Глава 9


Проснулась я оттого, что солнце щекотало меня своими маленькими пальчиками, дотянувшись до огромной королевской кровати, на которую меня уложили. Я зевнула и поморщилась. Во рту стоял отвратительный привкус, а глаза так слиплись, что мне пришлось раздирать их чуть ли не руками. Когда мне наконец удалось открыть глаза, я заморгала от удивления. Вампиры не живут в таких комнатах, разве что это были личные апартаменты Луи Сезара. Здесь все было желтого цвета – от оштукатуренных стен до стеганого одеяла и подушек. Море желтого цвета разбавляли лишь небольшой линялый коврик на полу да пара эстампов на индейскую тему; впрочем, и те были едва заметны.

Я села и сразу пожалела об этом. Желудок сводило судорогой, я чувствовала себя так, словно целую неделю болела гриппом, страшно хотелось почистить зубы. Когда комната перестала кружиться, я встала и, пошатываясь, сделала несколько шагов. Выглянув за дверь, я обнаружила две вещи: что вновь нахожусь в здании МОППМ и что у меня гости. Небольшой холл перед моей спальней соединялся с жилой комнатой, куда меня поместили до того, как я сбежала в заведение Данте. Увидев до боли знакомые лица, я мило улыбнулась и прошествовала в комнату, отделанную голубой плиткой. Кто-то – я надеялась, что Раф, – снял с меня мою рвань и завернул в махровый халат, который был мне на три размера велик и несколько сковывал движения. Однако я прошла в ванную, не запутавшись в нем, и захлопнула дверь перед носом у Томаса.

Прежде всего я проверила окно. На этот раз – никакой сердитой рожицы. Вместо Марли окно было запечатано такой сильной защитой, что, даже не концентрируясь, я увидела блестящую серебристую паутину, напрочь заблокировавшую выход. Это не считая вооруженной охраны у дверей ванной. Можно подумать, что они охраняют государственного преступника, а не измученную ясновидящую, которая к тому же чувствует себя как после хорошей попойки. Я задернула занавески. Нет, второй раз через окно мне не уйти.

Я мылась долго; никто меня не торопил. Список моих ран значительно удлинился, и, несмотря на шестичасовой сон, я чувствовала себя совершенно измотанной. Кроме того, я получила подарок. Кто-то намертво пристегнул на мою руку браслет черного мага, предварительно починив его, поскольку кинжалы были вновь прочно сцеплены друг с другом. Очень хорошо, именно этого мне сейчас и не хватало – еще одного дешевого украшения. Я попыталась снять браслет; никакого результата, а кусать свою руку я не собиралась. В тот раз я кусала ее зубами черного мага, теперь же речь шла о моих зубах.

С трудом выбравшись из ванны и чувствуя себя лет на сто, я взглянула в зеркало. Я не слишком тщеславна, но то, что я увидела, повергло меня в шок. Волосы потускнели и висели сосульками, мертвенно-бледное лицо, под глазами темные круги, как у футболиста-профессионала. Вот что значит слишком часто смотреть смерти в глаза.

Отвернувшись от зеркала, я поискала глазами одежду. Нашлись только сапоги – начищенные, они стояли за дверью. Решив, что с махровым халатом они не вяжутся, я оставила их там, где они стояли. За чистое нижнее белье я отдала бы полцарства, но белья я не нашла. В конце концов я решила, что лучше накинуть халат на голое тело, чем нацепить на себя рваные, окровавленные тряпки, некогда бывшие чудесным шелковым бельем. Хорошо, что халат такой большой – под ним ничего не видно. Правда, в нем я казалась двенадцатилетней девочкой, но, может быть, это будет мне на руку, когда придется предстать перед Сенатом. В первый раз они отнеслись ко мне милостиво. Потом я сбежала и едва не угробила трех человек и себя.

Я сделала глубокий вдох и вошла в комнату.

Там находилось шестеро – включая голема, который стоял в углу. В комнате царил полумрак; жалюзи были опущены, горел тусклый электрический свет.

Луи Сезар, все в тех же облегающих джинсах, стоял, опершись о каминную полку. Томас сидел в красном кожаном кресле, стоящем возле камина. Он и Раф были в черных слаксах и шелковых рубашках, только у Томаса рубашка была черной, под цвет волос, а у Рафа – темно-малиновой. Раф сидел на диванчике рядом с Мирчей, как всегда спокойным и элегантным. Глядя на него, я даже подумала, что, наверное, заснула в ванне и что всего, что случилось у Данте, просто не было. Однако эта счастливая мечта была разбита, когда у двери я увидела Приткина в охотничьем костюме цвета хаки. Он пристально смотрел на меня, словно ожидая того момента, когда наконец-то сможет повесить мою голову рядом с остальными охотничьими трофеями, украсив ее надписью: «Проблема решена». О да, сейчас всем будет куда как весело. Увидев меня, Раф вскочил.

– Mia Stella! Тебе лучше? Мы так беспокоились! – воскликнул он и крепко меня обнял. – Мы с господином Мирчей ходили к Антонио, но тебя там не было. Если бы Луи Сезар и Томас тебя не нашли…

– Они меня нашли, Раф, так что все в порядке.

