- Дураком был. Теперь поумнел. Мишке своего не уступлю.


Наверное, я мелко и недостойно мстила за прошлые переживания. Все может быть. Только эта ситуация меня искренне забавляла.


- Олег, - говорила я ему, - Сколько можно повторять, что я вышла замуж? За Мишку. Ты понимаешь? Я его жена.


- Ври больше! - хохотал Олег.


И Светка заливалась вместе с ним:


- Когда это вы успели?


Когда? Когда? Мало ли, когда? Все вам расскажи, покажи и дай попробовать. Обойдетесь. Это мои трудности.


- А если я не вру?


- Ну, подумаешь! Разведетесь.


Они мне не верили. Просто не хотели верить. А что-то доказывать я не считала нужным.


Один раз Светик все же засомневалась и, улучив минуту, тихо спросила:


- Ты что, спала с ним?


- Как же еще? - искренне и просто удивилась я. - Он же мне муж.


Именно простота моей реакции еще больше убедила Светку, что ее глупо разыгрывают.


Ситуация и впрямь была забавной. Но у Рыжего могла иметься иная точка зрения на сей счет.


Мишка являлся вульгарным собственником. И собственником агрессивным. Так что я, как стрекоза из басни Крылова, слишком поздно задумалась о возможных последствиях. И теперь ругала себя на все корки за то, что два года в моей голове гуляли сквозняки. Все-таки неприятно ощущать себя виноватой. Даже если вина и небольшая. Особого преступления, считай, нет - маленькое недоразумение. Но как отнесется к щекотливой ситуации Рыжий?


Вода в корыте остыла. Пора мыться, иначе тетя Нина весь вечер испортит своим бухтением.


Я уже помылась и почти вытерлась, когда с терраски стало доноситься что-то непонятное. Чье-то гудение сначала. Затем послышался звон разбитого стекла, теткины оханье и невнятная скороговорка, а затем и звук тяжелого удара. Все это было слишком необычно. Мы с теткой в это лето жили довольно уединенно. Олег, который пришел из армии месяц назад, и Светка уехали в город по делам и вернуться хотели только завтра. Следовательно, это не ко мне. Отец? Он в санатории. Кто-то к тетке?


Любопытство - далеко не лучшая, но неотъемлемая черта моего характера. Полотенце так и запорхало в руках. Халат, казалось, сам натянулся, пуговицы - сами застегнулись. Волосы - в тюрбан из полотенца, и скорее на терраску - посмотреть, что там случилось?


Я так и выскочила из сеней: во влажном халате на голое тело, босиком и с криво повязанным на голове полотенцем.


Какой-то огромный мужик, стоя ко мне спиной, обнимал тетку. На терраске не включили свет, и рассмотреть мужика не удавалось. И все же я замерла. Не видела. Не видела, кто это. Но откуда-то знала: Мишка. Тут тетка дотянулась до выключателя. Вспыхнул свет. Ну, конечно. Кто же еще? Узнать его, правда, трудно. Короткие, аккуратно лежащие, выгоревшие на солнце волосы. А вспоминались мне все время рыжеватые кудри или тот "ежик", что украшал его голову на проводах. Казалось, он стал еще выше ростом и еще шире в плечах и груди. Или я просто забыла, какой он огромный?


Мишка высвободил у тетки одно плечо и повернулся ко мне. С минуту молчал. В голубых глазах запрыгали знакомые чертики:


- Привет, любимая!


Голос веселый, как и раньше. Только на одну секунду по его лицу метнулась тень тревоги и ожидания. Ожидания чего? Метнулась и исчезла, словно померещилась. Мне было не до размышлений. Я видела только голубые лужицы под светлыми ресницами. И я смотрелась, смотрелась в них. Что-то странное творилось в душе. Радость? Нет. Это - не радость. Совсем другое. Потрясение - вот что это такое!


Вот он, здесь, я наконец вижу его! Ощущение было настолько острым, что причиняло боль. Я все стояла и смотрела, смотрела... И не могла шелохнуться. Подсознательно родилась мысль, что любое движение повлечет за собой обморок. Лучше не рисковать. Мишка не любил слабонервных. Лишь через несколько минут у меня получилось вздохнуть:


- Рыжий!


Он шагнул от тети Нины, убирая руку с ее плеча. И ни тебе "здравствуй", ни "как дела?". Мы молча обнялись.


- Приехал!


- Угу!


Единственный раз я сама потянулась к нему. Первая. Обвила его шею руками. Прижалась всем телом. Руки у него такие большие, сильные, теплые. Губы - такие ласковые. Показалось, пролетел целый миллион лет. Или всего одно мгновение?


- О-о-ох...


- М-м-м...


Мы бы так и стояли, крепко обнявшись и издавая какие-то нечленораздельные звуки. Но тетя Нина материализовалась рядом с нами прямо из воздуха и сказала:


- Да отпусти же ты мужика. Его же кормить надо.


Я отшатнулась и налетела ногой на чемодан, который сиротливо стоял у так и не закрытой на улицу двери. Вот что это был за тяжелый удар! Рыжий, наверное, просто разжал руку, и чемодан грохнулся на пол.


- Рыжий, а ты что, прямо сюда?


- Заехал на час к родителям... Домой заскочил, штатскую одежонку в чемодан запихнул и к вам.


- Когда же ты, Александра, будешь его по имени называть? - возмутилась тетя Нина. - Мишенька! Идем в дом, голубчик. Рыженький мой. Идем, мой хороший.


Мишка подхватил одной рукой тетку, другой - чемодан и вошел в дом.


* * *


Следующие два часа пролетели - я и не заметила. Мишка только растеряно наблюдал за тем, как мы с теткой носились вокруг него, и жалобно блеял:


- Аль... теть Нин... да бросьте вы все это...


Грех было не использовать еще горячую печку. Воды нагрели - океан, и с трудом усадили Мишку в корыто.


Тетка то и дело подбегала к сеням и тоненьким голоском спрашивала:


- Мишенька! Может, тебе кваску холодненького?


- Угу, - отзывался Рыжий.


Я тащила ему банку с квасом. А через пять минут тетку посещала новая привлекательная идея. Она опять оказывалась возле сеней:


- Мишенька! А, может, тебе молочка с пряничком?


- Можно и молочка, - слышалось из-за двери.


И я неслась к нему уже с крынкой. В определённый момент у меня возникло сомнение в разумности теткиных действий:


- Теть Нин! У него понос не начнется?


- А я и не знаю, - охнула от испуга тетка.


Наконец, чисто вымытый Мишка сидел за столом, заставленным тарелками, судками и кастрюльками. Из чемодана были извлечены старые джинсы, линялая зеленая футболка. И то, и другое трещало на нем, угрожая расползтись по швам. Впрочем, Рыжий, на мой взгляд, не испытывал от тесных вещичек никаких неудобств. Он ел, и ел, и ел. А мы с тетей Ниной сидели напротив и смотрели, как он это делает. И куда в него столько влезало? По-моему, до армии он ел в три раза меньше... Тетка с удовольствием подвигала к нему все новые тарелки. Сама, между делом, расспрашивала. Рыжий веселился вовсю, запудривая мозги внимательным слушателям. Ох, уж эти его беспечность, самоуверенность. Зато как преподносил теперь свои промахи! История о том, как он принял собаку в кустах за одного из непопулярных в части офицеров, долго вызывала приступы смеха.


Наше веселье было неожиданно прервано.


- Здравствуйте. Что это у вас полотенце на полу валяется?


На пороге стояли Олег и Светка.


- Где? - вскинулась тетя Нина.


- На терраске, - пояснила Светка и протянула ей полотенце, которым я вытирала волосы. - И стекло там битое.


Олег же переводил взгляд с меня на Рыжего, а с Рыжего на стул у окна. На спинке этого стула висела Мишкина военная форма.


- Здорово, Миха! - он пожал вскочившему из-за стола Рыжему руку. - Когда вернулся? Сегодня?


Мишка кивнул, так как рот его еще был битком набит едой.


- И прямо сюда?


Мишка опять кивнул и потащил Олега к столу, по дороге делая судорожные глотательные движения. Они оживленно о чем-то забасили. Мне очень хотелось послушать их разговор. Но с одной стороны тетка злобно шипела, дескать, мне нельзя доверять вещи - надо же швырнуть на пол такое полотенце! А с другой стороны с вопросами приставала Светка:


- Аль, почему это он сразу к тебе?


- Да куда же ему еще? - тут же встряла тетя Нина, с неподдельным изумлением округляя глаза.


- Действительно, - насмешливо улыбнулась я Светику, - Куда ему еще, если не к жене?


- Тебе самой не надоели твои дурацкие шуточки? - хмыкнула Светка и пошла к столу.


Тетка побежала ставить чайник, а я присоединилась к ребятам. Разговор, естественно, шел об армии: что, где, когда, как и почем?


Светка сидела, подперев щеку рукой, слушала в оба уха и заворожено смотрела Мишке в глаза. Омерзительное чувство шевельнулось у меня в душе в тот момент. Следом невольно подумалось, что для полноты картины Светику не хватает приоткрыть рот. Точно в воду глядела. Не прошло и трех минут, как Светкин рот слегка приоткрылся.


Вернулась тетка с чайником. И с бутылкой. Она, наверняка, приберегала эту водку к Мишкиному возвращению. Но сразу на стол поставить не решилась, не без оснований опасаясь моей реакции. А теперь, вроде бы, сам бог велел.


Бутылку эту ребята распивали не торопясь, со вкусом. Из Рыжего пулемётной очередью сыпались анекдоты и шутки. Он всегда был записным шутником и зубоскалом. И тетя Нина, и ребята хохотали даже тогда, когда он ничего не говорил, а лишь удивленно приподнимал правую бровь. Где только научился? Я пыталась поддерживать разговор, пыталась участвовать в общем веселье, но каких усилий это стоило! Внутри все дрожало от ничем необъяснимой тревоги. В результате, волнение доконало меня: глаза стали слипаться, голова потихоньку, но неудержимо клонилась к столу. Рыжий первым заметил это и слегка нахмурился, но деликатно промолчал. А через некоторое время и до Олега дошло, что хозяева устали. Только Светка ничего не видела и не слышала, кроме Мишки. Будто впервые встретила.


- Дорогие гости, а не надоели ли вам хозяева? - заявил Олег, вставая из-за стола, - Пойдем-ка, сеструха, домой. Успеем еще наговориться. Давай, Миха, собирайся.


Рыжий удивленно глянул на него, потом на меня, но опять никак не проявил своих чувств. Ну! Будет мне теперь на орехи!


- Пойдемте, ребята. И впрямь, спать пора. С удовольствием вас провожу, особенно Светика.


Он шагнул в коридор и снял с вешалки теткину телогрейку. Зачем, спрашивается? Она ему разве что на нос налезет.


- А форма? - Светка показала на стул.


- А что ей сделается? - не поняла тетя Нина. - Пусть тут пока повисит.


Рыжий вернулся в комнату, взял со стола сигареты и спички, заговорщически подмигнул тетке и вышел вслед за ребятами.


- Ну, чего расселась, шалава? - ругнулась на меня тетя Нина. - Убираться-то кто будет?


Мишки не было очень долго. Мы успели все убрать, нагреть воды и помыть посуду. Часы показывали половину второго ночи, а его все еще где-то черти носили. Тогда я решила ложиться спать и больше этого нахала не караулить. Пусть Рыжий хоть всю ночь напролёт Светку провожает, галантность демонстрирует.


- Дождись мужика-то! - укоризненно качала головой тетка.


Но я уже просто спала на ходу, как лошадь. Взяла Мишкин чемодан и отволокла к себе в комнату. Разобрала постель. Надела ночную рубашку и заглянула в зеркало. Однако ничего, кроме злой, сонной физиономии, не увидела. Может, и к лучшему, что его еще нет? По крайней мере, сегодня объясняться не придется.


- Ты абсолютно уверена, что хочешь спать?


Вопрос этот прозвучал столь неожиданно, что произвел эффект разорвавшейся за моей спиной бомбы. Черт! Надо было мне дверь захлопнуть. А еще лучше, закрыть на задвижку. Пришлось повернуться к двери и продрать глаза.


Мишка стоял на пороге, прислонившись к дверному косяку, и насмешливо меня разглядывал. И голос был насмешливым, что совершенно противоречило чему-то, таившемуся в глубине его глаз. Непонятно, сплю я уже или действительно у него во взгляде нечто недоброе?


- Любопытно узнать, кстати... просвети дурака, для чего тебе понадобилась ночная рубашка?


Я и забыла, что он не переносит ночнушки, совершенно отвыкла от него за два года. Он в моем сознании практически мифологизировался, превратившись в довольно туманную легенду. А теперь он здесь, рядом. И мне страшно. Страшнее, чем в первый раз.


- Давай, давай, снимай свою тряпку! - негромко скомандовал Рыжий.


- Свет погаси! - смиряясь с неизбежным, попросила я.


Он ухмыльнулся и лениво протянул руку к выключателю. Позер несчастный!


- Окно закрой, Миш. К ночи прохладно стало, - придумать задержку качественнее не получилось. Да не все ли равно? Лишь бы еще потянуть время. Просто мне страшно. Страшно мне.


- Зря беспокоишься! - Рыжий даже головы к окну не повернул. - Сейчас тебе так жарко будет - небо в алмазах увидишь!


И щелкнул выключателем.


Мои глаза постепенно привыкали к темноте. Он все еще стоял у двери.


- Ну? Ты сама разденешься или мне помочь?


- Тише! Тетя Нина услышит!


- А чего нам стыдиться? Любить друг друга - это преступление? Или мы не имеем права?


Хлопнула дверь. Наконец-то догадался закрыть. Если тетка слышала наш разговор, она завтра меня с грязью смешает.


Рыжий неторопливо затворил окно, задернул шторки, подошел к кровати и сел. Пружины под ним жалобно звякнули. Черт! Интересно, сколько в нем теперь килограммов? Громадина какая-то, а не человек.


- Ну? Чего ты ждешь? - недовольно поинтересовался он и тихо приказал, - Иди сюда!


