Двумя годами позже Патрика мучили ночные кошмары о том, что случилось в последовавшие за этим часы. События тех дней преследовали его по ночам, когда он был чем-то взволнован, обеспокоен, подавлен. Память восстанавливала последовательно все, что тогда происходило…
Бригадир оставил одного из молодых офицеров в комнате наблюдать, как он будет одеваться, и Патрик инстинктивно торопился, надевая на себя первое, что попало под руку: чистое белье, новые джинсы, голубую рубашку, носки и другую пару обуви, поскольку полиция увезла сандалии, которые он надевал прошлой ночью. С разрешения бригадира он пошел в ванну, вымыл руки, лицо, причесался, и сопровождающий его офицер молча стоял рядом.
— Вы так и будете стоять? — взорвался Патрик, и мужчина кивнул головой.
— Приказ есть приказ, — сказал он на плохом английском.
Патрик ничего не понимал, и незнание ситуации выводило его из равновесия. Он понимал, что невиновен, что ничего не сделал той девушке. В голове была масса вопросов. Почему она дала им его описание? Что теперь будет? Куда они его повезут? Что ему делать?
— О'кей, идемте, — сказал молодой офицер, схватив Патрика за руку, когда он вышел из ванной, и подтолкнул к лестнице.
Когда Патрик споткнулся, он услышал, как другой мужчина пробормотал:
— Мне жаль вас!
Патрик не был уверен в том, что он имеет виду, и не мог переспросить, но это было не дружелюбное замечание. В глазах молодого человека читались враждебность, отвращение, даже угроза. Казалось, что Патрику очень скоро придется пожалеть о случившемся.
Он не испытывал жалости к самому себе, скорее был обеспокоен, испуган, но прежде всего сердит, ужасно сердит.
Он ничего не сделал, так почему же это с ним произошло?
Когда Патрик с сопровождающими быстрым шагом шел через виллу, они миновали одну из самых больших комнат дома: огромную комнату отдыха с мраморным полом, на стенах которой висели карикатуры, современная живопись и зеркала. Ранее Патрик был здесь, болтал с Рей до начала вечеринки и потягивал охлажденное белое вино. Теперь здесь было полно народа, все сидели молча. Некоторых он узнал, хотя и не мог вспомнить их имена. Они с неприязнью смотрели на него, и Патрик почувствовал, как краска бросилась ему в лицо. Глаза людей заставили его почувствовать себя виновным.
Там был и Аликс Холтнер. Он сидел на стуле с наброшенным на плечи пиджаком, как будто ему было холодно, и выглядел бледным и измученным. Аликс с отвращением смотрел на него. При виде Патрика он сжал кулаки на коленях, как будто хотел ударить его. Он даже привстал, чтобы пересечь комнату и добраться до молодого человека. Но Сьюзен-Джейн Холтнер, прикорнувшая на полу рядом с мужем, положила свои руки на Аликса, прошептав ему что-то. Тот взглянул на нее и снова сел.
Секундой позже Патрика подтолкнули к открытой входной двери. Была ночь, но вилла была ярко освещена. Повсюду были припаркованы полицейские машины со включенными фарами. Патрика вывели из дома и толкнули на заднее сиденье машины, в то время как другая отъезжала, и он с удивлением заметил в ней Рей. Ее лицо было белым как мел, а глаза похожи на синяки. В последний момент она заметила его, повернулась к нему, ее бледные губы раскрылись, как будто она хотела что-то сказать.
Неужели Рей также поверила в его виновность?
О Господи! Но она же знает меня, подумал Патрик. Не могла же она поверить в то, что он мог бы совершить нечто подобное. Нет, конечно, нет…
Жаль, что они не успели поговорить… Но поверила бы она ему? Она выглядела такой подавленной. Молодой человек почувствовал себя больным. Если даже Рей верит в то, что он способен на такое! Он почти и сам уже начал в это верить!
Позднее ночные кошмары часто напоминали ему о том, что в действительности с ним тогда произошло. Просыпаясь, он старался стряхнуть с себя тяжесть воспоминаний. Но тогда это был только сон, а сейчас ему пришлось отправиться туда, куда везли его полицейские.
