Прикосновение Макса

Глава 2

Его слова стерли выражение страха из её глаз, приводя в ошеломленное состояние

— Я… я прошу прощения? — произнесла она нерешительно.

— По-моему, это достаточно простой вопрос. — Он вошел в офис и сел на стул для посетителей, улыбнувшись ей через стол. — Вы верите в любовь с первого взгляда?

— г. Баннистер, я…

— Макс, пожалуйста.

— Явно расстроенная, и от этого теряя осторожность, она слегка кивнула, но не обращаясь к нему по имени произнесла. — Нет, я не верю в это.

— На это есть какая-то особенная причина?

— Да, поскольку это невозможно. Вы не можете любить кого-то, кого даже не знаете, это абсурдно.

— Я тоже раньше так думал, — сказал он. — Но когда эта невозможная вещь происходит с Вами, разве не абсурдно отказаться от неё, только потому, что раньше считали её невозможной, разве Вы так не думаете?

Весь вид Дайны, тихо спрашивал, с какой стати он начал обсуждение этой темы, но вслух она не решилась произнести этого. Она просто пожала плечами. — Я полагаю, нет.

— Таким образом, Вы действительно соглашаетесь, с тем, что некоторые вещи невозможны только потому, что мы ещё не испытывали их?

Она уставилась на него в течение некоторого времени, а затем с легкой сухостью в голосе ответила, — Философски говоря, да, я действительно согласна с этим.

— Хорошо. Пообедайте со мной.

Немедленно к ней вернулась ее настороженность. — Спасибо, но у меня ещё много работы, которую я должна выполнить.

— Дайна, музей не превратиться в руины, если Вы уделите час на обед.

— Я знаю, — сказала она немного натянуто. — Но я предпочитаю работать без обеда, г. Баннистер.

— Макс, — тут же поправил он. — Пожалуйста.

— Если Вы настаиваете, Макс.

Макс улыбнулся, хотя это и стоило ему некоторых усилий. Он хотел остаться и найти путь через ту стену, которой она отгородилась от него, или, по крайней мере, убедить её пообедать с ним, но тут он услышал вдалеке знакомый голос. И принял решение, что в данный момент более жизненно важным было перехватить Вульфа. Поднявшись на ноги, он пошел к двери, но затем вернулся и посмотрел на неё.

— Вы действительно боитесь меня, Дайна?

— Румянец тут же залил её щеки. — Как я могу бояться Вас. Я Вас совершенно не знаю.

— Собственно, поэтому, я задавался этим вопросом. — Он сделал паузу, а затем добавил. — Не работайте слишком много. — И не ожидая ответа, которого, как он предполагал, мог и не дождаться, вышел из офиса и направился в холл.

Приблизительно в двух шагах от зала, он заметил Вульфа, которого он весьма эффективно заблокировал в проходе. — Вы, выглядите таким мрачим, — мягко заметил Макс.

— Да уж, я точно в данный момент, не являюсь счастливым, — согласился Вульф Найкерсон. Ему было тридцать шесть лет, на два года меньше чем Максу. Они были сводными братьями и воспитывались своими отцами на противоположных побережьях страны, и хорошо узнали друг друга, только когда уже стали взрослыми. Но даже при том, что они стали близко общаться между собой, менее пятнадцати лет, узы возникшие между ними были необычно крепкими.

В физическом плане, они были не очень похожи, за исключением того, что оба были намного выше среднего роста. В Вульфе было приблизительно шесть с половиной футов роста, с сильными плечами и спортивным телосложением. У него были глубокие синие глаза, густые темно рыжие волосы, и очаровательная улыбка, которая привлекала женщин как магнит. Его глубокий низкий голос имел несколько угрожающий оттенок, когда он повернулся к Максу.

— Есть какие-нибудь идеи по поводу открытой двери? — Спросил Макс.

— Только одна. По словам охраны, Дайна Лэйтон часто блуждает по музею после закрытия, включая вчерашний вечер. И теперь я собираюсь поговорить с ней.

— Поговори сначала со мной, — предложил Макс. Он взял Вульфа и развернул его к главному выходу из музея.

Как только они оказались снаружи, Вульф остановился.

— Макс, что, черт возьми, происходит? Сейчас раннее утро, здесь прохладно, и самое главное, я остался без кофе.

— Я куплю тебе чашку кофе, — ответил Макс, — За углом есть кафе.

Вульф не двигался. С поднятым воротничком его черного кожаного пиджака и угрюмым выражением на лице, он больше походил на бандита, чем на эксперта по безопасности, представляющего страховое агентство Ллойда в Лондоне.

— Морган не для того вытащила меня из постели, чтобы Вы могли купить мне кофе. Что происходит, Макс?

Макс засунул руки в карманы пальто и несколько мгновений тихонько покачивался. Наконец он вздохнул. — Вы думаете, что это Дайна открыла эту дверь?

— Да, именно так я и думаю. — Категорически заявил Вульф.

Тогда Макс спокойно произнес, — я тоже полагаю, что это она сделала.

Вульф недоумевающее моргнул. — Хорошо, тогда почему Вы остановили меня прежде, чем я смог расспросить ее?

