Признание маленького черного платья

Элизабет Бойл

Признания маленького черного платья

Хроники холостяков – 4

Элизабет Бойл «Признания маленького черного платья», 2013

Оригинальное название : Elizabeth Boyle «Confessions of a Little Black Gown», 2009

Перевод: Dinny

Коррекция: Регинлейв, Elisa, София

Редактирование: Dinny

Худ. оформление: Elisa

Аннотация

Она заметила его в темноте…

И в этот момент Талия Лэнгли поняла, что человек перед ней – далеко не святой. Он мог утверждать, что является скромным, провинциальным кузеном герцога Холлиндрейка, но ни один мужчина настолько привлекательный, приковывающий взгляд, не мог быть никем иным, кроме… что ж, он просто должен быть нераскаявшимся повесой. От его кошачьей грациозности и мощи по телу Талии пробежала дрожь – когда она подумала обо всех порочных, запретных вещах, которые этот мужчина мог бы сделать… с ней.

На самом деле лорд Ларкен вовсе не неуклюжий викарий, а шпион на службе Его Величества, задание которого – найти – и убить – пользующегося дурной славой пирата, оказавшегося на свободе после дерзкого побега из тюрьмы. Преданный Короне, Ларкен не собирается позволять назойливой (и не вполне невинной) мисс из Мэйфера разрушить его безжалостные планы. И все же его не может не искушать эта леди в маленьком черном платье… платье, достаточно соблазнительном, чтобы сбить с пути истинного даже Ларкена.

Элизабет Бойл

Признания маленького черного платья

Джессике Бертт, чей энергичный характер и сияющие глаза много лет освещали наш дом и наши жизни. Где бы мы сейчас оказались без тебя? Желаю тебе продолжать расти и расцветать и приносить детям, которых ты учишь, ту же радость, какую приносила моим ребятам. Им повезло, что у них есть ты.

Пролог

Лондон

Июнь 1814

– Пойдем в постель, любовь моя, – позвал с порога гостиной звучный, полный страсти голос.

– Да, да, Лиззи, я уже почти закончил, – отозвался Горацио Тербер, оторвавшись от сценария, который читал.

Его жена неторопливо вошла в маленькую комнату, ее роскошные формы облегала просвечивающая шелковая рубашка. Актриса до кончиков ногтей, его Лиззи всегда отличалась элегантными выходами на сцену.

– Что ты читаешь? – спросила она, ее рука легла на плечо мужа, искушая его легким, дразнящим прикосновением поскорее лечь в постель. В постель с ней.

– Пьесу, – ответил Горацио. – «Рискованная авантюра леди Персефоны».

– Ты выглядишь совершенно поглощенным. Кто ее написал? Бидл? Или этот парень Уилсон – его пьесы всегда такие забавные.

– Ни тот, ни другой. Эту пьесу написали две леди.

Лиззи расхохоталась.

– Леди? О, Горацио! Только не какая-то нравоучительная пьеса о хнычущей гувернантке и ее властном хозяине.

– Нет, вовсе нет, – прошептал он в ответ, поглощенный событиями на страницах пьесы. – Эти девицы умеют писать.

Горацио вручил жене первую страницу, и она начала читать вслух. Актрисы никогда ничего не читают про себя, если есть аудитория, на которую можно произвести впечатление.

– Написано леди Филиппой Ноулз и мисс Талией Лэнгли. – Она сделала паузу. – Звучит так, словно это пара избалованных девиц из Мэйфера, если такое возможно.

– Вполне вероятно, – пробормотал Горацио.

– Это хорошо? – с сомнением спросила его жена. Лиззи, дочь возчика и белошвейки, никогда не считала, что высший класс может приносить какую-то пользу. Их золото – да. Их способность производить на свет что-то кроме ублюдков – нет. – Горацио, – повторила она. – Это хорошо?

Под этим подразумевалось, сможет ли пьеса заработать для них кругленькую сумму.

Он кивнул, продолжая читать дальше.

– О чем же она, все-таки? – спросила Лиззи, забираясь к нему на колени и вглядываясь в страницы, которые он держал. Прочитав несколько параграфов, она застонала.

– Только не еще одну пиратскую историю. Ты обещал мне – больше никаких пиратов. Их очень трудно ставить, и тебе придется пригласить на ведущую роль Пирса – этого жаждущего всеобщего внимания, трудного при…

– Ах, но эта пьеса – исключение, Лиззи.

Она шумно выдохнула и тоже начала читать, и, через некоторое время, вытерла выступившие на глазах слезы.

– Хмм, ненавижу, когда оказываюсь неправа, но это увлекательно. Ты должен заполучить эту пьесу для нас, пока ее не перехватили. Я буду играть мисс Поттер?

Горацио усмехнулся.

– Совершенно верно. А Анжелина будет нашей Персефоной.

Лиззи наклонилась и порылась в разбросанных листах в поисках отложенной ранее первой страницы.

– Леди Филиппа Ноулз, – проговорила она. – Теперь я припоминаю. Она была с тем капером – капитаном Дэшуэллом – которого подстрелили на балу. Я слышала разговоры о том, что она его… – Внезапно ее рот приоткрылся, а в глазах вспыхнула неприкрытая алчность. – Подумай только, Горацио. Если она на самом деле сможет это сделать – вытащить своего пирата из тюрьмы, спасти его от петли палача – а мы представим весь этот замысел на сцене…

Он засмеялся и звучно поцеловал свою алчную супругу.

– Это всего лишь пьеса, Лиззи, любовь моя. Для двух мисс из Бата, старой девы и слуги будет почти невозможно освободить узника из Маршалси.

– Хмм, – бормотала Лиззи, пока муж уводил ее из гостиной в их спальню. – Благослови их Бог, если они попытаются – они сделают нас богаче короля.

Глава 1

Иногда, когда за время Сезона не удается обеспечить счастье одной-двух молодых леди, скажем, чьей-то сестры или кузины, то следующим шагом в плане действий будет организация идеального загородного приема.

Заметка, найденная на последней странице «Холостяцкой Хроники»

– Талли, что это ты делаешь, стискивая свое бюро так, словно кто-то собирается украсть его? – спросила леди Филиппа Ноулз.

– Кто-то и в самом деле может это сделать, Пиппин, – ответила ее кузина, мисс Талия Лэнгли, кивая в ту сторону, где во дворе почтовой гостиницы стояла сестра Талли, бывшая мисс Фелисити Лэнгли, ныне – герцогиня Холлиндрейк, с военной точностью раздававшая приказы суетливым лакеям.

– Она перемещает багаж? – Пиппин с подозрением взглянула на кучу коробок и сундуков.

– В который раз, – вздохнула Талли, обменявшись сочувствующим взглядом со своей собачкой, Брутом, который, как всегда, сидел у ее ног. – Она делала так, когда мы путешествовали с папой по континенту. Снова и снова заставляла переставлять сундуки и сумки. Разве ты не помнишь, как она подгоняла тех бедных слуг, когда мы переезжали в Лондон прошлой зимой?

– О да, – задумалась Пиппин. – Я почти забыла. Может быть, Холлиндрейк сможет предложить…

– Я уже посоветовала ему не тратить на это силы. Папа и я научились никогда не спорить с ней из-за этого, потому что она просто начинает суетиться еще больше, до тех пор, пока все не будет уложено так, как ей нравится.

– А существует ли подобная расстановка? – спросила Пиппин с невинным лицом, но ее глаза сверкали.

Талли рассмеялась.

– Нет, но она полна решимости обнаружить ее.

В маленьком дворе гостиницы едва хватало места для вереницы из экипажей и фургонов герцога, не говоря уже о багаже, загромождавшем теперь все оставшееся свободное место. И что еще хуже, несвоевременное прибытие почтовой кареты, так же, как и дилижанса, только добавило хаоса, так как пассажиры и форейторы начали толкаться, сражаясь за место. К этому стоило добавить еще и распределение багажа с дилижанса, потому что некоторые пассажиры заканчивали путешествие, а другие пробирались через весь этот беспорядок, чтобы занять предоставленные им места.

– Я не хочу потерять свой блокнот и шкатулку с драгоценностями, – пожаловалась Талли, крепче прижимая к себе бюро. – И кому-то из нас лучше стоять на страже возле нашего экипажа, если мы не хотим обнаружить, что герцогиня добралась туда и готова отправить наши сундуки в фургоны под ящики с посудой – и настоять на том, чтобы тетушку Минти тоже переместили куда-нибудь.

– Она не посмеет! – заявила Пиппин, тем не менее, бросив нервный взгляд на Фелисити. – Думаю, она слишком занята, чтобы замечать наши бедные пожитки.

В ответ Талли всего лишь посмотрела на кузину, выгнув бровь.

– О, Боже, ты права. – Пиппин нахмурила брови. – Гляди, она прямо сейчас посылает сюда какого-то беднягу.

Пробормотав себе под нос любимое русское ругательство, Талли решительно заняла позицию перед экипажем, который они с Пиппин делили с пожилой компаньонкой, тетушкой Минти.

Шаги лакея замедлились, когда он приблизился к ним и обнаружил, что оказался перед двумя молодыми девушками.

– И что же, по вашему мнению, вы делаете? – спросила Талли, передавая свое бюро Пиппин и подхватывая на руки Брута.

Молодой человек опустил голову.

– Что ж, мисс, это приказ ее светлости. Я пришел за сундуками и вашей тетушкой. – Он протянул руку к двери экипажа, но Талли сделала шаг и оказалась на его пути.

– Наплевать на ее светлость! Вы не откроете эту дверь!

Брут добавил к ее словам угрожающее рычание. Ну, настолько угрожающее, насколько мог издать песик, помещающийся в коробке для шляпы – и в не слишком большой коробке при том.

Тем не менее, этого оказалось достаточно, чтобы заставить лакея отдернуть руку, потому что маленькая собачка Талли заработала себе среди слуг герцога репутацию «злобной мелкой неприятности».

Талли бросила раздраженный взгляд в сторону сестры, которая прямо сейчас спорила с кучером фургона по поводу правильной расстановки сундуков, а затем свирепо уставилась на злополучного слугу.

– Наша тетушка Минти спит. Ее нельзя беспокоить.

И все же лакей настаивал на своем.

– Мисс, я не могу вернуться туда, не имея ничего в руках. – Он понизил голос и умоляюще произнес: – Она спустит с меня шкуру.

О Боже. Бедняга прав. Фелисити спустит с него шкуру.

Талли вздохнула и пожалела, что самым заветным желанием ее сестры было выйти замуж за герцога, а не за портного или мясника. Честно говоря, ее близняшка стала настоящим тираном с тех пор, как обвенчалась с Холлиндрейком. Не то чтобы она совсем перестала быть милой, просто… ну, теперь, когда Фелисити на самом деле оказалась герцогиней, она сделалась чрезвычайно несговорчивой, еще в большей степени, чем тогда, когда они жили в бедности на Брук-стрит.

Если в такое вообще возможно поверить.

– Пожалуйста, мисс, – умолял ее лакей. – Разве нет ничего, без чего вы можете обойтись?

Талли изучила багаж, привязанный сзади элегантного ландо.

– Возьмите вон тот большой – этот сундук отвечает ее требованиям и должен будет помочь сбалансировать всю ту неразбериху, которую она создала в фургоне.

Мужчина в знак уважения приподнял шляпу и едва не расплакался от облегчения, заполучив что-то, что он мог отнести обратно своей хозяйке с непростым характером.

Когда слуга счастливо заковылял прочь, сгибаясь под тяжестью вещей Талли, Пиппин склонилась к кузине и произнесла:

– На самом деле тебе не нужно было приносить такую большую жертву.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Талли, наблюдая за тем, как губы ее сестры расплылись в улыбке при появлении еще одного сундука, который можно было переместить с место на место.

– Не нужно было отдавать свою одежду, чтобы удержать Фелисити на расстоянии.

– Это не совсем жертва, – проговорила Талли, снова опуская Брута на землю и забирая бюро у Пиппин.

– Как так?

– Потому что если она потеряет мой сундук, то будет должна мне новый гардероб.

Пиппин рассмеялась, в уголках ее голубых глаз появились морщинки.

– А я-то подумала, что ты легла на жертвенный алтарь ради меня. – Она заправила обратно под шляпку выбившийся локон светлых волос.

– Едва ли, – ответила Талли, махнув затянутой в перчатку рукой, ее взгляд порхал по сваленному в кучу багажу, а затем остановился на женщине, стоявшей в тени большого дерева на другом конце двора.

Ростом примерно с Талли, со стройной фигурой, леди носила вдовий траур – черные одежды с головы до ног. Определить ее возраст было почти невозможно, так как ее лицо пряталось в тени широких полей элегантной шляпки, но Талли обнаружила, что заинтригована аристократическими очертаниями носа и острым подбородком леди, придававшими ее угловатому лицу своеобразную исключительность.

Талли, обладавшей творческими способностями, нравились необычные лица, и она немедленно начала запоминать и каталогизировать черты лица леди, чтобы потом, когда у нее будет время, сделать набросок.

Но пока Талли изучала женщину, что-то в ее поведении показалось ей странным. Вместо угрюмого, скорбного выражения на лице, какого можно было ожидать от женщины в трауре, таинственная леди наблюдала за происходящим во дворе так, словно что-то подсчитывала, ее рука в перчатке вцепилась в шишковатую, толстую кору каштана, под которым она стояла.

По всей вероятности, размышляла Талли, дама, словно ястреб, не спускала глаз со своего багажа.

Как раз в этот момент вдова повернулась и сказала что-то огромному мужчине, стоявшему позади нее – слуге, судя по одежде, – прищелкнув пальцами и быстро произнося слова, а затем указав на почтовую карету.

Талли тоже посмотрела на черный экипаж, а затем перевела взгляд обратно на леди, не в силах отделаться от ощущения, что здесь что-то было не так – что под черным бомбазином¹ вдова скрывает нечто большее, чем горе.

Кроме того, было в этой женщине что-то смутно знакомое. Словно Талли видела ее лицо прежде. Где-то еще. Но перед тем как она смогла вспомнить, где встречала вдову, Пиппин толкнула ее локтем.

