Пробуждение любви

Глава 3

Пять месяцев спустя

Торнфилд-Мэнор

— Милорд, леди Джульетта из Оспри!

При этом сообщении Микаэла и-Элизабет повернули головки друг к другу с одинаковым выражением ужаса и неприязни на лицах. Затем тихо захихикали, снова вернувшись к еде.

Женщина ворвалась в столовую, прервав ужин жестким стуком каблуков и шелестом юбок.

— Лорд Торнфилд, мои извинения за то, что ворвалась в ваш дом без предупреждения, но я чувствовала, что должна немедленно приехать к вам! — Она остановилась перед возвышением с обеденным столом, задыхаясь, потом, сладко улыбаясь, присела в реверансе перед Элизабет: — Моя дорогая.

С противоположного конца стола от Элизабет и слева от Микаэлы поднялся лорд Алан, вытирая усы салфеткой.

— Леди Джульетта, мы всегда рады приветствовать вас в Торнфилд-Мэноре. Скажите, в чем причина вашего волнения?

Джульетта издала глубокий, драматический вздох и протянула вперед руку с зажатым в кулаке куском пергамента. Слуга взял из руки леди пергамент и передал Алану, который, стоя, развернул его с заинтригованным выражением на красивом добром лице и молча прочел.

Микаэла и Элизабет тайком обменялись взглядами.

Темноволосая женщина прошлась вдоль стола.

— Мисс Форчун, — наконец узнала она Микаэлу. — Надеюсь, вы получаете удовольствие от вашего приза?

Микаэла чуть было не утратила присущее ей чувство юмора при напоминании о честно выигранном призе. Джульетта сдержала слово и прислала зеленое бархатное платье в дом Форчунов, но когда Микаэла открыла сверток, платье представляло собой кучу полос, юбка и лиф были разрезаны по швам острым ножом.

— О да, я очень довольна, леди Джульетта, — подтвердила Микаэла и продолжила, понизив голое до шепота: — Да, как раз сегодня утром я думала о том, каким мягким оно ощущается на голой заднице.

Алан Торнфилд издал короткий, недоверчивый смешок и поднял глаза от послания:

— Глазам своим не верю. Как вы получили это, миледи?

— Его привез в Оспри посланец из Шербонав прошлом месяце, — сообщила Джульетта, снова приблизившись к лорду Алану. — Уверяю вас, что это правда, — я только что из Шербона и могу подтвердить истинность этого пергамента.

Микаэла увидела, как одна благородная, словно выточенная бровь Алана насмешливо поднялась.

Джульетта поежилась и покраснела.

— Разумеется, только чтобы увидеть, правда ли это. И это оказалось правдой.

— Я знал, что он пытался… Но это не важно, — мягко закончил Алан, осторожно свертывая послание и пряча его за ремень. — Уверен, что узнаю гораздо больше в результате вашего визита. — Он повернулся и взглянул на дочь и Микаэлу: — Извините меня, леди. Я вернусь до того, как ты уснешь, Элизабет.

— Милорд, — произнесла Микаэла, наблюдая с тоской в глазах, как он уходит. Он был так красив. И любезен — иначе дал ли бы он аудиенцию этой отвратительной леди Джульетте во время еды? Олицетворение благородства, и до чего же он красив…

Элизабет больно ткнула ее локтем под ребра.

— Ох! Озорница, — прошептала в ответ девушка и ущипнула соседку за предплечье.

Элизабет улыбнулась и указала кивком в сторону уходившего отца. Она пожала плечами и удивленно подняла брови, в этот момент девочка так была похожа на Алана.

— Не имею ни малейшего представления, — ответила Микаэла.

Элизабет отодвинула тарелку, словно внезапное появление леди Джульетты лишило ее аппетита.

Микаэла не могла не согласиться и бросила нож и вилку в собственную тарелку. Тут же появился слуга, чтобы унести остатки трапезы, и Микаэла еще раз поразилась своему новому положению в Торнфилд-Мэноре. Хотя Форчуны, разумеется, нанимали слуг, но они были немногочисленными и горстка людей выполняла великое множество обязанностей. Бывали времена, когда Микаэла сама убирала со стола посуду после трапез и относила ее на кухню. Она сама убирала свою комнату и нередко помогала со стиркой. В доме Форчунов у нее не было своей горничной.

