Признание маленького черного платья

– Это никому не повредит, не так ли, хозяин? – сказал лакей, подмигнув и подтолкнув его локтем.

Нет, согласился Ларкен. В этом нет никакого вреда, особенно тогда, когда это означает, что Дэшуэлл все еще здесь, и сегодня ночью, если его инстинкты не лгут, американец сделает свой ход посреди всеобщего хаоса и неразберихи.

И чтобы закончить свою работу, Ларкену нужно как-то отвлечь Талли. Он с радостью продолжил бы в той же манере, как она отвлекла его – отнес бы ее в свою постель и провел еще одну ночь в ее объятиях, но этот план действий чреват опасностью.

Для его сердца.

Нет, лучше устроить так, чтобы Талли была занята всю ночь, а сам он смог ускользнуть. И с этой целью Ларкен уже привел в действие собственные планы.

– Мисс Лэнгли, – прошептал он, взяв ее за руку и склоняясь над ее пальчиками.

Барон готов был поклясться, что девушка вздрогнула, когда их пальцы переплелись, что означало…

Ничего, сказал он себе, пока вел ее в бальный зал.

– Вам не нужно держать меня за руку, сэр, – прошептала ему Талли в то время, как они проходили мимо хозяина и хозяйки дома. – Я знаю дорогу в бальный зал.

– Ах, но я настаиваю, – заявил ей Ларкен. – После того, как вы в течение последних дней любезно заботились о моих интересах, это самое меньшее, что я могу сделать. Кроме того, у меня есть для вас сюрприз.

Девушка искоса бросила на него подозрительный взгляд, когда они вошли в переполненный бальный бал. Ларкен остановился, Талли пошатнулась и тоже замерла на месте.

– Вот и он, – сказал он ей, кивнув куда-то в сторону, за ее плечо.

Она повернулась, и барон пожалел, что Талли стоит к нему спиной, и он не может видеть удивление и ярость в ее глазах.

Потому что там стоял лорд Норридж, готовясь взять ее за руку. А позади него еще четыре других джентльмена и наследника, ожидавшие своей очереди, чтобы очаровать прелестную мисс Лэнгли.

Ларкен наклонился и прошептал ей на ухо:

– Я знал, что вы немного беспокоитесь насчет этого вечера, в отношении танцев и всего прочего, так что я взял на себя смелость заполнить вашу карточку пятью самыми неуклюжими партнерами, каких только можно было найти.

Талли резко обернулась, и он подумал, что ему придется добавить еще и умение боксировать к списку ее талантов, потому что ее рука сжалась в крепкий кулак.

– Не нужно благодарить меня, мисс Лэнгли. Это самое меньшее, что я мог для вас сделать.

– Но… но… – бормотала Талли, когда он передавал ее лорду Норриджу, а тот уводил ее (хм, более точно, тащил ее) к танцевальной площадке, совершенно не подозревая о нежелании своей привлекательной партнерши.

Ларкен покинул бальный зал, готовый покончить с этим назначением. Теперь ничто не могло остановить его, и он будет далеко от этого безумия еще до того, как нанятый оркестр возьмет последнюю ноту.

Последнюю ноту. На мгновение он заколебался, пораженный тем, что обнаружил у себя желание быть там и слышать последние затихающие звуки музыки, и держать в объятиях светловолосую мисс, со звездами в глазах и поцелуями, полными страсти, когда она станет извиняться за то, что провела всю ночь, наступая ему на ноги.

Нет, вместо этого последняя нота застанет его далеко отсюда. С кровью на руках и ее вечной ненавистью за то, что он сделал.

Но выбора не было. Дэшуэлл должен умереть, а Ларкен никогда не сможет вести ту обычную жизнь, которую дураки вроде Норриджа и всех остальных принимали как должное.

– Возможно, – тихо пробормотал он, поднимаясь по лестнице, – я и есть дурак.

Рука Ларкена легла на задвижку двери и, сделав глубокий вдох, он взглянул на пистолет, который держал в другой руке. Он не сомневался, что леди Филиппа и Талли прячут Дэшуэлла в своих комнатах, и теперь, когда все поглощены балом, ему выпал шанс закончить свою миссию.

И все же барон медлил. Капитан Дэшуэлл. Приватир. Шпион. Бедствие для английских купцов и флота.

Дэшуэлл не стал бы колебаться перед тем, как убить тебя, подтолкнул его насмешливый голос. Кроме того, как будто этот человек не завел себе врагов по эту сторону Атлантики и даже дальше…

Черт возьми, словно сам Пимм шептал ему эти слова на ухо.

И все-таки, когда он уже налег плечом на дверь, что-то остановило его. Голос. Чистый и искренний.

Неужели это честно – убить безоружного человека? Он не убил бы тебя, если бы ты был беззащитен… Ларкен мог почти видеть, как она стоит перед ним, руки сжаты в кулаки возле бедер. Это убийство, просто и ясно.

Так и есть. Но такова была и война. И его долг – заниматься делами короля. Не важно, куда после этого попадет его душа.

Так что Ларкен распахнул дверь и ворвался в комнаты, с пистолетом наготове, стирая из сознания остатки мешающей, шепчущей совести.

В прихожей было темно, так же, как и в комнате, кроме нескольких зажженных свечей на столе и мягкого света углей в камине.

В широком, удобном кресте рядом с каминной решеткой сидела и вязала старая женщина. И рядом с ней, в корзинке, спал Брут.

– Шшш, – прошептала старушка, даже не поднимая глаз от своей работы. – Я не буду нести ответственность за ваши сапоги, если вы разбудите эту дьявольскую собаку. – Ее пальцы замерли, обмотанные красной шерстью, и она подняла на него взгляд, ее щеки под белым кружевным чепцом напоминали розовые яблоки. – Ах, я так и думала, что могу встретиться с вами сегодня вечером. Пришли за ним, не так ли?

Тетушка Минти. Так она существует на самом деле. Ларкен начинал было думать, что она всего лишь мираж, за которым скрывался Дэшуэлл.

– Что ж, не стойте там с открытой дверью, я не выношу сквозняков, – пожаловалась она. – Мерзну с самой зимы – такая была ужасная зима, не так ли? Снега навалило столько, что я даже не могу вспомнить, когда такое было. И река вся замерзла. И моя кровь тоже словно замерзла, вот так, и все никак не оттает.

Сказать по правде, барон был захвачен врасплох, как этой тихой домашней сценой, так и ее совершенным равнодушием к его грозному вторжению, но это остановило его лишь на минуту, и он прошел мимо старушки и отправился обыскивать комнаты, смежные с этой главной гостиной.

– Вы не найдете его здесь. Он ушел некоторое время назад, – крикнула она ему вслед.

Ларкен вернулся в гостиную и несколько мгновений наблюдал за тем, как она вяжет, за ритмичным, почти гипнотическим движением ее пальцев.

– Я вам не верю.

Тетушка Минти пожала плечами, словно у нее было занятие получше, чем спорить с ним. Затем она склонила голову набок и уставилась на него.

– Рада, что вы объявились. Есть одно дело, которое я хочу обсудить с вами.

– Со мной?

Вязание упало ей на колени.

– Ну, не стану же я обсуждать дело с этой зверушкой, с чего бы вдруг? – проговорила она, кивнув в сторону Брута.

– У меня нет времени на пустую болтовню, – ответил Ларкен, поворачиваясь, чтобы уйти.

– И что же именно вы намереваетесь сделать?

– Найти его, – бросил он через плечо, его рука легла на задвижку двери.

– Хмм. – Спицы снова защелкали. – Это не насчет него. А насчет моей Талли-девочки.

Эти слова остановили Ларкена. Талли. Он опустил голову и покачал ею.

– Это трудно. Невозможно.

В ответ тетушка Минти предпочла фыркнуть еще раз.

Да, он предполагал, что это далеко не ответ. Но барон не собирался вступать в дискуссию по поводу своего сердца и желаний с бывшей карманницей, и не важно, что она выглядела как чья-то любимая и достойная доверия бабушка.

– У меня нет времени… – начал он, открывая дверь.

– Если вы потрудитесь выслушать, то я сидела здесь, думая кое о чем, что, как я полагаю, вы можете прояснить.

Ларкен бросил взгляд через плечо. Теперь она просто тянет время.

– Мадам, если вы думаете остановить меня, я…

Старушка торопливо оборвала его.

– Потому что как случилось, что вы нашли сапожок Талли-девочки в садах, когда никто не видел ее сундук с тех пор, как он пропал? Головоломка, вам не кажется?

– Да, да, сапожок, – произнес он, посмотрев на сундук, стоящий в углу комнаты с одиноким сапогом поверх него.

Тем самым, который Брут отвоевал у человека, шнырявшего вокруг лабиринта. И тогда Ларкен был убежден, что той ночью это был Дэшуэлл. Предположил, что это был он.

– Должна предположить, что сапожок носила леди перед тем, как эта собачонка украла его у нее.

Леди? Дрожь пробежала по спине Ларкена.

Между тем, пока ее спицы продолжали щелкать и стрекотать, тетушка Минти тоже продолжала болтать.

– Но что за леди станет разнюхивать что-то в темноте ночи, надев сапожки моей Талли-девочки, я вас спрашиваю? Я сидела здесь, ожидая вас, и раздумывала как раз над этой идеей.

Барон пожал плечами, хотя и не мог отделаться от придирчивого подозрения, что ее вопрос проник в его сознание, пустил корни. Что за леди, в самом деле?

Кроме того, он чертовски хорошо знал, что за люди могут скрываться в темноте.

И, очевидно, это знала и тетушка Минти.

– Итак, я спрашиваю вас, почему эта женщина просто не привезла сундук девочки к парадной двери, и, со всей любезностью не попросила обратно свой собственный? Вы думали над этим, милорд?

Он снова покачал головой, но при этом закрыл дверь и прислонился к ней, слушая, как она излагает свою теорию, и ощущая, как темное облако начинает собираться над его головой.

– Слышала разговоры о таких женщинах, когда жила в Дайалс¹⁸, – заявила ему старушка. – Вы знаете об этом, не так ли? – Ларкен кивнул, и она продолжила: – Что ж, я прожила в Дайалс большую часть своей жизни и видела порядочно вещей, которые не были предназначены для того, чтобы их видеть. Видела, как по этим улицам проходили незнакомцы, потому что это такое место, где никто не станет задавать слишком много вопросов. Только не в Дайалс. То есть, если у кого-то есть достаточно золота, чтобы заткнуть рты.

Ларкен оттолкнулся от двери и подошел к сундуку, поднял сапожок и начал рассматривать его, продолжая слушать тетушку Минти.

– Время от времени появлялись леди. О, легко было узнать, что они – леди, как бы те не старались скрыть этот факт. Они были француженками. Такое невозможно спрятать. И они были опасны. Могли проскользнуть в дом, перерезать мужчине горло и смыться быстрее, чем самые лучшие бандиты, помышлявшие у реки. – Она помолчала и посмотрела ему прямо в глаза. – Вы слышали о них?

Барон, в свою очередь, посмотрел на нее.

– О бандитах или об ваших таинственных леди?

Старушка усмехнулась

– Теперь я понимаю, почему моя Талли-девочка влюбилась в тебя. Любите поддразнивать, не так ли, а?

Ларкен перестал вслушиваться, после того, как она произнесла эти роковые слова.

«…моя Талли-девочка влюбилась в тебя…»

– Неужели? Это правда? – спросил он.

Тетушка Минти медленно заново обмотала шерсть вокруг пальцев и снова начала вязать.

– Так вы все-таки слушаете меня.

– Каждое слово, – ответил ей Ларкен, застыв на месте.

– Да, она любит вас. Влюбилась в первый же момент, как только увидела. Догадалась, что вы всего лишь играете роль священника, словно на сцене в Ковент-Гардене.

Он засмеялся. Барон полагал, что изображал кузена Холлиндрейка гораздо лучше, чем это сравнение. Но как бы он ни восхищался острыми инстинктами Талли и отмечал юмора сложившейся ситуации, он не мог смеяться долго.

– Боюсь, что ее расположение направлено не в самую лучшую сторону.

– Сущий вздор, – выпалила старушка в ответ. – Но готова спорить, вы довольно скоро опомнитесь. Как только поймаете эту французскую шлюху, умеющую красть и убивать, у которой сундук моей Талли-девочки. Именно она несет опасность для всех нас, пока шныряет повсюду и выжидает, чтобы прыгнуть, словно кошка на полке.

– Вы думаете, что одна из этих французских леди охотится за…

– Я не уточнила, за кем она охотится, просто сказала, что она рядом, зарубите себе на носу.

Ларкен раздумывал над ее теорией, просто ради развлечения, по крайней мере, он пытался заверить себя в этом. И все же слишком много странных событий перемешалось вместе, одно за другим – его сон об Авроре прошлой ночью, рисунок Талли из гостиницы, заблудившийся сапожок и незнакомец в лабиринте.

Но это все равно не объясняло, почему здесь может присутствовать член Ордена Черной Лилии…

Этот шепчущий голос вернулся, эхом повторив то, на что жаловался раньше.

«…как будто этот человек не завел себе врагов по эту сторону Атлантики и даже дальше…»

Дэшуэлл. Орден охотился за Дэшуэллом. Точно так же, как и он сам. Потому что весьма вероятно, учитывая тягу Дэша к золоту, что он много лет помогал обеим сторонам. Набивал свои карманы золотом, и, к ущербу для себя, узнал слишком много… У Ордена, чьей первоочередной задачей была полнейшая секретность, вероятно, имелось даже больше причин, чтобы Дэшуэлл исчез… навсегда.

Это все объясняло, так аккуратно увязывало все факты вместе, что он едва не задохнулся – но не все его сомнения были рассеяны.

– Как вы можете быть уверены, – начал Ларкен, – что та особа, у которой сундук мисс Лэнгли, является одной из этих французских шлюх, как вы их назвали?

– Потому что я повнимательнее осмотрела вот этот сундук, – едва ли не с гордостью проговорила тетушка Минти, наклоняясь и копаясь в своей рабочей корзинке. Она вытащила нечто, напоминавшее толстый кошелек, и, с удивившим его проворством, бросила его Ларкену. Еще больший шок он испытал, когда поймал кошелек, потому что тот оказался настолько тяжелым, что барон едва не уронил его. Едва, потому что как только Ларкен поймал его, то ощутил ладонью холод.