– Талли, ты меня слушаешь? – спросила она. – Хочешь, чтобы я принесла чаю или нет?

– Гм, ах, нет, – ответила Талли, тотчас же отвлекаясь от размышлений.

– Ты уверена? – настаивала ее кузина.

Талли снова посмотрела на нее.

– О, извини. Да, мне бы очень этого хотелось.

Пиппин открыла дверь экипажа, подхватила обе корзинки с чайницами и начала беспорядочно пробираться в гостиницу, в то время как Талли осталась охранять карету.

А на самом деле ей хотелось – и она с удовольствием поведала бы об этом Пиппин или любому человеку, который выслушал бы ее, – отделаться от этого цирка. И не проводить лето в Холлиндрейк-Хаусе.

Девушка подтолкнула туфелькой валявшийся камешек и вздохнула.

Загородная вечеринка. Талли позволила себе не согласиться. Вечеринка подразумевала событие, наполненное радостью и развлечениями. А то, что планировала ее сестра, просто-напросто будет для Фелисити возможностью покуражиться над всеми, кто пессимистично относился к ее великой идее выйти замуж за герцога.

Талли фыркнула неподобающим для леди образом. Если бы на этом интриги сестры закончились, то положение было бы терпимым, но она знала, что Фелисити планировала на самом деле – для нее эта загородная вечеринка окажется всего лишь еще одним способом всем назло заниматься устройством браков.

О, я должна была сжечь эту ее гнусную «Холостяцкую Хронику», когда у меня был шанс.

Потому что именно этот ужасный дневник Фелисити, тот, который она вела годами, записывая все внешние качества и материальные блага лордов и джентльменов из общества, представлял собой все то, что негативно отражалось на понятии брака – по крайней мере, с точки зрения Талли.

Что случилось с любовью с первого взгляда? С попыткой найти мужчину, который воспламенит воображение, сердце и душу?

Нет, вместо этого Талли придется провести следующие две недели в окружении идеально подходящих партий. Мужчин, специально отобранных Фелисити за их происхождение, богатство и положение в обществе.

Наподобие лорда Дэлдерби или виконта Госсета.

В этот раз Талли вздрогнула.

Она знала, что должна быть в восторге и испытывать благодарность за эту возможность, потому что какая же незамужняя девица в возрасте двадцати одного года не обрадуется шансу получить приглашение на загородный прием для избранных, где будет полным-полно подходящих холостяков?

Но только не Талли. Потому что мужчины, которых пригласила Фелисити, едва ли относились к тому типу, о котором она мечтала. О мрачном и таинственном. О том, кто повидал мир, существующий за пределами старомодных и безмятежных зеленых берегов Англии.

К несчастью для Талли, в ее жилах текла кровь отца, любившего путешествовать по свету, и степенная, предсказуемая жизнь, которую избрала ее сестра-близнец больше напоминала ей тюремное заключение, чем пресловутый горшок с золотом, в качестве которого большинство рассматривало такую невероятную и высоко возносящую партию.

Нет, там для нее не будет никаких таинственных поклонников, никаких сердечных привязанностей, никакого душераздирающего выбора между апофеозом любви и смертью.

Девушка снова посмотрела через лихорадочно суетящийся двор на огромное каштановое дерево в углу у конюшен, но вдова уже ушла – вероятнее всего, чтобы спасти свой багаж или поискать укрытия от развернутого Фелисити поля битвы.

Зависть, острая и пронзительная, кольнула сердце Талли. У этой вдовы, несмотря на ее мрачность и испытующие взгляды, было кое-что, чем Талли никогда не будет располагать – по крайней мере, до тех пор, пока ей самой не посчастливится надеть вдовий траур.

У нее была свобода.

Три дня спустя

– О, Тэтчер, вот ты где, – проговорила Талли, останавливаясь на середине кабинета своего зятя, даже не потрудившись постучать. Она полагала, что если бы он был каким-то другим герцогом, а не человеком, который когда-то служил у них лакеем, то она считала бы его таким же напыщенным и неприступным герцогом Холлиндрейком, как и все остальные.

К счастью, Тэтчер никогда не ожидал от нее соблюдения формальностей.

Комната была погружена в полумрак, что идеально подходило к угрюмому настроению Талли из-за роли пешки, которую ей уготовила сестра в своих возмутительных планах.

– Одна из горничных сказала, что видела, как прибыл экипаж, – начала она, – до ужаса убогая повозка, которая не может принадлежать одному из гостей Фелисити, и я подумала, что это может быть мой пропавший…

Талли умолкла, когда Брут, семеня лапками, вошел вслед за ней в комнату – после того, как остановился на пути вниз по лестнице и слегка пожевал ботинок лакея. Ее постоянный спутник всего лишь на секунду застыл на месте, а затем тихо зарычал и бросился в затененный угол, словно заметил там крысу.

Нет, скорее, пару весьма неказистых сапог.

Тэтчер был не один? Талли подавила румянец, который начал разливаться на ее щеках, вспомнив, как она только что нанесла оскорбление экипажу этого неизвестного визитера.

О, черт бы все побрал! Как она назвала его?

До ужаса убогая повозка…

Талли бросила взгляд на Тэтчера, который кивнул в скрытый тенями угол, и в то же самое время человек, сидящий там, поднялся из кресла. Внезапно мир вокруг Талли накренился, потому что этот мужчина обладал осанкой и грацией древнего бога, словно ожила одна из греческих скульптур, которые в Неаполе вечно собирал лорд Гамильтон.

Дрожь пробежала по ее спине, словно предчувствие чего-то судьбоносного. Талли не могла дышать, не могла двигаться, и она знала, просто знала, что в ее жизни неминуемо произойдут перемены.

Это не имело смысла, но опять же, Талли никогда особо не полагалась на смысл, здравый или какой-то еще.

Если бы только в кабинете Тэтчера не было так чертовски темно!

Но опять-таки, Талли на самом деле не нужно было видеть мужчину, в чьи сапоги вцепился Брут, чтобы узнать его.

Разве их няня Джамилла не твердила, что это случится подобным образом? Что однажды она встретится лицом к лицу с человеком, который является ее судьбой, и просто узнает его?

Даже если не сможет разглядеть его лицо, предположила Талли.

Возможно, все потому, что ее глухо стучавшее сердце останавливалось всего лишь из-за того, как он стоял, выпрямившись во весь рот, даже несмотря на злобного маленького обезьяньего пинчера, вцепившегося в его сапог.

Господи! Раз Брут расположился подобным образом, то этот человек вообще никогда не сможет двинуться вперед.

– О Боже! Брут, ах ты дворняжка с вульгарными манерами, уйди оттуда, – проговорила Талли, изображая на лице самую лучшую улыбку и жалея, что сейчас на ней одно из старых поношенных платьев Фелисити. И черт бы побрал Фелисити за ее надоедливое вмешательство, потому что если бы она оставила багаж в покое и не настояла на том, чтобы его перемещали с места на место, то сундук Талли не потерялся бы.

– Гнусная маленькая собачонка, ты слышишь меня? Иди сюда! – Девушка щелкнула пальцами и Брут, напоследок еще раз хорошенько куснув сапог, отпустил свою добычу и вернулся на обычное место у подола ее платья. Его черные глазки не отрывались от мужчины, точнее, от его сапог, словно поджидая какого-то знака, по которому он сможет вернуться и еще раз укусить их.

– Мне так жаль, сэр, – начала Талли. – Боюсь, что его манеры ужасны, но, уверяю вас, его происхождение безупречно. Предок Брута принадлежал Марии-Антуанетте. – Она замолчала, осознав, что, как дурочка, болтает о пустяках. Распространяется о королевских связях Брута, словно это худший способ угодить выскочкам.

– Никаких обид, мисс, – ответил незнакомец.

Талли вздрогнула от низкого, мужественного тона его голоса, хотя он просто принял ее извинение. Его слова окутали ее, словно ласка.

Затем, к ее восторгу, мужчина подошел ближе, придвинувшись к столу Тэтчера с кошачьей грацией, заставив Талли подумать о героях, которых она изображала в своих пьесах: бороздящих моря пиратах и пронырливых шпионах. Словно он привык двигаться сквозь тьму, безразличный и уверенный в своих силах.

Талли подавила еще одну дрожь и наклонилась, чтобы взять Брута на руки, крепко прижав собачку к себе, словно он был якорем, в котором она внезапно ощутила потребность.

Что же такое было в этом человеке, который привел ее чувства в такое состояние, словно вот-вот что-то захватит ее? Словно он был способен подхватить ее на руки и унести в какую-нибудь уединенную комнату, где запрет дверь на ключ. А затем он бросит ее на кровать и снимет сюртук, рубашку и…

Талли задохнулась от неожиданности.

Какого дьявола она себе воображает? Она еще даже не познакомилась с этим человеком, а уже практически вообразила его без одежды.

До этого момента Талли никогда не понимала одержимость ее сестры Холлиндрейком или навязчивой идеи Пиппин по отношению к капитану Дэшуэллу, но в мгновение ока она присоединилась к их рядам, да еще и прежде, чем разглядела чуть больше, чем тень этого бесподобного незнакомца.

О, святые небеса, молча взмолилась она, пожалуйста, скажите, что он здесь из-за загородного приема. Пожалуйста…

– Полагаю, мы встречались, – продолжила Талли, пытаясь выманить его вперед, заставить его заговорить снова, – но вам придется извинить меня, я просто ужасно плохо запоминаю имена.

Мужчина сделал шаг ближе, но остановился, когда дверь открылась, и вошел Стейнс с парой свечей в руках, а затем цокнул языком, увидев недостаток света в комнате. Дворецкий бросил на герцога испепеляющий взгляд, который, казалось, говорил: «Вы должны были позвонить и приказать прибавить света».

Бедный Тэтчер, подумала Талли. Он все еще не до конца освоился в роли герцога Холлиндрейка и всего, что включал в себя этот титул.

Когда дворецкий и два лакея, следующие за ним по пятам, начали обходить кабинет, зажигая свечи и освещая углы, Талли затаила дыхание. О, всего лишь еще несколько свечей – и она увидит свое будущее…

– Мы знакомы? – нетерпеливо спросила она и, чтобы добиться своей цели, переместила Брута на одно бедро и протянула руку, что должно было заставить незнакомца, если он – джентльмен, сделать последние пару шагов в круг света.

– Нет, я не думаю, что мы когда-либо встречались, мисс…

О небеса, его голос такой же мягкий, как и французский коньяк, который они с Фелисити таскали из винного шкафа своей учительницы. И этот голос будет звучать еще лучше, если он станет шептать ей на ухо.

Талли, любовь моя, чего ты желаешь больше всего…

Ох, теперь ты ведешь себя как полная дурочка, укорила себя Талли, закрыв глаза, потому что не могла поверить, что у нее возникают такие мысли по поводу совершенно незнакомого мужчины. Мужчины, с которым она никогда не встречалась. Девушка только надеялась, что вызванное им смятение, в которое пришли все ее внутренности, не отражается у нее на лице.

Сделав глубокий вдох, Талли открыла глаза и с ужасом уставилась на незнакомца перед ней. И это ее будущее? Ее судьба? Нет! Этого не может быть.

Определенно, не этот заурядный, неряшливо одетый тип, подслеповато мигающий в ее сторону из-за пары грязных очков, его плечи ссутулились, словно на них легла вся тяжесть мира.

Откуда он появился? Талли наклонилась, чтобы заглянуть за него, поискать хоть какой-то признак мужчины, которого она ожидала увидеть, но там больше никого не было.

Талли слегка покачнулась. Господи, у нее галлюцинации. Если бы она не была уверена в обратном, то решила бы, что хорошо приложилась к бутылке, как их лондонская экономка, миссис Хатчинсон.

Но нет, все факты были перед ней, потому что вместо слегка беспутного героя в куртке от Уэстона и идеально начищенных сапогах, там стоял джентльмен (хм, Талли надеялась, что он, по меньшей мере, был джентльменом) в сюртуке, который лучше всего можно было описать как бесформенный, сшитый из плохо окрашенной шерсти, с рукавами, слишком короткими для его рук. Чересчур короткими, потому что манжеты высовывались наружу почти на четыре дюйма. Затем она взглянула на его шейный платок, или, скорее, на то место, где он должен быть.

Потому что на этом месте, к ужасу Талли, красовался воротничок викария.

Викарий?

Сердце Талли остановилось во второй раз, и совсем не по той причине, по которой это произошло раньше. Она снова посмотрела на горло незнакомца, убежденная, что ошиблась. Он не мог быть…

О, Боже, она едва не выставила себя на посмешище из-за… из-за… викария.

Талли с трудом подавила разочарование. Как она могла так ошибиться…?

Но именно так и было, потому что именно в этот момент незнакомец сделал шаг вперед и взял ее руку в знак приветствия – Господи, Талли и забыла, что протянула ее, как сейчас казалось, целую вечность назад. Его пальцы вяло сжали ладонь девушки, когда он снисходительно улыбнулся ей, словно она была какой-то дурочкой.

По правде говоря, Талли так себя и ощущала, и все, что она смогла сделать – это поприветствовать его в ответ слабой улыбкой.

В этот момент ее зять резко вскочил, словно нервный кот.

– Талли, как грубо с моей стороны! Это мой кузен… хм, мм… мистер Майло Райдер. – Он сделал паузу. – Мистер Райдер, это моя свояченица, мисс Талия Лэнгли.

– Мисс Лэнгли, – проговорил незнакомец, – как приятно познакомиться с вами. – Затем, всего лишь на мгновение, его пальцы обхватили ее ладонь, рукопожатие стало более крепким, и ошеломляющая волна желания прокатилась по ее телу.

Талли подняла на него взгляд и обнаружила, что смотрит в темно-карие глаза цветом напоминающие турецкий кофе в котелке, который их няня Рана готовила для нее и Фелисити, когда они были маленькими.

Глаза мистера Райдера имели точно такой же загадочный оттенок – их цвет оказался насыщенным, утонченным и соблазнительным.