В Торнфилд-Мэноре же у нее их было две. И ее нога не ступала на кухню или в прачечную с того момента, как она переехала сюда. Здесь они часто ели мясо. На втором этаже рядом со спальнями была даже гардеробная. Иногда она опасалась, не сделает ли ее такая богатая жизнь ленивой и пассивной, впрочем, ее это не очень заботило. Кожа у нее на руках сделалась мягкой и гладкой, никто здесь не осмеливался злословить о ней — это было распоряжение самого лорда. Исключение составляли случаи, когда наносила визит леди Джульетта, но что мог мягкий лорд Алан сделать с такой злобной особой, которая не находилась в его власти?

Этот красивый, любезный, благородный человек…

— Что мы будем делать, пока не вернется твой отец, а ты отправишься спать? — спросила Микаэла даже появление леди Джульетты не смогло поколебать ее состояние удовлетворенности своей жизнью в усадьбе.

Когда девушки направлялись к креслам у большого очага, Элизабет жестами, уже знакомыми Микаэле, попросила ее спеть, но Микаэла покачала головой, глядя в ту сторону, куда удалился лорд Алан с самой ужасной певицей в округе. У нее не было желания ухудшать и без того натянутые отношения между ней и леди Джульеттой.

— Не сегодня, Элизабет.

Элизабет согнула руки и похлопала локтями, словно крыльями.

— Я не цыпленок, — запротестовала Микаэла, снова ласково ущипнув девочку, прежде чем опуститься в обитое бархатом кресло, миниатюрную копию кресла Алана, раньше принадлежавшее экономке, которое он отдал в распоряжение Микаэлы.

Она нашла его очень удобным.

— А как насчет сказки? — предложила Микаэла. — Басни? А может быть, истории из Библии — ты давно уже не слушала о Данииле во рву львином.

Элизабет покачала головой, затем указала на Микаэлу и сделала движение, словно натягивала тетиву лука. Микаэла застонала:

— О, только не эти глупости!

Элизабет сложила руки на груди и похлопала длинными густыми ресницами.

— Ну хорошо. Такая глупость, право. Придвинь свое кресло поближе, так чтобы мне не пришлось кричать. — Когда Элизабет сделала то, о чем просила Микаэла, последняя начала историю, некогда рассказанную ей матерью, — девочка слышала ее уже раз десять за последние пять месяцев. — Был канун Рождества, — начала Микаэла, — трудно себе это представить, но мои родители поссорились. Об отце говорили, что одно время он был очень жестким человеком, и опять-таки, я знаю, в это очень трудно поверить, — добавила рассказчица в ответ на ожидаемый скептический взгляд девочки. — В ту ночь он сильно выпил и развлекал группу буйных солдат в огромном зале — как сказала мама, они кричали, били посуду, вели себя из рук вон плохо. В то время она носила меня под сердцем, и шум разбудил ее. Ну вот. Она решила, что по горло сыта весельем мужа, и пошла в зал — попросить его пожелать гостям спокойной ночи и выпроводить их из дома. Войдя в зал, мама увидела, что они загнали кроткого, смиренного монаха в угол возле очага и использовали его как цель, бросая в него кости, объедки и осколки посуды. Конечно, она немедленно освободила монаха, подбежав к нему и встав рядом, — за ее сострадание в нее тут же угодила наполовину обглоданная нога барашка — и строго потребовала, чтобы гости отца немедленно удалились. Она сказала гостям, что им должно быть стыдно обращаться подобным образом с Божьим человеком, и что если все они не будут вести себя прилично, то непременно попадут в ад, к Охотнику. Ну вот, моему отцу не понравилось, что ему приказывают в его собственном доме и угрожают тем, что он считал предрассудком и бабьей болтовней, и это его жена, — итак, он сказал моей матери, что если ей не нравится, как он развлекает гостей, то удалиться должна именно она.

