Привяжи меня

Глава Тринадцать

— О черт, мы опаздываем! — слова Оуэна разбудили Стерлинга. Он уже несколько часов просто дремал, то просыпаясь, то снова проваливаясь в сон, рядом с Оуэном было так уютно, что вставать совершенно не хотелось.

А сейчас тот вдруг вскочил с кровати, отбросив одеяла, так что тело Стерлинга тут же протестующе пошло мурашками.

— Давай… поднимайся. Джейк и Гэри ждали меня еще час назад. Нужно позвонить и сказать, что я опаздываю и что со мной будет еще один гость. — Оуэн нежно поглядел на Стерлинга и хлопнул его по заду. — Вставай! Иди в душ, я буду через минуту.

Не жалуясь, Стерлинг потащился в ванную, включил горячую воду и намылил голову шампунем. Он тянул время, дожидаясь, когда Оуэн тоже зайдет в душ, чтобы можно было убедить его опоздать еще на часок… нет, второй раунд так скоро ему ни к чему — задница болела довольно ощутимо, — но против обоюдного минета он бы не возражал.

Однако когда Оуэн вошел в ванную, Стерлингу достался только еще один шлепок по заднице и:

— На выход! Одевайся, спускайся вниз и вытащи пирог из холодильника, пожалуйста.

Одеться оказалось не такой трудной задачей, как могло бы показаться, потому что Стерлинг перевез кое-какие вещи к Оуэну, просто на всякий случай… чемодан остался в машине, а мысль о том, чтобы выйти на холод с мокрой головой совсем не привлекала. «Темно-синие хлопковые слаксы и серый свитер сойдут», — решил он, разглядывая себя в зеркале, висевшем над комодом в спальне Оуэна, и побежал к лестнице, услышав, что вода в душе перестала течь.

Шоколадный пирог выглядел очень вкусным. Украшенный малиной и стружкой темного, молочного и белого шоколада — судя по аромату, он еще и был пропитан ромом.

Правда, Стерлинг никогда не стал бы есть такое на завтрак. Слава богу, Оуэн успел включить кофеварку, так что Стерлинг налил себе чашечку, чтобы голова заработала, но мысли были все в таком же беспорядке, а ему совсем не хотелось распутывать этот клубок.

Он не думал о том, чем занимался бы сейчас дома; он и так знал. Они бы как раз возвращались от родни, Джастина была бы возбуждена из-за сладкого, небольшой чулок, набитый подарками, что она получила за завтраком, уже практически забыт. Подарки покрупнее вручали позже, у елки, когда родители сидели рядом и потягивали вино, и даже отец почти походил на человека.

Он скучал по Джастине и матери. Да, он любил Оуэна, но казалось странным находиться в этот день с ним.

— В шкафчике должны быть булочки, — сказал Оуэн, входя в комнату и прерывая его мысли. — Захвати парочку, съедим по дороге. Пирог на десерт… это традиция. Не шоколадный пирог, а то, что за десерт отвечаю я. И вино, но оно уже в машине. Белое, так что, думаю, ночь на улице ему не повредит… все равно пришлось бы его охлаждать.

Знать, что Оуэн не ждал, что он будет есть пирог сейчас, было облегчением. Стерлинг быстро допил кофе, отыскал булочки и взял всю коробку — просто на всякий случай.

Под шинами приятно похрустывал снег… но на дороге было чисто, солнце к этому времени уже хорошо потрудилось. Джейк и Гэри жили всего кварталах в восьми отсюда, но Стерлинг так внимательно смотрел, как Оуэн ведет машину, что ни за что бы не нашел путь назад.

— Что? — спросил Оуэн, поглядев на него.

— Не знаю, — честно ответил Стерлинг. — Я просто подумал… что сегодня ты выглядишь по-другому.

Оуэн мельком оглядел себя. На нем были черные брюки и темно-зеленая рубашка из ткани, похожей на замшу, отчего Стерлингу очень хотелось ее потрогать — она казалась такой мягкой. Его длинное пальто — тоже черное — было расстегнуто, а шею он замотал шелковым шарфом с серебристо-зеленым узором.

— Тебе не нравится, во что я одет? — спросил он, голос его звучал удивленно, но не обиженно. — Это слишком? Джейк и Гэри — творческие люди; они съедят меня заживо, если я оденусь как обычно. Стоит им учуять запах твидового пиджака с кожаными вставками на локтях, и они клянутся, что вырвут страницу с моим именем из своей маленькой черной книжечки.

— Дело не в этом… — начал Стерлинг. — Постой, неужели в наше время еще остались люди, которые пользуются маленькими черными книжечками? Я думал, они вышли из моды лет этак сто назад.

С трудом сдерживая улыбку, Оуэн закатил глаза.

— Да, спасибо… именно этого и не хватало нашим отношениям — еще одного напоминания о разрыве поколений.

Стерлинг засмеялся.

— Угу, выражаешься совсем не как учитель английского. Посмотрим, сможешь ли ты удержаться от того, чтобы начать цитировать Шекспира.

— Ну, если тебе покажется, что я вот-вот сорвусь, отвлеки меня, — сказал Оуэн, выруливая на дорожку у маленького, но очень аккуратного коттеджа в стиле модерн и глуша двигатель.

— И как же? — «Это забавно», — подумал Стерлинг. Совсем не похоже на то, как они обычно проводили время, но вовсе не плохо.

