Принцесса и ковбой

4

Его разбудили какие-то странные звуки и прикосновения к лицу чего-то горячего и влажного.

— Нет, только не это! — застонал Ральф, с трудом открывая глаза.

Тори очень старательно вылизывала его, решив, по-видимому, что это лучший способ умывания.

— А где твоя хозяйка? — Ральф встал, отбросив плед, и огляделся.

Комнату заливал яркий солнечный свет, обещая прекрасный день для прогулки на яхте. На голубом небе не было ни облачка, легкий ветерок шевелил на окнах шторы. Приняв душ и одевшись, Ральф постучался в спальню и, не дождавшись ответа, тихонько приоткрыл дверь и заглянул.

Долли и малыш спали, уютно разместившись на огромной кровати для новобрачных.

— Пора вставать, принцесса.

Она лениво потянулась и, улыбаясь, приподнялась, опираясь на руку.

— Доброе утро, ковбой.

— Не знаю, насколько оно доброе. — Он хмуро разглядывал розовое и свежее лицо Долли. — Ваша собака меня просто преследует…

— Она тоже не устояла перед вашим обаянием, — насмешливо сказала Долли. — А теперь я хотела бы встать.

Ральф вышел, хлопнув дверью. Нет, с этой женщиной нельзя разговаривать серьезно. Можно только посочувствовать тому, кто решится связать с ней свою судьбу.

Вчерашние мечты и мысли казались сейчас глупыми. Похоже, Ральф излишне романтично воспринял прошедший вечер, придумав несуществующий образ и наделив его чертами Долли.

Права, наверное, была миссис Вильямс, когда предостерегала его в письмах от скорых увлечений. Да и собственный опыт подсказывал, что ничего хорошего из этого не получится. Долли, даже проработав несколько лет в полиции, все равно оставалась капризной дочкой богатых родителей. Ей, конечно, нечего терять: в случае неудачи она просто вернется в Чикаго под крылышко мамочки и ее очередного мужа.

Эти мысли еще больше ухудшили и без того не слишком радостное настроение Ральфа. Предстоящая прогулка тяготила его: придется улыбаться, говорить глупости. К тому же он боялся воды. Да, и в этом нет ничего смешного. Увидев океан лишь в двадцать лет, Ральф сразу понял, что никогда не сможет полюбить это огромное количество воды, скрывающее под собой тайные опасности. Он даже не научился плавать, хоть и заставил себя несколько раз сходить в бассейн и взять пару уроков.

— Нам пора, — сказала Долли.

Она потрясающе выглядела: короткий белый сарафан и легкие сандалии, волосы распущены по плечам, глаза сияют. Простившись с няней, они вышли из отеля и отправились на пристань.

— Отчего вы такой хмурый? Не выспались?

Ральф молча кивнул. Не станет же он объяснять, что горечь, словно медленный яд, проникала в сердце, окрашивая все вокруг в темные цвета. Почему-то именно сейчас он вдруг с необычайной ясностью понял, что не хочет и не может больше оставаться в этом шумном городе. Но задание никто не отменял: надо собраться, взять себя в руки и работать. А сентиментальные мысли — в сторону.

Яхта покачивалась на волнах, Эдгар приветственно махал с капитанского мостика. Стараясь не обращать внимания на легкое головокружение, Ральф взошел на борт и попытался изобразить на побледневшем под загаром лице восторг. По-видимому, это не удалось: Долли с тревогой взглянула на него и спросила шепотом:

— Вам нездоровится? Может быть, лучше вернуться?

— Не беспокойтесь, все в порядке, — ответил он сквозь сжатые зубы.

Вивиан в черно-белом купальнике и соломенной шляпе приблизилась с подносом, заставленным бокалами и тарелочками с бутербродами.

— Ну вот, все на борту, можно отчаливать.

Эдгар присоединился к ним и только собирался что-то сказать, как с берега донесся пронзительный голос.

— Мистер Гамильтон! Подождите!

Молодой человек в светлом костюме призывно махал папкой и подпрыгивал на месте, чтобы привлечь к себе внимание.

— Ну что еще, Сэм? — спросила с неудовольствием в голосе Вивиан и, обернувшись к Долли, пояснила: — Это секретарь моего мужа. Он вечно умудряется испортить нам весь отдых.

— Мистер Гамильтон! Только что поступили новые документы, необходима ваша подпись. — Сэм взбежал по трапу и, запыхавшись, остановился перед нахмурившимся Эдгаром. — Это срочно!

— Но… Вы же видите, мы собрались немного поплавать. Я вернусь к вечеру и тогда разберусь с бумагами.

