Прохладная тень

Глава 18 Мир, который я знаю

В последнее время Эдди слишком много думал. Чересчур много. О том, о чем все эти годы пытался забыть.

Музыка.

Его прежняя жизнь.

Было бы нелепо, думать, что причиной, по которой Рик был застрелен, послужили тексты его песен. Из-за слов, написанных в одиночестве, но отправленных по радиоволнам миллионам.

Песня, такая, которая бы говорила, приказывала какому-нибудь психу убить Рика Бэка.

В ночь последнего концерта Рика, музыка была настолько громкой, что никто даже не услышал выстрела. Эдди видел, как Рик покачнулся и затем упал.

Рик все время был под кайфом, и Эдди сначала подумал, что все дело в этом.

Но потом он увидел кровь.

Эдди был единственным, кто оказался в этот момент рядом с Риком, держал его на руках, поддерживал его, пока тот истекал кровью. Позже, кто-то вышел и признался. Кто-то, кто хотел быть звездой, хотел внимания, как Хинкли, убивший Леннона.

«Прохладная Тень».

В тот день Рик исполнял ее впервые.

После похорон, Эдди взял ноутбук, в котором были тексты песен и сжег его. Однако, он забыл о демо-записи, которую они сделали.

Он хотел это услышать.

После всех этих лет, он наконец был к этому готов.

Но когда он открыл кабинет, где он, в другой жизни, спрятал кассету, все что он там нашел это горы пыли и несколько мертвых жуков.

Запись пропала.

Мэдди.

Мэдди Смит, с огромными глазами и белоснежной кожей.

Она обокрала его.

Сжимая в пальцах пинцет, Мэдди вытащила последний стежок из своей руки. Зачем платить кому-то за то, что она может сделать сама?

Она убрала спирт, когда кто-то постучал в дверь.

Мэдди открыла, чтобы обнаружить Эвелин, стоящую на крыльце, с сигаретой в руке, щурясь от дыма.

− Я здесь уже в третий раз, − заявила она тем порицающим тоном домовладелицы, который за эти годы стал Мэдди таким знакомым.

− Извините.

Мэдди потерла виски. Как это все угнетает. Собиралась ли она всю жизнь бегать от этих людей? Когда ей стукнет восемьдесят, она по-прежнему будет играть в прятки с домовладелицами?

− Вы должны съехать или начать платить арендную плату.

− Я получу зарплату не раньше чем через две недели.

Эвелин это обдумала и сказала: − Мне нужна небольшая помощь на приусадебном участке. Если вы хотите работать, я бы могла принять это в качестве арендной платы.

Не то чтобы Мэдди действительно этого хотела. Она не спала всю ночь и с нетерпением ждала, что проведет этот долгий день в постели. Однако она предположила, что сможет выспаться ночью. На свою первую ночь здесь ничего другого она не планировала.

Она помогла Эвелин. И в процессе, изучила новую профессию. Настилание ковровых дорожек. Есть, сэр! Оказалось, что Эвелин хотела, чтобы все дорожки внутри и снаружи дома были покрыты красными ковровыми дорожками. Мэдди признала, что это послужит красивым дополнением к ее ланшафтному декору.

Очаровательно. Просто очаровательно.

И так Мэдди провела день, склеивая и вырезая, вырезая и склеивая, просто прикрепляя внахлест один конец к другим. И когда она закончила, у нее заболела спина, в легких саднило от попавших туда ядовитых паров, она встала и посмотрела на свою работу.

Несомненно, это было самое жуткое, чертовски безвкусное нагромождение вещей, которое она когда либо видела.

Вернувшись в дом, она насыпала Хемингуэю немного сухого кошачьего корма, и, подкрепившись бутербродом с арахисовым маслом, приняла душ и упала в постель.

Эдди пристально смотрел на мопед — внедорожник.

Он был в довольно приличном состоянии, учитывая, что уже несколько лет не видел дневного света, да что там дневного, он даже лунного света не видел.

