Призраки прошлого

Глава 14. Лейя Сойлер

Провидение? Переломный момент или простая случайность? Тупиковая головоломка или начало новой истории? Хлипкое счастье, вырванное чьей — то безжалостной рукой вернулось чувством слабой надежды и обернулось невероятной встречей.

Шок напрочь сметает устоявшуюся логическую цепочку, разбивая ее на осколки. Сердце скачет галопом зажатого и загнанного в угол дикого зверька, побуждая вскочить, но мужчина предупредительно опустил тяжелые ладони на девичьи плечи, исключая излишне порывистые движения.

— Вы? — беззвучно прошептала Лейя, ошарашенная встречей с воскресшим покойником, подавляя очередной безотчетный рефлекс отшатнуться подальше. Тот смотрел с прежним спокойствием и самообладанием. Конечно, ведь это она считала его мертвым, а не наоборот!

Мысли путались: подвергнутый казни Вальгард стал роанцем. Он здесь, на Севере за тысячи миль от столицы. Принял новые правила Палача? Дурацкие игры, мутные и непонятные.

— Т - с — с — с. Так надо, — вкрадчиво ответил мужчина, глядя на девушку с высоты своего немалого роста, тихо, как хищник, приложив указательный палец к губам. — Веди себя спокойно, не паникуй. Читала газеты, да?

Робко кивнула. Уставилась в пустоту, воздержавшись от потока вопросов, требований, отчетов, как учила мама: дочь военного не спрашивает лишнего, не лезет в тайны серьезных взрослых мужчин.

— Лейя… — голос низкий и хриплый, заставлял звенеть внутри нее незнакомые струны. — Вот так встреча. Признаюсь, узнал не сразу.

Качнуть головой в ответ, задыхаясь от переполняющих ощущений невероятности событий. Живой! Душа ликовала: Вальгард жив, и он совсем близко, его руки согревают ее плечи даже через ткань.

— Сейчас я сяду, и мы спокойно поговорим. Хорошо?

— Да, эйр.

— Без условностей. Просто Бранн.

Кисти медленно соскользнули, приятная тяжесть исчезла. Обогнув стол, сын императора вновь занял прежнее место, чуть приподняв уголки выразительно — сочных губ. Присущая ему черта из прошлого: на лице о'Майли не проскальзывало никакой, даже тлеющей улыбки, а глаза всегда оставались полными тоски и печали, как лик человека, повидавшего много смерти и горя в свои молодые лета. Зоркое отслеживание передвижений воина подпитывались информацией из разговоров и кратких описаний «Вестника», держа ее в курсе его походов и поощрений.

— Я хочу предложить тебе скромный ужин.

— Благодарю, но я не голодна.

— Уверена?

— Не смогу есть сейчас, нервы на пределе, — честно призналась Лейя.

— Бедная девочка, — щеки заалели.

Поборов стыд, продолжала изучать роанца, находящегося у противоположной кромки пустого стола. Спонтанный порыв вскочить и заключить его в объятья отступил. Держись, дурочка! С тобой уже другой человек, не тот, кого ты знала семь лет назад. Обломки — вспышки памяти складывались в причудливую мозаику, являя белолицего безусого юнца с забавными кудряшками. Яркая картинка реальности трансформируясь преподнесла зрелого мужа с поседевшими висками и новыми морщинками. Рефлексы зыбких теней играли на идеальном лице, которым хотелось неотрывно любоваться. Беспощадное зеркало жизни явило воина старше и мощней, чем накручивали фантазии, с глубоким порезом, плавно рассекающим половину лба и правую бровь до выступа скулы и двух порезов поменьше на обеих щеках. Молва не врет: увечья, добытые в походах, красят, а не уродуют мужчин. Этого же до нелепости гармонично. Плотная линия четко очерченных губ, никакой юношеской припухлости и нежно — розовой кожи. Теперь она неровная, загрубевшая от суровых погодных условий и тягот военного быта.

Кто он — хладнокровный убийца, зачерствевший представитель Роана, безликая единица армии Истерроса? Или легендарный рыцарь, горделиво восседающий на белом норовистом жеребце, покорным воле мужественного всадника и не терпящего трусливого? Скорее, и то, и другое. Грязные подробности поручений ведомства Палача ее ничуть не интересовали, как и иная реакция, кроме возмущения на действия суда, растоптавшего репутацию воина.