И пока она смотрела в эти глаза, Талли обнаружила, что он рассматривает ее лицо, изучает ее, словно тоже ищет ответ на какой-то ускользающий вопрос.

Талли вздрогнула. На самом деле, затрепетала, так как готова была поклясться, что ощутила, как мистер Райдер заглянул ей в самую душу. Его пальцы из безвольных превратились в теплые и твердые, внезапно сжав ее пальцы со стальной решимостью, противоречившей этому смиренному воротничку вокруг его горла.

О, Господи, что же происходит? подумала девушка, закрыв глаза и отчаянно пытаясь замедлить стремительное биение сердца и удержаться от того, чтобы не пролепетать что-то совершенно смехотворное.

А потом все ее романтические грезы улетучились. Его пальцы отпустили ее, и когда она снова подняла взгляд, то с разочарованием обнаружила, что теперь его лицо ничего не выражало, тайна из глаз исчезла, и он отвернулся, чтобы спросить у Тэтчера о чем-то, касающемся размещения в конюшне его лошадей.

И все же, предыдущий момент никак не выходил у Талли из головы.

Она покачала головой, вспоминая совет няни Джамиллы. О том, что женщина просто узнает, когда придет пора влюбиться.

Учитывая то, что Джамилла, находясь при французском дворе, влюблялась столько раз, что можно было заполнить объявлениями весь рекламный раздел «Морнинг пост», Талли пришлось допустить, что эта женщина знала, о чем говорит, но этого не может быть!

Влюбиться? В викария?

Талли прикрыла рукой рот, чтобы скрыть возглас, готовый оттуда вырваться, но мистер Райдер, казалось, особо ничего не заметил, потому что вежливо кивал в ответ на рассказ Тэтчера о пастбищах.

Так он остается? И на некоторое время, судя по всему.

Талли крепче сжала губы. О, она могла только представить себе реакцию Фелисити на этого незваного гостя. Даже если он оказался кузеном Тэтчера.

Талли почти стало жаль его. Ведь перед его именем не стояло приставки «достопочтенный» или «сэр Чарльз» или «сэр Джон». Фелисити будет беспрестанно брюзжать по поводу его приезда.

Как по заказу, ее сестра, герцогиня Холлиндрейк, впорхнула в комнату.

– О, Тэтчер, вот ты где! Я собиралась позвать тебя к обеду, меня задержало… – Она остановилась на середине предложения при виде гостя ее мужа, и, к ее чести, широко улыбнулась – до тех пор, пока ее острый взгляд не упал на его далеко не модные манжеты.

– Фелисити, как замечательно. Я был готов послать за тобой, – проговорил герцог. – Посмотри, кто приехал: мой кузен, мистер Райдер.

Талли сделала шаг назад: не то чтобы Фелисити могла устроить сцену перед гостем, но, хм, когда дело касается Фелисити, лучше оказаться подальше от линии огня.

Но, к безмерному удивлению Талли, широкая улыбка продолжала расплываться по лицу герцогини, когда та протянула руку в знак приветствия.

– Кузен Райдер! Какой прелестный сюрприз! Должна признаться, я полагала, что вы прибудете на следующей неделе…

Потрясенная Талли переводила взгляд с сестры на мистера Райдера. Так его ожидали?

Мистер Райдер без всякого изящества двинулся вперед, при этом едва не оттоптав Талли пальцы на ногах.

– Что ж, я… я… я, таким образом, я… – начал он, заикаясь. – Я надеюсь, что мое раннее прибытие не будет не… неудобством, потому что на прошлой неделе я приехал в Лондон, желая остановиться у нашей кузины, леди Батшебы, но обнаружил, что она внезапно покинула город – только представьте себе! А расходы на то, чтобы остаться там самому по себе, слишком велики – потому что вы просто не сможете поверить, какие цены связаны с проживанием в Лондоне. И хотя я недавно кое-что унаследовал, осмелюсь сказать, что трата денег по подобным грабительским расценкам чрезмерно напрягает мои чувства – так что я принял непростительное решение положиться на вашу доброту раньше, чем вы меня ожидали.

Талли отшатнулась. О, Господи, да он точно выскочка, да еще и скупой.

Удачи в поисках пары для него, Герцогиня, подумала она, используя не титул сестры, а детское прозвище, на которое Фелисити отзывалась и теперь, когда повзрослела.

Тем временем Фелисити подхватила мистера Райдера под руку и повела его из кабинета.

– Возможно, ваше раннее прибытие окажется вполне счастливым, сэр. Так как вы намереваетесь найти жену… – она оглядела его с головы до ног. – Да, что ж, возможно, это к лучшему, что вы приехали рано, полагаю, что перед нами стоит трудная задача, если вы не возражаете против моих слов. Не стоит откладывать на завтра то, что можно начать сегодня.

– Мм, я… таким образом… – мистера Райдер снова начал заикаться, бросив через плечо взгляд на Тэтчера, словно ожидая, что герцог выступит вперед и спасет положение.

Талли едва не улыбнулась. Мистер Райдер попросил Фелисити найти ему жену? О, бедняга. Но она не стала бы торопиться жалеть мистера Райдера, если бы знала, что Фелисити собирается делать дальше.

Герцогиня окинула взглядом сестру.

– Талли, мне нужна твоя помощь с мистером Райдером.

– Моя?

– Конечно, твоя! – улыбка Фелисити стала еще шире, что никогда не было хорошим знаком. Напоминало кошку, готовую вцепиться когтями.

Честно говоря, Талли могла придумать тысячу причин, потому что эта ситуация подавала все признаки неминуемого крушения.

– На самом деле я собиралась…

Ее сестра вовсе не слушала, уже пустилась строить планы и объяснять их в подробностях неправдоподобному будущему жениху.

– А теперь, кузен Райдер, я прослежу, чтобы вас устроили в вашей комнате, а затем, как только вы воспользуетесь шансом привести себя в порядок, пожалуйста, присоединяйтесь к нам за обедом. – Она улыбнулась бедному викарию. – Я посажу вас рядом со мной, так что мы сможем обсудить, какие именно леди, из тех, кого я пригласила, подойдут вам лучше всего. Хотя я думаю, что вас вполне устроит некая определенная леди, которая у меня на уме. Вы слышали о мисс Эсмерельде ДеФиссер?

У Талли закружилась голова. Мисс ДеФиссер? Неужели ее сестра сошла с ума? Что заставило Фелисити подумать, что наследница, обладающая таким положением и привилегиями, дважды посмотрит на викария? Да еще и на такого неряшливого, как этот? О, он мог быть одним из родственников Тэтчера, но такой связи едва ли было достаточно, чтобы побудить мисс ДеФиссер стать женой деревенского пастора.

Но вот оно – выражение дьявольской решимости на лице Фелисити, и Талли знала, что ничто не сможет остановить ее сестру от содействия этой невероятной брачной партии.

Она подняла глаза к небу. Девушка не знала, кого ей больше жаль – мистера Райдера или мисс ДеФиссер. К тому же, по какой-то странной причине, идея свести мистера Райдера с любой другой женщиной приводила ее в расстройство.

А почему, Талли не знала, ведь она вовсе не испытывала к нему ни малейшего интереса.

Совсем никакого, твердила она себе, выходя из кабинета вслед за мистером Райдером и Фелисити. То есть, до тех пор, пока он не прошел через тень, и на мгновение Талли разглядела его таким, каким видела ранее – беспутным и таинственным. Возможно, все дело было в неровно подстриженных волосах, спадающих ниже воротничка, или в том, как на кратчайший миг его плечи выпрямились, и он показался намного выше ростом.

Затем она моргнула – и повеса исчез, а Талли осталось только размышлять – на этот раз о своем собственном здравомыслии, а не беспокоиться о сестре.

Глава 2

Преподобный Майло Райдер.

Родился в 1789 году.

Местожительство: Эвелинг-Хаус.

Викарий из Байндли-он-те-Уэй в Линкольншире, мистер Райдер был посвящен в сан пять лет назад. По правде говоря, если бы этот человек не был кузеном Холлиндрейка с материнской стороны и не унаследовал неплохое состояние от еще более отдаленной родственницы, двоюродной бабушки, то он никогда бы не попал в мою «Хронику». Но, увы, теперь, когда у него есть дом и приличный доход, ему просто необходимо найти жену.

«Холостяцкая Хроника»

– Мисс, куда поставить ваш сундук? – спросил лакей, когда он и еще один слуга, судя по их внешности, набранные из числа полевых работников, вошли в апартаменты, которые Фелисити отвела для Талли, Пиппин и тетушки Минти.

Талли, сидевшая за столом, где она делала наброски, подняла голову. Это место позволяло ей воспользоваться гаснущим вечерним светом, и с него открывался прекрасный вид на лабиринт внизу. За последние несколько дней она провела большую часть своего времени (когда Фелисити не гоняла ее с тысячей и одним поручением по поместью герцога), пытаясь по памяти изобразить вдову из почтовой гостиницы.

Пиппин сидела и улыбалась, склонившись над письмом странствующему брату и вытирая с пальцев чернила.

Наконец-то, подумала Талли, когда пара слуг с глухим стуком опустила большой черный сундук в центре комнаты. Ее багаж нашелся.

Пиппин и Талли одновременно бросили обеспокоенный взгляд в сторону комнаты тетушки Минти, которая примыкала к их комнате, надеясь, что шум не разбудил спящую компаньонку.

– Благодарю вас обоих, – прошептала Талли, когда мужчины направились к выходу, а затем открыла свое бюро, чтобы достать ключ от сундука. Когда она повернулась, с ключом в руке, то еще раз взглянула на сундук.

– О, небеса, этот сундук не мой, – заявила она Пиппин, указывая на потрепанный предмет, занявший довольно много места в их общей комнате.

Конечно же, ее сундук был чем-то похож на этот – ведь все дорожные сундуки выглядят одинаково, не так ли? – но эта вещь определенно ей не принадлежала, в этом у нее не было сомнений.

Талли застонала. Конечно же, потерялся вовсе не багаж Фелисити, а ее. Ее единственный сундук. Со всеми новыми туалетами.

– Хочешь, я приведу их обратно? – спросила Пиппин, двинувшись к двери.

Как бы сильно ей не хотелось приказать слугам отнести сундук обратно вниз и сбросить на голову сестры, Талли сомневалась, что они сделают это. Так что вместо этого девушка ответила:

– Нет. Садись и заканчивай свое письмо. Мы пока оставим его здесь, а после обеда я попрошу Тэтчера послать кого-нибудь обратно в гостиницу – еще раз – и посмотреть, не вернули ли туда мой сундук. – Она обошла вокруг потрепанного сундука. – Я могла бы просто задушить свою сестру, – произнесла девушка. – Теперь мне нечего надеть сегодня вечером.

Пиппин бросила на нее взгляд.

– Что такого особенного в сегодняшнем вечере?

– Ничего! – ответила Талли, немного резче, чем обычно, и как только расслышала эту ноту в своем голосе, то отвернулась от Пиппин, испугавшись, что проницательная кузина увидит румянец на ее щеках.

Итак, это не совсем верно, молчаливо признала она. Он будет там. Через час после прибытия мистера Райдера Талли все еще не могла отделаться от смутного подозрения, что в этом человеке было нечто большее, чем бросалось в глаза.

Нет, она знала, что видела – таинственного повесу. И она не просто думала, что видела, но также и слышала его голос. Не то робкое заикание, которым он обманул ее сестру, а тот голос, которым он говорил ранее.

Без обид, мисс.

Он говорил как человек, привыкший отдавать распоряжения. Или поступавший по-своему. А потом, это выражение его глаз, этот исследующий, пронизывающий взгляд, которым он окутал ее, словно сетью. В этот момент мистер Райдер как будто пытался определить ее характер, и ей было до крайности любопытно, что он подумал о ней.

Посчитал ли он ее такой же раздражающей и сбивающей с толку, каким нашла его Талли. Или, еще хуже, не подумал ли он о ней просто как об очень невежливой свояченице Холлиндрейка.

– В чем дело? – спросила Пиппин.

– Ни в чем, – быстро ответила Талли. Затем попыталась исправиться и добавила: – Просто я устала носить старые платья Фелисити. Меня очень раздражает то, что она не поделилась со мной одним из своих новых туалетов, а навязала мне эти старые тряпки. – Она схватила красивый муслин так, словно это были лохмотья. – Моя сестра – гнусная, назойливая, несносная…

– Эх–хе, – протянула Пиппин, грозя ей пальцем. – Помни, что мы согласились на эту… эту…

Талли точно знала, что собиралась сказать ее кузина, так что предложила более мягкую формулировку:

– Загородную вечеринку?

Пиппин улыбнулась. Потому что наедине они называли это «дьявольской причудой Фелисити».

Талли сделала еще несколько шагов вокруг сундука.

– Если бы только мистер Тербер согласился поставить нашу пьесу – тогда у нас были бы собственные деньги, и нам не пришлось бы зависеть от ее проклятой благотворительности.

Или от ее навязчивого сводничества.

– Что ж, он не согласился, – ответила Пиппин со своей обычной практичностью. – Так что мы должны извлечь все самое лучшее из нашей ситуации.

– Хммм, – фыркнула в ответ Талли, усаживаясь на уродливый сундук, из-за которого она и разразилась тирадой.

– Интересно, чей он? – прошептала Пиппин, рассматривая громадный предмет багажа. – Вероятно, кто-то так же несчастен, как и ты, из-за того, что пропали его вещи. – Она на мгновение замолчала. – Может быть, нам стоит попытаться узнать, кому принадлежит сундук и воссоединить его с хозяином.

Талли бросила взгляд на сундук.

– На нем нет даже инициалов, – произнесла она, качая головой. – Но есть другой способ узнать. – Девушка вернулась к бюро, засунула подальше ключ от собственного сундука и начала копаться внутри, в конце концов, улыбнувшись, когда обнаружила то, что искала среди перьев, кусочков угля, палочек сургуча и других сокровищ, которые хранила в бюро.

Когда она подняла вверх набор отмычек, у Пиппин расширились глаза.