– Не стесняйтесь, загляните внутрь, – сказала она. – Убедило меня, когда я увидела их.

Он развязал завязки и вытащил золотую монету, одну из многих, и обнаружил, что смотрит на профиль Бонопарта.

– Это еще не все, – заявила ему тетушка Минти. – Здесь достаточно французского золота, спрятанного под фальшивым дном, чтобы организовать убийство нашего доброго короля Георга.

Миссис Браун стояла в стороне в вестибюле и ждала, встревоженная и раздраженная тем, что ввязалась в планы Авроры. Ее сестра – сумасшедшая, и всегда была такой, но это… попытка похитить кого-то на балу у герцога Холлиндрейка, пожалуй, это было даже хуже, чем безумие… такой поступок вел к полному краху.

Если ее поймают, то где же после этого окажется Сара? Миссис Браун сжала губы, в то время как ее пальцы стиснули пистолет, который она скрывала в складках роскошного платья.

Сара, милая, дорогая Сара. Она заслуживала хорошей партии – и подальше от Англии, сейчас Эвелин понимала это.

О чем она только думала, если уж на то пошло, привозя свою дочь в Англию? Ей следовало знать, что Аврора покажется как раз тогда, когда все будет идти так хорошо.

Мистер Браун возражал против такого плана, и это был единственный раз, когда Эвелин пошла поперек воли мужа. А ведь он всегда проявлял по отношению к ней только доброту, щедрость и любезность. Она вела себя как дура. И как только Эвелин поможет Авроре, они с Сарой сядут на первый же голландский корабль, который ей удастся найти, и отправятся обратно в Бостон, даже если им придется проделать этот путь по китайским морям.

Позади нее, на лестнице, послышались шаги, и миссис Браун взглянула вверх. Это был мистер Хартуэлл, тот странный кузен леди Филиппы, если она правильно вспомнила. Эвелин взглянула еще раз. Ах, да. Мистер Хартуэлл и его камердинер.

Она совершенно не обратила бы внимания на эту пару, но что-то во внешности слуги бросилось ей в глаза.

Когда миссис Браун украдкой посмотрела на них еще раз, все ее тело наполнилось шоком. Хотя волосы камердинера и были коротко острижены, а лицо чисто выбрито, то она, без всякого сомнения, поняла, что просто одетый человек рядом с мистером Хартуэллом – это обычно безудержно колоритный капитан Томас Дэшуэлл.

До этого момента она надеялась, что Аврора ошибалась, что Дэшуэлла здесь не было. Миссис Браун даже нравился ее дерзкий земляк, и она знала, что ее муж и многие соотечественники считали его одним из величайших героев их страны.

От той роли, которую она сыграет в его несомненной смерти, что-то перевернулось в животе миссис Браун, но на кон было поставлено будущее Сары.

Когда они вышли через парадные двери, миссис Браун быстро последовала за ними и догнала их на подъездной аллее.

– Извините, мистер Хартуэлл, полагаю, вы что-то обронили, – крикнула она, стараясь, чтобы ее голос звучал любезно и искренне. Это сработало, потому что оба мужчины обернулись, и она двинулась вперед, держа в руке пистолет.

– Дорогая миссис Браун, – развязно спросил мистер Хартуэлл. – Что все это значит?

– Я должна просить вас обоих продолжить за угол дома, – заявила им Эвелин. – Будьте любезны делать то, то я сказала, и мы сможем быстро покончить с этим делом. – Затем она взглянула Дэшуэллу прямо в глаза. – Сэр, я знаю, кто вы такой, и на тот случай, если вы попытаетесь что-нибудь сделать, моя горничная следит из окон наверху, и она закричит и поднимет тревогу, что заставит сбежаться сюда всех мужчин в доме. Вас повесят еще до рассвета.

Не то чтобы это имело значение, печально подумала миссис Браун, кивнув мужчинам, чтобы они продолжали путь в темноту за углом дома. Вы будете мертвы в тот самый момент, когда попадетесь в руки Авроре.

В этот самый момент из темноты послышался тихий смех.

– Trés bien¹⁹, Эвелин. Ты не утратила своих навыков.

Перед ней Дэшуэлл застыл, словно услышал голос призрака.

– Аврора, – выдохнул он, когда леди выступила из тьмы, одетая в черную амазонку, с пистолетом в руке.

– Oui, mon chère²⁰. Я пришла, чтобы найти тебя. Мне следовало догадаться, что ты снова ускользнешь от англичан, но ты узнаешь, что от меня тебе так легко не уйти.

– Если ты пришла, чтобы расплатиться со мной, – проговорил Дэшуэлл с обычным для него игривым нахальством, – то момент выбран безупречно. Мне понадобится твое золото.

Аврора засмеялась, и от этого звука по спине у миссис Браун пробежала дрожь от плохого предчувствия. Потому что она слишком часто слышала этот издевательский смех. Например, как раз перед тем, когда ее сестра убила в Париже своего любовника-англичанина.

– Дэшуэлл, там, куда ты отправишься, тебе не понадобится золото. – Аврора махнула рукой сестре. – Ступай и добудь то, что мне нужно, из моего сундука.

– Но ты сказала, что мне нужно будет только привести…

Аврора повернулась к ней, направив на сестру пистолет.

– Ступай, немедленно. Или когда я покончу с этим делом, то найду Сару и заберу ее с собой, где она и должна была находиться все эти годы.

Миссис Браун повернулась и побежала, покачиваясь на ходу, молясь, чтобы сундук находился именно там, где предполагала Аврора, и чтобы золото, скрытое внутри, все еще не было обнаружено.

Если меня постигнет неудача, отчаянно думала она, то я найду Сару и уеду с ней отсюда, до того, как у нее будет время поймать нас.

Но эта идея была нелепой, потому что от Авроры невозможно было спастись. Только не тогда, когда у нее на руках были все карты.

Ларкен вошел в бальный зал с единственной мыслью. Найти Талли.

Мысль о том, что она может быть в опасности, подгоняла его вперед, пока он спускался по лестнице и проталкивался через толпу.

А вдруг с ней что-то случится?

Этого было достаточно, чтобы заставить Ларкена обнаружить у себя внутри безумие.

Он любит ее. Каким-то образом за последние несколько дней он влюбился в эту сумасбродную и безудержно романтичную предательницу.

Когда он признался в этом тетушке Минти, то с его сердца и с его жизни словно свалился какой-то груз. Он любит Талли. И, черт его возьми, если он позволит кому-то причинить вред ей или тем, кого она любит.

– Извините меня, простите меня, – говорил он, расталкивая толпу в переполненном бальном зале. – Пожалуйста, отодвиньтесь в сторону.

– Вот так дела! – воскликнула одна матрона, когда он бесцеремонно протиснулся мимо нее к краю танцевальной площадки.

Перед ним кружились пары, разъединялись и снова подходили друг к другу, но Талли нигде не было видно.

Где же она, черт побери?

А затем, словно в ответ на свои молитвы, Ларкен заметил ее. Облегчение, которое он испытал, немедленно сменилось чувством вины. Девушка выглядела абсолютно несчастной, шествуя в линии танцующих вместе с лордом Норриджем, который, как полагается, держал ее за руку, но вместе с тем улыбался и подмигивал другим леди, мимо которых двигался.

Господи, что за хлыщ! Ларкен понял, что должен мисс Лэнгли нечто большее, чем просто искреннее извинение за то, что подписал ее на два – или больше? – танца с этим идиотом.

Что ж, он сделает все возможное и освободит ее от этой ситуации – и барон так и сделал: выставил руку, поймал Талли за локоть и вытащил ее из линии танцующих в толпу зрителей.

Интересно, подумал Ларкен, сколько времени понадобится Норриджу, чтобы понять, что он сам по себе.

Что же касается Талли, то тут не обошлось без сопротивления, она упиралась каблуками в пол и пыталась вырваться из его хватки. Когда ей это не удалось, то девушка обругала его, не стесняясь в выражениях. На русском языке. Достаточно красочно описав его родителей. Или отсутствие таковых.

Как будто Ларкен отпустил бы ее из-за шквала оскорблений. Сейчас или когда-нибудь. Такая сцена скорее заставила бы его усмехнуться, если бы ставки не были столь высоки.

– Отпустите меня или я закричу, – пригрозила Талли.

– Кричите, – заявил ей барон, – и я переброшу вас через плечо и позволю каждому мужчине в этом зале полюбоваться вашими лодыжками и в придачу – вашим очаровательным задом.

Ее глаза расширились, а рот приоткрылся в форме буквы «О», словно она и в самом деле собиралась закричать так, чтобы услышали даже мертвые, но, должно быть, мисс Лэнгли расслышала неуступчивую интонацию в его угрожающих словах, и поэтому промолчала.

Хотя это не удержало ее от того, чтобы продолжить упираться каблуками.

Они прошли сквозь дверной проем, по салону, а затем еще по одному. И наконец добрались до комнаты, где Ларкена измеряли и кололи булавками портные.

Еще до того, как они остановились, он выдвинул требование:

– Вы должны сказать мне, где находится Дэшуэлл. Немедленно.

В ответ Талли громко, с негодованием фыркнула. Скрестив руки на груди и покачиваясь на каблуках, она сердито уставилась на него.

Итак, это будет нелегко, но она достаточно быстро поймет, что ему можно доверять.

– Вы не понимаете, – сказал ей барон, – его жизнь в опасности.

О, эти слова заставили девушку заговорить.

– Да, я бы тоже так сказала. В опасности от вас.

Ларкен слегка отшатнулся, словно она ударила его. И при этом едва заметном движении Талли воспользовалась шансом, чтобы ускользнуть от него, но барон снова поймал ее и в этот раз притянул вплотную к себе, крепко держа обеими руками.

– Лорд Ларкен, отпустите меня. – Ее слова были произнесены с таким убийственным спокойствием, что он едва не сделал именно это.

Едва.

– Только после того, как вы скажете мне, где Дэшуэлл. Я должен знать.

Девушка покачала головой.

– Никогда.

Наклонившись, Ларкен посмотрел ей в глаза.

– Черт возьми, это не игра, мисс Лэнгли. Не ваш вздор насчет леди Персефоны.

Уставившись на него в ответ, отвечая ему слово в слово, она проговорила:

– А для меня это никогда и не было игрой, милорд.

О, Господи, этот разговор закончился ничем. Он попытался зайти с другой стороны, ослабил хватку и попытался слегка улыбнуться.

– Талли, пожалуйста. Я умоляю тебя, скажи мне, где он. Ты должна довериться мне. Твоя тетушка Минти сказала…

– Тетушка Минти? Что вы с ней сделали?

– Ничего!

– Тогда какое отношение она имеет ко всему этому?

Ларкен отодвинулся назад. Правда едва помогла бы его дел, но он не собирался позволять еще одной лжи вставать между ними. Отделять их друг от друга.

– Я только что был в твоей комнате наверху…

– В моей комнате? В поисках Дэшуэлла, как я полагаю?

Все хуже и хуже, вздрогнув, подумал барон.

– Да, – выдавил он. – Если тебе нужно знать, то тогда да, я был в твоей комнате в поисках его.

– И если бы вы нашли его, то тогда что, милорд? – Этот вопрос повис в воздухе.

Честность. Никакой лжи, сказал себе Ларкен.

– Я убил бы его.

Талли отшатнулась и выскользнула из его рук.

– Совершили бы убийство, вы имеете в виду.

Ларкен кивнул.

– Так почему, как вы думаете, я должна помочь вам найти Дэшуэлла, когда вы твердо намерены убить его? – Она снова обошла его и переместилась так, чтобы между ними оказалось кресло. С таким же успехом между ними мог бы располагаться Ла-Манш. – Как вышло, сэр, что вы готовы убить друга? Неужели вы так относитесь к тем, кого любите? Легко расстаетесь с ними и забываете их в нескончаемых поисках чести? Я спрашиваю вас, сэр, какая честь может быть в убийстве?

– Талли, выслушай меня. Все изменилось. Ты должна поверить мне. Твоя тетушка Минти так и сделала. Вообще-то, именно ее рассуждения помогли мне увидеть вещи в правильном свете. На кону поставлено нечто большее, чем просто жизнь Дэшуэлла. Когда мы открыли сундук…

– Вы обыскивали мои вещи?

О, что за лицемерное обвинение.

– Точно так же, как ты поступила с моими?

– Это другое дело. Я не лгала насчет своей личности или своих намерений.

– Неужели? А твоя сестра знает, что, или, скорее, кого, ты прятала в своей комнате наверху?

При этих словах у Талли хватило совести побледнеть.

– И я могу указать на то, что «твои вещи» вовсе не твои, что сундук принадлежит члену «L’Ordre du Lis Noir».

Эта фраза заставила ее поднять на него глаза.

– Ордену Черной Лилии?

– Ты знаешь о них? – Теперь Ларкен был захвачен врасплох.

– Папа рассказывал нам истории о них вместо сказок на ночь, но я никогда не думала что они по-настоящему…

– О, они существуют. И этот сундук принадлежит одной из них, и я подозреваю, что она находится здесь по той же причине, что и я. Чтобы найти Дэшуэлла.

Рот мисс Лэнгли снова приоткрылся, образовав букву «о».

– О Боже, нет!

– О да, – проговорил барон. – И если Орден так отчаянно стремится найти Дэшуэлла, то возможно, что они не хотят, чтобы капитан поделился кое-какой информацией, которая стала бы ценной для Англии.

– Достаточно ценной, чтобы спасти его жизнь?

Ларкен кивнул.

Пару мгновений они просто стояли, не двигаясь, и он мог видеть, что Талли осмысливает все то, что он рассказал ей, и пытается прийти к решению.

Доверять ему или нет.

Так как просьбы ни к чему не привели, то Ларкен позволил своей скандальной безрассудной натуре говорить за него. Обойдя кресло, он сжал Талли в объятиях прежде, чем она сумела изумленно воскликнуть «Милорд!», запечатал ее рот своими губами и поцеловал ее.

Безудержное, неприкрытое желание заполнило его вены, и на мгновение барон усомнился, был ли этот метод убеждения самым разумным, потому что он ставил его на колени.