— Это невозможно! Будет слишком поздно.

Вивиан раздраженно постукивала кончиками пальцев по столику и, бросив на нее быстрый взгляд, Эдгар только растерянно развел руками. Но Сэм явно не собирался уступать, торопливо и сбивчиво объясняя всю важность документов. Долли даже удивилась немного такому упорству секретаря: Сэм не был похож на человека, готового голову сложить за работу. Наоборот, он, скорее, напоминал холеного и ухоженного маменькиного сынка: такой чистенький, аккуратный, с длинными пушистыми ресницами и по-детски припухлым ртом. Вот только взгляд у него был холодный и расчетливый, как у старика-банкира, дающего в долг под огромные проценты.

— Ты обещал мне, что сегодня не будешь заниматься делами. — Вивиан сердито нахмурилась. — Бумаги подождут.

— Миссис Гамильтон…

— Дорогая, я возьму их с собой и пролистаю, хорошо? — Эдгар забрал у секретаря кожаную папку с серебристыми застежками. — Не волнуйтесь, Сэм, к вечеру все будет готово.

— Очень хорошо, мистер Гамильтон.

Когда они наконец отчалили, Ральф уселся в шезлонг и прикрыл глаза. Он чувствовал себя просто ужасно: тошнота и головная боль появились, как только яхта, покачиваясь, заскользила по волнам. Внутри все сжималось, руки предательски дрожали, по спине сползали капельки холодного пота. Вот тебе и ковбой: расклеился в один момент из-за легкой качки.

— По-моему, вашему мужу не по себе, — с сочувствием сказала Вивиан. — Я принесу виски, это иногда помогает.

— У вас морская болезнь, — констатировала Долли трагическим шепотом. — Но придется потерпеть: мне необходимо успеть заснять документы.

Ральф стиснул зубы: его сил не хватило бы сейчас даже на то, чтобы внятно ответить. Горизонт впереди то поднимался вверх, то летел вниз, ветер приносил запах водорослей, крики чаек отдавались в ушах. Чтобы хоть как-то успокоить себя, Ральф принялся вспоминать пыльную улочку Форхорса, неторопливое течение времени в маленьком городке, сухой и жаркий воздух, вой койотов по ночам… Ничего не помогало: в горле стоял комок, сердце билось, как обезумевшая птица в клетке.

— Вот, выпейте. — Вивиан протянула ему бокал с виски, в котором позванивали кусочки льда.

Если вам совсем плохо, мы можем вернуться.

— Нет, я не хочу портить вам прогулку, — ответил Ральф, пытаясь придать себе бодрый вид. — Просто не обращайте на меня внимания.

Женщины отошли и тоже устроились в шезлонгах, подставляя солнцу стройные тела. Эдгар спустился в каюту, чтобы изучить документы, пообещав скоро вернуться.

— Удивительно, ваш муж кажется таким крепким, — задумчиво произнесла Вивиан. — А как он перенес тот круиз на лайнере, ему тоже было плохо?

Долли мысленно прокляла все на свете: настырную блондинку, ковбоя, которого явно мутило, собственную работу, эту яхту и океан заодно. Ну что прикажете делать? И почему это Вивиан так интересуется их прошлым, неужели она что-то заподозрила?

— Ральф вчера слишком много выпил. — Долли изобразила смущенную улыбку, словно признавалась в страшном грехе. — Никак не может забыть свою молодость: в Техасе виски — как для нас вода.

В этом она совершенно не была уверена, но лучше было болтать чепуху, чем молчать. Вивиан понимающе кивнула и сказала:

— А мой муж почти не пьет. Он постоянно так занят, что даже алкоголь ему не нужен. Иногда мне кажется, что и я ему не особенно нужна. — Она потянулась и поправила выбившуюся прядь. — Я немного завидую вам: такая счастливая семья, настоящий пример для подражания.

Долли искоса взглянула на нее, стараясь понять, серьезно ли говорит миссис Гамильтон или издевается. Но лицо под шляпкой ничего не выражало, кроме прохладной вежливости. Эта женщина что-то скрывала. Под внешней оболочкой пряталось совсем другое существо, но Долли пока не могла разобраться, какое — доброе или злое.

Возможно, одиночество и частые отлучки мужа так подействовали на Вивиан. Она замкнулась в себе, отгородившись от мира, и жила по каким-то своим, никому не известным, законам и правилам.

— Я закончил! — Эдгар поднялся на палубу, большой, загорелый, с белоснежной улыбкой. — Не скучаете?

— Нет, дорогой, только вот мистер Мак-Кристал не очень хорошо себя чувствует.