– Талли, ты не должна!

– Почему нет? – ответила Талли, разглядывая толстый замок на передней части сундука. – Не вижу, как еще мы сможем обнаружить, кому он принадлежит. – Она опустилась на колени перед сундуком и, еще раз вглядевшись в замок, приступила к работе.

Несмотря на то, что престижная школа в Бате, заведение мисс Эмери для обучения благородных девиц, которую посещали Пиппин, Талли и Фелисити, была известна тем, что выпустила нескольких наиболее изысканных леди из высшего общества, были там и ученицы, чье… хм… необычное воспитание привело их в Бат вместе со скандальными навыками. Этими навыками они с радостью делились со школьными подругами, которые искали отвлечения от уроков о правильном рассаживании гостей за столом и танцевальных па.

Как всегда любопытная, Талли научилась вскрывать замки у бывшей одноклассницы, мисс Кэтлин Эскотт – пусть даже только для того, чтобы время от времени взламывать винный шкаф мисс Эмери. По иронии судьбы, за эти годы ее умения оказались полезными, помогая пробраться за некую запертую дверь, вскрыть висячий замок тюремной камеры, или, как в этом случае, таинственный сундук. Этот талант оказался более пригодным, чем бесчисленные лекции мисс Эмери на предмет того, как долго нужно носить траур по троюродному родственнику.

– Не шуми, – упрекнула она Пиппин, которая шагала взад-вперед позади нее. – Я не могу сосредоточиться, пока ты мечешься туда-сюда.

– Талли, это неправильно! Что, если законный владелец обидится, узнав, что тебе пришлось обыскивать его вещи? Он может обвинить тебя в том, что ты что-то украла.

Талли сделала паузу и оглянулась через плечо.

– Ты собираешься читать мне нотацию насчет воровства? Кроме того, это была твоя идея – найти владельца. Как еще мы собираемся обнаружить, кому принадлежит сундук, если не откроем его?

У Пиппин хватило здравого смысла покраснеть, а затем она подняла вверх руки и отступила.

Талли засмеялась и вернулась к работе. Спустя еще несколько секунд сосредоточенных действий рычажки встали на свое место и замок открылся. Она откинулась назад, радуясь своему успеху.

– Тебе лучше выйти, если не хочешь принимать в этом участие.

Пиппин, поджав губы, бросила взгляд на дверь.

– Ох, тьфу. Семь бед – один ответ.

– И я думаю точно так же, – проговорила Талли, поднимаясь и открывая крышку сундука.

Пиппин заглянула ей через плечо.

– Как печально. Я-то надеялась на что-то увлекательное. На тайные драгоценности джентльмена, или, по меньшей мере, на коллекцию туфелек и вееров какой-нибудь элегантной леди.

Вместо этого, единственное, что предстало их глазам – это вытянувшееся во всю длину обычное траурное платье из блестящего черного бомбазина.

– Хмм, – произнесла Талли. – Интересно, не ее ли это сундук.

– Чей сундук?

– Вдовы из почтовой гостиницы. – Талли провела рукой по бомбазину – но шелковая ткань оказалась вовсе не из дешевых, чего она ожидала, а роскошной, плотной материей, слишком дорогой для обычного траура, для платья, которое будут носить всего несколько месяцев.

– Я не припоминаю, что видела вдову, – ответила Пиппин перед тем, как благоговейное «О–о–о» сорвалось с ее губ, когда она коснулась шелка. – Должно быть, оно…

– …стоило целое состояние, – закончила Талли, поднимая платье из бомбазина и осознавая, что оно примерно ее размера. Она осторожно положила его на кровать, размышляя, что за женщина стала бы вкладывать так много средств в платье, которое будет носить лишь временно. – Должно быть, она очень сильно любила его, – сказала она, больше для себя, чем для кузины, но Пиппин, с ее острым слухом, услышала эти слова.

– Может быть, или, возможно, он оставил ей очень щедрую вдовью долю.

Талли хихикнула.

– Тогда она как нельзя лучше чтит его память – растрачивает его состояние на элегантные платья. – Она снова провела рукой по шелку, а затем резко обернулась, когда услышала, как ахнула Пиппин. – Что такое?

Потом Талли тоже охнула, когда увидела платье, которое держала Пиппин. Подобных одеяний ни одна из них никогда не видела.

У Талли приоткрылся рот.

– Ну и ну! Да ведь я никогда…

Но прежде, чем она смогла сказать что-то еще, голос, от которого они обе замерли на месте, прервал их поиски.

– Да, да, я знаю, что обед через полчаса. Пожалуйста, скажите Стейнсу, чтобы поставил прибор для кузена герцога, мистера Райдера. Я хотела бы, чтобы он сидел рядом со мной.

Затем послышался шепот «Слушаюсь, ваша светлость» – перед тем, как эхо решительных шагов Фелисити снова зазвучало в коридоре.

– О Боже, она идет, – прошептала Пиппин.

Не произнося больше ни слова, они запихали бесценный шелк и то платье, что держала Пиппин, обратно в сундук, и закрыли крышку как раз перед тем, как распахнулась дверь их комнаты.

Фелисити вошла в комнату со своей обычной властностью. Не то, чтобы на нее повлиял титул герцогини, вовсе нет – просто Фелисити была рождена для этой роли.

– Талли, Пиппин! Вы еще не одеты!

– Фелисити, я совсем не понимаю, почему мы должны прибегать ко всей этой суете, когда только семья… – начала Талли.

Брови ее сестры лишь слегка приподнялись, но этого было достаточно, чтобы остановить Талли.

– Да, сегодня может быть и так, но завтра уже не будет. Наши гости начнут прибывать уже днем, и я хочу убедиться, что штат прислуги и… – она с упреком посмотрела на сестру и кузину, – … все остальные будут на высоте. С этим приемом у меня связано так много надежд – устремлений для всех нас…

Талли знала, что это означало – найти им мужей. Подходящих. Высокопоставленных. Скучных.

Тем временем, Фелисити продолжала, в блаженном неведении о том, какие анархические идеи замышлялись в сердце ее сестры:

– … и если этот загородный прием будет иметь успех, в чем я просто уверена, то представьте себе следующий Сезон, когда мы вернемся в Лондон…

Талли и Пиппин обменялись взглядами. Они обе имели другие планы на следующий год – как только мистер Тербер купит их пьесу – и в эти планы не входило проводить время вместе с Фелисити, которая будет навязывать их высшему обществу.

И их планы определенно не включали возможность обручиться с каким-нибудь занудным виконтом или… викарием…

Талли покачала головой, выбросила из головы эту заблудшую мысль и попыталась сосредоточиться на том, о чем болтала Фелисити.

Что было вовсе не трудно сделать – потому что в последнее время у Фелисити на уме было только две идеи: превратить свой загородный прием в яркий успех в обществе и успешно перерыть «Холостяцкую Хронику» ради наиболее подходящих брачных кандидатов для Талли и Пиппин.

Но даже Фелисити могла время от времени отвлекаться, и в этот раз она остановилась на середине предложения, склонила голову на бок и вгляделась в сундук позади Пиппин и Талли.

– Что ж, это хорошие новости. Твой сундук прибыл.

– Но это не… – начала говорить Пиппин перед тем, как Талли резко ткнула ее локтем в бок и заставила замолчать.

– …не слишком поздно для того, чтобы прибыла моя одежда, – вмешалась Талли. – Как мне повезло.

Пиппин безмолвно кивнула в знак согласия, искоса бросив на Талли взгляд, говоривший, что она не совсем понимает, что затеяла ее кузина.

Или что она не уверена, что хочет принять в этом участие.

– Что ж, теперь ты сможешь должным образом одеться к обеду, и я больше не услышу никаких жалоб на то, что тебе нечего надеть, – заявила Фелисити, махнув им рукой и поворачиваясь, собираясь уйти. – Не забудь включать в разговор мистера Райдера, Талли. Я жду, что ты поможешь мне привести его в форму перед тем, как прибудет мисс ДеФиссер. Может, ты пригласишь его поиграть в карты после обеда или позовешь на прогулку и узнаешь, каковы его интересы, чтобы я могла решить, как с ним дальше действовать. – Ее сестра удрученно вздохнула. – Боюсь, что он оказался не тем человеком, которого я ожидала. Я думала, что кузен Тэтчера будет более… более… – Она задумалась, но Талли точно знала, что Фелисити имела в виду.

Более перспективным.

Фелисити вздохнула и продолжила:

– Теперь ничего не поделаешь, придется обходиться тем, что есть. И для этого, Талли, мне нужно, чтобы ты очень внимательно отнеслась к мистеру Райдеру.

– Я?! – Талли начала было протестовать, но сестра-близнец прервала ее, цокнув языком.

– Я прошу не так уж много, – проговорила Фелисити. – Просто разузнай, есть ли в этом человеке что-то интересное, чтобы мы смогли воспользоваться этими деталями и прельстить мисс ДеФиссер вступить с ним в брак.

Интересное… это слово вызвало у Талли образы ее первого впечатления о мистере Райдере как о повесе, который может соблазнить женщину всего лишь взглядом. Как о пирате, который может похитить сердце леди. Как о разбойнике…

Как раз в тот момент, когда она начала воображать его в черном сюртуке верхом на черном жеребце, Пиппин толчком вывела ее из состояния задумчивости.

– … и тогда завтра, – говорила Фелисити, – мы должны будем узнать, как хорошо мистер Райдер умеет ездить верхом, играть в шары, и, конечно же, танцевать.

– Ты хочешь, чтобы я танцевала с ним? – выпалила Талли, не столько задавая вопрос, сколько заявляя протест.

Фелисити сделала паузу и уставилась на нее так, словно Талли только что попросила депортировать ее в Ботани-Бэй.

– Но, конечно же, ты должна танцевать с ним. Талли – что с тобой происходит? Разве ты не понимаешь, как это важно для меня? Я всего лишь прошу произвести впечатление на мистера Райдера, чтобы он доверился тебе и прислушивался к твоим словам – а затем, когда ты дашь ему несколько благонамеренных и необходимых советов насчет улучшения стиля одежды и внешности, чтобы, так сказать, больше походить на джентльмена, он послушался тебя.

Перечень протестов Талли по поводу безумного плана сестры вырос настолько, что слова застряли у нее в горле, и она лишилась дара речи.

Фелисити, конечно же, ничего не заметила.

– Обед будет подан через полчаса. Пожалуйста, не опаздывайте. – Она вышла так же быстро, как и вошла, и даже прежде, чем за ней закрылась дверь, они услышали, как герцогиня отдает приказы какому-то незадачливому слуге, оказавшемуся в коридоре.

– Легче было бы служить в войсках Веллингтона, – сумела выдавить Талли. – Она просто невозможна!

Пиппин хихикнула, отталкиваясь от сундука.

– Я скажу, что она настроена решительно.

– Ты улыбаешься только потому, что она не толкает тебя к этому гнусному мистеру Райдеру, – Талли поджала губы и занялась тем, что снова открыла крышку сундука.

– Ты с ним встречалась?

Талли кивнула.

– Когда я спустилась вниз, чтобы спросить у Тэтчера насчет моего сундука, он был там.

Пиппин помолчала, положив руку на черный шелк.

– И?

Сморщив нос, девушка ответила:

– Он настоящий деревенский священник. Вовсе не похож на викария Вайлса из нашей пьесы.

Пиппин засмеялась.

– Ни слова больше. Не удивительно, что Фелисити в таком состоянии. – Она вытащила черный шелк из сундука, открыв под ним настоящее сокровище, то, которое они так торопливо спрятали от герцогини – черное бархатное платье, усыпанное драгоценными камнями и ослепляющее замысловатыми узорами вышивки серебром и жемчугом.

Обе стояли, в изумлении глядя на элегантное творение, совершенно забыв о Фелисити и мистере Райдере.

– Это самое красивое платье, которое я когда-либо видела, – наконец прошептала Талли, словно если бы она произнесла эти слова громко, то платье бы каким-то образом исчезло.

Пиппин поглядела на кузину.

– В самом деле?

Талли кивнула.

– Не думаю, что даже у Джамиллы когда-нибудь было что–то, близкое к этому.

– Боже мой, Талли, – проговорила Пиппин, разглядывая шелк на кровати и бархат в сундуке. – Уверена, они подойдут тебе!

Талли опустила глаза на черный бархат и мгновенно представила себя облаченной в этот наряд, с драгоценностями в волосах и серебряных туфельках.

Мысленно она вообразила, что больше не находится под социальной опекой Фелисити, а сама себе хозяйка, свободная от ограничений общества.

А рядом был мужчина. Ведь если женщина надела такое платье, то лучше, чтобы рядом находился мужчина. И на нем была полумаска – делая его таким же неотразимым и привлекательным, насколько она выглядела элегантной. Ему не нужно будет приглашать Талли на танец, потому что он завладеет ее рукой, оттеснив всех соперников, и закружит ее в вальсе. Затем, так же внезапно, комната начнет пустеть, пока они не окажутся только вдвоем, не испытывая потребности в музыке, кружась в тусклом свете свечей… Он склонится к ее губам и…

– Талли! Ты меня слушаешь? – воскликнула Пиппин, подталкивая ее сзади и откладывая в сторону баночку с благовонием и небольшой футляр.

Боже, она настолько углубилась в грезы наяву, что даже не заметила, как кузина снова занялась исследованием сундука. Вот вам и возражения Пиппин насчет вторжения в чью-то личную жизнь, потому что теперь она копалась в нем, словно тряпичница.

– Все это не имеет смысла, – бормотала ее кузина.

– Почему? – спросила Талли, положив бархатное платье рядом с бомбазиновым.

– Вдова, которая одевается подобным образом? А здесь лежит еще и платье горничной. – Пиппин подняла его вверх. – Я бы с удовольствием посмотрела на лицо Фелисити, если бы ты надела это платье к обеду. Оно произвело бы отменное впечатление на этого ее мистера Райдера.

Отменное впечатление… эти слова ударили Талли, словно метко выпущенная стрела. Но ее взгляд задержался не на поношенном и неаккуратном шерстяном платье, которое можно было увидеть на горничной в холле местной гостиницы, а на черном бархате.

