Проект «anima». Деймон (СИ)

ГЛАВА 30

Деймон окинул Станислава оценивающим взглядом и нашел его вполне приятным мужчиной среднего возраста. Одет он был консервативно и странно выделялся на фоне ярко одетых южан. Его коротко стриженные светлые волосы в которых просматривалась седина лежали волосок к волоску. А на личе отпечаталась странная гамма страха, предвкушения и непоколебимой уверенности в том, что по выбранному пути он пойдет до конца.

Все с самого начала оказалось не таким, как он себе представлял. На станции метро он встретил обычного человека. Толи отец Эммы действительно изменился за все это время, толи она не знала его с этой стороны. Своим родителям молодой человек еще не звонил. Самому себе, находя оправдания в бесконечных хлопотах, свалившихся на него в связи с выпиской из больницы и новосельем. С крестным он почти не разговаривал. У обоих не было времени вести светские беседы. А для настоящего разговора по душам они еще недостаточно сблизились. Но Дей пообещал позвонить, когда все более или менее уложится в его многострадальной голове. И даже сказал, что поговорит с родителями. Потом.

Это, конечно, попытка убежать от проблемы, но заставить себя встретится с Арисой и Полем было выше его сил. Он понимал, что, возможно судит их слишком строго и что не так уж и сильно они перед ним виноваты. Илья ведь рассказал про техники влияния и все такое. Но чувство, будто бы его предали, не отпускало. Что-то в его сердце отзывалось холодом на любые мысли возможном примирении. Возможно, просто должно было пройти какое-то время. Он успокоится и попробует еще раз наладить с ними контакт. Чуть позже. А вот со Станиславом нужно разобраться сейчас. Потому что Эмме не нужно откладывать разговор с отцом. Она и так избегала его больше четырех лет.

— И какое у вас создалось обо мне впечатление? — усмехнулся мужчина, вырывая Деймона из плена собственных мыслей.

— Простите, что?

— Я спросил: «Какое у вас создалось обо мне впечатление».

— Вам честно?

— Конечно.

— Тогда, двойственное. Вы не похожи на того человека из рассказов Эммы. Но и сказать, что вы мне симпатичны тоже не могу. Я привык считать вас чудовищем. А то, что на первый взгляд вы им не показались, еще ничего не значит.

— Она считает меня чудовищем? — с некоторой заминкой спросил Станислав.

— Как это ни странно, но нет. Это мое мнение о вас. Простите, но вы довели своего ребенка до самоубийства. То, что ее попытка не увенчалась успехом, ни в коей мере вас не оправдывает.

— Максим, вы будете постоянно меня упрекать в этом? Я осознал свою вину и раскаялся.

Деймон болезненно сморщился:

— Не нужно. Оставьте свои извинения и уверения для дочери. Передо мной вы ни в чем не виноваты. А она… сама решит, верить вам или нет. Я не стану ей в этом помогать, впрочем, как и мешать. Просто, знайте, дороже вашей дочери у меня нет никого. И если вы…

— Не беспокойтесь, — сухо ответил мужчина. — У меня тоже нет никого дороже моей дочери.

— Тогда, прошу за мной. И я вас умоляю, не заставляйте ее нервничать. Все-таки она ждет ребенка.

Квартира встретила их громкими возгласами и веселым смехом. И догадаться, чья это была заслуга, не составляло особого труда. Ярик непроизвольно создавал вокруг себя атмосферу праздничного хаоса. Сейчас они разбирали бесчисленные коробки, которые прислали из магазина.

— Яр, он с ума сошел!

— Так на радостях же. Ну, подумаешь… от счастья потерял чувство меры. Со всеми бывает.

— Ты вечно его оправдываешь. Но ты мне скажи, зачем ребенку две сотни платьев? Нет, если бы Дей еще что практичное покупал, я бы слова не сказала. Но это… рюшечки-оборочки. Ужас! Причем, сплошной.

— Да ладно тебе! Красиво же.

— И ты туда же! Все вы, мужчины одинаковые. Вам лишь бы красиво было.

И тут блондин увидел приятеля. Солнечно улыбнувшись, он пожаловался:

— Ты сбежал, а я опять за тебя отдувался. Причем, достаточно долго. Ты где был? Кстати, привезли еще одну коробку. На ней указано, что это пианино. Распаковывать мы не решились. Эмма сказала, что ей плохо станет, если она откроет и обнаружит там указанный музыкальный инструмент. Нет, напарник, я все понимаю, но с этим ты явно погорячился. О… у вас гости.

Только последняя фраза заставила девушку повернуться к Деймону. До этого она хотела показать, насколько она недовольна творимыми им безобразиями. Но то, что, точнее, кого она увидела, заставило ее испугано подскочить.

