Проделки русской мафии, или Стечение обстоятельств

ГЛАВА 12

Нюрка, накупив две сумки всевозможной еды, соков, а также по паре бутылок, предпочитаемых всей компанией мартини и кампари, отправилась в путь на своем красном Стэлзе. Отколесив по нуторным, с бесконечными остановками на светофорах, московским пробковым улицам, она выехала, наконец, на Рижку, и, наладившись на трассу, врубила музыку.

Сегодняшний тридцатый день мая, хрустящий с утра своей рассветной свежестью, как накрахмаленная простыня, к полудню сделался жарким и даже удушливым, предвещающим уж если не хлесткий грозовой ливень, то вполне приличный летний дождь. И Нюрка, с разочарованием обнаружившая через некоторое время, что и трасса загружена ничуть не меньше городских дорог, медленно тащилась за вереницей автомобилей, с унынием созерцая рябящее на солнце, предгрозовое воздушное марево, да вереницу впереди идущих автомобилей с торчащими из задних окон собачьими мордахами и помидорной рассадой.

— Какого черта все эти дачники не убрались из Москвы с самого утра? — с раздражением думала она. — При такой — то скорости, мне два часа придется пилить до Звенигорода, а может, и больше!

Она, сначала, даже принялась обгонять одну машину за другой, виртуозно порхая на своем дорогом, юрком авто, но потом снова застревая на одном месте, смирилась, понимая всю бесполезность такого занятия.

— А! — махнула она рукой! — и угрюмо насупившись на обстоятельства, взглянула на себя в салонное зеркальце.

Она только вчера, перед приездом Савелия Савельевича, побывала в салоне и сделала модную стрижку, и теперь, вспомнив об этом приятном обстоятельстве от нечего делать принялась разглядывать со всех сторон свою русую с едва уловимым пепельным отливом, головку.

— Молодец, Галочка, на этот раз постаралась! — похвалила она своего мастера. — Ну, просто класс! Волосок к волоску, никуда даже на пол-миллиметра не заехала!

И Нюрка, еще раз с любовью окинув себя взглядом, возмущенно нажала на клаксон, посигналив бесцеремонно втиснувшемуся между ней и соседними Жигулями черному Мерседесу.

На ее справедливое замечание, из правого приоткрытого окна Мерседеса, тотчас же высунулась широкая глазастая физиономия молодого пассажира и озарилась сладкосливочной улыбкой извинения.

— Да, пошел ты, козел! — грубо, по-дорожному, обозлилась на него Нюрка.

Однако молодчик, не имеющий возможности расслышать ее слов, в добавок к улыбке, еще и рукой ей помахал.

— Мы, мол, хоть и наглые, но перед Вами, мадам, извиняемся!

Конечно! Еще бы ему не извиниться перед ней! — с привычным уже пафосом, подумала Нюрка, ощущая сейчас себя на трассе, по меньшей мере, королевой!

— А, что? Скажите на наших российских трассах сплошь и рядом дамы двадцати семи лет отроду ездят на Стэлзах? Да еще в розово-белом сарафане от Версачи, и в очках за пятьсот с лишним баксов! Будешь таким улыбаться! Эти двое, сидящие в Мерсе, поди, подумали, — да мало ли, чья она любовница, жена или дочь? И приняли решение извиниться на всякий случай!

Нюрку от этих мыслей посетила снисходительная полуулыбка, и от сознания своей преувеличенной ими значимости, стало приятно на душе.

— Да, сладкая все-таки штука, привилегия! Ты, вроде своей собственной самооценкой и не заслуживаешь ее, но раз окружающие то и дело осеняют тебя ею, как гербовой печатью, может оно так и есть?! Может привилегия и есть только то, что видят другие? И люди, претендующие на роль быть ею обласканными, специально пускают пыль в глаза своему окружению дорогими прибамбасами всякого рода. — Машинами, тряпками, богатыми домами!

Ведь, кто она такая, Зарубина Анна Дмитриевна? Дочь хороших, но никаким боком не выдвинувшихся в жизни родителей! — Да, ровным счетом, никто! Ее отец всю жизнь проработал на часовом заводе мастером, а мама экскурсоводом в оружейной палате московского Кремля. И все, что они смогли дать своей единственной дочери, так это высшее образование в не особо престижном Менделеевском институте. Конечно, Анна была довольно красивой от природы девушкой, как и многие, между прочим! Однако ей подфартило, и ее, за счет Савелия Савельевича, жизнь зачислила в привилегированные ряды.

