Притяжение (СИ)

Глава 15

Маша

Память моего телефона под завязку набита примерами интерьеров и схемами перепланировок моей квартиры, которыми снабжает меня дизайнер, но листая картинки, я ни на чем не могу сконцентрироваться. Ни на них, ни на жужжащем вокруг меня ресторане. Вечером в субботу здесь сумасшедший дом, но, как ни странно, как раз среди людей я чувствую себя частью чего-то целого. Это приносит странное удовлетворение, будто еще одну дырку внутри меня заткнули.

Психотерапевт объяснял тягу к обществу моей экстравертной натурой, а диссонанс внутри меня тем, что моя экстравертная натура вступила в конфликт с желанием от общества прятаться и защищаться.

Внутренний чертов конфликт.

Может быть, жужжащий вокруг меня людской улей поможет достать голову из задницы и подумать о чем-нибудь абстрактном, вместо того, чтобы вглядываться в толпу и искать в ней знакомый темноволосый силуэт, ведь он вечно появляется из ниоткуда, как черт из золотой табакерки.

Я надеюсь, что этого не произойдет. Нашего вчерашнего общения хватило мне выше крыши. Я не представляю, сколько времени смогу выдержать в обществе этого инопланетянина, ведь его харизма и ненавязчиво-требовательное внимание в мой адрес — изматывает.

Я рассчитываю держать мысли о нем в ежовых рукавицах, а его самого на той дистанции, которая позволит закончить наш временный ненормальный роман, как только это потребуется.

Бархатные нотки мужского голоса пробиваются в сознание, перебивая все звуки вокруг, но рассеиваются, как только слышу рядом тонкий детский голос, торжественно объявивший:

— Здравствуйте!

Вскинув глаза, откладываю в сторону телефон и смотрю на пятилетнего сына моей подруги. На Мишане строгий костюм с галстуком и жилеткой, в руках огромная корзина с цветами, которую он держит очень мужественно, несмотря на то, что она будто одного с ним размера.

— Приве-е-е-ет, — улыбаюсь, вставая из-за стола. — Это мне?!

— Вам… — мальчик смущенно краснеет и прячет глаза.

— Мы же договорились, Мишань, — наклонившись, приобнимаю худые плечи и целую щеку. — Ты обращаешься ко мне на “ты”.

— Ладно… — исследует глазами потолок и кусает губы.

Забираю у него корзину и ставлю на пол рядом со своим стулом, проведя ладонью по мягким детским волосам. Прикосновение, как обычно, отзывается в сердце бренчанием одной из тех самых струн, которые беспокоят время от времени. Нежность.

— Извини, — выдыхает Оля, его мать. — Такси ехало сто лет! Давно ждешь?

— Пффф… — обнимаю и ее тоже. — Вы даже не опоздали. Это я раньше приехала.

— Мишань, садись, — подталкивает сына к столу. — С днем рождения еще раз. И еще раз извини, что притащила его с собой. Сегодня все, как сговорились, никто не смог его взять. Чернышов еще в области, мать уехала на какой-то юбилей, Саша…

— Я не против, ты чего, — успокаиваю. — Он же самый лучший мужчина на Земле. В этом костюме вообще умора, копия Чернышова. Ну смешно же, — мы обе смотрим на сына нашего мэра и обе смеемся, смущая ребенка еще больше.

— Мы приготовили тебе стих! — объявляет Оля, садясь за стол рядом с сыном.

— Вау! — смеюсь. — Это будет лучший подарок в этом году! — хлопаю в ладоши.

Это правда.

Моя сестра отправила мне короткое сообщение “С ДР!”, а племянник поцарапал мою арендованную машину, предложив в качестве подарка разбираться со страховой компанией и агентством. Я была зла, и мне стало плевать даже на то, что он забыл поздравить меня хоть чем-то более приятным. Посещение родителей сегодня днем не прибавило настроения. Моя мать — самый мягкий, тихий и уступчивый член нашей семьи, а мой отец… он всегда считал, что во мне сидит черт, и я не раз получала от него ремня.

Десять лет назад, когда я сообщила семье о том, что уезжаю по обмену в Германию, отец был против. С того дня мы больше не общались, и сейчас почти ничего не изменилось.

Я не умею копить обиды. Я их просто отпускаю. Я ничего не чувствую, ни обиды, ни угрызений совести. Я просто смотрела на узоры клеенчатой скатерти на кухне своих родителей и думала о том, что за десять лет скатерть будто не изменилась. Ничего не изменилось, кроме меня самой. В двадцать лет я решила, что обойдусь без их поддержки, а в тридцать я срослась с этим выбором так, что ее и не жду.

