Проклятие Неферет

27 апреля, 1893 год Личный Дневник Эмили Вейлор

Я с трепетом начинаю эту запись в дневнике. Я чувствую, что меняюсь. Надеюсь, что эти изменения к лучшему, но, признаюсь, я не уверена, что это так. На самом деле, если писать абсолютно откровенно, я должна признать, что даже само значение слова «надежда» для меня изменилось.

Я так растеряна! И очень, очень боюсь.

Я уверена только в одном — я должна покинуть дом Вейлоров любым способом. Артур Симтон предоставил мне логичную и безопасную возможность бегства, и я с ним согласилась.

Я не тот легкомысленный ребенок, каким была восемь дней назад, после той первой ночи, когда мы разговаривали с Артуром. Я все так же считаю его добрым и очаровательным и, конечно же, красивым. Мне кажется, я могла бы полюбить его. В моих руках прекрасное будущее, так почему же я чувствую растущую внутри себя холодность? Неужели страх и отвращение к отцу начали меня портить?

Я содрогаюсь от этой мысли.

Возможно, рассмотрев события последних дней, я найду ответы на свои вопросы.

Встреча с Артуром в саду действительно изменила мой мир. Неожиданно, субботний торжественный ужин перестал быть чем-то, чего я боялась — теперь я считала оставшиеся до него часы. Я полностью погрузилась в меню, в украшения, в каждую крошечную деталь моего платья.

Планировавшийся ужин из пяти блюд, которые я неосмотрительно приказала повару воспроизвести из старых маминых книг о приемах, совершенно изменился. Вместо этого, я лихорадочно рылась в своих воспоминаниях, жалея, что не уделила больше внимания- на самом деле никакого внимания-, тем моментам, когда мама с отцом обсуждали особенно роскошные ужины, на которых они присутствовали в течение года, прежде чем ей пришлось оставить общество из-за беременности. Наконец, я вспомнила, что даже отец похвалил исключительный ужин в Клубе университета, организованный в честь архитектурной выставки, который спонсировал его банк. Я послала Мэри, чья сестра была одной из множества поваров университетского Клуба, чтобы взять копию меню. И я была приятно удивлена, когда она вернулась не просто со списком блюд, но и вин, которые должны к ним подаваться. Повар, который, как мне казалось, до тех пор в основном считал мои попытки составить меню жалкими и смешными, начал смотреть на меня с уважением.

Затем, я изменила оформление и украшение. Мне хотелось принести в дом сад, чтобы напомнить Артуру о проведенном вместе времени, поэтому я руководила садовниками, срезавшими охапки ароматных лилий- старгейзер[2], хотя и не тех, что росли вокруг фонтана. Я также приказала им собрать камыши и занавеси плюща с болотистого берега озера. Потом я начала заполнять вазы лилиями, камышом и вьющимся плющом, надеясь, что Артур все это заметит.

И, находясь в центре вихря своей творческой деятельности, я поняла нечто невероятно интересное: чем более требовательной я становилась, тем больше людей со мной считалось. Раньше я ходила по дому Вейлоров на цыпочках, словно робкий призрак девушки, теперь я шла решительной походкой, уверенно отдавая приказания.

Я продолжаю учиться. Этот урок я считаю одним из наиболее важных. Возможно, этот способ управления миром вокруг меня лучше, чем мамин. Она использовала свою красоту и свой нежный приятный голос, чтобы уговаривать и упрашивать — таким был ее метод. Я поняла, что предпочитаю более властный подход.

Что было со мной не так? Что это за холод, который, как я чувствовала, распространялся внутри? Как может быть неправильным обретение уверенности и контроля?

Правильно или нет, я использовала это вновь открывшееся мне знание, когда выбирала платье. Отец, разумеется, приказал мне снова надеть одно из маминых платьев из зеленого бархата.

Я отказалась.

О, я была не настолько глупа, чтобы отказать ему напрямую. Я просто отвергла все мамины зеленые бархатные платья, которые предложила мне Мэри. Там, где раньше она настояла бы, а я уступила, моя новая позиция вызвала у нее недоумение.

―Но, девочка, вы должны надеть одно из платьев вашей матери. Ваш отец на этом настаивал, ― запротестовала она в последний раз.