— Потому что она боится.

— Ну, если бы Вы были сообщником вора, то тоже вероятно боялись, — заявил Вульф.

— Так почему? Именно в таком состоянии она, скорее всего и рассказала бы все.

Макс немного покачал головой. — Вульф, Вы когда-нибудь видели подлинный ужас в чьих-либо глазах? Или видели пойманного в ловушку загнанного животного?

— Несколько раз, — больше Вульв не хмурился. Вместо этого он изучил Макс ещё более пристально. — Я полагаю, что мы все ещё говорим о Дайне Лэйтон?

— Да, Вы провели большую часть своего времени, за эти прошедшие недели, имея дело с компанией обеспечивающей безопасность, тем самым Вас часто не было в музее. А я был. Дайна казалась немного возбужденной, когда она только приехала, чтобы работать здесь, это было приблизительно месяц назад. Понятно, что вначале она была плохо знакома с работой и не знала никого из людей, которые готовят предстоящую выставку. Потом, приблизительно три дня спустя возбуждение сменилось испугом. За прошедшие несколько дней она стала ещё более испуганной. И если она открыла дверь, то только потому, что была вынуждена сделать это.

— Шантаж? Предположил Вульф. — Я собирался сказать Вам сегодня, что в той проверке данных, которая проводилась относительно неё, есть больше дырок, чем в Швейцарском сыре. Возможно, она скрывает какую-то тайну, или работает на кого-то.

Макс слегка задумался, а затем покачал головой. — Я так не думаю. То выражение ее глаз… Я видел… это глаза жертвы. Её причинили боль и она была запугана. Я думаю кто-то угрожает её физической расправой.

Сложив руки на своей широкой груди Вульф немного задумался.

— Ладно, когда дело касается людей Ваша интуиция лучше моей. Возможно, Вы правы. Но мы все должны знать наверняка, и мы точно должны представлять, кто дергает ее за ниточки. Я должен поговорить с нею.

Со слабой улыбкой Макс произнес, — Никаких проблем, но если Вы начнете рявкать на неё, задавая свои вопросы, уверен, она будет бояться ещё больше чем сейчас.

— Я ведь могу и обидеться. — Парировал Вульф. — Я не полицейский и мне не требуются яркий свет и резиновые шланги, чтобы получить ответы. И если Вы полагаете, что я когда-либо терроризировал или пытал женщину, то могу сказать, что Вы нуждаетесь в взбучке. Помимо личного отвращения к подобным вещам, если бы мама узнала о том, что любой из нас поднял руку на женщину, она сняла бы с нас голову.

— Это — прекрасный аргумент, — Макс позволил себе слегка улыбнуться. — Я забираю свое некорректное высказывание. Но я все же думаю, что я должен быть тем, кто поговорит с нею.

— Почему? Потому что Вы влюбились в неё?

— Макс уставился на него, затем спросил, — это что написано у меня на лбу, или ещё где?

Немного усмехаясь, Вульф сказал, — Эй, если Вы думаете, что я не заметил, как Вы частенько стали посещать музей, без всякой обоснованной причины, то хорошенько подумайте снова. И даже если я не присутствовал здесь лично, я заметил признаки несколько дней назад. — Затем он успокоился.

— Если у неё действительно все так плохо, как вам кажется, поверьте, я Вам не завидую. Особенно, если на нее оказывают давление, чтобы помочь вору добраться до Вашей коллекции.

— Я знаю. Она находится на грани. Если я надавлю слишком сильно…

Да, но если Вы будете ждать слишком долго, то случиться именно то, чего Вы боитесь.

Мы должны знать наверняка, Макс. И скоро. Даже, при том, что до открытия ещё восемь недель, даже при том, что коллекция пока находиться в хранилище, мы не можем позволить, чтобы у вора были свои глаза и уши в музее. Особенно теперь, когда мы устанавливаем систему безопасности.

— Я не думаю, что вчера вечером проверяли нашу систему безопасности, — медленно произнес Макс. — Я думаю, что это был тест для Дайны.

— Чтобы он мог видеть, сможет ли управлять ею? — кивнул Вульф. — Если Вы правы относительно неё, это имеет смысл. Это объяснило бы, почему он сделал это задолго до начала выставки. И это также объясняет, почему он выбрал вход вдалеке от чего-либо ценного и даже не попытался войти.

— Я пришел именно к таким выводам. — сказал Макс.

В тот же момент Вульф продолжил, — Самым простым выходом, чтобы защитить и Дайну и Вашу коллекцию, было бы удалить ее из музея. Если она не может помочь вору, находясь внутри, угрозы, вероятно, прекратились бы.

— Если это обеспечит ее безопасность, то именно это я и намереваюсь сделать. А тем временем я нанял кое-кого следить за нею.

— Кое-кого?

— Вы можете считать его телохранителем. Не волнуйтесь, он не будет стоять на пути.

Вульф слегка нахмурился и пристально взглянул на брата. — Тааак…Вы, значит, собираетесь узнать, кто угрожает Дайне, в то время как у меня связаны руки?

— В то время, как Вы продолжите избавляться от ошибок в компьютерной системе и придумывать несколько симпатичных уловок, чтобы защитить ценности. — Поправил Макс.

