Она оставила рыдающих, мокрых, съежившихся детей, когда помогала Алану выловить Хью и Родерика из ледяных объятий моря. Родерик казался слабым и безжизненным — его зеленые глаза прятались под лиловыми веками, на землисто-белом лице выделялись посиневшие губы.
Как они подняли его на утес, Микаэла не могла вспомнить. Но когда они положили его на замерзшую, мертвую траву, когда Хью упал рядом с ним, горька плача, хрипя, кашляя и растирая грудь друга, Микаэла могла только молча смотреть на действия Хью.
— Папа! — услышала она слабый крик Лео у себя за спиной и успокаивающий, дрожащий голос Элизабет:
— Нет, милый. Нет, Лео, оставайся здесь, со мной. Вот хороший мальчик.
Родерик был мертв.
— Рик! — Хью сжал огромное тело друга и придвинул к себе. Рука Родерика безжизненно упала на землю, и Хью принялся безжалостно колотить его по спине: — Плюй же, ты, упрямый сукин сын, плюй! Рик!
Алан лишь беспомощно смотрел вниз. Он медленно повернул голову к Микаэле.
— Его нога… — растерянно проговорил он. — Я… я не мог представить этого.
Микаэла лишь кивнула головой, прижала костяшки пальцев к распухшим, пораненным губам и закачалась на коленях. Она подползла к Родерику, положила ладонь на его холодную, жесткую щеку. Казалось, что мускулы его подбородка были напряжены, зубы сжаты. Хью плакал, его хриплые рыдания вырывались с каждым ударом по спине Родерика.
Микаэла взяла Родерика пальцами за подбородок и потянула вниз. Его рот раскрылся.
— Да, — выдохнул Хью. — Да суньте туда палец — расширьте рот!
Она так и сделала, и через несколько секунд огромная порция тепловатой липкой воды вырвалась из Родерика. Его грудь вздымалась, живот склонился в сторону и задрожал, когда его легкие боролись за возможность вздохнуть.
Затем он начал давиться, ловя воздух, и кашлять. Его тело судорожно дергалось и изгибалось.
Наконец он стал дышать. Оба, Микаэла и Хью, склонились над ним, Хью старался поднять его, чтобы он прислонился к нему спиной, одной рукой обнимая его за шею, другой поддерживая за грудь. Глаза Хью были закрыты, и он прислонился щекой к лицу друга, из глаз его лились слезы. Хью, сотрясаясь от рыданий, целовал Родерика в щеку, в мокрые волосы на висках, в ухо.
Микаэла схватила холодные, как у трупа, руки Родерика в свои ладони и пристально вгляделась в его лицо.
— Родерик, любовь моя, ты слышишь меня? Открой глаза, Родерик, посмотри на меня! Ты справился — ты спас нас всех! Меня, Лео и Элизабет — мы теперь в безопасности.
Грудь вздымалась, и из горла вырывался хрип, словно в память о соленой морской воде.
Вода изо рта пролетела мимо Микаэлы, а Лео бросился к отцу и Хью с криком:
— Папа! Папа! Все холосо? Папа! — Маленькие ручки обхватили лицо Родерика, тормоша и пощипывая осунувшиеся щеки. — Папа! Ставай! Это Эо!
Веки Родерика задрожали и приоткрылись, взгляд был тусклый и серый в ночи.
— Папа любит тебя, Лео, — прохрипел Родерик.
У Микаэлы наконец вырвалось долго сдерживаемое рыдание, и она закрыла лицо руками. Родерик с трудом поднял руку и привлек Лео к себе.
— Эо убит папу! — сказал малыш, уткнувшись в промокшую тунику Родерика.
К Микаэле приблизился Алан. Она подняла голову и увидела, как здоровой рукой он обнимает Элизабет. Лицо девочки пряталось у него на боку, плечики вздрагивали.
— Я возвращаюсь в Шербон и пришлю экипаж для его светлости, — торжественно сообщил Алан. — Я возьму с собой детей, если не возражаете.
— Не иду! — закричал Лео и крепче прижался к Родерику. Его истерический плач перешел в кашель.
— Все в порядке, Лео, — прохрипел Родерик. — Отправляйся с лордом Аланом в замок. Я приду вслед за тобой.
— Нет, папа! Эо остася…
Родерик слегка отстранил от себя мальчика и посмотрел ему в глаза:
— Я обещаю, Лео. Ступай переоденься и съешь бисквит, сегодня ты будешь спать вместе со мной и леди Ми-каэлой.
Лео кашлянул и шмыгнул носом.
— С вами двумями?
Родерик слабо кивнул и постарался улыбнуться. Лео глубоко, со свистом вздохнул.
— Холосо, папа. — Он спустился с колена Родерика, встал и обнял Микаэлу. — Эди Микэ-а идет тоже?
— Да, Лео, конечно, я иду.
Мальчик затих, потом прошептал на ухо Микаэле:
— Эо говоит «мама». Холосо?
Микаэла думала, что у нее разорвется сердце.
— Я очень-очень хочу этого, — призналась она, прижимая к себе малыша.
Лео поцеловал ее в щеку.
— Холосо, мама. — Потом он встал и протянул ручки к Алану — жест полного доверия. — ^ Эо готов.
Элизабет отпустила отца, и Алан неловко, но не колеблясь обнял Лео.
— Спасибо, Торнфилд, — поблагодарил Родерик кузена.