Она была замужем за Благоверовым второй год, и, казалось бы, вполне уже могла пресытиться своим новым после замужества положением, но она не пресытилась! Она, Аня Зарубина, слишком долго мечтала о таком удачном замужестве, мечтала до такой степени, что еще долгое время после него не могла поверить в обрушившееся на ее долю счастье. Осознавала она также и то, что совпадение мечты и реальности, — это редчайший представленный жизнью случай, и он представился не какой-нибудь другой мечтательнице, а именно ей! Аня ценила это, и потому, с величайшей радостью упивалась благополучием и широким достатком, который всей его мощью обрушил на нее Савелий Савельевич. Упивалась и не могла этим насытиться.

Что же касалось ее чувств к мужу, — да она об этом и не задумывалась! Ну, что такое любовь по сравнению с тем, что она сейчас имела?! Она знала цену любви, ибо та приходила к ней уже не единожды. Аня испытывала и ее радости, и восторг, и разочарование! Одним словом, искушениями по части любви она была вполне сыта, и думала, что постигнув всю ее глубину, благодаря выпавшему на ее долю опыту, вполне могла заменить это чувство дарами постоянного, неиссякаемого благополучия, которое она и имела!

Однако во всем этом положении вещей была одна маленькая странность, если не сказать больше! Аня упивалась своими привилегированными дарами так, будто всякий раз куда-то себя готовила, старалась сохранить сама себя, как захватчики пленника, способного принести им хороший выкуп! Она берегла себя и лелеяла, сдувала вредные пылинки, сидела на диете, порою, с большим трудом, и даже делала то, чего никогда не делала раньше, — занималась два раза в неделю спортом в фитнес клубе. И если сказать, что она старалась так ради Савелия Савельевича, дабы не утерять своих первоначальных достоинств и прелестей, на которые он позарился, то это было бы совершенно откровенной неправдой! Аня знала, что Благоверов влюблен в нее по самые уши и будет любить ее всегда ни на что невзирая! А если спросить у самой Ани, какова главная цель этих ее стараний, то она, пожалуй, не смогла бы ответить на этот вопрос. — Из-за демонстрации себя перед подругами и знакомыми, чтобы в очередной раз услышать от них лестное, — ах, как ты первоклассно выглядишь, Нюрка! — Отчасти! Из-за отсутствия занятости и оттого ради завязывания новых знакомств в салонах и фитнес-клубе с такими же холеными подружками, дабы не ударить перед ними в грязь лицом, — тоже отчасти! Из-за переживания чувства превосходства над другими, — ведь многие ее подруги просто напросто не тянули на подобный денежный сор, — тоже отчасти! Но главная причина, выливающаяся во что-то, в какое-то непредсказуемое, не оправданное никакими предлогами, ожидание, ощущаемое ею подспудно, была не определена!

Пробка рассосалась где-то через полчаса, позволив Нюрке набрать скорость до ста двадцати километров. — Именно на этой отметке она, по трусости езды на своем спортивном скоростном автомобиле, определяла себе запретную зону на последующее повышение скорости, и, сделав музыку погромче, покатила в свободном пространстве средней полосы.

Освободив мысли от пробковых нагрузок, она, в первую очередь подумала о Маланье.

— Интересно, чем так достал ее Слава, что она в три часа ночи усвистала из Москвы! Да еще в такую — то даль. И впрямь, зачем она отправилась к беременной Аннушке на дачу, да еще в такое время? Н-да!

Нюрка по инерции сбросила скорость, проезжая мимо небольшой деревеньки, и только, было, собралась снова ее набрать, как увидела мужчину с собакой. Они спокойно стояли у обочины, явно намереваясь перейти на другую сторону дороги после того, как она проедет, и вдруг! Собака, ни с того, ни с сего, сорвалась с места и побежала. Доля секунды, заставившая Нюрку оценить возникшую ситуацию, а именно осознать тот факт, что собака сейчас окажется под колесами автомобиля, сподвигла ее резко вильнуть в сторону и нажать на тормоза. И машина, от такого обращения, громко заскрежетав, повернулась на сто восемьдесят градусов, резко откинув Нюрку куда-то в бок. Стоящие на соседнем пассажирском месте сумки с соками и вермутом, опрокинулись прямо на нее, и, соскользнув на пол, разбились прямо у нее под ногами.