Через мгновение Вульф кивнул. — Хорошо. Я позволю пока манипулировать собой, Макс. Но Вы должны понимать, что когда это коснется политики Ллойда относительно безопасности Вашей коллекции, я сделаю все необходимое, чтобы защитить ее.

— Я даже и не предполагал ничего иного, — честно сказал Макс.

Когда Макс вновь появился в дверях ее офиса как раз перед полуднем и спросил, готова ли она пойти пообедать, Дайна задалась вопросом, а не играет ли он с нею в игру кошки-мышки. Ничто иное не имело смысла. Он знал, что она открыла ту дверь. Он знал это. Она видела это в его глазах этим утром. Все же он ни сказал ни единого слова об этом.

И в музее все шло своим чередом, как будто не произошло ничего страшного. Ночные охранники ушли домой, дневная смена находилась на своих постах, а посетители также блуждали по залам и галереям. Кен Дуган убедил его, что открытая дверь была простой оплошностью, и после предостережения служащих быть более осторожными, казалось выбросил этот вопрос из головы.

Вульф Найкерсон немного покрутился с утра, но не говорил ни с кем кроме макса и Кена, ушел более часа назад. Дайна наклонилась, чтобы переобуться. Когда она услышала глухой стук, то подняла взгляд и увидела Макса.

— Вы готовы? — повторил он приятным тоном. И прежде чем она смогла придумать отговорку, добавил, — есть кое-что, о чем я должен поговорить с Вами, и как можно скорее. Кстати, там все еще холодно. Наденьте пальто.

С ее нервами уже натянутыми до предела, у Дайны не было ни малейшего шанса, чтобы противостоять ему. Какая-то часть ее даже желала, чтобы он поскорее закончил с этим и выдвинул обвинение, а не заставлял ждать в смятении. Она тихо поднялась из-за стола, взяла пальто, и напряглась, когда он вошел в офис, чтобы помочь ей одеться, при этом она чуть не выпрыгнула из своей кожи.

Пятнадцать минут спустя, едва обменявшись хотя бы несколькими словами, они присели за изолированный столик в тихом ресторанчике в нескольких кварталах от музея. Когда Дайна отрицательно качнула головой в ответ на вопрос официанта, не принести ли им чего-нибудь попить до обеда, Макс заказал кофе для них обоих, и официант оставил их в покое изучать меню. Через окно у их столика, открывался захватывающий вид на залив, и Дайна сосредоточила все свое внимание на пейзаже.

— Дайна?

— Да?

Спокойным голосом он произнес. — Это нельзя оставить в покое, подвешенным колебаться в воздухе между нами, я совершенно уверен, что это Вы открыли ту дверь вчера вечером. Я полагаю, Вы были вынуждены сделать это, потому что Вам кто-то угрожает.

Дайна резко повернула голову и с удивлением уставилась на него.

Он кивнул. — Я нуждаюсь, чтобы Вы доверились мне. Я хочу узнать, кто делает это с Вами.

— Я не знаю, о чем Вы говорите, — произнесла она невыразительно.

— Дайна, послушайте меня. — Он склонился к ней с состраданием в Галах и нежно произнес. — Я знаю, что Вы боитесь. Я знаю, что этот ублюдок убедил Вас, что причинит вам боль. Но я не допущу, чтобы это случилось.

Она хотела верить ему. Она почти верила. Она уже забыла каково это чувствовать себя в безопасности, не бояться, и находиться в недосягаемости, это было так заманчиво. Но Дайна получила жестокий урок два года назад. Безопасность была иллюзией, и надежды практически не было. Обеспечить окна и двери устройствами безопасности, поставить полицейскую охрану — ничто не могло обеспечить ей безопасность от человека, который достаточно сильно хотел бы причинить ей боль.

Ничего не допуская, она уверенно сказала. — Если я нахожусь под подозрением, то вероятно будет лучше, если я уйду из музея. — Гость ясно выразил свои угрозы относительно того, что будет с нею, если она выберет этот легкий выход, но какой у нее был выбор? Все, что она могла делать — подчиняться. Снова.

Так как к ним приблизился официант, с кофе, Макс не смог ничего ответить, пока он не отошел. Но как только они остались одни, он сказал, — Никто не хочет, чтобы Вас отстранили Дайна. Я только хочу помочь Вам. Разве Вы не можете поверить в это?

Она нервным рывком пожала плечами. — Я слышала, что вы являетесь филантропом. Но когда Ваша собственная коллекция находится в опасности … нет, я не могу. И даже если бы я могла поверить в это, Вы все равно не можете ничего сделать, чтобы помочь мне.

— Откуда у Вас столько уверенности в этом? — потребовал он ответа.

Дайна посмотрела на него глазами, которые были намного старше ее прекрасного лица, и мягко ответила, — Опыт.

Макс предполагал, что сегодняшний разговор будет только началом. Шансом убедить ее принять помощь. Он даже не думал о том, чтобы потребовать слишком много ответов на свои вопросы, потому что не думал, что она сможет так легко довериться ему. естественно, что это заняло бы какое-то время. Но теперь, изучая эти поглощенные тенями глаза, он понимал, что больше не сможет ждать. Он славился огромным терпением, но она испытывала боль, а этого он уже не мог вынести.