Это был не шоссейный мопед. В нем не было ничего из того, что бы давало право ездить на нем по улице. Ни задней фары. Ни защитных щитков на колесах. Ни пластин приводной цепи.

Какое это имело значение? У него даже больше не было прав.

В дни, когда он учился в старших классах, он ездил по проселочным дорогам, объездив вдоль и поперек земляную дамбу возле города.

Сейчас он рассматривал мопед со странной смесью удовлетворения и страха, страха перевешивающего удовлетворение.

Бак был абсолютно пустой, поэтому он перекачал бензин из своей заброшенной Шеви. Давным давно у него был довольно большой опыт в бензина.

Еще один потерянный навык. Он все еще мог определить качество бензина по запаху.

Под отблеском света из сарая, он сжал руль и, сев на мопед, сделал пару испытательных прыжков.

Затем он нажал на стартер, прижимая его пяткой.

350-й двигатель сделал пару сильных громких выхлопов и заглох. Он снова попробовал. На четвертый раз он завелся.

Он прибавил газу, ожидая когда выровняется звук и вспоминая как он раньше любил рев мотора мопеда, любил запах сгорающего топлива и выхлопных газов.

Эдди проехал вдоль залива, затем срезал напрямик примерно две мили, через кукурузное поле, ограничивающее его землю. Когда он достиг конца дамбы, которая шла вокруг поля, он повернул ручку и дал полный газ.

Мопед рванул вперед, взбираясь на земляную стену. На долю секунды он оторвался от земли. Он перенес свой вес, одновременно выключая сцепление и выжимая тормоз. Приземлился на дамбе, оба колеса жестко опустились на землю. Пыль клубилась в воздухе от его приземления, а он стоял, поставив ноги на землю по обеим сторонам горячего ревущего мопеда.

Цикады пели. Его предплечья промокли от обильной росы. Он слышал, как что-то плескалось в водоеме по близости, ондатра или рыба. В свете единственной фары мотылек походил на космонавта. Вдали он видел поля

э простирающиеся на много миль кругом.

Затем он осознал, как быстро бьется его сердце. Его ладони, в противоположность рассохшимся резиновым ручкам, вспотели.

Он не был к этому готов. Он никогда не был к этому готов. Поля с обеих сторон. Посередине вода. Узкая земляная насыпь, что на всем протяжении пути в город. Повернуть назад. Вернуться.

Нажав ногой на педаль, он включил первую передачу, снял тормоз и отпустил сцепление. Заднее колесо забуксовало, затем резко сорвалось с места.

Сон.

Мадди не могла сбежать даже в своем сне.

Разрезая ковер на полоски при помощи X-Acto ножа (инструментальный нож со съемными лезвиями — прим. Перев.), затем склеивая.

Запах. Насквозь пропитал в ее легкие. Хотя сейчас запах стал больше походить на бензин, чем на клей. Скорее это похоже на разогретый двигатель, чем на заплесневелый ковер.

Однако с другой стороны, все это сон. Предметы могут поменяться.

Минуту Эвелин что-то болтала о другом украшении, которое она хотела купить для своего двора, затем ее голос стал более низким, таким низким как мужской.

Какой у тебя низкий голос, Эвелин.

− Мадди.

Эдди. Что в ее снах делает Эдди Бёрлин? Он заблудился?

А разве не все мы заблудились?

Может быть, он мог бы помочь ей закончить ковер. Ей еще столько всего надо сделать. Эвелин решила, что хочет покрыть им каждую улицу в городе. Такая дорога, на которой машины могут ехать как по мягкой подушке.

Почему никто не подумал об этом раньше? Какая прекрасная идея. Эвелин гений. Гений в полиэстровых брюках.

− Мадди.

Снова здесь это запах. Бензина, горячего двигателя и воздуха с улицы.

− Мадди, просыпайся.

Возможно это не сон.

Она открыла глаза. Уставилась в темноту. В нескольких дюймах от ее лица, она увидела чьи-то очертания…

Она открыла рот.

