Кирилл
Во многих моих привычках, кроме курения, есть плюсы. Привычка наматывать круги по городу позволяет быстро сориентироваться в пространстве и выбрать место для обеда, не прибегая к помощи гида. Центр я изучил вдоль и поперек.
Паркуюсь у ресторана, где уже бывал, но то было даже вполовину не так увлекательно.
Пока отстегиваю ремень и забираю с панели телефон, Маша не двигается. Воспринимаю это как сигнал за ней поухаживать, поэтому выхожу из машины, в которой очень много сладкого приятного запаха женских духов, и обхожу капот, чтобы открыть своей пассажирке дверь.
Было бы намного легче просто отвезти ее домой, оставив этот сложный случай для кого-нибудь другого. Я в состоянии уйти от искушения. В состоянии позволить рациональности его подавить, но я редко сталкиваюсь с чем-то, от чего просто невозможно оторваться. И я не рассчитываю, что настолько приглянулся удачным случайностям, чтобы рассчитывать еще на одну.
Я буду жалеть. А это очень дерьмовое состояние, хоть и временное.
Маша смотрит на мою раскрытую ладонь, которую предлагаю в качестве помощи. В действительности, мне пиздец как хочется этой Маши касаться, у нее фантастически нетоксичные прикосновения. Сумбуром был тот вечер или нет, но я помню, что ее прикосновения ко мне самому были крайне скудными. Практически нулевыми. Я помню именно потому, что их хотел.
Наблюдаю за ее склоненным лицом, ожидая любого фокуса. Если чокнутость рассматривать как неординарность, тут полный комплект.
Сжимаю холодные тонкие пальцы, когда Маша все же оказывает мне честь — опирается на мою руку, выбираясь из машины.
Ее ладонь настолько ледяная, что я действую на абсолютном автопилоте: подношу ту к губам и дую.
Реакция фантастическая. Разумеется.
— Что ты творишь? — спрашивает, отдергивая руку.
— Знаешь, — замечаю, кладя свои в карманы. — На прошлой неделе ты была покладистее.
— Я тебя обманула.
— Я уже понял. Пошли, — киваю на двери ресторана.
Она захлопывает дверь машины и сгребает пальцами воротник шубы, чтобы защитить от ветра шею. Жду, пока пройдет вперед, после этого двигаюсь следом.
Нам выделяют столик у окна. К тому моменту, как за него усаживаемся, понимаю, что лимонный цвет идет моей спутнице не меньше, чем выдирающий глаза фиолетовый. На Маше лимонного цвета кофта, спущенная с одного плеча, на шее длинная цепочка с каким-то кулоном.
Меня она рассматривает с не меньшей детализацией. Мой свитер и джинсы. Смотрит в мое лицо, на мою шею, плечи. В финале она смотрит на мою ладонь, пальцами которой постукиваю по закрытому меню.
Выглядит так, будто мы знакомимся заново, и моя недобитая совесть велит сделать то, что изначально я делать не собирался — установить правила игры, потому что я уже не сомневаюсь, игра состоится. Нахер случайности. Все, что будет происходить дальше, будет намеренностью.
За столиком где-то в глубине зала громко разговаривает посетитель. Этот внезапный шум прерывает зрительный контакт, в котором мы проводили время последнюю минуту.
Скользнув взглядом по моим губам, Маша ерзает на стуле и оборачивается на звук.
Открыв меню, листаю страницы.
— Ты сегодня собираешься отступить от своих правил?
— Каких? — поднимаю глаза.
Глядя в меню, сообщает:
— Больше узнавать о других и ничего не рассказывать о себе.
Теперь я в курсе, откуда в ее речи этот еле уловимый акцент, но ситуацию это не меняет. Он не просто милый, он сексуальный, поэтому у меня то и дело стоит.
— Что ты хочешь обо мне узнать? — решаю чуть поменять правила.
— С чего ты взял, что я хочу что-то о тебе знать? — смотрит на меня с милой улыбкой.
— Можем оставить все как есть. Я тоже непривередливый. По крайней мере, в этом вопросе. Но если ты решила вооружиться моим правилом, нам будет сложно общаться.
— Так оно все-таки существует? Твое правило.
— Существует. Только звучит не совсем так.
— А как?
— Чем больше я молчу, тем больше собеседнику хочется болтать и раскрываться. Это психология, — делюсь я.
— То есть манипуляция, — впивается в мои глаза своими.
— Да, это она, — складываю на груди руки и откидываюсь на спинку стула.
Шумный посетитель снова повышает голос.
Маша смотрит на меня, сжав лежащие на столе ладони в кулаки.
Проведя по губам кончиком языка, тихо говорит:
— Вычеркни это правило из программы нашего “общения”. Иначе никакого общения не будет.
— Хорошо, — присматриваюсь к ее лицу.
Ее дыхание участилось.
Подошедшая официантка на пару минут перетягивает на себя внимание. Когда уходит, возвращаю его Маше. Она смотрит на меня поверх бокала вина, который ей принесли.
— Так… чем ты занимаешься?
— Я работаю в строительном бизнесе.
— И что вы строите?
— Жилые дома. Чем занимаешься ты?
— Я… — глядя на бокал, сообщает. — Собираюсь открыть школу иностранных языков.
— Это интересно.
— Да… сколько тебе лет? — голубые глаза снова смотрят в мои.
— Двадцать семь. Твой я спрашивать не должен, так?
Поднеся к губам бокал, делает глоток и снова ерзает по стулу в ответ на порядком доставший и меня шум из глубины зала.
— Мне сегодня тридцать, — отвечает Маша.
В голове мгновенно формируется сегодняшнее число. Цифра ее возраста в голове укладывается без проблем. Я бы мог сказать банальность — она нихрена на этот возраст не выглядит, она выглядит гораздо моложе, но я уверен, именинница знает об этом и без меня.
— Поздравляю, — смотрю на нее.
— Спасибо.
— Как собираешься отпраздновать?
— Схожу с подругой куда-нибудь.
— Достаточно скромно для юбилея.
— У меня здесь… мало близких знакомых.
— Потому что ты недавно вернулась?
— Да.
Она подскакивает на стуле, когда в глубине зала звенят столовые приборы, потому что тот самый громкий посетитель ударил по столу кулаком.
— Ты боишься этого? — спрашиваю, кивая ей за спину.
— Чего? — смотрит на меня круглыми глазами.
— Агрессии? — предполагаю, наблюдая за тем, как по бледной коже растекается румянец и как дергается тонкая шея, когда Маша сглатывает.
— Я… ее все боятся, — отводит глаза.
— Нет. Не все, — опровергаю это утверждение.
По крайней мере, не так.
Я вижу, как на шее у нее бьется жилка. Ее пульс подскочил, рука слегка дрожит. Это легкая паника. Реальная. Такого я еще не видел.
— Я не люблю, когда повышают голос, — прячется за своим бокалом.
Делает большой глоток, запрокинув голову.
— Сейчас вернусь, — говорю, вставая.