— Что с вами, дружище? — Эдгар приложил ладонь ко лбу Ральфа. — Вам не стоит сидеть на солнцепеке. Давайте я провожу вас в каюту, полежите в холодке.

Это был отличный шанс. Болезнь Ральфа неожиданно обернулась удачной стороной: папка осталась внизу, значит, есть возможность просмотреть документы. Долли вскочила.

— Позвольте мне, мистер Гамильтон.

Обхватив пошатывающегося от слабости Ральфа, она помогла ему спуститься по довольно крутой лестнице и усадила на нижнюю ступеньку.

— Если услышите, что кто-нибудь идет, подайте знак.

— Какой? — простонал Ральф, борясь с тошнотой, подступающей к горлу.

— Скажете, что у вас болит голова.

В полумраке каюты Долли не сразу заметила папку, и лишь когда глаза привыкли к темноте, разглядела ее на столе среди книг и журналов. Достав из кармана камеру, она быстро отстегнула зажимы и, не вчитываясь, принялась снимать страницу за страницей. Отчеты, таблицы, диаграммы, письма. Инспектор Найт будет доволен, если только здесь действительно есть что-то важное для следствия.

В глубине души Долли почему-то была уверена, что Эдгар Гамильтон ни в чем не виновен. Во всяком случае, ей очень хотелось, чтобы именно так и оказалось. Но работа полицейского не терпит сентиментальности: как бы ни нравился тебе человек, сначала необходимо доказать, что он чист перед законом. Потому что иногда и преступник обладает ангельской внешностью и необычайным обаянием. Природа не разбирает, кого награждать симпатичной внешностью — злодея или порядочного человека.

Ральф приглушенно застонал, и Долли резким движением захлопнула папку и спрятала камеру. Готово, все прошло удачно. Она подошла к нему и с жалостью всмотрелась в совершенно белое лицо, искаженное болью. Кто бы мог подумать, что синеглазый ковбой растеряет всю свою силу, едва оказавшись в океане? И это его состояние не вызвало у Долли разочарования: наоборот, мысль о том, что у этого мужчины тоже есть слабости и он может быть беззащитным, радовала. Иметь дело с суперменом хорошо только в кинофильмах, в жизни же лучше общаться и работать с нормальным человеком.

— Давайте я помогу вам лечь. — Долли помогла Ральфу встать и подвела его к дивану. — Потерпите еще немного, скоро все закончится.

Он попытался улыбнуться в ответ, но тут же с глубоким вздохом закрыл глаза и отвернулся к стене. К черту эту воду, волны и солнце! Борясь с тошнотой, Ральф клялся всеми святыми, что больше никогда не сядет ни на одну плавучую посудину и близко не подойдет к океану. Его мучила жажда, во рту пересохло, руки были холодными и влажными. Если бы только удалось заснуть или потерять сознание…

— Ну, как ваш муж? — с тревогой спросил Эдгар. — Мне очень жаль, что так получилось.

Долли развела руками.

— Ничего, не вините себя. Я его вчера предупреждала, что перед такой прогулкой не стоит злоупотреблять виски, но он не послушал. И вот результат…

Она уселась в шезлонг и откинулась на спинку, вытянув ноги. Теперь можно и возвращаться: дело сделано, камера с отснятой пленкой спрятана в карман сарафана, и через пару часов инспектор Найт получит то, что хотел. Обидно будет, если его подозрения окажутся верными: Эдгар Гамильтон нравился Долли.

— Милый, скажи капитану, чтобы поворачивал обратно. — Вивиан обернулась к мужу. — Я беспокоюсь за мистера Мак-Кристала. Через несколько дней свадьба, и если он не успеет поправиться, Виола и Вальтер огорчатся.

Долли пропустила ее слова мимо ушей: если это был намек на то, что она не знакома с молодоженами, то он не попал в цель. С Виолой Камель Долли когда-то была дружна, они вместе ходили на теннисный корт и в бассейн, и даже вместе влюбились в тренера, загорелого до черноты и стройного канадца, говорившего с едва заметным французским акцентом. Она улыбнулась этому далекому воспоминанию: как много времени прошло с тех дней, и как все изменилось…

В шестнадцать лет Долли мечтала лишь об одном — поскорей выйти замуж за богатого и красивого мужчину, который бы носил ее на руках и постоянно объяснялся в любви. Жизнь она представляла так: путешествия, вечеринки, танцы, веселые друзья, встречи с интересными людьми, романтические переживания… Наверное, так бы все и произошло, если бы Долли случайно не познакомилась на какой-то выставке с Ридом Стайером, молодым художником, вынужденным зарабатывать на пропитание рисованием рекламных вывесок.