О да, надев этот наряд, Талли произвела бы отменное впечатление. Платье настолько скандально, что одного его вида будет достаточно, чтобы вызвать у Фелисити припадок на неделю, а может быть, даже и на две.

Но это может также и изменить решение ее сестры использовать ее, чтобы злоупотребить доверием мистера Райдера. Леди в таком платье, скорее всего, доведет неуклюжего деревенского викария до апоплексического удара.

Но не его… прошептал ей внутренний голос. Не его.

Разбойника. Шпиона. Мрачного, опасного мужчину, воспоминания о котором преследовали ее.

Некоторое время Талли обдумывала безнравственную мысль о том, что это платье могло бы пробудить мужчину, которого она заметила за фасадом мистера Райдера.

Что ж, платье определенно сможет подтвердить или опровергнуть ее теорию насчет викария.

– Господи, – произнесла Пиппин, вытаскивая кожаные бриджи и небольшой сюртук мужского покроя, оба предмета одежды были полуночно-черные. – Посмотри на этот костюм для верховой езды – в самом деле, он мог бы принадлежать разбойнику.

– Я сомневаюсь, что эта леди – разбойник, – ответила Талли, не отрывая глаз от бархатного платья.

– Хочешь поспорить? – поинтересовалась ее кузина, поднимая пару пистолетов.

– Боже правый! – воскликнула Талли, когда Пиппин вложила их ей в руки.

– Полагаю, этот сундук мог бы принадлежат тебе, – пошутила Пиппин. – У всего этого есть предпосылки какой-то тайны. Я надеюсь, что мы сможем найти владелицу сундука, так как я должна предположить, что она затмит даже Джамиллу.

Талли все еще разглядывала пару пистолетов, которые держала в руках. Они были прекрасной работы и, судя по потертым и гладким рукоятям, часто пускались в ход. Что за леди обладает таким странным подбором одежды и вещей?

– Может быть, она актриса, и все это – ее костюмы, бутафория, – предположила она.

– Я сомневаюсь в этом, – с твердым убеждением проговорила Пиппин.

– Почему?

– Много ли найдется актрис, которые сочтут необходимым вот это? – спросила Пиппин, поднимая набор отмычек, в точности такой же, как и у Талли.

Глава 3

Мэйфер, Лондон

За четыре ночи до этого

Туман, клубившийся вокруг Ларкена, пока он шагал по улице, выглядел тревожно знакомым. Так же, как и булыжники под его сапогами.

Он проходил здесь раньше. В этом он был уверен.

Размахивая рукой перед собой, он надеялся каким-то образом разогнать туман, чтобы суметь увидеть путь впереди, но эта попытка оказалась такой же бесплодной, как и чувство отчаяния, стянувшее его грудь узлом страха.

Все должно закончиться катастрофой.

Где-то впереди него заговорила женщина:

– Милорд, вы должны помочь мне. Я не могу остаться в Париже еще на одну ночь.

– Я не могу. Я не стану помогать вам, – послышался ответ, такой же твердый и яростный, как и просьба – нет, приказ – леди.

Ларкен вскинул голову. Он знал этот голос. Говорил его отец. Но этого не могло быть. Его отец…

Между тем, пара продолжала ссориться.

– Если вы не поможете мне, я погублю вас. Вашу семью. У меня более чем достаточно доказательств, чтобы разрушить все, что вам дорого, – угрожала она. – У вас нет иного выбора, кроме как помочь мне.

– Ваши доказательства такие же фальшивые, как и ваше сердце, – выпалил в ответ его отец. – И вы не сможете погубить меня или навредить моей семье. Никогда.

Ларкен попытался избавиться от настойчивости, скрывавшейся за этими словами.

Это не имеет ко мне никакого отношения, убеждал он себя. Ему нужно сбежать из этого места. Из этой ночи.

Все это имеет к тебе непосредственное отношение, насмехался над ним в ответ клубящийся туман.

– У вас мало времени, милорд. Вы забыли о ребенке? – дерзко спросила женщина. – Полагаю, что одно только это обстоятельство не оставляет вам никакого выбора.

Всегда есть выбор.

Вот чему научил Ларкена его отец. Выбор есть всегда. Хороший и плохой.

А в этот раз выбор будет очень плохим.

– Если вы не возьмете меня, не возьмете нас обоих, то это приведет к вашей гибели, – подстрекала она, побуждая его отца сделать ужасный выбор.

– Это будет означать измену, я и слышать об этом не хочу. Мадам, наше партнерство заканчивается сегодня ночью, – заявил ей Ларкен-старший, с категоричностью, которую его сын знал слишком хорошо. Теперь его отец ни за что не изменит свое решение.

Ларкен, спотыкаясь, двинулся вперед, но туман сгустился, когда он приблизился к чему-то… Он вдохнул и ощутил зловоние сточных вод и мусора. Река?

Нет. Только не Сена.

– Отец, берегись, – попытался крикнуть он, но слова перепутались и застряли на кончике языка. Ларкен сунул руку во внутренний карман куртки за пистолетом, но его там не оказалось.

– Заканчивается? Вы думаете, что сможете закончить это? – Мрачный, беспощадный смех раздался в ночи. – Единственный, кто найдет свой конец сегодня ночью – это вы, милорд. В последний раз вы перешли дорогу Ордену.

Пистолетный выстрел эхом отозвался внутри Ларкена, как будто пуля попала в него. Где-то послышался всплеск.

Ледяные иглы впились в него, словно это он упал в мутные глубины Сены. Ларкен ощущал себя там, вода заполняла его рот, ноздри и уши. Он тонул, погружаясь в реку, темнота со всех сторон смыкалась над ним. Он умрет, если не сможет…

Руки Ларкена взлетели к груди, чтобы найти, куда попала пуля, а затем потянулись к поверхности воды, его легкие разрывались от недостатка воздуха.

А затем показался луч света. Этот луч ослепил Ларкена, но все же вытащил его из воды, из мрака.

Он прикрыл глаза рукой, пытаясь понять, где он и что происходит.

Или, что более важно, кто пришел за ним сейчас.

– Милорд? Вы проснулись? – Мужчина поднял свечу повыше, к своему лицу, так что теперь оно было ясно различимо. – Это я, Ройстон. Сожалею, что побеспокоил вас, но теперь, когда вы проснулись… – он сделал паузу, чтобы смысл этих слов дошел до сознания Ларкена.

Проснулся. Ларкен сделал глубокий вдох. Да, он проснулся. Не в Париже, не во Франции. А здесь, в Лондоне. И это Ройстон, его дворецкий.

И ему уже не одиннадцать лет, и он не бродит по улицам Парижа, пытаясь остановить… гм, остановить судьбу.

Ларкен тяжело вздохнул. Он просто спал. И видел сон. А теперь проснулся. Он не знал, что из этого хуже. Кошмары или пробуждение и осознание того, что его жизнь ничем не отличается от той, какую он вел до того, как лег в постель.

– Да, Ройстон, – проговорил он, стараясь отделаться от преследующего сна. – В чем дело?

– Милорд, я не стал бы беспокоить вас, но боюсь, что внизу ждут гости.

– Прогони их, – велел дворецкому Ларкен, перекатившись на другой бок и потянув за собой покрывало, хотя одним глазом все же успел увидеть часы на каминной полке. Пять утра? Боже, да ведь он упал в кровать всего лишь час назад.

– Боюсь, что я не смогу прогнать их, – ответил Ройстон. – Это его светлость герцог Сетчфилд и джентльмен, который заходит время от времени. Тот, который никогда не сообщает своего имени.

Ларкен застонал. Ему не нужно было знать имя, чтобы догадаться кто это. Пимм. Глава разведки министерства иностранных дел. Пимм никогда не сообщал своего имени. Никогда не оставлял следов своего присутствия.

И он никогда не заявляется прямо к одному из своих… коллег… если только не…

Если только не случилась какая-то катастрофа.

– Господи! – пробормотал Ларкен, отбрасывая пропитанные потом простыни и стряхивая последние следы сна с утомленного тела. Только и остается, что встать – и постараться не обращать внимания на то, что пол под его ногами – пусть и всего на секунду – походил на грубые булыжники Парижа.

– Выглядишь просто ужасно, – произнес в знак приветствия герцог Сетчфилд, когда Ларкен вошел в комнату.

– Я спал, Темпл, – ответил тот, обращаясь к герцогу по прозвищу. – Помнишь, что значит спать? Разумные люди делают это по ночам.

– Не похоже, что ты спал, – настаивал герцог. – Кошмары?

– Не твое дело, – раздраженно ответил Ларкен, проходя мимо подноса с бренди. Его отослали домой с континента шесть месяцев назад, по заявлению вышестоящего начальника, потому что он стал слишком сильно рисковать. Опасный и непредсказуемый, как написал один офицер в зашифрованном послании к Пимму.

В том послании, которое Ларкен не только перехватил, но и с легкостью расшифровал.

Слишком сильно рисковал. Ларкену хотелось засмеяться. Пимм и его подручные сделали его таким. Беспокойным и подозрительным ко всему. А возвращение домой не улучшило его настроение – только подчеркнуло тот факт, что он больше не принадлежит к элегантному высшему обществу, положение в котором досталось ему по наследству.

Он бросил взгляд на стоящие рядом бутылки и понял, что должен был предложить гостям выпить, но опять же, сейчас пять часов утра и они подняли его с постели. Ларкен не ощущал себя гостеприимным хозяином.

Это не означало, что Ройстон также окажется выше подобных манер, потому что дворецкий вошел в комнату с подносом, на котором лежали холодная ветчина и хлеб. В кофейнике дымился кофе, наполняя гостиную тонким запахом.

Ларкен подождал, пока Ройстон опустит поднос на стол и выйдет, и спросил:

– Я не собираюсь быть грубым, но какой дьявол принес вас в мой дом в такой час? Я же отстранен от дел, не так ли?

Пимм прищурил глаза, быстро оглядев окружающую обстановку перед тем, как тихо и решительно заговорить:

– Дэшуэлл сбежал две ночи назад. Из тюрьмы Маршалси².

Сбежал? Из Маршалси? Невозможно.

Игнорируя то, как двое гостей изучали его, Ларкен осмысливал эту информацию со смешанными чувствами, которые не осмеливался выказывать. Дэшуэлл на свободе? Он знал, что этого не следовало делать, но отчасти Ларкен испытывал восторг из-за того, что американский приватир³, который насмехался над английским флотом и наводил страх на английские торговые корабли, сбежал из заключения.

До того, как их страны вступили в войну, Дэшуэлл был одним из самых лучших агентов министерства иностранных дел. Капитан, достаточно дерзкий, чтобы пробираться через любую блокаду, подбирая английских агентов на берегах континента и увозя их обратно в безопасное место. Эти опасные приключения и ночи, проведенные за выпивкой и игрой в карты, превратили Ларкена и Дэшуэлла в закадычных друзей.

Но это было перед тем, как американцы объявили войну Англии. До того, как друзья в мгновение ока превратились во врагов.

А затем, прошлой зимой, сразу после того, как его отослали домой, Пимм заставил Ларкена помогать министерству иностранных дел в поимке Дэшуэлла – безрассудный ублюдок пробрался в Лондон, чтобы выследить самые лучшие корабли перед тем, как они выйдут из торговой гавани.

Вся эта ситуация не слишком нравилась Ларкену, но что он мог поделать? Пимм имел право разыскивать приватира и отдавать приказ о его аресте. Дэшуэлл слишком много знал о работе министерства иностранных дел. Знал слишком много агентов. Он представлял опасность для всех них.

И поэтому Ларкен согласился помочь поймать своего друга.

Во время войны он совершал и худшие поступки, уверял себя барон. Конечно, совершал, твердил он себе на протяжении прошедших месяцев. Худшие, чем предательство друга.

– Сбежал? Две ночи назад, говорите? – спросил Ларкен, стараясь, чтобы его голос звучал небрежно, хотя сам испытывал что-то вроде возбуждения. Он должен был знать, что хитрый дьявол сумеет каким-то образом выскользнуть на свободу. – Так почему же вы пришли ко мне сейчас?

– Этот факт обнаружен нами случайно, – ответил ему Темпл. – Подслушан чуть раньше в «Уайтс». Кажется, в Адмиралтействе царит переполох, но они не хотят разглашать, что потеряли ценного английского узника. – Темпл не стал придерживаться условностей, а подошел к подносу, взял толстый ломоть хлеба, положил сверху кусок ветчины и откусил такой большой кусок, словно не ел несколько дней. – Всю ночь на ногах, просили отплатить услугой за услугу, – пояснил он, словно извиняясь.

Ларкен не видел в этом никакого смысла.

– Как, черт побери, Дэшуэлл смог сбежать? Да еще из Маршалси, ради всего святого.

– Ему помогли, – сказал Пимм, сунув руку за отворот сюртука и вытащив сверток бумаг. Он передал эту связку барону с позволением прочитать ту информацию, которую они уже собрали.

Между тем, Темпл сделал еще один бутерброд с ветчиной и налил себе чашку кофе, бросив несколько кусочков сахара в крепко сваренный напиток. Пимм последовал его примеру, но только без сахара.

– Чертовски хорошо организовано и идеально исполнено, – бормотал Ларкен, читая торопливо написанный отчет. Окружены, как только выехали за ворота… Потерпели поражение в тумане… Экипаж нашли в Мэйфере позже этим днем…

– Ну и ну, – произнес Ларкен, закончив последнюю страницу. – Кто бы это ни был, но они перехитрили Адмиралтейство в их собственной игре. Черт возьми, как они узнали, что Дэшуэлла будут перевозить?

– Не имеем ни малейшего понятия, – ответил Темпл. – Об этом знало всего несколько человек. – Он кивнул на Пимма. – Даже мы были не в курсе.

Ларкен отложил бумаги в сторону и запустил пальцы в неопрятные волосы.

– Какого дьявола Адмиралтейство вообще решило перевезти его?

На этот вопрос ответил Пимм.