Я собрала остатки своего мужества и шагнула к нему. Огромные ручищи схватили меня за бока. Тонкая сорочка полетела на пол. Я невольно поежилась.


- Холодно? - странным голосом поинтересовался Рыжий.


Ответить не успела. Да и не требовалось больше ответа. И ничего уже не требовалось. Давно забытое ощущение безжалостной цунами захватило меня. Она накатилась, захлестнула. Меня колотило и швыряло. Но в какой-то момент душа взлетела в такую звездную высь, что весь реальный мир ушел в совершеннейшее небытие.


- Ты такая красивая. Я там совсем забыл, какая ты красивая, - скорее самому себе тихо говорил Мишка.


Моя голова лежала у него на плече. Господи! Как спокойно!


- Для тебя это так важно, красивая я или нет?


- В том-то и дело, что совершенно не важно. Но неужели же я совсем забыл, как ты выглядишь? Да, нет, я помнил. Я все время помнил. Я и фотографию твою в нагрудном кармане носил, чтобы всегда под рукой была. А вот сегодня... Ты из сеней выскочила... Я сразу и не врубился, что это ты... Только, может, через минуту узнал.


- Серьезно? Вот я еще не видела, кто это тетку обнимает, а сразу поняла, что - ты.


- Ну и как я тебе? Понравился?


- Дурачина!


Он рассмеялся и крепко прижал меня к потному боку.


- Ой, Миш! Больно! Раздавишь, медведь!


- Ничего, - отозвался мой суженый, - Медведи любят крепче!


- Хорошо! Хорошо! Пусть - крепче. Только ребра зачем ломать?


- Где это я тебе ребро сломал? Ну-ка, дай, посмотрю...


Я извивалась и верещала, а он бессовестно зажимал мне рот своей лапищей.


- Тетку разбудишь, хулиганка! И ведь выпила всего одну стопку, а устроила целый пьяный дебош!


- Ты, получается, считал, сколько я выпила? Ой, не надо! Не щекочи! Ой! Я щекотки боюсь!


- А кто тебя щекочет? - удивлялся он, - Я сломанное ребро исследую!


- Ты еще не забыла, что я неплохой врач? - съехидничал он, когда возня закончилась и мне была предоставлена возможность отдышаться.


- Разве ты дашь забыть?! С тобой вообще не соскучишься!


- А без меня? - вдруг очень тихо и серьезно спросил Рыжий.


Что я могла ему ответить? Что у меня сквозняки в голове гуляют? Что кроме него есть еще целый огромный мир? И не только это. Могла сказать, что нужен целый огромный мир - заполнить ту пустоту, которая возникает, когда его нет рядом. Но я ничего не сказала. Уткнулась ему в плечо носом и заревела.


- Ох, и любишь же ты, Алька, поплакать! - заметил он, гладя меня по голове.


Потом мы долго молчали. Очень долго. И сон никак не приходил. Вот ведь подлость! То спать хочется - сил нет, то никак не заснешь.


- Послушай, Аль! - шевельнулся Мишка. - Почему Светка с Олегом ничего не знают? Ты что, им не сказала?


- О чем? - я сделала вид, будто не понимаю.


- О нас, конечно.


- Почему не сказала? Сказала.


Минуты три он ждал. Потом не выдержал.


- Молчишь?


- Не мешай! Я подсчитываю, сколько раз я им об этом говорила.


- И что?


- И ничего. Они не верят. Думают - это шутки у меня такие дурацкие.


- Олег тоже не верит?


Ну вот! Вот оно! Началось. Я так и знала, у нас без разборок не обойдется. Теперь будь начеку. Самое страшное, что никогда не угадаешь, как он себя поведет. Может расхохотаться. Может морально уничтожить. Лучший вариант - оскорбленное молчание. Чаще же всего - дикое бешенство. Ну, пусть! Лучше раньше, чем позже. Лучше правда, чем полуправда.


- Олег считает: у него есть все основания соперничать с тобой.


- А они у него есть?


- Миша!!!


- Что, Миша?! Что, Миша?! Вон он как сегодня к тебе завалился: без приглашения, без стука. Как к себе!


- Он, между прочим, не один завалился. Он со Светкой завалился.


- Угу! Под прикрытием!


- Ты ревнуешь? - осторожненько прощупала я почву.


- Была нужда! - презрительно процедил он.


- Ну, раз не ревнуешь, тогда я дальше расскажу...


- Что же это, интересно?


Ему, видите ли, интересно! А каким тоном-то говорит! Мерзавец! Ему мало знать, что его ждали! Ему подавай собачью верность!


- Они со Светкой полтора года ко мне заваливались, как ты изволил выразиться.


- А вот это ты врешь! - Рыжий вытянул из-под меня свою руку и даже немного отодвинулся. - Назло мне врешь! Олег только на месяц раньше меня из армии вернулся.


- Да он в городе служил. При штабе. Каждую субботу увольнительную на двое суток получал.


- Ну и иди к своему Олегу! - Рыжий был неожиданно спокоен.


Мне стало весело. Хорошо вот так лежать, смотреть в темноту и улыбаться. Не взбесился, не надумал скандалить. Изменила его армия. Сильный толчок в плечо даже ошеломил. Я наполовину свалилась с кровати.


- Ты что, сдурел?


- Было же сказано: иди к своему Олегу! Иди, любимая, иди!


- Между прочим, это моя комната! - огрызнулась я, - И моя кровать!


- Сказано: уходи!


О, господи! Да он просто в бешенстве. Сам от злости трясется, и кровать под ним ходуном ходит. Ну, вот тебе и правда! Для чего сказала? Накликала беду и только. Знала же, чем это кончится. Он и раньше мне по ночам допросы устраивал. Подзабыла об этом за два года, что ли? Как я боялась таких разговоров! До истерики! Старалась малейшего повода не давать, по струночке у Мишки вышагивала. Но теперь меня словно муха какая укусила. Ведь едва вернулся. Столько не виделись. Мог бы и подождать, потерпеть недельку. Я ему не собственность! И не шлюха! Сколько можно! Хватит! Хочешь скандала? Будет тебе скандал!


Кубарем скатилась с кровати, куда опять успела залезть. Кое-как в темноте нашла халат. Надела его. И, сцепив зубы, пошла к двери, на ходу застегивая пуговицы. Взялась за ручку двери. Но открыть дверь не успела. Рыжий навалился на меня сзади всем своим многотонным телом.


- И куда же ты так резво побежала?


- Куда ты приказал, туда и побежала!


Не буду с ним ночевать, лучше в сенях посижу. Ему дозволено было Светку в первый же день полтора часа провожать. Прошли те времена, когда моего сопротивления хватало ровно на полминуты. Я выросла. И желаю, чтобы меня не только хотели, но и любили. А любовь предполагает уважение.


Рыжему пришлось изрядно попотеть. В ход у меня пошло все: локти, колени, голова, зубы и даже ногти.


- Да уймись же ты, в самом деле, чертова баба! Смотри - всего искусала, - кряхтел Рыжий. Он крепко спеленал меня руками, помогая себе одной ногой, на второй утвердился прочно, не шатался. Я сдула со лба влажную прядь, немного отдышалась и сказала:


- Пусти, Рыжий! Иначе еще больше искусаю.


- Куда?


- Что?


- Куда отпустить-то, спрашиваю?


- К Олегу!


- К Олегу? - с неискренним сочувствием переспросил Мишка и сразу же добавил, - Еще чего?! Помечтай немного.


И опять ему пришлось использовать грубую мужскую силу. Наступил момент, когда до Рыжего все-таки дошло, что борьбу эту я веду совершенно серьезно. Вот тут-то мне пришлось действительно туго. И, если лёгкая затрещина не совсем охладила мой пыл, то увесистый шлепок под зад заставил на минуту притихнуть. Этого оказалось вполне достаточно. Мишка перекинул меня через плечо, подержал немного вниз головой и бросил на кровать, как мешок с картошкой. Я бы, наверное, успела скатиться с кровати, но он молниеносно шлепнулся рядом. Одну руку быстро просунул мне под спину, другой придавил грудь. Я закрыла глаза и закусила нижнюю губу. Это для того, чтобы не сказать ему ни единого слова. Даже если очень захочется. Тем более, если захочется.


- Повоевали и баста! - переводя дух проговорил Мишка. - Что еще за бунт?!


Молчать, конечно, трудно. Очень трудно. Так и подмывало сказать ему что-нибудь злое и обидное.


- Запомни! - Мишка, не торопясь, подбирал слова, словно гвозди в гроб заколачивал, - Ты - моя женщина! Не Олега! Не соседа! Не кого-то еще! Ты - моя женщина! Какие бы ссоры у нас с тобой не случались. Это на всю жизнь, Аля. В армии это стало ясно, как божий день. И не бунтуй. Ничего не получится.


Я все еще цепляла зубами нижнюю губу.


- Молчишь... - он усмехнулся. - Обиделась... Ну, и молчи себе на здоровье. Я отлично знаю, да ты и сама знаешь не хуже: стоит мне до тебя дотронуться и все... сопротивляться ты больше не в состоянии - готово - моя...


О! Только не это! Можно молчать столетие, но сдаться без боя от одного его нежного прикосновения к плечу. Только не это! И ведь как он меня знает, гад! Кишками что ли чувствует?


- Хватит дуться, Алька! Я два года ждал. Ты и представить себе не можешь, что это значит - такому мужику, как я, два года без твоей ласки.


- А я не ждала, да?


Ну, вот, пожалуйста! Сорвалась. Язык мне надо вырвать. Голову - открутить.


- А ты ждала? - Мишка поторопился воспользоваться моей оплошностью.


- А как ты думаешь? - обида все еще застилала мне глаза.


Он провел рукой по моей груди:


- Опять на тебе одежда?


Ну, вот и поговори с ним, когда у него одно на уме.


- Миш, ты все сказал?


- Угу...


- Теперь я скажу... И, пожалуйста, не перебивай.


- Заметано, - Мишка поднял с пола одеяло и стал расправлять его на кровати.


- Погоди ты с одеялом. Давай, сначала о нас... Если бы мне хотелось быть с Олегом, я была бы с ним. С ним, а не с тобой. Это понятно? Без тебя тут целых два года гуляй - не хочу. Я сидела дома и ждала. Носа никуда не высовывала. Если ко мне кто-то заходил, то исключительно по-дружески.


- Это Олег-то по-дружески?


- Говорить он мог, что угодно. Вел же себя очень сдержанно. И не моя вина, если он мне не верил.


- Документ бы ему показала!


- И осталась совсем одна? Ты же всех моих друзей разогнал. Олег со Светкой еще как мою жизнь скрашивали. Они и твои друзья, между прочим.


- Написать, между прочим, было не трудно.


- Зачем? Чтобы ты психовал? И ты сам должен понимать, Олегу давно надеяться не на что.


Рыжий сидел на кровати, подтянув колени к подбородку и обняв их руками. Молчал. И я молчала.


- Знаешь, Аль, я не дурак. Так к тебе спешил... Летел, сломя голову. С матерью чаю не выпил, не посидел у неё, торопился. Думал, только вдвоем будем. А тут, на тебе!


- Да я их сегодня и не ждала. Они должны были только завтра вернуться. И чего тебе с ума сходить? Ты теперь здесь. Все под надзором.


- Тогда не обессудь... Тянуть резину не буду. Сам с ним поговорю.


- Это ваше с ним дело. Кстати, заодно уж и со Светкой разберись.


- А что Светик?


- Ты ничего не заметил? Или притворяешься?


- Я - мужик. Мне можно.


- Чего? Чего? Тебе, значит, можно, мне...


Договорить не удалось. Рот мой вдруг оказался занят очень важным делом.


* * *


Что-то мокрое и холодное коснулось моих пяток. Вот мерзость-то. Так спать хочется.


- Вставай, любимая. Солнце уже высоко.


Сил хватило открыть только левый глаз. И то - с трудом. Мишка стоял у кровати в одних трусах и с полотенцем на шее. Волосы, лицо и грудь были мокрыми. Руки тоже. Умывался и не вытерся.


- Вставай! - он снова схватился мокрой рукой за мою пятку.


- Рыжий, отстань... Дай поспать-то! Заснули черти когда...


- Тетя Нина на работу уходит. Ругается, что не встаем. Завтрак пропадает.


- А-а-а... - я зевнула, открыла второй глаз, - Это она просто так. Понимает все прекрасно, просто не может не ругаться - в силу характера.


За окном послышались голоса. Сон окончательно прошел. Кто это в такую рань? Послушать, что ли?


- Здравствуй, здравствуй, - это тетка.


- Мишка у вас?


Принесла нелегкая. Подождать нельзя было? Мало мне неприятностей...


- У нас, у нас. Где ему быть-то еще?


- А где он?


- Да ты Альке в окошко постучи, - хитро посоветовала Олегу тетка.


Вот мудрит! Ей и разбудить нас неймется и, вроде, не положено. Пусть Олег будит, а она, дескать, здесь не при чем. Политика! Но Олег-то! Неужели постучит? Вот номер будет!


Мишка подошел к окну и стоял, прислушиваясь к разговору. На его роже блуждала вредная усмешка. Раздался негромкий стук в стекло. Рыжий раздвинул шторки. Всмотрелся в Олега. Кивнул ему. И распахнул настежь окно. Вот ведь актер. И не подумаешь, что он знал о раннем госте.


Олег заглянул в комнату и ошарашено уставился на Мишку. Я лежала и благоразумно притворялась спящей, разглядывая их обоих сквозь ресницы. Из нас с Рыжим получился неплохой дуэт обманщиков. Мишка снял полотенце с шеи.


- Привет, Олежка!


И только тут якобы вспомнил, что не одет, стоит босиком и в одних трусах. Мерзавец. Ай, какой великолепный мерзавец.


- Алька, что, спит? - настороженно спросил Олег.


- Угу. Подожди, я к тебе сейчас выйду, - Мишка быстро провел полотенцем по груди и плечам, промокая капельки воды, и перекинул свои длинные, крепкие ноги через подоконник.


