Прохладная тень

Глава 15 Моя горькая сладость

Мадди не стала тратить время на то, чтобы найти свою одежду. Трусы прилипали к попе; она рывком надела промокшую рубашку через голову, натягивая ее так, чтобы она закрывала бедра, пока бежала вниз по ступеням. Босая, она поспешила пересечь кухню и выбежала наружу в темноту.

Обогнув дом по периметру, и спотыкаясь о спутанную, чрезмерно разросшуюся растительность, она наконец достигла извилистой тропы. Она слепо бежала в ночи, ее сердце бешено билось, ее дыхание оглушало, так что она не могла слышать преследуют ее или нет.

Двумя минутами позже ей пришлось остановиться. Она была не в состоянии идти дальше. Уперев руки в колени, она старалась выровнять дыхание.

Когда сердцебиение немного замедлилось, она начала успокаиваться. Достаточно для того, чтобы поздравить себя с хорошо выполненной работой.

Она закрыла рот рукой, подавляя улыбку. Она сделала это. Она надула его в его же игре.

И что это была за игра.

Она присвистнула.

Тогда на какой-то отрезок времени она почти забыла, что это была игра. Тогда она почти доиграла ее до конца.

Она пошла.

Шагая, она продолжала прокручивать в памяти последнюю сцену с Эдди снова и снова. Эдди. Боже. Против таких парней как он должен существовать закон. Только недавно он держал ее в заложниках и она почти сделала это с ним. Опять.

Ее машина была там, где она ее оставила. Неужели это было всего двадцать четыре часа назад? Наощупь в темноте она нашла дверцу, открыла ее и проскользнула на водительское сидение. Она потянулась к зажиганию.

Ее сердце екнуло в неверии.

Нет ключей.

Ключи были в ее шортах.

И ее шорты были в доме.

В его доме.

О, Боже.

Она ударила кулаком по баранке руля. Какая же она идиотка! Полная идиотка!

Она прислонилась лбом к рулю и закрыла глаза.

И что теперь? Она вряд ли могла добраться до города одетой или еще хуже — неодетой, как сейчас.

Ей придется возвращаться обратно.

Нет!

Да.

Я не могу. Я так устала.

Ей придется идти.

Сейчас. Сделай это сейчас же.

Возможно, он все еще заперт в ванной. Возможно, она сможет возвратиться обратно, найти свои штаны, ключи и смыться.

Хорошо, что она не связала свою жизнь с преступностью. С ней постоянно случались всякие неприятности. Пойти ограбить банк, благополучно скрыться и затем вспомнить о том, что забыла ключи на банкомате. У-упс.

Она открыла дверцу и пошатываясь вышла наружу. Влажная футболка прилипала к ней, как вторая кожа.

Это ее наказание — необходимость возвратиться на место преступления.

Она была уже на пол пути к дому Эдди, когда начался дождь.

Она не заслуживала этого. Разумеется, она сваляла дурака, но она же не конченая идиотка, особенно если учитывать ее состояние в тот момент.

Легкий грибной дождь мягко барабанил по лиственному навесу над ее головой. Но затем мягкий грибной дождик зашумел и усилился, пока холодная вода не стала жалить ее кожу, пока почва под ее голыми ногами не превратилась в вязкую и липкую грязь, напоминающую по консистенции пережаренные бобы.

Щурясь от дождя, попадающего в глаза, она заметила огни дома.

Замок.

Место, откуда она так стремилась убежать, где бросила вызов a whole new persona. Единственное сухое и теплое пристанище в бушующий шторм. И сейчас, несмотря на исходящую угрозу, оно было бы весьма кстати. Это была гавань. Убежище.

Теплое, сухое змеиное логово.

Дрожащая и заляпанная грязью, она поспешила под защиту крыльца.

Что-то коснулось ее ноги. Она подпрыгнула и пронзительно вскрикнула.

Собака, осознала она с облегчением.

— Х-хорошая собачка. — ее губы окоченели. Она едва могла говорить. Она потрепала его по голове. Счастливец. Он был сухой и теплый.

Дождь превращался в ливень. От раската грома задрожало шаткое крыльцо. Вспышка молнии осветила небо.

Она положила руку на дверь и медленно повернула ручку.

Она украдкой заглянула внутрь.