Поначалу девушка сжала в кулаки руки, прижатые к груди Ларкена, но когда его язык пробежался по ее губам, она приоткрыла их для его исследования и сделала такое же движение собственным дерзким язычком, ее пальцы разжались и впились в отвороты его сюртука, притягивая ближе.

Держать Талли в объятиях вот так – это словно попасть на небеса, и если бы весь мир не готов был обрушиться вокруг них, то он отнес бы ее на диван в другом конце комнаты и занялся с ней любовью.

И поэтому он неохотно отодвинулся от нее.

– Ты должна довериться мне.

В ее глазах пылала страсть, а дыхание стало неровным. Девушка дрожала в его руках, потому что, по всей видимости, она ощущала то же самое, что и он.

И если это так, если Талли на самом деле любит его, то тогда он должен что-то сделать.

– Я даю тебе слово. Я не убью его.

Она помедлила и пристально посмотрела ему в глаза.

– Честно?

– Да. Пожалуйста, Талли, я должен знать… – Но Ларкен так и не закончил просьбу, потому что через ее плечо и сквозь стекло в ясном лунном свете он увидел в саду ответ на свой вопрос. – Дэшуэлл! – ахнул он, отпустив ее и бросившись к окну.

Потому что там и в самом деле оказался Томас Дэшуэлл, вместе с тем странным кузеном леди Филиппы и с женщиной…

– Это не… – начала протестовать Талли, следуя за Ларкеном. – Какого черта там оказалась миссис Браун? – Затем она задумалась. – Это не миссис Браун, а та женщина из гостиницы.

– Не миссис Браун? – повторил барон, еще раз вглядываясь в леди, подталкивавшую двух мужчин впереди себя. – Как быстрее всего выбраться отсюда?

Она покачала головой.

– Я не позволю тебе…

– Талли, не глупи. Я не убью Дэшуэлла. Я дал тебе слово. – Он помолчал. – Теперь я не смогу это сделать. Потому что если сделаю, то ты никогда не простишь меня, а я не смогу жить без твоего расположения. – Ларкен помедлил, а затем нашел смелость сказать правду. – Без твоей любви.

Талли вскинула на него изумленный взгляд. В течение краткого, но ужасного мгновения Ларкен подумал, что она собирается отвергнуть его и его сердце. Но момент прошел, и девушка быстро кивнула и махнула в сторону двери.

– Тебе нужно дойти до конца коридора, затем через вторую гостиную. Там, в салоне за ней, есть французские двери, через которые можно выйти к углу дома рядом со старыми конюшнями. Я предполагаю, что именно туда она ведет их, – сказала Талли, кивнув в сторону окна, где троица исчезала за углом.

– Благодарю тебя, – ответил Ларкен, быстро поцеловав ее и бросившись к двери. Когда он добрался туда, то обернулся и сказал ей: – Разыщи Холлиндрейка и расскажи ему, что случилось. Он знает, что делать. – Барон открыл дверь, но затем снова остановился. – И, Талли?

– Да?

Ему показалось или в ее голосе на самом деле прозвучала надежда?

– Я люблю тебя.

А затем он исчез прежде, чем девушка смогла ответить.

Глава 16

Талли направилась в бальный зал и едва не упала на первом же шаге.

– Чертовы окаянные туфли, – пробормотала она, сбрасывая их, и в одних чулках помчалась обратно к бальному залу.

И хотя Ларкен велел ей идти прямо к Холлиндрейку, она вообще не собиралась говорить зятю о том, что происходит под его крышей.

Вероятно, он и так уже знает, упрекнул ее довольно практичный голос.

Игнорируя его, девушка рванула напрямик к единственному человеку, которому могла доверять в этом деле. Еще одной личности, которая так же много поставила на карту.

К Пиппин.

И Талли быстро нашла ее, потому что стоило только поглядеть поверх голов всех джентльменов, чтобы увидеть высокую, привлекательную фигуру лорда Госсетта. Она проскользнула сквозь толпу, бормоча извинения и пытаясь не обращать внимания на жалобы о «дурных манерах» и «всех этих толчках и тычках», которые следовали за ней по пути.

– Пиппин, вот ты где, – произнесла она, задыхаясь. – Боюсь, что должна украсть ее у вас, милорд. Возникло что-то вроде чрезвычайной ситуации, мм, я, хм, то есть, мне нужна Пиппин, потому что… – Талли отчаянно искала причину, от которой лицо ее кузины не побледнело бы от тревоги. – Мои туфли, – выпалила она. – У них сломался каблук, и я хотела надеть пару туфель Пиппин, которые подойдут к этому платью, но, хоть убей, не могу найти их. Ты окажешь мне любезность и пойдешь со мной?

Она уже схватила Пиппин за руку и тащила от поклонника, так что они едва расслышали, как лорд Госсетт просил ее вернуться поскорее.

– Что случилось? – прошептала Пиппин, когда они выбрались из толпы.

– Я не вполне уверена, но женщина, похожая на миссис Браун, похитила Дэша и мистера Джонса. Лорд Ларкен полагает, что она – член Ордена Черной Лилии, или что-то в этом роде.

Пиппин резко остановилась.

– Ты под хмельком? – спросила она, используя одно из самых любимых выражений тетушки Минти. – Ты говоришь так, будто сошла с ума.

Они добрались почти до двери и уже хотели войти в вестибюль, когда Талли остановила кузину и указала на лестницу в отдалении.

– Посмотри туда. Что ты видишь?

– Миссис Браун. Но едва ли это подтверждает то, что она… – Аргументы Пиппин иссякли, когда она разглядела то, на что именно указывала Талли.

На пистолет в руке леди.

– О, Боже, – охнула Пиппин, когда дама исчезла в темноте наверху. – Ты думаешь, она…

– Я не знаю, – ответила Талли, подтолкнув Пиппин вперед, в ее голове формировался план. – Следуй за ней, – приказала она кузине. – Так, как мы с Фелисити учили тебя преследовать кого-то. Держись в тени и если ты сможешь найти способ остановить ее, то сделай это.

Пиппин начала подниматься по ступеням, но затем остановилась.

– А что насчет тебя?

– Я собираюсь спасти их, – ответила она.

Ее кузина кивнула и продолжила путь по лестнице, бесшумно, как кошка, а Талли повернулась и бросилась по коридору в кабинет Холлиндрейка, где встретилась лицом к лицу с последним человеком, которого хотела бы видеть на своем пути.

Фелисити.

– Интересно, куда это ты собралась? – требовательно спросила она.

Ларкен добрался до садов и пробрался мимо лабиринта, вдоль покрытой травой лужайки, к старым конюшням. Фонарь, висящий на экипаже, отбрасывал свет, который притягивал его. Экипаж был готов к путешествию, лошади впряжены, но никаких признаков грума или кучера.

Что не являлось хорошим предзнаменованием.

На самом деле, не было видно ни одного человека, что казалось еще более жутким, учитывая столпотворение карет, слуг и грумов на подъездной дорожке к дому.

Неохотно Ларкен признал, что это был хороший план. Потому что кто же станет задавать вопросы, если одинокий экипаж рано уедет из поместья? Местный барон, который слишком много выпил, леди, уставшая от жары в бальном зале, семейная пара, повздорившая из-за нескромного поведения одного из супругов. Внутри экипажа могли бы находиться любые из этих гостей, и ни один слуга не станет вмешиваться в подобное личное дело.

Но в этом то и дело. Рядом не было никаких слуг, и Ларкен знал, что он близок к открытию. Барон крался все ближе и ближе к старым конюшням, и когда он приблизился на расстояние слышимости, то смог различить голоса.

– Аврора, будь благоразумной, – говорил Дэш. – Забудь о долгах между нами, мы же друзья, союзники. Я должен предположить, что именно ты послала известие леди Филиппе о том, что меня должны повесить, не так ли? Конечно же, ты стремилась освободить меня не для того, чтобы отправить в могилу, ведь так?

– Но ты перерос свою полезность, любовь моя, – промурлыкала женщина.

Ларкен застыл. Голос этой женщины, сами ее слова, протянули нить из прошлого в настоящее.

«… ты перерос свою полезность…»

Те же самые слова эта сука произнесла перед тем, как убила его отца. Этого было почти достаточно, чтобы броситься вперед, с пистолетом наготове, чтобы застрелить ее на месте, но Аврора продолжала ругаться с Дэшуэллом и ее откровения просто ошеломляли.

И этого было достаточно, чтобы оставаться на месте, по крайней мере, в настоящий момент.

– Аврора, я никогда не предал бы твоего доверия. Сколько лет я помогал тебе?

– И тебе неплохо платили.

– В последние два года? – Дэш попытался сесть так, чтобы спина была прямая. – Все, что я слышал от тебя на протяжении всего времени – это обещания. Обещания золота. И я все равно помогал тебе. Не предал тебя. Почему? Из преданности.

Она рассмеялась.

– Capitaine, ты продал бы собственную мать, чтобы спасти свою шею. Кроме того, я передала новости о повешении твоей маленькой английской любовнице не для того, чтобы вытащить тебя из тюрьмы, – сказала ему Аврора. – Я была совершенно уверена, что она провалит все дело и вас всех убьют прежде, чем ты сумеешь совершить какую-то сделку, чтобы спасти себе жизнь. Сумеешь дать англичанам что-то, чтобы они позволили тебе остаться в живых.

– Ах, но моя дорогая Аврора, ты преувеличиваешь свою значимость. Поверь мне, я пытался продать твои секреты, но мне никто не поверил. Никто не захотел сплетничать о старых мифах. Они даже не поверили в то, что вы существуете.

– Лжец, – прошипела женщина.

Дэшуэлл пожал плечами.

– Это правда. Англичан не волнуют ни вы, ни ваш Орден. Боюсь, что вы – просто пережиток ушедшего времени. У вас нет королевы, чтобы защищать ее, только выскочка-корсиканец, которому можно помогать. А теперь и он отправился на Эльбу, перестав быть императором. Все это мало напоминает благородные дела, которые вы когда-то так великолепно защищали.

– Заткнись, – выругалась она, все ее тело затряслось от ярости. – Заткнись. Ты ничего не знаешь о моих делах. Абсолютно ничего.

– Тогда зачем убивать меня? – заявил Дэшуэлл.

Ларкен усмехнулся бы опасным и безрассудным заявлениям капитана, но, если он не прекратит свои насмешки, то будет убит из-за них.

– В самом деле, мадам, как я уже говорил раньше, полагаю, что вы сделали ошибку, – начал мистер Хартуэлл. Но его речь оборвал резкий пистолетный выстрел. Ларкен услышал, как мужчина застонал в последний раз перед тем, как упасть на землю.

– Боже! – выругался Дэш. – Аврора, не было необходимости убивать его. Он не имел к этому никакого отношения.

– Теперь он ни к чему не имеет отношения, – проговорила она и взвела курок у второго пистолета.

Ларкен услышал достаточно и вышел из-за угла, с пистолетом наготове, чтобы пристрелить на месте эту сумасшедшую ведьму. На долю секунды он держал ее на прицеле, его палец лег на спуск и готов был нажать на него, когда внезапно барон упал головой вперед, оглушающий грохот отдавался в его ушах, а перед глазами сверкнули звезды.

Падая, Ларкен сумел повернуться и заметить огромного мужчину с лопатой в руках. На нем были плащ и шляпа кучера, и стало очевидно, что хотя, по легенде, женщины Ордена работали одни, у Авроры был помощник.

Помощник, который по-волчьи усмехался, глядя на него сверху вниз и, казалось, готов был закончить начатое.

Фелисити стояла, подбоченившись, и смотрела в лицо Талли.

– Интересно, куда это ты собралась? – повторила она.

– Герцогиня, случилась небольшая неприятность, – запинаясь, пробормотала Талли. – М-м, с моими туфлями, – пояснила она, приподнимая подол платья, чтобы Фелисити увидела ее ступни в чулках. – Пиппин собиралась одолжить мне свои белые лодочки. Ты знаешь, те, что с бантиками – которые ты настойчиво советовала ей купить после того, как вышла замуж. – Талли улыбнулась, надеясь скрыть этой улыбкой панику, зарождающуюся внутри ее костей.

Она решила, что ей удалось справиться с этой паникой, потому что Фелисити кивнула и повернулась, чтобы вернуться в бальный зал.

Талли едва слышно с облегчением выдохнула. Но оказалось, что радоваться чуточку преждевременно.

Фелисити замерла, наполовину повернулась и, бросив взгляд через плечо, спросила с негромкой точностью:

– Это ведь никак не связано с тем, что Дэшуэлл скрывается наверху в ваших комнатах, так?

Талли ощутила себя так, словно сам фундамент Холлиндрейк-Хауса ушел у нее из-под ног. Она качнулась назад и устояла, схватившись за дверной косяк.

– Что это еще за нелепая идея? – удалось со смехом выговорить ей.

Фелисити рванулась обратно и схватила сестру за руку, потащив ее за собой в ближайшую нишу.

– Что происходит? Разве мистер Джонс еще не вывел его из дома, или вы провалили и это дело тоже?

– Как ты узнала? – прошептала в ответ Талли. – Откуда ты знаешь, что он – мистер Джонс, а не мистер Хартуэлл?

Фелисити закатила глаза к потолку.

– Кузену Пиппин семьдесят четыре года, и я искренне сомневаюсь, что он стал бы красть серебро, как это делал мистер Джонс прошлым вечером во время обеда. Бруно довольно часто говорил мне, что его брат Тарлетон – самый лучший вор во всем Лондоне.

Талли поморщилась. О чем только Тарлетон думал? Красть серебро у герцога! Да еще и за обедом. И все же, едва ли это было самым важным.

– Но что же нас выдало до этого?

– Тот момент, когда тетушка Минти заболела. – Фелисити фыркнула. – Тетушка Минти не проболела ни одного дня за всю жизнь, и когда я стала спрашивать у нее, что происходит, она мне все рассказала.

– Но… но… – Талли попыталась связать слова вместе.

Между тем Фелисити всплеснула руками и начала вышагивать по ковру.