— Я почти закончила учебный план, — Оля открывает меню и кладет его перед сыном. — Нужно встретиться на неделе и все обсудить.

Мишаня сосредоточенно хмурит брови, погружаясь в изучение картинок.

— Ты знаешь, я в учебных планах не бум-бум, — ныряю в собственное меню. — Мне больше нравится считать деньги, — говорю в шутку.

— Не говори чушь, — цокает Оля. — Ты была лучшей на потоке. Даже я у тебя списывала.

Ее слова собираются легким комом в горле.

Признание — отвратительно тщеславная вещь, но приятная, будь она неладна.

Мы проучились вместе до второго курса, а потом я уехала. В отличии от меня, у Оли есть диплом. Она была практически первым знакомым, которого я встретила здесь после возвращения. Я предложила ей стать моим партнером по школе иностранных языков. Она согласилась.

У нас есть бизнес-план, а ее бывший муж, Руслан Чернышов, нашел для нас отличное помещение.

У них с Чернышовым роман. Судя по тому, в каком разболтанном состоянии я вижу свою подругу в последние недели — попытка войти в одну реку дважды протекает бурно. Даже в двадцать Оля не улыбалась так, как сейчас.

Это… красиво… Красиво, да!

Червь беспокойства грызет меня изнутри. От этого кожа чешется.

Я вообще умею любить? Вот так, по-настоящему. Или даже в этом я сломанная?

— Как у тебя дела? — весело интересуется Оля.

— Просто блеск… — бормочу, делая глубокий вдох.

Несмотря на то, что она практически единственный человек, которому я доверила тайну последних четырех лет своей жизни, рассказывать ей о своем ненормальном романе с женатым мужчиной не поворачивается язык. У нее врожденное чувство правильности, и для нее вляпаться в нечто подобное — из области фантастики.

Чернышов просто не мог выбрать для себя более подходящую “первую леди”. Ни десять лет назад, когда мы были студентами, ни сейчас, когда решил вернуть ее в свою жизнь.

Аромат свежих цветов такой восхитительный, что я таскаю корзину за собой по квартире, когда возвращаюсь домой. Ныряю в эту свежесть носом, решая, куда бы эту корзину поставить. Оставляю ее в спальне рядом с кроватью и прислушиваюсь к запаху в темноте, когда телефон пищит входящим сообщением.

“Привет. Я слышал, ты теперь занимаешься у Ника”, — читаю сообщение от Максима. — “Как тебе Крав-мага? Нравится?”

Этот парень тактичный настолько, что хочется надеть на него нимб святого. Я отказалась от его занятий, и сделать это мне было сложно, ведь он один из лучших, и я к нему привыкла. Но мы уже не сможем контактировать, как раньше. Я не хочу доставлять дискомфорт ни ему, ни себе. Я должна была подумать об этом до того, как соглашалась на его приглашение в прошлую субботу, и мне стыдно, что бываю такой сукой, но контактировать с людьми и не идти на поводу у боязни им отказать — это совсем не эгоизм.

Я надеялась, что за прошедшую неделю Максим выбросит меня из своей головы. Я знаю, что недели очень часто достаточно для зашоривания и затирания памяти, когда дело касается объекта каких-нибудь не очень серьезных чувств. В том случае, если этот объект уберется с твоих глаз.

Очень смелое утверждение, если учитывать, что на мне самой эта простая тактика не сработала. Еще сложнее ее придерживаться, когда тот самый объект появляется из ниоткуда, как черт из золотой табакерки.

“Привет”, — кружу пальцем над буквами, решая, что ответить.

Мое знакомство с клубом его друга трудно назвать занятиями. Я была там всего один раз, и скорее знакомилась с обстановкой, а его друг Ник пытался понять, не связался ли с какой-нибудь часовой бомбой. Судя по всему, Максим ввел его в краткий курс моего отношения к физическим контактам с другими людьми.

“Все круто”, — набираю медленно. — “Спасибо за рекомендацию”

“Если что, возвращайся”, — пишет он. — “Для тебя я всегда найду место”

Я на ногах с семи утра, а это для меня запредельно, поэтому засыпаю, даже не донеся руку с телефоном до тумбочки.

Из кокона глубокого сна меня выдергивает звонок в дверь.

Подорвавшись на кровати, с колотящимся сердцем осматриваюсь.

— Черт… — от выпитого вина в горле пустыня.

Часы на тумбочке показывают девять утра, я понятия не имею, кого принесло!