Никаких следов пещерного человека.

Она вступила внутрь, выйдя из грязной лужи.

Если она сможет найти шорты, то ключи будут у нее. Но нахождение ключей означает, что ей придется проделывать весь путь обратно до машины.

Сможет ли она?

О Боже.

Она так замерзла. Ее зубы неконтролируемо стучали друг о друга.

Она заметила телефон.

На стене кухни. Старый, желтый, дисковый.

Разумеется, у него был телефон. Как иначе к нему могло поступать продовольствие?

Как иначе он мог вызвать доктора?

Пока она пересекала кухню очередной раскат грома сотряс дом и вспышка молнии осветила помещение.

Затем грозовая мощь сошла на нет, оставив ее в полной темноте.

С образом телефона в голове она сделала три шага и наткнулась на стену. Ее руки шарили по стене, пока не коснулись пластика.

Ее пальцы настолько закоченели, что она с трудом двигала ими, с трудом находила выемки. Она набрала номер. 9-1-1 и подождала.

Запись автоответчика — Девять один один пока не доступно в этой области.

Не доступно? Что это за глухомань такая, где нельзя даже набрать 911? Это словно не иметь туалета, где спускается вода.

Эвелин. Она позвонит Эвелин. Какой у нее номер? 678? Или 687? В таком случае, надо попробовать оба.

Пальцы обхватили ее запястье.

Она закричала и бросила трубку. Она ударилась о пол с клацающим звуком дешевого пластика.

— Привет, Мадди.

Голос Эдди шел из темноты, отчасти изумленный, отчасти рассерженный.

Отчасти страшный.

Ее сердце забилось быстрее. Она ощутила стеснение в груди, выжимающее воздух из легких.

— Привет — прохрипела она.

— Держу пари ты вернулась, чтобы проверить все ли со мной в порядке, не так ли?

— Д-да. Как ты узнал?

— Это не так.

— Что не так?

— Я не в порядке.

Его рука отпустила ее запястье. Она сделала шаг назад.

Ее затылок соприкоснулся со стеной.

Обе руки сжали ее руки.

Вспышка молнии на короткое мгновение осветила помещение, достаточно, чтобы она увидела его горящие глаза, влажные волосы и голую грудь. И затем все опять погрузилось в темноту.

— Или ты возвратилась довершить то, что мы начали?

Его тело придавило ее. Жар и холод. Она хотела обвиться вокруг него, впитать его тепло.

Он просунул колено между ее ног. На нем снова были джинсы. Она ощутила грубую ткань на внутренней поверхности своих бедер, ощутила тепло, поднимающееся вверх по ногам.

В этот момент вновь засверкали молнии.

Темные, разгневанные глаза в каких-то дюймах от нее.

Но затем эти глаза отодвинулись от нее, словно чтобы получше ее рассмотреть. И пока она наблюдала, то увидела, что тьма в них рассеивается и уступает место замешательству и чему-то вроде беспокойства.

— М-мои ключи.

Слова с трудом срывались с ее окоченевших губ.

— Я з-забыла свои к-ключи.

Она почувствовала, как его пальцы провели по ее холодному от дождя лицу. Его брови сошлись и он медленно покачал головой.

— Ты замерзла.

Он оглядел ее с ног до головы.

— Оставайся тут.

Он собрался уходить, затем, похоже дважды подумал прежде чем сделать это.

— Не уходи. Ты не уйдешь, ведь так?

Она уставилась на расползающуюся лужицу у своих ног; изнеможение накатило на нее. Уходить? Она не могла двигаться.

Мгновением позже он вернулся, обернул вокруг нее одеяло и подоткнул под подбородок. Она захватила концы обеими руками и крепко вцепилась в них, дрожа всем телом.

— Ох, Мадди.

В его голосе звучало раскаяние и оно дошло до ее сознания. Она не любила плакать, и, безусловно, она не любила плакать перед людьми. По сути, она всегда гордилась собой, своей способностью контролировать слезы. Но, неожиданно, ее горло сжалось — ужасное чувство. Печаль вскипела внутри нее и перелилась через край.

Дрожащее рыдание сорвалось с ее губ. Она попыталась остановить следующее, но это было слишком сложно. Одно последовало за другим.

— Мне жаль — сказал он.

И он имел ввиду именно это.