Он кивнул и хотел усадить меня на диван, но я заупрямилась. Сбежать я все равно не могла, просто мне не хотелось чувствовать себя связанной. Кроме того, мне хотелось быть поближе к тем, кому я могла доверять, – Рафу и Мирче. Усевшись на низенькую оттоманку у ног Томаса, я тщательно запахнула халат.

– Прости, но твою одежду пришлось выбросить, – извиняющимся тоном сказал Раф. – Тебе дадут другую.

– О'кей.

Сейчас мне было не до одежды; я ждала, что скажет Сенат.

– Mia stella, – начал Раф и взглянул на Мирчу; тот лишь слегка приподнял бровь. Бедный Раф, вечно ему поручают самую неприятную работу. – Ты не могла бы сказать нам, кто такая Франсуаза?

Я удивленно уставилась на него. Вот уж этого я никак не ожидала!

– Что?

– Вы упомянули ее имя, – сказал Луи Сезар, опустившись на корточки возле меня. Я невольно отпрянула. Хотя он нес меня на руках и ничего не случилось, все равно – зачем искушать судьбу? – Тогда, в казино.

– А как же Тони? Разве вы не хотите поговорить о нем? Он поставляет рабов лесному народцу.

– Мы знаем, – ответил Мирча. – Одна из колдуний, которых ты освободила, пришла в наш круг и рассказала, как ее похитили. Мне пришлось присутствовать, поскольку Тони находится у меня в подчинении. Маги… весьма озабочены этой проблемой, как ты понимаешь.

Я смутилась.

– Простите, если я чего-то не понимаю, но почему колдуньи? Разве не проще было бы похищать людей? Женщины, которых я освободила, были не самого низкого ранга, в чем вскоре удостоверился один черный маг.

– В течение столетий, после того как начали вымирать целые семьи, эльфы придерживались этой стратегии. Разве ты не слышала рассказы о том, как они похищали детей? – спросил Мирча; я кивнула – обычные детские сказки. – Эти дети росли среди эльфов, потом женились или выходили замуж за детей вождей кланов, и все было бы ничего, если бы эльфы не стали замечать, что дети от смешанных союзов обладают гораздо меньшими магическими способностями, чем дети эльфов.

– И тогда они стали похищать колдуний.

– Да, но в тысяча шестьсот двадцать четвертом году между лесным народцем и Серебряным кругом было подписано соглашение, которое запрещало похищать кого бы то ни было.

– Которое теперь начисто забыто.

Мирча улыбнулся.

– Напротив. Светлые эльфы клянутся, что понятия не имеют об этих делах и что занимаются ими темные эльфы, – (Я нахмурилась. Судя по тому, что рассказал мне Билли, все как раз наоборот.) – Темные, разумеется, все отрицают. Но как бы то ни было, это не наше дело. Мы не станем ссориться с эльфами из-за простой алчности одного из нас, что мы и заявили их послу несколько часов назад. Антонио будет наказан, но на этом наша миссия заканчивается.

Меня это не удивило. Вампиры вообще мало интересуются другими существами и идут на переговоры только тогда, когда им самим что-то угрожает.

– Я видела только одну ведьму, – сказала я. – А что сталось с двумя другими?

– Должно быть, это были черные колдуньи, преследуемые кругом за совершенные преступления, – сказал Приткин, пристально глядя на меня. – Иначе они бы так быстро не скрылись. Наша колдунья мало что о них знала, поскольку те все время молчали. Но по ее словам, одна из колдуний тебя узнала и решила помочь в поединке с черным магом. А ты говоришь, что не знаешь их.

– Я их не знаю, – повторила я.

Я могла бы рассказать о Франсуазе; правда, мой рассказ получился бы странным и нелепым. Маги живут дольше, чем простые смертные, но даже если та женщина и была ведьмой, она давно должна была умереть от старости. Не говоря уже о том, как трудно запомнить лицо человека, жившего несколько столетий назад. И все-таки я ее узнала, а вот узнала ли она меня, это вопрос.

– И ты, разумеется, не знаешь некую пикси, которая помогала тебе освобождать твоих слуг? Известная личность, между прочим.

Этот допрос уже начал действовать мне на нервы.

– Нет, не знаю. И они вовсе не мои слуги.

– Вы говорили, что видели, как сожгли Франсуазу. – Луи Сезара, по-видимому, занимал только один вопрос.

Я промолчала. Зачем стараться, если мне все равно никто не верит?

– Что случилось с черным магом? Вы его убили? – спросила я.

– Что я вам говорил? Она даже не пытается все отрицать! – сказал Приткин, расхаживая по комнате большими шагами.

Мне не нужно было смотреть на его лицо, чтобы понять, как он взволнован, поскольку моя новая игрушка ударила меня по руке электрическим разрядом. Я не вскрикнула, но засунула руку глубже в карман халата, чтобы браслет не был виден. Что-то подсказывало мне, что Приткину он не понравится.

Томас поднялся со своего места и встал между нами, чему я была рада – по крайней мере, хоть какой-то барьер между мной и белым магом. Тони всегда говорил, что маги-воины очень опасны, потому что кровожадны и склонны к приступам слепой ярости. Понимая, что имею дело с наемным убийцей, состоящим на службе у могущественного вампира, я посерьезнела.

– Зачем мне все отрицать? Я вошла в его тело и тем спасла вам жизнь.

Конечно, я не ждала слов благодарности, мне было бы достаточно, чтобы он перестал смотреть на меня в упор.