Он даже не мог попытаться помочь ей до тех пор, пока не знал, что причиняло ей такую боль.

Он подозвал официанта и сделал заказ. Дайна, казалось, сделала свой выбор наугад, и только когда блюда доставили, обратила внимание на еду. За едой Макс говорил на отвлеченные темы, не касаясь вопросов о чем-либо действительно важном. Он хотел создать непринужденную обстановку, но понимал, что добиться этого практически невозможно. Только вчера они ещё были незнакомцами, а сегодня ему необходимо было знать, какая тайна скрывается за ее ужасным страхом. Это означало, что он должен будет сломить нормальные барьеры в общении, которые существуют между незнакомыми людьми, и разрушить стены, возведенные вокруг ее тайны.

Естественно, что у него не было никаких намерений совершить эту попытку здесь, в этой обстановке. Поэтому он ждал, пока с едой не будет покончено — или, скорее пока не стало очевидно, что Дайна больше ни к чему не притронется. Когда они покинули ресторан, он посадил ее в машину, но вместо того чтобы вернуться в музей, остановился в маленьком парке, приблизительно на расстоянии в пол мили. Он предпочел бы более уединенное место, но инстинкт подсказал ему, что даже одно предположение, что они окажутся наедине испугает Дайну.

— Почему мы остановились здесь? — нервно спросила она, когда он заглушил двигатель.

Макс заколебался, потом вышел из машины и подошел с ее стороны. Открывая ей дверцу, произнес, — Наш разговор не закончен, Дайна. Почему бы нам не присесть на ту скамейку на солнышке, на несколько минут?

— Я должна вернуться в музей, — выступила она.

— Все в порядке. Я сказал Кену, что задержу Вас немного.

Дайна хотела рассердиться, но чувствовала, что на это у нее нет сил. Он использовал свою власть без всякой задней мысли, просто, чтобы получить желаемое. Совершенно очевидно, что он не был своевольным, но с ее точки зрения, это едва ли улучшало ситуацию. Правда он мог привести к ее увольнению или аресту, и она ничего не могла поделать с этим.

Она не могла бороться вообще.

Проигнорировав предложенную руку, она вышла из автомобиля и прошла то короткое расстояние, до указанной им скамьи. Присев на краешек, она путалась найти выход. Руки она спрятала в карманы пальто, и совсем не потому, что ей было холодно, просто она не хоте, чтобы он видел, как они дрожат. Она сосредоточила свой взгляд на играющих на некотором расстоянии дошколят, под присмотром своих матерей.

Макс присел на расстоянии всего в несколько дюймов между ними и наполовину развернулся, чтобы иметь возможность наблюдать за нею. Небрежно он произнес,

— Вы не очень много рассказали мне о себе вчера вечером, даже о том, о чем я спрашивал. Но есть кое-что, что мне особенно любопытно, относительно Ваших прежних связей, до прибытия сюда. Ваша семья. Есть какая-то особенная причина, прочему нет близости между Вами и Вашим братом?

— Это имеет значение?

— Да.

Рассердись, приказала она себе. Это — единственный способ, при помощи которого ты сможешь держать его на расстоянии. Но трудно сердиться, когда вся ее энергия уходила на борьбу со страхом. Если бы его сейчас не было с нею, она постоянно оглядывалась бы через плечо, судорожно вздрагивая от каждого звука. Это все, что она могла сейчас чувствовать. Страх и беспокойство заставляли ее постоянно оглядываться и прислушиваться, исследовать и взвешивать все самым тщательным образом, эта напряженность забирала ее последние силы. Она так устала, что могла думать только в прямом направлении.

— Нет, — наконец произнесла она. — Иногда и родные братья не могут быть близкими.

Это произошло с Гленном и мной. Мы… между нами нет ничего общего.

— А Ваши родители?

— Они погибли, когда я училась в колледже. Несчастный случай на лодке.

— Мне очень жаль.

Это потребовало усилий, но ей удалось удержаться и не взглянуть на него.

— Теперь мы закончили? Я могу вернуться к работе? Или мне отправляться непосредственно в тюрьму7

— Дайна, если бы я хотел Вашего ареста, Вы бы уже были в тюрьме. — Его голос был также тих, спокоен, бесконечно терпелив, но неуступчив.

Я только хочу правды. Я хочу знать, что случилось, что заставило вас отказаться от своего прошлого. И я хочу знать, кто угрожает вам сейчас. Позвольте мне помочь Вам.

— Что заставляет Вас думать, что я отказалась от своего прошлого? — Это было первое о чем она подумала, что успела произнести, прежде чем волна паники перекрыла ей дыхание.

— Люди переезжают по стране все время, это не значит, что они убегают от чего-то. Только потому, что я приехала сюда…

— Вы переехали сюда, чтобы начать, — настоял Макс.

— Год назад Дайны Лейтон не существовало. Водительские права, номер карточки социального страхования, счета в банке и кредитные карты — нет ничего давностью более десяти месяцев. Вы изменили свою фамилию, Дайна. Вы избавились от своего окружения, разорвали все связи с прошлым. Люди не делают так, если только не убегают. От кого-то.