– Они собирались повесить его в Ньюгейте на рассвете.

От этих слов Ларкен окончательно проснулся. Что ж, он всегда знал, что Дэш кончит именно так, но это ему вовсе не нравилось.

Потому что, по сути дела, Дэшуэлл – его друг. Американец он там или нет, не важно, о чем говорят политики.

Проклятие, ему было ненавистно то, что честь и долг поместили их во враждебные лагеря. Сколько раз Дэшуэлл приплывал во французские бухточки и убежища контрабандистов, чтобы незаметно высадить или вывезти Ларкена из Франции? Конечно, прежние подвиги друга не остановили его от того, чтобы выдать Дэша и помочь запереть его в тюрьме.

Но кто-то оказался не таким бессердечным. Они освободили его… что добавило еще один недостаток в это дело. Если Дэшуэлл сбежал, то его нужно снова поймать. Ларкен вздрогнул и передвинулся поближе к камину, шагая перед каминной решеткой по ковру, истрепавшемуся за многие ночи, которые барон провел подобным образом, прохаживаясь взад-вперед и пытаясь решить какую-то проблему.

Нет, ему вовсе не нравился подтекст того, на что намекало развитие событий.

– Есть еще кое-что, – произнес Темпл. – Чего нет в отчете.

Ларкен остановился на полушаге и через плечо бросил взгляд на герцога. Ага, вот теперь они собираются изложить самое важное.

Темпл знаком попросил его присесть, что Ларкен и сделал, готовый внимательно выслушать герцога, если это будет означать, что потом они оставят его в покое.

– В то время как отчет описывает это нападение как работу большой, хорошо вооруженной банды опасных головорезов, все это неправда, – заявил герцог. – Всего несколько часов назад я пропустил пару стаканчиков с парнем по имени Доббинс, который утверждал, что Дэшуэлла освободила вовсе не банда, а две женщины с помощью огромного, как вол, мужчины, упомянутого в официальном отчете, а также неизвестного типа, который подменил обычного кучера тюремного фургона.

– Возглавляла нападение особа в красном платье, или, как довольно красноречиво высказался мистер Доббинс, «девка с самой шикарной парой титек, какую я только видел. А ее волосы! Светлые, и сияют, как лампа», – Темпл помолчал. – Настоящий поэт наш мистер Доббинс. Но очевидно, что леди, о которой идет речь, молода и красива. И ловко умеет обращаться с пистолетом, потому что она вытащила его прежде, чем дежурный лейтенант смог сделать хоть одно движение. – Темпл снова сделал паузу, чтобы его слова произвели должное впечатление, а затем добавил: – Старуха, по всей вероятности, была вовсе не старой женщиной, потому что очевидно, что двигалась так же легко и тоже была хорошо вооружена. – Снова он сделал вдох и посмотрел на угли в очаге. – Подозреваю, что кучером также была женщина, но у меня нет доказательств… всего лишь…

Он умолк, но Ларкен в точности знал, что герцог имел в виду. Всего лишь предчувствие.

После стольких лет на службе, бывали случаи, когда только инстинкт мог провести черту между фактами и неопределенностью.

У Ларкена стеснило грудь, когда он пришел к единственному выводу, который напрашивался. И теперь он понял, почему они разбудили его.

По крайней мере, решил, что понял.

– Вот почему вы пришли сюда… потому что думаете, что это работа…

Пимм застонал. Громко. А затем излил свой протест в резком злобном порыве.

– Если вы скажете, что это работа Ордена, то я отправлю вас обоих в Бедлам, – заявил он, пригрозив им пальцем. – Орден Черной Лилии! Ба! Всего лишь распространяющиеся веками слухи и обман со стороны французов, чтобы отвлекать внимание дураков. Женщины-шпионы! Чушь!

Темпл и Ларкен обменялись взглядом, герцог насмешливо изогнул бровь. Они редко в чем-то соглашались, но Орден Черной Лилии оба не считали вымыслом.

Пимм, несмотря на то, что, вероятно, считался именно тем выдающимся умом, который удерживал на расстоянии врагов Англии, не был оперативным работником и провел большую часть карьеры за столом. Было почти невозможно убедить его в том, что не подтверждалось надёжными доказательствами.

А доказательства существования Ордена такими не являлись – обнаружить их было невозможно.

Лига женщин-шпионов, основанная Марией де Гиз⁴, по свидетельству большинства легенд, которая продолжала на протяжении веков охранять и прислуживать многим французским королевам и защищать их от интриг, как дома, так и за границей.

Мужчины вроде Пимма смеялись над самой идеей того, что любая женщина сможет держать язык за зубами достаточно долго, чтобы сохранить секреты Ордена – не говоря уже о том, что французские распутницы будут молчать три века подряд.

Однако для Ларкена Орден не был просто гипотезой, фикцией, придуманной французами, чтобы заставить англичан беспокоиться. И все же, если он признается, что знает правду, то рискнет раскрыть то, как он узнал о существовании этого шабаша ведьм-шпионок.

То, что его отец был связан с этой тайной организацией, влюбился в одну из них и помогал ей, до тех пор, пока мстительная леди не обставила все так, как будто он совершил измену… а затем убила его, когда отец попытался разыскать доказательства, чтобы очистить свое имя.

Разве сам Ларкен не делал то же самое на протяжении многих лет – тайно разоблачая действия Ордена, в то же время, находясь на задании ради Англии? Иногда он сомневался, что Пимм одобрил бы это.

Погоня за призраками… пустая затея, так бы он назвал самопровозглашенную миссию Ларкена.

Теперь барон понял, что все это время был прав, пытаясь обнаружить главу Ордена, его сторонниц и их предназначение. Потому что очевидно, что теперь они вершили зло в Лондоне.

Они освободили Дэшуэлла, чтобы отправить его обратно в море, где он опять сможет наводить страх на английский флот.

Но предположение Ларкена нашло еще одного скептика.

– На самом деле я не думаю, что это работа Ордена, – сказал Темпл, пробудив его от задумчивости. – У меня есть другая теория.

Со стороны Пимма снова послышалось фырканье, но без вспышки эмоций, и с этой далеко не одобрительной поддержкой герцог продолжил объяснять свои подозрения о том, что случилось под сенью стен, защищающих Маршалси.

А эта теория оказалась крайне необычной. Потому что, когда Темпл закончил, Ларкен с изумлением уставился на него.

– Ты думаешь, что это работа двух мисс из Мэйфера? – Он всплеснул руками и снова зашагал по комнате.

И после этого министерство иностранных дел называет его непредсказуемым?

– Ты сошел с ума, если полагаешь, что две девицы, едва покинувшие какую-то школу в Бате, смогут замыслить подобный план. – Сделав еще несколько шагов, Ларкен остановился и спросил: – И я полагаю, что на кучере все еще красовались танцевальные туфельки?

Пимм откинулся на спинку кресла, и улыбнулся – не исключено, что это было в первый раз за всю его карьеру. Во всяком случае, уголки его губ приподнялись вверх.

– Ты не прислушивался к моим словам, – возразил Темпл, вставая на его пути, чтобы остановить отчаянные шаги барона по ковру. – Талия Лэнгли и леди Филиппа вовсе не обычные дебютантки. Талли выросла в тени отца, барона Лэнгли, которого ты знаешь.

Ларкен нехотя кивнул. Лорд Лэнгли под видом дипломата собирал разведывательные данные для Англии на протяжении почти тридцати лет. Его неординарные методы, пользующиеся дурной славой любовные связи и нежелание передать кому-либо на воспитание дочерей – поэтому девочки мотались вместе с ним туда-сюда по всему континенту – сделали его кем-то вроде изгоя в министерстве иностранных дел. Но никто не оспаривал результатов, которых он достиг.

– Это был бы не первый раз, когда Талия Лэнгли вызволяла человека из тюрьмы, – проговорил Темпл.

Ларкен вскинул на него взгляд.

– Что?

Затем, к его удивлению, Пимм утвердительно кивнул.

– Она освободила из тюрьмы лорда Джона, – объяснил Темпл. – Когда он был арестован местным магистратом за контрабанду – так что пусть тебя не обманывает ее прекрасный пол и адрес в Мэйфере, заставляя думать, что эта девушка не сможет оказаться хитрой и изобретательной неприятностью.

– Но почему дочь лорда Лэнгли захотела бы освободить Дэшуэлла?

Темпл покачал головой.

– В обычной ситуации она не стала бы этим заниматься. Все это имеет отношение к ее кузине, леди Филиппе Ноулз. Эта девушка, к большой тревоге всех, кто ее знает, совершенно очарована Дэшуэллом. – Он помолчал и вздохнул. – Нет, она без памяти влюблена в него, и ни перед чем не остановилась бы, чтобы спасти его.

– Не она ли была той, что… – начал Ларкен.

Темпл прервал его коротким кивком, потому что точно знал, о чем спрашивает Ларкен.

Леди Филиппа была на балу в ту ночь, когда они поймали Дэшуэлла, и образ девушки промелькнул в его воспоминаниях.

– Она блондинка, не так ли?

– У них обоих светлые волосы, – сказал Темпл. – Талли и Пиппин внешне очень похожи. А Доббинс весьма подробно описал нашу таинственную леди в красном. У меня нет сомнений, что наша основная подозреваемая – леди Филиппа, а вот была ли Талли той старухой или кучером, еще предстоит узнать.

– Я помню девицу Ноулз, но вовсе не припоминаю мисс Лэнгли, – произнес Ларкен, покопавшись в воспоминаниях о той холодной январской ночи в поисках образа упомянутой леди.

– Это хорошо, – отозвался Пимм. – Потому что если ты не припоминаешь ее, то тогда маловероятно, что и она вспомнит тебя. – Он перевел взгляд на кофе. – На балу ты был в маске, верно?

Ларкен кивнул.

– Мы все были в них. Это был маскарад.

– Еще лучше, – проговорил Пимм, больше своей чашке кофе, чем кому-то из мужчин перед ним. Но так он вел себя всегда: когда ответ уже был в руках, Пимм сразу же начинал планировать свой следующий маневр.

Ларкен все еще не понимал, какое он имеет к этому отношение, но тон Пимма и их появление у него на пороге ни свет, ни заря, предполагали, что эта пара уже разработала какой-то план.

Который ему не понравится.

Итак, лучше перейти к самой сути и покончить с этим. Или, еще лучше, заставить их убраться из его дома.

– Почему бы не обыскать их место жительства? – предложил Ларкен. – Они не могли далеко уехать. Вероятно, спрятали его на чердаке.

Пимм раздраженно вздохнул и сложил руки на груди.

– Ворваться в дом герцога Холлиндрейка? – спросил он. – Ты хочешь, чтобы я отправился на Гросвенор-сквер с толпой офицеров и заявил его светлости, что сестра и кузина его жены укрывают под его крышей американского приватира? Если он не оторвет мне голову, то это сделает Веллингтон – он считает бывшего майора одним из самых блестящих офицеров.

Холлиндрейк? О, это добавляет делу дополнительные шероховатости. Ларкен посмотрел на Темпла.

Ироническое выражение на лице герцога означало, что у него есть другой план.

– Дэшуэлл вовсе не в Лондоне. Я точно знаю, где он.

Тогда какого черта ты делаешь здесь? едва не спросил вслух Ларкен, но промолчал и вместо этого взглянул вверх, на потолок, где над ними располагалась его кровать. Где он и пребывал бы прямо сейчас, если бы не застрял здесь, выслушивая совершенно безумные идеи Темпла и, вероятно, такие же дурацкие решения для этой неразберихи.

– Как ты можешь быть столь уверенным? – спросил Ларкен, снова начиная шагать по ковру, его возбуждение росло с каждым шагом. Он не знал, было ли это последствием сна о Париже или новостей о побеге Дэшуэлла.

И насколько бы эта безрассудная дрожь, пробежавшая по его спине, не дразнила его жаждой приключения, сама мысль о том, чтобы снова отправиться на задание до краев наполняла его страхом. Порывистый. Опасный. Опрометчивый. Ларкена преследовали эти слова из отчета для Пимма. Он крепко стиснул пальцы в кулак.

Черт побери, Дэшуэлл, почему не ты просто не смог остаться на месте?

Темпл перекатился с пятки на носок, заложив руки за спину.

– Холлиндрейк и все его домочадцы уехали в его поместье в Суссексе утром после побега Дэшуэлла. И я не сомневаюсь, что Дэшуэлл был с ними…

Ларкен обернулся.

– Ты ведь не предполагаешь, что Холлиндрейк…

Темпл покачал головой.

– Нет! Я сомневаюсь, что герцогу что-либо известно о том, что они сделали. Вот почему я думаю, что за этим стоят только Талли и леди Филиппа… Если бы они вовлекли Фелисити… – он помолчал. – Нет, Фелисити слишком сильно любит Холлиндрейка, чтобы рисковать изменой на пороге его дома – вероятно, она не больше герцога знает о том, что натворили ее сестра и кузина. Да и маловероятно, что герцогиня что-то заметит, потому что у нее вот-вот начнется загородная вечеринка, и, зная эту девицу, я уверен, что все ее внимание поглощено тем, как с грандиозным успехом провести свой первый масштабный прием гостей.

– Так какое это имеет отношение ко мне? – Ларкен посмотрел на Пимма, а затем перевел взгляд на Темпла. – Кажется, это больше похоже на авантюру для тебя, загородные вечеринки и все такое. – Он вовсе не собирался делать комплимент, потому что провел много лет на континенте, иногда в самых суровых условиях, зачастую в самых опасных местах, в то время как Темпл всегда шатался по пышным салонам и роскошным дворам. – Скачи в Суссекс и обыщи поместье, – заявил он герцогу, направляясь к двери. Его рука легла на щеколду. – Воспользуйся своим скандально известным шармом, Темпл, и позволь мне немного поспать.

– При обычных обстоятельствах, я бы именно так и поступил, – согласился герцог. – Но я не могу.

Дрожь, пробегавшая по спине Ларкена, превратилась в предостерегающий трепет.

– Почему нет? – спросил он, против своей воли.