Нюрка испуганно вытаращила глаза, но, оглядевшись по сторонам, с облегчением заметила, что машина ее встала, как вкопанная у самого края обочины. В это время мимо нее проехал Опель и злобно при этом посигналил. — Ты, что, мол, дура, в своем уме, проделывать на дороге такие штуки!

И тут, уткнувшись глазами в лобовое окно, она увидела, что к ней бежит тот самый мужчина, который стоял на обочине, а вслед за ним и собака.

— Сейчас убью придурка! — злобно воскликнула Нюрка и попыталась высвободить левую ногу из-под навалившегося на нее пакета с бутылками.

— Ай! — воскликнула она, почувствовав, как стеклянный осколок впился ей в щиколотку и больно прочертил вдоль ноги после попытки Нюрки резко ее выдернуть из преграды.

Мужчина, между тем, уже добежал до машины, и, подскочив к передней дверце, распахнул ее настежь. Собака же, увидев такое дело, тут же вскочила в салон, словно ее пригласили, и совершенно бесцеремонным образом пройдясь по Нюркиным коленям, а вместе с ними и по модному версачевскому сарафану грязными лапами, уселась на соседнее пассажирское сидение, тяжело дыша.

— Лора! — строго окликнул ее хозяин. — Вон отсюда!

Однако лохматая нахалка породы Ирландский сетер, на его приказание и не подумала даже ухом повести!

Нюрка, охваченная непомерным возмущением, открыла, было, рот, чтобы выплеснуть на этих двоих кучу оскорблений, но, взглянув на хозяина собаки, так и замерла с искаженным злостью лицом.

Их глаза встретились, и в салоне повисла пауза, нарушаемая только частым порывистым дыханием Лоры.

Нюрка мгновенно забыла обо всем! — И о причинах своего опасного, нелепого торможения, и о разбитых бутылках, и о нахалке собаке, и даже о том, куда и зачем она ехала! Она смотрела в глаза незнакомца, как зачарованная, и не могла оторвать от них взгляда, словно по приказанию какого-то невидимого гипнотизера, давшего ей установку на такое действие! Но, самое интересное, что и он смотрел на нее точно так же! Нюрка почувствовала это! Интуитивно ощутила в самой глубине своего, уже начинающего стучать с удвоенным ритмом, сердца.

Незнакомец нарушил молчание первым.

— Простите, с Вами все в порядке? — взволнованно спросил он очаровательно низким баритоном, задевающим какие-то неведомые струны Нюркиной души до мурашечного захвата кожи, о существовании которых она даже и не подозревала!

Однако, как раз в это время Лора поставила передние лапы на спинку сидения, явно намереваясь перепрыгнуть назад.

— Лора, нельзя! Пошла вон! — снова крикнул мужчина.

И тут Нюрка, наконец, обрела дар речи.

— Вы, хотите, чтобы она снова прошлась по мне, и вышла в эту же дверь? — спросила она, и улыбнулась, совершенно забыв о своем всего лишь несколько минут назад владеющем ею, беспредельном возмущении.

— Простите, я и правда об этом не подумал! — и он, сорвавшись с места, обежал машину, направляясь к пассажирской передней двери.

— Вылезай немедленно! — скомандовал он в очередной раз, открыв дверь, но, предвидя несостоятельность своего приказа, схватил Лору за ошейник и с большим трудом выволок из автомобиля.

— Понимаете, она у меня еще молодая, потому и непослушная! Ей только девять месяцев, и она страсть как любит ездить в машинах, вот и лезет во все подряд без приглашения! — сказал он Нюрке, извиняясь.