Оуэн искоса посмотрел на него и криво усмехнулся.

— Ну, классический способ — раздеться догола. И не думай, что я не заметил, что ты все еще не объяснил, что значит «по-другому». Если я полностью перейду в учительский режим, то обязательно вспомню о розгах, так что готовься меня задабривать, и нет, яблоки не годятся.

— Как насчет шоколадного пирога? — Стерлинг потянулся на заднее сидение и попытался достать коробку, но та оказалась слишком тяжелой, а бумага, из которой она была сделана, — слишком тонкой, чтобы выдержать, если поднять ее так. Он вышел из машины, открыл заднюю дверцу, подсунул руку под коробку и поднял ее. — Ты уверен, что они не против еще одного гостя?

— В десятый раз повторяю — да, — сказал Оуэн, зажимая бутылки с вином под мышками и захлопывая водительскую дверцу. — Если бы они были против, я бы остался с тобой дома, но здесь будет веселее.

Как по сигналу, входная дверь распахнулась. И в проходе возник высокий мужчина со светлыми — почти белыми — волосами.

— Вы только поглядите, кто все-таки решил осчастливить нас своим присутствием!

Стерлинг с вежливой улыбкой последовал за ухмыляющимся Оуэном, чувствуя себя ужасно неловко. В любой другой день все было бы нормально, но сегодня Рождество, к тому же обед почти официальный, а он по матери знал, в последнюю минуту готовить порцию на еще одного гостя — почти так же приятно как травить тараканов.

— Гэри, если ты хочешь, чтобы я покаялся, хорошо, но мы оба знаем, что я пропустил только первую перемену коктейлей, потому что единственное, что может заставить меня опоздать на один из ваших обедов — это мои похороны.

Оуэн умудрился крепко обнять Гэри, не уронив при этом вино, и прежде чем Стерлинг успел извиниться за то, что пришел, его подхватили и затащили в дом, забрали из рук торт и пальто, Гэри тепло улыбнулся ему и бегло осмотрел.

— Скажи, что ты играешь. Я мог бы использовать тебя…

— Ради бога, уверен, что мог бы, но ты обещал вести себя хорошо. — В прихожую влетел Джейк и встал в такую деланную позу, что Стерлинг заморгал, а потом, когда тот подмигнул ему, улыбнулся. Джейку, как и Гэри, было за сорок, он оказался невысоким и элегантным, темные волосы на висках посеребрила седина, а ярко-голубые глаза сверкали. — Оуэн, милый, я знаю, ты уже называл нам имя этого юноши, но лучше представь нас еще раз, чтобы он знал, что мы цивилизованные люди и не кусаемся. Ну, по крайней мере — гостей не кусаем.

— Да, это скорее в духе Оуэну, — добавил Гэри, усмехнувшись и невинно захлопав глазами.

— Это Стерлинг. — Оуэн положил руку ему на плечо. — Это белобрысое чудовище — Гэри, и заверяю тебя, он совсем не так аристократичен, как прикидывается. А это Джейк — именно он всем заправляет.

— Во всех смыслах этого слова, — сказал Гэри. — Кстати о…

– Мне доводилось играть, — перебил его Стерлинг, догадавшись, что разговор сейчас снова зайдет именно об этом. — Не особо важные роли, потому что я слишком поздно пришел в театральный кружок. — В школьном театре была строгая иерархия. Конечно, театр в колледже — совсем другое дело… но у него было слишком мало свободного времени, чтобы это проверить, а может, он просто искал отговорку.

— Давай, я расскажу тебе о нашей маленькой труппе. — Гэри приобнял его за плечи и повел в сторону кухни, откуда доносились восхитительные запахи. — Оуэн, ты не возражаешь, если я одолжу его у тебя ненадолго?

Стерлинг оглянулся, не сомневаясь, что ответом будет «нет», потому что здесь не клуб, и в Оуэне не чувствовалось той ревности, но ему нужно было посмотреть на него последний раз, потому что кто знает, когда они снова окажутся наедине.

— Я справлюсь с этой потерей, если Джейк найдет мне что-нибудь перекусить. — Оуэн похлопал себя по животу и жалобно посмотрел на того. — Мы не успели позавтракать.

Гэри резко остановился.

— Серьезно? Совсем не завтракали?

— Кофе и булочки, — ответил Стерлинг. — Мы… эээ… опоздали, потому что проспали.

Гэри усмехнулся и снова направился к кухне, таща Стерлинга за собой.

— Угу. Риски, связанные с общением с Оуэном.

Стерлинг не понял, что означают его слова, и задумался, сколько же коктейлей тот успел прикончить, хотя глаза Гэри казались достаточно ясными. Удивительно зеленые, они могли бы быть натуральными, но скорее всего это все-таки были контактные линзы.

Кухня производила двойственное впечатление, тут одновременно царили безупречная чистота и абсолютный бардак: все стойки были заставлены кастрюлями, завалены ложками и разделочными досками, все конфорки — заняты. Все здесь было темно-синего, светло-желтого или черного цвета, кривые гранитные стойки походили на кусочки неба. Комната казалась необычной и уютной, а знакомый запах готовящихся блюд — так же как теплый прием хозяев — помог Стерлингу расслабиться даже прежде, чем ему в руку сунули какой-то убийственный на вид коктейль.