— Я тебя напугал?

Мягко сказано!

— Весьма неожиданно.

Накативший панический страх постепенно исчез, сменяясь противоречивым ворохом притупленного удивления и отошедшей на второй план усталости, уступившей приятной смеси безопасности и острого интереса.

— Оживший предатель, — горькая усмешка.

— Нет. Для меня ты — герой.

Черные бриллианты зрачков о'Майли расширились. В карих радужках замерцали узоры янтаря, словно он перехватил и вобрал в себя часть ее вспыхнувших эмоций, ее восторга, ее обожания, и бунта опустошающей несправедливости. Слишком смело, слишком откровенно, по — детски прямолинейно и наивно.

— Героев не казнят, как предателей Лейя, героям не больно, они не пропускают удары и не попадают в плен.

Ведь так?

Да, только в сказках, что читала мать, в которые давно не верилось.

— Чушь. Я знаю, как у нас делают героев из предателей и наоборот.

Болезни и смерти не самое страшное в жизни. Есть страдания не в пример хуже: муки позора, бесчестья и трусливой слабости. Есть беспросветное отчаяние, есть падение, без которого нет и подъема. Ей хотелось поддержать, вселить уверенность и придать сил, чтобы через боль он смог начать строить фундамент нового будущего.

— И откуда же такие убеждения?

— Кое с кем общалась, много видела, думала. На мысе достаточно времени для подобных занятий, — она прикусила губу.

Поразительное доверие! Откровенность тянет как минимум ссылкой на остров Ледяных сопок.

Взгляды скрестились, выдерживая напор, подобно схватке клинков двух непримиримых противников — опытного и знающего как устроена жизнь, до тошноты отведавшего стряпни с дворцовой императорской кухни и желторотого птенца, только — только подающего первые звуки. Поток мыслей удачно совпал и шел в едином русле.

«Умная девочка. Верные выводы».

Лейя отвела глаза первая, крутнула головой, разматывая пуховый платок. Непонятный контраст: щеки горят, волнительно потряхивает нутро, а вымораживающий холод раздражает покалыванием острых иголочек, от чего волоски на коже встают дыбом. Боже! Почему так?

Молва утверждает, что незаконнорожденный сын императора один из самых красивых мужчин в империи. Да. Внешность — дело вкуса, но нельзя отрицать очевидного. Бастард удивительно хорош! Непривычная для прежнего образа дерзкая щетина дает сравнение в его пользу: не жидкая бородка священнослужителя и не густые усищи, как у казначея гарнизона, а волнующая, пленительная небритость. Откуда ей знать почему так хочется провести по волоскам рукой, потереться щекой, отчего манит великолепный лепной рот, его нежность, его изгибы. Девичья воля трещала и плавилась под натиском ослепительно эффектной наружности «старого незнакомца».

— Ты сильно рискуешь. Твой поступок крайне неосмотрителен и глуп, шайна Сойлер! Ты могла попасться инквизиции. Лечить, не имея разрешения! И не говори, что не знала о последствиях! Почему не уехала в учиться столицу?

Возмущение и недовольство собеседника оставляло у Лейи щемящий зуд неудовлетворенности, тоски и собственной никчемности. Критика из его уст звучала особенно горько, как жгучая, неприкрытая правда.

— Роан. Я пыталась, но из — за матери наша семья в списке неблагонадежных, — пояснила девушка. — Мне отказали.

— Как давно ее забрали?

— Семь лет назад в Астре. Почти сразу, как вы с императором покинули Север.

Мужчина нахмурился. Брови сошлись на переносице.

— В чем конкретно она обвинялась?

— Этого мы не узнали, как и того — жива ли она вообще?

o'Майли не смог сдержать грязного ругательства на дарийском, а потом стиснул челюсти, пристукнув кулаком по столу.

— Прости, я не знал.