– Я предпочел бы умереть, чем быть спасенным черной магией!

– В следующий раз мы будем иметь это в виду, – заметил Томас.

Я хихикнула. Нет, мне не хотелось никого раздражать, просто я умирала от голода и усталости и в тот момент мне и в самом деле было смешно. Однако Приткин был на этот счет другого мнения.

В дверь постучали.

– А вот и завтрак, – сказал Мирча и встал. – Давайте поедим, и страсти улягутся.

Молодой человек вкатил в комнату тележку, от которой исходил такой запах, что у меня потекли слюнки.

Через несколько минут я за обе щеки уплетала блины, сосиски, жареный картофель и фрукты. Завтрак был сервирован на изящном серебряном подносе, да к тому же на тончайшем китайском фарфоре с льняными салфетками, а чудесный кленовый сироп окончательно улучшил мое мнение о членах Сената. Я как раз наливала себе вторую чашку чая, когда Приткин скорчил гримасу отвращения. Сначала я не поняла, в чем дело; перед ним стоял точно такой же поднос, как и у меня.

– Тебя это ничуть не смущает? – резко спросил он. Только тут я заметила, что он не ест, а смотрит на меня с таким выражением, с каким я смотрела на крыс-оборотней. Я явно была ему противна. Поскольку рот у меня был занят, я только приподняла бровь. Приткин гневно махнул рукой.

– Посмотри вот сюда!

Нацепив на вилку сосиску, я оглянулась. Вампиры тоже ели, но отнюдь не блины. Есть твердую пищу они могут, что не раз демонстрировал Тони, но она не дает им сил. Жизненную энергию они получают другим способом, чем в данный момент и занимались. Очевидно, Луи Сезар был сыт, а может быть, верно рассказывали, что члены Сената столь могущественны, что едят всего один раз в неделю. Что же касается Рафа, Мирчи и Томаса, то они обедали – сатирами-оборотнями из заведения Данте.

Подобные сцены я видела не раз, пока жила у Тони. Пленники, захваченные живьем, отправлялись на съедение. Закон всех вампиров: любой ценой сохранять кровь, даже кровь оборотней. Кровь – величайшая ценность; кровь – это жизнь. Эту мантру я запомнила с детства – в отличие от Приткина.

Единственный, кто привлек мое внимание, был Томас, сосущий кровь из шеи молодого сатира, который показался мне странно знакомым. Я увидела карие глаза и темную шерсть на ляжках и между ног. Сатир был опутан толстыми серебряными цепями. Обычное дело, потому что у вампиров унижение составляет неотъемлемую часть наказания, однако мне показалось, что сейчас это излишне. Не знаю, что чувствовал юный сатир-оборотень – обычно они недолюбливают серебро, кроме того, сатиры предпочитают ходить голыми, поскольку считают, что одежда – это способ прикрывать физические недостатки. У этого юноши недостатков не было, а его тело реагировало на вампира обычным манером. Очевидно, это происходило у него непроизвольно; его лицо было так искажено страхом, что я не сразу его узнала – моего знакомого официанта из заведения Данте.

Я заволновалась, но не из-за сатира. Пусть получит свою долю наказания; впредь будет знать, что не следует испытывать терпение Сената, который, как известно, третьего шанса не дает. Меня взволновал вид длинных клыков, торчавших изо рта Томаса, и то наслаждение, с которым он поглощал кровь, смакуя ее, как лучшее вино. До сих пор не могу привыкнуть к мысли, что Томас – вампир.

Но, даже несмотря на отвращение, я не отвела взгляда. Выказывать эмоции, когда вершится наказание, – значит проявлять не только слабость, но и грубость, ведь наказание у вампиров всегда происходит публично и все обязаны на это смотреть. Я искоса взглянула на Мирчу. Он также получал удовольствие от пищи, однако в данную минуту Мирча волновал меня меньше, чем Томас.

– Я думала, ты не пьешь кровь оборотней, – сказала я, стараясь говорить как можно равнодушнее. Как-то раз Мирча присутствовал при казни одного оборотня и отказался от чести первым отведать его крови. – Помнится, ты говорил, что она горькая.

– Со временем привыкаешь ко всему, – ответил Мирча, отпуская черного оборотня, которого держал на коленях; тот молча скатился на пол. – Кроме того, мне выбирать не приходится. Сегодня мне понадобится много сил.

Я налила себе еще чая и жадными глазами уставилась на поднос Приткина, затем, не выдержав, спросила:

– Вы будете есть?

Видимо, из-за Билли-Джо и его энергии я чувствовала себя невероятно голодной. Поскольку маг не ответил, продолжая с ужасом смотреть на сатиров, Мирча взял его поднос и передал мне, за что я была ему очень благодарна.

– У Антонио были потом неприятности с оборотнями, когда убили их вожака? – спросил Мирча, словно угадав мои мысли.

Я полила блинчики сиропом и добавила немного масла.

– Не думаю. Во всяком случае, я не слышала. Ты же знаешь, Тони не посвящал меня в свои дела.

Мирча насмешливо взглянул на меня.

– Как и меня, dulceată. Bogătia strică pe om.

– Ты же знаешь, Мирча, я не говорю по-румынски.

– Богатство и желания погубили многих.

Я покачала головой. Ради денег Тони ни за что не осмелился бы разгневать Сенат или круг.

– Тони жаждет власти. Деньги ему не нужны.