―Я выполню просьбу отца, но на моих собственных условиях. Я — хозяйка дома Вейлоров, а не кукла, которую можно одевать. ―Я подошла к своему шкафу и вытащила из дальнего угла платье, которое планировала надеть на свой дебютный бал. Оно было из кремового шелка, с юбкой, украшенной каскадами вышивки в виде плюща. Лиф, хотя и скромный, был в складку, так же, как юбка, а тонкость талии подчеркивалась, так что моя фигура приобретала совершенную форму песочных часов. А мои руки оставались соблазнительно открытыми, но это было к месту. Я протянула платье Мэри. ― Возьми зеленый бархатный пояс и бант от одного из маминых платьев. Я оберну этот пояс вокруг талии, а бант пришью на лифе. И принеси мне одну из ее зеленых бархатных лент для волос. Я надену ее на шею. Если отец станет возражать, я смогу честно ответить, если он спросит, что я ношу мамин зеленый бархат.

Мэри нахмурилась и пробормотала что-то, но сделала так, как я велела. Все было сделано, как я велела. Даже отец смирился, когда я отказалась идти в ОФЖК в пятницу, сказав, что слишком занята.

―Ладно, Эмили, завтра все должно быть как положено. Пропуск на этой неделе волонтерских обязанностей, конечно, понятен. Приятно видеть, как ты исполняешь обязанности хозяйки дома Вейлоров.

―Спасибо, отец. ― Я ответила ему теми же словами, что и много раз до этого, но не смягчила свой тон и не опустила голову. Напротив, я посмотрела ему прямо в глаза и добавила: ― И я не смогу поужинать с вами сегодня вечером. У меня слишком много дел, а времени слишком мало.

― Конечно, ну конечно. Будь уверена, что правильно распоряжаешься своим временем, Эмили.

― Не беспокойтесь, отец. Я уверена.

Кивнув самому себе, отец не заметил, что я вышла из комнаты прежде, чем он отпустил меня.

Восхитительной роскошью было приказать Джорджу принести поднос в мою гостиную в пятницу вечером. Я ела в совершенной гармонии, выпила небольшой бокал вина и пересчитала карточки с золотым тиснением ответов на приглашения — все двадцать приглашений были приняты.

Я положила карточку с ответом Симптонов на самый верх стопки.

Затем я улеглась на свою кушетку рядом, и пока не сгорели шесть свечей в подсвечнике, листала последний каталог Монтгомери Уорд. Впервые я поверила, что могу наслаждаться тем, что я — хозяйка дома Вейлоров.

* * *

Волнение не удержало меня от нервного головокружения, когда Карсон объявил в субботу вечером, что гости уже начали прибывать. Я бросила последний взгляд в зеркало, пока Мария повязывала бархатную ленту вокруг моей шеи.

―Вы так прекрасны, девочка, ― сказала мне Мария. ― Сегодня вы будете лучше всех.

Я приподняла подбородок и сказала своему отражению, прогоняя призрак моей матери.

―Да, буду.

Когда я дошла до лестничной площадки, отец стоял ко мне спиной. Он уже включился в оживленный разговор с мистером Пуллманом и мистером Райерсоном. Карсон открывал дверь для нескольких пар. Две женщины — одна, довольно пухленькая, в которой я узнала миссис Пуллман, и другая, выше нее и красивее — любовались большой центральной композицией из лилий, камыша и занавесей плюща, на которую я потратила столько часов. Я легко услышала их донесшиеся до меня, повысившиеся от удовольствия голоса.

― О, это так красиво и необычно, ― сказала миссис Пуллман..

Высокая женщина с одобрением кивнула.

― Какой прекрасный ход — использовать эти лилии. Они наполнили холл изысканным ароматом. Словно мы вошли в благоухающий сад внутри дома.

Я не двигалась. Мне хотелось испытать собственный момент наслаждения, поэтому я представила, всего на мгновение, что вернулась на скамейку в саду, укрытую ивой, окруженную темнотой, и сижу рядом с Артуром Симптоном. Я закрыла глаза, сделала глубокий вдох, наполняясь спокойствием, и тут поняла, что его голос доносится до меня, словно его принесла сила моего воображения.

― Вот и сама мисс Вейлор. Мама, я думаю, что композиция, которой ты любуешься — ее собственное произведение.