Все. Плотина рванула и хлынула неудержимым потоком. Держалась сколько могла, но силы растаяли. Она начала вздрагивать, беззвучно всхлипывать, дрожать и напрягаться, пытаясь притупить конвульсию панической истерии. Из полуприкрытых лазоревых очей обильным потоком полились слезы, сломив преграду гордости и приличий. Влага торопилась облегчить, освободить от мучительных сомнений касательно туманного будущего, рассеять и отогнать прочь.

Опешивший от столь бурной реакции мечник снял плащ, стянул перчатки и сел рядом.

— Не плачь, маленькая. Мне жаль, — бархатный баритон просочился в самые недра сознания. Рука уверенно придержала за талию, а другая протянула носовой платок.

— Возьми.

Вот сейчас коснуться его кисти кончиками пальцев, убедиться, что он настоящий, а не выдуманный. Живой и горячий. Не бред на яву, а именно он говорит своим низким грудным голосом, вызывая пронизывающие мурашки и непонятные смутные всплески отдаленных желаний. Рука соприкоснулась с теплой подвижной структурой его мозолистой ладони и контакт прошел острой вспышкой, тряхнув со всей одури ее нутро, разве только искры не посыпались. Хотелось дышать спокойно, а вышел ничем не прикрытый судорожный вдох.

— Иди сюда и успокойся, — мягкое, утешающее объятие. — Ты умничка, прекрасная, смелая, сильная. Идешь на риск, проводя такие сложные операции. Кто научил? — тона купали в бесконечной, необъятной нежности.

— Эль Хаар. Он много лет учил меня, пока не уехал отсюда.

— Наслышан о нем. Тот рейн, он выживет?

— Деревенский староста? Не знаю. Удача улыбнулась, за мной на удивление вовремя послали. По — хорошему, надо осмотреть его завтра, но…

Завтра весь день проведет под замком под домашним арестом, когда ОН будет уже далеко отсюда…

— Разве переворот ри Грея не даровал равные права, открывая возможность учиться женщинам и мужчинам, не глядя на сословия и чины? Я могу, понимаешь? Чувствую, что способна заниматься врачеванием, но связана по рукам и ногам. Хочется расправить крылья, а их обрубают. Теория важна, но и практика необходима.

— Понимаю.

Захватом притянул крепче, сжимая в тугих, железных тисках, вызывая волну неадекватного порыва бросится на шею и рассказать, что жила все эти годы, только им и для него, деля существование на «до» и «после». Поведать застрявшие на шаткой границе сна и яви переживания той еще девочки, прочувствовать и прожить снова, удерживая себя в нужном тонусе, не смотря на новое вскрытие едва зарубцевавшихся ран. Однако, вопросы получились совсем иными.

— Куда везут зерно, изъятое из деревенских амбаров? А золото, добытое на Ледяных сопках? Император готовится к новой войне? Свободные земли? Бриарр, да? Почему нет целителей, почему знахарок причисляют к ведунам? Планомерное уничтожение граждан Истерроса или закономерная случайность? Так много вопросов, и я уже отчаялась услышать хоть сколько — нибудь внятные ответы.

— Лейя, не здесь и не сейчас…

"А когда?"

— Нас могут услышать.

— Разумеется.

Закрыть глаза, разнежится на широкой груди, уловить ее тепло и ровный стук сердца.

Разомлев, успокоилась, и расслабленно прислонилась к упругому телу, ощущая даже сквозь кожаные доспехи стальные бугры мышц. Едва хватало сил сидеть и говорить вполне сдержанным голосом более — менее понятными фразами.

Разве можно так остро чувствовать того, с кем не виделась кучу лет? Лейе захотелось отмотать назад, выбрать несколько дней и задержаться в них на целую вечность. Поверить, что чудеса все — таки существуют, что любовь жива, пускай лишь в одном ее истерзанном сердце.

— Помнишь, как семь лет назад, почти дети, вот так же сидели на грязной скамейке в лесной сторожке, прячась от дождя?

Блестящая морская гладь вновь коснулась осколков желтого янтаря, купая их в свежей, живительной влаге.

— Я помню все, все дни, проведенные в крепости Сноуфорст. Это была моя единственная поездка с отцом за пределы Таласса и его окрестностей, — печально хмыкнул о'Майли.