Когда машина выехала из виллы, полицейский, сидевший с ним на заднем сиденье, схватил его за шею своей громадной ручищей, и опустил вниз его голову.
— Репортеры! — объяснил он, и Патрик на минуту был так изумлен, что ничего не ответил.
Затем, когда машина медленно поворачивала на дорогу, он услышал взрыв шума: люди, крича визжа, старались пробраться к дверцам машины, толкали ее, совали руки к окнам. Повсюду был свет от вспышек фотоаппаратов. Потом автомобиль набрал большую скорость, Патрика отбросило, и он ударился головой о спинку переднего сиденья. Полицейский, сидевший рядом, схватил его за рубашку, почти разорвав ее. Молодой человек почувствовал головокружение, и лоб заболел от удара. Завтра у него будет там синяк.
Поездка была короткой, и он был вынужден пройти через ту же унизительную процедуру, чтобы скрыться от взглядов репортеров, когда машина подъехала к полицейскому участку. Офицеры, держа покрывало над его головой, бегом провели его в здание.
Первый, кого он увидел, оказался мужчина в белом халате, который был похож на доктора. Он приказал Патрику раздеться, затем провел подробное медицинское освидетельствование. Мужчине казалось, как будто «доктор» ползает по всему его телу с микроскопом, исследуя каждую пору его кожи, каждый волосок на голове. У него взяли анализы крови, мочи, даже пота, сняли отпечатки пальцев.
Патрик застыл от унижения.
К тому времени, когда его привели в кабинет бригадира, он уже мог думать более связно. Первый шок прошел, он был готов бороться.
— Я хочу адвоката, — сказал он, как только увидел старшего офицера снова. — Мне положен адвокат. Вы не можете мне отказать во встрече с ним. И я думаю, что мне лучше сначала поговорить с британским консулом и попросить его совета.
— Все в свое время. Это ваше право, конечно, но сейчас предварительный допрос — мы еще не обвиняем вас, сначала мы должны установить, нужен ли вам адвокат. — Его глаза были довольно проницательными. — Или вы признаете свою вину?
— Нет!
Слово вырвалось. Патрик сделал паузу, покраснел и напрягся.
— Нет, — повторил он более спокойно. — Я не сделал ничего, в чем меня можно было бы обвинить.
— Ну, тогда нет надобности в адвокатах и консулах, — грубовато-добродушно улыбнулся бригадир, и Патрик почти начал чувствовать облегчение, затем мужчина добавил: — Тем не менее! — И страх снова ожил. — Садитесь, мистер Огилви, — сказал бригадир. — Я собираюсь выпить кофе, не хотите ли присоединиться?
Патрик кивнул.
— Черный? С молоком? С сахаром?
— Черный с сахаром, — сказал Патрик, и бригадир поднял телефонную трубку, отдал приказ, откинулся на стуле и постучал карандашом по столу перед собой.
— Этот допрос неофициальный… — начал он. — Присутствуют…
Кроме бригадира, присутствовали еще двое мужчин: один в форме, второй — в гражданском. Патрику назвали их имена, но позднее он не мог их припомнить. Он только помнил их лица, и прежде всего глаза, наблюдающие за ним.
Патрик провел несколько часов в кабинете в ту страшную ночь. Бригадир был дотошным человеком. Он все время возвращался к поведению Патрика во время празднества, спрашивал его, почему он пристально смотрел на светловолосую девушку.
— Было замечено, что вы глаз от нее не могли оторвать. У нас полно свидетелей.
Он приподнял кипу отпечатанных показаний, листки бумаги шелестели, пока его пальцы перебирали их.
— Эти люди видели, что вы пристально смотрели на нее. Почему вы так глядели на нее, мистер Огилви?
Это был вопрос, который каждый раз смущал Патрика, и он чувствовал себя виновным. Он угрюмо проворчал:
— Я говорил вам — она напомнила мне кое-кого.
— Кого?
На верхней губе Патрика выступил пот.
— Девушку, которую я знаю.
Бригадир безжалостно смотрел на него.
— Мисс Лауру Грэйнджер?
Его будто окатили ушатом холодной воды. Патрик побледнел.
— Я никогда не говорил вам ее имя. Кто сказал вам?..
