Всю следующую неделю я работала не покладая рук.
Фабрика гудела как улей – смена руководства, кадровые перестановки, внезапная реорганизация всех процессов… Было похоже, что здание, долгое время пребывавшее в спячке, наконец проснулось. И не просто проснулось – поднялось на ноги и с шумом сбрасывало с себя пыль забвения.
Охрана выдворяла с территории лентяев и «племянников» по протекции. Один из них попытался вынести со склада ящик редких зелий – и был немедленно передан полицаям. Мои приказания выполнялись без обсуждений, словно никто и не ожидал, что «та самая Амалия Монфор» будет церемониться.
Удивительно, но одним из моих самых надежных помощников оказался секретарь бывшего мужа. Через день после моего возвращения он сам подошел и без лишней лести сказал:
– Я хочу остаться. И хочу работать. По-настоящему. Дайте возможность проявить себя.
Я смотрела на него долго. Бледный, сдержанный, в очках, с полными тревоги глазами – совсем не похожий на карьериста. Скорее на человека, которому отчаянно нужна работа.
И кивнула.
И, как выяснилось позднее, не прогадала – за неделю мы сработались так, что парнишка буквально понимал меня с полуслова, а иногда даже действовал на опережение.
Слава всем покровителям Алхимии, моя стратегия не требовала огромных вложений. Нам не нужно было заново варить зелья – склады ломились от готовой продукции, которую просто некуда было сбыть. Мы начали переработку: откупоривали и бережно переливали в особые резервуары, чтобы позже ввести в них закрепитель и разлить в новую тару.
Пока зельевары наводили шорох в цехах, мы вместе с канцелярским отделом корпели над новой линейкой. Названия, описания, шрифты, оттенки фона на этикетках – все должно было внушать доверие.
Старые флаконы и бутылочки мы под шумок продали конкурентам. Они думали, что «Манфор Альба» окончательно обанкротилась, и радостно скупили тару.
В общем, на фабрике все было отлично, чего нельзя сказать о моей личной жизни.
С Кассианом мы пересекались дважды в сутки: за завтраком и ночью, когда я возвращалась в спальню, валящаяся с ног от усталости. Мы не разговаривали. Не спорили. Жили как соседи по дому.
Если не считать ночных происшествий…
Все началось с того, что наутро второго дня в новом доме я проснулась в мужских объятиях. И не просто в объятиях – я буквально лежала на нем: щекой к его плечу, рукой обняв за талию, ногой – через бедро. Картина супружеской идиллии, если бы не одно «но»: я понятия не имела, как оказалась в таком положении.
И ладно, если бы это он во сне прильнул ко мне. Нет. Все выглядело так, будто я – бессовестно и предательски – переползла через половину необъятной кровати сама.
К счастью, Кассиан тогда еще спал. Так что я смогла вернуться на свою половину и сделать вид, что ничего не было. К несчастью, это было только начало.
С того момента каждое утро я просыпалась в каком-то новом, не менее неловком положении, пока однажды утром не оказалась практически на мужчине.
А Кассиан… смотрел на меня. Снизу вверх. Широко открытыми глазами.
Я застыла.
Он не моргнул.
– Доброе утро, – сказал он с той самой интонацией, от которой хочется испариться.
– Ты… уже проснулся?
– А ты – уже на мне.
Я отскочила, как ошпаренная, и тут же увязла в одеяле, словно его специально заколдовали против меня. Кассиан лишь приподнял бровь, наблюдая, как я беспомощно барахтаюсь, словно пойманная в сети рыба.
– Это… случайно!
– Четвертый раз. И все случайно. Замечательная стабильность, Амалия.
Поняв, что он все знает, я буркнула что-то непечатное и вернулась на свою половину. Отодвинулась. Закуталась. Уперлась взглядом в стену. Дышала громко, с выражением. Пыхтела. И ни за что – ни за что – не повернулась бы к нему обратно.
Но, увы, с той ночи стало только хуже.
Я пыталась убедить себя, что все это просто усталость. Что во сне я теряю контроль. Но стала думать, что ночь просто стирала границы, которых мы так тщательно придерживались, ведь пару раз я просыпалась, когда его рука обнимала меня за талию. Один раз он во сне прижал меня ближе, и я, к своему ужасу, не оттолкнула. А еще его ладонь скользнула по моим волосам, медленно, почти ласково. И я так и осталась в этом положении, делая вид, что сплю.
На седьмую ночь мне приснился кошмар: фабрику продавали с молотка – как когда-то меня. Я проснулась с комом в горле – и почувствовала, как меня что-то мягко, но явно отталкивает от края. Будто магический щит подталкивает ближе к Кассиану. Я приподнялась – и ощущение тут же исчезло.
Показалось? Возможно. Но я решила проверить.
На следующую ночь притворилась спящей. Прошел, наверное, час, и вдруг… я поехала. Не в переносном смысле – физически поехала по простыне, будто по наклонной. Я «прикатилась» к Кассиану с точностью до миллиметра и только открыла глаза, как – бац! – его взгляд встретился с моим.
Он не притворялся. Просто не думал, что я не сплю.
Я поднялась на локтях и уставилась на него.
– Это ты! – В моем голосе звенела победа. Поймала с поличным!
– Что я?
– Ты подталкивал меня к себе щитами! Все это время!
Он накинул на лицо искренне оскорбленное выражение, достойное лучшего театра столицы.
– Ничего глупее в жизни не слышал. Если ты так оправдываешь свое ночное приставание, то фантазия у тебя… впечатляющая.
– А почему ты тогда не спишь?!