– Почему я не остановила вас от попытки воплотить этот безрассудный план? – Она пожала плечами. – Потому что знала, что Пиппин решительно настроена освободить Дэшуэлла. И я могла бы занять твердую позицию, но это только подтолкнуло бы ее совершить что-то чрезвычайно опрометчивое. По крайней мере, ваш план получил одобрение мисс Портер, так что мне пришлось предположить, что за этим безумием скрывается немного здравого смысла.

Талли кивнула. Этот план не осуществился бы без помощи их бывшей учительницы, без ее знания деятельности министерства иностранных дел через брак с лордом Джоном Тремонтом – и без грубой силы Бруно.

– О, Талли, разве ты не понимаешь, какой риск вы навлекли на всех нас? Как губительно все это может сказаться на репутации Холлиндрейка?

– Я знаю, – с несчастным видом ответила девушка. – Я ужасно себя чувствую, но Пиппин не смогла бы сделать это одна. И она…

– Не могла подвести его, да, я знаю. – Фелисити протянула руку и сжала ладонь сестры. – Что пошло не так, как вы планировали?

– Ларкен говорит… – начала Талли. – О, мужчина, которого ты считаешь мистером Райдером на самом деле лорд Ларкен, которого послало…

– Да, да, министерство иностранных дел. Конечно же, я знала, потому что он… – Герцогиня на мгновение умолкла. – Не обращай внимания. Так что говорит Ларкен?

Талли смотрела на сестру и пыталась определить, что именно Фелисити хотела раскрыть, но отмахнулась от этого и продолжила, потому что время имело существенное значение.

– Он утверждает, что за нами следовала женщина из «Ордена Черной Лилии» и с помощью миссис Браун похитила Дэша и мистера Джонса. Он отправился в старые конюшни, чтобы остановить их, и послал меня сюда за помощью.

– Миссис Браун? – Взгляд Фелисити взлетел вверх, словно только это имя имело значение. – Каким образом она замешана во всем этом?

– У меня нет ни малейшего понятия, – проговорила Талли. – Мы могли бы спросить у мисс Браун, потому что вот она перед нами. – Девушка указала на их бывшую одноклассницу, прихорашивавшуюся и принимающую разные позы между двумя вертлявыми молодыми лордами, а сердитый Гримстон располагался где-то возле ее локтя. – Я же просила тебя не приглашать ее.

– А я гадала, когда ты до этого доберешься, – ответила Фелисити, бросив взгляд в бальный зал. – Что у тебя на уме?

– Я собираюсь взять пистолет из стола у Холлиндрейка и последовать за Ларкеном. Боюсь, что он шагает навстречу опасности.

– По всей вероятности, так оно и есть, если в дело вовлечен «Орден Черной Лилии». – Она покачала головой. – Я всегда догадывалась, что когда папа утверждал, что они всего лишь выдумка, то он говорил неправду. Думаю, он боялся, что если мы узнаем, что они есть на самом деле, то мы сбежим, чтобы присоединиться к ним.

– Вероятно, он был прав, – произнесла Талли.

– Несомненно, – согласилась Фелисити. – Ты отправляйся за пистолетом, а я приведу мисс Браун, чтобы она помогла нам.

– Мисс Браун? – воскликнула Талли. – Ты полагаешь, что это благоразумно?

– Ну, если ее мать вовлечена в это дело, то мы сможем использовать дочь к нашему преимуществу. – Герцогиня расправила плечи и повернулась, готовая приступить к работе.

Талли поймала ее за локоть.

– Фелисити, ты ведь не собираешься воспользоваться этим как предлогом, чтобы свести счеты с мисс Браун за все то время, пока она дразнила нас и выставляла напоказ свое богатство, а?

Ее сестра передернула плечами, сбросила руку Талли со своего локтя, и устроила изящное представление, притворившись, что расправляет платье, ради проходящего мимо гостя. Когда тот удалился, она прошептала в ответ:

– Талли, я бы никогда не сделала ничего подобного.

Но лукавая улыбка на губах Фелисити говорила совсем о другом.

– Холлиндрейк, – заявил лорд Госсетт, подходя к хозяину дома. – Вы ничего странного не замечаете?

Бывший майор армии его Величества огляделся и улыбнулся, словно все было в порядке.

– Вы имеете в виду то, что отсутствуют моя жена, ее сестра и кузина?

– Да.

– Фактически, моя жена вон там, – кивнул герцог на другой конец комнаты и на вестибюль за ним. – Кажется, она похитила мисс Браун и тащит ее куда-то с бала.

– Вы думаете, что возникли большие неприятности, чем кажется на первый взгляд?

– Учитывая, что лорд Ларкен тоже отсутствует, то да, я так считаю, – ответил герцог.

– Ларкен?

– Да. Он здесь, чтобы найти Дэшуэлла.

– Так все эти разговоры о его побеге… – Речь Госсетта внезапно оборвалась, когда он сложил все части вместе. – О Боже. А я-то надеялся…

– Что ж, и я тоже, но, кажется, что мы оба будем крайне разочарованы. Или, что еще хуже, опозорены. – Он поклонился проходящей мимо пожилой леди. – Буду вам признателен, если вы сохраните это в тайне, пока я отправлюсь узнать, что за неприятности моя жена и ее родственники устроили под моей крышей. Я знаю, что вы – местный судья, но…

– Даю вам слово насчет этого, но только если вы позволите мне помочь вам, – совершенно серьезно ответил виконт.

Холлиндрейк кивнул, и они двинулись через переполненный бальный зал так быстро, как только могли.

Отдаленный спор вырвал Ларкена из темноты, в которую он провалился. Поначалу барон не смог вспомнить, где он, или почему его голова так дьявольски болит. По запаху сырой земли, в которую уткнулся его нос, он понял, что вовсе не дома в Лондоне после долгой ночи пьяного разгула.

Ларкен еще раз втянул носом воздух, и на этот раз его ноздри заполнил сладковатый запах крови.

Он знал, что у него шла кровь, потому что его голову окутывало то тяжелое, давящее ощущение, как будто там была трещина. Но Ларкен ощущал запах не только своей крови, потому что, когда он осторожно открыл глаза, то обнаружил мистера Хартуэлла, лежащего поблизости, его пустой взгляд был устремлен в небеса.

Ларкену не нужно было видеть большое, темно-красное пятно на груди мужчины, чтобы понять, что он мертв. Барон видел этот взгляд на слишком многих лицах, чтобы понимать, что они смотрят на тот свет, который виден только мертвецам.

Рядом с ним расположился Дэш, связанный как рождественский гусь, а в другом конце конюшни, в противоположной стороне от света лампы, стояла женщина.

Она.

Внезапно весь этот вечер вернулся к нему с пугающей ясностью.

– Что ты теперь намерена делать, Аврора? – произнес Дэшуэлл своим обычным небрежным, уговаривающим тоном. – Убить и Ларкена тоже? Это вовсе не забавно и, по всей вероятности, навлечет на твою голову гнев всего министерства иностранных дел.

Ларкен с опаской приоткрыл глаза, учитывая, какой характер принимала дискуссия, проходившая над его головой.

– Если ты решил напугать меня, Дэшуэлл, сказками о мастерстве, с которым англичане ловят своих врагов, то я и мои сестры ускользали от них на протяжении трех веков. Эти напыщенные дураки в Лондоне никогда не могли поверить в то, что их перехитрили простые женщины.

– Ты превосходно это подметила, Аврора, – согласился Дэш. – Но у тебя больше не осталось сестер, которые защитят тебя, – мягко, терпеливо добавил он. – Никого, кто прикрыл бы тебя от разоблачения. Ты – последняя в своем роде, и печально видеть, как существование «Ордена» подходит к концу.

Леди вздрогнула, словно произнесенная тихим голосом правда Дэшуэлла ударила ее, но она быстро овладела собой.

– К концу? – насмешливо ответила она. – Я вижу ситуацию немного иначе. Ты у меня на прицеле, а Ларкен – в качестве заложника. Когда мой слуга вернется с экипажем, мы уедем без всякого уведомления – таков был ваш план, не так ли?

Дэш удостоил ее вопрос легким кивком.

– А затем, когда мы окажемся вне пределов слышимости, боюсь, что ты станешь жертвой собственной славы. Ты будешь застрелен, пытаясь пробраться к истинной возлюбленной, живущей поблизости. – Аврора сделала паузу. – Единственное, о чем я сожалею, – это о том, что безвременная кончина только добавит печального романтического оттенка к твоей дурной славе. Придаст твоей смерти жалостливый, трагический характер, которого ты едва ли заслуживаешь.

Дэш пожал плечами, а потом посмотрел ей прямо в глаза.

– И как плачевно, что твоя роль в этом событии затеряется в истории, когда твой священный Орден превратится в пыль.

О, превосходная стратегия, Дэшуэлл, подумал Ларкен. Подталкиваешь сумасшедшую женщину к тому, чтобы она выстрелила в тебя.

Но этого не произойдет, пока я еще дышу. Он обещал Талли, что Дэшуэлл будет жить. И черт бы все побрал, но заносчивый ублюдок не умрет, если даже ему придется отдать собственную жизнь, чтобы его никчемный друг выжил.

Собрав все силы, которыми он обладал, со связанными за спиной руками, Ларкен постарался сесть прямо. Никогда еще его жизнь не висела на таком тонком волоске, но, опять-таки, он знал, что совсем скоро сюда примчатся Холлиндрейк и Темпл.

– Не думаю, что мы были представлены друг другу, – сумел произнести барон, с трудом усаживаясь рядом с Дэшем. – Но, полагаю, что вы – та сука, которая убила моего отца.

– Отлично, Ларкен, – одобрил Дэш. – С такими манерами неудивительно, что ты не можешь привлечь внимание хотя бы шлюхи, не говоря уже о леди.

– Как будто ты когда-либо замечал разницу между ними, – ответил Ларкен.

Дэш сумел изобразить обиду.

– Любезные слова со стороны человека, который явился убить меня.

– Которому не удалось убить тебя, – заметил Ларкен.

– Ах, но кажется, что эта милая леди намеревается исправить твои огрехи.

– Заткнитесь вы оба, – воскликнула Аврора, выходя на свет.

И Ларкен в первый раз заглянул в глаза женщине, которую искал все эти годы.

Она все еще была потрясающе красива, ее волосы оставались такими же черными, как и ее сердце. И что-то в ее улыбке было странно знакомым, словно он видел этот самодовольный изгиб губ прежде… и сравнительно недавно.

– Вы похожи на вашего отца, – проговорила она. – Как печально, что вы разделите его судьбу.

– Прежде я убью вас, – ответил Ларкен. – Вы поплатитесь за свои преступления.

– Мой дорогой мальчик, вы так же наивны и глупы, каким был ваш отец. Он думал, что сможет перевоспитать меня, а вы считаете, что сможете меня остановить. – Она махнула пистолетом в его сторону. – Но вы на волоске от того, чтобы снова встретиться с ним, так что не искушайте меня возможностью ускорить ваше воссоединение.

Но ее угроза пропала впустую, когда в старые конюшни въехал экипаж. Большое здание было построено таким образом, что фургоны и кареты заезжали прямо внутрь и лошади распрягались под крышей.

Слуга Авроры сидел на козлах в низко надвинутой шляпе, плащ скрывал его фигуру.

Неужели Ларкен ошибался, или этот человек стал меньше в размерах? А затем кучер слегка приподнял козырек шляпы и подмигнул ему.

Талли! Он посмотрел на Аврору, чтобы понять, не заметила ли она это, но та была слишком занята, открывая дверь и взмахом пистолета показывая Дэшу, чтобы он забирался внутрь.

Ларкен воспользовался этой возможностью, чтобы получше рассмотреть кучера. И хотя на первый взгляд он предположил, что это была его Талли, теперь он увидел, что ошибался. Там, наверху, сидела не Талли, а ее сестра.

Герцогиня?

Так где же, черт возьми, Талли? Сердце Ларкена едва не разорвалось пополам. Но он не позволил всему этому отразиться на его лице. И если Дэш заметил подмену, то не подавал виду.

Ларкен изо всех сил дергал связывающие его путы, испытывая ярость при мысли, что Холлиндрейк позволил своей жене подвергать себя опасности подобным образом.

А затем он понял, что на самом деле произошло после того, как он оставил Талли в кабинете. Она не пошла к Холлиндрейку. И совершенно проигнорировала его инструкции.

И какой бы безрассудный план Талли не привела в действие, он поставил ее жизнь – и жизнь ее сестры – в опасное положение.

Все они оказались в опасности.

Ларкен стиснул зубы, не обращая внимания на то, что пульсирующая боль в голове возросла. Когда он выберется из этой переделки, то непременно убьет ее.

Если, конечно, Холлиндрейк не опередит его.

А затем его кошмар сделался еще более реальным, когда Аврора заглянула внутрь экипажа и проговорила с ликующим восторгом:

– Ну и ну! Что это у нас здесь?

Холлиндрейк, Госсетт и Темпл стояли в тени и наблюдали за тем, как призрачная фигура облачается в плащ, снятый с мужчины, лежащего у ее ног, нахлобучивает его шляпу, осторожно взбирается на козлы экипажа, после чего подхватывает поводья и направляет его в раскрытые ворота старых конюшен.

– Это именно та, о ком я думаю? – спросил Темпл.

Холлиндрейк кивнул.

– Да. Это Фелисити. – Герцог окликнул бы жену, обругал бы ее резко, не стесняясь в выражениях, если бы только это не спугнуло того, кого она пыталась обмануть внутри конюшен.

– И у нас есть еще одна загадка, – проговорил Темпл, кивнув им за спины, туда, где из-за дома вышла Пиппин и затопала через лужайку, подталкивая перед собой разъяренную миссис Браун. В ответ на невнятные протесты почтенной дамы Пиппин еще раз ткнула ее в спину пистолетом, который держала в руках.

Госсетт выступил из темноты прежде, чем Холлиндрейк или Темпл сумели остановить его.

– Леди Филиппа, вы не пройдете дальше.

Герцогу захотелось застонать, но, с другой стороны, влюбленный виконт никогда не служил своей стране, ни на войне, ни через посредство министерству иностранных дел, и не имел опыта в том, чтобы сдержанно вести себя.

Однако Темпл поступил совсем иначе. Он действовал быстро, втянув леди под прикрытие изгороди, а затем утащил и Госсетта тоже за пределы видимости.