Куда он, черт рыжий? Куда же он, черт рыжий, полез прямо через клумбу? Цветы-то, цветы! Тетка голову с нас снимет.


Они остановились так, что мне и видно, и слышно их было отлично. У Рыжего всегда все продумано.


- Сволочь ты, Миха! - враждебно-неодобрительно начал Олег.


- А что случилось? - прикинулся дурачком Рыжий. Прикидываться дураком являлось его хобби.


- Ты ночевал здесь?


- А где мне ночевать прикажешь?


- У себя!


- Ты же знаешь, бабка умерла. И дом, между прочим, заколочен. Вообще, - он махнул рукой в сторону окна, - Здесь мне лучше.


Зачем он так? Это уже слишком.


Олег побледнел, стиснул зубы и сжал кулаки.


- Скажи честно, ты спал с ней?


- С кем? - Рыжий округлил глаза.


- С Алькой! Если "да" - я тебе морду сворочу!


- Какие мы смелые! - Мишка поиграл бицепсами, - Думаешь, справишься?


- Я тебя убью, гад! - сквозь зубы процедил Олег.


Тут, видимо, Рыжему надоело собственное притворство. Даже мне было хорошо видно, как заледенели у него глаза.


- С каких это пор мужик не имеет права спать со своей женой?


- Ладно тебе, дуру гнать! Не успел вернуться, уж Алькины дурацкие шуточки подхватил.


- Шуточки?! - Мишка зло сплюнул. - Ну-ка, подожди здесь.


И пошел к окну.


- Сбегаешь? - крикнул ему вдогонку Олег.


Рыжий влез в комнату через окно и деловито осведомился:


- Алька! У тебя паспорт здесь или в городе?


- Здесь, - я села на кровати, прикрываясь одеялом, - В синей сумке.


- А сумка где?


- Да вон, на гвоздике висит.


Олег наблюдал за нами через окно. Вид у него был!


Мишка обшарил сумку, вытащил мой паспорт и опять через окно, прямо по цветам, зараза, направился к Олегу.


- Ты мою фамилию не забыл? - насмешливо поинтересовался у Олега.


- Вроде, нет... Ну, Кузнецов...


- Тогда читай, что здесь написано, - Рыжий протянул ему паспорт, не выпуская из рук, - Читать умеешь? Кузнецова Александра Владимировна. Теперь посмотри на страничку под номером девять.


Олег взял паспорт.


- Читай вслух, чтобы я слышал, - жестко потребовал Мишка.


Олег прочел:


- Отдел ЗАГС Свердловского района...


- Дальше, дальше, - нетерпеливо перебил Мишка.


- Шестнадцатого ноября тысяча девятьсот семьдесят четвертого года зарегистрирован брак с гражданином Кузнецовым Михаилом Анатольевичем тысяча девятьсот пятьдесят пятого года рождения...


- Ну? - Мишка презрительно сощурился.


- Ничего не понимаю, - растеряно взглянул на него Олег, - Значит, это правда? Но когда?


- Там написано.


Олег выглядел в этот момент таким жалким и потерянным, что у меня сжалось сердце. И почему я сама не показала ему свой паспорт? Или свидетельство о браке? Еще тогда, когда разговор об этом зашел в первый раз? По крайней мере, вышло бы не так жестоко. Вот перед кем я действительно виновата, так это перед Олегом. А, впрочем, чего уж там...


Невольно вспомнились события трехлетней давности. Подслушанный ночью разговор. Неужели же было? Рыжий с Олегом о чем-то мирно разговаривают. Слава богу, не подрались. А могли. Мишке свою энергию девать некуда.


Тогда, три года назад, Рыжий развил такую бурную деятельность, мы с отцом диву давались. Он не мог просто так жить со мной. Ему надо было уйти в армию женатым. Я и охнуть не успела, как он все устроил. В какой-то женской консультации добыл нужную справку. Сам разбирался с комиссией в Райсовете. Через месяц после его рождения из струй дождя у меня на пороге мы расписались. Отец был категорически против, но Рыжий и его сумел охмурить. Потом-то я узнала, что Мишкины родители - номенклатура высокого ранга. Выходит, устроить нашу свадьбу Рыжему оказалось не так-то и сложно. Но зато со своими родителями отношения он испортил окончательно. Там и без того имелись давние и серьезные разногласия. Вместо отдыха на югах или госдаче он мотался к бабке, которой его предки стыдились. Сам выбрал себе институт и поступил без блата. Сам захотел идти в армию, военная кафедра медицинского его не устраивала. Надо настоящих трудностей хлебнуть на всю катушку. А теперь еще и женился так рано и неизвестно на ком. Его мать разговаривала со мной сквозь зубы. Отец - вообще не разговаривал. Их возмущение меня не трогало. У них подрастал еще младший сын - свет в окошке. Полная противоположность Рыжему. Оправдывал все надежды родителей. Я его так никогда и не увидела. Во-первых, он готовился к институту. Всякие там курсы, языки. Во-вторых, он брата считал паршивой овцой и встречаться не хотел сам. Это меня вообще не заботило. Существовала куча других проблем. Например, со школой. Его родители заехали к нам в день свадьбы минут на десять - поздравить. Они разговаривали с Мишкой и с моим отцом. Тетю Нину откровенно игнорировали, - "Деревня!" Рыжего их визит оскорбил несказанно. Он переехал к нам и с родителями почти не общался. Да и некогда было. Днем - в институте, вечером подрабатывал на "скорой". Правда, его мамочка немного сменила гнев на милость перед самой армией. Но мы с ней общались только по телефону и, как дипломаты на переговорах о разоружении. В конце мая Рыжий ушел в армию. Почти одновременно с Олегом. Но Олег успел закончить техникум, а Мишка только три курса Медицинского... Те полгода отсрочки, которые предоставил ему военкомат в связи с женитьбой, потратились на разные глупости. Например, чтобы в школе не узнали о моем замужестве. Исключили бы сразу. А Рыжий хотел видеть у меня полноценный аттестат зрелости - не из вечерней школы. И, разумеется, студенческий билет. Столько притворяться и врать мне еще никогда не приходилось. С Рыжим тоже оказалось трудно. Он всегда все про меня знал: где была? что делала? с кем трепалась у магазина? По ночам он устраивал дикие сцены ревности. Если бы он действительно был Отелло. Нет же. Просто собственником. И не стеснялся этого. Я жила, как на вулкане, и всего боялась: не узнали бы в школе; не увидел бы меня Рыжий с кем-нибудь из знакомых парней; не забеременеть бы ненароком; и много-много других "не". Спокойно вздохнуть удалось только, когда Рыжий ушел в армию, а я благополучно закончила школу и успела поменять паспорт, чтобы вовремя подать документы в институт. И, конечно же, поступить. Попробуй я провалиться на экзаменах! Мишка был способен даже дезертировать из части, чтобы разобраться со мной по-свойски. Иногда я жалела, что мы с ним поженились. Прежней простоты в отношениях уже не наблюдалось. Одни сложности. Он сходил с ума. Но из-за чего? Из-за женщины, а не человека. За зиму я это сумела понять. А когда осталась одна, засомневалась, нужно ли ему от меня еще чего-нибудь, кроме постели? И твердого положения в обществе? Правда, письма ему писались легко. А его ответы на мятых, обгрызенных клочках грели сердце. Но ведь для любви этого мало?! Нужно что-то еще... И вот теперь он вернулся. И опять живи, как на вулкане. Рыжий ведь не человек, гейзер натуральный. Так и фонтанирует кипятком. Слишком любит трудности, и они, как справедливо однажды заметил Олег, отвечают ему взаимностью. Может, он потому и женился, что к этому была куча препятствий? Наверное, так и есть... Другого объяснения у меня не находится.


- Алька! - оборвал мои воспоминания Рыжий, - Разогрей завтрак. Мы с Олегом сейчас вернемся.


- Ты куда? - я чуть не спрыгнула с кровати.


- К Толику зайдем и к Петьке, и вернемся. Кинь мне джинсы с футболкой.


Я взяла его шмотки, свернула в тугой колобок и мстительно швырнула в окно, стремясь попасть ими Рыжему если не в глаз, то хотя бы в лоб.


- Можно без демонстраций? - укоризненно заметил Мишка, разворачивая джинсы.


Он неторопливо оделся и потянулся так, что хрустнули косточки. До чего же он хорош, зараза! Мускулистое, крепкое тело - молодое, сильное, здоровое. И эти небесной голубизны глаза. И умилительный рыжеватый хохолок на макушке.


Я глазела на него из окна. Хотелось вздохнуть. Не красавец, конечно, но что-то в нем такое есть - большее, чем красота. Какая-то невероятная притягательность. Вполне можно понять всех его баб - прошлых и будущих. Вот Олег красив. Действительно красив - любой скажет. Глаза, как на иконе. В остальном - этакий полувосточный тип мужчины: гибкость, сухощавость, ладность. И загадочность. Умение держаться немного замкнуто. Но от него не тянет теплом. К нему не хочется прижаться. Не хочется любоваться свободой красивых и точных движений.


Мишка опять оказался у окна:


- Аль, дай червонец.


- Это еще зачем?


- Значит, нужно!


- А если у меня нет? На что потом жить будем?


- Хватит жилить... Найдем потом где-нибудь.


Пришлось лезть в сумку.


- Ты, давай, разберись на кухне. Собери пожрать что-нибудь. Мы скоро...


- Да ты вчера все съел!


Но он уже не слушал меня. Они с Олегом уходили. Какие там Толик с Петькой?! В магазин, конечно. К ребятам - потом. Интересно, сколько человек он притащит с собой к завтраку? Меня за подобные выходки тетка убила бы. Ему все прощает. Наверняка, она в курсе. Тетя Нина его любит. Зовет исключительно Мишенькой, лапушкой, голубчиком. И Рыжий ее любит. Тетка была рада, что мы поженились. Хотя раньше и говорить о ранних браках не хотела, считая их непростительной дурью и глупостью.


Ладно, достаточно прохлаждаться. Сейчас сюда взвод мужиков притопает. Надо знать Мишку. Это провожали его тихо. А встретить изволь так, чтобы знакомые неделю не просыхали.


* * *


Нажрался, как свинья, и спит. Прямо в комнате, на диване. Хорошо еще, по натуре не алкоголик. Обычно меру знает.


Убраться до прихода тетки все же удалось. Прекрасный солнечный день ушел бог знает на что - на обслуживание стада пьяных парней, возомнивших себя мужиками. Успевала только пепельницы очищать, да еду таскать подносами, как официантка. Правда, чего греха таить, Олег, пока еще все были относительно трезвыми, встал, заложил нас с Рыжим почтенному ареопагу и предложил выпить за молодоженов.


- Хороши молодожены! - возмутился Мишка, - Три года стажа.


Но его слушать не стали, а закричали "горько" и заставили нас целоваться. Потом разговор опять потихоньку съехал на армейские будни, мне удалось беспрепятственно вылезти из-за стола и укрыться на кухне.


В три часа за Олегом пришла Светка. Мы с ней с трудом разогнали пьяных парней по домам, уложили Мишку на диван, помыли посуду. И спрятались за поленницу - перекурить.


Светка уже поняла из пьяной болтовни брата про действительное изменение нашего с Рыжим статуса. И теперь жаждала подробностей. Пришлось рассказывать. Одной сигареты не хватило, я стащила у Рыжего еще парочку. Интересно бы угадать, что случится, если Рыжий узнает?


- Ну, и как тебе замужем? - Светка сделала глубокую затяжку.


Вообще-то, мы с ней скорее баловались, чем курили.


- Не поймешь, - я тоже затянулась, - То вроде ничего, то - сплошные неприятности.


- Ты его любишь? - она внимательно посмотрела на меня. Я неопределенно пожала плечами.


Любишь! Не любишь! Всем все надо знать. Всем надо залезть к тебе в душу. А если я и сама толком не знаю? Или знаю? Но не хочу сама себе признаться? Перед Светкой настежь распахиваться тем более не собираюсь.


- Ты же Олега любила!


- Больно я нужна была твоему Олегу!


- Не ври пожалуйста. Ты ему всегда была нужна.


Много ты знаешь! Слышала бы ты, Светик, своего брата тогда, ночью! Он ведь предполагал искать самую лучшую, я не проходила по данной категории.


- Да, нужна! Он слишком хорошо скрывал это.


- Сволочь, ты, Алька! К Олегу - задницей... Мишку у меня увела...


Я не обиделась на Светку. Она бы меня обязательно поняла, приведи судьба побывать в моей шкуре. Всегда со стороны любые трудности кажутся простыми и лёгкими, пока тебя лично не коснулось.


- Никто его не уводил! Это он меня за шкирку взял.


- Что ж не сопротивлялась? Ты ж брыкучая.


- Попробуй, посопротивляйся! Иной раз не знаешь, как с ним и говорить-то. Он ведь сам за других все решает. И делает все за других. Не спрашивает.


- Ну, если он тебя так терроризирует, - разводись! - улыбнулась Светка, ковыряя землю прутиком, - А я подсуечусь. Теряться не буду. Мне нравится, когда за меня решают.


- Разводись! - передразнила я. - От него ведь и в землю не закопаешься. И потом, днем - сложности, я дергаюсь, нервничаю, а ночью он обнимет - сразу все просто становится.


Зачем я это ей рассказываю? Наверное, поделиться не с кем. Вот, тоже, нашла с кем делиться. Мои откровения против меня потом и обернутся, или я Светку не знаю, подругу свою заклятую.


- Слушай, как он в постели?


- Откуда я знаю? - щеки у меня густо покраснели, - Сравнивать не с чем.


- Все же?


Хочется правды? Вот возьму и скажу. Что будешь делать? Удавишься?


- Дух захватывает, - усмешка получилась откровенной, - Про все забываю.


- Счастливая! - Светка затушила сигарету о землю и швырнула окурок в кусты. Встала, поправила волосы. Красивая. На пантеру неуловимо смахивает.


- Куда уж счастливей, - я тоже встала, - Пойдем. Ужин пора готовить. Как тетка говорит, мне еще мужика кормить.


