Призрак

Глава 9 Алексей

Франко и Магда смотрят на меня с одинаковым выражением беспокойства на лицах. Я игнорирую их и наливаю коньяк в свой бокал.

— Все готово? — интересуюсь я.

— Да, сэр, — отвечает Франко. — Он ждет в вашем кабинете.

— Талия готова, - добавляет Магда.

Я киваю и смотрю на свое отражение в зеркале. Я нервничаю, но это не видно никому, кроме меня. Если бы была другая альтернатива, мне хотелось бы верить, что я бы ею воспользовался. Я говорю себе, что то, что я делаю, лучше для девушки. Ради Талии. Здесь, со мной, она будет в безопасности. В мире, полном монстров и волков, она не выживет.

Вот что я говорю себе, делая жест рукой, чтобы остальные шли в мой кабинет. Магда колеблется.

— Мистер Николаев, могу я не присутствовать при этом?

Выражение ее лица не оставляет сомнений в том, что она думает по поводу всей этой затеи. Она с этим не согласна. У Магды сильный материнский инстинкт, и она чувствует, что защищает Талию. Точно так же, как она защищала меня, когда я был мальчишкой, и мне больше не на кого было положиться.

— Нет, — говорю я ей. — Талия захочет, чтобы ты была там.

Она вытирает руки о платье, разглаживая его, прежде чем мягко кивнуть мне.

— Очень хорошо.

Они с Франко направляются в мой кабинет и оставляют меня забрать Талию. Когда я переступаю порог ее двери, я нахожу ее свернувшейся калачиком в кресле у окна. Ее лодыжки скрещены, а бледные белые пальцы сжимают книгу. Она смотрит на страницы, но я не думаю, что она вообще воспринимает написанное. Ее мысли витают где-то далеко. Там, где никто больше не сможет причинить ей боль. Кресло поглощает ее крошечное тело, и безжизненность в ее глазах пугает даже меня. С ней еще предстоит проделать большую работу.

Она переводит взгляд со страниц на меня. Выражение ее лица всегда остается неизменным. Она всегда безэмоциональная, подавленная. Точно такая, как я себе ее представлял. Именно по этой причине я сказал себе, что она будет идеальной. Но, глядя на нее сейчас, мне нужно от нее нечто большее. Мне нужно увидеть искру в ее глазах. Что-то, что подтвердило бы мне, что в ней все еще есть признаки жизни.

— Мне нужно, чтобы ты пошла со мной, — говорю я ей.

Она не спорит. Ее мысли и действия так долго ей не принадлежали, что это, скорее, реакция на автопилоте с ее стороны, когда она встает и направляется ко мне. Я мог бы с легкостью повести ее на смерть, и все же она не стала бы спорить. На самом деле, она, вероятно, обрадуется этому. Это ее самое большое желание.

Магда одела ее в белое кружевное платье. Она выглядит невинной, хотя мы оба знаем, что это не так. А еще она похожа на ангелоподобное привидение. Все еще слишком худая, с темными кругами под глазами. Но, тем не менее, она красива. Ее светлые длинные волосы падают на глаза, подобно щиту от этого мира. Она не хочет, чтобы ее видели другие. Она не может даже смотреть на себя. Очевидный факт, судя по все еще закрытому зеркалу в ее ванной.

Это все, что я смог понять, но я не уверен, что смогу принять эти мысли. Я хочу вытряхнуть ее из этого состояния. Потребовать, чтобы она что-то почувствовала. Но я знаю, что для этого еще не время.

Поэтому вместо этого я протягиваю руку и убираю непослушные пряди волос ей за уши, оставляя ее лицо полностью открытым. В ее глазах мелькает беспокойство, и я могу сказать, что она хочет вернуть их на место. Я не позволяю этого, мои пальцы сжимают ее подбородок, приподнимают его, чтобы она взглянула на меня.

— Ты сомневаешься, отправлю ли я тебя обратно к Арману, когда все закончится? — спрашиваю я ее.

Она моргает, но не отвечает. Я вижу ответы в ее глазах. Она скорее умрет, чем позволит этому случиться. Это то, что, по ее мнению, я сделаю, и все, что я скажу или сделаю, чтобы доказать обратное, - напрасные усилия. Талию предали все, кто должен был ее любить. Слова для нее ничего не значат. Подозреваю, то же верно и в отношении действий, в которых она всегда будет сомневаться. Всегда искать истинные мотивы, стоящие за ними.

Правда в том, что мы никогда не сможем доверять друг другу. Ни я, ни она. Это то, как мы запрограммированы. Слишком многими были обмануты в этой суровой школе жизни. В этом отношении она мне ровня. Идеальный партнер. Без эмоций. Кто-то, кто будет стоять рядом со мной на благо традиции без осложнений. Мне нужно помнить об этом, когда я смотрю на нее.

— Ты на краю пропасти, — объясняю я ей. — Волки бегут за тобой по пятам. Но, думаю тебе это и так известно, да?

Она прикусывает губу и слегка кивает мне.

— А потом перед тобой оказывается этот волк. Знакомый волк, но хочет он чего-то другого. Все очень просто.