Чья-то ладонь зажала ей рот.

−Не кричи, −прошептал он, угрожающе нависая над ней. −Ты ведь не собираешься кричать?

Она отрицательно покачала головой. Эдди убрал руку.

− Что-то мне подсказывает, что ты здесь не для того чтобы помогаь мне настилать ковры, − сказала Мадди.

− Какого черта, о чем ты говоришь?

Она подумала о том, каким логичным ей казалось застилать улицы коврами пару секунд назад.

− Неважно. − И затем она представила себе, каким нелогичным выглядело пребывание Эдди в ее доме.

− Что ты здесь делаешь? Как ты узнал, где я живу?

− Общие знакомые.

У нее было не очень много знакомых в Честере.

− Эл?

− Ага.

Он все еще не сказал ей, что он тут делает. Секс? Он пришел за сексом? Он постоянно думал о ней? Мечтал о ней, не мог выкинуть ее из своих мыслей?

− У тебя есть кое-что, что принадлежит мне.

Ну хватит о ее несбыточных мечтах. Не то чтобы она на самом деле хотела с ним переспать. Она больше никогда, никогда этого не сделает. Она уже выучила этот урок. Она знала, как легко она попадает под его обаяние. Этого знания было достаточно, чтобы подготовить ее, в случае если он снова попытается испытать на ней свое колдовство.

− Я хочу получить это обратно.

− Что вернула? − Она пыталась вспомнить одевала ли она что-нибудь из его домашней одежды после фиаско на прошлой неделе.

− Пленка, Мэдди. Мне нужна пленка.

− Пленка? − О чем он говорит?

− Я пошел взять кассету и она исчезла. И, конечно, ты знаешь, как это произошло.

− Ты обвиняешь меня в воровстве? − Она наконец окончательно проснулась.

− Она мне нужна, Мэдди. Где она?

Еще никто не обвинял Мэдди Смит в воровстве. В отличие от ее сестры Энид, Мэдди никогда в жизни не украла и пенни.

Обеими руками она толкнула его в грудь и закричала:

− Пошел вон! Убирайся отсюда!

Он не пошевелился.

− Я не уйду пока ты не вернешь мне пленку.

− Нет у меня никакой пленки.

− Ты ее уже продала?

Он пришел в ярость. Не было ничего необычного в том, откуда появился запах бензина.

− Ты пил неэтилированный бензин? − спросила она, пытаясь его отвлечь.(пить неэтилированный бензин, да, оказывается такое действительно бывает. Употребляют как наркотическое средство. — прим. перевод.)

Он приглушенно выругался.

− Скажи мне, что ты не продала пленку. − Он отодвинулся. − Где, черт побери, здесь включается свет? Он натолкнулся на прикроватную лампу, нащупал ее, а затем включил. Они оба сощурились от яркого света. Темные волосы упали на бледный лоб. Глаза его горели, а контур его губ грубо очерчивала отросшая за день щетина.

Неделю назад, она бы растеклась лужицей перед ним. Но сейчас, из-за ее полуночного собеседника, у нее появилось решение.

Его глаза сверлили ее, темные, не оставляющие в покое, желающие узнать правду. Она медленно покачала головой.

− У меня нет твоей пленки. − сказала она ясно, искренно, надеясь что он увидит что она имеет ввиду. − Я ее не брала.

На одно долго мгновение он пристально на нее посмотрел, затем отпустил ее и поднялся на ноги.

Она потерла свои руки, там, где он к ней прикасался.

− Мне не нравится, когда меня обвиняют в воровстве.

Он стоял там, смотрел вдаль, потерявшийся в своих мыслях.

−Ты меня слышал? Мне не нравится, когда меня обвиняют в воровстве.

Ее слова заставили его вернуться в настоящее, в спальню, безвкусно украшенную черным и розовым сатином.

−Да, хорошо. Мы все носим свое дерьмо с собой.

Чтобы могли значить эти мудрые слова.

Он ушел.