Светка легко вздохнула, хихикнула и заявила:


- Альк, ты не обижайся. Но я тебя предупреждаю. Я все сделаю, чтобы его увести. Слышишь? Все.


Спокойно так сказала, с улыбочкой. Подруженька моя единственная. Можно подумать, она для меня Америку открыла.


- Давай, - согласилась я, - Твори! Дерзай! Пробуй!


Светка махнула мне рукой, заговорщически подмигнула и поплыла к калитке. Красивая. Уверенная. Спокойная.


Я вздохнула, сорвала листик черной смородины, пожевала его немного и пошла на кухню - колдовать над ужином. После кулинарных экзерсисов решила разбудить Рыжего.


Мишка, оказывается, проснулся и сидел на диване, смешно крутя головой. Опухший, сонный. Волосы всклокочены. Ну и видик!


- Где была? - поинтересовался он.


Ага! Сейчас! Так я тебе и сказала! Держи карман шире! Узнаешь, с каким вдохновением я над плитой зависала, толстенной цепью к той самой плите прикуешь.


- Со Светкой болтали.


- О чем?


Спрашивает только, чтобы что-то спросить. Обычный тренинг языка и гортани. Больно ему интересны мои дела.


- Светка у меня мужа выпрашивала.


- Твоего? Или вообще?


- Моего.


- Ну, и как? Выклянчила?


- Да, я, может, и с удовольствием. Он - такой алкоголик. Но вдруг ты - против?


- Еще как против! - он поймал меня за руку, подтянул к себе и повалил на диван.


Уже среди бела дня пристает. Чумовой. Сейчас придет тетка и наткнется... Могу себе представить, что будет! Конец света в одной, отдельно взятой избе. Причём Мишка точно целехоньким останется.


- Рыжий! От пьяных дети уродами рождаются.


- Да? - он почесал за ухом, - Тогда пошли гулять. Я трезветь буду.


- А ужин?


- Господи! Я сутки подряд ем без остановки. Разгрузочный вечер мне не повредит.


- А я?


- А ты должна быть сыта моей любовью.


Попробовала бы я сообщить ему, что сыта его любовью! Меня бы стерли в порошок. Ну, что с ним делать? Гулять. Деваться некуда. Однако, чур, не по деревне. Любопытством замучают.


Только вышли за околицу, он увидел свежие копны сена в поле.


- Пошли на сено, - дернул меня за руку.


- Очумел? Время - шесть. Народ кругом. Что о нас подумают?


- Да просто посидим в сене. Я уже и забыл, как оно пахнет, - и он потащил меня к самой дальней копне, почти к опушке леса.


Мы добежали и плюхнулись с разбегу. Мишка тут же раскинул руки и опрокинулся на спину.


- Ох, хорошо. Чего-то только не хватает...


- Знаю я, чего тебе не хватает, - порылась в сене, вытащила травинку подлиннее и посвежее, сунула ему в зубы. Помнила, как он всегда раньше любил разную "зелепуху" в рот тащить.


- А ведь точно, - хмыкнул Рыжий, - Именно этого и не хватало. Теперь все. Лежим и слушаем природу.


Он закрыл глаза. Я прилегла рядом. Вечер был тихий и ласковый. В верхушках деревьев в лесу еще посвистывали птицы. Иногда налетал теплый ветерок. Одуряющее пахло свежим сеном. От опушки тянуло вечерней сыростью. Немного мешали комары. Я скосила глаз на Рыжего. Лежит тихо. Может, он и слушает природу, а у меня не получается. Вспомнился тот день, когда я ревела в кустах на опушке. Где-то здесь, кстати, шагах в пятидесяти от копны... Какая вкусная тогда продавалась колбаса. Докторская. Теперь такую не купишь. Теперь вообще с колбасой трудности. И какой замечательный был у Мишки мотоцикл. А, собственно, почему был? Он преспокойненько стоит у тетки в хлеву, за стойлом, распространяет вокруг себя омерзительный запах машинного масла. От этого запаха Милка меньше молока стала давать. Чудно! Мишка даже не вспомнил о своей "Яве" ни разу за прошедшие сутки. А ведь тогда он почти не слезал с нее. И футболки он тогда любил белые. Как хорошо васильки оттеняли его глаза. Я была в тот день счастлива? Какая странная мысль! И с удивлением поняла: да. Очень счастлива. Надо же, вот только когда сама себе созналась. Интересно, как тогда наши сыграли с Березовкой и Хлебниковым? С каким счетом?


- Продули... Три - ноль, - отозвался Мишка.


- Что?


- Ну, ты спросила, как наши тогда с Березовкой сыграли? Я тебе отвечаю: продули.


Это что же? Вслух думать начинаю? Во креза...


- Как ты догадался, о каком матче идет речь?


- Да вот думал, думал и ненароком вспомнил один погожий денек, когда вон за тем кустом нашел свою жену сладко похрапывающей. Ты ведь тоже это вспомнила? Да?


Так я тебе и призналась! Еще чего?! Совсем тогда на шею сядешь и поедешь.


- Тогда я не была твоей женой. И представить не могла, что когда-нибудь ею буду.


Мишка повернулся на бок, положил руку под голову и нахально улыбнулся:


- Это ты. А я знал. Очень даже хорошо все знал. Когда тебя спящей увидел, такой ты показалась беззащитной... маленькой, глупенькой... Ой, ой, не дерись... Полежи спокойно. Дай, закончу свою тронную речь.


- Чего это тебя понесло?


- Поговорить захотелось, - хохотнул Рыжий. - Слушай дальше. Посмотрел я на эту соню и понял: быть нам вместе.


- Я ведь на Олега тогда засматривалась?


- Подумаешь, Олег... Величина какая! - Мишка мурлыкал, как сытый кот, - Я просто знал, что это - судьба. Мое и все тут.


- Ну, да, конечно! "Мое - сказал Евгений грозно..."


- Пушкин тут не при чем. И не хвастайся своими скудными познаниями в литературе. Ты цветы брала? А клубнику? А вишню?


- Про вишню - вранье. Я вишню теперь не могу. Сроду ее не ела.


- Может, и не ела, а взять - взяла. Я-то помню. Это ты все забыла. Помнишь, ты меня в овраге за плечо укусила? - он машинально погладил широкой ладонью это место. - Заметь, не по морде дала, укусила. И не обиделась. Ты меня уже тогда любила, Алечка. Только не понимала этого и сопротивлялась. А моей задачей стало твое сопротивление сломить. Пусть даже грубой силой.


Ну? Я так и предполагала. Сопротивление его подстегивает. Ему препятствия нужны, как спортивному скакуну.


- Это ты сейчас нарочно все придумал, - надулась я.


- И вовсе не сейчас, - он притянул меня к себе и чмокнул в висок. - Да я уже тогда все понял, сформулировал и доступными словами сам себе объяснил. Вот ты Рыжиком меня тогда назвала...


- Ты и это помнишь? - удивилась я.


- Рыжиком назвала, - повторил Рыжий, - А помнишь, как боялась мне венок надевать? Ведь боялась?! Боялась, а как на меня смотрела? Я готов был тут же тебя на траву и повалить.


- Что ж не повалил?


- Спугнуть побоялся...


- Не строй из себя Дон Жуана!


- Ну, не Дон Жуан, конечно... Но мужиком я уже был и осознавал это...


- Кобелем ты был, вот кем.


- А ты - сопливой пацанкой, маленькой...


- То-то ты меня так в лесу целовал... Как маленькую!


- Да я сам обалдел! У меня до тебя баб двести было.


- Скромненько.


- Хорошо, не двести. Но двадцать - это точно. И постоянные, и так - на один раз. Но так меня никто не целовал. Аж в пот кинуло.


- Я тебя целовала?!


- А кто?


- Я тебя только попросила. Целовал ты. Я и целоваться не умела.


- Ничего себе, не умела!


- Не умела!


- А теперь научилась?


- Теперь научилась.


Ну-ка, покажи!


* * *


Более сумасшедшего времени, чем следующие две недели, у меня в жизни не приключалось. Спать приходилось урывками. Рыжий был вездесущ. Он залатал крышу и поправил покосившийся забор. Вырезал всю крапиву на задворках, вычистил нужник, скосил траву. И все это - почти не бывая дома. Тетка нарадоваться на него не могла. Я, в отличие от нее, ужасалась. Три раза в день готовить еду, греть воду и мыть посуду. Убираться, стирать, гладить, ходить в магазин. И это надо было делать в промежутках между экскурсиями по друзьям, знакомым и ближайшим окрестностям. Мы таскались по всей округе. Причем пешком. Только раз, в конце июля, поехали на мотоцикле очень далеко - за орехами. Но, естественно, орехов не привезли. Они были незрелыми. Мы пробегали целый день по лесу, доводя до заикания кукушек, швыряясь друг в друга шишками и целуясь при случае. Не то, что я, даже Мишка спал с лица. Только количество бесенят в глазах его неуклонно росло.


Он изменился. Перестал притворяться полудурком. Если раньше он держался с друзьями на равных, то теперь парни молча признавали его лидерство. Кажется, ему это нравилось. Но специально Рыжий ничего не делал для этого. Все получилось само собой. К тому же, он единственный был женат...


Олег... Ну, Олег был - само благородство. Никто ни ухом, ни рылом не знал, какие бури бушуют в его душе. Кроме меня и ... Рыжего. Мишке доставляло удовольствие дразнить Олега. Например, обнять меня за плечи у него на глазах или по-хозяйски положить мне на бедро руку. Олежка, чуть заметно морщась, отводил глаза. Его коробила Мишкина простота. А простоты-то и не было. Имело место желание уязвить. Я жалела Олега. Чувствовала себя неловко и не избегала с ним встреч. Иногда мы встречались у колодца, куда оба ходили за водой. Рыжий воду таскал только по утрам. Днем его ищи-свищи, со сворой легавых. Однажды он увидел, как мы с полными ведрами мирно беседовали, никуда не торопясь. Для меня постоять у колодца стало равнозначно отдыху. Как ни странно, Мишка отнесся к моему преступлению спокойно, ничего не сказал. Лишь перестал дергать на прогулки. Пожалел, показалось мне. Светка тоже проявляла сочувствие. Иногда помогала. Но это сочувствие было поперек горла. Она всегда маячила рядом. Всегда веселая, спокойная. Всегда рада мне. ...И Рыжему. Мишке было приятно Светкино общество. И не накокетничался он еще. Я это хорошо понимала, но, тем не менее, схлестывалась с ним из-за Светки каждый день. Он раздражался. Отговаривался тем, что не мешает мне общаться, например, с Олегом. Мы ссорились, и я расстраивалась до слез.


- Миш, ну, что мы с тобой ссоримся каждый день?


- Не переживай. Пока миримся - все в порядке, - отшучивался он.


Мирились мы с ним по ночам. Засыпали перед рассветом. Крепко обнявшись. Увы, утром все начиналось сначала.


- Нормально с тобой общаться невозможно! - к обеду заводился Рыжий, - Ты совсем не слушаешь!


- Ерунда. Очень даже слушаю. Просто устала.


- Вот Светка никогда не устает меня слушать, - цеплялся он.


- Ну, и катись к своей Светке. Ей не приходится так вкалывать. Ты же ешь, как целое стадо слонов. И кормить тебя надо не один, а три раза в день. И шмотки чистые подавай каждое утро. И чтоб в доме порядок... Я - не Будда. У меня не шесть рук, всего - две.


- Хочешь, я вообще перестану есть? - вдохновенно говорил он с плотоядным блеском в глазах, - Буду питаться одной любовью!


- С ума сошел? - по-настоящему пугалась я, - У плиты хоть иногда вздремнуть можно. А в постели разве поспишь?


Было чего пугаться. Как только за нами закрывалась дверь нашей комнаты, Рыжий превращался в настоящего сексуального террориста. Только ушла куда-то из его ласк нежность. И трепетность...


- Загнал он тебя совсем, - вздыхала тетя Нина.


Так, что я искренне обрадовалась, когда у Мишки появилась новая забава. Рыжий в армии пристрастился к волейболу. И теперь всех вокруг приобщал к любимой игре. Парни рядом с футбольным полем расчистили площадку в лесу. Врыли в землю украденные со стройки железные трубы. И скинулись на сетку. Каждый вечер деревня пустела. Молодежь отправлялась на площадку - играть. Все, кроме меня. Я в это самое время становилась к плите. Готовить вечернюю трапезу.


Рыжий появлялся ближе к ночи, когда совсем уже темнело, и громко требовал:


- Алька! Есть хочу! Тащи ужин!


А перед сном он выгуливал меня за околицей, как собачку. Считал падающие звезды и сочинял дурацкие истории. Порой усталость так одолевала меня, что я, как лошадь, спала на ходу. Мне все чаще хотелось побыть одной, немного отдохнуть. И я не возражала, что он по вечерам пропадал на площадке.


Так бы все и шло своим чередом. Но однажды соседка, Люська Кривая, сливая грязную воду из таза, крикнула мне через забор:


- Аль! Мужик-то твой где?


Я как раз собирала падалицу под яблонями. На носу был яблочный Спас. А мы с теткой всегда к Спасу варили варенье из падалицы.


- В волейбол играет...


Люська была старше меня лет на пятнадцать, имела троих детей, и раньше ко мне никогда не обращалась. Поэтому я не отреагировала. Все внимание сосредотачивала на фартуке, из которого периодически норовили выскочить яблоки.


- А ты чего дома сидишь? - снова крикнула Люська.


Вот неймется-то человеку. В бабы уже записали меня, что ли?


- Да дел много!


- Все дела не переделаешь, а мужика потерять можешь...


- Это как? - я выпрямилась и нечаянно отпустила края фартука. Падалица посыпалась на землю с глухим стуком.


- Запросто! Подружка уведет, - Люська поставила тазик на землю, подошла к забору и навалилась на него могучей грудью, - Все уже говорят...


- Давно говорят? - сердце у меня захолонуло. Просто так говорить не будут. Уж это-то я знала.


- И... хватилась, милая... Почитай, недели три...


Я повернулась и пошла к дому, на ходу снимая фартук.