Её горло напряглось, в глазах горело. Она чувствовала, как напряжение холодом окатывает ее, а в карманах пальто, ногти с мучительной силой впились в ладони. Не было никого, чтобы довериться, рассказать о страхе, мучении, ужасе, запертом внутри, не было вообще никакого выхода и это давило невыносимо. Она боялась пошевелиться, бесспорно, осознавая, что малейшее движение разрушит ее на миллион частиц. Разве он не видел этого? Или постоянная практика сделала ее настолько искусной, что, даже находясь на краю бездны, внешне она никак этого не проявляла?

— Я хотела бы уехать сейчас же, пожалуйста, — произнесла она тонким голосом.

— Дайна, — он коснулся ее плеча.

Она яростно вздрогнула, отшатываясь, и повернув голову, уставилась на него широко раскрытыми глазами.

Макс замер, кончики его пальцев находились всего на расстоянии в пол дюйма от ее плеча. Медленно он убрал руку, выдерживая ее пристальный взгляд и стараясь удержать контроль над своим желанием. — Кто причинил Вам боль, любимая? — спросил он мягко.

— Кто это был?

Она не услышала привязанности в его голосе. Она не слышала вообще ничего. Что-то случилось, что не поддавалась ее контролю. Это было самое странное ощущение, столь же материальное, как и физический контакт. Это зацепило все ее чувства и эмоции, как будто он был связан с нею самым глубоким образом. Она чувствовала себе столь странно защищенной, оберегаемой … в безопасности. Все остальное, казалось, отступило, пока не стало столь далеким, что не приносило тревоги.

Скажите мне, — просил он.

У нее не было никакого выбора. Она должна была сказать ему, только надо было найти способ восстановить дыхание. — Я не знаю, кто это был. Они так и не поймали его, — тихо пробормотала она. — Даже притом, что прошло уже почти два года с тех пор как это случилось.

Холод распространялся по Максу, приводя к оцепенению. Он боялся, что получилось так, что ей причинили боль самым ужасным, порочным образом, которым только можно причинить боль женщине. Его грудь болела, и он чувствовал волну гнева при одной только мысли о человеке, причинившем ее такую муку. Он хотел протянуть к ней руки, обнять ее, стереть ее боль и страх. Но не смел. Вместо этого он очень медленно, поднял руку и снова коснулся ее плеча. Он мог чувствовать ее напряжение, даже не прикасаясь к ней, а ее пристальный взгляд не отрывался от его лица.

— Он последовал за мной сюда, — сказала она. — Полиция сказала, что этого не будет, мужчины не делают так … не возвращаются к той же самой женщине еще раз. Но я так боялась, что он сделает это, и они не могли поклясться, что он не вернется … или защитить меня, когда это произойдет. Когда я больше не могла выдержать этого ужаса, я покинула Бостон. Я приехала сюда и полностью начала жизнь сначала. Я не хотела рисковать, я была так осторожна. Я изменила свое имя. Я изменила все. Но от этого не было никакого проку. Он нашел меня.

Макс вынудил себя говорить спокойно, даже, при том, что, он едва сдерживался.

— Откуда Вы знаете, что это тот же самый человек, любимая?

Она моргнула и выглядела определенно озадаченной, но ее ответ прозвучал решительно. — Поскольку все происходит как тогда. Сначала звонки по телефону. Этот голос я никогда не забуду, такой шепчущий и жестокий … его подарки. Поникшие цветы, оставленные ночью у меня под дверью. Тогда несколько дней назад, он —

Она снова моргнула, на сей раз, еле сдерживая слезы, а голос неудержимо дрожал.

— Я проснулась, и он был там. У … у изголовья моей кровати. У него был нож. Как раньше. Он сказал…, он сказал, что сделает это снова, снова причинит мне боль, но ещё большую. Если я не сделаю того, что он хочет.

Видение того, о чем она рассказывала, заставило Макса впервые в жизни хотеть смерти другого человека. И это заставило его рассердиться на самого себя. За несколько дней, до того как он нанял человека следить за ней, этот больной ублюдок терроризировал ее. Проклятие, ну почему он не начал действовать раньше!

— Я так боялась, — шептала она. Я…я не могла думать. Полиция не может остановить его, я знаю. Они не смогли остановить его прежде.

— Они пытались? — мягко спросил Макс.

— В Бостоне? — Слезы, которые она пыталась сдержать, медленно струились по ее пепельным щекам. — Сначала, когда он только начал звонить и оставлять подарки, они сказали, что ничего не могут поделать, так как фактически он не причинил мне боли. Но когда другая женщина была изнасилована кем-то, кто также звонил и оставлял подарки, они думали, что это тот же самый человек и он может придти за мной.

— Что случилось?

— Они поставили капкан, — шептала она. — Я согласилась, потому что хотела, чтобы они поймали его. Я хотела сделать … хоть что-то. И … и они сказали, что смогут защитить меня. Были полицейские около моей квартиры, и они прослушивали мой телефон. Но он никогда не оставался на линии достаточно долго, чтобы проследить за ним. И проходили дни, без каких-либо признаков его присутствия. Когда… когда он наконец пришел за мной, было видно, что он удивлен тем, как полицейские пытались поймать его.