Рей, подумал он. Ему сказала Рей. Видела ли Рей, как он смотрел на эту девушку? Уловила ли Рей легкое сходство с Лаурой, которое и его обмануло в первую минуту?
Что подумала Рей, когда увидела, как пристально он смотрит на девушку? Что она решила, когда услышала, что на девушку напали и та дала полиции описание Патрика?
Вот почему Рей и рассказала им о Лауре? Подумала ли Рей, что он виновен, что он напал на ту девушку, потому что она напоминала Лауру?
Чем больше он думал об этом, тем больше образы Лауры и незнакомки сливались в единое целое: бледные, стройные девушки с длинными волосами и прекрасными телами. Они танцевали перед его взором, подобно пламени свечей, поражая и ослепляя, затрудняя ясно мыслить, отвлекая от задаваемых вопросов.
— Вы были очень расстроены своей расторгнутой помолвкой с мисс Грэйнджер, — мягко намекнул бригадир. — Были рассержены и унижены, как и любой мужчина на вашем месте. Наверное, даже хотели убить их обоих.
Его лицо напряглось, побледнело и выразило горечь. Да. Конечно. Но не Лауру, поправил он себя быстро, а Керна. Он мог бы убить его, и не почувствовал бы ни малейшего сожаления.
— А затем на этой вечеринке вы увидели девушку, которая напомнила вам женщину, обманувшую и отвергнувшую вас. Что вы почувствовали, мистер Огилви? О чем подумали, когда так пристально смотрели на нее?
Он подумал о Лауре, она последовала за ним в Италию, приехала сказать, что изменила свое решение, так как, в конце концов, поняла, что любит его, а не Керна.
Все это мгновенно промчалось у него в голове, пока он стоял и смотрел на ту девушку. Но она вдруг повернулась, и молодой человек понял свою ошибку.
Патрик глядел на бригадира, в действительности не видя его.
— Несколько свидетелей говорят, что у вас было странное выражение лица, — сказал полицейский, перелистывая листы с показаниями и не отрывая от него глаз. — Вы отвернулись, а затем Девушка подошла к вам. Что она вам сказала, мистер Огилви?
— Она спросила, не хочу ли я потанцевать, — сказал Патрик с отсутствующим видом, он уже говорил ему это сотню раз. Иногда Патрику приходило в голову сказать что-либо новое просто для того, чтобы избежать монотонности, но это было бы безумием.
— Это все, что девушка сказала?
Патрик разозлился, его рот искривился в усмешке.
— Безусловно, ваши наблюдательные свидетели сказали вам это.
Бригадир стоически посмотрел на него.
— Вам придется относиться терпимо ко мне, мистер Огилви. Я должен быть уверен в деталях. Итак, мисс Кэбот подошла к вам…
— Кэбот?
Имя девушки было упомянуто первый раз, и Патрик не мог удержаться от того, чтобы не переспросить его.
— Это ее имя? — спросил Патрик.
— Антония Кэбот, — сказал ему бригадир, и в голове Патрика возникло странное эхо, как будто он слышал это имя раньше, может быть, и слышал: от Рей или Холтнеров, когда они говорили о племяннице Аликса.
— Антония Кэбот, — повторил он и вздрогнул. Это было прекрасное имя, и она была прекрасна — что случилось с ней прошлой ночью?
Бригадир посмотрел на него, и глаза его сузились.
— Красивая девушка, — снова сказал он. — Молодая блондинка, желанная…
Патрик вспомнил, как наблюдал за ней, когда она танцевала: легко, сексуально. А потом подошла к нему, улыбнулась и робко пригласила потанцевать, а он страшно разозлился, потому что она была похожа на Лауру, но не была Лаурой и потому… Он сглотнул слюну, чувствуя тошноту, на его лице выступил пот.
— Вы хотели ее, — сказал бригадир, и слова звучали почти эхом тому, о чем он сейчас подумал.
Патрик готов был почти закричать «Да!», потому что это было правдой. Да, он хотел ее. Он смотрел на прекрасное лицо, красивое тело и захотел ее, но девушка не была Лаурой, и Патрик не был заинтересован в одной ночи с незнакомкой только потому, что она была похожа на Лауру, поэтому он отвернулся от нее. Почему она сказала полиции, что напавший на нее мужчина похож на него?