- Ты что брешешь, Люська?! Глаза твои бесстыжие! - возмутилась тетя Нина, которая, оказывается, стояла на крылечке и все слышала.


- Пес брешет, Нина Санна! А я правду сказала: уведет у нее Светка мужа, - отозвалась Люська, - Вот попомнишь мои слова!


- Тьфу на тебя! - плюнула в ее сторону тетка.


Люська покрутила пальцем у виска и отвалилась от забора. Пошла по своим делам, покачивая внушительным задом.


- Ты не слушай ее, Алечка... Дура она - баба, и слова у нее дурацкие!


"Алечка" вместо привычной "Александры" насторожило. И голосок у тети Нины что-то слишком жалостливый. Я внимательно посмотрела на тетку, и та вдруг отвела глаза в сторону.


- Эй, да ты тоже, выходит, знаешь?


- И не знаю я ничего, и врут все люди, - пробормотала тетя Нина, спасаясь бегством на кухню.


- Нет, постой, - я успела поймать ее за подол, - Садись и, давай, выкладывай.


Тетка покорно присела на ступеньку и опять отвела глаза. Теребила край подола, покряхтывала.


- Ну? Говори! Да говори ты! Не бойся!


- Ну, провожает он ее каждый день.


- Это я и без тебя знаю. Что еще?


- Обнимались они... Люди видели... Ой, Аля, Алечка, ты что? Все мужики - кобели. Мишенька-то у нас еще из лучших. Аля, Аленька, господь с тобой!..


Но я уже не слушала ее. Я бежала в свою комнату. Сбросила затрапезный халат. Надела новый тренировочный костюм, который год берегла.


Дорога к лесу почему-то показалась очень длинной. Бежать не хватало сил. Я все больше замедляла шаги. Ну и что я ему скажу? И ей? Да ничего не скажу. Посмотрю на них только.


Появиться у площадки незамеченной оказалось проще простого. Народ был в таком ажиотаже, что, пройди там колонна танков, никто бы не заметил. Я встала за сосну и принялась глазеть.


Красивая игра - волейбол. Сильные, гибкие тела. Мощные и быстрые прыжки. Крик, свист, смех.


Мяч ушел в аут. Светка с Мишкой играли в одной команде. Стояли рядом. И смотрелись красиво. Стало тоскливо... Вероятно, опоздала я порядок наводить. Вот у них смена позиций. Светка на подаче. Взяла мяч. Немного наклонилась вперед. Потом, в невысоком прыжке слегка откинувшись назад, точным движением послала мяч через сетку. Петька Козлов, который стоял в другой команде под сеткой, не рассчитал силы и выпустил из рук мяч. Никто не помог ему. Не успели.


- Очко! - заревели зрители.


А Мишка, меняя место, на ходу обнял Светку за плечи и чмокнул в нос. Так, как когда-то чмокал меня и давно уже перестал.


- Пришла игру посмотреть?


Я вздрогнула. Рядом стоял Олег.


- Ага! Посмотреть!


Он тихо улыбнулся.


- Ну и как?


- Красиво, - вздохнула я.


- Будешь с нами играть?


- А я не умею. И домой через пять минут надо.


- Очко! - снова заревели зрители.


Теперь очко заработал Рыжий. И уже Светка повисла у него на шее. Он обнял ее одной рукой, крутанул в воздухе. Олег перехватил мой взгляд.


- Иди домой, Аль. Хочешь, провожу?


- Проводи, - согласилась я, снова взглянув на Светку. Нет, я ей не соперница. Куда мне?! Старый комплекс, оказывается, был жив.


Олег отошел к другой сосне и вытащил из груды вещей свою любимую черную спецовку. Интересно, сколько лет он ее носит? Лет шесть, не меньше.


- Олег, ты куда? - окликнул его кто-то из ребят.


- Я сейчас, - махнул он рукой, - Я сейчас вернусь.


Мишка, который в тот момент в толпе игроков спорил о нарушении правил и подсуживании с Толиком, исполняющим роль арбитра, кинул на Олега мимолетный незаинтересованный взгляд. Случайно заметил меня... Правая бровь у него удивленно приподнялась. Я вспомнила, как мы хохотали над этой манерой в первый день его возвращения. Раньше у Рыжего такой привычки не было. Впрочем, теперь он мог сколько угодно играть своими бровями. Я не хотела его видеть.


- Пойдем? - негромко спросил Олег.


И получил в ответ короткий кивок. Мы не торопясь пошли по направлению к дому. Рыжий, поверх голов, смотрел нам вслед. Глаза заледенели. Но он не подумал нас догонять. Как же? Игра не закончена. И Свету потом надо проводить. Я же его знала, как облупленного. Еще и меня обвинит - с Олегом ушла! Да... дела были невеселые...


- Ты что молчишь? - спросил Олег.


- А о чем говорить? - отозвалась я.


- Конечно. И так все ясно, - он говорил серьезно и не думал смеяться надо мной, - Я не оправдываю Светку. Она ведет себя, как скотина. Но зачем ты себе будешь нервы мотать? У вас и так с Мишкой не семья, а цыганский табор.


- И что же я должна делать?


Он положил мне руку на плечо и развернул к себе. Спокойно посмотрел прямо в глаза.


- Помнишь, я пошутил, мол, вы разведетесь? В каждой шутке есть доля шутки. Разводись!


- Зачем же тогда было выходить замуж? - мои ноги снова понесли меня к дому. Трудно было смотреть Олегу в глаза. Практически невозможно.


- Ты ведь назло мне вышла за него? Да? - в этом вопросе не ощущалось назойливости. Только уверенность.


- Да, нет. Я об этом и не думала. Он все решал за меня. Скомандовал, я подчинилась.


Говорить Олегу правду не хватало мужества. Да и не к чему ему было знать эту правду, горькую и обидную. Мы уже молча дошли до моей калитки на задворках.


- Спокойной ночи, Олежка.


- Аля!


Пришлось остановиться и повернуться к нему.


- Если нужно подождать, я подожду. Ты поняла?


Я все поняла. Это он не понял, что ждать придется очень долго. Вероятно, всю жизнь.


Щеколда на калитке тихо звякнула.


- Аль, это ты? - тревожно спросила из сгущавшихся сумерек тетка.


- Я, теть Нин.


- Миша с тобой?


- Нет, играет. Пока, Олег, - протянула ему руку.


- Ты подумай, - крикнул он мне вслед.


- Это тебя кто провожал-то? Олег, что ли? - заинтересовалась тетка.


- Олег.


- Ох, Алька... Узнает Мишка, голову оторвет.


- А он знает, - я стояла у поленницы и шарила рукой в дровах. Мы со Светкой купили на двоих пачку "Космоса" и прятали ее там. - Ты иди в дом, теть Нин. Я здесь посижу немного. Одна хочу побыть.


- Вы поругались? - окончательно расстроилась тетка.


- Как ни странно, нет. Не успели еще. Только будем. Ты иди, иди.


Она ушла в дом, а я села за поленницей на обломок старого чурбака и достала сигарету. Вечернее небо с одного края отливало зеленью, с другого быстро унизывалось звёздами. Оно навевало покой, отгоняя злые мысли. Смотреть на него и ничего другого не видеть, ни о чём гадком не думать, не испытывать оглушающей боли. Одной сигареты показалось мало. Докурила и вытащила еще одну. Затошнило. И крепко. Но с третьей сигаретой тошнота прошла. Теперь не мешало бы и выпить, чтобы окончательно притупить эту боль проклятую.


- Аль, - послышалось от крыльца, - Миша вернулся. Иди в дом.


Да пошли вы! Вместо ответа закурила четвертую сигарету.


- Александра! - Мишкин голос раздался совсем рядом с поленницей, - Ты мужа кормить думаешь?!


Он завернул за угол и увидел меня с сигаретой. Присвистнул.


- Ничего себе... новости...


Свистишь? Ну-ну... Ты еще много чего не знаешь. Да, и, вообще, знаешь ли ты обо мне хоть что-нибудь? Ты ведь никогда не интересовался... А если всё же интересовался, то с кем была и что делала? В основном, на предмет парней.


- Ужинать будем или как?


- Я не готовила. Я ходила на площадку - смотреть игру.


Рыжий прищурился.


- Что случилось?


- А ничего. Отдохнуть захотелось. Погулять. Один день можно и без ужина. Кстати, вечером наедаться вредно. Врачи не советуют.


- Мне и без тебя хорошо известно, что они советуют, - он спокойно отобрал у меня недокуренную сигарету и сунул ее себе в зубы, - Курить они тоже не рекомендуют.


- Ну и бросай на здоровье. А мне как-то не хочется.


- Хочется тебе, не хочется, но чтоб я этого больше не видел, - Мишка начинал злиться.


Еще одна сигарета оказалась у меня в руке. Я, не торопясь, прикурила и так же, не торопясь, сказала:


- Ты больше не командуй. Надоело.


- Что? - он, кажется, ожидал крика, упреков, слез, чего угодно, только не спокойного отказа подчиняться. Не отстраненности...


- Не командуй мной больше - подчиняться не буду. А хочется есть - иди к Светке.


- Опять! Тебе не надоело?


- Я же тебе сказала, что надоело. Больше ничего не будет. И не жди, не теряй времени. Лучше сразу вещи собирай и переезжай к Светке.


- Твоя ревность у меня вот где сидит! - Мишка провел большим пальцем по горлу.


- Да не ревность это, - с жалостью взглянула на него, - Ревнуют, когда ощущают себя ущербными. Я себя ущербной не чувствую. Не хуже других.


- Что, замену нашла? - Мишка даже не злился уже, он был в шоке.


Ну, вот, все в порядке. Все, как заведено.


- Ты про Олега? Напрасно. Он меня просто проводил. Уже темнело, а моему мужу надо было закончить игру. Это он тебя, Миша, выручил.


Окурок обжег пальцы и я, тихо ойкнув, выронила его.


- Обожглась? - Рыжий хотел посмотреть, по привычке все решая за других.


Я убрала руку за спину.


- Шутки шутишь? - он сильно тряхнул меня за плечо.


- У нас с тобой шутки кончились, Миша. Можешь кричать на меня и говорить гадости. Можешь презрительно не замечать меня всю жизнь. Можешь даже ударить. Ничего я больше не боюсь...


- Аль, у тебя с головой все в порядке? - потрясенно спросил он, - Когда это я тебя бил?


- Наверное, у меня действительно не все дома. Чего ж удивляться? Если с тобой еще годик пожить - окончательно созреешь для психушки.


Такого плевка в рожу, Мишка, конечно, не ждал. Я и сама не понимала, зачем так оскорбляю его. Молчание затянулось. Стало совсем темно. И так тоскливо...


Рыжий не выдержал первым.


- Ну и что дальше? - враждебно поинтересовался он.


- А ничего. Живи себе: бегай по друзьям, по девушкам, играй в волейбол. Только меня больше не трогай. Я не кукла, с которой можно поиграть и бросить.


- Понятно, - протянул он, - Кто-то наболтал про нас со Светкой. Так?


- Наболтали. И сама видела.


- Какая чепуха!


- Кому как, а по мне, так вполне серьезно. На чепуху такими глазами не смотрят. Чепуху так не обнимают и в нос не чмокают.


- Все сказала? - он опустился рядом со мной прямо на землю. Смотрел в сторону.


- Все. Теперь иди к своей Светке.


- Хорошо. Я со Светкой, а ты что будешь делать?


- А вот это тебя не касается. И не переживай, одна не останусь.


- С Олегом сойдешься? - не столько вопрос, сколько утверждение.


Опять двадцать пять. Олег ему, видите ли, за каждым кустом мерещится, покоя не дает. О своей вине и не вспоминает! Ладно! Хочешь Олега? Будет тебе Олег.


- Это уж как у нас с ним получится. Может, и сойдусь.


- Давай, давай, - презрительно бросил Мишка, резко вскочив, - Я всегда знал, что мы любим трусов...


И тут меня прорвало. Сейчас я тебе, Рыжий, все выложу! Как на духу! Хоть раз скажу то, что на самом деле думаю.


- Да, он трус. Вернее, был трусом. Но он, по крайней мере, в постель меня не затаскивал и в мужья не набивался, чтобы потом по девкам бегать.


- А я набивался?!


- Нет, это я сама тебе на шею вешалась и упрашивала: "Мишенька, возьми замуж!" А ты меня с шеи стряхивал. Ты на Олега больше не кивай. Он... Он честно поступил. Он в себе сомневался и тебе так и сказал. Помнишь? Сказал, что есть и лучше девчонки, что поищет. Поискал. Понял, что для него лучше нет. Сам убедился, теперь и меня имеет право убеждать. Тебе, между прочим, место свое уступил. Хотя и знал, что он нравится мне. Не очень-то смело, зато честно. Это ты у меня даже не поинтересовался, а как я к тебе отношусь? Не больно это тебя волновало. Главное, место свободное вовремя занять. Ты, я вижу, подзабыть все это успел?


Выпалила ему все и сама испугалась: что же это я несу?


Рыжий молчал. Молчал долго, обдумывал. Потом хмуро спросил:


- Откуда ты про этот разговор знаешь? Он протрепался?


Мне бы здесь промолчать. Но тогда виноватым останется Олег, а он не при чем.


- Сама. Я сама слыхала это. Своими ушами. Вы тогда как торговую сделку на меня заключили.


- Подслушивала? - с ненавистью спросил он, - Следила?


Откуда-то накатились усталость и полное безразличие.


- Вот еще! Мне не спалось. Олег меня тогда один провожал, без Светки. Мы хорошо с ним поговорили. Все у нас могло получиться. От радости я заснуть не могла. Вылезла через окно и пошла к озеру, походить.


- Ну и?


- Ну и услышала ваш разговор.


- Подслушивала! - горько усмехнулся он.


- Ничего подобного! Я просто присела на иву. На минутку присела. А тут вы идете, а я в ночной рубашке. Стыда не оберешься, если увидите. Куда деться? И пришлось в траву сигануть. Долго ждала, пока вы трепались. Ты ушел, а Олег с Толиком еще минут десять сидели. Приятные вещи говорили.