— А через дорогу-то ей бежать зачем приспичило? — спросила Нюрка, отчетливо понимая, что спросила это всего лишь для продолжения разговора, ибо в данную минуту ни собака, ни причина ее побега через дорогу, ее уже не интересовали, и она думала только о том, как бы удержать мужчину, хотя бы еще на какое-то время! Но, зачем? — Да кто ж ей на это ответил бы! Она только чувствовала, что он не должен уйти, вот так, запросто, — взять свою собаку и, любезно перед ней извинившись, отправиться туда, куда шел! Его уход в долю секунды представился ей равносильным какой — то огромной потере! Утрате, которую уже никогда не возместить! И она даже передернулась, представив, как он, повернувшись, удаляется от нее в сторону леса!

— И, что тогда? — возник в голове вопрос.

— Тогда? — тогда я бы бросилась вслед за ним, и, схватив за ноги, за руки, или за что угодно, не дала бы ему уйти! — ответила она сама себе. И тут же обозвала себя больной шизофреничкой.

— Гуся увидела, представляете?! — объяснил, между тем, поступок своей собаки, мужчина. — Кто бы мог подумать, что этот гусь в самый неподходящий момент чинно выйдет из калитки вон того зеленого домика и обратит на себя ее внимание. А ведь я держал ее за ошейник! Правда слабо, только так, чтобы зафиксировать осторожность перед опасной дорогой. Она же, так рванулась, увидев этого гуся! Да, где там было ее удержать!

Нога у Нюрки саднила, и она даже чувствовала, что из образовавшейся раны течет кровь, но она, все еще не отпуская улыбку с лица, продолжала вести беседу с незнакомцем.

— Ну, надо же! Никогда бы не подумала, что здесь у кого-то гуси водятся. Куры, еще куда ни шло, но чтобы гуси!

Мужчина удивленно вскинул брови.

— Ничего удивительного! Люди возрождают натуральное хозяйство. При таких пенсиях, думаю, в каждом дворе скоро и козы заблеют и коровы замычат!

— Опять же, при условии, если их будет на что купить, при таких пенсиях. — Сказала Нюрка, и тут же подумала, о какой ерунде они говорят! Господи! Да, скажи ей кто-нибудь несколько минут назад, что она возьмется рассуждать на тему несостоятельности российских пенсионеров! — Н-да!

Мужчина, теперь уже крепко удерживающий Лору за ошейник, между тем, захлопнул пассажирскую дверь и направился к ее, водительской, приговаривая.

— Вот видишь, Лора, сколько неприятностей мы доставили девушке из-за твоего своенравия и моей халатности! Пошли теперь к ней, будем прощение вымаливать!

— Ну, вот! — у Нюрки упало сердце после его слов. — Так я и думала! Сейчас извинится и уйдет! — и она обречено вздохнула. — Да, что это со мной? Господи! Почему ж я именно сейчас, в данную минуту, не желаю реально смотреть на вещи?! Ну, что, собственно, еще может быть в такой ситуации?! — и она опустила глаза, чтобы скрыть досаду.

Ее дверь была по-прежнему открыта, и лишь только мужчина подвел к ней Лору, она вновь сунула морду в салон.

— Стоять, Лора! — скомандовал ей незнакомец излишне строго, и для убедительности, тряхнул за ошейник.

— Как Вас зовут? — услышала вслед за этим Нюрка, и подняла на него глаза.

— Аня! — ответила она с готовностью, причем, так она называла себя впервые. Обычно, представляясь кому-либо, она говорила более официальное Анна, и тут же подумала, — спросить, как зовут его? — вроде неуместно! Ведь он узнал ее имя вовсе не для того, чтобы познакомиться, а для того только, чтобы извиниться и обратиться к ней при этом по имени. Не говорить же ему все время безликое — девушка!

— Аня! — безотчетно повторил он вслед за ней, и умолк на секунду, словно впитывал в себя какой-то неведомый аромат звучания ее имени.

— Аня, что я должен сделать, чтобы Вы смогли меня простить?

И тут Нюрка нашла, за что зацепиться.

— Ну, хотя бы помогите разобрать сумки, что навалились на меня всей своей мощью во время торможения. И потом я, кажется, поранила ногу.

— Что? Вы поранились?

— Да! Бутылки разбились! И я, похоже, поранила ногу об осколок.

— Ну, вот! Этого только не хватало! — с досадой воскликнул мужчина.

— Ну, так, что, Вы мне поможете?

— Конечно! — с готовностью воскликнул он, и, наклонившись, ухватился за пакет с разбитым спиртным.