– Сложно спать, – сказал он, мрачно глядя на потолок, – когда собственная жена в одной ночной сорочке, вся теплая и шелковистая, закидывает на тебя ногу, руку и пытается вдавить в матрас. Всю неделю спать мешаешь – и еще в чем-то обвиняешь. Да мне памятник за выдержку положен!
– Я тебя не… – Я запнулась. Потому что формально он не врал. – Это… не по моей воле! Ты меня щитами прижимаешь!
– Амалия, – выдохнул он, – хватит прятать свои истинные желания. Твое тело, между прочим, само меня выбирает. Может, оно мудрее тебя?
– Прекрати! Не делай так больше!
Однако следующей ночью я снова оказалась в его объятиях. На этот раз совершенно запутавшись в одеяле и бессовестно прижавшись к его груди, словно сама искала близости.
– Признавайся. Ты решила, что проще родить мне наследника, чем собрать миллион? – прозвучал насмешливый, ленивый голос над моим ухом.
Я отпрянула, как от ожога, и в полусонной ярости выдохнула:
– Даже не надейся! Я никогда не рожу тебе ребенка. Ищи себе другую дурочку для размножения!
Улыбка мгновенно сошла с его лица. Он резко сел, светлая прядь упала ему на лоб.
– Почему? – спросил он низко, напряженно. – Что со мной не так?
– Не хочу это обсуждать, – буркнула я, чувствуя, как горло сжимается от обиды, от воспоминаний.
Я резко откинулась на подушку и попыталась отползти на свою сторону кровати. Но Кассиан схватил меня за лодыжку, дернул – и я скользнула по шелковой простыне, как игрушка, оказавшись под ним. В следующую секунду он уже нависал надо мной, поймав мои руки и прижав их к матрасу. В лунном свете, что лился через большие окна, его лицо казалось невыносимо отчетливым – холодным, почти незнакомым.
Он был зол – впервые за эти дни по-настоящему зол.
– Почему ты не хочешь от меня ребенка? Что, до сих пор недостаточно хорош? Высший титул магической аристократии, деньги, положение – тебе мало? Что тебе еще нужно, ненасытная Амалия?
– Да при чем тут твой титул и деньги?! – яростно выпалила я, оскорбленная до глубины души прозвищем.
Попыталась выбраться из-под него, но он лишь перехватил мои запястья, прижимая руки к матрасу. Мужчина без всякого стеснения устроился между моих ног, и это настолько меня ошеломило, что слова застряли в горле.
Его вес, запах, тепло кожи – все навалилось сразу, с оглушительной ясностью. И я – сжав зубы, с пылающими щеками – ненавидела себя за то, что дыхание у меня сбилось не от страха, а от… близости.
– Ты любила меня. Но вышла замуж за Ричарда, потому что у него были деньги. Ты сама сказала, что я недостаточно хорош для твоей семьи. Сейчас я на вершине, а ты все равно смотришь на меня как на грязь под ногтями! Объясни мне, Амалия, что со мной не так?!
Эмоции кипели внутри, от ярости к отчаянию, и обратно.
– Мне никогда не было дела до твоего состояния именно потому, что я любила тебя! – прорычала я в бессильной злости. – Вот только ты не любил! Хотел меня использовать, но не получилось, и теперь мстишь!
Его глаза расширились от удивления.
– Что за ерунду ты несешь?
– Весело было изображать влюбленного и смеяться надо мной? – Я едва сдерживала эмоции.
– Ты издеваешься? Кто тебе сказал эту чушь? Почему ты поверила какому-то чужому навету?
– Никто ничего мне не говорил! Я видела тебя с Виолеттой собственными глазами! Как ты тискал ее в классе! Слышала, как ты говорил, что я удобная партия, трамплин в высшее общество! Ненавижу тебя за это, Кассиан! Всем сердцем ненавижу! – Задыхаясь, я попыталась оттолкнуть Кассиана, но он лишь сильнее сжал запястья. И я сорвалась и закричала: – Слезь с меня наконец! Я никогда не рожу тебе ребенка, слышишь? Никогда не свяжусь с предателем!
Тяжело дыша, он резко подался вперед, словно желая доказать, что я неправа. Но вместо этого просто произнес с горькой усталостью:
– В академии была только ты, Амалия. Ни какой-то там Виолетты, ни мимолетных увлечений. Ты единственная.
– Своим глазам я верю больше, чем тебе, – прошептала я с надломом в голосе.
Горло сжалось, внутри было пусто, как после сильного удара в грудь.
– А зачем мне сейчас тебе врать? – тихо, без злобы, спросил Кассиан. – Я всего добился сам, без твоей семьи. У меня есть титул, деньги, власть. А ты уже моя жена, в моей полной власти. Скажи, Амалия, зачем мне сейчас врать?
– Чтобы отомстить! – выкрикнула я, не узнав собственного голоса. – Ричарду, мне… Я не знаю! Потому что можешь! Потому что хочешь причинить боль!
Он смотрел на меня так, словно я только что сорвала с него последний пласт веры. Я резко отвернулась, чувствуя, как предательские слезы потекли по щекам, впитываясь в простыню.
– Ты вообще ничего не поняла, – произнес Кассиан с горечью, от которой у меня перехватило дыхание.
Он шумно выдохнул, скатился с кровати и сел на край, опустив плечи. Некоторое время сидел, молча глядя в одну точку – и этот взгляд был тяжелее любого крика. А я… сдерживалась из последних сил, чтобы не разрыдаться.
Наконец он встал, резкими шагами прошел в кабинет через смежную дверь, захлопнув ее с гулким стуком. В следующий миг я услышала звон разбившегося стекла – и сердце сжалось от боли.
Я закрыла лицо руками и плечи задрожали от рыданий. Словно снова стала той самой девчонкой из академии, наивной и беззащитной, впервые столкнувшейся с предательством человека, которого любила больше жизни.