Рыжий подавленно молчал. До меня уже начало доходить, что этого нельзя было ему рассказывать, это для него убийственней измены, когда он наконец открыл рот:


- Так ты из-за нас тогда плакала?


- Да, - зло ответила я, только злилась уже не на него, а на себя. Этого он мне никогда не простит. Никогда. И ничего не объяснишь, ничего не докажешь. Кажется, все и навсегда сейчас было сломано.


- Значит, ты со мной целовалась назло ему? Персонально я тебе был не нужен?


Мне нечего было ему сказать. Доказывать, что в тот день для меня многое действительно изменилось, бесполезно. Не услышит. Потому что не захочет услышать. Да он и не ждал оправданий. Он просто размышлял вслух. Горько звучали его размышления:


- Господи! Ты, наверное, отплевывалась от моих поцелуев... Не противно было? Я-то, я-то, дурак, поверил... И как было не поверить? А ты, значит, и не любила меня никогда? Что же ты, змея, в постель-то со мной легла?...


- Думай, что хочешь. Но шлюхой я никогда не была. И в постель с тобой легла не из желания насолить Олегу.


- Ну, да, от страстной любви... - спокойно заметил он, - Нет, ты - не шлюха... ты - хуже шлюхи...


Я повернулась и ушла. А что оставалось делать? Плакать, умолять, доказывать ошибочность его выводов? Не поможет. Москва слезам не верит. Рыжий тоже. Все было кончено. Не Светка, я сама разрушила свой мир. И его мир тоже. И нет мне за дурость прощения. Пусть меня теперь бог накажет. Я-то себя уже наказала на всю оставшуюся жизнь.


* * *


Я не знаю, где ночевал Мишка. Лично мне в нашу комнату идти не хотелось. Моя узкая кровать являлась слишком сильным напоминанием о том, что я натворила. Господи, жить - и то не хотелось.


Сон застиг меня в сенях на приступочке. Утром я и проснулась сидящей в той же позе. Разбудили голоса тети Нины и Мишки. Начало их разговора я не слышала, спала. Услышав, о чём они толкуют, сразу пожалела об этом.


- И что же теперь? Разводиться будете? - охала тетка.


Они стояли прямо за дверью. Нашли место!


- А как мы с ней будем жить, если я ей не нужен? Ну и она мне тогда не нужна...


- Как это? Как это, не нужен? - разволновалась тетка, - Ишь ты, чего выдумал!


- Не надо, теть Нин. Что я, маленький, что ли? Не понимаю? Все мы с ней вчера выяснили. Если она не любит, силком не заставишь. И не надо. Проживу и без ее любви как-нибудь. Девок много, найдется кому утешить.


- Кто это тебе сказал, что она тебя не любит? Она? Да не могла она так сказать!


Я прислушивалась и злилась. Это когда же, интересно, я ему такое говорила? Врун несчастный. Девок, значит, много? Найдется, кому утешить? Ну и пусть катится, откуда пришел, раз он такой! Без него обойдемся. Не заплачем. Вот как раз плакать-то вдруг очень захотелось. Но живо вспомнились его слова: "Ох, и любишь же ты, Алька, поплакать!" Не буду. Как бы ни хотелось, не буду. Не дождется. Ага! Опять недовольно бубнят. Уже на терраске.


- Это, наверное, она из-за Светки так себя повела. А ты тоже хорош! Зачем обнимался?


- Подумаешь? Что в этом такого? Светка сама на шее виснет. Я что, железный?


- Нет, ты скажи, зачем обнимался? Вся деревня об Альку языки треплет.


- Мало ли с кем я там обнимался? Не тайком же где-нибудь...


- Альки тебе мало было?


- Теть Нин, ты сама посуди: Альку обнимешь, глянь, она уже спит.


- Рано ты, Рыженький, женился, - вот что я тебе скажу. Не нагулялся, значит, еще... - вздохнула тетка.


- Ну, счастливо оставаться, теть Нин.


- И куда ж ты, изверг, теперь-то?


- К родителям. Куда еще?


- Не уезжал бы ты, Миша! Ведь она любит тебя, Алька-то. Она тебя до беспамятства любит.


Еще чего выдумала! Пусть уматывает. Никто его здесь не любит.


Мимо сеней пробухали шаги. Хлопнула дверь. ...Уехал!


* * *


В комнате остался его чемодан. Забыл. Так торопился сбежать, что забыл свои вещи. Впрочем, сюда он привез старье. На радостях предки его с головы до пят в новое оденут. За своим барахлом Рыжий все равно не вернется. Я тоже Мишке не повезу, характер не позволит. Видно, здесь и стоять этому чемодану до скончания века. Выкинуть - рука не поднимется. Это же его вещи! От них Рыжим пахнет!


Тишина какая! Только часы тикают. Что же так тихо? Как будто кто-то умер. Да это же я умерла... Я!!!


Захотелось выть. А слез почему-то не было. Уж лучше бы слезы, чем так! В дверь заглянула тетя Нина:


- Чего сидишь? Беги, догоняй его! Непутевая!


- Никуда я не пойду! - у меня затряслись губы. - Пусть уезжает!


- Зачем обидела мужа?


- Никто его не обижал. Он сам себя обидел!


- Тьфу, дура! - в сердцах плюнула тетка, - Вот и кукуй теперь соломенной-то вдовой.


Дверь захлопнулась.


Как это она сказала? Соломенная вдова? А ведь и, впрямь, соломенная...


* * *


Слезы так и не пришли. И головой об стенку я не билась. Просто жизнь потеряла для меня всякий смысл. Ничего больше.


На следующий день прибежала Светка:


- Олег танцует от радости!


- Ты, наверное, тоже...


Светка присела на стул и вдруг, неожиданно для меня расплакалась:


- Не понимаешь разве, что он сюда больше не приедет? Зачем Мишку прогнала?


Она даже ногой в сердцах пристукнула.


Я хмуро посмотрела на нее. Выходит, и она ему не нужна. Ему никто не нужен.


- Ты, Светик, на меня ногами не стучи. Я - ему жена. Дело это семейное, не твое. И, кроме того, из-за тебя у нас все так вышло.


- Ты сама виновата, что у вас с ним все...


- Можешь радоваться. Не терпится результатом воспользоваться? Хочешь, я тебе его телефончик дам? Позвони. Он счастлив будет.


Светка перестала хлюпать носом и подняла на меня недоверчивые глаза:


- Ты шутишь?


- Какие уж тут шутки!


- Нет, правда? Не врешь?


- Нисколько.


- Значит, вы разведетесь.


Боже мой! Как они с братом этого хотят. Просто спят и видят. С нашими чувствами не считаются, в голову не приходит.


- А что, без штампа в паспорте тебе с ним спать зазорно? Я - спала. Как видишь, не покалечилась.


- Ты его не любишь? За что? - удивилась Светка.


Я с жалостью смотрела на нее. Ну, до чего глупа! В том-то и дело, что люблю. Только слишком поздно сама себе в этом призналась. Слишком поздно.


- Что мне Олегу передать?


- Ничего.


- Как это? - не поняла она, - Он же ждет!


- Нечего ему ждать! Не-че-го! - раздельно, по слогам, для полной ясности, произнесла я.


Светка попятилась от меня, как от ненормальной.


* * *


Целую неделю я никого не видела, потому что не хотела видеть. Оставалось продержаться еще недельку, а там уже и в город пора. В городе будет легче. По опыту известно. Так уже один раз было. Нет, не так. По-другому. Три года назад я не знала, кого могла потерять. Понятия не имела.


Зарядили дожди. Мелкие, - как сквозь сито, - зябкие. Тоска давила сердце, сжимала в ледяном кулаке. Ничего не хотелось делать. Я и не делала ничего. Даже постель не убирала. Сидела у окна и смотрела на клумбу с помятыми Рыжим цветами. Они до конца не выправились, не отошли. Кривые, поломанные стебли лежали в мокрой траве, но все еще боролись со смертью. Вот и я так же.


Тетка меня не трогала. Боялась. И жалела. Один раз заходила Светка. Тетя Нина ее не пустила. Я слышала, как они разговаривали на крылечке, прямо под дождем.


- Так и сидит?


- Так и сидит. И молчит, молчит. Не в себе она. Ты иди, Света, иди. Наделала ты уже дел. Иди. Не надо нам тебя.


- Что, она? И не ест?


Почему не ем? Ем. Правда, что придется и когда придется, но ем. Даже чай иногда пью. Только не понимаю, зачем есть, если не хочется? Все равно, и ем, и пью. Одеваюсь, умываюсь, причесываюсь. А еще думаю, думаю.


Что-то не так получается в моей жизни. Почему? Я знаю, виновата сама. Но в чем? Если бы я могла предположить, как будет складываться моя жизнь, ни за что на свете не попросила бы тогда Рыжего поцеловать меня. Все с тех пор пошло наперекосяк. Что же не так я сделала? Разве я не любила его? Нет, так невозможно думать. Эти серые обои в белые ромбики - раздражают, выводят из себя. Эти часы, зеркало... Эта унылая неопрятная кровать... Тоска-то. Хуже тюрьмы. Зачем это я сама себя в комнате заперла? Вот дура-то...


- Теть Нин, я пройдусь немного.


Тетка доставала в сенях подойник со стены. Тянулась за ним на цыпочках - Мишка слишком высоко вбил гвоздь. Она вздрогнула. Подойник со звоном свалился на пол.


- Ох, ну и напугала ты меня. Чего тебе?


- Я пойду погулять.


- Куда гулять? Дождь на дворе.


- Да он мелкий. Я дождевик надену и сапоги.


- Ну, пройдись, - она вздохнула, - Авось полегчает...


Про Светкин визит ни словом не обмолвилась. Жалеет. Думает, все пройдет.


Все пройдет? Смешно. Я надела сапоги, дождевик и вышла на улицу. На деревне никого. И здесь все серо, уныло. Ручьи прочерчивают кривые руслица в утоптанном песке дороги. Лужи - водохранилищами. Кусты согнули ветки под тяжестью намокших листьев, роняют в траву веские капли. До чего безрадостно! Пойти что ли в лес? На родник. Правда, там сейчас грязи - алла! Но ведь я осторожненько. А если и сверну себе шею, то так мне и надо!


По грунтовой дороге идти было легко. Через поле, по стерне, тоже. А вот в лесу, на тропинке ноги то и дело разъезжались в разные стороны. Глина размокла, старалась ухватить за сапог или, наоборот, отталкивала. Вот здесь я закончила плести первый венок, и Мишка показал мне большой палец. Черт, чуть не упала! А вон там, ха-ха, в колдобине застряла "Ява", Рыжий свирепо матюгнулся и, ха-ха, так перепугался, вдруг я на его матюки внимание обратила? Ноги у меня скользили все больше. Что же это такое? А-а-а, вот и пень - здесь мне ногу лечили, - совсем трухлявым стал... Зарос у корней костяникой. Не буду смотреть на эту сосну. Не хочу вспоминать. Я опять поскользнулась. Хочешь, не хочешь, а вспоминается. Как забавно подрагивали васильки на рыжих кудрях. Обалденно Рыжему венок шел. Сейчас Мишкины кудри почти восстановились. Только я их больше не увижу. А так любила наматывать светлые прядки на палец. Вот он, спуск к роднику.


Я остановилась у самого овражка и осмотрелась. По тропинке не спуститься, слишком скользко. Схитрив, я полезла вниз по склону там, где когда-то подвернула ногу. Трава тоже скользила под ногами. Мокрая.


Вот и родник. Какой он мутный! И шипучих пузырьков нет. Попить, что ли? Пить из него не стала. А три года назад он был прозрачный-прозрачный. И Мишка так смешно стоял, прижав руки к бокам. Пусть не врет, что хотел меня в тот момент на траву повалить. Трепач. Сам, небось, боялся.


Я огляделась вокруг. Нашла глинистый бугорок и присела на него. Ничего, дождевик после отмою. В чем же дело? Почему не получилось у нас? Ведь я же его любила. Любила? Вот именно. Даже самой себе не сознавалась. А ему? Ему-то хоть раз сказала об этом? Хоть намеком дала понять? Да ни разу, ни разу. Чертова кукла. Теперь призналась: тетка права - люблю без памяти. Только поздно. И куда теперь со своей любовью? Под поезд? Ведь он же так и не узнал, что он для меня - единственный. Со всеми его недостатками. Нет второго Рыжего в мире.


Где-то далеко стрекотал, стрекотал мотоцикл. То затихал звук мотора, то снова возникал поблизости от леса. Надо же, ревет, как Мишкина "Ява". Наверное, это дяди Коли Тарая. У него тоже глушак потерян. С пьяну потерял. На новый разориться - жаба дядю Колю душит. Легче всю деревню терроризировать треском и грохотом. Я разозлилась. Катается туда-сюда, тарахтит бессовестно. Думать мешает. И что его нелегкая в дождь носит? Ведь я так ни до чего и не додумалась. Но мне же надо, надо придумать, как жить дальше? Без Мишки жить?


Я поднялась. Посмотрела на небо - темное. Решила идти домой. Опять этот чертов мотоцикл. На чем я остановилась? А что, если...? Меня не тошнило по утрам?


Я карабкалась на тропинку по мокрой траве, цепляясь за нее руками. Лихорадочно рылась в памяти. Головокружение, солененькое? Ничего подобного не вспоминалось. Может, еще рано? Может, еще затошнит? Вот ведь глупости какие в голову лезут. Тетка, наверное, беспокоится, что меня долго нет. О чем это я думала? Рожу дочку. Нет, лучше сына. И назову... Как назвать-то? Игорем, вот. Игорь Михайлович. Звучит? Ага, годится. Он будет расти, расти и пойдет в школу.