Он повел ее к столу и выдвинул стул. Она опустилась на него, закрыв лицо скрещенными руками; ее рыдания перешли в всхлипы.

Эдди стоял над ней и смотрел на макушку ее промокшей от дождя головы. Что он мог сделать? Он хотел обхватить ее своими руками, успокоить, согреть ее, но он был одной из причин ее страданий.

Когда он увидел ее в свете молнии, стоящую там, промокшую и покрытую грязью, он испытал стесненное чувство самоанализа, которое наполнило его печалью и сожалением. Было время, когда он беспокоился о женщинах, угнетаемых мужчинами. Он всегда питал отвращение к людям, которые применяют свою превосходящую силу, контролируя других. Но разве это не то, что он делал по отношению к Мадди?

Какого черта с ним происходит? Возможно, Макс был прав. Он слишком долго прятался от людей. Он потерял с ними связь.

— Мадди, нам нужно тебя согреть.

Она не ответила. По крайней мере, она перестала плакать. Он не мог вынести этого, не мог выносить звуков ее слез. Они заставляли его страдать, разрывали его на части.

Ей действительно нужно принять горячую ванну, но это может сподвигнуть ее убежать вновь. Боже. Он запустил руку в волосы.

— Ванна. Как насчет горячей ванны?

— Не могу. — раздался слабый шепот.

Не может, потому что боится? Или потому что физически не в состоянии? — спросил он себя.

— Тогда — сухая одежда. По-крайней мере ты можешь облачиться в сухую одежду.

Она двинула головой, kind of rolled it around on her arm. Он не понял да это или нет. Не похоже, чтобы она собиралась куда-нибудь уходить, поэтому он оставил ее на некоторое время, с целью захватить фланелевую рубашку и пару шортов для утренних пробежек рысцой.

— Сухая одежда — провозгласил он.

Она медленно подняла голову и безучастно посмотрела на штаны и футболку.

— Сухая одежда.

Она продолжала смотреть.

— Тебе нужна помощь?

Ее продолжающееся молчание было ответом. Она чертовски устала.

Ему придется помочь ей.

Не то, чтобы он никогда не видел ее голой, сказал он себе, пытаясь вытащить одеяло из ее крепкой хватки. Наконец он смог вытянуть одеяло, повесив его затем на спинку стула. Он отлепил рубашку от ее бедер.

— Подними руки. Вот так, хорошо.

Он снял ей футболку через голову. Ее руки повисли вдоль тела. Он схватил фланелевую рубашку, начиная ее надевать с поврежденной руки, осторожно избегая швов. Затем с другой руки.

Он встал перед ней на колени, собираясь застегнуть первую пуговицу, когда она подняла руки и запахнула на себе рубашку. И затем она посмотрела ему прямо в глаза.

— Послушай, — наконец произнес он — дай мне ее застегнуть.

Он отвел ее окоченевшие руки. Затем, застегнул рубашку дрожащими пальцами.

— Ты можешь подняться? Судя по всему, тебе придется это сделать.

Оцепенелая, обессиленная, она отреагировала на его слова. Она встала — ее ноги тряслись. Он запустил руки под фланелевую рубашку, захватил эластичный край ее трусов и стянул их к ногам и ступням.

— Садись обратно.

Она села.

Он просунул ее ноги через шорты для бега.

— Встань.

Она встала.

Он натянул шорты ей на талию. Затем поднял одеяло, накинул ей на плечи и обмотал.

— Пойдем. В кровать.

Он намеревался взять ее на руки, но каким-то образом она поняла его замысел.

— я могу идти.

Она повернулась; концы одеяла волочились по полу. Она прошаркала по кухне до ступеней. Остановилась и посмотрела наверх. Затем, все так же медленно, положила руку на перила.

Один шаг за раз.

Спустя целых две минуты она рухнула на кровать. Он надел ей на ноги теплые носки и укрыл вторым одеялом.

— Не уходи.

Он помедлил.

— Ты такой теплый.

Итак, он заполз под одеяло и ляг рядом с ней. Это было самое малое, что он мог сделать.

Днями он не решался отпустить малиновку, убеждая себя, что она может пораниться. Но теперь он знал, что настоящая причина была не в этом. Он знал, что ему будет ее не хватать. Он знал, что будет больно отпустить ее.