Я открыла глаза, чтобы посмотреть на Артура, стоявшего рядом с красивой женщиной, которую я не узнала. Я улыбнулась, произнесла:

― Добрый вечер, мистер Симптон, ― и начала спускаться по последнему пролету. Отец проскользнул мимо них и поспешил мне навстречу, двигаясь так быстро, что натужно сопел, когда предложил мне свою руку.

― Эмили, мне не верится, что ты познакомилась с матерью Артура, ― сказал отец, представив меня ей.

― Мисс Вейлор, вы даже прекрасней, чем описал мой сын, ― произнесла миссис Симптон. ― А эта центральная композиция впечатляет. ― Вы сами ее создали, как и предположил мой сын?

― Да, миссис Симптон, сама. И я польщена, что вы ею восхищаетесь. ― Я не смогла удержаться, чтобы не улыбнуться Артуру, пока говорила это. Его добрые глаза светились от его собственной улыбки — той, которая была мне уже знакома и становилась мне все дороже.

― А как вы узнали, что композицию создала Эмили? ― Я была ошеломлена грубым тоном отца, уверенная, что все окружающие могли расслышать в нем собственничество.

Сбитый с толку, Артур добродушно рассмеялся.

― Ну, я узнаю лилии-старгейзер из… — посреди своего объяснения он, должно быть, увидел ужас в моих глазах, потому что прервал его, преувеличенно закашлявшись.

― Сын, с тобой все в порядке? ― Его мать с беспокойством коснулась его руки.

Артур откашлялся и снова улыбнулся.

― О, все хорошо, мама. Просто першит в горле.

― Что это вы там говорили о цветах Эмили? ― Отец был похож на жирного старого пса с костью.

Артур не пропустил удара, но продолжил уже спокойней:

― А это цветы Эмили? Значит, моя догадка была удачной, потому что они сразу же напомнили мне о ней. Они тоже очень красивые и такие же милые.

― О, Артур, ты все чаще и чаще говоришь, как твой отец, каждый день. ― Мать Артура сжала его руку с явной любовью.

― Артур! О боже мой. Я надеялась, что ты будешь здесь. ― Камилла бросилась к нам, обогнав мать, хотя миссис Элкотт шла за дочерью по пятам так близко, что показалось, будто она вытолкнула ее вперед.

― Мисс Элкотт, ― Артур сухо и официально поклонился. ― Миссис Элкотт, добрый вечер. Я сопровождаю свою мать, так как мой отец все еще болен.

― Какое совпадение! Моя Камилла присоединилась ко мне в этот вечер, потому что мистеру Элкотту кажется, что его лихорадит. И, конечно, я так хотела быть здесь, чтобы поддержать Эмили на ее первом официальном ужине, в качестве хозяйки дома Вейлоров, что я не могла его пропустить, ― объяснила миссис Элкотт, медовым тоном, но ее болезненное выражение лица, когда она перевела взгляд с Артура на меня, опровергало ее слова. ― Хотя, к сожалению, у меня только дочери и нет такого любящего сына. Вы счастливая мать, миссис Симптон.

― О, я вполне согласна с вами, миссис Элкотт, ― с довольной улыбкой сказала мать Артура. ― Он — очень любящий и внимательный сын. Мы только что обсуждали, что именно он догадался, что эти прекрасные украшения были созданы самой мисс Вейлор.

― Эмили? Их сделала ты?

Слова Камиллы прозвучали с таким потрясением, что мне внезапно захотелось дать ей пощечину. Вместо этого я подняла подбородок и не стала смягчать свой голос и умалять свои достижения, как сделала бы мама.

― Привет, Камилла, какой сюрприз увидеть тебя здесь. И, да, я сделала эту композицию сама. Я также создала все украшения на обеденном столе и в отцовской библиотеке.

― Я горжусь тобой, дорогая, ― произнёс отец.

Я проигнорировал его, и обратив все свое внимание на Камиллу, очень строго сказала:

― Как и ты, и твоя мать могли видеть во время вашего последнего визита, я быстро учусь и узнаю, что такое — быть хозяйкой великого дома. ― Я не добавила остального, сказанного миссис Элкотт, что мой будущий муж будет доволен. Мне это не было нужно. Мне нужно было просто перевести свой взгляд с Камиллы на Артура, а затем вернуть ему его теплую, лучезарную улыбку.