Я и не заметила, как вышла из леса в поле. И мы поедем в парк Горького. Нет, лучше в Зоопарк. Да, в Зоопарк. Будем мартышек смотреть, слонов, мороженым лакомиться. И там встретим его. Со Светкой. А мой Игорек вырастет точной копией Мишки. Рыжеватые кудри и голубые глаза. Я подошла к калитке и взялась за щеколду. Так. Мы их встретим и пройдем мимо. А они так и останутся стоять на месте и смотреть нам вслед. Быстро я дошла. Надо же, как руки замерзли - еле дверь открыла. Прошла в коридор. Дождевик - на вешалку. Сапоги грязнющие - подальше от теткиных всевидящих глаз спрятать. Завтра помою, сегодня сил нет. Из большой комнаты в слегка приоткрытую дверь пробивался свет. Бубнили голоса. У тетки гости, что ли? Наверное, бабка Серафима заглянула на чашку чая. Самоварным дымком тянет. Не пойду здороваться. Обойдутся. И пошла на цыпочках в свою комнату.


- Аль, ты что ль?


Ну, тетка! Услышала. Пришлось ответить:


- Я.


Тетка, не выходя ко мне, снова закричала:


- Иди сюда!


- Потом, я переоденусь, - откликнулась я и шмыгнула к себе.


Ох, как хорошо, что кровать не убрана. Я быстренько разделась. Залезла на кровать и завернулась в одеяло. Сейчас станет тепло. На чем я остановилась? Значит, пройдем мимо. Пусть предатели обомлеют. А дальше? Что бы еще придумать? Дальше у меня не придумывалось, и я закрыла глаза, стремясь сосредоточиться. Дверь в комнату скрипнула. Это, конечно, тетка. Ругаться будет, что грязи натащила. И что поздороваться не пошла. Я с легким вздохом открыла глаза. На пороге стоял Рыжий. Вернулся!


За чемоданом, что ли? Не мириться же, в самом деле. Зачем, зачем приехал? Это просто садизм. Только бы не заметил, в каком я смятении... Так. Спокойно, Аля. Закрой глаза, передохни. Это у тебя просто паника. От страха. Обыкновенная паника.


Я еще больше закуталась в одеяло и сделала вторую попытку открыть глаза. Он стоял на пороге. Мне не приснилось. У меня вдруг начался такой озноб, что даже зубы застучали.


- Аля! - Мишка был до неприличия растерян и жалок. Столь беспомощным я его не видела никогда.


- Аля! Я не смог... Я... нам надо поговорить...


О чем? О чем? Ведь все уже сказано. Уже поставили точку. Нельзя же хвост по кусочку рубить. К чему мучить себя и других?


- Хорошо, - согласилась, вовсе не собираясь соглашаться, - Заходи. Что на пороге-то стоять?


Он вошел и закрыл за собой дверь. Остановился посреди комнаты, не зная, что делать дальше.


- Садись сюда, - я подвинулась, освобождая место.


Он аккуратно присел на краешек, избегая глядеть мне в лицо.


Как осунулся! Бедный мой! Глаза больные, тоскливые. Да что же это с тобой происходит, родной?


- Ты за вещами вернулся? - спросила тихо и осторожно, жалея его и себя, боясь услышать в ответ короткое словечко...


- При чем тут вещи? Я... - он нашел в себе силы посмотреть мне прямо в глаза, - Я подумал, что ты не могла мне все время...


Так трудно давались ему слова. Ему, кто за словом в карман сроду не лазил.


- Так быть со мной... и не любить... Ведь нельзя, правда же?


Меня трясло в ознобе, и ответить ему не получалось. Тоже слова никак не подбирались.


- А если так и есть, - он отвернулся и опустил голову, - Я подумал... Ты все-таки моя жена... И ты со мной... Я не думал, что... мне очень плохо без тебя... совершенно невозможно без тебя... Я никогда раньше не говорил тебе, не считал нужным... Я... я люблю тебя, Аля. Прости меня... Я сам не знал, что так тебя люблю... И если ты простишь, то, может быть, не сейчас, когда-нибудь... ты сумеешь хоть чуть-чуть полюбить меня...


Он сидел, сгорбившись, и, кажется, ни на что не надеялся.


Мне надо было обнять его. Но так знобило, что я боялась даже руки из одеяла вытащить. Поэтому просто подвинулась к нему и уткнулась лбом в его крепкое, круглое плечо.


- Глупый, какой ты глупый!


- Ага, - с тоскливой покорностью согласился Мишка, не оборачиваясь, - Я и сам знаю...


- Ничего-то ты не знаешь, чудак! Это же надо быть настолько слепым, чтобы ну ничегошеньки не видеть! Да я же люблю тетя, как последняя дура!


Рыжий замер. Я почувствовала, как напряглось у него плечо.


- Что ты сказала? Пожалуйста, повтори еще раз, - попросил он.


- Я люблю тебя, как последняя дура!


- А почему, как последняя дура? - опешил он, медленно поворачиваясь ко мне.


А синячищи-то, синячищи под глазами! И бледный какой!


- Потому что все твои выходки прощаю... и буду прощать, - вздохнула я.


- Аля! - кажется, он не очень-то и верил мне.


- Что, Аля? Что, Аля?


- Тебе холодно? Ты замерзла? Ты вся дрожишь, - неожиданно сказал Рыжий.


Только заметил! Я кивнула. Он сгреб меня своими ручищами и прижал к себе. Ох! Как хорошо! Как тепло! Как спокойно!


- Где ты была? Я тебя везде искал. Тетя Нина чуть с ума не сошла. Сказала - ты гулять пошла. Я все объездил...


- Так это твой мотоцикл стрекотал сто лет прямо над ухом?


- Мой. А где ты пряталась?


- На роднике.


- Зачем? Что ты там делала? - удивился он, - Смотри, как промерзла.


- Я тебя вспоминала...


Он потерянно улыбнулся и дотронулся губами до моего виска.


- Ну, чего ты дурака валяешь, - меня взяла досада. - Думаешь, три года назад тебя просто так, из мелкой мести, попросили поцеловать? Я же тогда всю дорогу до самого родника изобретала различные поводы... Никак не получалось тебя спровоцировать. Пришлось просить открытым текстом... Боялась, не поддашься ни на какие уговоры. Ведь у родника ты даже пальцем не пошевельнул.


Рыжий глубоко, с облегчением вздохнул и еще крепче прижал меня к груди. Кажется, пришло все-таки время сказать ему правду.


- Да я влюбилась в тебя в одну секунду. Тогда, в овраге... Ты только мне в глаза заглянул - и все... Знаешь, как я жалела, что ты тогда свою хваленую настойчивость не проявил?


Я действительно сказала Рыжему правду. Ту самую, от которой так долго бегала сама. Он в овраге заглянул мне в лицо. Я увидела веселых чертиков в ледяных лужицах его глаз, тонкую золотистую россыпь веснушек на щеках. И влюбилась тут же. Без памяти. Раз и навсегда. Как же я плакала по ночам, когда все-таки уехала в город. Как мечтала о случайной встрече. Хотя бы где-нибудь в толпе. И как счастлива была, когда он нашел меня. Так неожиданно. И был так решителен. Я вспомнила: он захлопнул за собой дверь, погасил в прихожей свет, и мы целый век не отрывались друг от друга. А потом он прошел в комнату и спокойно сказал:


- Постели постель. Я не хочу, что бы мы, как мелкие шкодники, жались в коридоре. Это слишком серьезно. И пусть у нас все будет по-настоящему.


У нас и было все по-настоящему. Мы никуда не торопились. Ничего не стеснялись. И ни о чем другом не думали. Помню, мы стояли в темноте возле постеленного на ночь широкого отцовского дивана. Раздетые. И молчали. Готовились к чему-то неизвестному. Помню первые робкие прикосновения и ласки. Помню все слова, которые мы сказали друг другу в ту нашу первую ночь.


Мишка взял в ладони мое лицо:


- Алька! Мы с тобой натуральные дураки! Только последние дураки могут так запутаться.


- Ага, - вдруг всхлипнула я, неожиданно даже для самой себя.


Вот они - слезы. Пришли, наконец. Главное, вовремя. Только их нам с Рыжим теперь и не хватало.


- Алька! Давай сначала? Я только сегодня вернулся из армии. И ничего у нас еще не было: ни ссор, ни обид...


- Давай, - робко согласилась я.


Глаза у Мишки потеплели. В них запрыгали знакомые чертики.


Большие, теплые руки легли мне на плечи. Призрак цунами замаячил где-то очень близко.


- Привет, любимая! - сказал Рыжий и наклонился ко мне.


Часть III


"Ох, Рыжий!.."


Чай был теплый. Не горячий и не холодный, а именно теплый. Такой, как я любила. Наконец-то Светка стала признавать за мной право иметь собственные пристрастия. Да и пора бы уже. Вроде, выросли ...


Мы сидели у Светки в ее роскошной девятиметровой кухне. Не кухня, а танцзал какой-то. И обсуждали самое невероятное событие в ее жизни. В Светкиной жизни, разумеется. Она собиралась замуж.


Накануне она позвонила мне на работу.


- Алька! Ты что делаешь завтра?


- Стираю рабочие халаты мужа. Он приволок домой сразу пять штук. И пару штанов.


- Каких штанов? - не поняла Светка.


- Операционных.


- А ... знаю ... Зелененькие такие?


- Ну да.


- Слушай, а ты не можешь отложить это грязное дело на послезавтра?


Светка была явно перевозбуждена. Это просто сквозило в ее голосе.


- А послезавтра мне везти тетю Нину в клинику.


- Ой, я и забыла, - спохватилась Светка. - Ну, как там она?


- Да ничего ...


Мне было совершенно ясно, что Светке бесполезно сейчас рассказывать о своих проблемах. Она просто не в себе.


- А что, собственно, случилось?


- Ой, такое, такое ... Приедешь - расскажу!


- Одной приезжать или с Рыжим? - поинтересовалась я.


На какое-то мгновение в трубке установилась тишина, как будто Светка запнулась. Затем она уже медленнее, чем раньше, проговорила:


- Нет, приезжай, пожалуйста, одна.


Я весь вечер ломала голову, что такое могло у нее произойти? Потому была немного рассеянна. Тетя Нина, которая после перенесенной операции почти не вставала с дивана, заметила с раздражением:


- И что маешься? Ничего у нее не стряслось. Дурака она валяет. А ты к ней бегаешь, как собачка.


- Ладно тебе бухтеть-то! - отмахнулась я.


Тетка поджала губы и отвернулась. Смотрела на горшки с любимой геранью. На глазах - слезы. Она стала ревнива и обидчива. После операции это проявлялось особенно заметно.


Я жалела тетку. Жалела, потому что любила ее. Даже за гремучий характер. Старалась не показывать этого, но любила. Она мне была более близким человеком, чем отец. Очень боялась ненароком обидеть ее. Тем более теперь.


- Теть Нин! Ты не дуйся, как мышь на крупу, - сказала я ей сердито. - Все равно поеду. Если, конечно, Миша завтра вечером будет дома.


- Будет он дома! Как же! Жди! - теребя потрескавшимися от большого количества лекарств пальцами край простыни, буркнула тетя Нина.


Но Мишка, седьмой раз за неделю явившийся домой лишь к ночи, чувствовал себя виноватым и оказался на моей стороне. Вопрос был решен.


Я оставила мужу несметное число инструкций по домашнему хозяйству, по приготовлению ужина. И на следующий день, никуда не заходя, кроме пары магазинов, отправилась к Светке.


Дверь мне открыл Олег.


- Привет, Олежка! - я вытянула вперед шею.


- Привет! - он ласково усмехнулся и дотронулся сухими губами до моей щеки. С некоторых пор такое приветствие вошло у нас в привычку. И Рыжему приходилось мириться с этим.


- Что у вас тут случилось? Кто-то умер? - как всегда неудачно пошутила я.


- Умер! - возмутился Олег, стаскивая с моих плеч ветровку. - Тогда все представлялось бы намного проще!


Пока я возилась со сломанными застежками на туфлях, он рылся под вешалкой, доставая мне тапочки.


Я успела крепко привязаться к нему. Как к брату. Любила его. И почти всегда была его союзницей.


- Так в чем, собственно, дело? - с сочувствием спросила его, оглядывая себя в зеркале.


- А ты у Светки сама спроси. Второй день все в доме на ушах стоят, - пожаловался он, поднимая с пола мои сумки и пристраивая их на специальный крючок.


Ну, если Олег жалуется!


- Свет, Алька приехала! - крикнул он в комнату.


В ответ не раздалось ни шороха.


- Проходи, - Олег приобнял меня за плечи и подтолкнул вперед. - Сейчас и ты на уши встанешь.


Ничего себе обещаньице! Интересно, что здесь все-таки происходит?


В большой проходной комнате на диване лежала Светка. Одетая, как на вечеринку. С мокрым полотенцем на лбу. Рядом с диваном на резной табуреточке стояли чашка с водой и пузырек с каким-то лекарством.


- Ей плохо? - испугалась я.


- Да, нет, - растерялся Олег. Проследил за моим взглядом и с трудом подавил смешок.


- А лекарство?


- Ты про это? Валерьянка, - с веселой снисходительностью пояснил он и опять сделал над собой усилие, чтобы не хохотнуть.


Я ровным счетом ничего не понимала. Но чувствовала некий подвох. Светка выглядела на все "пять". Лучше, чем когда-либо. Щеки - кровь с молоком. Может, это просто отсвечивает чудный розовый джемпер? Мягкий и пушистый. О таком джемпере я и не мечтала.


Олег с явным удовольствием понаблюдал немного за моей растерянной физиономией. И только потом насмешливо сказал сестре:


- Вставай, симулянтка. Человек больную тетку бросил, к тебе примчался. Хватит комедию ломать.


Светка открыла глаза.


- Пошел вон, дурак!


- Слушаю и повинуюсь! - откозырял он и отправился на кухню. - Чайник ставить?


- Ставь, - ответила Светка. Сняла с головы мокрое полотенце и села.


- Ты одна?


А с кем я должна быть? Рыжего она сама видеть не захотела. Или надеялась, что он, как частенько бывало, напросится со мной? Вот ведь нахалка. И почему я ее терплю столько лет? Единственная подруга. Куда денешься?!


Светка кинула взгляд в стекло книжного шкафа, стоящего против дивана. Поправила волосы. Не надоедает же ей бесконечно прихорашиваться!