Алан взглянул на лежавшего на земле Родерика, и его подбородок дрогнул. Он опустился на одно колено и припал к земле в знак признательности, здоровой рукой крепко держа Лео за спину.
— Это большая честь для меня.
Элизабет протянула руку Микаэле, та взяла ее, и они обменялись улыбками.
— Увидимся в Шербоне, — сказала девочка, и в ее голосе Микаэла услышала взрослые нотки, которых не было прежде.
Микаэла кивнула, сжала ее пальцы, прежде чем отпустить, и наблюдала за мужчиной и детьми, пока те не скрылись из виду.
— Я люблю тебя, Микаэла, — прошептал Родерик. — Очень люблю. Пожалуйста, прости меня за то, что я вел себя как последний дурак!
Микаэла покачала головой, затем коснулась губами губ Родерика, тонкая линия шрама была ей теперь так знакома и очень дорога.
— Я полюбила тебя с того самого момента, как увидела твое прекрасное лицо.
Он снова поцеловал ее, не с жаром возлюбленного, а с чувством, превосходящим страсть. Со страстью, которая не нуждается в словесных заверениях или клятвах в вечной любви. В том поцелуе их сердца говорили друг с другом без слов, вечность подразумевалась и покорно принималась.
Наконец Родерик оторвался от нее и повернулся к Хью. И Микаэла, и Родерик были многим обязаны Хью Гилберту…
— Ну вот, ты опять сделал это, — сказал Родерик. Хью судорожно сглотнул и попытался улыбнуться. Но это ему удалось лишь наполовину.
— Что именно я сделал, Рик?
— Ты спас мне жизнь. Это уже во второй раз, Хью.
— Похоже, это весьма раздражающая привычка, не так ли? — Хью взял руку Родерика выше локтя, но Родерик потянул друга к себе и обнял.
— Ты самый верный друг из всех, кого я знал, Хью. Я люблю тебя больше, чем любил бы брата.
Поверх плеча Родерика Микаэла увидела, что Хью крепко зажмурился, а из глаз потекли слезы.
— Так же и я тебя, никогда не забывай об этом. Хью поднялся.
— Мне пора, — сказал он. — Торнфилду нужна помощь и… — Он не договорил. — С вами все будет в порядке, Рик? — Он повернулся к Микаэле: — Мисс Форчун?
— Иди, Хью. Обсохни и выпей, сколько пожелаешь. Мы вскоре последуем за тобой, — сказал Родерик, Микаэла кивнула.
Хью подошел к Микаэле, взял ее руки в свои.
— Хорошо, тогда я ухожу, — сказал он громко. Это нарочно, подумала Микаэла, но когда посмотрела в глаза Хью, все поняла.
— Не надо, Хью, — прошептала она. Ей было невыносимо видеть выражение лица Хью, и на глаза ей навернулись слезы.
— Позаботьтесь о них обоих, мисс Форчун, — тихо попросил Хью. — Я оставляю их на ваше попечение — двоих самых дорогих мне людей.
— Хью, пожалуйста, что я скажу ему?
— Не говорите ничего. Я предпочту, чтобы он возненавидел меня, думая, что я просто покинул Шербон из-за создаваемых ими обоими проблем, чем презирал меня за правду. — Хью провел пальцем по губам Микаэлы и поцеловал ее.
Микаэла ответила на его поцелуй, взяв в ладони его усатое лицо. Они медленно отступили друг от друга, на лице Хью появилась печальная улыбка.
— Думаю, что тебя преследует достаточно юбок, так что не приставай к моей нареченной, Хью.
— Ты прав, Рик. — Хью постарался улыбнуться повеселее. — Но знаешь, я ничего не мог с собой поделать. Кто знает, может быть, мисс Форчун убежит со мной.
Родерик рассмеялся:
— Да уж — она получит очаровательный титул: «Мисс Форчун, леди Ничтожество»!
— Ну что ж. — Хью пошел задом, словно не мог оторвать глаз от Родерика — словно желая смотреть на него как можно дольше. Он беззаботно помахал им: — Я ушел. Заботьтесь о себе, вы, двое.
Родерик помахал в ответ:
— Увидимся в зале, Хью.
Хью улыбнулся Микаэле — улыбка была искренней и душераздирающе красивой. Ее пальцы были прижаты к губам, так что она просто протянула руку в его сторону.
— Прощайте, Хью, — прошептала она так тихо, что ее мог услышать разве что Господь Бог.
Хью скрылся в темной ночи.
— Иди сюда, женщина, согрей меня, — раздался голос Родерика, — у меня зуб на зуб не попадает.
Микаэла с улыбкой повернулась к нему, села рядом и крепко обняла. Казалось, что они сидели вот так, обнявшись, очень долго. Микаэла открыла было рот, чтобы спросить о его ушибах, но приближающийся стук копыт остановил ее.
Родерик и Микаэла встревожились.
— Торнфилд вряд ли послал бы всадников…
— Я… я не знаю… — начала Микаэла.
Но стук копыт звучал совсем не так, как у домашних животных, — они ржали, как стада дикихжеребцов и мощных боевых коней. Казалось, их были тысячи, и земля дрожала под их седоками.
Затем, как будто на крыльях морского ветра, на них налетел вой, голоса сотни гончих, голодных и ищущих, словно они примчались из ночных кошмаров Микаэлы в реальную жизнь.
— Нет, — выдохнула Микаэла. Они с Родериком были счастливы, но их счастью грозила опасность.
Был канун Рождества.
И Охотник наконец вернулся за Микаэлой.