Неужели она на самом деле сказала, что это был он? Почему девушка так сказала? Она солгала? Или просто перепутала? Вопросы следовали один за другим.
— Почему вы мне не расскажете, что точно случилось? — взорвался он. — Вы задаете мне вопросы, но не отвечаете на мои. Напали на девушку на вечеринке? В саду? В доме? Слышал или видел кто-то что-либо? Вокруг было полно народа, наверняка кто-то что-то должен был слышать?
— Видели вас, мистер Огилви, — сказал бригадир. — Вы шли через сад к пляжу. Видели вас. Она, Антония Кэбот также видела, что вы уходите. Ей стало жаль вас. Ей показалось, что у вас несчастный вид, а ее дядя рассказал о вашей расстроенной помолвке. Она последовала за вами с мыслью, как я предполагаю, поговорить и успокоить вас. Она заметила следы ваших ног на песке и пошла, ставя свои ноги точно, по ним, как она сказала. Это было что-то вроде игры, как я догадываюсь. — У бригадира был слегка извиняющийся вид. — И вдруг кто-то внезапно прыгнул на нее из-за лодки. Она едва увидела лицо в лунном свете, светло-каштановые волосы, рубашку, джинсы. Ей показалось, что это вы играете с ней, и начала смеяться.
— Это был не я. Я не видел ее на пляже, — прошептал Патрик.
Бригадир только посмотрел на него, затем продолжил:
— Потом ее чем-то ударили по голове, и она потеряла сознание. Когда девушка пришла в себя, рот и глаза у нее были заклеены липкой лентой, и нападавший на нее говорил по-английски. Она сказала, что голос был похож на ваш.
— Я говорил с ней только один раз, я сказал ей всего одно предложение! Как она могла узнать мой голос и то, как я обычно разговариваю?
— Вы были на пляже, мистер Огилви?
— Да, но…
— Ваша одежда была покрыта песком и соленой водой.
— Я сидел на песке долгое время, но я не видел эту девушку и не нападал на нее.
— Расскажите мне еще раз, почему вы пошли на пляж, мистер Огилви, — начал бригадир снова, и Патрик почувствовал, что его мозг отказывается ему подчиняться.
— Я устал, мне надо поспать, — сказал он утомленно. — Вы не можете держать меня здесь все время, не позволяя мне увидеться с адвокатом. Я настаиваю, чтобы мне разрешили связаться по телефону с британским консулом.
— Мы позвонили адвокату, и он очень скоро прибудет, чтобы поговорить с вами, — пообещал бригадир. — И британский консул приедет к вам утром. После опознания личности.
Патрик замер.
— Опознания личности?
— Мисс Кэбот сегодня ночью в госпитале, но мне сказали, что она готова к этой процедуре. Посмотрим, что вы скажете завтра…
Патрик увиделся с итальянским адвокатом, маленьким, худым, темноволосым, с красными глазами, так как его разбудили в середине ночи. Он умудрился сильно простудиться летом, а потому постоянно шмыгал носом, что угнетающе действовало на Патрика.
— Показания девушки очень похожи на вас, мистер Огилви. Она почти наверняка опознала вас по внешнему виду и голосу, и, как говорят многочисленные свидетели и признаете вы сами, вы были в то время на пляже. Никто из гостей на вечеринке не находился в той же части пляжа. У всех есть алиби. А вы недавно порвали со своей невестой, что заставляет полицию думать, что они могут выдвинуть против вас обвинение.
— Я не делал этого! — хрипло сказал Патрик.
— Конечно, — ответил адвокат. — В полиции еще нет результатов экспертизы. Они будут завтра или послезавтра. Проблема в том… что напавшего спугнули до того, как он на самом деле изнасиловал девушку. Услышав голоса приближавшихся к ним людей, он убежал. А девушка, содрав ленту с глаз и рта, потащилась в море…
— Почему, черт возьми?
Адвокат холодно взглянул на него.
— Обычное поведение в таких случаях. Она чувствовала себя грязной, хотела искупаться. Море было к ней ближе всего. Антония сказала, что поплавала некоторое время. Вероятно, у нее на уме была попытка самоубийства. Полиция не упоминает об этом, но я сказал бы, что это мелькало в ее голове.