– Ты мудра не по годам. Тебя этому научили твои привидения?

Я едва не прыснула горячим чаем прямо на Томаса.

– Ха! Не совсем.

Единственное, чему меня научил Билли, это шулерским приемам да нескольким непристойным песенкам.

– Как ты можешь? – спросил Приткин, злобно глядя на меня. – Эта тварь только что совершила убийство, а ты болтаешь с ней, как ни в чем не бывало! Ты способна порабощать души мертвых? Значит, привидение и черные колдуньи – твои рабы? Поэтому тебя не смущает то, что сейчас происходит?

Спорить с магом мне не хотелось, но я была сыта, чувствовала себя намного лучше и потому решила, что ему не помешает кое-что узнать.

– Прежде всего, все оборотни живы – просто они без сознания. Во-вторых, я никогда и никого не «порабощала», поскольку знаю, что это невозможно. И в-третьих, призраков оборотней не бывает. Как и вампиров. Не знаю почему.

– Потому, что их души пребывают в аду? – спросил Приткин, не обращая внимания на косые взгляды, которые бросали на него Мирча и Раф. Остальные не реагировали; Томас был занят едой, а Луи Сезар явно страдал от мигрени.

– Когда я увидел, как ты ведешь себя перед Сенатом, то подумал, что ты ищешь смерти. Теперь мне кажется, что я не ошибся.

– Ну, это мы еще посмотрим – найду я смерть или нет.

Я взглянула на Мирчу – тот с блаженным видом о чем-то задумался.

– Я думаю, найдешь, и скорее, чем думаешь, – начал заводиться Приткин.

Тут мне стало ясно, что нам с магом пора объясниться – пока у него не случилась истерика.

– Этот парень, которого вы так жалеете, всего несколько часов назад собирался перестрелять нас всех. Вампиры захватили его в плен, но убивать не собираются; во всяком случае, пока. На первый раз он получит предупреждение, а заодно и наглядный урок – чтобы помнил. Большинству второй урок уже не требуется.

Приткин с отвращением взглянул на меня.

– То есть вампиры – вовсе не монстры и не кровожадные твари? И произошло недоразумение, ты это хочешь сказать?

Мирча еле сдерживал смех. Мои губы также начали растягиваться в улыбку.

– Скажи, Мирча, ты кровожадная тварь?

– Очень кровожадная, dulceată, – весело отозвался он.

И подмигнул мне, но тут ему притащили вторую жертву. На этот раз человека; наверное, кого-то из телохранителей Тони, из тех, кого нанимают ради мускулов, а не ради мозгов. В глазах парня горела нескрываемая ненависть, которую он, очевидно, выражал не только взглядом, но и словами, поскольку, помимо обычных пут на руках и ногах, у него был заткнут рот. Приткин сжал зубы. Если уж он не может видеть наказания оборотней, то как отнесется к наказанию человека?

Возможно, оттого, что пленник явно не желал смиряться со своей судьбой, Мирча, скользнув взглядом по его шее, уставился на торс. Парень был очень красив: темно-рыжие кудри, правильные черты лица, великолепное сложение. Однако внимание Мирчи привлек небольшой шрам под левым соском. Длинные тонкие пальцы вампира скользнули по шраму, словно он пытался что-то вспомнить – или, скорее всего, добавить к одному шраму второй, с другой стороны. Грудь – еще одно любимое место вампиров, откуда они любят сосать кровь; по-видимому, парень это знал, потому что сразу напрягся. Я видела, как над его верхней губой выступил пот и как нервно он сглотнул. Когда же пальцы вампира ласкающим движением сжали комок плоти, скрытый в густых волосах на груди пленника, тот не выдержал и рванулся назад, широко раскрыв глаза от ужаса. Однако все кончилось тем, что Мирча, кивком подозвав Рафа, велел уложить его обратно на диван. На этот раз Раф навалился на него всем телом, сжав его талию, словно тисками, в то время как Мирча рассматривал распростертое на диване тело, словно читал меню. Парень вскинул на него глаза и вдруг с удивлением заметил меня; казалось, он никак не ожидал увидеть в комнате кого-то еще. Его лицо залилось краской; интересно, сколько он пробыл у Тони? Все, кто у него служил, понятия не имели о том, что значит краснеть от стыда. Но парень сразу забыл обо мне, когда тонкие пальцы вампира внезапно скользнули между его коленей; он не знал, что сопротивление вампиров лишь раззадоривает. Увидев, куда смотрит Мирча, я поняла, что сейчас произойдет.

Вампиры раздвинули ему ноги. Сейчас парень мучился не столько от страха, сколько от стыда, оттого, что лежит в унизительном виде перед незнакомцами, но, увидев сверкающие клыки Мирчи, мгновенно забыл обо всем и, отчаянно дернувшись, попытался скатиться с дивана, однако ему помешали крепко связанные руки и ноги. Мирча вернул его на диван, двигаясь плавно и медленно, словно нарочно демонстрируя, как сильны вампиры. Парень что-то замычал, силясь отпихнуть от себя хищника; теперь даже я видела, как пульсирует бедренная артерия на теле человека.

Когда же сопротивление начало понемногу стихать и парень окончательно выбился из сил, Мирча вонзил свои острые клыки в его шелковистую кожу. Послышался сдавленный крик, глаза парня закатились, а Мирча принялся сосать горячую кровь. Жертва вновь дернулась, но тут на помощь хозяину пришел Раф, который явно не хотел, чтобы что-то мешало обеду.