― Да, именно так я и сказал. Я горжусь тобой. ― Отец снова протянул мне руку. Мне пришлось ее принять. Он кивнул на Симптонов и Элкоттов, сказав: ― А теперь мы должны поприветствовать остальных гостей. Эмили, я не вижу на столе шампанского.

― Потому, что сегодня я решила следовать меню Университетского Клуба. Джордж подаст амонтильядо вместо шампанского к первому блюду. Со свежими устрицами оно будет сочетаться гораздо лучше.

― Очень хорошо, очень хорошо. Пусть будет это амонтильядо, моя дорогая. О, я вижу, что пришел Айерс. Речь идет о постоянной коллекции произведений искусства — его индейских реликвий, в чем Банк будет очень заинтересован…

Я перестала слушать, однако позволила отцу увлечь меня за собой. Весь вечер, пока я играла роль хозяйки и леди дома Вейлоров, Артур Симптон наблюдал за мной, и каждый раз, когда мне удавалось украдкой на него взглянуть, наши глаза встречались. По его улыбке казалось, что он еще и оценивает меня.

Пока вечер продолжался, я поняла, что мужчины, как всегда, после ужина оставят нас и уединятся в отцовской библиотеке с бренди и сигарами. Женщины отправятся в мамину парадную гостиную, потягивать вино со льдом, поклевать поданных к чаю пирожных, и, разумеется, посплетничать. Меня пугало это разделение, не только потому, что рядом не будет Артура, а потому, что у меня не было опыта общения с дамами маминого возраста. Только Камилла была не старше меня более чем на десять лет. Я поняла, что мне придется выбирать. Я могу сесть рядом с Камиллой и болтать, как будто я не более чем обычная девушка, или и в самом деле попытаться быть хозяйкой дома Вейлоров. Я знала, что ко мне возможно, отнесутся снисходительно.

Там, в конце концов, присутствовали такие важные дамы, как миссис Райерсон, миссис Пуллман и миссис Айер, а я была всего лишь шестнадцатилетней девчонкой. Но, проводив дам в мамину гостиную и ощутив знакомый и успокаивающий аромат лилий, которые я так тщательно собирала в букеты, я сделала свой выбор. Я не стала отзывать Камиллу к подоконнику и цепляться за свое детство. Вместо этого я заняла мамино место на диване в центре комнаты, проследила, чтобы Мэри подлила дамам вина, и попыталась высоко держать подбородок и подумать о чем-нибудь умном, что можно было бы сказать, чтобы нарушить тишину.

Мать Артура стала моим спасением.

― Мисс Вейлор, меня заинтересовали эти необычные букеты, которые вы так красиво разместили во всех комнатах. Вы не поделитесь со мной своим вдохновением? ― спросила она с теплой улыбкой, которая так сильно напомнила мне о ее сыне.

― Да, дорогая. ― Я с изумлением услышала слова миссис Айер. ― Украшения действительно очаровательные. Вы должны поделиться с нами своим секретом.

― Моим вдохновением были наш сад и его сердце — фонтан. Мне хотелось принести в дом сегодня вечером аромат лилий, образ воды и мое любимое дерево — иву.

― Понятно! Камыши создают ощущение присутствия воды, ― сказала миссис Симптон.

―А вьющийся плющ оформлен так, что очень похож на листья ивы. ― Кивнула с заметным удовлетворением миссис Айер. ― Это была прекрасная идея.

― Эмили, я не знала, что ты так любишь сад. Я думала, что вы с Камиллой гораздо больше интересуетесь велосипедами и новейшими прическами девушек Гибсона, чем садоводством, ― явно снисходительным тоном сказала миссис Элкотт, чего я и боялась.

Мгновение я не говорила ничего. Тишина в комнате словно затаила дыхание, как будто сам дом ждал моего ответа. Была ли я девчонкой или женщиной?

Я выпрямила спину, подняла подбородок и свысока посмотрела на миссис Элкотт.