— ТЫ. МОЯ. ПЕРВАЯ. ЛЮБОВЬ, девушка с лучистыми глазами. — Плавный, обволакивающий шепот прямо в разгоряченное ушко заставил вздрогнуть и хватать воздух ртом, вызывая порыв погрузиться в пьянящий огонь, утопать в ласкающих мазках голоса и желать погасить вожделеющий жар влажным бархатом его языка. Беззаботно парить крохотной, беззащитной птичкой, и резко рухнуть с недосягаемой высоты в огромные ладони опытного птицелова. Пряди ее волос мягко скользнули по его губам.

Все вернулось! Первую любовь забыть нельзя — неоспоримая, священная истина. Тем более, когда она так бесцеремонно и неожиданно вторгается в реальность, напоминая о себе снова. Чувства не исчезли, стали ярче распаляя новое пламя до размера бесконечного пространства.

Отблески свечи качаясь и гуляя, очерчивали фактуру густых волос и выразительный мужской профиль. Легкие до головокружения наполнял тончайший запах его тела, пробивающегося через запах одежды. Сколько сидели так, не разрывая контакта рук? Большой палец огромной кисти очерчивал замысловатые узоры на девичьей ладони, гоняя по кругу будоражащие волны пожара и великого удовольствия. Прикрыв веки, едва не мурлыкала, как пригревшаяся кошечка в объятьях отзывчивого хозяина. Пусть мгновение остановится, сейчас плевать на Роан и запреты отца, даже староста уплыл в запредельную пустоту, как несущественное приложение к суете повседневного быта.

Уютное уединение уродливо порвал дребезжащий голос старухи.

— Простите, эйр Фейрл, — покашляла она, замерев на пороге. — Там всадник из крепости, требует девушку. Просят поторопиться пока утихла вьюга.

Лейя медленно повернула голову.

— Передайте сейчас иду.

Поскрипывая половицами хозяйка послушно исчезла в темном проеме.

— Бран, я должна идти. Отец прислал, меня уже хватились, — сказала она последний раз любуясь косыми лучами приглушенного света на лике мужчины.

Обоюдный тяжелый вздох и едкая горечь от разжатых пальцев. Источник тепла, снабжающий тело сладкой негой и режущими судорогами исчез, оставляя зияющие дыры. В полутьме леденящим серебром сверкала зловещая эмблема Роана.

— Хорошо, будь осторожна. Береги себя, — мягкое, почти осязаемое скольжение двух бликующих солнечных камней с темно — медовой крапиной в черной окантовке радужки по силуэту отстранившейся девушки, спешно застегивающей полушубок.

— Ты еще вернешься на Север? — приглушенный всхлип с нотками едва сдерживаемого разочарования.

Он исчезнет, а она останется прикованная железными цепями к серым скалам любимого проклятого мыса, к крепости, затерянной на задворках империи, забытая и одинокая, потому что чудес не бывает, привязанности обрывает ноющая пустота вязкой бездны бесконечного бытия.

Бастард встал и подошел ближе, остановившись почти впритык у самого дверного проема, где прислонилась девушка.

— Ничего не могу обещать, Лейя. Теперь я — тень. Человек с чужим именем и стертой биографией. Я просто не существую, — горячая тональность сиплого голоса, от природы неспособного выдавать ложь. Как она любила его серьезность, без кривляний, ужимок, подколов!

— Бранндон, я… — взгляд остановился на плотно сомкнутых упругих губах и плавной линии легкой небритости усиков и подбородка, так гармонирующей с оттенком его кожи. Идеальный образ от которого переклинило, сбивая дыхание, ослепляя и оглушая изнутри всполохами — толчками палящего зноя.

— Что, Лейя?

И правда — что? Попросить написать ей на мыс? Признаться, в чувствах без уверенности в наличии ответных? Прыжок с обрыва в пропасть неуместен и глуп. Зачем? Он ведь только что четко сказал, что ничего обещать не может.

— До встречи!

— Стой!

Снова разворот и полшага навстречу. Уйти от него невозможно. Ни тогда, ни сейчас.

— Да?

— Станешь путеводной звездой в моих походах?