— Эээ, нет, — сказал Оуэн, появляясь откуда-то сбоку и выхватывая бокал из пальцев Стерлинга.

— Но сегодня же Рождество! — запротестовал он. — Ты же дал мне выпить вчера.

— Это ничего не меняет; вчера были особые обстоятельства, и я сказал «нет». — Оуэн сурово посмотрел на него, как бы говоря, что спорить не имеет смысла, и Стерлинг сдался. Не то чтобы ему так уж сильно хотелось выпить… он собирался расслабиться, насладиться прекрасным днем и по возможности не думать о том, где должен был сейчас находиться.

Джейк понимающе посмотрел на Оуэна.

— Так сколько лет мальчику, Оуэн?

Первой реакцией Стерлинга было ответить, но вопрос задали не ему, и Оуэн, скорее всего, не обрадуется, если Стерлинг вмешается, пусть разговор и о нем.

— Почти двадцать один, — сказал Оуэн. — И я знаю, о чем ты думаешь… да, я для него староват. Но он слишком упрям и не желает принимать отказ.

— Чертовски верно, — вставил Стерлинг и обнял Оуэна за талию. Тот тоже обвил его рукой и поцеловал в висок, так что Стерлингу вдруг стало на все плевать.

— Оуэн называет кого-то упрямым? — Гэри тряхнул головой и игриво посмотрел на Стерлинга. — Да ты, должно быть, твёрд как скала.

— Да нет, вообще-то… Ну, разве что немного, — пожал плечами Стерлинг. — Мне трудно смириться, когда люди говорят «нет», если я чего-то хочу.

С заинтригованным выражением на лице Джейк подошел к холодильнику.

— Разве это не усложняет положение? — Он открыл дверцу, вытащил две банки газировки: колу и имбирное ситро, и, вопросительно вскинув брови, поднял их.

— Кока-колу, пожалуйста, — сказал Стерлинг, забирая банку. Рука Оуэна на его талии на мгновение сжалась крепче, а потом он отошел, зачерпнул из чашки на стойке немного орешков и стал по одному закидывать их в рот. Бокал, который он забрал у Стерлинга, незаметно перекочевал на стол за высокую мельницу. Стерлинг открыл банку и сделал большой глоток — ему очень нужен был кофеин.

— Если вы о том, часто ли мы спорим по разным поводам, то не слишком.

Оуэн закатил глаза, но промолчал. Джейк подозрительно прищурился.

— Он позволяет тебе с собой спорить?

Стерлинг почувствовал, что краснеет. Он был не против обсуждать то, чем занимаются они с Оуэном, с кем-нибудь вроде Алекса. Алекс был частью этого мира; он понимал, но сейчас все было иначе. Стерлинг сделал слишком большой глоток, вода попала не в то горло, и он закашлялся.

— Я что-то не то сказал? — спросил Джейк, встревоженно поглядев на Оуэна. — Он один из твоих… эээ… сэндвичей?

— Не надо кодовых слов в его присутствии, — отозвался Оуэн куда более спокойно, чем ожидал от него Стерлинг. — Тем более это твое изобретение — просто верх идиотизма.

— Я уже говорил это ему, — вставил Гэри, — но ему кажется, что это смешно. Или что он похож на агента 007.

— Бонд, — произнес Джейк с каменным выражением лица, — Джейк Бонд.

— Ключевое слово — «кажется», — ухмыляясь, пояснил Гэри.

Стерлингу понадобилось довольно много времени, чтобы перевести «сэндвич» как «саб».

— Да, — сказал он наконец. — Я его… эээ… сэндвич. Но мне разрешается с ним спорить. Иногда. — Он посмотрел на Оуэна за подтверждением.

— Это зависит от обстоятельств, — согласился тот. — Сегодня он просто мой бойфренд.

— За исключением того, что ты решаешь, можно ему пить или нет, — нерешительно заметил Гэри, как будто не знал, как глубоко он готов влезть во все это. Стерлинг не мог винить его.

— Закон запрещает ему пить. Прошлая ночь была исключением — и выпивка была только в медицинских целях. — Оуэн потер руки. — Так чем я могу помочь?

Это была явная попытка сменить тему, но Джейк и Гэри ее благополучно проигнорировали.

— Если ты бойфренд, значит, все серьезно, — заметил Джейк.

— Эмм, — протянул Стерлинг и посмотрел на Оуэна.

— Да ладно тебе, дорогуша… ты можешь и сам за себя ответить, — подбодрил его Гэри. — Если даже на Рождество нельзя говорить что думаешь, то когда еще?

— Спасибо, — сказал Стерлинг, вдруг поняв, что до сих пор их не поблагодарил. — За то что вы разрешили мне прийти. Я правда очень признателен.

Гэри лишь отмахнулся.

— Если бы мы знали о твоем существовании, все равно бы пригласили, к тому же… — он мягко посмотрел на Стерлинга, заставив его задуматься, что именно Оуэн о нем рассказывал, — ты здесь не единственный, чьи родители не слишком хорошо реагируют на некоторые новости. Мы очень рады познакомиться… и лишняя пара рук, чтобы помочь с уборкой после обеда, никогда не помешает.

Кинув еще один взгляд на гору посуды, Стерлинг был склонен согласиться. В остальных комнатах, которые он видел, был идеальный порядок, но тут творилось форменное безобразие. Хотя соблазнительные запахи, пожалуй, помогали смириться с мыслью о предстоящей уборке.