– Ваша светлость! – с негодованием воскликнула миссис Браун. – Кузина вашей жены сошла с ума.

Пиппин фыркнула.

– Тетушка Минти поймала ее, когда она вытаскивала золото и удостоверения личности из сундука, который достался Талли по ошибке. Она помогает французской шпионке убить Дэша.

– Я бы никогда… – начала протестовать миссис Браун, но Холлиндрейк оборвал ее, накрыв ее рот ладонью, а затем протянул другую руку, чтобы взять пистолет у Пиппин.

– Миссис Браун, я хочу, чтобы вы внимательно выслушали то, что я скажу. Ваша дочь внутри экипажа, который моя жена только что направила в эту конюшню…

Глаза леди сделались безумными, устремились в том направлении, а затем с умоляющим выражением вернулись к герцогу. Ее слова были невнятными, но два из них были произнесены очень отчетливо. «О, нет».

– Кому вы помогаете? – потребовал объяснения Холлиндрейк, и когда он отнял руку от ее рта, она с готовностью рассказала все.

– Моей сестре.

Эта фраза не имела смысла, но точно так же смысла не было и в тихом вопросе Темпла.

– Мадам, ваша сестра – член «Ордена Черной Лилии»?

Миссис Браун устремила глаза на землю и затем кивнула.

– Черт побери. – Темпл запустил пальцы в волосы. – Ларкен с самого начала был прав. Если он все еще жив, то никогда не забудет этого ни мне, ни Пимму.

– Так этот Орден, – спросил Госсетт. – Они опасны?

– Смертельно, – ответил Темпл. – По крайней мере, так гласят легенды.

– Орден вовсе не легенда, – рявкнула на него миссис Браун. Затем она вздохнула и все объяснила. – Аврора – последняя из нас, и она хочет смерти Дэша, чтобы оборвать любые ниточки, которые могут привести к ней. Она избавится от него позже, когда они будут достаточно далеко отсюда. Сестра шантажом заставила меня помогать ей, послала меня наверх забрать из сундука ее деньги и бумаги, но вы должны остановить ее. Потому что если Аврора обнаружит, что у нее моя Сара, то не отпустит ее, и я никогда больше не увижу свою дочь.

Холлиндрейк перевел взгляд с конюшен на Темпла, который пожал плечами и мотнул головой в этом направлении.

Смысл жеста был ясен. Пришло время покончить с этим. До того, как стало слишком поздно.

Ларкен в изумлении наблюдал за тем, как Аврора вытаскивает из экипажа мисс Браун. Руки девушки были связаны, а рот заткнут кляпом.

– Что ж, это очаровательный сюрприз. Однако как ты сумел проделать это? – спросила Аврора у кучера.

Сердце барона замерло, когда Фелисити услужливым жестом просто кивнула женщине в ответ. Словно говоря: для вас, миледи.

– Превосходная работа, – ответила Аврора, практически не обращая внимания на кучера, сосредоточившись на своем новом трофее. Она уже приготовилась вытащить кляп изо рта девушки, когда прозвучал еще один голос.

– Мадам, все кончено.

Француженка, словно кошка, легко развернулась в этом направлении, поставила мисс Браун впереди себя и приставила пистолет к голове девушки. Она двигалась так проворно, что Ларкен восхитился ее смертоносным инстинктам, потому что хотя Аврора и попала в ловушку, но прикрыла себя как щитом невинной заложницей.

На одном конце конюшни стояли Темпл и Холлидрейк, а между ними – миссис Браун с бледным и искаженным лицом.

Матрона заговорила:

– Отпусти Сару. Пожалуйста, Аврора, я ведь знаю, что ты не хочешь причинить ей вред. Отпусти ее, и тебе сохранят жизнь. Они дали мне слово.

Темпл и Холлиндрейк оба кивнули, а Ларкен мысленно взбунтовался. Они, может быть, и согласились, но он определенно не успокоится до тех пор, пока эта женщина не окажется на пути к вратам ада.

В ответ на это великодушное предложение, Аврора презрительно усмехнулась.

– Ты думаешь, что какой-то потерянный источник материнской любви спасет ее, Эвелин? Если меня не заботило то, что с ней могло произойти в Париже, то почему я стану беспокоиться о ней сейчас?

Париж… В голове Ларкена внезапно взорвались воспоминания, пульсация от удара была не так сильна по сравнению с какофонией появлявшихся образов, голос его отца проник сквозь боль.

Что насчет ребенка?

Ларкен вскинул голову. Аврора и его отец говорили не о нем той ночью, но о другом. Об их совместном ребенке.

Он уставился на испуганную, растерянную мисс, которую удерживали против ее воли, и увидел то, что совсем не замечал прежде. Сходство было поразительным. Мисс Браун имела сверхъестественное сходство как с портретом его бабушки, который висел в лондонском доме Ларкена, так и с женщиной, которая держала ее.

Это была его сестра. Его сводная сестра.

– Вы не сможете остановить меня, – проговорила Аврора, попятившись, и потащив за собой мисс Браун. – Меня никогда невозможно было остановить.

Затем из темноты позади нее возникла фигура, от которой сердце Ларкена подпрыгнуло.

Талли. Живая.

Но что, черт побери, она собирается делать?

Потому что его импульсивная, глупая шалунья держала в руках лопату, по всей видимости, ту самую, которой его ударили по голове, и она медленно и бесшумно подбиралась к ничего не подозревающей Авроре.

Казалось, что все присутствующие затаили дыхание, все, как один, молились за ее успех, тогда как Аврора продолжала свои сумасшедшие разглагольствования.

– Триста лет. Триста лет мы преуспевали, и мы продолжим это дело еще в течение трехсот лет, – торжествовала она. – Вот увидите.

И в этот момент резкий треск эхом отозвался по всем конюшням. Талли посмотрела вниз на сломавшуюся под ее ногой ветку, а затем подняла взгляд на Ларкена, на ее лице появилось выражение крайнего испуга и сожаления.

Черт возьми, выругался Ларкен, когда же она научится смотреть себе под ноги?

Аврора резко обернулась с дикой яростью на лице, ее пистолет был направлен прямо в цель.

Когда прозвучал выстрел, сердце Ларкена раскололось пополам.

Глава 17

Талли посмотрела вниз на свою грудь, полностью ожидая увидеть, как ярко-красное пятно портит ее платье, но там не было ничего, кроме черного бархата.

Когда она подняла голову, то поняла почему. Аврора нетвердо стояла на ногах. Она больше не держала мисс Браун, но и не двигалась с места, ее глаза, расширившиеся от шока, превратились в огромные, темные омуты. Пистолет дрожал в ее руке, и Аврора снова направила его на Талли, но женщина упала на землю лицом вниз прежде, чем смогла выстрелить.

Мисс Браун издала пронзительный крик и помчалась в объятия матери.

Фелисити сидела на месте кучера с дымящимся пистолетом в руке и опасным блеском в глазах.

Холлиндрейк бросился вперед.

– Ты не пострадала?

Фелисити покачала головой.

– Она…

– Мертва? – Холлиндрейк бросил взгляд через плечо на неподвижное тело. – Да.

– Она собиралась… На кону стояла жизнь Талли… У меня не было выбора.

– Ты спасла свою сестру, – проговорил герцог, помогая ей спуститься вниз, и после этого прижал жену к себе.

– У меня был один выстрел, – произнесла Фелисити, украдкой бросив взгляд на поверженного врага. – Я знала, что я – единственная, кто может это сделать.

– И ты сделала то, что должна была, Герцогиня, – добавил Темпл. – Твой отец гордился бы тобой. Он всегда говорил, что мы должны завербовать тебя…

– Никогда! – с непоколебимой властностью заявил Холлиндрейк. А затем обратился к жене: – А ты даже не думай об этом.

Темпл улыбнулся, когда бросил взгляд на Аврору.

– Напомни мне, Герцогиня, никогда не приводить незваных гостей на твои приемы.

Фелисити покачала головой в ответ на слова дорогого старого друга, а затем позволила мужу увести ее со сцены событий.

Тем временем Талли уронила свою лопату, бросилась к Ларкену и обхватила его лицо ладонями, по ее щекам текли слезы.

– Я думала, что потеряла тебя, – прошептала она.

Он кивнул на лопату.

– Так ты принесла это, чтобы похоронить меня?

Девушка отодвинулась и недовольно вздохнула.

– Я пришла тебе на помощь.

– И сделала это просто замечательно, – проговорил он, пока рядом с ним Темпл помогал Дэшу подняться на ноги. – Но тебя могли убить.

– И тебя могли бы убить, если бы я не помогла, – упрекнула его Талли, потянувшись, чтобы развязать его руки. – Сдается мне, лорд Ларкен, что вам нужен кое-кто, более здравомыслящий, чтобы присматривать за вами.

– И кто же это может быть?

Но прежде, чем она смогла ответить, в конюшни влетела Пиппин, с безумным от ужаса взглядом.

– Я услышала выстрелы… – начала она, плечи ее ссутулились от облегчения, когда увидела Дэша, живого и невредимого. За ней следовал Госсетт, он поймал девушку за локоть и, крепко держа, заставил ее остановиться.

И опять все присутствующие замерли, потому что осталось только одно незавершенное дело. Темпл шагнул вперед и протянул Ларкену руку, чтобы тот поднялся.

– Мне сделать это? – спросил он его.

Талли перевела взгляд с одного мужчины на другого, на мгновение ее озадачило серьезное выражение их лиц. Что пошло не так?

Ларкен покачал головой и начал говорить:

– Томас Дэшуэлл, по приказу короля я арестую вас за занятие пиратством и… – отчаянный крик Пиппин лишь на мгновение остановил Ларкена, но он продолжил недрогнувшим голосом: – убийства, на основании чего вы будете повешены…

Талли шагнула вперед и встала перед ним.

– Ты не можешь сделать это. Он твой друг, – заявила она, указывая на Дэша. – Ты обещал, что не убьешь его.

– Друг или нет, мисс Лэнгли, но я должен это сделать, – сказал ей барон, отодвигая девушку в сторону. – Я не буду тем, кто окончит его жизнь, но… – Он помедлил. – Неужели ты не понимаешь, почему я должен это сделать?

– Нет, не могу понять, – ответила ему Талли, и бросилась к Пиппин, которую теперь поддерживала уже Фелисити.

Втроем они дружно повернулись и направились к дому, а за ними последовали миссис Браун и ее дочь.

Мужчины смотрели, как они уходят, и только Дэш заговорил.

– Я не завидую ни одному из вас, ублюдки, – произнес он. – Может быть, меня и ждет петля палача, но осмелюсь сказать, что это – лучшая участь по сравнению с той, которая ожидает вас от этой троицы.

На следующее утро в Холлиндрейк-Хаусе атмосфера была тихой и тревожной.

Арест Дэша и смерть Авроры и Тарлетона вызвали среди толпы головокружительную волну слухов, которая опустошила бальный зал быстрее, чем пожар в доме – особенно учитывая новости о том, что был убит один из гостей.

Пиппин сидела в одиночестве в маленькой гостиной из их анфилады комнат, Талли торопливо умчалась неизвестно куда, а тетушка Минти недавно отправилась на поиски экономки, чтобы попросить еще красной шерсти – ее вязание продвигалось с неистовой скоростью.

Дверь позади нее отворилась и закрылась, и девушка предположила, что вернулась тетушка Минти, но решительные шаги позади нее говорили о другом.

Она обернулась, ожидая увидеть там Дэша. Но это был не он.

Посреди комнаты стоял виконт Госсетт.

К собственному изумлению, Пиппин поняла, что рада видеть его. Она поднялась на ноги, заглянула в искреннюю глубину его голубых глаз и ощутила, как по ее спине пробежала дрожь.

– Я знаю, что с моей стороны совершенно неуместно вторгаться сюда, – проговорил Госсетт, нервно запуская пальцы в золотисто-каштановые волосы, – но я хотел бы кое-что сказать вам.

Девушка открыла рот – чтобы что-то сказать, сама не зная что, – но он остановил ее двумя простыми словами.

– Выходите за меня. – Это не было ни приказом, ни благородным заявлением, сделанным из чувства долга.

Это была мольба из глубины души.

Выходите за меня.

Пиппин покачнулась, протянула руку и схватилась за спинку кресла, чтобы устоять на ногах.

– Я... я… я… – заикаясь, проговорила она, а затем сделала глубокий вдох и нашла в себе силы говорить связно. – Вам не следует здесь находиться. И самое главное – мне не следовало поощрять вас.

– Я подумал, возможно…

Пиппин не знала, что подтолкнуло ее поспешить и сделать такое признание:

– Милорд, если бы я никогда не встречала Дэша, и мы приехали бы сюда, на этот загородный прием, я могла бы представить себе…

– Представить что? – быстро спросил Госсетт, пересекая комнату и подходя к ней. Он положил ладонь поверх ее руки, и тепло его пальцев дурманило ей голову.

Пиппин ощущала смертельный холод с момента ареста Дэша, а теперь здесь был лорд Госсетт, предлагавший ей теплое, надежное пристанище. А в его глазах она видела такие глубокие чувства, что это тронуло ее.

– Это невозможно, – заявила она виконту, убирая свою руку. – Не сейчас.

– Я знаю, знаю, что время и место совершенно неподходящие, – проговорил тот. – Но если не сейчас, то, может быть, позже?

Пиппин покачала головой.

– Нет. Я слишком уважаю вас. – Намного больше, чем следовало. Она любит Дэша. Любила его с тех пор, как ей исполнилось шестнадцать лет, и ее сердце принадлежало ему.

Но сейчас так много поставлено на карту. И что, если Дэша повесят?

Пиппин отвернулась и вытерла выступившие на глазах слезы.

– Слишком уважаете? – упорно настаивал лорд Госсетт, обойдя девушку и вручив ей без каких-либо церемоний простой льняной носовой платок. – Это многообещающе. Уважение – это намного больше по сравнению с тем, с чего начинают многие люди. Выходите за меня, леди Филиппа. Пиппин.

Она едва не посмотрела на него, когда он подобным образом произнес ее имя. Его серьезный тон пробуждал надежду, говорил о чем-то таком чистом и искреннем, что это причиняло ей душевные муки. Все, что девушка смогла сделать – это снова покачать головой.

– Я не могу.