О! Романтика, но это может означать? Слова доносятся из уст закаленного воина, что ругаются бранью и насилуют любую добычу женского пола, не задумываясь вспарывая глотки в процессе самого акта.

— Вообще — то ты всегда ею была, — поясняет он чуть смущенно, но искренне. Дрогнули густые ресницы и веки опустились, прикрывая напряжение в золотисто — медовых глазах. — Останешься?

— Да. И никогда не сомневайся в обратном, если тебе поможет.

Последний мазок бирюзы по статной фигуре и уверенный шаг, разрывающий контур замкнутого круга их раскаленного пространства в темный провал коридора.

Плотные сумерки сгустились под куполом чернильного неба. Метель утихла, но в душе разразилась настоящая буря, похлеще разъяренного зверя морской стихии. Мысли превращались в кисель. События вечера, ворвавшиеся ураганом в ее скромную обитель, взрывали карусель эмоций. Кровь бурлила в жилах, словно под давлением крепчайшего хмеля, или длительного нахождения у самого края конечной черты огнедышащего вулкана, затягивающего, засасывающего в бездонное жерло, угрожая спалить ее плоть, не оставляя пепла.

Ледяной воздух резанул по кипящей коже головы, пронзая до самых корней волос на макушке, окутал щеки, прогоняя дурман и возвращая с небес на землю. Плотно клубящийся пар изо рта подтверждал факт нешуточно — крепкого мороза.

Зачем он пришел? Напомнил о себе, разбередил подзавившие старые шрамы, выставляя наружу ее уязвимость? Оплаканный и упокоенный мертвец снова теплый и дышит! Как вытравить предательский приступ рыдания то ли от счастья, что живой, то ли от боли, что вы все равно не будете вместе? Вместе с ним? С призраком, родом из детской мечты?

— Платок одень.

На обочине дороги возле Встречной суетилась высокая фигура в плаще мохнатой шапке, роняя обрывки фраз.

— Лейя, ты слышишь? — Фальк внимательно смотрел в упор на неподвижно застывшую, потерявшуюся в реальности девушку. Медленно подошел и заботливо покрыл платком ее голову. — Плакала?

Воспаленные глаза выдавали растерянное состояние, но признаваться о тайне случившееся в избе? Эта встреча — сокровище, которое надо непременно скрыть на полках тайников ее истерзанных глубин.

— Что?

Рыжий покачал головой, недовольно цокая языком на рассеянность девушки.

— Оглохла? У твоей кобылы лопнула подпруга! Берин запрягал? Совсем не смотрит.

— Вот дерьмо! — вскрикнула Лейя, наконец осознав во что вляпалась

Почему ее нашел именно он? Да еще седло вышло из строя! Стоя по колена в снегу мечник дотошно осматривал Встречную, дергая за ремни и пряжки, скрупулезно проверяя их на прочность.

— Смотри. Порвалась изнутри по более слабому месту. Здесь надрыв.

— Стропа цела?

— Естественно нет. Поедем вместе, — отрезал он.

— Надо вернуться во двор и попросить перепрячь мою кобылу, — предложила девушка.

— Исключено! Сколько времени потеряем!

— Значит, пойду пешком, — огрызнулась она, поворачиваясь спиной. Близость Фалька напрягала, раздражала и выбивала из равновесия. На контрасте с о'Майли хоть волком вой!

— Не кочевряжься, не злись и не нервничай. Кельвин с патрулем объезжают деревни и к счастью проскакали мимо, но могут в любой момент вернуться и догадаться, где именно я тебя нашел и чем ты здесь занималась! — глумился он, отчитывая девушку. — Поздно! Думаешь приятно рыскать по темени и холоду в поисках беглянки? Весь гарнизон не спит, а на стоит ушах из-за глупости одной пустоголовой дурехи!

Поколебавшись, пришлось уступить. Плохо, отец вернулся и он в ярости, не застав ее дома. Лейя нехотя забралась на лошадь. Пристегнув поводья Встречной к своему жеребцу, мечник сел сзади придвинувшись впритык окружая со всех сторон плотным кольцом рук.