Приткин болезненно поморщился, когда Раф тоже присосался к бедренной артерии, но вмешиваться не стал. Вампиры имеют право сосать кровь до тех пор, пока это не угрожает жизни их жертвы. Увидев выражение глаз пленника, я подумала, что он, наверное, об этом не знает. Сцена, конечно, не из приятных, и все же мне очень не нравилось выражение гадливости на лице мага. Жертвой вампиров был наемный убийца, с которым они, надо сказать, обошлись еще не слишком жестоко.

– А скольких вы убили сегодня, Приткин? – не выдержала я. – Полдюжины? Или больше? Я не считала.

Маг ощетинился.

– Я убивал в целях самозащиты и чтобы защитить тебя от последствий твоей же собственной глупости! – И он гневно посмотрел на диван, откуда раздавались детские всхлипы несчастного пленника. Когда же тот, изогнувшись всем телом, снова попытался стряхнуть с себя вампиров, чтобы избавиться от жгучей боли в паху, руки мага сами собой сжались в кулаки, – Нелепость какая-то.

Я могла бы сказать ему, что все было бы куда более нелепо, если бы вместо парня наказывали меня, а это непременно случилось бы, если бы этот самый парень, желая получить награду, доставил меня Тони. Но я практик, а не фантазерка.

– Вампирам нужно есть. Вы что, хотите, чтобы они охотились по ночам, как в добрые старые времена?

– Все знают, что они нападают на беззащитных людей! Круг создан для того, чтобы их было кому защищать, а ты, которая считает себя человеком, сидишь и спокойно защищаешь вампиров! Ты омерзительна. Ты хуже вампиров!

Все ясно, Приткин жаждал скандала. Это было видно по тому, как он сжал зубы и расставил ноги. Ему хотелось кого-нибудь ударить, но он боялся и потому изливал гнев в словах. Жаль, что в тот момент я не была настроена на дипломатический лад.

– Я такой же человек, как и вы, Приткин, и я видела, как вы сражались сегодня. Пока в дело не вступили рыцари Черного круга, вы наслаждались возможностью убивать. И не надо молоть чепуху насчет самозащиты! Вы хищник, Приткин, такой же хищник, как те, среди которых я выросла.

Тут я замолчала, потому что пленник улучил момент, чтобы устроить нам небольшое шоу. Вампиры отпрянули и с интересом наблюдали, как по его телу прошла длинная судорога, словно по земле во время землетрясения. Через секунду он изогнулся дугой так, что касался дивана лишь ягодицами и связанными за спиной руками. Затем вновь забился в судорогах, откинул голову и хотел закрыть глаза, но Раф не дал ему это сделать, заставив смотреть на происходящее. Уставившись на Рафа широко раскрытыми глазами, пленник начал извергать сперму, которая потекла по его телу, а оттуда на гладкий деревянный пол.

Этому не видно было конца; тело никак не могло успокоиться, казалось, семяизвержение будет длиться до тех пор, пока не остановится сердце. Наконец парень без сил повалился на диван. Вампиры легонько его подтолкнули, и он тяжело скатился на пол между диваном и кофейным столиком. Ясно, что именно этого они и дожидались – сексуального эффекта, сопровождающего процесс высасывания крови; таким образом, пленника унизили трижды – страхом, болью и вот этим, словно вампиры заранее знали, что больше никогда с ним не встретятся. Увидев лицо парня и его дрожащее тело, я поняла, что так оно и будет.

Маг демонстративно отвернулся, а я чувствовала себя немного виноватой оттого, что не испытывала к парню жалости, но, увидев лицо Приткина, ощутила желание оправдаться.

– Вампиры больше не убивают людей, во всяком случае, если те не нападают первыми. Сенату это не нравится – слишком много шансов, что кто-нибудь увидит и начнет распускать слухи или что какой-нибудь вампир-новичок забудет убрать тело и начнется расследование. Охота на людей была запрещена в тысяча пятьсот восемьдесят третьем году, когда европейский Сенат подписал договор с вашим кругом. Даже Тони не убивает людей.

– Как приятно это слышать, – сказал Мирча, вытирая рот носовым платочком с собственной монограммой. На его костюме не было ни пятнышка – вот что значит практика. Он даже не стал втягивать в себя остатки крови; видимо, уже пресытился. Очевидно, парень продержался дольше, чем рассчитывал вампир.

– Мне известны законы вампиров, – сказал Приткин, с ухмылкой оглядывая комнату. – Но вампиров тысячи по всему миру. И большинство из них пьют кровь почти каждый день. Вот они, враги. Или вы сейчас скажете, что вампиры питаются кровью животных? Это ложь!

– Не надо делать поспешных выводов. – Я заметила, что слова мага не произвели на вампиров никакого впечатления. Может быть, они просто устали, а может, не считали нужным с ним связываться. Или просто знали, что он все равно им не поверит. Возможно, они были правы, и все же мне не хотелось, чтобы последнее слово осталось за магом. – Вампирам нужна кровь, поэтому со своими врагами они поступают так, как вы видели. Но при этом оставляют им жизнь, тем самым даруя второй шанс – в отличие от вашего круга, где, как я слышала, ослушников казнят. Только вампира могут казнить за то, что он защищался.