Элизабет слушала затаив дыхание. Она кивнула, как бы говоря: «Продолжай, продолжай».

— Ну вот. На дворе стояла ночь. На ней был надет только пеньюар, и она лишь успела сунуть ноги в старенькие башмаки, чтобы появиться перед разошедшимися гостями и призвать их к порядку. Было очень холодно, снег снаружи завалил дверь, но она так рассердилась, что решила проучить отца и провести ночь в конюшне, где у пастушки было теплое, уютное гнездышко. Она попрощалась с отцом и ушла из дома. Не успела она Дойти до дороги, как услышала лай гончих и стук копыт. Глубоко веря в то, что Господь Бог защитит ее, мама не отступила, решив дойти до сути предания, которое так пугало всех в деревне. И вот всадники оказались рядом с ней, она не успела спрятаться.

Элизабет на мгновение закрыла глаза, потом в веселом возбуждении вновь посмотрела на Микаэлу.

— На следующее утро отец, хотя и почувствовал не- приятные последствия вчерашнего злоупотребления вином, отправился на поиски жены, не испытывая ни малейшего угрызения совести по поводу того, как обошелся с ней. Прежде всего он заглянул в конюшню, и хотя, по его собственным словам, он хватил накануне лишку, он знал, что это было единственное место, где мама и я будем в безопасности. Но пастушка сообщила, что не видела Агату с позавчерашнего дня и всю ночь не выходила из своей хижины, поскольку слышала лай гончих, даже укрывшись с головой, и боялась нечистого Охотника. Услышав это, отец: заволновался. Покинув пастушку, он начал думать, куда могла подеваться его беременная и так часто причиняющая ему беспокойство супруга, пока не нашел посреди дороги ее башмаки. Отпечатки маминых ног вели к тому месту, где лежал башмак, а затем… просто исчезли.

Микаэла рассказывала эту историю много раз с тех пор, как поселилась в Торнфилд-Мэноре, и никогда не приукрашивала версию, услышанную от матери, но именно на этом месте история отклонялась от первоначальной версии. Микаэла рассказывала правду, но опускала ту часть, где, как уверяла Агата, ее поднял с земли и посадил впереди себя на лошадь грозный воитель Охотник, а затем поднял ее в воздух.

В конце концов, это была детская сказка. Не было нужды пугать девочку деталями, которые, по мнению Микаэ-лы, похоже, содержали своего рода извращенную мораль. В свое время девушка сама потеряла сон из-за этой ужасной истории, пока не повзрослела. Тогда она поняла, что правда, а что, вероятнее всего, вымысел.

— Говорят, отец и соседи пару дней напролет искали следы моей мамы. На третий день отец пошел в деревенскую церковь и упал на колени, моля Господа Бога вернуть ему жену и еще не рожденного ребенка; Он горячо молился, обещая принять любое наказание, если его мольба будет услышана. Да, именно так. И именно в этот момент мама вошла в церковь, почти до смерти напугав отца. Она была цела и невредима, только почему-то босиком. И она сказала ему: «Уолтер, ты никогда больше не должен сражаться. Ты обязан посвятить жизнь Богу и быть его верным слугой, иначе у меня заберут и тебя, и будущего ребенка как наказание за твои грехи». На лице Элизабет застыл вопрос.

— Он так и поступил. Отец отпустил из деревни воинов, повесил собственное оружие на стену нашего зала и с тех пор заботился только о счастье жены.

Не желая, чтобы Микаэла пропустила хотя бы слово из рассказа, Элизабет указала на лиф платья девушки.

— Да, и это, я чуть было не забыла. — Однако Микаэла не забыла, ей просто не хотелось повторять одно и то же. Но все же она достала из выреза платья цепочку с маленьким кусочком металла, напоминавшим часть запонки от мужской сорочки, и показала ее Элизабет. Металл почернел от времени, истончился и согнулся, но не сломался. Раньше Микаэла думала, не был ли этот кусочек, женом кольчуги, а еще ее интересовало, как он соединялся с другими звеньями, поскольку был целым и на нем не было видно следов пайки. Но она никогда не спрашивала об этом. — Это была единственная вещь, которую мама принесла с собой после трехдневного отсутствия. Она всегда держала ее при себе, а затем, когда родилась я, повесила ее мне нашею. Когда я стала достаточно взрослой, чтобы начать понимать, она заставила меня поклясться, что я никогда не сниму эту цепочку, иначе Охот-пик вернется за мной.