Вот так.

Она смотрела, как он уходит, наблюдала как он выходит из комнаты, слушала звук его шагов. Услышала, как открылась входная дверь. Ждала пока она закроется.

Этого не произошло.

Часы у кровати показывали почти два.

Позвонит ли ее полуночный собеседник на радиостанцию? Будет ли он расстроен, если узнает, что ее там больше нет?

Она выбралась из кровати и спустилась вниз, чтобы найти Эдди стоящим перед открытой дверью, спиной к ней.

− Я думала ты уходишь.

− Ты знаешь, я бы хотел это сделать. Я всегда придавал большое значение тому, чтобы красиво уйти.

− Ну, так сделай это.

− Не могу.

Она не могла видеть его лица, но его голос звучал неровно и натянуто.

− Просто уходи. У вас, парней, это отлично получается.

Он нервно засмеялся, как если бы смутился, как если бы не мог сосредоточиться на том, что она сказала. И теперь она заметила его руки, сжимающие в смертельной схватке дверную косяк, костяшки пальцев побелели, его руки дрожали.

− Эдди?

− Не смотри на меня.

Но она не могла отвернуться.

Она смотрела как он пытается сделать шаг, как он пытается заставить себя пошевелиться. Это выглядело так, как будто некая незримая сила заморозила его на месте. Подобно человеку, стоящему в открытом люке самолета, пытающемуся набраться смелости и выпрыгнуть, он наконец признал поражение и рухнул на пол, привалившись спиной к стене, закрыв руками лицо.

− Дерьмо, − бормотал он, − дерьмо, дерьмо, дерьмо…

Он задыхался, его белая футболка пропиталась потом. Она положила руку на его дрожащее плечо. Его мускулы были твердыми как скала.

−Теперь ты знаешь, − пробормотал он сквозь закрывающие лицо руки.

− Знаю что?

− Я боюсь.

− Боишься? Чего?

− Этого.

Она медленно закрыла дверь.

− Чего этого?

− Того, что там, снаружи.

Не удивительно, что он четыре года не выходил из дома. Он не мог.

− Ты… − Как же это называется? − страдаешь агарофобией?

Она пыталась связать все воедино, зная, что это поможет ей разобраться, все же она поняла, что пока не в состоянии воспринять это все целиком. Это было слишком непривычно. Слишком неожиданно.

Он выпрямился, облокотился головой о стену, глаза закрыты. Свет с лестницы отбрасывал тень на его лицо и мускулистую грудь.

− Это началось как боязнь толпы, − сказал он, не открывая глаз. − Но затем это выросло в нечто большее. Я никогда не понимал, что послужило причиной.

− Здесь нечего стыдиться, − сказала она, пытаясь заставить свой голос звучать ровно.

− Нечего стыдиться? − он издал резкий смешок, открывая глаза.

Отчаянье. Ненависть к самому себе.

Он подтянул ноги к груди и зарылся лицом в колени. − Я думал, что смогу сделать это, − сказал он, его дыхание становилось быстрым и поверхностным.

− Темнота. Рядом никого. Я думал что могу держать себя в руках. Дерьмо. Вот дерьмо.

На него было больно смотреть. Это был мужчина, который так впечатлял ее своей внутренней силой. Он казался таким спокойным, таким близким.

Она положила руку на его плечо, почти ожидая, что он дернет плечами, чтобы ее сбросить. Вместо этого, он, казалось, находил успокоение в ее прикосновении.

Она опустилась на колени рядом с ним.

Он повернулся. Его глаза, его прекрасные глаза поэта, смотрели на нее с болью.

Он притянул ее к себе, его губы искали, находили ее.

− Мадди, − простонал он возле ее губ, — Чувствуешь как хорошо. Проклятие, как же хорошо.

Он нуждался в ней. Уже довольно давно Мэдди не чувствовала, чтобы в ней кто-то нуждался.

− Заставь меня забыть, − сказал он осипшим голосом, полным обещания. − Заставь меня забыть.