Приткин не ответил; он с жалостью смотрел на пленника, которому удалось доползти до двери, несмотря на связанные руки и ноги. От потери крови он сильно ослаб, поэтому дважды поскользнулся на полу. Извиваясь, пленник добрался до двери, но наткнулся на замок. Попробовав открыть его ртом, он развернулся и попытался дотянуться до него связанными руками. Мне стало жаль парня, хотя именно он, возможно, едва не всадил мне пулю в голову. Трудно было поверить, что это жалкое существо с липкими бедрами, кровоточащими шеей и пахом еще совсем недавно было хладнокровным дерзким убийцей. Хорошо, что он не смотрел никому в глаза.

Приткин гневно взглянул на меня.

– Так ты утверждаешь, что вампиры наказывают своих жестче, чем чужих? Ложь. Монстры не знают жалости!

Я пожала плечами.

– Можете мне не верить, но это так. Где вы видите здесь вампиров? Если бы они были пленниками, их давно проткнули бы колом.

Это если бы они ответили на все вопросы. Если же нет, у Джека был бы очень тяжелый день.

– Дело вовсе не в жалости, маг Приткин, уверяю вас, – сказал Раф, глядя, как пленник царапает дверь связанными руками, пытаясь ее открыть. – Просто мы не испытываем страха перед людьми.

Приткин что-то раздраженно буркнул, потом решительно зашагал к двери и резким рывком распахнул ее. Пленник вывалился в коридор, где его с удивлением подхватили слуги, чтобы затем прочитать длинную лекцию о правилах поведения. Думаю, что он в ней уже не нуждался.

– И как же они в таком случае питаются? Уж не хотите ли вы сказать, что вампир отпустит свою жертву, даже если его никто не видит?

Приткин явно не собирался отступать. Странно, он ведь прекрасно знал, что и как едят вампиры. Я не видела ни одного мага, который выразил бы удивление, наблюдая, как питается Тони. Это ни для кого не секрет, в том числе и для магов. А Приткин выглядит явно расстроенным. Интересно, чему учат магов-воинов? И кто их там учит?

– Может, покажешь ему? – спросила я, обращаясь к Мирче.

Тот рассмеялся.

– Я бы с удовольствием, dulceată, но я не могу за себя ручаться. Слишком велик соблазн избавить нас от его общества, к тому же консул предупреждала, чтобы ни один волосок не упал с его головы. – Он взглянул на Приткина. – Увы, до сих пор он вел себя безукоризненно.

– Я имела в виду себя.

– Нет. – Это произнес Томас, и я подпрыгнула от удивления. До этого он сидел так тихо, что я забыла о его присутствии. – Ее нельзя подвергать опасности.

– Я думаю, Томас, что это как раз и собирается продемонстрировать наша Кассандра, – заметил Мирча. – Если все сделать как следует, это будет совершенно безопасно. – Он взглянул на меня. – Наверное, тебя часто использовали в качестве донора? Ты знаешь, как это делается?

Я кивнула.

– Ага, не считая одного привидения, которое иногда получало от меня еще и энергию.

Дело в том, что я знала, что отдавать Билли-Джо свою энергию и отдавать вампирам кровь – это примерно одно и то же, только призрак получал жизненную энергию непосредственно из меня, а вампиры – вместе с кровью. Билли в крови не нуждался, поскольку его тело давно покоилось на дне Миссисипи. Он не мог переваривать даже жидкости.

Мирча приблизился ко мне. Его движения были исполнены такого изящества и грации, что остальные вампиры показались мне неуклюжими тюфяками. Мирча – вампир старой школы; я знала, что он не сделает мне больно, к тому же он был сыт. Вот кого бы мне хотелось придушить, так это Билли-Джо, если бы этот трус не смылся куда-то. Обычно, отдавая Билли энергию, я быстро восстанавливала силы с помощью пищи и отдыха, а он знал, где предел, за который нельзя переступать; правда, сегодня он перешел все границы.

– Что вы собираетесь делать? – спросил Приткин, выступая вперед, но Томас загородил ему дорогу.

– Пусти его, Томас, пусть сам все увидит, – сказал Мирча, задумчиво глядя на меня сверху вниз. – Я укушу только один раз. Кассандра уже устала, а нам нужно многое обсудить. Я не хочу, чтобы она уснула. – Он взял меня за подбородок. Его рука была теплой. У старых вампиров температура тела не меняется независимо от того, сыты они или нет. – Тебе не будет больно, – пообещал он.

Я всегда любила Мирчу. Конечно, определенную роль здесь играли его темно-карие глаза и изящная фигура, и все же его внешность имела для меня меньшее значение, чем его честность. Ни разу в жизни я не уличила его во лжи. Да, он умел лгать, когда ему это было нужно – без этого в мире вампиров не проживешь, – но со мной он всегда был предельно честен. Возможно, кому-то это может показаться мелочью, но в системе, где царит обман и двуличие, искренность бесценна.

– Я знаю, – с улыбкой сказала я.

Подойти ко мне Приткин не мог, зато мог кричать.

– Это безумие! Ты позволишь им пить твою кровь? По собственной воле? Ты погибнешь!

За меня ответил Мирча, глядя на меня своими темными глазами. Они были не совсем карими, в них сливалось множество оттенков: и капучино, и корицы, и золота, и даже несколько зеленых крапинок. Эти глаза были прекрасны.