Патрик наклонился вперед, чувствуя дурноту и опустив голову себе на руки.
— И я еще думал, что у меня проблемы, — пробормотал он. — Господи, что за неприятность.
Его адвокат спокойно сказал:
— К несчастью, она практически смыла с себя большинство улик. И вашу невиновность мы ничем не можем доказать.
— Вы говорите, что это безнадежно? — спросил Патрик, и адвокат покачал головой.
— Конечно, нет. Но давайте надеяться, что она не опознает вас.
— Она опознает, — уверенно ответил Патрик.
— Будьте осторожны, это звучит как признание, — предупредил адвокат.
— Мне наплевать, как это звучит, я могу только сказать вам, что я не делал этого. Но она так не думает. Я рассказывал вам, что случилось на вечеринке. Я отказался танцевать с ней, отвернулся от нее и пошел прочь. Тем не менее, она опознает меня.
Адвокат был шокирован.
— Вы думаете, что она солгала полиции? Она знает, что вы не делали этого, но, тем не менее, обвиняет вас только потому, что вы отказались танцевать с ней? Не кажется ли вам, что в это трудно поверить, мистер Огилви?
— Женщины совершают невероятные поступки, — горько сказал Патрик. — Вы не можете доверять им или положиться на них. Она меня опознает, вот увидите.
И она опознала.
Патрик стоял в шеренге с другими мужчинами приблизительно его роста, похожим цветом волос и подобными фигурами, глядя прямо перед собой. Сначала девушка посмотрела на них в зеркало на противоположной стене, затем через несколько минут из двери вышли несколько полицейских и две женщины, одетые в полицейскую форму, и она в сопровождении их медленно, неуверенно пошла вдоль шеренги.
Патрик приказал себе смотреть поверх ее головы, она прошла вдоль шеренги, вглядываясь в каждого. Сердце Патрика начало биться более сильно, когда девушка подошла ближе, затем встала напротив него, и он посмотрел ей прямо в глаза.
Антония была мертвенно-бледной, золотые волосы ее были заколоты, темные очки на лице прятали глаза. Но он увидел следы того, что сделали с ней, и весь сжался от боли. На ее щеках, под глазами, вокруг полных бесцветных губ были страшные синяки, на шее поверх хлопчатобумажной кофточки с высоким воротником были видны следы укусов.
Все полицейские молча смотрели на Патрика. Она также смотрела на него. Затем она протянула заметно дрожащую руку, слегка коснулась его плеча и потом так быстро отвернулась, что чуть не упала. Женщина в полицейском мундире обняла и поддержала ее.
— Я не делал этого! — крикнул Патрик ей вслед, но его уже схватили и потащили назад в камеру.
Весь следующий день Патрик провел в заключении, подвергаясь беспрерывным допросам и ожидая результатов судебной экспертизы. Поздно вечером, когда он буквально падал от истощения, бригадира позвали к телефону.
Вернулся тот потрясенным. Он стоял напротив Патрика и, побледнев, пристально глядел на него, в то время как Патрик, также побледневший от ужаса, не отрывал глаз от полицейского.
— Что? — взорвался он. — Что теперь случилось?
Бригадир глубоко вздохнул и довольно напряженно сказал:
— Мистер Огилви, мой долг принести вам самые искренние извинения с моей стороны и со стороны нашего отделения карабинеров. Мы признаем вашу невиновность по этому делу, вы свободны.
Патрик был так утомлен, что сначала ничего не понял.
— О чем вы говорите?
— Вы свободны, мистер Огилви, — повторил бригадир. — Мужчина, напавший на мисс Кэбот, арестован в Сан-Ремо — он изнасиловал другую девушку там прошлой ночью, и был пойман. Во время допроса он признался, что пытался изнасиловать мисс Кэбот. При обыске его комнаты в отеле были найдены вещи, принадлежавшие мисс Кэбот: кольцо и кое-что из белья. Нет сомнения, он — тот самый человек.
Патрик застыл на месте.
— Он англичанин?
Бригадир кивнул.
— Я думаю, что он чрезвычайно похож на вас. Тот же цвет волос, те же фигура и рост. Должно быть, это и ввело в заблуждение мисс Кэбот.