— Ай! — тут же воскликнула Нюрка, почувствовав боль, правда воскликнула излишне натужено и жалостливо!

— По-моему, осколок торчит у меня в ноге!

— Сейчас, сейчас, я посмотрю! Потерпите еще секунду! — он наклонился ниже, грудью касаясь ее коленей.

Нюрку в тот же миг обдало жаром от этого прикосновения, а с губ сорвалось непроизвольное — ОЙ! Одновременно удивленное и восторженное, реагирующее на эти жаровые ощущения.

— Что, больно? — удивился он, понимая, что больно быть никак не может, по причине того, что он пока еще не прикоснулся ни к ее ноге, ни к пакету с бутылками.

— Нет! — нашлась Нюрка, это я чисто по — женски, заранее!

— Понятно! — сказал он, и осторожно отодвинул пакет в сторону.

Он осмотрел ее ногу и слегка помял пальцами место вокруг раны.

— Когда так нажимаю, резкой боли нет?

— Нет! — ответила Нюрка, вожделенно окидывая взглядом его широкую мускулистую, обтянутую бежевой футболкой без рукавов, спину, находящуюся прямо перед ее лицом.

— Значит, и осколка там нет! — успокоил ее незнакомец.

— Жаль! — подумала Нюрка. — Тогда бы ты со мной еще повозился!

— Но у Вас, Аня, рана кровоточит! Ее необходимо обработать и перевязать. — Сказал он, разгибаясь, и при этом, попутно пронося свое лицо мимо ее лица, задержался глазами в глазах не успевшей устранить их вожделенного блеска, Нюрки. Задержка продлилась неестественно долго, но, похоже, они оба этого даже не заметили!

— Рану надо обязательно обработать, — снова сказал он, но почему-то едва слышно, чуть не шепотом, словно боялся спугнуть свое собственное предложение.

— Да у меня…

Он ее перебил.

— Аня, я предлагаю Вам немного задержаться. У меня тут дача рядом! — заговорил он убедительной скороговоркой. — Мы подъедем ко мне и обработаем рану! Это не займет много времени, я Вас уверяю! И потом, надо же убрать из машины осколки, разобрать пакет, из него ведь все вылилось! Помыть коврик, наконец! Не ехать же Вам со всем этим дальше!

— Какое счастье, что он не дал мне договорить! — подумала Нюрка. — Ведь я чуть не сказала ему о своей, забитой до отказа аптечке, а какая тогда дача?!

— Или Вы очень спешите? — во взгляде мужчины промелькнуло сожаление.

— Нет! — тут же ответила Нюрка. — Я еду к подругам, к неопределенному часу, и, пожалуй, соглашусь на Ваше предложение.

— Ну, тогда поехали? — обрадовался он.

— Поехали! — обрадовалась Нюрка.

Мужчина сел на пассажирское место, Лора разместилась на заднем сидении, и Нюрка, убедившись, что все на месте, включила зажигание, после чего вопросительно взглянула на мужчину.

— Разворачиваться не надо! — сказал он ей. — Машина повернулась как раз туда, куда нам надо! Сейчас поедете прямо по шоссе вон до того поворота, а там, через два километра и наш дачный кооператив покажется.

Они подъехали к большим металлическим черным воротам, над которыми висела табличка с названием кооператива Зарянка, и вскоре остановились у третьего по счету домика, отделанного белым сайдингом. Домик был небольшой, одноэтажный с мансардой, а участок, соток в двенадцать, сплошь засажен цветами, произрастающими на клумбах, альпийских горках и вдоль дорожек, красиво выложенных тротуарной плиткой.

— Сворачивайте, Аня и подъезжайте вплотную к калитке. — Сказал незнакомец. — Это моя дача.

И тут Нюрка подумала. — А вдруг он не один на этой своей даче? — И на ее лице невольно появилось огорчение. — И как же я сразу об этом не подумала?

— Что, дача не нравится? — спросил незнакомец, заметивший ее изменившееся лицо.

— Что? — не поняла Нюрка.

— Вам не понравилась моя дача, Аня? Слишком мала?

— Почему Вы так решили?

— Потому, что Вы, увидев ее, немного разочаровались!