― Безусловно, миссис Элкотт, мне нравились велосипедные прогулки и прически девушек Гибсона, на тогда моя мать, ваша лучшая подруга, была хозяйкой Дома Вейлоров. Она умерла. Мне пришлось взять ее роль себе, и я поняла, что мои интересы должны стать менее детскими. ― Я услышала сочувственное кудахтание, а несколько женщин прошептали:

― Бедняжка. ― Это еще больше придало мне смелости, и я поняла, как можно обернуть высокомерие миссис Элкотт в свою пользу. Я продолжила:

― Знаю, что не могу даже надеяться стать такой же леди, какой была мама, но я решила делать все как можно лучше. Я надеюсь только, что мама смотрит на меня с гордостью. ―Я тихонько шмыгнула носом и промокнула уголки глаз своим кружевным платочком.

―Милая девочка. ― Погладила меня по плечу миссис Симптон. ― Как уже сказал твой отец, ты — гордость своей семьи. Мы с твоей матерью не были близко знакомы, но как мать, у которой есть собственные дочери, я могу с уверенностью сказать, что она гордилась бы тобой, конечно же, очень гордилась!

Затем все дамы по очереди утешали меня и уверяли в своем восхищении. Все, кроме миссис и мисс Элкотт. Камилла и ее мать мало разговаривали в течение вечера и ушли первыми из всех моих гостей.

Через час или около того, когда мужчины присоединились к своим дамам, беседа потекла в моей гостиной так же свободно, как бренди, видимо, тек в отцовской библиотеке. Наши гости желали нам доброй ночи, бурно расхваливая каждую деталь вечера.

Артур с матерью ушли последними.

―Мистер Вейлор, у меня уже давно не было такого приятного вечера, ― сказала миссис Симптон отцу, когда он ей поклонился. ― И я так ценю это, поскольку необычайно волнуюсь о здоровье моего мужа. Но ваша дочь была такой заботливой хозяйкой, так что я чувствую, как мои силы восстановились.

― Приятно слышать, приятно слышать, ― невнятно бормотал, слегка пошатываясь, отец, стоявший рядом со мной в холле.

― Мадам, пожалуйста, передайте мистеру Симптону мои пожелания скорейшего выздоровления, ― сказала я затаив дыхание и с надеждой ожидая ее ответа.

―Ты должна сама позвонить мистеру Симптону! — воскликнула мать Артура, в точности как я и хотела. ― Это стало бы для него таким приятным времяпровождением, особенно сейчас, когда он так скучает по нашим двум дочерям. Они обе замужем и остались в Нью-Йорке вместе с семьями своих мужей.

―Я с огромным удовольствием вам позвоню, ― сказала я, дотронувшись до руки отца, и добавила: ― Отец, как вам кажется, было бы хорошо навестить мистера и миссис Симптон, когда он будет чувствовать себя лучше?

―Да-да, конечно, ― небрежно кивнув, ответил отец.

―Замечательно. Тогда я пришлю Артура с нашим экипажем в понедельник после обеда.

―Артур? Экипаж? Я не… ― начал отец, но миссис Симтон перебила его, кивнув, словно она соглашалась со всем, что он собирался заявить. ― Мне тоже не нравится нынешнее увлечение молодых людей ездить повсюду на велосипеде. А эти шаровары, которые надевают девушки, просто отвратительны! ― Миссис Симптон перевела взгляд на сына. ―Артур, я знаю, ты тоже любитель велосипеда, но мы с мистером Вейлором настаиваем, что его дочь ездила более цивилизованным способом. Не так ли, мистер Вейлор?

―Разумеется, ― согласился отец. ― Велосипеды неприемлемы для дам.

― Вот именно! Поэтому Артур приедет за мисс Вейлор с экипажем в понедельник после обеда. Это отличное решение. Доброй ночи! ― Миссис Симптон взяла сына под руку. Артур официально поклонился отцу, пожелав ему доброй ночи. Когда он повернулся ко мне, его поклон был таким же официальным, но его взгляд встретился с моим, и он быстро мне подмигнул.

Как только дверь закрылась, я начала действовать. Я заметила, что отец пошатывается и невнятно бормочет. Мое сердце было слишком переполнено успехом вечера и явным вниманием, оказанным мне Артуром и его матерью. Я не хотела отцу давать ни единого шанса разрушить мое счастье своими алкогольным дыханием, тяжелыми руками и горящим взглядом.