Она не спорит. Вместо этого она ждет от меня объяснений. Требуя продолжать, тщательно обдумывает каждое сказанное слово.

— Ты можешь вернуться в Бостон…

Она невольно вздрагивает при одном упоминании об этом. Как я и предполагал.

— Чего я с чистой совестью не могу тебе позволить, — заканчиваю я. — Зная, что там может с тобой случиться.

Ее серые глаза безмолвно изучают мои. Так много вопросов, но она их не озвучивает. Это показало бы мне, что у меня есть власть над ней. Она понимает, что я это знаю, но признание этого - нечто само по себе иное. Это искра, которая заставляет меня верить, что в ней не все потеряно. Все еще есть борьба, даже если она сама не понимает этого.

— Я не отправлю тебя обратно к Арману, — говорю я ей. — Потому что ты останешься здесь, со мной. Как моя жена.

Единственным ее ответом становится пустое выражение лица. Я хочу большего. Мне нужно больше. У меня сдавливает грудь, но я продолжаю.

— Со мной ты будешь в безопасности. Я предоставлю тебе все, что тебе когда-либо понадобиться. Одежда, обувь, ювелирные украшения… у тебя будет все самое лучшее. И ты будешь под защитой. Как моя жена, никто никогда больше не прикоснется к тебе.

Она принимает свою судьбу без борьбы. Это не должно меня разочаровывать, но разочаровывает. Ее единственный вопрос - честный.

— Что ты хочешь взамен?

— В свою очередь, я выполню свой долг и сохраню традицию наших братьев. Ты будешь стоять рядом со мной, когда я буду принимать гостей, а в любое другое время ты будешь вольна делать все, что пожелаешь. В границах дома.

Ответа от нее не последовало. Эти слова ничего для нее не значат. Было бы проще, если бы она сказала мне, что не хочет этого. Но она этого не делает. Поэтому я беру ее за руку и веду по коридору.

Дверь в мой кабинет открыта, и все ждут. Взгляд Магды скользит по Талии, ища какой-нибудь знак протеста. Знак тревоги. Чего угодно. Но там лишь пустота.

Я встречаюсь взглядом с официантом и киваю.

— Мы готовы начать.

Поскольку он состоит на жалованье у Воров, нет необходимости в клятвах или каких-либо других длительных процедурах. Он просто кивает на стол, где ждет сертификат. Я помогаю Талии сесть на ее место, а затем сажусь рядом с ней. Затем я протягиваю ей ручку и показываю, где расписаться.

Она смотрит на кончик стержня, вероятно, размышляя, может ли она нанести себе какой-либо реальный ущерб с его помощью. А потом прижимает его к бумаге. Ее пальцы дрожат после первого движения, и я накрываю ее руку своей, чтобы направлять ее. Мы вместе подписываем ее имя, а потом она смотрит на меня. В ее глазах появляется больше вопросов, но она их не озвучивает. Откуда я знаю ее имя? Что еще я о ней знаю?

Я чувствую, что в этот момент ей что-то от меня нужно. Поэтому я хвалю ее единственным доступным мне способом.

— Умница.

Я прочищаю горло и беру ручку в свою руку, ставя подпись в положенном месте на бумаге. Когда все сказано и сделано, священник объявляет нас мужем и женой.

Алексей и Талия Николаевы.

Франко и Магда смотрят, как я надеваю на палец обручальное кольцо из черного золота, а затем повторяю то же самое с ее пальцем. Ее кольцо также из черного золота с большим рубином и множеством черных бриллиантов по бокам. Я не мог себе представить, чтобы моя жена носила простое кольцо, как многие другие. Я не мог представить, чтобы Талия смешалась с толпой, когда она появилась на свет, чтобы сверкать.

Она прекрасна, моя жена. Серые глазки как у голубки и бледная кожа. Она будет той, кого каждый второй Вор замечает на вечеринках. Женщиной, которую жаждет иметь каждый второй Вор. Но теперь она моя.

Тем не менее, она не будет считаться моей официальной женой, пока не получит постоянного клейма на свою руку. Того, который она никогда не сможет свести, и которое никто никогда не сможет подвергнуть сомнению. Мне не терпится пометить ее, но сначала у нас должно быть хотя бы несколько фотографий. Виктор, несомненно, захочет их. Как и любой другой, кто ставит под сомнение законность моего брака.

Мои братья Воры захотят обладать ей. Даже рискуя смертью, они захотят заполучить ее. Я должен дать им понять, что она принадлежит мне. Что между нами не будет никаких секретов, и что она никогда не предаст меня. Даже если я сам не могу в это поверить, они должны в это поверить. Талия тоже должна в это поверить. Поверить, что смерть - единственный выход из этого брака.

Когда-то я был слаб. Но я никогда больше не смогу проявить ту же слабость.

Поэтому я прошу Франко сделать ровно десять наших фотографий. Что он и делает. Десять фотографий, для которых я уже стратегически распределил места вокруг своего дома. Места, которые все остальные Воры увидят, когда посетят их. Напоминание о том, что если они прикоснутся к ней, то умрут.