– Почему нет? – спросил виконт. – Вы спасете свое имя, доброе имя своей семьи, от позора.

Это выглядело преувеличением. Ее отец был пьяницей и игроком, а младший брат готов был последовать по его стопам.

Но Госсетта, кажется, это не волновало.

– Брак со мной прекратит любое расследование вашего участия в его побеге из Маршалси. Вы спасете свою жизнь.

– А что насчет вас, милорд? – спросила она. – Что станет с вашим добрым именем?

Госсетт сделал шаг назад.

– Моим добрым именем?

– Оно будет запятнано. – Теперь пришла очередь Пиппин настаивать на своем. Она должна. Обязана это сделать. Если бы только я не…

– Не понимаю, каким образом мое имя будет запятнано, – сказал виконт, со всей уверенностью, порожденной поколениями аристократического воспитания. В случае Госсетта это было не высокомерие, но чувство понимания того, кем он является. Благородным человеком. – Брак со мной только…

Пиппин оборвала его.

– Прекратите. Пожалуйста, умоляю, перестаньте. Вы так ужасно затрудняете все это.

– Но в этом нет ничего трудного, – ответил ей Госсетт. – Не должно быть. Я не могу не думать о том, что произойдет с вами, если вы не… – он помолчал. – Не выйдете замуж и не обретете защиту.

– Мне не нужна…

– Но вам нужна защита, леди Филиппа. Нужна. Вам и вашему ребенку.

Ее руки легли на выпуклость живота, которая скоро будет заметна среди тщательно уложенных складок платья, которые до сей поры скрывали ее растущую беременность.

– Как вы…

– Из-за этого, – пояснил он, кивнув на ее руки, лежащие поверх живота. – Точно так же вы поступили прошлой ночью, когда были расстроены, и я в тот же момент понял, что вы носите его ребенка. – Он помолчал перед тем, как продолжить: – Но он потерян для вас, а я нет. И, Пиппин, моя дражайшая Пиппин, я хочу жениться на вас – ради вас самой и ради вашего будущего ребенка тоже.

Она снова покачала головой.

– Пока он в той камере, приговоренный к повешению, я не могу…

Госсетт обнял девушку и прижал к себе. Его объятия были нежными и успокаивающими, но произнесенным им слова поразили ее так, как не смогло бы удивить ничто другое.

– Что если я позабочусь о том, чтобы он оказался на свободе и благополучно покинул Англию?

Ларкен провел большую часть дня взаперти с Холлидрейком и Темплом, сочиняя отчеты и сравнивая заметки, чтобы убедиться, что в окончательной, официальной версии нигде не упоминаются имена Талли и леди Филиппы. Также предстояло позаботиться о безопасном возвращении Дэша в Лондон, и в придачу облегчить душу, выложив этим двоим всю правду.

О том, что Пимм приказал ему сделать. И что теперь он не собирается делать это, даже если это будет означать провал задания.

И все же, при свете дня провал казался более радужным началом его новой жизни, по сравнению с «честью» и «долгом», которые требовали от него король и страна.

И теперь, когда день угасал и приближался ужин, у него осталось одно-единственное дело. Найти Талли. И когда он ее найдет, то…

Что, черт возьми, ты собираешься сказать ей, Ларкен, когда найдешь ее?

Было так много причин пойти к ней и умолять о прощении, просить ее провести с ним остаток жизни, но также существовали и очень большие препятствия, возникшие между ними, такие же непреодолимые и тернистые, как заросли боярышника, составлявшие лабиринт.

Например, тот факт, что она совершила измену, освобождая Дэша.

Как и ты мог бы поступить, если бы не был так безрассудно упрям, возразила бы она в ответ.

Ларкен отмахнулся от этой мысли. Что там еще говорила Талли? О да. Как он мог забыть?

«Как вышло, что вы готовы убить друга? Неужели вы так относитесь к тем, кого любите? Легко расстаетесь с ними и забываете их в нескончаемых поисках чести? Я спрашиваю вас, сэр, какая честь может быть в убийстве?»

Его отец понимал, что такое настоящая честь – он ставил на первое место свою семью и сердце, цена не имела значения. Теперь Ларкен понимал, что отец отправился в Париж не для того, чтобы восстановить честь, а чтобы забрать свою дочь, завлеченный обещанием Авроры, что та передаст их ребенка под его присмотр.

И его любовь к незаконнорожденной дочери стоила ему жизни.

Ларкен покачал головой. Честь. Долг. Он так долго знал только эти идеалы, из-за которых он едва не потерял свою душу. Теперь пришло время освободить ее. Разыскать любовь, способствовавшую побегу из той тюрьмы, в которую он так давно бросил себя.

Барон поднял голову и посмотрел на старые конюшни, где Дэша заперли в стойле и поместили под охрану – но охранников нигде не было видно. Они ушли. Оставили Дэшу возможность…

Черт побери!

Ларкен помчался через лужайку, но ржание лошади внутри конюшен заставило его резко остановиться, как раз перед дверьми.

Он заглянул внутрь и, к своему изумлению, увидел, как лорд Госсетт ведет своего премированного жеребца к камере Дэша. Говорили, что это животное было самым быстрым в Англии, и что виконт оказывался от всех предложений продать его.

Конь на самом деле обладал всеми этими достоинствами, но вовсе не великолепное животное остановило Ларкена. Набитые седельные сумки на лошади, словно всадник собирался совершить быстрое, тяжелое путешествие, говорили о многом.

Госсетт остановился рядом с камерой Дэша.

– Просыпайтесь, сэр, – сказал виконт. – Я пришел с предложением.

Ларкен проскользнул внутрь и спрятался в одном из стойл. Он подумал, что Дэш заметил его, но когда снова посмотрел на своего друга, тот не обратил на него внимания.

– Вставайте, – проговорил Госсетт. – У нас не так много времени.

Дэшуэлл зашевелился и встал с табурета, а затем подошел и встал напротив виконта.

– Чего вы хотите?

– Чтобы вы взяли эту лошадь, золото в седельных сумках, эту карту и поехали прямо к побережью.

Рассмеявшись Дэш сел обратно на табурет.

– И что? Чтобы меня застрелили, когда я буду проезжать через первый же луг? Пожалуй, нет, милорд.

– Дэшуэлл, я рискнул всем, что у меня есть, чтобы сделать это, – ответил ему Госсетт, и глубокие эмоции в его голосе были настолько пронизаны правдой, что у Ларкена замерло сердце. Виконт был настроен серьезно.

– Я освобожу вас и устрою вам безопасное отплытие из Англии при одном условии.

Ларкен подался вперед. Что, черт побери, делает Госсетт?

– Условии? Позвольте мне угадать. Это имеет какое-то отношение к леди Филиппе?

Госсетт покачал головой.

– Нет. Это имеет отношение к леди Госсетт. Моей жене.

Всего лишь мгновение потребовалось Дэшу, чтобы понять то, что было сказано. И Ларкену тоже. Ради всего святого, нет!

Леди Филиппа вышла замуж за Госсетта, чтобы спасти Дэшуэлла.

Подлинная боль омрачила лицо Дэша, и это разрывало Ларкену сердце. Госсетт поступил бы милосерднее, если бы просто всадил в капитана пулю.

И когда окончательность этих слов проникла в его сознание, Дэш рванулся вперед и ухватился руками за решетку.

– Что, черт побери, вы сделали? Что вы с ней сделали?

Виконт не сдвинулся с места и сказал с такой же напряженностью:

– Ничего больше того, что вы должны были сделать, когда у вас был шанс. – Он помолчал. – Я женился на ней. Теперь она далеко за пределами вашей досягаемости.

Намек в его голосе был ясен. Пиппин всегда была за пределами его досягаемости.

Дэш отчаянно метался по камере.

– Она не сделала бы этого. Не сделала. Если только вы не… – Он снова бросился к решетке, его рука потянулась к виконту, и на этот раз Госсетт отступил на шаг.

– Если вы думаете, что я заставил ее, то вы ошибаетесь. И могу добавить, что убеждение не заняло много времени, так как я могу предложить ей многое, а что можете дать ей вы, Дэшуэлл? Казнь через повешение за то, что она помогала вам? Возможность того, что за ней будут охотиться так же, как и за вами? Это то, что вы предлагаете леди?

– Я должен убить вас. – Дэш с такой силой стиснул прутья решетки, что костяшки его пальцев стали смертельно-белого цвета.

– Это был бы лишь один из способов достижения цели, – проговорил Госсетт, вытаскивая из кармана длинную цепочку, очевидно, позаботившись обо всем, включая ключ. – Но это не вернет вам расположения леди. – Он помедлил перед тем, как вставить ключ в отверстие замка. – Свобода, Дэшуэлл, или смерть?

Дэш кивнул, и Госсетт выпустил его из камеры.

О, Господи, подумал Ларкен, ничем хорошим это не кончится. Он готов был спорить на свой лондонский дом, что Госсетт и понятия не имел, насколько опасен может быть человек, которого он только что освободил. Но Ларкен-то знал, потому что много раз видел, как капитан сражался, выбираясь из более серьезных потасовок, чем просто трактирные драки.

Американец вышел из тюремной камеры, помедлил, оценивая виконта прищуренным взглядом, а затем сжал руку в кулак и ударил его в лицо с такой силой, что сумел опрокинуть бы мужчину в два раза больше виконта. В действительности, эта сила опрокинула Госсетта навзничь, он упал на свой зад и перекатился по грязи и соломе на полу конюшни.

Но, к его чести, он поднялся, отряхнулся и уставился на Дэша с неумолимым спокойствием человека, который окровавлен и в синяках, но все равно победил.

– Полагаю, я это заслужил.

– Я должен убить тебя, чертов ублюдок, – ответил Дэш.

Госсетт проигнорировал его, протянул руку и подобрал поводья своего коня, а потом бросил их Дэшу.

– Обращайтесь с ним бережно. – Затем он вытащил из-за пазухи пакет и передал капитану. – Там, внутри, карта, на которой обозначены мои поместья отсюда и до Гастингса, а также записка слугам с моей печатью, чтобы они хорошо накормили вас и помогали вам до тех пор, пока вы не доберетесь до побережья. Полагаю, золота внутри будет достаточно, чтобы вы нашли кого-то, кто закроет глаза на ваше нынешнее положение и окажет вам помощь, безопасно вывезя вас из Англии.

Дэш заглянул внутрь и кивнул. Затем он перевел взгляд на то место за плечом Госсетта, где прятался Ларкен.

Итак, американец видел, как он зашел в конюшни.

– Я только надеюсь, что смогу без помех выбраться отсюда.

Ларкен понял, что его друг имел в виду. То, что он не станет вмешиваться и останавливать этот побег. Барон высунулся из тени и поприветствовал Дэша, а затем повернулся спиной, когда тот садился на крепкую лошадь.

– Берегите это животное. Этот конь – один из лучших в стране, – проговорил Госсетт. – И если вы устроите так, что он вернется ко мне, то я буду у вас в долгу.

Ларкен едва не рассмеялся. Госсетт! Всегда благороден, полагая, что и все остальные будут вести себя точно так же.

Но, к его чести, Дэш кивнул. Потому что понимал, что для джентльмена хорошая лошадь была подобна быстроходному судну для морского капитана. Затем он наклонился вниз и сказал что-то Госсетту, что Ларкен не сумел расслышать, а после пришпорил лошадь и умчался из конюшни с такой скоростью, словно его преследовал сам дьявол.

Ларкен все еще не мог постичь, как леди Филиппа могла сделать нечто подобное. Своим решением она добыла свободу и жизнь для Дэша, но заплатила за это ужасную для них обоих цену.

Барон закрыл глаза и прислонился лбом к столбу, слушая, как Госсетт покидает конюшни.

Что, если бы это была Талли? Замужем за другим? Что, если бы он позволил своей одержимости честью и долгом, своим страхам из-за мрачного прошлого, навсегда разлучить их, как это сделал безрассудный характер Дэша?

Как только он понял, что Госсетт ушел далеко от конюшен, Ларкен выскользнул в сады, потому что знал, что не может позволить себе совершить ту же ошибку, что и его друг, и потерять свое сердце.

Ларкен шагал по лесной тропинке к искусственным руинам, держа в руке основательно нагруженную корзинку. Герцогиня провела последние полчаса, следуя за ним пот пятам, помогая ему упаковать эту корзину и выведывая, каковы его намерения в отношении ее сестры – о чем, к счастью, ему удалось умолчать благодаря своевременному прибытию Холлиндрейка, который практически утащил жену прочь и оставил Ларкена в покое, чтобы тот сам нашел свой путь.

Пока он тяжело ступал по тропинке, запах листвы и полевых цветов смешивался с влажным воздухом под деревьями. Солнечный свет то тут, то там проникал сквозь густой покров наверху.

Если бы только сердце не стучало так отчаянно в его груди. Господи, можно было подумать, что он никогда раньше не сталкивался с неприятностями.

Конечно же, у неприятностей не было красивого лица и таланта опутывать его сердце так, как это сделала Талли.

Когда Ларкен подошел к руинам, то заметил ее, девушка сидела на одном из дальних камней и делала набросок. Судя по нахмуренным бровям и поджатым губам, она больше стирала, чем рисовала, сопровождая этот процесс изрядной порцией ругательств.

– Проблемы? – спросил барон.

Она резко обернулась, едва не уронив альбом для набросков и угольный карандаш.

– О Боже. Это вы.

Он не знал, было ли это обвинением, или таким образом она давала ему понять, что рада его видеть.

Так как Талли не натравила на него Брута – маленький песик свернулся у основания одного из камней, посмотрев сперва на Ларкена, затем на свою хозяйку, перед тем, как снова заснуть – то барон предположил, что она не разозлилась из-за того, что он вторгся в ее уединение.

Между тем Талли торопливо собрала альбом и карандаши и отложила их в сторону. Она покусала нижнюю губу, а затем рассеянно провела рукой по волосам, словно пытаясь привести их в порядок.

Ларкен мог бы сказать ей, что не стоит беспокоиться, потому что ее шляпка была сброшена давным-давно, и ветерок растрепал светлые волосы. Мягкие пряди падали ей на плечи и девушка выглядела так, словно он только что пробудил ее после долгого легкого сна.