Она восстановила шаткое дыхание. — Он…он вошел, не потревожив сигнализацию. И у него была небольшая коробка, которая издает успокоительный сигнал, чтобы помочь вам заснуть. Он оставил коробку для полиции, чтобы они нашли ее, как будто насмехался над ними. Он называл это устройство белым шумом. Это заблокировало все микрофоны и устройства прослушки, которые были установлены в моей спальне. Так они не могли слышать, что он делал со мной. Они были снаружи, всего в нескольких ярдах, и не могли остановить его, потому что они …они не знали о его присутствии. Они не знали, что он причинял мне боль.

В глазах Дайны было выражение такой боли, какой Макс никогда не видел, такой — что ее раны были глубоки и кровоточили даже по прошествии двух лет. Последней вещью, которой он хотел — это заставлять ее заново проходить все это, но уже было слишком поздно останавливаться.

— Как долго Вы оставались в Бостоне после этого, Дайна? — мягко спросил он.

— Я оставалась ещё в течение многих месяцев, — невыразительно ответила она, как будто все чувства были выжать из нее. — Все — все доктора и адвокаты, все говорили, что я поправлюсь. Что я излечусь и перестану бояться. Мои друзья говорили тоже самое. И мой брат Гленн. Но я никогда не чувствовала себя в безопасности, независимо от того сколько бы ни было замков на окнах и дверях. А страх продолжал расти. Наконец, я поняла, что должна бежать из Бостона. Я знала, что должна начать все заново.

— Так Вы и приехали сюда?

Она кивнула. — Друг в центре реабилитации сказал мне, что я могу изменить все — мое имя и данные. У меня оставалось немного денег от наследства родителей, достаточно, чтобы переехать сюда и начать все сначала. Куратор музея, где я работала В Бостоне, дал мне замечательную характеристику, и он достаточно понимал, что я хочу использовать мою новую фамилию. Таким образом, я была уверена, что могу получить здесь хорошую работу.

— Остальное было просто. Я переехала сюда прошлой осенью. Нашла работу с неполной занятостью и работала там, подыскивая что-то лучшее. Когда я получила работу в музее… Я думала, что я действительно могу начать все сначала.

— Но он позвонил?

Дайна яростно задрожала. — Он позвонил.

Макс очень не хотел продолжать, но он должен был знать все, и надеялся, что для нее будет лучше выплеснуть это все сразу. — Дайна, действительно ли Вы уверены, что это тот же самый человек?

— Он шептал, — ее ответ был почти не слышен. — Я никогда не смогу забыть этот голос. Как только я услышала его, я знала, что это он, что он снова нашел меня. Сначала я думала, что это просто кошмар, но … это реальность.

Макс хотел протянуть пуки и обнять ее. Он хотел обещать ей безопасность, что теперь он будет заботиться о ней. Но после того, что случилось с обещаниями полиции два года назад, он знал, что она не поверит ему. Насильник причинил ей больше, чем физический вред и страх — он разрушил ее доверие, ее способность чувствовать себя защищенной, веру в обещания.

— я хотела бежать снова, — тихо прошептала она, — но … но он сказал, что опять найдет меня. И убьет меня, я верю ему. Таким образом, я сделала все, чего он хотел. Вчера вечером я открыла дверь. И зашла в крыло, глее находиться самый близкий вход на выставку. Я сожалею. Я сожалею, но я не знала, что еще делать.

— Все в порядке, Дайна. Я не обвиняю Вас. Никто не обвинит Вас. — Он вложил каждую унцию убеждения в свои слова и бережно взял за плечи.

— Я не хотела делать этого, — бормотала она. — Но я так боялась. Так боюсь…

— Я знаю. Не волнуйтесь больше об этом. Я больше не позволю ему причинить Вам боль, любимая, я обещаю. — Клятва вырвалась прежде, чем он смог остановить ее, ведомый необходимостью заверить ее в своей способности защитить. Но как он и ожидал, Дайна не поверила обещаниям.

— Вы не сможете остановить его. Полиция уже пыталась, и у них было много людей и оборудования…

— Не берите в голову полицию. — Она была совершенно исчерпана, он мог видеть это, как и то, что больше всего она нуждалась в отдыхе. Она все ещё пристально смотрела на него, как будто не могла отвести взгляд, и он использовал эту хрупкую связь в своих интересах. Мягко он произнес, — я нуждаюсь в Вашем доверии, Дайна. Вы очень устали и должны отдохнуть. Я не могу отвезти Вас в Вашу квартиру, где Вы будете не в состоянии заснуть. Ведь Вы не спали все эти дни, не так ли?

Она покачала головой. — Нет. Ведь он мог войти. — В этих простых словах было эхо абсолютного ужаса.

— Я хочу отвезти Вас туда, куда он не сможет войти. В место, где Вы будете в безопасности, где сможете отдохнуть. Вы позволить мне сделать это?

— Куда?

— В мою квартиру. — Он почувствовал, как она напряглась.