— Ничего подобного! — зардевшись, сказала Нюрка. — Совсем даже наоборот! У Вас потрясающий участок, он просто сразил меня обилием цветов! И домик очень аккуратный, словно только что сошедший с рекламной картинки!

Он усмехнулся, явно не поверив ей.

— Вы зря усмехаетесь! — заметила ему Нюрка. — Я вовсе не солгала Вам. А разочаровалась я совершенно по другой причине.

— По какой же?

Нюрка хитро улыбнулась.

— А вот этого я Вам не скажу!

Сопровождаемые Лорой, бегущей впереди, они прошлись по дорожке, обрамленной синими ирисами, которая привела их к деревянному крыльцу.

— Лора, гулять! — скомандовал незнакомец собаке, на что каштановая нахалка охотно согласилась, и, помахав им хвостиком на прощание, побежала за дом.

— Проходите, Аня! — мужчина пропустил ее вперед к ступенькам, на ходу доставая ключи из кармана.

— О! — обрадовалась Нюрка, определив по этому признаку, что в доме никого нет.

Он открыл дверь и пригласил ее войти в дом.

— Заходите!

— А Вы здесь один? — спросила Нюрка робким шепотом, на всякий случай.

— Один! — громко ответил он и улыбнулся.

Они прошли в арочную гостиную, заставленную недорогой мягкой мебелью, — диваном и четырьмя креслами, два из которых стояли посередине, у журнального столика, а два других по углам, напротив телевизора и у камина.

— Присаживайтесь, Аня! — сказал незнакомец. — А я схожу за аптечкой.

— Куда присаживаться? — спросила Нюрка.

— Куда пожелаете!

Она выбрала одно из кресел, стоящих у столика, и, усевшись, вытянула кровоточащую ног вперед. Слегка расслабившись, после его ухода, Нюрка огляделась по сторонам. Ее внимание в первую очередь привлекли три картины, висящие в гостиной. Одна на стене, что была напротив, а две другие на стене справа. Все три картины были написаны маслом и представляли собой натюрморты из фиалок, сирени и роз.

— Надо же! — подумала Нюрка, — и здесь сплошные цветы.

Незнакомец вошел в комнату с улыбкой на лице и объемной картонной коробкой, где у него хранились лекарства и всевозможные медицинские принадлежности.

Итак, Аня, сейчас я обработаю Вам рану! — сообщил он, поставив аптечку на пол, и опустился перед ней на корточки.

— Угу! Нам, похоже, кроме перекиси водорода и йода ничего больше не потребуется! — заключил он, и принялся открывать флакончик с перекисью водорода.

— А бактерицидный пластырь? — поинтересовалась Нюрка.

— Если пациент пожелает, найдется и пластырь! — пообещал он.

— У Вас здесь очень уютно! — сказала Нюрка. — Вы случайно не художник?

— А, что похож? — поинтересовался незнакомец.

— Похож! Не хватает только длинных волос, захваченных сзади в хвостик!

— Нет! Я всего лишь оператор на радио. Хотя, к искусству тоже имею некоторое отношение. — В дополнение к основной работе, занимаюсь фотографией, профессионально! Делаю снимки для рекламных журналов!

— Вот видите, я почти угадала!

Он обработал рану и заклеил ее пластырем, после чего предложил выпить чаю.

— Сейчас бы в самый раз коньяку, для снятия напряжения, — сказал он, но Вы, к сожалению, за рулем! Однако если согласитесь выпить со мной чашку чаю, Аня, я буду очень рад!

— Правда?

Он кивнул головой.

— Соглашайтесь, Аня! Я умею заваривать потрясающий чай, и если он Вам понравится, обещаю открыть секрет своего рецепта.

— Я соглашаюсь! Причем, с превеликим удовольствием! Ибо чашка хорошего чаю мне сейчас в самый раз!

— Вот и отлично! — сказал он. — Вы, Аня, посмотрите пока мои фотографии, а я займусь приготовлением чая, хорошо? — И он, взяв с полки большущий альбом, протянул его Нюрке.

Его фотографии были потрясающими! Мало того, что они были выполнены безукоризненной профессиональной рукой, в чем не возникало ни малейшего сомнения, так еще и моменты съемок выбраны на редкость удачно! Здесь были не только интересные снимки людей, но всевозможных животных и птиц, а также великолепные природные пейзажи.