— Ярик, а сходи в магазин. Пожалуйста, — тихо попросила она, не сводя глаз от сероглазого мужчины.

— Что купить? — деловито поинтересовался парень.

— Что хочешь.

— Понял. Не дурак. Был бы дурак, не понял бы. Погуляю где-нибудь часок. Идет? Но если что — я недалеко.

Деймон кивнул и посторонился, пропуская друга в коридор. Последнее, что услышал Ярослав, это слова, произнесенные Эммой:

— Здравствуй, папа.

Станислав ответил только, когда за светловолосым мальчишкой закрылась дверь:

— Здравствуй, дочка.

— Зачем ты приехал? — холодно поинтересовалась она.

— Хотел увидеть тебя. И попросить прощения.

— Проси, — как не старалась девушка держать свои эмоции под контролем, голос ее все же дрогнул.

— Прости меня, — слова давались ему тяжело. — Если сможешь. Я виноват перед тобой. Очень виноват. Я понимаю, что меня это не оправдывает, но у меня и в мыслях не было тебе навредить.

— Да, конечно. Еще скажи, что хотел, как лучше. Ты сделал все, чтобы моя жизнь стала адом на земле. Только скажи: зачем? Зачем ты запретил мне учиться и так настаивал на браке с Марком. Неужели не видел, мое отношение к нему?

— Видел. Ты с ним была живая. Вот как сейчас. Пусть злилась на него, пусть ругалась. Но он вызывал у тебя отклик. На других мужчин ты, вообще никак не реагировала. Игнорировала, даже разговаривая с кем-нибудь из них. Словно и не существовало их в природе. И я подумал, почему бы и нет? Пусть попробуют построить семью. Ведь на самом деле Марк всегда хорошо к тебе относился. Просто ему нравилось тебя дразнить. Ну, и его слегка раздражало, что какая-то пигалица не робеет перед ним, а всегда готова ответить колкостью на колкость. Он очень горевал, когда нам сообщили о твоей смерти. Ты не представляешь, что мы пережили, когда полиция сообщила нам о том, что моя машина попала в аварию, а за рулем в это время была молодая девушка. Я думал, что ты ушла. Так же как Изабелла. Снова оставив меня одного. А Марк… действительно был безутешен. Он до сих пор каждый месяц приносил белые розы на могилу той девушки, думая, что это ты. С учебой тоже все было не так просто. Я испугался, что ты полностью уйдешь в науку. Будешь отдавать ей всю себя. А на людей, твоих близких у тебя не останется ни времени, ни сил. Еще я боялся, что у тебя не останется близких. Ты не хотела ни к кому привязываться. Даже в детстве ни с кем не дружила. Ева так и осталась для тебя чужой. А меня могло не стать в любой момент.

Эмма слушала, скрестив руки на груди, и не знала, что ответить на это. Она привыкла видеть в отце ограниченного самодура, диктующего всем и вся свою волю. И никогда не думала о нем, как о человеке, который пытается позаботиться о ней. Пускай и довольно странным образом. Поэтому и спросила:

— Ты любил меня?

— Конечно, — Станислав грустно улыбнулся. — Разве можно не любить собственного ребенка?

— Можно. Это я тебе, как психолог, пускай и недоучившийся, говорю.

— Я любил тебя с первого дня, как узнал о том, что ты только должна родиться. И сейчас люблю. Но смерть Изабеллы меня сломала. Я жить не хотел. А ты была так похожа на нее. С каждым днем все больше и больше. Это меня не оправдывает, но мне было больно находиться с тобой рядом. Прости, но вырастив тебя, я так и не узнал по-настоящему, какая ты.

— Я не понимаю. Что ты хочешь этим сказать?

— В детстве ты была очень тихой послушной. А тут заупрямилась. Я не думал, что это серьезно. Просто не придал значения. Решил, что это простой каприз. Стоит немного подождать и все пройдет. А та история с таблетками… Эмма…

— Я тебя напугала, и ты решил в отместку напугать меня?

— Нет! То есть, да, ты меня напугала. И я не знал, что мне делать. Я холодным потом обливался при мысли о том, что однажды могу снова найти тебя лежащей без сознания на полу в коридоре. И не знал, как мне поступить. И…

— Хватит, — тихо, но твердо прервал его Деймон. — Вы обещали не слишком ее волновать. Милая, пойдем на кухню. Тебе нужно выпить чая. И съесть что-нибудь.

— Нет не нужно! Не хочу! Я сейчас закончу с отцом, и примусь за тебя. Мы с тобой поговорим. Про пианино! И про двести моделей детских платьиц! И про четыре электронные няни!