— Ну так что, собираешься отвечать на вопрос? — лукаво поинтересовался Джейк.

— Вы о том, серьезно ли все у нас? — спросил Стерлинг. — Эмм… Думаю, это зависит от того, кого спросить. Для меня — да. — Он немного побаивался смотреть на Оуэна, не зная, как тот отреагирует.

— Но он назвал тебя своим бойфрендом, даже если у вас и свободные отношения. — Гэри вытащил из холодильника овощи, наверное, для салата. — Он бы не стал использовать это слово, если бы для него все было несерьезно.

— Я могу и сам за себя ответить, — тихо пробормотал Оуэн. — Давай это мне. Их надо порезать?

— «Порезать» сойдет для мещан. Их надо нарезать соломкой.

Ухмыльнувшись Оуэну, Стерлинг предложил:

— Давайте я. — Гэри передал ему разделочную доску из полосок светлого и темного дерева.

— Так каков твой ответ, Оуэн? — Гэри поднял брови и подтолкнул нож, лежащий на стойке, к Стерлингу.

— По-моему, ты забыл про оливки, — сказал Оуэн. — Ты обещал мне их две недели назад.

Гэри вздохнул и вернулся к холодильнику.

— Я не забыл.

— Замечательно, — мягко сказал Оуэн, взяв небольшой пластиковый контейнер из рук Гэри. — И прошу, оставим эту тему, уверен, для беседы найдется немало более интересных. Мы со Стерлингом теперь вместе, и, как видите, я очень этому рад. Скажи, что у вас есть цикорий.

Стерлинг крепко стиснул рукоять ножа, пытаясь переварить эти тщательно подобранные, уклончивые слова. Оуэн был не из тех, кто обсуждает личную жизнь с другими; может, он просто не хочет делиться своими чувствами с друзьями, как бы близки они ни были, но с него бы не убыло, если бы он хотя бы рассмеялся и сказал что-нибудь ободряющее.

Он не заметил, как выпал из разговора, сосредоточившись на резке моркови и паприки, потому что это было лучше, чем думать о том, что Оуэн чувствует, а что нет. Уже заканчивая, он вдруг понял, что все молчат, и смутился.

— О, простите… я что-то пропустил?

— Мы спросили, в порядке ли ты, — сказал Гэри. — Оуэн, может, ты все-таки разрешишь ему выпить? Немножко?

— Нет, не стоит, — возразил Стерлинг. — Я просто… задумался. — Хотя как разэтим он точно не занимался, но вряд ли кто-то мог поймать его на лжи.

— Иногда это тяжело, — тихо произнес Джейк. — Проблемы в семье. Хочешь поговорить об этом?

Стерлинг покачал головой, потом пожал плечами.

— Не знаю. Просто… о чем тут говорить? Мой отец дурак, и я рад, что я здесь, а не там. Правда, мне хотелось бы, чтобы мама и сестра тоже могли сбежать от него. Но к ним он нормально относится.

Гэри подошел поближе, осторожно взял Стерлинга за подбородок и повернул его лицо на свет.

— Зато к тебе нет. Знаешь, ты мог бы подать на него в суд. У нас есть подруга-юрист… хочешь, я позвоню ей завтра, чтобы ты мог проконсультироваться? — Его голос был полон тепла и сочувствия.

Это было слишком интимно… Стерлинг еще раз с трудом качнул головой.

— Если передумаешь…

Оуэн все еще был у стойки и резал салат, но от его властного голоса сердце Стерлинга забилось быстрее:

— Гэри. — Тот убрал руку с лица Стерлинга и повернулся к Оуэну, который улыбнулся: — Что Стерлингу не помешает, так это немного поесть. Бедный мальчик умирает от голода.

— Ах да, ну конечно, — несколько чересчур радостно подхватил Джейк. — До обеда еще долго, но у нас есть божественные бутерброды с копченой семгой и ржаным хлебом из Булочной Фрэнка…

Джейк начал вытаскивать из шкафа тарелки, чтобы разложить закуску, хотя Стерлинг совсем не был уверен, что сможет что-нибудь съесть. В желудке было пусто, да, но от переизбытка эмоций к горлу подкатывала тошнота, все это слишком…

Оуэн подошел к нему, и в мире Стерлинга все начало вставать на свои места, когда ладонь Оуэна уже привычной тяжестью легла на его затылок. Поцелуй, последовавший за этим, помог даже лучше — Оуэн заслонял Стерлинга собой, хотя едва ли Джейк и Гэри за ними следили.

— Все будет хорошо, — прошептал Оуэн. — Я здесь, с тобой. — Он погладил Стерлинга по щеке. — А теперь пойдем, чего-нибудь перекусим.

— Было так здорово, — мечтательно протянул Стерлинг восемь часов спустя на крыльце дома Оуэна, дожидаясь, пока тот отопрет дверь.

День прошел за чудесной едой и разговорами по душам, иногда настолько шокирующе откровенными, что у Стерлинга пересыхало в горле. Он рассказывал о вещах, о которых никогда прежде не говорил вслух, а ладонь Оуэна, лежащая на затылке, придавала сил. Стерлинг чувствовал себя почти счастливым; когда Оуэн сказал:

— Разденься и встань на колени у моего кресла, пожалуйста, — предвкушение растеклось теплом внизу живота… и он поспешно подчинился.