Долли влюбилась безоглядно, первое сильное чувство настолько захватило ее, что девушка позабыла обо всем. Она готова была отдать что угодно за единственную улыбку печального художника. Они встречались, гуляли по улицам Чикаго, рассуждая об искусстве и обмениваясь впечатлениями. И когда Рид поцеловал Долли, она совсем потеряла голову. Всей душой она тянулась к нему: так цветок ранним утром тянется к восходящему солнцу и распускается под теплыми лучами, доверчивый и не знающий сомнений. Но солнце иногда обжигает…

Рид был очень беден, но наотрез отказывался принять от Долли помощь. А она не понимала, почему он отвергает ее, ведь это шло от чистого сердца. Даже подаренным на день рождения набором кистей из лучшего художественного салона он не пользовался. А если Долли пыталась заплатить за ужин в скромном кафе или таксисту, отвозившему их в крохотную квартирку на окраине города, Рид приходил в бешенство.

Отношения, построенные на слишком заметном неравенстве, не приводят к счастливому концу. Измученная Долли спросила совета у матери: Маргарет с равнодушным видом выслушала историю любви и сказала, что с художником следует расстаться. Не потому, что он не пара ее прелестной девятнадцатилетней дочери, просто эта связь — без будущего, и принесет обоим лишь страдания.

Но Долли была упряма в желании добиться своего. И однажды ночью, лежа в объятиях Рида, краснея и пугаясь собственной смелости, предложила ему жениться. Он долго молчал, глядя в низкий закопченный потолок, а потом сказал коротко и глухо:

— Нет.

— Но почему? — задыхаясь от набегающих слез, спросила Долли, не ожидавшая такого категоричного отказа.

— Потому что не хочу становиться комнатной собачкой, — ответил Рид, закуривая сигарету и выпуская белые колечки дыма. — Мы с тобой из разный миров, и я не собираюсь обменивать душу и талант на безбедное существование. Чтобы не потерять уважение к себе, я должен всего добиться сам. А если не суждено… Что ж, Ван Гога тоже признали только после смерти.

— Но я люблю тебя! Я не могу без тебя жить! — закричала Долли, испуганная его спокойным и холодным тоном. — Я брошу все…

— Зачем? Это ничего не изменит. Да ты и не сумеешь. — Он махнул рукой и, стряхнув пепел, встал. — Я давно хотел сказать, что нам лучше расстаться.

Она смотрела на Рида расширившимися глазами: это был первый и очень болезненный удар судьбы. Сердце, казалось, разбилось вдребезги, мир окутала непроницаемая тьма. Но Долли устояла и получила хороший урок на будущее. Нет, она не стала умолять Рида передумать, не старалась переубедить его — это было бесполезно, все равно как пытаться голыми руками разрушить скалу.

Они простились и больше никогда не встречались. Но боль возвращалась еще долго, пробиралась в сновидения, наполняя их черными и страшными образами, мучила воспоминаниями. Слова Рида запали Долли в душу: действительно, кто она есть в этом мире? Бесполезное существо, живущее на оставленные в наследство деньги, ничего не знающее, ищущее лишь развлечений и удовольствий, не способное ни на что, кроме как пользоваться плодами чужого труда.

Так и созрело решение начать работать. Как раз тогда в чикагское отделение по борьбе с экономическими преступлениями приглашали людей для обучения. И Долли отправилась туда: ее приняли с радостью, ведь девушка из высшего общества могла стать отличным агентом, которого никто не заподозрит в причастности к полиции.

Это было трудно с непривычки: каждое утро отправляться на учебу, проводить в кабинетах долгие часы, заучивать параграфы законов, а потом еще бежать на тренировку, где суровый инструктор не делал большой разницы между новичками и старослужащими, и гонял всех с одинаковой беспощадностью — кросс, упражнения по самозащите, стрельба из пистолета, снова кросс. А вечером — занятия с психологом.

Долли похудела и осунулась, от постоянного недосыпания под глазами залегли тени. Знакомые, встретив ее случайно в городе, с насмешкой спрашивали, в кого она, бедняжка, так влюбилась, что спала с лица. Маргарет была единственной, кому Долли сказала правду. После бурной ссоры и нескольких месяцев молчания она смирилась с выбором дочери, поставив одно условие — об этом никто не должен знать.

Поэтому, окончив курс и получив свидетельство, Долли попросила, чтобы ее направили работать в другой город. В Хьюстоне как раз освободилась вакансия, и начальство решило, что мисс Мак-Кристал сможет быть там полезной.