– Если я войду в этот дом, то Талли и леди Филиппа сразу поймут, что мы подозреваем их, – пояснил Темпл.

– Они знают?

Темпл кивнул.

– Слишком много. В ту ночь, когда они освободили Джека из тюрьмы, эти девочки также спасли мою шею – собственно говоря, вот так леди Филиппа повстречалась с Дэшуэллом. К несчастью, остаешься только ты.

Ларкен поднял на него взгляд и увидел сожаление и настороженность в глазах герцога. Итак, Темпл считает его таким же сумасшедшим, как и все остальное министерство. Ларкен покачал головой, еще раз напомнив себе, что его больше не волнует, что весь мир думает о нем.

– Пошли Клифтона, пошли кого-нибудь еще. Я не собираюсь покидать Лондон. Не сейчас. Кроме того, я вышел в отставку, смею тебе заметить.

– Ты поедешь, – заявил Пимм. – Это приказ.

Ларкен открыл рот, чтобы поспорить, но опомнился и крепко стиснул губы. Мрачный, опасный блеск в глазах Пимма намекал, что нет никакого значения, что кое-кого считали «опасным для себя и других». Когда этого требовали король и страна, то выбора не было.

И все же в их плане была небольшая шероховатость. Нечто вроде тупика, который может стать его спасением от их планов.

– Это ни за что не сработает, – произнес Ларкен, прислонясь к двери. – Я не могу просто заявиться без приглашения, не возбудив ничьих подозрений. – Он сделал глубокий вдох и попытался придать словам столько убедительности, сколько это было нужно, чтобы избавить себя от этого безумства. – Особенно если они так умны, как вы это расписываете.

Пимм бросил взгляд на Темпла, кивком подавая тому далеко не тонкий намек покончить с этим делом.

– Мы сумели выяснить имя одного из гостей и, хм, отправили Элтона задержать этого типа, – сказал Темпл, упоминая своего находчивого денщика. – А тем временем, – начал он, медленно вытаскивая конверт из кармана сюртука. Герцог протянул его, но последнее, что хотел Ларкен – это взять проклятую вещь. Потому что, как только он это сделает… что ж, он будет пойман в ловушку их безумным планом.

А их план был именно таким – сумасшедшим. Человеку вовсе не нужно природное чутье, чтобы догадаться об этом.

Тяжело вздохнув, Ларкен взял сложенный лист бумаги и посмотрел на имя и адрес, надписанные идеально-изящным женским почерком.

Преподобному М. Райдеру

Эвелинг-хаус

Байндли-он-те-Уэй, Линкольншир

Он покачал головой и протянул приглашение обратно Темплу.

– Это не мне. Оно для какого-то викария.

А затем он отчетливо представил себе, чего они хотят, когда Пимм с редким для него юмором произнес:

– Как хорошо ты помнишь проповеди Фордайса⁵?

Темпл поджидал Пимма снаружи городского дома Ларкена. Прошло не так много времени, пока Пимм заканчивал какие-то личные дела, связанные с отправкой Ларкена в Суссекс, но у герцога все равно возникли подозрения.

Пимм настаивал на том, чтобы послать на это задание Ларкена, против чего Темпл категорически возражал.

И он снова высказался об этом в тот же момент, когда они с Пиммом нога в ногу зашагали по тихой улице.

– Мне это не нравится. – Темпл помолчал, а затем понизил голос. – Он слишком безрассуден.

– Я слышал, как то же самое говорили о тебе.

Верно, мог бы согласиться Темпл. Но я никогда не убивал так, как это приходилось делать ему.

– Он опасен, – возразил он вместо этого. – Выполнил слишком много твоих поручений, Пимм. Не думай, что я не знаю о Мадриде. Или о том, что он совершил в Марселе. – Темпл покачал головой. – Человек может вынести это лишь в небольших количествах, а потом он теряет душу.

– Он лучше всех справится с этой работой, – заявил Пимм.

От этих слов Темпл похолодел.

– Ты ведь не имеешь в виду, что предназначил его для…

Пимм упрямо остановился.

– Дэшуэлла необходимо остановить, – произнес он с тем же безжалостным, решительным видом, с каким терьер разглядывает крысу. – Он слишком много знает.

У Темпла глухо застучало сердце.

– Неужели ты хочешь сказать…

– Я не позволю Дэшуэллу покинуть эти берега свободным человеком, – упорно повторил Пимм. – О, не смотри на меня так. Справедливость восторжествует. Запомни мои слова. Но сначала мы должны поймать его, и если кто-то сможет это сделать и при этом не запятнать имя Холлиндрейка, то это Ларкен. Как я и сказал, он лучше всех справится с этой работой.

– Лучше всех? В самом деле, он провел последние шесть месяцев, бродя по городу в любое время дня и ночи. Ларкен не может спать из-за кошмаров, которые возникают в его сознании из-за работы, а теперь ты отправляешь его на загородную вечеринку? Проклятье, старина! Подумай о том, что ты делаешь? Что, если он причинит вред кому-то из гостей? Ты выпускаешь тигра из клетки в дом, полный ягнят.

Пимм пренебрежительно махнул рукой.

– Эти ягнята вытащили самого опасного преступника в Англии из тюрьмы Маршалси. Если ты так сильно обеспокоен их защитой, то поезжай вместе с Ларкеном. Но имей в виду – держись подальше от дома.

– Я так и планирую поступить, – ответил ему Темпл.

– Отлично. Я скажу Ларкену, что ты будешь рядом, чтобы принимать у него отчеты.

Темпл на секунду споткнулся, но затем догнал Пимма.

– Знаешь, это может погубить его. Ты слишком много раз отправлял его с обещаниями восстановить честь его отца, предлагая ему должности в дипломатическом корпусе. Когда Ларкен обнаружит, что ты использовал его неуправляемое чувство долга для собственных безжалостных намерений, и что ты не сможешь или не захочешь помогать ему, то он может просто наброситься на тебя.

Холлиндрейк-Хаус, Суссекс

Четыре ночи спустя

Я должен был остаться в Лондоне, подумал Ларкен, входя в столовую. Он планировал прибыть сюда задолго до большинства гостей и покончить с этим бессмысленным поручением прежде, чем дом заполнится людьми, но он не ожидал, что вся семья окажется в сборе… и что она окажется такой большой.

Барон поднял глаза и увидел, как герцогиня Холлиндрейк улыбается ему, словно кошка, глазеющая на чашку со сливками.

Проклятие! Неужели эта женщина не откладывает брачные планы в сторону, чтобы съесть свой обед?

Когда она похлопала по стулу рядом со своим, Ларкен получил ответ на этот вопрос. Очевидно, нет.

Пусть Темпл провалится в ад. Он ни разу не упомянул о том, что Райдер приедет на этот прием в поисках жены.

Жены?! О да, он составит отличный отчет для Пимма, когда вернется. То есть, после того, как столкнет Темпла под колеса приближающейся почтовой кареты. Нечаянно, разумеется.

– Мистер Райдер, – воскликнула герцогиня, – вот вы где, как раз вовремя, чтобы со всеми познакомиться. – Она двинулась вперед, прокладывая себе путь сквозь гостей и стулья, а затем поймала его за локоть, с решительным видом удерживая и глядя вверх на него, ее брови вопросительно изогнулись. – Мистер Райдер, с вами все в порядке?

О, черт побери, она имеет в виду тебя, Ларкен, подумал он, заставляя черты лица расслабиться и изобразить льстивую улыбку для этой женщины.

– Надеюсь, вы не сочтете наши манеры слишком простыми, – говорила герцогиня. – Когда присутствует только семья, что ж, кажется необязательным устраивать грандиозные, формальные трапезы.

Вот так эта семья обедает? Ларкен бросил взгляд на блестящую белую скатерть, на расставленное идеально отполированное серебро и отсветы бокалов для вина, и подумал о собственных приемах пищи, которую он часто просто торопливо проглатывал. Довольно сильный контраст с подносом в его кабинете – или с какой-нибудь заплывшей жиром пищей в разношерстной гостинице в Португалии. И тем более с сухарями, которые ему часто приходилось разыскивать в мусоре и прятать в седельных сумках – когда путешествия для Пимма заводили его так далеко за границу фронта, что обед мог стоить ему жизни.

В самом деле, даже после того, как умер его отец и Ларкен жил с тетушкой Эдит, хотя она и была замужем за графом, но всегда придерживалась веры в простую пищу.

Герцогиня продолжала тянуть, хм, вести его на почетное место за столом.

– Моя свекровь, леди Чарльз Стерлинг, – произнесла она, представляя его элегантно одетой матроне. – Леди Чарльз, это тот кузен, о котором я вам рассказывала, мистер Райдер.

– Мадам, рад встрече с вами, – произнес Ларкен, изображая свой самый худший поклон. Ответом со стороны леди послужил вежливый кивок и сочувствие во взгляде.

Тем временем, они продолжали двигаться вдоль бесконечного стола к его стулу, который начинал походить на пуританские колодки, а не на шедевр Чиппендейла.

– А это, мистер Райдер, леди Дженива Пенсфорд, тетя Холлиндрейка и тоже ваша кузина, я полагаю, – сказала герцогиня с напряженной ноткой в голосе. – Не припоминаю, встречались ли вы.

У Ларкена перехватило дыхание. Потому что Темпл заверил его, что никто из списка приглашенных гостей никогда не встречался с мистером Райдером.

Но ему не пришлось беспокоиться слишком долго.

– Конечно же, нет, – уточнила леди Дженива, бросив всего один взгляд на его сюртук и косматые волосы и игнорируя его, как не стоящего ее внимания. – Мистер Райдер – очень дальний родственник.

После того, как от него отделались подобным образом, Ларкен смог перевести дух. Слава Богу, что леди Дженива принадлежала к привилегированному клубу матрон, которые в первую очередь оценивали личность по хорошим манерам и генеалогии. И даже несмотря на то, что он якобы приходился ей родственником, не носящим фамилию Стерлинг, мистер Райдер определенно не соответствовал ее критериям.

Ларкен задался вопросом, что бы леди Дженива подумала, если бы знала, кто он на самом деле.

Джеффри, лорд Ларкен. Сын опального барона Ларкена.

Предателя Ларкена, как кое-кто в «Уайтс» любил называть его отца, подразумевая, что и сын сделан из того же теста.

Нет, пусть лучше леди Дженива считает его бедным родственником, потому что если бы она знала правду, то, вероятно, потребовала бы, чтобы подобную персону без раздумий вышвырнули из священных залов этого дома.

Его внимание снова вернулось к делам насущным, когда герцогиня представила его последней гостье.

– …Минерва, маркиза Стэндон, – произнесла она, задержавшись перед высокой рыжеволосой леди.

Боже мой, только не одна из трех вдовствующих маркиз Стэндон! Каждый мужчина в Лондоне обходил стороной трех леди, каждая из которых вышла замуж за разных наследников Холлиндрейка только для того, чтобы увидеть, как их мужья сходят в могилу, так и не унаследовав заветного титула герцога. Теперь, если верить Темплу, вдовы доставляли Холлиндрейку массу хлопот из-за содержания и различных принадлежащих герцогу домов, которыми они могли пользоваться, ссорясь между собой и со всеми, кто попадался им на пути.

Черные Вдовы, вот как их называли в разных клубах по всему городу.

– Леди Стэндон, – прошептал Ларкен в знак приветствия, а затем намеренно споткнулся о ножку стула, чтобы укрепить иллюзию о неуклюжем викарии.

И это сработало, потому что леди принужденно улыбнулась и немедленно начала выравнивать столовое серебро, лежащее перед ней.

– Теперь осталось только дождаться, когда появится моя сестра, – сказала герцогиня и нетерпеливо выдохнула.

Теперь взгляд Ларкена был прикован к стулу рядом с его собственным. Который пока был свободен.

Мисс Лэнгли.

А вот это и в самом деле загадка. Потому что, хотя Темпл описывал дочь барона Лэнгли как умного и могущественного противника, сам Ларкен увидел только бойкую девицу, которая не может призвать к порядку свою убогую собачонку, не говоря уже об упряжке лошадей, и не умеет твердо и метко целиться из охотничьего ружья. Темпл, должно быть, сошел с ума, если на самом деле думает, что она может стоять за этим дерзким побегом.

– Боюсь, что моя кузина леди Филиппа не присоединится к нам, потому что она остается наверху с нашей тетушкой Араминтой – в последнее время она себя плохо чувствует. Наше путешествие из Лондона ужасно отразилось на бедняжке, но несколько дней в постели должны вернуть ее в хорошую форму.

Ларкен улыбнулся, жалея, что не смог придумать такую же болезнь и укрыться в безопасности в своей комнате. Кроме того, пока все сидят за обедом, он мог бы обыскать дом и покончить с этим безумием.

Но прежде, чем он сумел придумать подходящее к случаю заболевание, вроде гриппа, или даже заявить о внезапной, парализовавшей его подагре, со стороны леди Дженивы раздался возглас изумления. По крайней мере, Ларкен предположил, что это была она, учитывая нравственное возмущение, от которого покраснели щеки леди.

Барон повернулся к двери, и видение, представшее перед его глазами и стоявшее наполовину в тени коридора и наполовину в свете многочисленных свечей столовой, заставило задуматься, не обманывают ли его глаза.

Его ушам, без сомнения, доверять было нельзя, потому что он услышал, как герцогиня Холлиндрейк пробормотала что-то по-русски. И хотя русский язык Ларкен знал не слишком хорошо, но все же смог перевести произнесенные слова.

– Вот дерьмо.

Но, конечно же, герцогиня не стала бы произносить таких слов, как и ее сестра не появилась бы в дверях, словно образ той, как, по его предположениям, будет выглядеть одна из них.

Любовница из Ордена Черной Лилии.

Потому что мисс Талия Лэнгли теперь уже не выглядела сбитой с толку неуклюжей девицей, цеплявшейся за его руку не так давно, а напоминала создание из ночных грез. Очаровательная и опьяняющая одним своим видом, она разожгла его чувства, приведя их в опасное, беспутное настроение, которое едва ли напоминало сдержанные пристрастия деревенского викария.