— Вот уж не думал, что сегодняшний день закончится для меня так, — заметил Оуэн, играя с волосами Стерлинга, поглаживая, иногда дергая за пряди. — Если бы я составлял список самых желанных подарков на Рождество, то красивый саб, ждущий у моей постели, чтобы его отшлепали, шел бы первым пунктом. — Оуэн приподнял подбородок Стерлинга двумя пальцами, заставив его запрокинуть голову. — Нет… не просто любой саб. Ты. Мой мальчик. Мой Стерлинг.

Благодарный стон сорвался с губ. Стерлинг посмотрел Оуэну в глаза, мысленно обвел каждый миллиметр его лица: крупный нос, легкий излом верхней губы, мягкий изгиб нижней. Ему хотелось столько всего сказать: «Спасибо, пожалуйста, отшлепайте меня». И самое важное, что, он знал, Оуэн еще не готов услышать, отчего, впрочем, оно не становилось неправдой.

Ему казалось, признайся он Оуэну в любви, и это будет последним гвоздем в крышке его гроба, последней каплей, что точно наведёт на Оуэна скуку. А как только тому станет скучно, он больше не захочет его.

Поэтому Стерлинг просто закрыл глаза, облизнул губы и стал ждать, когда Оуэн скажет, что делать дальше.

— Мы так и не вручили друг другу подарки, — сказал Оуэн. Стерлинг очень хотел, нет, ничего особенного или дорогого, просто подарить хоть что-то, но Оуэн сказал «нет», почти приказал, когда Стерлинг попытался спорить. — Можешь считать сегодняшнюю порку своим подарком мне, если хочешь. Потому что я собираюсь ею насладиться. — Оуэн обвел его губы пальцем, и от этого неспешного движения у Стерлинга внутри все заныло. — И ты тоже, — добавил Оуэн с легкой улыбкой. — Сделаем это наверху. У тебя есть пять минут, чтобы почистить зубы, а потом я жду тебя на коленях у своей постели.

Пять минут — это достаточно много, но Стерлинг все равно не стал медлить… он все еще чувствовал вкус мятной пасты во рту, когда его колени коснулись мягкого прикроватного коврика в спальне Оуэна. Воздух холодил обнаженную кожу, но его члену было все равно, пока Стерлинг ждал, когда почувствует на себе тяжесть ладони Оуэна. Ну, по крайней мере он думал, что это будет именно ладонь Оуэна, а не что-нибудь еще. Однажды Оуэн отшлепал его за непослушание щеткой для волос, и ему повезло, что на следующий день было воскресенье, потому что он бы ни за что не смог отсидеть пары на жестких стульях аудиторий. Лиловые синяки продержались больше недели.

Оуэн все еще не поднялся, наверное, запирал замки и выключал свет. Чемодан Стерлинга, который он наконец вытащил из машины, закрытый стоял у стены. Ненужное напоминание о том, что он здесь лишь временно, а не навсегда.

Стерлинг напомнил себе, что Оуэн назвал его «своим». Это помогло, немного.

Звук шагов на лестнице заставил Стерлинга судорожно сглотнуть. Боже, как он обожал этот момент… когда ты все еще ждешь, но знаешь, что скоро ожидание закончится, и ты получишь то, что тебе нужно. Он закрыл глаза, пытаясь успокоиться, обычно в этом ему помогало прикосновение руки Оуэна. Ничего не выходило; он не мог добиться этого в одиночку.

Ему нужен был Оуэн.

Тот, видимо, завернул в ванную, и Стерлинг, зажмурив глаза, стал напряженно прислушиваться к шуму льющейся воды. Когда Оуэн наконец вошел в спальню и захлопнул дверь, Стерлинг открыл глаза и закусил губу, чтобы сдержать всхлип. Он услышал, как Оуэн выдвинул ящик стола и стал искать там что-то, что, Стерлинг знал, предназначено для него… для его удовольствия.

— Ты готов, — сказал Оуэн, одобрительно, с восхищением… ведь так, да? Оно нужно было Стерлингу от Оуэна не меньше боли и контроля. — Я вижу даже отсюда, но ты слишком напряжен. Мне нужно, чтобы ты расслабился.

Оуэн подошел к нему и встал у Стерлинга за спиной.

— Я собираюсь воспользоваться этим и своей рукой, но я еще не решил, в каком порядке и сколько раз. — На постель перед Стерлингом легли черная блестящая деревянная щетка для волос и маленький затянутый кожей паддл раза в два больше щетки. Он смотрел на них так пристально, что перед глазами поплыло. Это будет больно, но Стерлинг просто сгорал от желания узнать, каково будет почувствовать прикосновение паддла — так же скоро будет гореть его кожа под ударами. У Оуэна имелись и другие вещицы; он как-то показывал некоторые из них Стерлингу: флоггер из мягких, толстых полосок кожи; стек, обещающий обжигающую боль, но один вид которого возбудил Стерлинга до такой степени, что уже через несколько секунд член истекал смазкой. А Оуэн показал и убрал, сказав «позже» и оставив Стерлинга мучиться от ожидания.