— Все в порядке, любимая, я обещаю. Моя домработница там, и она останется с Вами. Я только хочу удостовериться, малыш, что Вы хоть немного поспите. Вы позволите мне это? Доверитесь?

Доверять ему? Она подумала о том, что сделала, но в данный момент она была такой уставшей, что не могла ясно рассуждать. Ничто в ее голове не имело никакого смысла, единственное, в чем она была уверена — в усталости изматывающей ее. Она почувствовала, как медленно кивнула в ответ на его нежный вопрос, и не возражала, когда он встал, и поднял ее на ноги. Она позволила ему поместить ее в машину и тихо сидела рядом, когда он занял свое место.

Он был прав, она должна поспать. Возможно, когда она проснется, она поймет, что все это было лишь плодом воображения, кошмаром. Она слышала его голос, понимая, что он позвонил кому-то по телефону, но не воспринимала слова. Он мягко спросил, как ее звали до того, как она сменила имя, и она сказала, что ее фамилия была Локвуд.

Или возможно, это было только в ее воображении. Возможность того, что все это является только кошмаром, заставило ее нахмуриться и изо всех сил попытаться понять, почему эта вероятность совсем не казалась ей приятной.

О. О нем, конечно. Максе. Если все это было не более, чем мечтой, то очевидно она мечтала о нем. Это имело смысл, что он был частью ее мечты. Какая бы женщина в ее положении, не могла иметь такой мечты? Как в тех детских сказках, которые она помнила, принц спасал бедную, заколдованную принцессу, и они жили долго и счастливо.

За исключением того, что мечты развеивались, когда заканчивался сон.

Затуманенный ум Дайны больше отказывался думать. Она как- то неопределенно знала, что машина остановилась, и Макс вынул ее. Было здание, и куда-то двигался лифт. Макс продолжал говорить с нею, но она не вслушивалась в слова, а только в их успокаивающее звучание. Через некоторое время был другой голос, голос женщины, добрый и материнский. Макс прекратил говорить, и продолжал звучать голос только этой доброй женщины. Кто-то помог ей раздеться и уложил на мягкую, теплую кровать.

Она чувствовала себя в безопасности, и это было такое облегчение, что впервые за очень долгое время, она позволила себе отключиться. Исчез женский голос и комната с задернутыми шторами погрузилась в темноту, подальше от всеобщего мира. Она спала так глубоко, как даже не мечтала.

В конечном счете, чернота, казалось, уменьшилась, и у нее действительно была мечта. По крайней мере, она думала, что мечтает.

Она мечтала, что вставала с кровати, и проходила через затемненную и незнакомую комнату, так как ее разбудили голоса. Она приоткрыла дверь всего на несколько дюймов, и немедленно голоса зазвучали более четко, и стал виден свет, падавший через небольшой холл, из кабинета или гостиной. Звучали два голоса. Один принадлежал Максу. Другой, тоже мужской, казался ей незнакомым.

— … и это все, что можно, — грубо сказал Макс, не приглашая оспорить его слова.

— Я не предлагаю ничего больше. Успокойся, Макс. — спокойно сказал другой человек. — Совершенно очевидно, что ты не собираешься использовать Дайну, чтобы поймать этого парня. Я все понимаю и согласен с этим. Все что я говорю, так это то, что он ввязывается в очень большую неприятность и пытается найти помощь внутри. Он очень хочет эту коллекцию, и он, несомненно, попробует еще раз.

Ответ Макса вначале показался отдаленным, а затем более четким, как будто он беспокойно перемещался по комнате. — Ты согласен со мной? Он не тот же ублюдок, который причинил боль Дайне два года назад?

— Я бы сказал нет. Насильники обычно не становятся ворами, по крайней мере, так я слышал.

— Я хочу их обоих, — с пугающей мягкостью произнес Макс. — То животное два года назад, и больного ублюдка, который терроризирует ее сейчас. Я хочу, чтобы они оба жарились в аду.

После небольшой паузы, в течение которой напряжение Дайны только возрастало, второй человек разумно ответил. — Макс, при определенных усилиях, мы возможно и получим нашего парня, но того в Бостоне? Ты читал полицейские отчеты, не было достаточного количества улик, чтобы установить единственного подозреваемого. Он очень опытный. Он знал, что она находилась под охраной, и тем не менее пришел за ней всего лишь с небольшим электронным устройством, чтобы нейтрализовать их оборудование.

Посетитель глубоко вздохнул. — Он сунул свой нос в это дело, но отнюдь не был небрежен. Не оставил никаких следов. И больше не было нападений, такого же почерка, как в случае с Дайной, или, по крайней мере, они не зарегистрированы в полиции. Если ублюдка не переехал автобус, то все, что мы можем принять — или он изменил своему почерку или затаился. В любом случае он вне досягаемости.

— Так похож на полицейского.

— Похорони эту мысль. И не стреляй в гонца, ладно? Я только указываю на то, что ты уже знаешь. И если он не проявит себя каким-либо способом, то это животное из Бостона — вне досягаемости.

— Я не могу смириться с этим, — сказал Макс.