Патрик не верил своим ушам. Значит, Антония описала его полиции, потому что обиделась на то, что он отказался танцевать с ней… О, это могло быть неосознанной реакцией, но Патрик не верил в то, что это было чистым совпадением.
— Мы будем счастливы отвезти вас на виллу прямо сейчас в нашей машине, — сказал бригадир.
Молодой человек покачал головой.
— Могу ли я покинуть Италию? Я предпочел бы вернуться немедленно в мой отель в Ницце, если вы не возражаете. Я не хочу возвращаться на виллу Холтнеров. Нельзя ли мне прислать оставленные там вещи? Не могли бы вы это устроить? Я не хочу видеть никого из тех людей снова. Если позднее понадобится мое присутствие, конечно, я вернусь в любое время.
Бригадир стремился загладить ошибку и сделал все, как он просил. Автомобиль той же ночью доставил его через границу к отелю в Ницце. Патрик оставался там еще несколько дней. Большей частью находясь один в комнате, лежа в постели, он переживал события тех дней и ночей.
Его так и не вызвали для свидетельских показаний. Позднее об этом случае Патрик прочитал в итальянских газетах и обнаружил, что арестованный мужчина был обвинен в целой серии изнасилований, совершенных на побережье тем летом. Имя Антонии Кэбот лишь упоминалось среди многих, и ее даже не вызвали как свидетеля.
Несколько дней спустя Рей приехала в Ниццу повидать Патрика. Она сначала позвонила, когда его не было, и оставила сообщение, что приедет. Он ждал.
Они отправились побродить по узкому лабиринту улиц старого города с его средневековыми Домами и уличными рынками, штукатуркой, сыпавшейся со стен, геранью, поднимавшейся из горшков на балконах, и старыми потрескавшимися ставнями, они прошли по аллеям и крошечным, мощенным камнем скверам.
— Я не знаю, что сказать: это было ужасно. Должно быть, это был кошмар для тебя, — сказала Рей, искоса бросая на него неуверенные взгляды.
— Да, — с болью ответил Патрик.
— Они часами расспрашивали меня о тебе, — повторила Рей.
Он догадывался, откуда бригадир получил свою секретную информацию, кто дал им ключи к его психическому состоянию. Только один человек знал все о Лауре, все о настроении Патрика.
Рей пристально посмотрела на его суровое лицо, и у нее невольно вырвалось:
— О, Патрик, извини. Мне так плохо из-за всего случившегося. Я никогда не думала, что ты это сделал, поскольку слишком хорошо тебя знаю! Но… но… они, казалось, были так уверены, сказали, что Антония опознала тебя и что ты в таком странном настроении. Я не знала, что и думать.
Он остановился, глубоко засунув руки в карманы голубого льняного пиджака, который надел поверх джинсов, и задумчиво смотрел на узкие улочки старой Ниццы, расстилавшиеся перед ним.
— Что ты хочешь услышать, Рей? Простил ли я тебя за то, что ты поверила, будто я мог попытаться изнасиловать молодую девушку?
— Я не верила этому, Патрик!
Он повернулся и гневно посмотрел на нее.
— О да, ты поверила, Рей. Я видел твое лицо, когда тебя увозили с виллы. Та девушка опознала меня, Бог знает почему. Ты поверила ей, хотя знаешь меня достаточно долго, и ты полиции дала признания, в которых они нуждались, чтобы убедиться, что у меня был мотив преступления. Если бы мне чертовски не повезло, меня бы, вероятно, сейчас осудили. Так что, если ты надеешься, что я простил тебя, ты сильно ошибаешься.
Очень бледная, она прикусила губу.
— Конечно, я знаю, как ты должен себя чувствовать…
— Я сомневаюсь в этом. Месяц назад я мог считать себя самым счастливым человеком: я собирался жениться на женщине, которую я любил, занимался работой, которую находил интересной для себя, у меня были друзья, которые, как я считал, любили меня и заботились обо мне. И вдруг все разлетелось вдребезги. Я оказался в тюремной камере, моя помолвка была расторгнута, Лаура ушла, меня обвиняли в попытке изнасилования, и внезапно я обнаружил, что у меня нет друзей, и даже ты, Рей, отвернулась от меня. Нет, я не верю, что ты можешь понять, как я себя чувствую.