— Но сегодня Рождество, — заметил Оуэн, положив руку Стерлингу на плечо, — и я очень тобой доволен. Так что можешь выбрать что-нибудь еще под конец, когда ты будешь плакать и умолять, извиваясь у меня на коленях, а твоя кожа будет красной и горячей. Я сам решу, сколько еще ты в силах вытерпеть, но ты можешь выбрать, чем именно я нанесу последние удары, а после я разрешу тебе кончить. — Стек и флоггер присоединились к щетке и паддлу на кровати.

Знать, что ему позволят кончить, для Стерлинга стало той самой вишенкой на рождественском торте, хотя он бы не возражал, даже если бы Оуэн оставил его ни с чем. Он кивнул и сказал то, что тому так нравилось слышать:

— Да, Оуэн.

— Думаю, на стуле будет удобнее, — задумчиво протянул тот. — Принеси его сюда, пожалуйста.

Стерлинг встал и сходил за стулом — старинный, деревянный, с мягким сидением, обитым цветочной тканью, он стоял у шкафа. Иногда Оуэн садился на него, надевая по утрам туфли, а иногда ему нравилось сидеть на нем, пока Стерлинг лежал у него на коленях, послушный и готовый на все.

— Да, сюда. — Оуэн сел и показал рукой на свои ноги, Стерлинг моментально принял нужное положение, устроившись поудобнее. Нет, на самом деле им обоим было не слишком-то удобно, но Стерлинг знал, что ощущения будут куда приятнее, если постараться, чтобы запястья и лодыжки не ныли от перенапряжения.

Просто мучением было лежать вот так и ждать первого удара. Стул стоял у кровати, так что Оуэн мог с легкостью дотянуться до игрушек, которые приготовил; и Стерлинг никак не мог угадать, чем из них Оуэн воспользуется первым, разве что тот сам захочет предупредить его.

Первой была ладонь, что-то сродни растяжки перед забегом в несколько кругов, хотя Оуэну хватило бы и этого, чтобы привести Стерлинга в нужное ему состояние. Однако, как тот один раз сухо заметил, иногда это становилось болезненным для его руки, а они добивались вовсе не этого.

Шлепки сыпались один за другим, как капли на сухую землю, его кожа словно впитывала в себя каждый. Если бы он жил с Оуэном, то они занимались бы этим каждый день, может быть… по крайней мере в своем списке желаний на Рождество первым пунктом Стерлинг поставил бы именно это, пусть ему и известно, что это крайне маловероятно. Хотя не то чтобы студенты не могли снимать комнаты, а у Оуэна было полно места; цокольный этаж был почти закончен, там даже сделали встроенную ванную, не хватало только сантехники. Оуэн рассказывал, что его родители хотели сделать там гостиную и спальню для гостей, потому что некоторые приезжали довольно часто и оставались неделями.

Ягодицы, бедра; сильнее, кожа стала такой чувствительной, что каждый удар казался все болезненнее, с губ Стерлинга рвались гортанные звуки, он пропускал боль через себя, позволяя ей уносить все неприятности прошедших дней.

Последовала пауза, Оуэн нежно потер его горящий зад и поясницу:

— Отлично, — сказал он. — Хороший мальчик. А теперь я продолжу, и мне нужно, чтобы ты отсчитал пятнадцать ударов, пожалуйста.

«Он всегда так вежлив», — подумал Стерлинг, дожидаясь следующей игрушки. Может, это будет щетка для волос — твердая и тяжелая? Или паддл? А есть ли у него самого предпочтения, или в конце ему будет все равно?

Было ясно одно — удар будет куда сильнее любого шлепка… Стерлинг понял это по тому, как Оуэн отвел руку для замаха. Что-то со свистом опустилось на его уже горящую задницу, пронзая тело болью и выбивая воздух из легких. «Паддл», — рассеянно отметил Стерлинг, голова закружилась. Перед глазами заплясали черные точки, и он понял, что задерживал дыхание, пока паддл не коснулся его кожи; он резко втянул в себя воздух, кислород наполнил легкие, и взгляд прояснился.

Все это время Оуэн ждал, пока он придет в себя, почувствовав, что что-то не так. Теперь он продолжил — четыре удара через равные промежутки времени. Было странно… паддл бил не так больно, как ладонь, но у Стерлинга каждый раз перехватывало дыхание. Ощущения стали такими яркими, к тому же паддл был гораздо больше ладони.

И производил куда больше шума, что тоже казалось частью всего этого. Стерлинг задумался, на что это было бы похоже, если бы он не мог слышать; Оуэн как-то отшлепал его с завязанными глазами, и теперь Стерлинг часто зажмуривал их, чтобы отгородиться от всего, кроме прикосновений ладони Оуэна, но если бы он не мог слышать, может, ощущения стали бы еще острее, или наоборот?

Надо поговорить об этом с Оуэном… он любит обсуждать то, чем они занимаются. Стерлинг видел, как тот наслаждается их беседами, и стоило ему сказать, что он хочет что-нибудь попробовать, со временем это всплывало во время сцен. Он никогда не забывал, насколько то, что они делали, отвечало прежде всего его собственным желаниям; и от этого его долг перед Оуэном становился еще больше.

С завязанными глазами, заткнутыми ушами… Боже, может, Оуэн еще и вставит кляп ему в рот, чтобы лишить единственной отдушины, оставив Стерлингу только осязание и больше ничего?

Следующий удар заставил его тихо вскрикнуть, потому что паддл действительно глубоко впился в кожу.