— Тебе придется. Кроме того, подумай о Дайне. Она никогда не будет чувствовать себя в безопасности, если ты будешь продолжать копать вокруг того, что случилось два года назад. Позвольте этому остаться в прошлом. Нам лучше сконцентрироваться на том, что происходит сейчас.

Макс надолго затих, а затем глубоко вздохнул. — Хорошо, ты высказал свое мнение. Так…, как мы поймаем его, не привлекая Дайну?

— Как я уже сказал, он хочет коллекцию. Он будет пробовать что-то ещё. Мы только должны быть готовыми к этому.

— Действительно ли я прав, полагая, что это два разных человека? — спросил Макс.

— Второй мужчина казался немного смущенным. — К сожалению, да. Я предполагал, что он никогда не использует сообщника в качестве инструмента. Это были ты или я, кто

сказал, что воры выйдут из тени, как только ты решишь выставить свою коллекцию?

— Я не помню, но, кажется, это высказывание оказалось пророческим.

— Я сказал, — незнакомец вздохнул. — Мне жаль, Макс. Я не понимал, что все настолько усложнится. Ещё есть время отменить выставку, если ты хочешь.

— Нет, я хочу продолжить. Только ты должен узнать имя и внешность этого ублюдка, хорошо? И мы поймаем, по крайней мере, хоть одного из них.

— Ты подразумеваешь, что ты поймаешь?

Дайне снилось, будто она встала с кровати, закрыла дверь и снова вернулась в постель.

Когда она, наконец, окончательно проснулась, ее разбудил солнечный свет, заливший комнату даже сквозь шторы. Она почувствовала, что проспала очень долго.

Присев на кровати, девушка медленно повернулась, осматривая обстановку, не понимая, где в этот момент находится. Это была не ее комната, и не ее кровать. Она лежала на красивой старой двуспальной кровати, составляющей лишь часть антикварного гарнитура в спальне. В комнате чувствовалась рука женщины: шторы и кровать были расписаны цветочными узорами в пастельных тонах. Она недоуменно перевела взгляд на свое одеяние и поразилась, увидев, что на ней одета простая, но красивая шелковая ночная рубашка.

Ночная рубашка, такая же чужая, как и комната.

Когда её затуманенное сознание прояснилось, она начала вспоминать. Макс. Она рассказала ему все! Но каким это образом он вытянул из нее правду.?

Она вспомнила, что после ужина, поехала к нему домой. Но когда же это было?

— Доброе утро.

Дина обернулась по сторонам. Голос показались ей смутно знакомым.

Перед ней стояла женщина средних лет: полная, с аккуратно собранными волосами и благородным выражением лица. Дайна не могла вспомнить откуда её знает.

— Уже Утро? — Неуверенно спросила она. — Неужели субботнее утро?

— Сейчас примерно восемь.

— Уже субботнее утро. Святые небеса! Она проспала больше пятнадцати часов!

Женщина улыбнулась.

— Я, миссис Перри, экономка мистера Макса. Вы, наверное, не помните почти ничего о том, что было вчера. Вам уже лучше?

— Да, спасибо. — Дайна быстро взглянула на свою ночную рубашку и добавила:

— Я просто немного растерялась. Неужели я проспала весь вчерашний день?

— Вы просто нуждались в хорошем отдыхе.

Затем миссис Перри добавила:

— Ванная комната справа. Если хотите, то можете принять душ. Ваша одежда лежит на стуле. Чистая и выглаженная. Мистер Макс в данный момент занят, но он присоединится к вам за завтраком примерно через полчаса.

«Чувствую себя разбитой» пробормотала Дайна.

— Спасибо.

Экономка повернулась, чтобы уйти, но вопрос Дайны ее остановил:

— Миссис Перри? Чья это ночная рубашка? — Она показала на свою шёлковую ночную рубашку. Любая женщина с лёгкостью поняла бы скрытый смысл заданного вопроса. Миссис Перри улыбнулась.

— Вчера вечером я помогла Вам переодеться. Ночная рубашка принадлежит матери мистера Макса. Она такого же хрупкого телосложения, как и вы. Мать Макса очень привлекательная женщина.

Поскольку она несколько раз в году приезжает погостить в Сан-Франциско, мистер Макс держит эту комнату для неё.

— Но… — только хотела сказать девушка, как за экономкой уже тихо закрылась дверь и большинство вопросов так и остались без ответа. Поднявшись с удобной кровати, Дайна прошла в душ.

Почему Макс был с ней так добр? Неужели пробудила в нем какие-то чувства?

Точно нет, не это было причиной его хорошего отношения к ней. Ведь они разговаривали впервые всего лишь два дня назад!

Она вспомнила, что вчера в своем офисе, он что-то говорил о любви с первого взгляда, но не говорил же о себе. А если именно о себе?

Мужчины, подобные Максу Баннестеру не влюблялись в странных женщин, которые скрывали свое прошлое, которое могло бы быть совсем не идеальным. Это же просто смешно!

Выдумки! Этого не может быть. Макс привёз ее сюда исключительно для того, чтобы она отдохнула.

Но он был красивым мужчиной. Исключительно привлекательным.

Решив, что все это плоды её фантазии, девушка решила отложить размышления на потом.