— Это моя лучшая коллекция! — сообщил незнакомец, внося в гостиную поднос с чаем.

— Верится с большой охотой! — ответила Нюрка. — Фотографии великолепны! Особенно лебедь с запрокинутой головой, держащий веточку в клюве! Просто удивительно, как Вам удалось запечатлеть его в такой момент!

— Вам он правда понравился?

— Очень!

И незнакомец, взяв у нее из рук альбом, тотчас же вынул оттуда фотографию лебедя.

— Позвольте Вам ее подарить, Аня? — он протянул ей фотографию.

— Такую редкость? — удивилась Нюрка.

— Да, мне очень хочется доставить Вам удовольствие.

— Спасибо! — сказала она польщено и протянула руку, чтобы взять фотографию.

Их пальцы соприкоснулись, и Нюрку после этого соприкосновения снова обдало жаром. Она машинально отдернула руку в этот момент, а потом, словно опомнившись, вновь ее протянула, чтобы взять фотографию.

— Что с Вами, Аня? — спросил он, удивленный ее неожиданным действием.

— Ничего! — сказала она и почувствовала, как краска залила ей лицо.

— Ополоумела я что ли совсем?! — тут же устыдила она себя в непроизвольной слабости, и, придвинув к себе чашку с чаем, взглянула ему в глаза.

— Я еще немного нервничаю. Возможно последствия стресса сказываются!

Он глубоко вздохнул и взял ее руку в свою, после чего прикоснулся к ней губами.

— Простите меня, Анечка! — и улыбнулся.

— Давайте пить чай, а то остынет.

— Давайте! — выдохнув, сказала Нюрка, и подумала.

— Надо же, как получилось, — он вздохнул, а я выдохнула! — и она улыбнувшись ему в ответ, принялась за чай.

Незнакомец, тем временем протянул руку к музыкальному центру, стоящему рядом с ним и нажал на клавишу. Зазвучала какая-то красивая, инструментальная композиция, вовсе не знакомая Нюрке, которая немного ее расслабила, устранив своим вмешательством их пребывание наедине, и она, взяв чашку в руки, облокотилась на спинку кресла, принявшись отхлебывать чай мелкими глотками.

— А чай и правда потрясающий! — сказала она. — Вы добавили мяту, душицу и что-то еще, я угадала?

— Мяту точно, душицу, нет! Корицу, совсем немного, на кончике ложечки!

— Здорово!

Музыка наполняла гостиную волнующим привкусом чего-то возвышенного, глубокого, умопомрачительного до самых кончиков душевных отростков, находящихся где-то в конечностях, и Нюрка чувствовала, как тело ее, подобно самой высокой музыкальной ноте, вытягивается и начинает звенеть тоненьким колокольчиком. Она обводила глазами комнату, то и дело останавливая взгляд на картинах, и, под влиянием музыкальных выплесков, действующих на ее психику каким-то особым, неведомым ей прежде образом, казалось, улавливала запах цветов, изображенных на картинах!

— Какой кайф! — воскликнула она, заставив незнакомца улыбнуться.

— Чай? — спросил он, не поняв в чем конкретно она улавливает сейчас этот кайф.

— И чай, и музыка, и эти картины с цветами! — сказала Нюрка, и чуть было не добавила, — и то, что ты сейчас сидишь здесь в этой комнате!

Она глотала чай медленно, маленькими порциями, никак не желая, чтобы он закончился. Однако действие это не могло продолжаться бесконечно, и вскоре ей пришлось поставить на стол пустую чашку.

— Спасибо! — сказала она, и уж совсем некстати зачем-то добавила.

— Ну, что ж, мне пора!

— Жаль! — сказал он, ничуть этого не постеснявшись.

А Нюрка тем временем, уже проклинала свой язык-выскочку, который у нее вечно бежал впереди паровоза, опережая умные мысли, предательски задерживающиеся где-то на запасном пути.

— Ну куда мне уже пора, а? Куда? Я, что с девчонками не успею пообщаться? — А! — и она мысленно махнула на себя рукой.

Незнакомец, между тем, неохотно встал с кресла.

— Ну, что ж, тогда пойдем приводить в порядок Вашу машину.