– Должно быть, я выгляжу как пугало, – проговорила она, посмотрев вниз на свое платье. – Кажется, вы всегда застаете меня тогда, когда я выгляжу не лучшим образом.

– Позволю себе не согласиться, – ответил Ларкен, подходя ближе. Ветер стих, и шелест листвы прекратился, он словно очутился в волшебной долине, где одно неловкое движение, одно неверное слово может навсегда унести ее вне его досягаемости. – Я считаю, что вы совершенно очаровательны.

Талли отвела взгляд, на ее щеках появился легкий румянец.

Подойдя еще ближе, барон поставил корзинку на камень, который располагался напротив нее.

– Что это такое? – спросила девушка.

– Полагаю, это пикник.

Она переместилась на край камня и уставилась на корзинку.

– Вы не знаете?

– Я никогда не был ни на одном, – пояснил ей Ларкен. Он предположил, что галеты и холодный чай на португальской равнине не считаются пикником.

– Никогда?

Он заглянул ей в глаза.

– Никогда. Пожалуй, вы сможете…

Но Талли уже соскочила с камня и осторожно протиснулась мимо него, так, чтобы коснуться его только самым кратким образом.

– Никогда не побывать на пикнике, – бормотала она.

Ларкен улыбнулся ее озабоченности… и готовности помочь.

Это было начало. Но начало чего?

Чего-то важного…

Между тем, Талли вытащила содержимое из корзинки, разложила аппетитные деликатесы на паре тарелок, вручила ему бутылку вина, чтобы достать из нее пробку, и стащила, когда думала, что он не видит, очень крупную и спелую ягоду клубники.

Ларкен протянул руку над ее плечом и вытащил кость для Брута.

– Вы его избалуете, – упрекнула барона Талли.

– Это была не моя идея, – ответил он ей. – Кухарка добавила ее, пока ваша сестра отвернулась. Она сказала, это для того, чтобы, гм… – он откашлялся и постарался изобразить кухарку как можно лучше: – … чтобы чем-нибудь занять эту зверюшку.

Талли засмеялась.

– И так оно и есть, – проговорила она, указывая на Брута, который потащил свой приз вверх по тропинке и скрылся из вида, словно для того, чтобы ни с кем не делиться. Затем она замерла. – Вы сказали «моя сестра»?

Он кивнул.

– Она практически загнала меня в угол.

– Мне так жаль.

– Не стоит, – сказал Ларкен. – Она дала мне много советов.

Талли застонала.

– О Господи. Ну почему же у меня такая сестра? Почему я не могла появиться на свет вместе с обычной близняшкой, которая не вмешивалась бы в чужие дела?

Теперь рассмеялся барон.

– Да, но тогда у нас бы не было всего этого, – произнес он, поднимая вверх бутылку с вином. – И должен сказать, оно очень хорошего качества. – И, чтобы подтвердить эти слова, он вытащил пробку и наполнил стаканы. Они уселись на большую глыбу мрамора, и Талли передала ему одну из тарелок.

Неужели ему показалось, или ее руки на самом деле дрожали?

Ларкен поднял голову и увидел, что она нахмурилась точно так же, как когда что-то рисовала.

– Благодарю вас, – проговорил он и начал есть.

Они ели молча, украдкой бросая взгляды друг на друга, пока, наконец, Талли не поставила свою тарелку и не посмотрела ему в лицо.

– Вы уезжаете?

Ее вопрос удивил Ларкена. И, сделав глоток вина, он ответил:

– Да.

Ее нижняя губа задрожала.

– И вы пришли сюда, чтобы попрощаться?

Попрощаться? Сердце Ларкена замерло. Это то, чего она хочет? Чтобы он уехал? И прежде, чем он смог остановить себя, барон выпалил:

– Боже, надеюсь, что нет.

И после этого признания, он потянулся, чтобы взять ее руку в свою и совершить самый опасный поступок в своей жизни.

Сделать предложение.

Взгляд Талли устремился вверх и встретился с его взглядом, когда его рука накрыла ее руку. Надеюсь, что нет? Неужели это возможно?

Девушка подавила волну радости, которая угрожала завладеть ее сердцем. Она провела весь день, не смея даже надеяться на то, что он простит ее – в самом деле, она едва не стала причиной его гибели, потому что не пошла прямо к Холлиндрейку. Она убеждала себя, что Ларкен должен презирать ее за безрассудное и упрямое поведение.

Но в его глазах сиял пылкий, страстный свет, который давал ей надежду. Давал ей нечто большее, чем это.

Этот свет возбуждал у нее стремительное, горячее желание.

– Милорд… – прошептала Талли.

– Джефф, – поправил он.

– Прошу прощения? – переспросила девушка, поднимая глаза от его руки, пальцы которой переплелись с ее пальцами, связывая их вместе. Этот жест был таким простым, но значил очень много. Ларкен не собирался отпускать ее. И он здесь не для того, чтобы попрощаться.

– Пожалуйста, называй меня Джефф.

Талли покраснела, от подобной интимности по ее телу снизу вверх прокатилась волна жара.

– Джефф, – тихо проговорила она, это имя слетело с ее губ, словно сладкая конфета. – Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?

– За что? – спросил барон, совершенно сбитый с толку.

– За все, – торопливо ответила девушка, другой ладонью накрыв его руку. – За то, что привела тебя сюда, впутав во все это дело. Если бы я не помогла Пиппин вызволить Дэша из тюрьмы, то тогда тебя бы никогда не послали…

Убить Дэша.

Невысказанные слова повисли в воздухе между ними.

Ларкен притянул ее ближе, обнял и поцеловал в макушку.

– Да, да, мы оба знаем, что я должен был сделать. И если бы ты не сделала то, что не должна была, то мы могли бы никогда не встретиться, – сказал он ей. – И это было бы совершенно непростительно.

– Я едва не привела тебя к гибели, – сказала Талли, ощущая тошноту при воспоминании о том, как он лежал на полу конюшни, связанный, с окровавленной головой.

– Едва, но я все еще здесь, – возразил он. – И главным образом из-за тебя.

– Меня?

– Да, конечно же, из-за тебя. Ты сделала для меня больше, чем сможешь когда-либо узнать. Я был безнадежно пропавшим перед тем, как встретил тебя. Я даже не понимал, насколько сильно, пока ты, споткнувшись, не ворвалась в мою жизнь.

– Без всякого преувеличения, – поддразнила его Талли, ее сердце было переполнено. – Хвала небесам, что ты оказался там, чтобы подхватить меня.

– И я хотел бы быть рядом с тобой, то есть, чтобы подхватить тебя, – нерешительно произнес Ларкен, а затем посмотрел ей в глаза и произнес одно слово, которое она никогда не думала от него услышать: – Навсегда.

Талли поняла, что это предложение, которое Ларкен сделал каким-то неловким образом. Ни длинных напыщенных речей, ни прямого вопроса, только его собственная манера говорить о том, что он хочет ее. Навсегда.

И она поняла, что должна ответить «да», но ответила ему своим собственным образом.

Поцеловала его в ответ.

Ларкен наблюдал за тем, как в ее глазах нерешительность сменилась озорным блеском, когда он задал свой вопрос. Он затаил дыхание в ожидании ее ответа, и она дала его, быстро и так, как только Талли могла это сделать.

Она наклонилась вперед, обхватила его лицо мягкими ладонями и прижалась губами к его губам.

Запечатав его предложение своим поцелуем.

В тот момент, когда ее губы коснулись его, Ларкен погиб. Снова пропал. Как она умудряется делать это с ним? Пробуждать его тело и сердце в этой оглушающей потребности в ней?

Он прижал Талли ближе, обнял крепче и жадно завладел ее губами. Он не собирался отпускать ее, никогда. Несмотря ни на что, его сердце теперь понимало – она принадлежит ему. Навсегда.

Его язык проник между губ Талли и попробовал ее на вкус, затеял танец с ее языком. Она оказалась сочной и податливой, и с таким же нетерпением, как и он, стремилась раздуть вспыхнувшую между ними искру в костер страсти.

Ларкен поцеловал ее, затем его губы исследовали ее шею, мочку уха, пульс на ее горле, и двинулись вниз по краю лифа ее платья.

Его другая рука прокладывала путь наверх, таща за собой подол платья Талли, в то же самое время, как его ладонь скользила по ее стройным длинным ногам, вверх по ее бедрам, подтягивая платье вверх, а затем сняв его через голову девушки.

Она вздрогнула, но, как подумал барон, не от холода, а скорее в предвкушении того, что должно последовать. Ларкен опустил взгляд на ее роскошное податливое тело и испытал боль от желания оказаться внутри нее, соединиться с ней, увидеть, как она испытает оргазм, когда он будет ласкать ее.

Он наклонился и прижался лицом к шее Талли, поцеловал ее, двинулся вниз, стягивая лямки сорочки с ее плеч, чтобы он смог освободить ее груди. Его рука обхватила одну из них, в то время как спелой вершинкой, словно ягодой, завладели его губы, посасывая ее до тех пор, пока он не услышал низкий гортанный вздох, сорвавшийся с губ девушки, и не ощутил, как ее бедра взметнулись вверх.

Уже возбужденный, Ларкен затаил дыхание от ее нетерпеливого ответа. Подняв Талли, он несколько мгновений подержал ее в объятиях, перед тем, как отнести на мягкую густую траву посредине искусственных руин, и там он опустил ее вниз и быстро снял с себя рубашку, сапоги и бриджи.

Девушка протянула к нему руки, притянула к себе, ее ноги обхватили его бедра, а губы прижались к его рту.

– Пожалуйста, Ларкен, пожалуйста… – задыхаясь, прошептала она.

Ее чувственная просьба едва не довела его до экстаза, а ведь он только начал свое дело.

Талли лежала в траве на спине и наблюдала за тем, как раздевается Ларкен. Зрелище перед ней напоминало ожившую мраморную статую – мощные мускулы его рук и груди, сужающаяся к узким бедрам талия, и затем – жилистые мышцы его бедер.

И его мужское достоинство. Восхитительно длинное, твердое и возбужденное. Только для нее. Чтобы она могла завладеть им.

Но прежде чем девушка смогла коснуться его, прежде чем она смогла попробовать его на вкус, Ларкен опустился перед ней на колени с озорной улыбкой на губах. Он взял в руки ее ступню и начал целовать пальцы. Талли взвизгнула от смеха, восхитительное ощущение пробежало вверх по ее ноге, в то время как его губы поднимались все выше и выше, целуя ее тело, исследуя изгиб ее лодыжки, нежные округлости ее бедер.

А затем он оказался там, у вершины бедер, опаляя своим дыханием ее плоть, и Талли едва могла двигаться и дышать, потому что его пальцы коснулись ее там, раздвигая складки так, чтобы его губы могли попробовать ее.

– Что ты собираешься… – начала девушка… делать, закончила бы она, но Ларкен уже был там, целуя ее, проводя языком по напряженному узелку, лаская и исследуя ее.

– Ооох, – выдохнула Талли, ее бедра выгнулись ему навстречу, навстречу этой сладкой пытке. Он прикасался языком к ее плоти долгими, размашистыми движениями, и все, что она могла делать – это цепляться за его плечи, когда ее тело начало дрожать и сотрясаться.

Он собирался перенести ее на небеса, унести за грань только своим поцелуем – и затем она кончила, ощутила экстаз в потоке разгоряченного желания.

– Ларкен, о, черт возьми, Ларкен, это здорово, – выкрикнула она.

Барон накрыл ее своим телом, смеясь и заново целуя ее, лаская ее грудь, его пальцы нашли то самое место, которое терзали губы и продолжили окутывать ее волнами желания до тех пор, пока она не смогла это больше выносить.

– О, просто поцелуй меня, – прошептала Талли, и он так и сделал, баюкая ее лицо в ладонях, гладя ее волосы. Его прикосновение заявляло на нее права, боготворило ее, и девушка задумалась, ощущал ли кто-нибудь когда-нибудь себя так же замечательно.

И когда она заглянула в его глаза, то почувствовала, что темное желание, светившееся в них, заново воспламеняет ее страсть.

Талли переместилась, словно кошка, и перекатилась на Ларкена, лаская и исследуя его точно так же, как он это делал с ней, двигаясь вниз к его пенису, и без колебаний провела языком по этой части тела, от основания до кончика, прислушиваясь к хриплому стону, вырвавшемуся из его груди.

– Женщина, что ты пытаешься сделать со мной? – выдохнул барон, когда девушка провела ртом по его члену, наслаждаясь его вкусом, ощущением его в своих руках, чувством власти, которое пришло от того, что она доставляла ему удовольствие тем же способом, что и он ей – и тем, как это возбуждало ее, возвращало к тому же задыхающемуся, беспокойному состоянию, когда ей не терпелось заполнить пустоту внутри себя.

Она продолжила посасывать его, до тех пор, пока Ларкен не отстранил ее. Его глаза стали такими темными, затуманились от желания, и она точно поняла, чего он хочет, и с готовностью легла под него, положив руки на его бедра и притянув его к себе.

Он быстро вошел в нее, наполнил ее длинным, плотным ударом.

Талли вздохнула от удовольствия, ее ноги обхватили его за бедра, ее тело соединилось с его телом.

Ларкен помедлил и посмотрел на нее сверху вниз.

– Ты моя. Теперь и навсегда, надоедливая, скандальная озорница.

Все, что она смогла сделать – это улыбнуться в ответ. Он видел ее так, как она всегда мечтала, чтобы ее видели, – как скандальную женщину, полную страсти и желания.

И она принадлежит ему. Теперь и навсегда.

– Докажи это, – прошептала она в ответ.

Он так и сделал, лаская Талли и доведя ее до экстаза, и в то же время испытав свой собственный, решив их судьбу и навсегда связав их вместе в этом взрыве страсти.

Задолго после того, как село солнце, Талли и Ларкен шагали по прохладной лесной тропинке обратно к дому. Они занимались любовью до изнеможения, ели и пили из корзинки для пикника, а затем нашли в себе силы заняться любовью еще один раз, нежно и неторопливо в мягких сумерках.

– Я не лучший выбор для тебя, – проговорил Ларкен.

Шаги Талли замедлились, и она остановилась, положив руки на бедра. Брут тоже остановился, замерев возле ее подола.