Элизабет указала на Микаэлу, затем согнула указательные пальчики по обе стороны головки.

Микаэла закатила глаза:

— Да, вот, как говорят селяне, это и делает меня дьяволом. Теперь ты довольна?

Девочка кивнула с лукавой улыбкой.

— Отлично. — Микаэла взяла маленькую бледную ручку Элизабет и поднесла к губам. — Ты думаешь, что я — дьявол?

Девочка покачала головой и высвободила руку. Она обвела пальчиком свою макушку, затем похлопала руками около плеч.

— Ангел? Я? О, осмелюсь сказать, что это правильный ответ.

Элизабет снова изобразила ангела, затем начала вращать руки широкими кругами, после чего вывалилась из кресла, изобразив на лице удивление.

— Ах ты, маленькая!.. — закричала Микаэла, упала на девочку и принялась ее щекотать.

Их игру прервало мужское покашливание, и обе поглядели вверх. Над ними, улыбаясь, стоял Алан Торнфилд.

Микаэла почувствовала себя крайне униженной, увидев, как леди Джульетта самодовольно ухмыляется рядом с ним.

— Должна сказать, вы были правы, лорд Торнфилд, — сладким голосом произнесла Джульетта. — Мисс Форчун весьма веселая няня для Элизабет.

Девочка быстро поднялась с пола и вылетела из зала, оставив Микаэлу одну, пока та пыталась встать на ноги, но никак не могла ухватиться рукой за подлокотник кресла.

— Она отнюдь не няня Элизабет, леди Джульетта, — сказал Алан, и Микаэле показалось, что в его тоне прозвучало осуждение леди Джульетты. — Они… подруги.

— Друзья. Ну конечно, — согласилась Джульетта. — Как повезло Элизабет, что ее отец нашел для нее столь щедрого… друга!

Микаэла так сильно прикусила язык, что почувствовала вкус крови во рту. Она скорее откусила бы его, только бы не сказать что-то неприятное в присутствии лорда Торнфилда. Однако леди Джульетта продолжила:

— Мне очень не хочется покидать такую занимательную компанию, — процедила она, — но у меня слишком длинный путь до моего собственного очага. Спокойной ночи, милорд. Надеюсь, мой визит дал вам достаточно информации.

— Да, вы меня, несомненно, просветили. Я свяжусь с вами в ближайшее время. Спокойной ночи, леди Джульетта.

— Мисс Форчун.

Микаэла прикусила язык, когда Джульетта быстрым шагом покинула комнату.

Остались только Микаэла и лорд Торнфилд. Пламя очага освещало его. Его волосы, усы и кожа, казалось, были отлиты из драгоценного металла, хотя выражение его лица казалось напряженным и озабоченным.

Лорд Торнфилд подставил Микаэле локоть, она взяла его под руку. Для Микаэлы началась ее любимая часть дня.

— Аминь, — тихо произнес Алан и поцеловал Элизабет в макушку. Микаэла приблизилась к этой дорогой ей паре и тоже поцеловала девочку.

— Счастливых тебе сновидений, любовь моя, — сказала она и подошла к другому краю постели Элизабет, укрывая ее стеганым одеялом.

Элизабет послала обоим воздушный поцелуй, когда Алан уносил подсвечник из комнаты, пропустив вперед Микаэлу и тихо прикрыв за собой дверь.

Она испытывала теплое чувство удовлетворения, когда шла рядом с Аланом по коридору к своей комнате, вдвое большей, чем в ее родном доме. Микаэле нравилось представлять себя хозяйкой в Торнфилд-Мэноре, думать, что Элизабет — ее дочь, а красавец лорд Алан — муж. Она тяжело вздохнула, остановившись возле двери своей комнаты, готовая с неохотой пожелать доброй ночи своему спутнику.