Они вышли на улицу и направились к Нюркиной спортивной красавице, по пути захватив тряпку, щетку и ведро с водой.

Незнакомец, отказавшись от Нюркиной помощи, сам вымыл салон и выудил из пакета с осколками две целехоньких бутылки мартини.

— Жаль, что бутылки разбились парно! — сказал он, — и теперь вам с подругами придется пить вермут одного вида!

— О! Об этом даже и сожалеть не стоит! — успокоила его Нюрка. — Я думаю, кто-нибудь из подруг с лихвой восполнит этот пробел!

— Прошу! — сказал незнакомец после того, как положил ей под ноги чистый коврик, и галантно распахнул дверцу.

— Благодарю! — традиционно произнесла Нюрка, и слегка приподняв подол сарафана, чарующим глаз жестом, уселась в свой автомобиль.

— Ну, я поехала?! — сказала она, не сумев скрыть нежелание расставаться, и взглянула на него с сожалением и грустью.

Его брови на миг приподнялись в вопросе, и тут же снова сползли на место, словно он приметил в ее лице что-то важное, удивившее его на долю секунды, а потом ставшее для него очевидным без всяких на то объяснений!

— Что это? — спросил он и устремил свой взгляд Нюрке под ноги.

— Где? — спросила она и, склонив голову, тоже взглянула вниз. А потом быстро, она даже не заметила как, он наклонился к ее лицу, и еще не успев удивиться, Нюрка почувствовала, как его губы прикоснувшись к ее полуоткрытому рту, впиваются в него поцелуем.

У нее застучало в висках на короткий миг, в который она еще кое как ощущала реальность происходящего, а потом в голове разом все померкло, и что-то неведомое, подобное проблеску молнии, вспыхнувшему и тут же погасшему вновь, унесло ее в мир непостижимого, не поддающегося никакому сравнению, блаженства!…

Она все еще находилась там, в этой далекой блаженной дали, когда услышала его голос, заставивший ее неохотно открыть глаза.

— Прощайте, прекрасная незнакомка! — и вздох сожаления последовал вслед за этим. — Очень жаль, что Вы сидите в машине и по этой причине уже не сможете потерять в моем благоухающем цветами саду свою туфельку!

— Прощайте! — сказала Нюрка, а может и не сказала вовсе, а только подумала, и ее рука машинально потянулась к замку зажигания, в котором торчал ключ. Она включила передачу, и дала задний ход на разворот, при этом, сделала это так резко, что чуть, было, не задела соседнюю изгородь, и, взглянув на него в последний раз, решительно надавила на газ.

С трудом придерживая скорость на проселочной дороге Зарянки, Нюрка дала ей полную волю, выбравшись на шоссе. Однако вскоре снова ее сбросила, а потом и вовсе, притершись к обочине, остановилась, задав себе вопрос.

— Что же я делаю, куда несусь? Я же вся там, у него, а здесь одна только моя оболочка! Так чего ж я пытаюсь сбежать сама от себя, глупая? Кстати, я даже не спросила, как его зовут! Ну, надо же, какой замечательный повод вернуться! — и она, больше ни о чем не раздумывая, развернула машину в обратную сторону.

Он не расслышал, как ее машина подъехала к дому. Музыка помешала. После того, как Аня исчезла, испарилась, унеслась в какую-то свою, неведомую ему жизнь, оставив себя в его сердце вместе с ответным, трепещущим поцелуем, который он все еще ощущал на своих губах, он включил музыку на полную громкость, и ничком упал на диван.

Нюрка открыла дверь, прошла в гостиную и увидела его, лежащего.

Она несмело приблизилась к нему и прикоснулась ладонями к голове, заставив его вздрогнуть.

— Аня! Анечка! — воскликнул он, наперекор льющейся из динамика музыке.

Она наклонилась к его уху.

— Я забыла…

Он вскочил с дивана, убавил звук музыки и подошел к ней, взяв за руки.

— Что ты забыла?

— Спросить, как тебя зовут! — улыбнулась она.

— Олег! — и он в тот же миг определил ее руки к себе на плечи, а потом обнял за талию и принялся покачивать под музыку в танце.

Нюрка положила ему голову на плечо и спросила, что это за музыка.

— Композиция одного моего друга, — музыканта. Называется — Дождь в Армении.