– Если бы мы пили кровь людей, маг Приткин, то как, по-вашему, мы бы избежали появления тысяч и даже миллионов новых вампиров? Ведь для этого достаточно всего трех укусов вампира седьмого уровня или выше. Неужели вы не понимаете, что мы не можем этого допустить? Ни случайно, ни намеренно? В противном случае нас перестали бы считать вымыслом и начали истреблять.

Он замолчал, но ему можно было и не продолжать. Невозможно было поверить, что Приткин не знает о судьбе Дракулы, о том, что и Мирча едва не погиб. Раду, его младший брат, оказался менее везучим. В Париже толпа схватила его на улице и передала в руки инквизиции. Его пытали в течение столетия до тех пор, пока Мирча не разыскал его и не освободил. Но к тому времени Раду уже лишился рассудка. С тех пор его держат под замком.

– Были времена, когда шла постоянная война, – продолжал Мирча, словно угадав мои мысли, – между нами и людьми, между кланами вампиров, между нами и магами и так далее. До тех пор, пока не появился Сенат и не сказал: «Довольно, или вы уничтожите друг друга». Никто из вампиров не хочет возвращаться в те времена, особенно когда речь идет о конфликтах с людьми. Даже если бы мы победили и заполонили всю планету, кто бы нас кормил? – Мирча взглянул на Приткина. – Нам не нужны миллионы вампиров, одичавших, обезумевших, не способных управлять даже собой. Мы пьем кровь, чтобы свершить казнь или хорошенько проучить, как сегодня. Но для обычного питания, – тут он взглянул на меня, – мы предпочитаем мягкий способ.

Он улыбнулся, и эта улыбка показалась мне солнцем, выглянувшим из-за туч. У меня перехватило дыхание.

– Что вы собираетесь с ней сделать? – спросил Приткин, выглядывая из-за плеча Томаса. – Ничего не понимаю. – В его голосе слышалось разочарование.

Томас подошел к Мирче и отвел его руку от моего лица.

– Оставь ее, – сказал он.

Мирча слегка удивился.

– Она сама мне это предложила, Томас, ты же слышал. В чем дело? Я обещал, что буду нежен.

Томас сверкнул глазами и сжал челюсти. Глаза Мирчи блеснули.

– Прости, я не понял. Неужели тебе жалко всего одного, совсем маленького укуса? – Он нежно погладил меня по щеке, не сводя глаз с Томаса. – Скажи, она в самом деле такая сладкая, как кажется?

Не сводя с Мирчи пристального взгляда, Томас резко отбросил его руку.

Я ждала одного – чтобы все это скорее кончилось; мне требовалось поговорить с магом, но сейчас это было невозможно – все его внимание занимали вампиры.

– Ну так что же? – немного подождав, спросила я.

– Если тебе этого так хочется, я сам тебя укушу, – сказал Томас и наклонился ко мне.

Я отодвинулась.

– Еще чего! С тобой мы не договаривались.

Конечно, я была Томасу многим обязана, но не отдавать же ему свою кровь!

Мирча от души рассмеялся.

– Томас! Неужели ты ей ничего не сказал?

– Что не сказал? – хмуро спросила я.

В глазах Томаса мелькнула боль.

– То, что в течение нескольких месяцев он пил твою кровь, dulceată, и, как бывает в подобных случаях, стал… как бы получше выразиться… собственником.

Я в ужасе взглянула на Томаса.

– Скажи, что это неправда.

Он мог и не отвечать – ответ был написан на его лице. Все завертелось у меня перед глазами. В сообществе вампиров питание подчинено строгим правилам. Нельзя регулярно пить кровь одного и того же смертного, поскольку это развивает у вампира собственнические инстинкты и ведет к возникновению проблем, связанных с ревностью. Но пить кровь без разрешения, забирая ее у ничего не подозревающего человека, – это уже серьезное преступление. И не только потому, что вызывает побочные эффекты в виде сексуальных проявлений, но и является грубейшим нарушением законов вампиров. Томас нарушил множество законов, не говоря уже о том, что вновь меня предал. Выходит, все, что произошло между нами, с его стороны было всего лишь игрой. Я могла простить ему обман, но это – никогда. Я никак не могла поверить, но, глядя на него, поняла, что это правда. Томас облизнул губы.

– Это было не очень часто, Кэсси. Мне нужно было постоянно знать, где ты находишься, а укус позволял мне устанавливать с тобой связь. Благодаря этому ты была в безопасности.

– Какое благородство, – процедила я, чувствуя себя так, словно меня ударили.

Мирча положил мне на плечо руку, и я медленно встала. Его лицо было серьезно, словно он понял, какую мне причинил боль.

– Ты имеешь полное право сердиться на Томаса, dulceată, но сейчас не до этого, поверь. Я сам виноват; не нужно было его дразнить. Прошу, забудь об этом, иначе мы будем препираться весь день.

– Я не собираюсь ни с кем препираться, – сказала я, борясь с отчаянным желанием швырнуть в Томаса чем-нибудь тяжелым. Однако это ничего бы мне не дало, а главное, я не получила бы никакой информации, которая была мне нужна как никогда, нужна даже больше, чем месть. – Ладно, проехали. Велите ему отойти от меня подальше.

– Вот и хорошо. Томас, ты не возражаешь?