— Леди Микаэла, — сказал Алан, прежде чем девушка успела заговорить. — Не будете ли вы так любезны уделить мне несколько минут, прежде чем удалитесь? Мне нужно с вами поговорить.

— Разумеется, милорд, — откликнулась Микаэла, у нее в желудке все трепетало в ожидании неотложной и важной новости, ради которой лорд Алан задержал ее после того, как его дочь легла спать.

— Это сугубо между нами. Не сочтете ли слишком неподобающим с моей стороны предложить вам поговорить в моей комнате?

Рука Микаэлы соскользнула с дверной ручки, и она врезалась — весьма сильно — в дверной косяк. Алан быстро подхватил девушку.

— С вами все в порядке?

— О да! — Она засмеялась. — Я… просто… У меня соскользнула рука, вот и все. — Она пожала плечами и почувствовала себя полной идиоткой. — Мы можем поговорить в любом месте, где пожелаете, милорд.

— Благодарю. Тогда пойдемте?

Микаэла последовала за ним дальше по коридору к его комнате и вошла внутрь, когда он широко распахнул перед ней дверь.

Любому, кто входил в это помещение, по внутреннему его убранству становилось ясно, что это покои лорда, — шторы цвета бургундского висели на большом окне, и того же цвета покрывало лежало на кровати, пара скамеечек, примостившихся возле маленького столика вдоль другой стены, была обтянута богатой тканью того же оттенка.

Вокруг стояло несколько безделушек, а великолепный бархат, казалось, источал запах кожи и мускуса. Но чуткий взгляд Микаэлы уловил немало признаков того, что здесь некогда обитала женщина — позолоченная щетка для волос на тумбочке, пара изысканно вышитых шлепанцев около разрисованного деревянного сундука, — и ее сердце дрогнуло от горько-сладкого чувства при виде этих предметов, которые бережно сохранил муж.

Ранее вечером слуги зажгли несколько канделябров, которые горели в ожидании, когда хозяин отойдет ко сну, и свечи потрескивали, храня свои собственные секреты.

— Пожалуйста, — пригласил лорд Алан, выдвигая для нее одну из скамеек и ставя подсвечник на маленький столик. — Простите, если я вел себя несколько… глупо. Леди не появлялись в этой комнате после…

— Я понимаю, — поспешила заверить его Микаэла, присаживаясь на скамеечку. К счастью, она без осложнений уместилась на обитом сиденье. — «Нет необходимости извиняться. Очаровательный, очаровательный человек…»

Лорд Алан присоединился к ней за столиком с мальчишеской улыбкой на лице.

— Вам известно, что леди Джульетта сегодня вечером нанесла мне визит.

— О, неужели мы должны сейчас говорить о леди Джульетте? — Этот крик-мольба вырвался у Микаэлы прежде, чем она смогла сдержать его. Лорд Алан чарующе улыбнулся. — Прошу меня извинить. Пожалуйста, продолжайте.

Казалось, Алан немного расслабился, затем вытащил из-за пояса кусок пергамента, который девушка видела раньше, и протянул ей.

Микаэла развернула послание. Нато, чтобы прочитать его до конца, у нее уйдет не менее часа.

Лорд Алан сжалился над ней.

— Суть предмета в том, что лорд Родерик Шербон, мой кузен, должен выполнить одно условие, чтобы полностью унаследовать поместье Шербон.

— Здесь говорится об этом? — спросила девушка.

— Нет, я сообщаю вам это строго конфиденциально, — пояснил Алан. — Помните, несколько месяцев назад я объявил, что есть вероятность того, что я смогу унаследовать Шербон вместо него?

— О! — сказала Микаэла, у нее закружилась голова оттого, что Алан счел ее достойной узнать о его семейных делах.

— Условие состоит в том, что он должен жениться на леди благородного происхождения до достижения им тридцатилетия.

— О Боже! — выдохнула Микаэла, и хотя ее это нисколько не волновало, ей хотелось показать лорду Алану, что все, что он сообщил, ее очень интересует.