Рей смущенно поглядела на него.
— Это пройдет. Чтобы забыть все, тебе нужно много работать. Может быть, тебе следует начать иллюстрировать следующий сборник раньше, чем мы планировали.
— Нет, — сказал Патрик. — Я не буду больше с тобой работать, Рей.
— Не торопись. Пройдет время, и ты будешь думать совсем по-другому.
Он холодно взглянул на нее.
— Нет, Рей. Я принял решение.
Она покраснела.
— Ты не можешь разорвать наш контракт, Патрик! Издатели не позволят тебе уйти, у тебя контракт, который обязывает тебя иллюстрировать всю серию!
— Если бы я попал в тюрьму за попытку изнасилования, ты бы хотела, чтобы я иллюстрировал твои книги? — съязвил он. — Что бы тогда говорили издатели по поводу контракта со мной?
Рей ничего не ответила. Они оба знали, что бы случилось, если бы он был осужден.
— До свидания, Рей.
Патрик повернулся и пошел по аллеям и извилистым улочкам старой Ниццы к слепящей голубизной бухте Ангелов. Он остался без работы, без Лауры, без желания что-либо делать. Он был зол на всех, но больше всего на ту девушку, Антонию Кэбот.
Патрик надеялся, что никогда не увидит ее снова. И, несмотря на то что чувствовал к ней страшную неприязнь, понимал, что девушка также прошла через тяжкое испытание. Какими бы ни были причины, заставившие обвинить его, было ли это сознательное возмущение или неосознанная враждебность, она страдала достаточно. Он шагал и пытался отделаться от своего гнева, но сделать это было довольно нелегко.
Подавленный, но неукрощенный, его гнев тлел в нем на протяжении двух последующих лет. Его подпитывали ночные кошмары и осознание того, каким хрупким было обвинение и как трудно его было опровергнуть.
Патрик жил на сбережения, изучая искусство в Риме в течение года, затем переехал учиться во Флоренцию, снимал самое недорогое жилье, питаясь хлебом, сыром, фруктами и дешевым вином. Он зарабатывал немного денег по выходным, подрабатывая ночью в баре или днем, рисуя портреты туристов на улицах.
Один из его преподавателей находил ему каждое лето работу во время каникул в Венеции. В качестве курьера международной туристической компании молодой человек сопровождал туристов по городу, помогал им найти почтовые открытки и подарки домой, разыскивал их, когда они терялись.
Однажды в конце лета он плыл на речном трамвайчике, пересекавшим Большой канал от площади Святого Марка до Академии. Перед началом учебы он хотел посидеть несколько часов перед работой Джованни Беллини, творчеством которого был увлечен всю текущую неделю. В руках Патрика был альбом для этюдов, в карманах лежали карандаши, древесный уголь, цветные мелки.
На пристани собралась небольшая толпа народа, ожидавшая катер. Патрик праздно посмотрел на них и вдруг замер на месте.
Среди них были Антония Кэбот.
В этом не было сомнения, хотя она и очень изменилась. Девушка казалась еще более юной, но была чем-то подавлена. Она будто замерла в темно-голубом хлопчатобумажном платье, простой тунике без рукавов, поверх которой был надет короткий черный хлопчатобумажный жакет.
Ее светло-золотые волосы были коротко подстрижены, придавая ей мальчишеский вид, она сильно похудела, была худощавой, почти бесплотной и в это жаркое лето выглядела бледной, как будто редко выходила на улицу.
Девушка смотрела на блики на воде, пляшущие мерцающие отражения церквей, дворцов, домов.
Когда катер подплыл, она, оторопев, вглядывалась в отражения, наплывающие на нее. Патрик… Антония Кэбот медленно подняла голову и взглянула прямо в задумчивые глаза Патрика.
Он мрачно наблюдал, как последний след краски покинул ее лицо, глаза цвета моря потемнели и полный рот задрожал. Затем она повернулась и стремительно побежала прочь от Академии по боковой улице, ее маленькая черная тень бежала по стенам впереди нее.
Патрик был вынужден подождать, пока катер пристанет к берегу и будет поднят трап, после чего выпрыгнул на берег и быстро побежал за ней вслед.