Как она радовалась в первые дни: настоящее дело, собственная небольшая квартирка, со вкусом обставленная, куда так приятно было возвращаться по вечерам. Даже одиночество и едва заметное, но все-таки ощутимое недоброжелательное отношение коллег не смущало. Долли казалось, что, когда они узнают ее лучше и оценят по достоинству, все изменится. Она, не заботясь о последствиях, раскрывала перед чужими людьми душу, делилась впечатлениями и никому не нужными мыслями.

И словно наталкивалась на прозрачную непроницаемую стену. Понадобилось несколько лет, чтобы из восторженной и ранимой, все воспринимающей всерьез и близко к сердцу девушки получилась теперешняя Долли Мак-Кристал. Если вспомнить, сколько пролила она слез, уткнувшись лицом в подушку, сколько раз клялась себе бросить работу и уехать обратно в Чикаго, под крылышко Маргарет, озабоченной очередным разводом…

Но что-то не отпускало ее и не позволяло сломаться. Даже когда лейтенант Кросбери, широкоплечий и темноволосый красавец, проведя с Долли несколько ночей, принялся рассказывать о подробностях их любви всему отделу. Она отхлестала его по щекам, как мальчишку, и положила конец сплетням о своей доступности. И постепенно начала превращаться в «ледяную принцессу»: уже никто не смел ухмыляться за ее спиной, зная, что расплата будет мгновенной. Иногда, чтобы осадить зарвавшегося мужлана, хватало одного резкого слова. Но чего это стоило!

Кросбери, опозоренный при всех, решил отомстить: он забросал жену начальника отдела анонимными письма, в которых рассказывал о связи агента Мак-Кристал и своего шефа. Скандал был неминуем, и Долли быстренько перевели в Сан-Франциско с не самыми лучшими рекомендациями. А слава холодной и расчетливой соблазнительницы следовала за ней по пятам, и Кларк Гордон, принимая документы, выглядел не очень обрадованным. Но, надо отдать ему должное, никак не показывал своего отношения, напротив, давал Долли возможность проявить себя.

И вот это дело с финансовыми махинациями Гамильтона могло стать большой удачей, если удастся все распутать и найти необходимые доказательства. Начало положено, теперь главное — не упустить свой шанс, доказать всем, и в первую очередь себе, что она, Долли, отличный полицейский.

— Вы, кажется, задремали? — Вивиан, уже в легком платье и босоножках, склонилась над ней. — Мы подходим к пристани.

Долли нехотя открыла глаза и потянулась: ее действительно немного разморило под горячими солнечными лучами. И она напрочь забыла о Ральфе, который остался один в полутемной каюте.

— Эдгар вызвал машину к причалу, чтобы отвезти вашего мужа в отель, — сказала Вивиан, словно прочитав ее мысли. — Не беспокойтесь, все будет в порядке.

— Спасибо, — с искренней благодарностью ответила Долли и покачала головой. — Мне жаль, что из-за нас прогулка не удалась.

— Ничего страшного, впереди еще несколько дней, так что мы сможем повторить наше путешествие.

Эдгар появился на палубе, придерживая за плечи Ральфа, который еле-еле переставлял ноги и что-то невнятно бормотал о лошади, якобы сбросившей его с себя. Долли с жалостью посмотрела на его осунувшееся лицо с запекшимися губами, на безвольно повисшие руки. Да, ковбой был сейчас не в лучшей форме. И если он не поправится к завтрашнему утру, Долли придется во всем разбираться самой.

— Помогите мне! — крикнул Эдгар шоферу, поджидавшему у машины, когда яхта замерла у причала, мягко покачиваясь на, волнах. — Быстрей!

Долли подхватила упавшую на палубу шляпу Ральфа и, отряхнув ее, бережно прижала к груди.

— Вы не заняты сегодня вечером? — Вивиан внимательно наблюдала за ней, будто пытаясь подметить что-то неправильное в поведении. — Эдгар просил передать приглашение на ужин. Заходите к нам часов в девять.

— Я постараюсь, — ответила Долли. — Надеюсь, моему мужу станет лучше и мы сможем прийти.

Она торопливо спустилась по трапу и села в машину. Ральфа уложили на заднем сиденье, он по-прежнему бредил и выглядел совсем больным. Долли прикоснулась ладонью к его щеке и, внезапно поддавшись порыву нежности, погладила, едва касаясь пальцами влажной кожи. Ральф на мгновение открыл глаза, но ресницы тут же сомкнулись снова.

— Принцесса… — прошептал он еле слышно. — Моя холодная принцесса…