Ей-богу, поклялся он, да ради такого вида и отшельник выбрался бы из своей пещеры.

Черное бархатное платье ниспадало с ее плеч, облегая каждый изгиб. И даже здесь, в противоположном углу столовой, невозможно было игнорировать глубокий V-образный вырез платья. Ее груди практически вываливались наружу, и когда мисс Лэнгли двинулась вперед, он предположил, что это и произойдет, если бы не был в тот же момент заворожен плавным покачиванием ее бедер.

Так могла бы вышагивать самая дорогая куртизанка, наиболее искусная соблазнительница. Если отбросить в сторону портовое красноречие Доббинса, то его слова могли бы в точности описать мисс Лэнгли.

– Талли, – проговорила герцогиня, торопливо промчавшись мимо него и перехватывая сестру до того, как она успела пройти вглубь комнаты.

– Полагаю, что ты неправильно поняла мои инструкции насчет обеда, – заявила она шепотом, достаточно громким, чтобы его услышали все присутствующие.

Мисс Лэнгли обошла сестру с такой легкостью, словно делала это всю жизнь.

Вероятно, так оно и было, предположил Ларкен, глядя на близнецов и отмечая не поразительное сходство, а их очевидные отличия друг от друга.

О, зеркало могло бы назвать этих двоих почти идентичными – потому что у обеих девушек были одинаковые светлые волосы и стройные фигуры, они даже двигались немного одинаково, но в глазах у мисс Лэнгли горел дразнящий огонек озорства, который, без сомнения, никогда не зажигался в пронзительном взгляде герцогини. Также у мисс Лэнгли не было и ауры властности герцогини – эта манера являлась не просто следствием замужества, но казалась такой же естественной ее чертой, как дыхание.

А прямо сейчас авторитету ее светлости был брошен вызов этим скандальным платьем. Бросив взгляд на леди в черном, Ларкен был готов держать пари на свою лучшую пару дуэльных пистолетов, что Талия Лэнгли намеренно оделась подобным образом, но не мог сказать, по какой причине это произошло. Возможно, платье было предназначено только для того, чтобы досадить сестре.

Разумеется, ему оно тоже досаждало – но по другим причинам.

– Где ты взяла это платье? – спросила герцогиня, следуя за сестрой вдоль длинного стола.

– Оно лежало в моем сундуке, – ответила та через плечо, направляясь к своему стулу, глядя прямо на него.

Мисс Лэнгли отмахнулась от лакея, который шагнул вперед, чтобы выдвинуть для нее стул, и замерла в элегантной позе, улыбаясь ему, словно кошка. Ларкен, как завороженный, несколько секунд таращился на нее, до тех пор, пока не осознал, чего она хочет: чтобы он помог ей.

Он и только он.

Ларкен сделал глубокий, успокаивающий вдох, но обнаружил, что вдыхает аромат ее духов и это едва не сбило его с ног.

Ландыши.

Лилии для леди в черном⁶.

Когда барон поднялся, мисс Лэнгли бросила на него взгляд, от которого с него едва не соскочили поношенные ботинки. Уголки ее губ, наклон шеи и завуалированный шепот медленно моргавших ресниц выражали обещание того, о чем не должна знать ни одна невинная мисс двадцати с чем-то лет.

Его кровь помчалась по венам совершенно нечестивым образом. Чего же она ждет от него? Что он овладеет ею прямо здесь, перед первым блюдом?

Сердце Ларкена сделало два глухих удара. Потому что он все понял.

Причину, по которой она надела это платье. Ее позднее появление. Мисс Талия Лэнгли избрала его своей целью. По каким-то причинам она преследует его, присматривается к нему, будет на нем…

Внезапно его мысли направились именно в эту сторону… это роскошное платье, бархатной лужицей собравшееся вокруг стройных лодыжек мисс Лэнгли, она в нагом великолепии тянется к нему, притягивает к себе и глубокий, опасный поцелуй заставляет их потерять…

– Кхм, – кашлянула мисс Лэнгли, ее брови изогнулись над сверкающими голубыми глазами.

Ларкен осмелился бросить на нее еще один взгляд и увидел, как она кивнула в сторону пустого стула рядом с ним.

Ее стула.

О да. Он же должен был выдвинуть его для нее. А не стоять на месте, вожделея невинную свояченицу хозяина дома.

Невинную? Едва ли. Соблазнительную? Абсолютно.

Сбитый с толку, Ларкен отодвинул ее стул, царапнув ножками по натертому полу с таким звуком, словно бритвой провели по ремню, и этот звук резанул по ушам и заставил всех присутствующих обратить на него внимание.

Барон даже не смел снова посмотреть в ее опасные голубые глаза, или в чьи-то другие глаза, которые, без сомнения, сейчас устремлены на него.

Только для того, чтобы посмотреть куда-то (а не на щедро выставленную напоказ грудь мисс Лэнгли) он наобум уставился на хозяина дома.

Холлиндрейк сидел со стиснутыми губами, приложив к ним салфетку, чтобы скрыть дрожащий подбородок.

Чертов ублюдок смеялся над ним!

Конечно, так и должно быть, потому что герцог точно так же счел прибытие Ларкена веселой шуткой. Да, он с радостью готов был помочь арестовать преступника, но, как и Ларкен, считал совершенно невероятным, что леди Филиппа или мисс Лэнгли освободили капитана Дэшуэлла из тюрьмы, не говоря уже о том, что привезли этого человека в Холлиндрейк-Хаус. И, несмотря на большие размеры дома, Холлиндрейк заверил Ларкена, что скрыть кого-то от слуг почти невозможно.

– Благодарю вас, мистер Райдер, – промурлыкала девушка. – Но теперь вам разрешается сесть, – подколола она, но, разумеется, вежливым тоном.

– Да, конечно, мисс Лэнгли, – сумел выговорить Ларкен, а затем споткнулся о ножку ее стула, когда обходил его, и почти наткнулся на герцогиню, возвращавшуюся на свое место.

Он ощутил внезапную тишину в комнате, когда все уставились на свои столовые приборы или на бокалы для вина, лишь бы не видеть очередного проявления его неуклюжих манер.

В самом деле, Ларкен, сказал он себе, тебе не нужно так убедительно разыгрывать деревенщину. Кроме того, ты здесь, чтобы разузнать, приложили ли мисс Лэнгли или леди Филиппа руку к освобождению Дэшуэлла.

А учитывая взгляды, которые она продолжала бросать в его направлении, мисс Лэнгли казалась такой… согласной… завести с ним дружбу, что, возможно, будет… хм, разумно, подыграть ей, завоевать ее доверие и выведать ее секреты.

Вроде того, как на ней держится это платье… прошептала беспутная часть его сознания.

О да, в этой маскировке такое поведение будет вполне характерно. Словно в какой-то дурной трехактовой пьесе из «Ковент-Гарден».

«Неуклюжий викарий и невинная дева».

Он еще раз посмотрел в ее направлении и вот опять, этот ее взгляд, который приводил его в полное замешательство. Нет, пусть это будет «Добродетельный викарий и роковая соблазнительница».

– Ну вот, теперь мы все здесь, – проговорила герцогиня с царственным спокойствием и безмятежной улыбкой, которой противоречил решительный блеск в глазах. – Мистер Райдер, вы окажете нам любезность, прочитав молитву, перед тем, как мы начнем?

Прочитать что? Ларкен вскинул на нее глаза. Без сомнения, он расслышал ее неправильно.

– Молитву перед едой? – с намеком повторила герцогиня.

– Да, о, да, молитву, – запинаясь, произнес Ларкен. – Да, конечно же. – Затем он задумался и попытался вспомнить, что нужно сказать, потому что прошло уже довольно много времени с тех пор, как он молился.

Потом, по какой-то причине, барон бросил взгляд налево, на мисс Лэнгли.

Вернее, на груди мисс Лэнгли, которые с этого угла выставлялись напоказ, словно пара голубок на блюде.

Господи, помоги мне…

Глава 4

Едва ли найдется хоть один человек в Англии, чей секрет я не могу раскопать – за раздражающим исключением в виде Джеффри, лорда Ларкена. Барон зарекомендовал себя как досадная загадка, но я отказываюсь сдаваться.

Недавняя запись в «Холостяцкой хронике»

После обеда, леди, как всегда, удалились в зеленый салон, и Талли обнаружила, что сестра крепко схватила ее за локоть.

Что ж, она знала, что не оберется неприятностей за то, что спустилась к обеду, одетая подобным образом, но, вообще-то, подумала девушка, взглянув на непроницаемое лицо сестры, в этом была виновата сама Фелисити. Не то чтобы ее сестра-близнец собиралась признать эту вину.

Тем не менее, лучше всего переждать, пока схлынет первая волна претензий, поэтому Талли покорно позволила вести себя по длинным коридорам, пошатываясь на высоченных каблуках одолженных туфель.

О, платье сидело на ней великолепно, но туфли жали и оказались слишком высокими для ее далеко не грациозной походки.

Хотя эта легкая боль не могла удержать ее от улыбки над очевидной растерянностью мистера Райдера – чего вовсе не заметила Фелисити. Нет, ее сестра пребывала в блаженном неведении о том, какое расстройство причиняли этому человеку ее настойчивые вопросы, в то время как Талли отчетливо видела, что у нет никакого желания жениться.

Потому что каждый раз, когда герцогиня произносила слово «невеста», мистер Райдер вздрагивал, словно в него ткнули одной из вязальных спиц тетушки Минти.

Так какого же дьявола делает здесь этот мужчина, если он не хочет найти себе пару? Без сомнения, если он охладел к подобной перспективе, то мог бы вежливо отклонить приглашение и не появляться на загородной вечеринке герцогини, не важно, есть у него фамильные обязательства или нет.

Возникал вопрос: почему мистер Райдер приехал сюда?

Здесь скрывалась какая-то тайна, которая привлекала внимание Талли больше, чем ей хотелось бы признать.

Терпеливо прождав у подножия лестницы весь обед, Брут резво подбежал к своей хозяйке, поприветствовал ее, пронзительно тявкнув один раз, а затем синхронно засеменил рядом с ней, его маленький хвост радостно вилял от их воссоединения.

Когда они вошли в салон, леди Чарльз и Минерва сразу направились к карточному столику в дальнем углу, в то время как леди Дженива уселась в отдельное кресло рядом с камином. Даже не глядя, она взяла с полки свое вышивание, которое, по всей вероятности, именно там и оставила ее горничная, отличавшаяся, по слухам, такой же взыскательностью, как и ее хозяйка.

С такой же эффективностью Фелисити приказала подать поднос с чаем, терпеливо подождала четыре секунды, пока Стейнс не скрылся за дверью, прежде чем повернуться к Талли быстрее, чем Брут бросался на белку.

– Что мне теперь делать? – спросила она приглушенным голосом.

– Ну, я… – начала Талли в легком замешательстве, потому что она ожидала обвинений по поводу выбора платья.

– Он просто тупица! – заявила Фелисити, всплеснув руками и начиная ходить перед Талли. – Ты слышала его за обедом?

– Ну, я… я…

– Думаю, что нет. Боже мой, Талли, могла ты хотя бы попытаться побеседовать с этим человеком?

– Да, что ж…

– Ты вообще не следила за разговором? – спросила Фелисити, на самом деле не ожидая ответа, потому что в следующее мгновение продолжила: – Погода, Талли! Погода! Все, о чем этот тип может говорить, это погода. Да еще и городил какую-то чепуху насчет дождя на следующей неделе. Дождя! – Фелисити вздрогнула. – Какой ужас – предрекать дождь хозяйке накануне ее первого загородного приема.

Талли закрыла глаза и попыталась понять, в чем дело. Фелисити расстроена из-за погоды?

У ее ног засопел Брут, и когда она взглянула на него, то песик покачал лохматой головой, словно находился в точно таком же замешательстве.

Герцогиня вдруг резко прекратила расхаживать взад-перед, ее нога остановилась всего лишь на волосок от маленькой лапки Брута. Талли нагнулась и подняла любимца на руки, чтобы сестра не наступила на него. В ее нынешнем состоянии, Фелисити может затоптать целый батальон обезьяньих пинчеров и, вероятно, даже не заметить этого.

– Он вовсе не такой, каким я ожидала его увидеть, – проговорила ее сестра, погрозив Талли пальцем, словно это была ее вина. – Чуточку отстраненный, едва вежливый – все это было бы допустимо. С этим я смогла бы работать, но такое? Этот парень скучен и скуп! Что нам теперь делать? Как мы теперь сможем свести его с мисс ДеФиссер?

Три слова наконец-то нашли отклик в мыслях, вертевшихся в голове у Талли.

Мистер Райдер. И мы. То есть Фелисити и Талли. Не глупый план, составленный единолично Фелисити, собиравшейся играть в сваху, а их план.

Она пристроила Брута на одно бедро, всего лишь на две секунды подумав о том, что собачья шерсть останется на бархате, но сейчас это едва ли станет самой мучительной проблемой из тех, что стояли перед ней.

Нет, настоящая проблема Талли стояла перед ней.

Ее сестра.

В самом деле – «мы»! Словно Талли могла выражать свое мнение по этому делу. Или по поводу этого адского загородного приема, списка приглашенных – даже по поводу включения в него, потому что, по правде говоря, она с радостью обошлась бы без этого и осталась в Лондоне с тетушкой Минти в качестве компаньонки, где они с Пиппин могли бы спокойно продолжать писать свою новую пьесу.

– Если моя загородная вечеринка окончится полным провалом, то что скажут люди во время следующего Сезона? – прошептала Фелисити. – Если я не составлю, по меньшей мере, одну, нет, две блестящие партии в следующие две недели, то меня сочтут обманщицей.

Талли вздохнула. Конечно же, все это насчет Фелисити и ее места в обществе в качестве главной свахи. Никакое количество заверений не могло заставить ее сестру поверить в то, что достаточно просто носить титул герцогини Холлиндрейк. Она вбила себе в голову, что если станет известной из-за того, что устраивает браки, выгодные партии, то ей будет гарантировано место среди светского общества.