Томас хотел что-то сказать, но передумал и отошел от меня на пару шагов. И остановился, упрямо глядя на Мирчу. Конечно, я могла бы заставить его отойти подальше, но тогда он заявил бы, что обязан следить за Приткином. И я промолчала.

Мирча вздохнул и ласково взял меня за подбородок. Затем его пальцы скользнули вниз, к шее, и я почувствовала призывный зов его энергии. Его ласка была нежной и едва ощутимой, но я вздрогнула всем телом, когда по нему прокатилась теплая волна наслаждения, сразу унявшая боль, которую причинил мне Томас. Кожу начало покалывать, и между мной и Мирчей всплыла искрящаяся, восхитительная энергия. Внезапно я поняла, чью защиту взломал Билли-Джо, чью энергию использовал, чтобы участвовать в драке возле казино. Я узнала это чудесное ощущение, так похожее на то, которое появляется после бокала ледяного шампанского, когда начинает кружиться голова, узнала эту дивную смесь желания, веселья и тепла, захватившую меня целиком. Я знала, что вампир сломал мою защиту, которую сам же и установил, однако в тот момент, купаясь в изумительных ощущениях, я не могла на него сердиться. Это было просто невозможно. Они обрушились на меня, как солнечный свет, и я засмеялась от счастья.

Мирча приступил к делу, когда наши ауры смешались, затем замер. Я же ничего не замечала, потому что замирала от счастья, купаясь в золотистом свете. Мне казалось, что его тонкие пальцы нежно касаются не только моей шеи, что на мне больше нет халата, и теплые руки Мирчи скользят по моему телу. Я хотела сглотнуть, но во рту пересохло, а пульс бешено стучал где-то в самых интимных местах. Внезапно я вспомнила один вечер, когда мы с Мирчей сидели рядышком на диване в кабинете Тони, и он, поглаживая меня по голове, рассказывал сказку. В тот вечер я не отходила от Мирчи ни на шаг, при каждом удобном случае забираясь к нему на колени, но такого ощущения не испытывала. Конечно, тогда мне было всего одиннадцать. Теперь все изменилось.

У Мирчи было какое-то странное, смущенное выражение, словно он видел меня впервые. Пристально взглянув мне в лицо, он взял мою руку и склонился над ней. Я почувствовала легкое прикосновение губ, после чего Мирча отступил на шаг. Хотя это продолжалось не более десяти секунд, у меня сбилось дыхание, я залилась краской и почувствовала сильнейшую обиду, словно у меня отняли самое дорогое, что было в жизни. Я хотела протянуть к нему руки, но вовремя остановилась и так и осталась сидеть, с бьющимся сердцем, не сводя с Мирчи глаз.

Я и забыла, что процесс получения жизненной энергии у вампиров проходит гораздо интимнее, чем у привидений вроде Билли. Странно, что раньше я никогда об этом не задумывалась. Мирча обладал сильнейшей харизмой, которой, кстати, славился весь его род; обладал мощным запасом энергии, позволившим ему получить место в Сенате, и, наконец, он был просто красив. Я никогда не встречала Дракулу, который умер за много лет до моего рождения, или злосчастного Раду, но, глядя на Мирчу, поняла, почему о нем рассказывают легенды. Встретившись с ним один раз, забыть его уже невозможно.

Я взглянула на Томаса; он с усмешкой смотрел на меня. Что произошло между нами? Этого я уже не помнила. Я посмотрела на себя в зеркало: блуждающий взгляд, порозовевшее лицо, полуоткрытые губы. Словно я только что занималась любовью – что, между прочим, было недалеко от истины. Я тряхнула головой, чтобы стереть с лица выражение полнейшего блаженства.

Приткин, как обычно, стоял с унылым видом, словно увиденное доставило ему боль, а не удовольствие.

– Я не верю, что он пил твою кровь. Я не видел никакой крови. У тебя даже кожа не расцарапана.

– Ничего подобного, – возразил Мирча, нервно поправляя воротник – Я пил кровь, только очень осторожно.

Взглянув на Томаса, он хотел что-то сказать, но передумал и, оскалившись, повернулся к Приткину.

– Если хотите, вам все покажет Рафаэль.

Не успела я и глазом моргнуть, как Раф подошел к магу и взял его за руку. Браслет на моей руке дернулся – от мага начали исходить волны энергии.

– Не бойтесь, я не сделаю вам больно, – презрительно сказал Раф. – Все будет точно так же, как у Кэсси. Неужели вы трусливее, чем она?

Приткин его не слушал. Судя по выражению его лица, нам всем следовало немедленно разбегаться, но Раф не испугался. А как же иначе, если он получил приказ хозяина?

– Отойди от меня, вампир, или, клянусь кругом, ты об этом пожалеешь!

Внезапно меня окружили все стихии, какие способно вызвать колдовство. Стеной встали земля и вода, я начала одновременно тонуть и погружаться под землю. Браслет задергался, как зверек, пойманный в капкан. Я хватала ртом воздух, но не могла вздохнуть, рвала ворот халата, но продолжала задыхаться – меня душило нечто нематериальное. Легкие перестали работать, словно забыли, как это делается. Я медленно опустилась на стул, в глазах потемнело. Помню, как успела подумать, что в комнате, полной вампиров, мне суждено умереть от руки человека.


Загрузка...