Талия позирует со мной без всякого сопротивления. На ее лице нет ни улыбки, ни каких-либо эмоций. Но когда я приподнимаю ее подбородок, чтобы она посмотрела на меня, она не отворачивается. Я обнимаю ее и целую в щеку. Даже после того, как погасла последняя вспышка, мы не можем заставить себя отвести взгляд друг от друга.

Я прошу остальных уйти, и они уходят. А потом мы с Талией стоим лицом друг к другу. Мой взгляд перемещается на ее губы, и мой собственный рот выдает ложь, прежде чем я успеваю подумать об этом.

— Это плохая примета - не поцеловать свою невесту.

— Я не люблю целоваться, — отвечает она.

Но она не отстраняется, даже когда я наклоняюсь к ней, проводя пальцами по ее подбородку. Мое дыхание касается ее губ, и она дрожит.

— Ты поцелуешь своего мужа, — говорю я ей.

А потом мои губы прикасаются к ее губам. Поначалу лишь холод. Никакой реакции от нее. Но когда я запускаю руку в ее волосы и требую большего, она дает мне это. Ее рука цепляется за мою рубашку, и она приоткрывает для меня губы. Впускает меня. Я наслаждаюсь ее вкусом, пожалуй, слишком долго. До тех пор, пока она едва может держать себя в вертикальном положении. И тогда я отстраняюсь и жалею об этом. Потому что я хочу большего.

Ее глаза скользят по моему лицу, ища ответы, которых у меня нет. Мне нужно рассказать ей свою тайну. Она должна быть в курсе. Это у меня на языке, но я не могу выдавить из себя ни слова. Я не хочу, чтобы она знала эту часть меня прямо сейчас. Я не хочу, чтобы она считала меня слабым, когда ей нужна моя сила. Когда я обещал защитить ее, у нее не должно быть никаких сомнений в том, что я способен на это.

Поэтому вместо этого я достаю набор для татуировки из ящика стола и кладу его на стол, пока она смотрит.

— Ты не против, если я причиню тебе немного боли? — спрашиваю я ее.

Она кивает.

Мои пальцы снова скользят по ее лицу, прижимаясь к шелковистой коже.

— Тогда нужно сделать вот что.

Она сидит даже не дернувшись, пока бью татуировку на ее руке. Эта девушка привыкла к боли. Ей нравится боль. Наверное, это единственное, что ей сейчас нравится.

Мне нравится дарить ей ее таким образом. Помечать ее как принадлежащую мне. Вид моей звезды и моего имени, вырезанного на ее плоти, пробуждает во мне чувство гордости, когда я вытираю остатки крови и перевязываю ее.

— Теперь все будут знать, что ты жена Вора, — говорю я ей. — И если они прикоснутся к тебе, они умрут.

Она не сомневается в этом. Она просто молча наблюдает за мной. Вдумчиво. Ожидая, что я буду делать дальше. Такая податливая.

— Эта звезда, которую ты носишь, имеет значение в нашем мире, Солнышко. Ты еще не доверяешь мне. Ты можешь никогда не доверять мне. Но эта звезда дает тебе силу. Защиту. И поэтому я хочу, чтобы ты кое-что сделала для меня.

Я беру ее другую руку в свою, такую маленькую, нежную и холодную, и провожу ее пальцами по повязке.

— Когда ты почувствуешь беспокойство или неуверенность, я хочу, чтобы ты касалась этой звезды. Всегда. Напоминая себе, Солнышко, об одном, в чем ты можешь быть уверена больше всего на свете. Что ты в безопасности, хотя бы потому, что это высечено на твоей коже. Тебе не нужны никакие другие доспехи, пока ты носишь мою звезду.

Во взгляде ее глаз, когда она смотрит на меня, читается сомнение. Неопределенность. Даже сейчас ее пальцы двигаются по повязке, пока она борется со своими мыслями. И я знаю, что в данный момент это шаг к прогрессу. Что ее можно исправить. Что я дал ей что-то, во что можно верить, каким бы незначительным это ни было.

Я удерживаюсь от того, чтобы коснуться ее. От такой манящей близости к ней. Но что я действительно хочу сделать дальше, так это раздвинуть ее ноги и погрузиться в нее. Трахнуть ее, наполнить ее и заявить на нее свои права таким образом. Не думаю, что она стала бы протестовать.

— Ты бы позволила мне трахнуть себя, — говорю я вслух безапелляционно. — Прямо сейчас, если бы я того захотел.

— Все, что захочешь, — отвечает она.

Я собираю материал ее платья и провожу им по коже ее бедер. Такой кремовой и мягкой под моими ладонями. Но реакции от нее не следует, хотя я весь горю от желания к ней. Она знает, что я использую ее. Она видит не меня, когда я смотрю на нее, а другого безликого человека.

И не так я планирую трахать свою жену в первый раз. Я позволил материалу упасть обратно к ее лодыжкам и отступил, протягивая ей только руку.

— Пойдем, — говорю я ей. — Тебе пора спать.