– Думаю, что это решать мне. – Она помолчала, а потом улыбнулась ему. – Я считаю, что ты – просто совершенство.

Ларкен рассмеялся, схватил ее за руку и потащил ее за собой по дорожке, Брут с радостью последовал за ними.

– По правде говоря, я делал такие вещи…

– Шшш, – быстро ответила девушка. – Зацикливание на прошлом нам не поможет. Ты не можешь изменить то, что сделал.

– Что по поводу всего этого сказала бы твоя нянюшка Рана? – поддразнивающе спросил он.

Она покачала головой.

– Нет, я думаю, что няня Таша послужит нам лучше. «Ты должен примириться со своим прошлым», сказала бы она. Наполнить сердце новыми воспоминаниями и открыть те радости, которые лежат прямо перед тобой.

– Вроде тебя?

– Вроде меня, – ответила Талли с надменной самоуверенностью.

Они добрались до того места, где лес уступал место лугу и Холлиндрейк-Хаус вырастал перед ними, словно огромная цитадель.

Талли застонала.

– Она будет настаивать на пышной свадьбе.

– Кажется, ты не слишком радуешься этой перспективе, – сказал Ларкен.

– Нисколько, – заявила она. – Потому что она заставит нас оглашать имена в церкви и ждать! Сама она не стала так поступать, но Фелисити захочет, чтобы, по крайней мере, одна свадьба была респектабельной, и, полагаю, это будет моя свадьба.

– Разве это не то, чего ты хочешь? – спросил он. – Я думал, что все леди хотят…

– Но не я! – запротестовала Талли. – Лорд Ларкен, вы когда-нибудь замечали, чтобы я хотела того, что от меня ожидают?

Он рассмеялся.

– Нет. Никогда. Я не знаю, о чем я думал. – Барон поднес ее пальцы к губам и поцеловал. – Итак, моя будущая леди Ларкен, чего вы хотите?

Ее взгляд устремился в сторону конюшен.

– Я всегда мечтала…

– Да?

– Всегда хотела…

– Тебе нужно всего лишь попросить, Талли, любовь моя, – произнес Ларкен.

Сделав глубокий вдох, девушка изложила свое желание.

– Гретна. Я хочу выйти замуж в Гретна-Грин. Я хочу совершить скандальный побег к границе, и плевать на пышную светскую свадьбу Фелисити.

Ларкену больше не потребовалось никаких убеждений, и, взяв ее за руку, он потянул Талли к конюшням, где все еще находилась почтовая карета Авроры. Пока они бежали туда, словно пара непослушных детей, Ларкен сказал:

– Но когда мы вернемся из Шотландии, я надеюсь, что ты скажешь сестре, что это была целиком и полностью твоя идея.

Талли резко остановилась.

– Лорд Ларкен, неужели вы боитесь моей сестры?

– Всем существом, до мозга костей.

Она кивнула в знак согласия и бросила опасливый взгляд в сторону дома. В самом деле, кроме того, что Ларкен был мрачным, опасным и крайне привлекательным, он еще и обладал незаурядным умом.

– Возможно, нам стоит вернуться домой через Париж?

– Чтобы выиграть больше времени перед тем, как тебе придется отвечать за последствия?

– Да. И я уверена, зная мою сестру, что к тому времени, когда мы вернемся – где-нибудь через год или два – она будет по горло занята устройством браков…

– Подходящих браков, – закончили они одновременно, и весело рассмеялись, исчезая, чтобы завершить собственный идеальный брак.

Эпилог

Гретна-Грин, Шотландия

Неделю спустя

Талли и Ларкен добрались до крошечной шотландской деревушки на границе и, пристроив похищенную почтовую карету у владельца постоялого двора, пересекли деревенскую площадь и подошли к маленькой церкви, которая служила беглецам, стремившимся заключить поспешный брак.

Семь дней путешествия они выглядели помятыми и усталыми, но Ларкен никогда в своей жизни не был так уверен в чем-то ином, как в том, что он хочет жениться на женщине рядом с ним. Проведенные вместе дни только еще больше убедили его, как идеально она подходит ему.

Они занимались любовью в захолустных гостиницах, однажды спорили из-за чего-то настолько пустякового, что одновременно разразились смехом из-за собственных упрямых характеров, и обсуждали свои планы на прекрасное будущее.

Учитывая их совместные умения и опыт, Талли не сомневалась, что они смогут добиться дипломатического поста. И Ларкен согласился – не только из-за этого, а потому что если Темпл и Холлиндрейк поддержат их, то даже Пимм не сможет встать у них на пути.

– Кое-что все еще тревожит меня во всем этом деле, – сказала Талли, когда они шли рука об руку.

– Что такое? – спросил он.

– Мистер Райдер. Я имею в виду настоящего мистера Райдера. Ты ведь не… другими словами… ты не стал бы…

Ларкен посмотрел на нее сверху вниз.

– Ты ведь не намекаешь на то, что я убил викария, не так ли?

– О, нет! Конечно, нет, – торопливо ответила она. Затем, спустя мгновение, девушка добавила: – Ты ведь не сделал этого, не так ли?

– Черт побери, конечно, нет, – с жаром выпалил он, к большому огорчению старой дамы, проходившей мимо них.

Талли с облегчением вздохнула.

– Рада это слышать. – Они прошли еще несколько шагов, и Ларкен нагнулся, чтобы сорвать для нее одинокий цветок, выросший у дороги. – Тогда что же с ним случилось?

Ларкен засмеялся.

– Если тебе нужно знать, то Темплтон послал своего денщика, Элтона, чтобы тот задержал прибытие настоящего мистера Райдера. Полагаю, в эти минуты он уже приехал в Холлиндрейк-Хаус, расточая извинения твоей сестре и приведя ее в восторг тем, что у нее появился новый джентльмен, которому нужно подобрать пару.

Они оба рассмеялись и поднялись по ступеням к церкви. Вниз спускалась служанка, держа в одной руке ведро, а в другой – щетку, очевидно, только что закончив утреннюю уборку.

– О, разве вы не выглядите счастливой и самой красивой парой! И какое это прекрасное утро, чтобы пожениться.

– Так и есть мадам, – ответил Ларкен, приподнимая перед ней шляпу.

– Хозяин прямо сейчас венчает чудесную пару, но не думаю, что кто-то станет возражать, если вы зайдете внутрь и подождете в задней части церкви. Я только что чисто подмела там, вот так-то.

– Большое вам спасибо, – проговорила Талли. – Другая церемония займет много времени?

Женщина засмеялась.

– Торопитесь, да? Что ж, я тоже когда-то была молода и знаю, каково это. Точно так же, как та замечательная пара перед вами. Не терпится пожениться и начать новую жизнь. И эти двое, такая романтичная пара – встретились в гостинице всего лишь на прошлой неделе, у бедной маленькой красивой леди были проблемы с экипажем, а тот любезный джентльмен предложил ей помощь, взял ее с собой в свою карету. И что бы вы думали, всего лишь через день, проведенный вместе, он повернул экипаж на север, и вот они здесь. Такая чудесная история, да-да. – Она помолчала и потерла нос тыльной стороной грязной руки. – Вот меня понесло, болтаю и болтаю. А вы двое хотите пожениться. Теперь идите туда и воспользуйтесь скребком, я только что подмела пол и не хочу, чтобы грязь тащилась внутрь.

– Да, мадам, – согласился Ларкен, поклонившись ей и изо всех сил стараясь очистить свои сапоги о скребок, чтобы соответствовать ее стандартам

Когда они устроились на скамейке в задней части церкви, Талли внезапно вытянулась в струнку.

– Боже мой, – охнула она. – Я не могу выйти за тебя замуж!

Все головы в передней части церкви повернулись, чтобы уставиться на них, и Ларкен покачал головой и махнул рукой, чтобы они продолжали.

Он бросил взгляд на красивую и стройную леди рядом с ним, и выгнул одну бровь, словно вопросительный знак.

– Довольно поздно менять свое решение, – прошептал барон.

– О, полагаю, что это так, – ответила девушка, но ее нахмуренный лоб говорил о другом.

Ларкен нагнулся к ней.

– Из чистого любопытства, могу я спросить, чем вызван этот внезапный переворот чувств?

Талли повернулась к нему, очень серьезная и взъерошенная, словно курица в ветреный день.

– Я только что поняла, что если выйду за тебя, то это сделает мисс Браун моей сестрой.

Он разразился смехом, перепугав сочетавшуюся браком пару, викария и свидетельницу, по всей вероятности, жену викария. Добрая женщина резко шикнула на барона, и он, получив положенный выговор, прикрыл рот рукой и кивнул в знак извинения людям, стоящим у алтаря.

– При том, что я могу понять твое смятения от приобретения подобной связи с мисс Браун… – эти слова были прерваны резким фырканьем со стороны Талли, – … но наш брак дает тебе замечательное преимущество, если я могу скромно выразиться, которое заключается в том, что я стану твоим мужем.

Теперь настала очередь Талли рассмеяться, и с другой стороны маленькой церкви опять послышалось резкое «ш-ш-ш».

– Что ж, раз ты изложил это подобным образом, – прошептала она. – Тебе удается настоять на своем. – Девушка бросила на него тот «взгляд», от которого у него все внутри плавилось, а желание отправило в длительный отпуск сохранившиеся у него остатки здравого смысла.

Ларкен обнял ее и поцеловал. И теперь они оба проигнорировали шиканье, последовавшее за этим.

Когда он закончил, то отстранился и заглянул в ее переполненные страстью глаза.

– Так лучше?

– Чуть-чуть, – поддразнила она. – Думаю, что потребуется чуть больше убеждения, чтобы исчезла боль от приобретения подобной родственницы.

И поэтому Ларкен приступил к работе, убеждая ее еще дольше, целуя до тех пор, пока ему не показалось, что церковь вокруг них вспыхнула огнем.

Если хоть немного повезет, размышлял он, пока его губы дразнили ее рот, заставляя открыться для него, то потребуется вся жизнь, чтобы закончить это дело.

Они были так заняты своими поцелуями, так поглощены взаимной страстью, что не услышали, как викарий объявил пару у алтаря мужем и женой, даже несмотря на то, что он громко произнес нараспев:

– Мисс де Фиссер, с глубочайшим уважением объявляю вас замужней женщиной, и с этого момента вы будете называться миссис Майло Райдер. Сэр, вы

Notes

[

←1

]

Бомбазин – ткань из шелка, пополам с хлопчатой бумагой.

[

←2

]

Маршалси (англ. Marshalsea) – тюрьма на южном берегу Темзы в Саутверке (ныне часть Лондона). Начиная с 14-го столетия до закрытия в 1842 году в ней содержались находящиеся под трибуналом за преступления, совершенные на море.

[

←3

]

Приватир – частное лицо, которое с разрешения верховной власти воюющего государства использовали вооруженное судно (также называемое приватиром) с целью захватывать купеческие корабли неприятеля, а в известных случаях – и нейтральных держав.

[

←4

]

Мария де Гиз (фр. Marie de Guise; 22 ноября 1515 – 11 июня 1560) – королева Шотландии из могущественного французского рода Гизов, жена короля Якова V и регент Шотландии в 1554–1560 годах. Период её регентства стал критическим для выбора направления дальнейшего политического и религиозного развития страны. Мать Марии Стюарт, королевы Шотландии и Франции.

[

←5

]

«Проповеди Фордайса» (1765), полное заглавие: «Проповеди, обращенные к молодой женщине» – сборник проповедей пресвитерианского богослова Дж. Фордайса (1720-1796).

[

←6

]

Игра слов: ландыши в англ. языке называются «lilies of the valley» что можно буквально перевести как «лилии долины». Таким образом, запах ландышей для Ларкена становится еще одним намеком на Орден Черной Лилии.

[

←7

]

Помада – косметическое средство на основе жира или воска для замазки волос. Помада делает волосы блестящими и прическу более устойчивой.

[

←8

]

derigueur (фр.) – в порядке вещей (заимствование из франц. языка, часто встречающееся в английском).

[

←9

]

Мэ́ри Уо́лстонкрафт (англ. Mary Wollstonecraft) – британская писательница, философ и феминистка XVIII века, известна своим эссе «Защита прав женщины» (1792), в котором она утверждает, что женщины не являются существами, стоящими на более низкой ступени развития по отношению к мужчинам, но кажутся такими из-за недостаточного образования.

[

←10

]

Сивец луговой (Succisa pratensis Moench) – многолетнее травянистое растение с голубовато-синими, иногда розоватыми или белыми цветками с полушаровидными головками.

[

←11

]

Дерби – ипподромные состязания трёх– и четырёхлетних скаковых лошадей.

[

←12

]

Саутуарк (Southwark) – район (боро) на юге Лондона, отделенный от Вестминстера и Сити рекой Темзой. В нем было расположено в ряд около 20 публичных домов, каждый со своим знаком на стене.

[

←13

]

Флорис Лондон (англ. Floris London) – всемирно известная компания, основанная в 1730 г. Основатель, Хуан Флорис начинал свой бизнес как искусный парикмахер, но, занимаясь этим, он все время тосковал по ароматам Средиземноморья. Воссоздавая чувственные и манящие благоухания по памяти, он стал экспериментировать и смешивать различные эссенции и натуральные масла, которые в то время завозились из Европы. Так появились первые ароматы марки Floris London.

[

←14

]

Королевский театр в Ковент-Гардене (TheatreRoyal, CoventGarden) – театр в Лондоне, домашняя сцена Лондонской Королевской оперы и Лондонского Королевского балета. Расположен в районе Ковент-Гарден, по которому и получил название.

[

←15

]

«Книга страшного суда» – кадастровая книга Вильгельма Завоевателя, 1086 г.

[

←16

]

Слово «dash», составляющее часть фамилии капитана (Dashwell) переводится с английского как «привлекательный, франтоватый».

[

←17

]

Вализа (фр. valise) – чемодан, почтовый мешок курьера, на который распространяется дипломатическая неприкосновенность.

[

←18

]

Дайалс (точнее – Севен-Дайалс, англ. Seven Dials) – известная дорожная развязка в Ковент-Гарден: маленькая площадь в форме гайки и семь улиц, отходящих от нее лучами; по ее имени называют прилегающий район. В XIX веке Севен-Дайалс являлся городскими трущобами.