Молодой человек, весело хмыкнув в два шага пересек разделяющее их пространство и подхватил любимую на руки. Та инстинктивно схватила его за шею. А Деймон повернулся к своему будущему тестю и с улыбкой сказал:

— Знаете, мне кажется, она вас простила. И вам тоже не помешало бы чего-нибудь выпить. Чай, кофе или чего-нибудь покрепче.

— Выпить — это хорошо. Если вы не против, все же предпочту что-нибудь покрепче. Нервы, знаете ли… но даже если бы мне сейчас указали на дверь, я ушел бы со спокойным сердцем, зная, что мой ребенок здесь счастлив.

— Ну, а смысл было вас приглашать, собираясь прогнать через четверть часа? Нет уж! Вы, как минимум останетесь на ужин.

— Угу, — кивнула Эмма. — Дей просто потрясающе готовит. Прийти к нам и не попробовать один из его кулинарных шедевров, это… по меньшей мере глупо. Да и нам найдется о чем поговорить. Наверное.

Через несколько минут все трое пили крепкий чай с шоколадными пирожными. То есть мужчины пили чай, а Эмма объедалась пирожными. Куда в нее столько влезает, не мог понять ни один, ни второй.

— У меня стресс, — нахмурившись заявила она, примеряясь к четвертому шедевру кондитерского искусства. — Кстати, Деймон, ответь мне на один вопрос. Маленький, но очень для меня важный. Любимый, я все понимаю, но нам на что пианино? Ладно, куколки, игрушки-погремушки. Но это…

— Мне тоже интересно, — улыбнулся Станислав. Он немного неловко чувствовал себя рядом с этой изменившейся Эммой, которая теперь не только внешне, но и характером так напоминала Изабеллу. Но его дочь была счастлива. А больше ему ничего и не надо было. Ну, может только видеть ее почаще.

— Эм… — замялся Деймон. — У Марии должно быть все самое лучшее! Вдруг она захочет играть на пианино? Так пусть сразу и будет.

Девушка выслушала эти аргументы. Покивала и задала вполне резонный вопрос:

— А вдруг не захочет? Вдруг она решит в футбол научиться играть или в хоккей?

— Думаешь, нужно мяч купить и коньки?

— Пап, — застонала девушка. — У меня еще живота не видно, а он уже беспокоится о том, чем его дражайшее чадо будет в пять лет заниматься. Ну, скажи ты ему, что б с ума не сходил.

Станислав смутился. Такой реакции от него Эмма не ожидала, поэтому вжала голову в плечи и спросила:

— И ты туда же?

Мужчина кивнул, и, достав из внутреннего кармана пиджака небольшую коробочку, протянул ее дочери. Надпись «Мария» на крышке навевала некоторые смутные подозрения. С некоторой опаской, открыв ее, она увидела изумительной красоты бриллиантовое ожерелье. Оно переливалось всеми цветами, и, казалось, светилось изнутри.

— М-да… — закашлялась она. — Дей, забудь про пианино. А ты, папа… удивил. Ладно бы на совершеннолетие, но…

— Эмма, за эти четыре года мне удалось многое понять. Откладывая на потом, ты можешь просто не успеть сделать то, что хотел. А сейчас я очень хочу баловать тебя и свою внучку. Мне не довелось стать хорошим отцом. Но может, я буду неплохим дедом? Как думаешь, у меня получится?

— Не знаю, — беспомощно улыбнулась девушка. — Но почему бы и нет? Во всяком случае, шанс у тебя есть.

— Спасибо, — сказал Станислав, а затем, чтобы занять чем-то неловкую паузу, спросил. — Максим, а почему моя дочь зовет вас Деймоном?

— Долгая история. Но если коротко, это — то имя, которое она мне дала. Я ведь собственного не помнил. Я ведь вообще не помнил, да и сейчас не помню ничего о своей жизни до «Detrimentum». И…

Молодой человек хотел было еще что-то сказать, но тут в кухню заглянула золотая голова Ярика. И он немного сконфуженно поинтересовался:

— Я рано, да?

— Нет, заходи, — усмехнулся Дей. — Есть будешь?

— Смеешься? Когда я от твоей еды отказывался? И, друг, спаси меня, — Ярослав сделал умильную рожицу. — Пожа-а-алуйста.

— Что случилось?

— Я медвежонка купил, — потупил глазки блондин.

— И что? — не понял Деймон.

— Ну… сам понимаешь, я его не себе купил, а Марии.

— А от чего тебя спасать-то?

— От праведного гнева Эммы, конечно.

И все рассмеялись.