— Вся проблема именно в этом послании, каждый это поймет, особенно после того, как здесь появилась леди Джульетта. Очевидно, мой некогда знаменитый кузен находит поиски невесты более сложным делом, чем ему это представлялось. Позволите? — Алан взял у нее пергамент, развернул и пробежал глазами текст: — «Объявляем сегодня о том…» Да-да, вот! «Любая незамужняя леди из хорошей, титулованной семьи, желающая выйти замуж, должна немедленно прибыть в замок Шербон. Если лорд Родерик Шербон сочтет эту девушку достойной за период не более трех месяцев и они смогут прийти к взаимному соглашению относительно их брака, то после свадьбы ей будет дарована пятая часть всех земель, чтобы использовать ее по собственному усмотрению. По прибытии, пожалуйста, обращайтесь к сэру Хью Гилберту.

Микаэла округлила глаза.

— Это действительно весьма странно, — осторожно заметила она.

— Неужели вы не понимаете? — спросил Алан, подавшись всем телом вперед. У Микаэлы перехватило дыхание от его близости. — Теперь никто не выйдет за него замуж — он чудовище! Он пытается подкупом получить наследство!

— Чудовище?

— Чудовище, — повторил Алан. — Он украдкой бродит ночами по замку, опираясь на трость, в длинном черном плаще, и пряча лицо. Он отпугнул всех женщин, прибывших на смотрины после его возвращения в Шербон. Это послание лишь доказывает, как близок он к тому, чтобы потерять наследство.

— Понятно, — сказала Микаэла, хотя ничего не поняла. — А какое отношение это имеет ко мне?

— Ваши родители не единственные арендаторы, которые не в состоянии платить налоги, Микаэла, — сказал Алан, криво усмехнувшись, и сердце девушки на минуту замерло, когда он обратился к ней по имени. — Если я не унаследую Шербон, Родерик потребует налоги с меня, и я не смогу ему заплатить. Ваши родители утратят свою усадьбу и землю, а мы с Элизабет потеряем вас.

— О Господи! — воскликнула Микаэла. — О нет! Я не могу… — Она остановилась и вздохнула. — Что же нам делать? Вы просто обязаны все унаследовать.

— Знаю. И мне пришла в голову идея, которая позволит вам остаться с нами навсегда, если вы того пожелаете.

— О да! Конечно, я этого желаю! Говорите, милорд.

— Я уже начал осуществлять план по грандиозному празднеству в Торнфилд-Мэноре в этом месяце, и после этого вечера, невзирая на то, повезет-ли моему кузену в поисках невесты или нет, мы будем спасены. — Он замолчал на мгновение. — Вы доверяете мне, Микаэла?

— Да, — прошептала она.

Алан наклонился к ней через стол еще ближе:

— Элизабет не должна потерять вас. Я не могу потерять вас. Вы хотите остаться с нами, да? Правда?

— Ну конечно, конечно. Именно этого я желаю всем сердцем.

Его губы были в дюйме от ее губ.

— И я тоже.

В этот момент столик опрокинулся набок, Микаэла и Алан, так и не поцеловавшись, оказались на полу, горящая свеча упала на ковер.

Алан вскрикнул, вскочил на ноги и затоптал пламя.

Микаэле хотелось умереть, прямо здесь, на ковре.

Смеясь, Алан помог ей подняться.

— Ах да. Главное — не совершить ничего предосудительного, вы согласны?

— Ха-ха! Да, — согласилась Микаэла. — Нет! — кричала она про себя. — Нет, нет, нет! Давайте дадим волю чувствам, позабудем обо всем на свете. Пожалуйста!»

Но Алан уже вел ее к двери.

— Проводить вас до вашей комнаты? — вежливо спросил он.

— В этом нет необходимости, — ответила Микаэла, стараясь не смотреть на кровать в дальнем конце комнаты. — Я знаю дорогу.

— Разумеется, знаете. — Алан улыбнулся. Помедлив, он взял ее за руку, затем нагнулся, чтобы прижать губы — теплые мягкие губы! — к ее щеке. — Спокойной ночи, Микаэла, и приятных сновидений.

Девушка вприпрыжку побежала по коридору к своей комнате.

Но это не считалось, так как никто этого не видел.