МИА
Нет времени на слезы, как бы сильно ни вопила в агонии моя внутренняя Омега.
Пришло время уходить.
Моя грудь горит, когда я целую его в лоб, лезу в его карман за телефоном и ключами.
Он не умирает, с ним все в порядке, говорю я себе.
Я намеренно целилась низко.
Все будет хорошо.
Я не просто застрелила человека, в которого влюбляюсь..
Нет.
Я поступила правильно.
Код на его телефоне такой же, как на клавиатуре, и прежде чем я использую его для спасения себя, я отправляю сообщение Малкольму:
Чрезвычайная ситуация. Немедленно приезжайте ко мне домой.
Это меньшее, что я могу сделать, выбегая из парадной двери, садясь в его черную спортивную машину и проезжая через ворота. Я молча благодарю свою маму за то, что она заставила меня научиться водить, даже если это было просто для того, чтобы забрать ее таблетки. Я программирую GPS на единственный известный мне адрес и начинаю трехчасовую поездку к ее квартире.
* * *
Мой план состоит в том, чтобы забрать то немногое, что у меня есть, а затем лечь в больницу Омег, чтобы сделать чипирование. Это единственный вариант, который у меня есть.
Мне нужно выяснить, кто моя пара, какой бы отвратительной ни была эта мысль.
Я не хочу этого делать. Но если я откажусь от чипа, последствия могут быть намного хуже.
Я должна сделать это ради своей собственной безопасности.
Тем не менее, я рыдаю всю обратную дорогу до нашей дерьмовой квартиры.
Остановившись у старой двери с облупившейся белой краской, я колеблюсь, прежде чем осторожно повернуть ручку. Как и предполагалось, она легко открывается.
Моя мать никогда не запирала дверь. К счастью, у нас не было ничего достаточно ценного, чтобы его можно было украсть.
Когда я открываю дверь, кажется, что я никуда и не уходила.
Окурки валяются на каждой поверхности. На полу разбросана одежда. Обертки от фастфуда лежат на потертом обеденном столе.
Моя мама лежит на диване в грязном халате, ее рот приоткрыт, когда она спит.
Я всегда ненавидела это место, но теперь я могу объяснить, почему.
Я заслуживаю большего, и человек, который должен был заботиться о мне, ужасно подвел меня.
Судя по ее состоянию, ей насрать, что меня не было.
Ее действия или их отсутствие подтверждают правду, которая жалит мою душу.
Моя мать меня не любит.
И это прекрасно, на самом деле. Так и должно быть.
У меня нет выбора.
Я вхожу в свою комнату, и мне хочется кричать.
Эта сука.
Все мои вещи в мешках для мусора, готовы к выбрасыванию.
Я нахожу свою небольшую коллекцию книг, свою любимую толстовку и несколько пар чистого нижнего белья, которые складываю в одну сумку.
Затем я бросаю последний взгляд на свою комнату, запечатлевая ее в памяти.
Это последний раз, когда я нахожусь в этой адской дыре, и спустя годы я смогу оглянуться назад…
— Какого хрена ты здесь делаешь?
Я оборачиваюсь, встречаясь взглядом с сердитыми, налитыми кровью глазами моей матери.
— Не волнуйся, — огрызаюсь я. — Я здесь ненадолго. Просто беру то, что мне нужно, прежде чем ты заложишь еще что-нибудь из моих вещей.
Она скалит на меня зубы. — Ты должна быть с ними! Поэтому они мне до сих пор не заплатили?
Я хмурюсь от ее слов. — Что?
— Я сказала им, в какую больницу ты обратилась! Ты не была здесь почти месяц. Где мои деньги?
Этого не может быть.
— Кто такие они, Шарлотта?
Она не моя мать.
Это эгоистичное существо, неспособное ни на каплю сострадания.
Я знаю ответ еще до того, как она мне его скажет, поскольку мерзкая волна тошноты закручивается у меня в животе.
— Спасители. Мне причитается гонорар за моего нашедшего! Пятьдесят тысяч!
Пол уходит у меня из-под ног. В ушах звенит, они все еще горят от выстрела, прозвучавшего всего несколько часов назад.
Я думала, что знаю, что такое предательство. Я думала, что найти папку в столе и увидеть вину в глазах Стефана было самым болезненным моментом в моей жизни.
Но нет.
Осознание того, что моя мать продала меня, сжимает мое сердце больше, чем что-либо другое.
— Ты продала меня? — Мои слова звучат механически и безжизненно из-за шока.
— Пятьдесят тысяч меняют жизнь, Миа, — огрызается она. — Это оплатило бы все мои кредитные карты, купило бы мне новую квартиру…
— Нет. Ты бы потратила все это на таблетки, — шепчу я в ответ. — Ты бы вернулась туда, откуда начала, одинокой и бессердечной.
Пощечина не причиняет боли. Она маленькая, слишком хрупкая и взвинченная, чтобы иметь какую-либо реальную власть надо мной.
— Ты сука, — рычит она. — Это единственное, что ты могла бы для меня сделать. Единственное, что могло бы облегчить мою жизнь, а ты и это испортила! Что хорошего ты для меня сделала? Ничего.
— Это не моя работа — что-то делать для тебя! — Я кричу, толкая ее. Она отшатывается в удивлении. — Я была ребенком! Я существую не для твоего счастья!
Но борьба недолговечна, так как запах Альф доносится до моего носа.
Гнилые Альфы.
Шарлотта оборачивается с улыбкой на лице. — Она здесь! Забирайте ее!
Я должна была бежать, но застыла от страха, когда мужчины вышли вперед, каждый в черной рубашке с эмблемой на плече.
Спасители.
Один из них останавливается. — Это не девушка Нокса? — Спрашивает тот, что повыше, когда другой направляется ко мне.
Стефан.
Это еще один удар под дых, когда его лицо заполняет мои мысли.
Я застрелила его, когда настоящие монстры были передо мной.
— Не имеет значения, — говорит другой. — У нас приказ доставить их всех в одно место. Бери ее.
Я не дерусь. Я позволяю двум мужчинам схватить меня, и одна молния связывает мои руки за спиной.
— Подождите! — Шарлотта кричит, когда они ведут меня к входной двери. — А как же моя оплата?
Я усмехаюсь и качаю головой.
Конечно, ее волнует оплата, а не тот факт, что ее дочь утаскивают торговцы людьми.
— Ты получишь свой гонорар после доставки, — сообщает ей тот, что повыше. — Итак, меньше недели.
Мой разум оцепенел, душа разбита, когда они ведут меня к внедорожнику с тонированными стеклами. Они забрасывают меня на заднее сиденье, и мы уезжаем.