Вывернули на обнесенную метелью дорогу по направлению к мысу, перейдя на медленную рысь, чередуя с обычным шагом из-за высоких сугробов. Миновали подлесок. Показалась степь — холодная пустыня, полная тьмы, только звезды тускло горели на самом краю горизонта. Снег скрипел под копытами, к счастью ветер повернул, дуя в спину, а не в лицо, но пальцы мерзли даже сквозь рукавицы.

— Ты не скажешь, что нашел меня в Ийнарре? — уточнила она, не веря, что все пройдет гладко. Человек, похитивший ее сердце остался где-то позади, а она тут, с этим пустозвоном, способным ради похоти на разные подлости, вроде шантажа, готовилась выслушивать гадости и ожидать в любую минуту подвоха.

— Кроме меня никто не знает, но решение зависит от тебя, Лейя.

Вот он, грязный намек! Дыхание Фалька стало сбивчивым и не морозный воздух являлся тому причиной. Она почти ощущала, как он подозрительно напряжен, практически уверенная в трении его проклятой эрекции об ее полушубок. Ублюдок!

— Отец хорошенько всыплет по пятой точке! Я бы тоже с удовольствием приложил руку и оставил след на шикарной кремовой коже, — усмехаясь, издевался он, склоняясь ближе к ее плечу.

— Не прижимайся! — девушка поерзала, но бесполезно. Вопреки сопротивлению, мечник придвинулся еще ближе, отыгрываясь на ее беззащитном, безвыходным положении. — Как ты меня нашел? Следил? Припугнул дежурных в дозоре?

— Предпочитаю не раскрывать секреты. Еще спасибо скажешь, — подмигнул он.

Шайна Сойлер отвернулась от лукавых бесцветных глаз, и стала смотреть на дорогу.

— Нашла, куда срываться, спасать. Кого? — ворчал Фальк. — Сброд. Вонючее отребья. Жалкое подобие людей, животных не достойных даже плевка в их сторону. Они сдадут тебя роанцам при первом летальном исходе, обвинят в злом умысле и выставят крайней! Подлость у них от природы в крови. Не моются, смердят как покойники. Сколько домов обошел пока нашел нужный, заглядывал внутрь и в каждом нос прошибало от спертого зловония. Лошадей подъели, скоро начнут жрать собак и кошек, а потом людей!

— Их жизнь — неустанный труд и борьба с нищетой и голодом! Бани разобрали на дрова еще ранней весной. В деревне остались подростки и мужчины — инвалиды: такова цена присоединения к Истерросу новой провинции. Кстати, а почему отважный чистюля Питер таал Фальк, не принял участие в Валлийской компании?

Прямой вопрос вызывал неловкость и ввел на мгновение в ступор. Тяжело вздохнул, закрыл глаза и еле слышно прошептал.

— Я долго восстанавливался после сражений на Юге.

— Ну — ну! Судачили, что тебя пырнули ножом в пьяной потасовке возле трактира на площади Радости.

Рыжий возмутился, делая рывок за поводья.

— Я прикрыл грудью принца!

— Браво! — Лейя хохотнула и прихлопнула в ладоши, оценивая смелый поступок. — Признайся, вы перебрали шираса! За эту историю тебя и сослали сюда.

— Ложь!

Похоже, девушка задела за живое. Отработанный прием: лучшая защита — нападение.

— Дочь лорда, а ведешь себя безрассудно, очертя голову кидаешься невесть куда, — зло продолжил он, меняя тему. — Хочешь повторить участь матери?

Навязчивая забота бесила невероятно.

— Вот только мать не приплетай!

— Если примешь мое предложение я скажу эйру Сойлеру, что настиг тебя на дороге из Астры. Мы спрячем сумку с лекарствами. Зароем в снегу и позже ты получишь ее в целости и сохранности со всеми склянками и инструментами.

— Лучше приму наказание.

Лейю поражали новые уловки, казалось их припрятано неисчерпаемое количество в его запазухах.

— Назови свои условия. Любые, все что угодно.

— Эй! Совсем рехнулся? Что тебе даст моя благосклонность? Объясни свою настойчивость, зацикленный придурок! Ты заключил пари? Попытка самоутвердиться в своей неотразимости, повысить самооценку, чтобы позже хвастать перед сослуживцами, что поимел дочь начальника крепости?