— Сосредоточься, — сказал Оуэн строгим голосом. Растворяться в ощущениях разрешалось; позволять своим мыслям мешать им — нет, а Оуэн всегда чувствовал разницу — один бог знает как, но чувствовал.

Стерлинг не мог выдавить из себя извинение; он не мог говорить, но сумел выжать из себя покаянный стон и подставить зад под следующий удар, заставив Оуэна тихо рассмеяться и прошептать «такой нетерпеливый», как будто это было для него новостью.

Еще два, и Оуэн остановился и спросил:

— Сколько?

Стерлинг отлично научился считать про себя, думая при этом о своем.

— Четырнадцать. — И все же самым сильным оказался пятнадцатый, достаточно сильным, чтобы вырвать у Стерлинга крик, и он почти вздохнул с облегчением, зная, что эта часть закончилась. Однако еще две ждали своей очереди, и следующей была щетка, поэтому он заранее представлял, какими будут ощущения.

Его член, видимо, тоже представлял, и ему явно нравилась эта идея.

Стерлингу так хотелось почувствовать жжение от шлепка щеткой, что он поерзал — совсем чуть-чуть, — предвкушая боль. Это движение принесло немного облегчения напряженному члену, и Стерлинг хрипло застонал.

— Я разрешил тебе кончить после этого, — напомнил ему Оуэн. Он потер гладкой прохладной стороной щетки ягодицы Стерлинга, а потом перевернул ее. Щетинки царапали нежную кожу, пока Оуэн безжалостно водил щеткой, и Стерлинг задергался и протестующе застонал: — Не раньше, — договорил Оуэн. — Лежи спокойно, пожалуйста.

Это было тяжело; хотелось двигаться, бороться с болью, даже несмотря на то что она была желанной, но он старался. Первый шлепок щеткой свел все его старания на нет. Слезы потекли из глаз, руки сжались в кулаки.

— Боль такая сконцентрированная, да, — говорил Оуэн, работая рукой. — И острая; это не моя ладонь и не славный упругий паддл. Не такая сконцентрированная, впрочем, как от стека, но не думаю, что ты готов к этому.

Обычно Оуэн не говорил так много, но Стерлинг заметил, что его слова помогают отвлечься, хотя голос Оуэна и был едва слышен сквозь шум крови в ушах. Он хотел добраться до того места, где боль прекращалась, где каждый удар становился маленьким оргазмом, заставляя всем телом дрожать от удовольствия, сотрясая весь мир. Так близко.

— Пятнадцать, — сказал Оуэн вслух, а Стерлинг — про себя. Его прохладная ладонь прошлась по горящей коже. — Думаю… да, думаю, ты вытерпишь еще шесть ударов. Что бы ты хотел, чтобы я использовал, Стерлинг? — Его рука продолжала гладить ягодицы Стерлинга, пока Оуэн ждал, когда он отдышится, чтобы ответить, щекоча, играя: нежно пощипывая, похлопывая, иногда так сильно, что это можно было принять за шлепки, иногда медленно проводя пальцем по впадинке между ягодиц, добираясь до места, которое до сих пор ныло от сладкой, глубокой боли, напоминая Стерлингу, как приятно, когда тебя наполняют, имеют, берут.

Ему хотелось, чтобы что-нибудь оставило следы, следы, до которых он мог бы дотрагиваться следующие несколько дней, чтобы вспомнить, что принадлежит Оуэну.

— Стек, — хрипло выдавил он. — Пожалуйста.

Ладонь Оуэна замерла.

— Эээ. Мне кажется, это не самая хорошая идея…

— Пожалуйста. — Стерлинг повернулся и попытался заглянуть в лицо Оуэну, но не смог из того положения, в котором лежал, а двигаться ему не разрешали. — Пожалуйста, Оуэн. Я хочу этого. Разрешите мне опуститься на колени. Разрешите показать, как сильно я хочу этого от вас.

— Будет больно, — сказал Оуэн, и что-то в его голосе подсказало Стерлингу, как больно будет и как сильно Оуэну хочется это сделать. В самом начале их отношений он никак не мог объяснить себе то чувство защищенности, которое дарил ему Оуэн, причиняя боль, оставляя синяки, отметины, вызывая слезы. Будь это кто другой, Стерлинг бы испугался, но Оуэна он не просто любил, он ему доверял. Целиком и полностью. Безгранично.

Это и позволяло ему просить больше, чем он мог стерпеть. Возбуждение делало Стерлинга опрометчивым, но он всегда знал, что Оуэну известно, где пролегают его границы, даже лучше, чем ему самому. Оуэн возбуждался, шлепая его, заставляя кожу гореть, но контролировать Стерлинга, укрощать его, сдерживать его порывы нравилось ему еще больше, и Стерлинг знал это.

Однако сейчас он хотел именно этого. Стек. Шесть ударов. Сможет ли он вынести еще шесть ударов по уже звенящей, кричащей от боли коже? Может быть и нет. Но он мог просить об этом, зная, что Оуэн пойдет ровно на то, что необходимо, чтобы привести его к такой желанной разрядке.

— Пожалуйста, — сказал он, вкладывая в это слово все, что сейчас испытывал. — Оуэн, я смогу. Я хочу этого. Мне это нужно. — Его затрясло, дрожь прошла от головы до самых кончиков пальцев на ногах — даже член дрогнул.

