не знаю, — мрачно ответил герцог.

Пальцы девушки, маленькие и дрожащие, выскользнули из его ладони.

— Это было моей ошибкой, — с несчастным видом промолвила девушка. — Вам следовало тогда отказать мне и не брать с собой в Париж. Обнаружив меня прошлой ночью на полу кареты под грудой пледов, вам следовало, не задавая вопросов, немедленно высадить меня у обочины.

— И вы, разумеется, в ту же секунду вышли бы из кареты? — спросил он.

Внезапно девушка уловила перемену в его тоне. С изумлением она посмотрела и увидела, что глаза герцога сияют, он тоже взглянул на ее озабоченное лицо и рассмеялся — это был самый веселый смех, который девушка слышала за все время знакомства.

— Сейчас наше приключение в самом разгаре, — проговорил он, — мне казалось, это уже вышло из моды еще тогда, когда я был совсем мальчишкой. Не сомневайтесь, Аме, это самое настоящее приключение, и я надеюсь получить от него удовольствие.