Фальк замер, нахмурил брови, желваки заиграли на скулах. Потоки злости сочились из каждой поры его кожи.

— Какое низкое мнение! Я не собирался хвастать и нет никакого пари. Во — первых, ты мне действительно нравишься, — нехотя объяснял он, — плюс для тебя — прекрасный опыт и новые ощущения, а для меня — яркое воспоминание о службе на Севере. Правда, я ведь ни разу не ездил в деревню по выходным, хотя свободного времени по воскресеньям давали достаточно, чтобы охмурить, а при необходимости купить внимание любой приглянувшейся девки! Просто побрезговал. Лейя, я крайне разборчив.

— Питер?

— Что, сладкая? — проворковал он, уткнувшись носом в затылок девушки.

— Признайся, это ты — отец ребенка рейны Алиры Штейн?

Фальк аж взвизгнул от высказанного подозрения, кинулся отстаивать свою репутацию.

— Не говори глупостей, у меня нет бастардов! Прачка Штейн и, к слову, дочка нового лекаря по имени Амина не интересуют ни капельки, не возбуждают, как ты.

Мечник не унимался.

— Я готов сделать больше — подключить отца, самого принца, если потребуется. Все вместе мы уговорим лорда Бейли дать конкретный ответ о судьбе твоей матери. Но…решение мне нужно сейчас.

— Спасибо за откровенность, но нет…

— Если ты не захочешь, я могу не входить внутрь, обойдемся взаимными ласками.

Дважды ублюдок!

Как же он надоел, нашептывая на разные лады отвлекающие бредни, накручивая похлеще любого интригана — заговорщика!

— Нет, я не хочу этой сделки. Не хочу тебя, и всех твоих милостей… Мозгами тронулся? Какую часть из сказанного мною ты не понял? Что именно я должна повторить еще раз? Я.ТЕБЯ. НЕ.ХОЧУ. Теперь дошло?

— С упрямством ослицы оплакиваешь своего мертвеца? — ядовито подметил он, но промахнулся.

— Герои не умирают. И мы уже ты-ся-чу раз говорили на эту тему.

«ТЫ. МОЯ. ПЕРВАЯ. ЛЮБОВЬ, девушка с лучистыми глазами». Губы шайны Сойлер мечтательно растянулись, что не укрылось от ее спутника.

По снежному насту скользящей змейкой стелилась поземка, а справа, сквозь темноту, проступал зубчатый контур высоких сопок. Вдалеке показались серые стены замка над черной полоской моря, раскачивающему прибившиеся к берегу корки льда. Сердце тревожно сжалось от предчувствия беды и скорой отцовской расправы. Пусть так, чем навязанная близость с этим… «таалом», что б он провалился! С чего он взял, что все должны падать к его ногам?

— Значит, отказываешь во всех предложенных мной вариантах? — прервал молчание он. — Вдобавок улыбаешься, Лейя? Я что — пацан сопливый? Мальчик на побегушках, над которым позволено издеваться? Что здесь смешного, не понял?

— Разве это я издеваюсь или шантажирую? Строить из себя покладистую дурочку не в моих правилах. Считай сумасшедшей, говори что угодно и кому угодно. Надоело! Еще слово, и я воткну в твое горло стальной хирургический нож! Проверим насколько он острый! Может, так ты закроешь рот!!!

Нет. Тупоголового болвана ничем не проймешь. Даже бровью не повел.

— Я желал бы проверить кое — что другое. — Фальк тяжело вздохнул, принимая очередное поражение. — Что ж. Выбор сделан! Мне жаль, Кристофер сдерет с тебя три шкуры. Я правда пытался помочь, и сделал все что мог. Нашел раньше других в зловонной выгребной яме, в целости и сохранности доставил в крепость, готов скрыть остальные проступки, допущенные тобой. И взамен никакой благодарности. — Подытожил он спрыгивая с черного жеребца, уже на территории гарнизона.

Бескорыстная помощь? Все умышленно, тщательно спланировано и устроено в угоду своим низменным страстям и никак иначе.

— Ну, и не приезжал бы! В гробу я видала такую помощь. Святые лики, как же я тебя ненавижу!!!