На мгновение Оуэн задумался, и Стерлинг уже был почти уверен, что ему откажут, когда Оуэн сказал:

— Шесть ударов. Не забудь свои стоп-слова и не бойся использовать их, если потребуется. Обещай мне.

— Обещаю, — выдохнул Стерлинг. Сейчас он хотел этой яркости, этой новизны ощущений больше, чем чего-либо в жизни… он готов был пообещать что угодно, как бы безрассудно это ни выглядело, поэтому даже не задумывался об этом. Он не собирался использовать стоп-слова: ни одно, ни другое, никогда.

Он почувствовал, как Оуэн потянулся к кровати, и все его тело напряглось от осознания того, что сейчас произойдет.

Хотя, конечно, на самом деле он не имел об этом ни малейшего понятия.

— Один, — сказал Оуэн… он впервые стал считать вслух — Стерлинг счел это предупреждением — и опустил стек на его ягодицы.

Сказать, что он закричал, было бы преувеличением. Он никогда и не представлял себе, что может быть так больно, тонкий стеклопластик впился в кожу, и мир взорвался. Его крик затих, потому что кончился воздух, и Стерлинг задышал так часто, что легкие стали гореть, а живот свело.

Он услышал, как Оуэн со свистом вдохнул и почувствовал, как после удара стека, тот весь напрягся, как будто это его задница горела огнем, его тело вспороли, взрезали. Никакой крови. Он как-то говорил об этом Оуэну, ведь так, довольно давно? Никакой крови. Он не хотел истечь кровью… о, Боже, у него течет кровь, как может быть так больно, если крови нет?

Боль захватила его, поглотила. Слишком много, впервые ее было слишком много. Ему нужно было, чтобы она помогла попасть туда, куда он хотел, но это толкало его куда-то за грань, и он не знал…

— Два, — сказал Оуэн, никакой неуверенности в его голосе.

Стек рассек воздух и с силой ужалил кожу, Стерлинг снова вскрикнул. Он не пытался сдерживаться, потому что это требовало слишком много усилий, а Стерлинг знал, что у него в любом случае ничего не выйдет. Боль растеклась по телу, и он позволил ей овладеть собой, затянуть глубже в собственное тело, отгораживая от всего остального, пока он не остался одним во вселенной, он внутри своего тела и больше ничего.

Здесь он в безопасности.

Три и четыре не заставили его кричать, потому что он больше не мог, хотя его лицо горело и было мокрым от слез, а бедра двигались, подаваясь вперед, не встречая сопротивления, но, казалось, что и этого достаточно, чтобы кончить. Так близко, он так близко…

На мгновение звуки словно включились, и голос Оуэна:

— Пять, — вырвал его из тумана обратно в реальный мир, от которого он так отчаянно хотел спрятаться, и когда он почувствовал удар, в нем не было ничего запредельного или прекрасного, и он не заставил Стерлинга кончить, это было просто чертовски больно, и Стерлинг закричал.

— Нет, — прохрипел он. — Нет, Оуэн… инф-филд.

Оуэн остановился, погладил Стерлинга по волосам и отвел прядь с мокрого от пота лица.

— Хороший мальчик. Я горжусь тобой.

Гордится? С какой стати Оуэну…

— Очень важно знать свой предел, — продолжил тот. — В том, что тебе нужна передышка, нет ничего стыдного, так же как и в моем решении, что на сегодня этого достаточно.

Испугавшись и в то же время испытав огромное облегчение, Стерлинг вскинул голову, пытаясь разглядеть выражение лица Оуэна.

— Нет, просто…

— Это не тебе решать, — сказал Оуэн. — А мне. На колени, пожалуйста.

Хотя ягодицы горели, Стерлинг подчинился, соскользнув с колен Оуэна на пол, а Оуэн присоединился к нему через пару секунд.

Было странно видеть его на полу рядом с собой. Он обнял Стерлинга за плечи и потянулся рукой к кровати. Стерлинг напрягся, хотя знал, что Оуэн не возьмет ничего вроде паддла.

Подушка. Мягкая и белая, приятно холодящая кожу, когда Оуэн подсунул ее Стерлингу под ягодицы.

— Если тебе так нужен толчок, — сказал Оуэн, поддерживая Стерлинга, — можешь получить его так, от моей руки.

Прежде чем Стерлинг успел обдумать это, не говоря уже о том, чтобы что-нибудь сказать, сильные пальцы обхватили его член, поникший после случившегося, лишь наполовину твердый, и Оуэн начал двигать рукой, нежно, настойчиво уговаривая его вернуться туда, где все: эта поза, боль, Оуэн — подходило друг другу как детали конструктора.

Он позвал Оуэна по имени, наслаждаясь тем, как складываются губы, его звучанием. Стерлинг повторил, и Оуэн прижался губами к его губам, поцелуй рождал ощущения не хуже, чем ладонь на его члене.

— Не двигай руками, — прошептал Оуэн, и почему-то этот приказ заставил Стерлинга кончить. Он вскрикнул, рука Оуэна крепче обвила его плечи, а пальцы на члене сжались и ускорили движения, и не осталось ничего, кроме наполненной вспышками темноты, и его тело на какое-то время перестало принадлежать ему, отдавшись только наслаждению и Оуэну, навсегда Оуэну.