- Где ты была? Я тебя жду тыщу лет.


- Да я прямо с работы к тебе. Никуда не заходила.


- Могла бы пораньше отпроситься.


Мне стало смешно. Тетка права. Я - больша-а-я дура.


- Ты мне нужна. Ты мне вот как нужна. Пошли на кухню.


- Там Олег. Чай готовит.


- Мы его выгоним, - пообещала она. Я только тяжело вздохнула.


Олег, который и довел сестру до валериановых капель, во избежание лишних осложнений, предпочел вообще исчезнуть. Он созвонился с какой-то девушкой, подмигнул мне и удрал из дома. Родителей Светка заблаговременно отправила в кино. На старую итальянскую комедию. Так что мы остались одни. И теперь спокойно попивали чаек с бисквитами. Светка достала из чешской горки чешский же сервиз, над которым непрерывно тряслась ее мать. Приготовила чай. Такой, как я люблю.


Новость у Светки и впрямь была потрясающей.


- Нет, ты понимаешь? - фонтанировала она. - Ведь как он пристал!


Я кивала головой и поддакивала. Говорить все равно было невозможно. Светка не давала. Она трещала и трещала: как познакомились, где, когда и все, все, все о нем.


- Ну что мне делать? - периодически спрашивала она скорее у самой себя. Я выбрала момент и наконец встряла:


- Если ты сомневаешься, то пошли своего Андрея по месту его постоянной прописки.


- Нет, - вдруг сразу притихла Светка. - Ты ничего не понимаешь. Мне ведь предложение сделали. Как я могу его послать?


Ну да, конечно. Как я сразу не сообразила? Доверие, которое оказывал ей этот Андрей, потрясло Светку настолько, что она готова сдать позиции. Еще бы. Мы-то все ее давно всерьез не принимаем, а тут свеженький человек. К тому же - претендент на руку и сердце. Единственный претендент.


- Свет, а он тебе хоть капельку нравится?


- Он хороший, - жалобно вздохнула она, - красивый, умный ... Перспективный ...


- Но я его не люблю, - мне пришлось закончить эту фразу за нее.


Светка сразу ощетинилась.


- А ты Мишку любила, когда выходила за него?


Любила я тогда Рыжего или нет, знали только мы с ним. И мне не хотелось просвещать на этот счет Светку. Становилось неприятно, если она пыталась залезть в душу.


- Мне нравятся ваши чашки, Светик. Они такие милые. Особенно эти тонкие полосочки на стенках ...


- Мне они тоже нравятся, - живо отозвалась Светка. - Но мы говорим сейчас о моем замужестве. Не увиливай пожалуйста от ответа. Так ты любила Мишку или нет?!


Разумеется, любила. До беспамятства. Стала бы я выходить за него замуж в шестнадцать лет, рискуя практически всем? Мне до сих пор никто не верит, что я вышла замуж в десятом классе, и ребенка при этом не ожидалось... Только Светику обо всем этом знать совершенно ни к чему.


- Свет, - я вздохнула, продолжая рассматривать чашку, - меня Мишка даже не спрашивал, чего я хочу и кого я люблю? Он просто взял и женился. А Андрей, насколько я поняла, просит ...


Светка опять схватилась за заварочный чайник. Красивый! Ополоснула его и приготовила свежий чай.


- Я же у тебя совета прошу, - сказала капризно.


- Ты бы с родителями посоветовалась, с братом.


Она поставила чайник прямо перед моим носом. Села. Подперла щеку рукой - пригорюнилась.


- Они больше ничего не хотят об этом слышать.


- О чем? О твоем замужестве? - удивление мое было слишком велико, чтобы его скрыть.


- Понимаешь, они больше не хотят обсуждать со мной этот вопрос.


Вот теперь понимаю. Теперь все встало на свои места. Потому и Олег сбежал на свидание. И родители Светкины, такие домоседы, увеялись в кино. Она всех достала. За сутки с небольшим. Мне бы такие способности.


- Но я не знаю твоего Андрея. Я его никогда не видела. Даже слышу о нем в первый раз.


- Это не проблема, - встрепенулась Светка. - Я вас познакомлю.


И о чём говорить? Ей не докажешь, что с такими вещами не спешат, если нет любви. Ее не исправишь.


- На твоем месте, - я налила себе еще чаю - не пропадать же свежей заварке? - я бы не торопилась.


- А я и не тороплюсь, - пожала она плечами. - Это он спешит. Боится - передумаю.


- Ну, хорошо, а где вы жить будете?


- Все продумано. У него окопаемся. Он с мамой живет. Там мама - творческий работник. Полгода в командировках. Остальные полгода или в доме отдыха писателей, или на даче в Покровском.


Я почувствовала, что предсказание Олега начинает сбываться. Еще немного и окажется, что опорой мне вместо ног служат уши.


- Ну, тебя, Свет! Делай, как знаешь. Если не терпится выйти замуж, то соглашайся.


- А я и согласилась, - мило сообщила она. - Мы уже и заявление подали.


Прошло, наверное, не меньше минуты, прежде чем ко мне вернулся дар речи.


- Какого лешего ты тогда всем душу мотаешь?


- Аль! - она с возмущением посмотрела на меня. - Ты такая странная. Это же очень важный шаг. А вдруг я передумаю?


- Но после драки кулаками не машут, - я опять схватилась за чашку с чаем.


- Но могу же я передумать?


Ух! Если потреблять Светку в больших количествах, то запивать ее надо не чаем, а нашатырным спиртом. К сожалению, нашатыря под рукой не было. Пришлось еще два часа довольствоваться индийским чаем со слонами.


* * *


Я не стала пользоваться звонком, чтобы не тревожить тетю Нину. Было довольно поздно. Открыла дверь своим ключом.


Мишка выскочил в коридор.


- Это ты? Все в порядке?


- А что? Что-то должно быть не в порядке?


- Да, нет. Просто ты оч-чень рано приехала, - он повернулся и пошел на кухню. Судя по полотенцу, висевшему на его плече, Рыжий мыл посуду.


- Есть будешь? - крикнул он мне с кухни.


- Нет, - я разделась и пошла за ним, - у Светки чаю с пирожными напилась.


- Ну, что там у них стряслось? - спросил он, не оборачиваясь.


Я не ответила. Я смотрела на него. Мы так редко виделись в последнее время. У Рыжего бесконечные дежурства в клинике, ночные операции, тяжелые случаи. Иногда у меня складывалось впечатление, будто он один оперирует во всем городе. Сама знаю, что он много работает. Гораздо больше, чем другие. Подающий надежды блестящий молодой хирург. Карьерист - вот он кто. Работа, работа, работа ... А если я соскучилась? Его хватало только на то, чтобы утром и иногда вечером чмокнуть жену в нос. В кино не ходим. В театры, на выставки и подавно. Лес и на картинке можем не узнать. Хорошо, хоть изредка ездим в гости к Олегу со Светкой. Или они приезжают к нам. Слава богу, нет ребенка. Он бы рос без отца.


- Я, кажется, спросил у тебя, что там стряслось? Ты не заснула? - Рыжий мыл кастрюлю из-под рыбы.


Вот. Не даст даже немного помолчать.


- Светка замуж выходит.


- Никогда не замечал за тобой склонности острить, - Мишка взялся за ножи и вилки.


Господи. Какой же он все-таки огромный. Заполняет собой все пространство. Кухня кажется куриной клеткой, когда он здесь. Еще бы. Всего четыре квадратных метра. А столовые приборы в руках у Рыжего выглядят просто спичинками.


- Я острить и не пытаюсь. Это твоя епархия. Ей сделали предложение, и она согласилась.


- А тебя зачем звала? - покосился он на меня через плечо.


- Обсудить ситуацию.


Мне надоело стоять. Я прошла к окну, обогнув обеденный стол, и заняла табуретку, стоящую в самом углу. Всеми любимую, а потому спорную. Ее так и называли угловой табуреткой.


Мишка закончил с посудой и теперь вытирал руки чистым полотенцем. Он всегда это делал по-особому - долго и тщательно. Чем страшно раздражал меня. Меня вообще раздражала его маниакальная страсть к чистоте. Все в доме должно быть чистым до стерильности.


- И кто сей счастливчик?


- Да какой-то биолог из академического института.


- Похоже на правду.


Он примостился с другой стороны стола. Положил сильные руки на столешницу. Прищурившись, пристально смотрел на меня.


- От тебя она чего хотела?


А кто знает, чего она от меня хотела? Может, кто-то и знает. Только не я. И уж, конечно, не Светка.


- Думаю, сочувствия.


- И как? Ты ей посочувствовала? - в глазах у Рыжего начали плясать смешинки.


- Посочувствовала ... Этому биологу ...


- До чего же ты вредная, Алька! - восхитился Рыжий.


- Я не вредная. Я злопамятная.


Протянула над столом руку и вытерла клочок засыхающей мыльной пены с его щеки. Фу ... Небритый. Успел к ночи обзавестись щетиной.


Мишка поймал мою руку и крепко сжал ее.


- На грубость нарываешься?


Глаза его опасно загорелись. Давненько он так не смотрел на меня. Я уж думала - разучился. Подразнить его, что ли?


- Нарываюсь, Миш. Причем активно.


- Подожди, - усмешливо пообещал он, поглаживая мои пальцы, - вот тетя Нина заснет ...


- А она не спит? - удивилась я.


- Только заснула. Перед твоим приходом. Тебя ждала. Пусть уснет, как следует. Я ей хорошую дозу вкатил ...


Тетя Нина была Мишкиной гордостью. Он сам удалял ей эту чертову опухоль. Сначала он должен был только ассистировать. Но буквально перед операцией профессор Золотов все переиграл. Я потом разговаривала с профессором по телефону, и он пропел моему Рыжему хвалебную песнь:


- Исключительные руки! С головой вашей тетушки больше никогда ничего не случится. Михаил Анатольевич - хирург милостью божьей! Запомните мои слова, Аля. Он сейчас довольно известен, как хирург. А в будущем - это медицинское светило.


Ну, что руки у Рыжего замечательные, я знала и без Золотова. А на счет светила в медицине - в это я поверить не могла. Никак. Все понятно: и Мишка у Золотова любимый ученик, и операция - сложнейшая, шла шесть часов. Но светило? И разве имеет право врач оперировать родственницу? Никогда не слышала о нарушении сего негласного правила. Однако именно мое рыжее сокровище умудрилось нарушить запрет. Хорошо, хоть без гадких последствий. Почему Мишка сам мне ничего не сказал? Я думала, будет делать Золотов. Только после узнала, кто оперировал... Ладно! Как бы там ни было, операция прошла блестяще. Тетя Нина пролежала в клинике еще два месяца, и Мишка выхаживал ее, как малого ребенка. В результате их взаимная привязанность только возросла. Мне пришлось научиться делать уколы, чтобы ходить за теткой. Сколько же воплей издал Мишка за время этого обучения! Естественно, по поводу моих, криво приделанных к туловищу рук.


В общем, теткино здоровье досталось нам, будь здоров как. А реабилитационный период грозил затянуться примерно на годик еще. Конечно, было тяжеловато. После первого обследования тете Нине пришлось продать Милку, зарубить всех кур и переехать к нам. Кур мы съели с большим удовольствием. А вот Милку, вернее, ее потерю, искренне жалели. Хорошая корова. И ласковая.


Тетя Нина, как тяжелобольная, спала на отцовском диване. Из спальных мест оставалась только раскладушка. Пришлось нам с Мишкой срочно покупать недорогую кушетку, назанимав денег у всех подряд. Хорошо, что отец давным-давно переехал к своей Евгении. Не то для нас с Рыжим осталось бы только одно место в квартире - на коврике перед дверью.


Чтобы не беспокоить тетю Нину перед операцией, мы вели себя, как пионеры. Она по ночам не спала. Мучилась страшными болями. Нужно было постоянно вскакивать к ней и давать сильные спазмалитики. А потом она легла в клинику, и Мишка совсем переселился туда. Вернулись они оба домой совсем недавно. Не знаю, как Мишка, а я уже немного озверела от такой жизни. Месяцами не вижу мужа. Но даже намекнуть ему об этом боялась. Уж больно не хотелось видеть, как превращаются в льдинки его глаза.


- Слушай, - прищурился Мишка, - а Светка что, действительно влюбилась?


- Ты меня удивляешь, Рыжий! Человек, с рождения влюбленный сам в себя, не может влюбиться в другого.


- Это она тебе так сказала? - он откровенно смеялся.


Я невольно залюбовалась им. Уж эти мне смешинки в его глазах.


- Это я говорю. А она сослалась на то, что я еще не любила тебя, когда выходила замуж.


- Ох, - вздохнул Мишка, - боюсь, она никогда не поумнеет.


И я с ним согласилась. Этот вопрос даже не подлежал обсуждению. К тому же, мне страшно хотелось спать.


- Бог с ней, со Светкой. У нее семь пятниц на неделе, а у меня только одна. И я хочу спать.


- Так пойдем, - он сразу выпустил мою руку и встал. Но дальше не двинулся.


У меня вдруг перехватило дыхание. Что со мной? Я же не шестнадцатилетняя девчонка. Восемь лет замужем. Может, просто отвыкла от Рыжего за полгода? Нет, вы посмотрите на него. У меня все внутри дрожит от волнения, а он стоит и нахально смеется мне прямо в лицо. Здоров стал - не обхватишь. Вон старенькая ковбойка в красную и зеленую клеточку уже давно мала и трещит по швам. И на плечах ткань вытерлась. Жалко. Я ее так люблю ... Он ведь в этой ковбойке был тогда в овраге.


- Алечка! Что с тобой, золотко? - усмехнулся Рыжий. - Ты, кажется, спать хотела? Почему медлим?


- Ты знаешь, Рыжий, я тебя все-таки слегка побаиваюсь.


- В том-то и соль, - нравоучительно пояснил он, повертев указательным пальцем перед моим носом. - Это придает нашим отношениям особую пикантность. И не тяни время. Знаешь же, бесполезно.

Загрузка...