―А теперь я пожелаю вам доброй ночи, отец, ― быстро сделав реверанс, произнесла я. ― Я должна убедиться, что сегодня все вернется к надлежащему порядку, а уже так поздно. Карсон! ― позвала я и издала глубокий вздох облегчения, увидев, что отцовский камердинер спешит в холл. ― Пожалуйста, проводите отца в его спальню.

Тут я повернулась, и целеустремленным, уверенным шагом вышла из комнаты.

И отец меня не окликнул!

Я была так опьянена победой, что я практически протанцевала в столовую, где, как я уже распорядилась, Джордж приводил все в порядок.

― Джордж, оставь цветочные украшения, ― велела я. ― Аромат действительно впечатляющий.

―Хорошо, мисс.

Мэри убирала в гостиной.

―Ты можете оставить все как есть. Лучше помоги мне выбраться из этого платья. Я устала.

―Хорошо, мисс, ― ее ответ был таким же.

Если бы вечер для меня действительно завершился, когда Мэри помогла мне надеть ночную рубашку, я бы написала, что это самый прекрасный вечер в моей жизни. К сожалению, я была слишком взволнована, чтобы спать — слишком возбуждена, даже для того, чтобы записать в дневнике события вечера. Меня притягивал комфорт любимого, знакомого сада и расслабляющее прикосновение темноты, которое приносило мне особенное ощущение покоя.

Я завернулась в свой ночной халат, надела шлепанцы и потихоньку быстро спустилась по широкой лестнице. Я слышала, как шумят на кухне слуги, но никто из них не видел, как я выскользнула из дома в сад.

Было поздно, очень поздно. В обычный день я бы не рискнула выйти на улицу в такое время, даже не смотря на то, что луна взошла более чем наполовину, а мои ноги знали дорогу. Моя ива ждала меня. Под ее темными занавесями я свернулась калачиком на мраморной скамье, глядя на фонтан, и поскольку каждое воспоминание было драгоценно, стала перебирать события вечера.

Мать Артура Симптона дала понять, что благоволит ко мне! Казалось даже, что она была в сговоре со своим сыном, и они вместе старались избежать собственнического неодобрения отца.

Мне хотелось вскочить, танцевать и смеяться от радости, но Артур преподал мне ценный урок. Я не собиралась никому, даже слугам открывать свое особенное место, поэтому я осталась тихо сидеть на скамейке, представляя себе, как танцую и радостно смеюсь у моей ивы, и пообещала себе, что однажды стану леди и хозяйкой собственного большого дома, а у моего господина и мужа будут добрые голубые глаза и теплая улыбка.

Как я уже писала, вспоминая этот вечер, я не верила, что мои действия приносили вред. Артур и его мать оказали мне особое внимание. Было ли неправильным то, что я хотела использовать их чувства, чтобы избежать ситуации, которую мне становилось все труднее и труднее выносить?

Нет. Это был тот ответ, к которому я пришла. Я буду добра к Артуру. Я буду ближе к его матери. Я не делаю ничего дурного, поощряя Симптонов.

Но я отвлеклась. Мне нужно продолжить рассказ об ужасных событиях, последовавших далее.

В тот вечер уютная тень моей ивы сотворила свою привычную магию. В голове перестали жужжать мысли, и я почувствовала, как ко мне подступает прекрасный сон. Почти как во сне, я медленно и расслабленно вышла из сада и направилась в темный, безмолвный дом. Дойдя до площадки второго этажа, я широко зевнула. Я прикрыла рот рукой, чтобы заглушить звук, и тут из неосвещенного коридора вышел отец.

― Что ты тут делаешь? ― Его слова были грубыми, а от него несло перегаром.

― Прежде чем идти спать, я хотела убедиться, что все привели в порядок. Все хорошо, так что спокойной ночи, отец. ― Я повернулась и попыталась продолжить свой путь вверх по лестнице, когда он схватил меня за руку.

― Ты должна выпить со мной. Помогает от истерики.

Я остановилась сразу же, как только он до меня дотронулся, боясь, что если начну ему сопротивляться, он только сильнее вцепится в мою руку.

― Отец, но у меня нет истерики. Я просто устала. Торжественный ужин утомил меня и мне нужно отоспаться.

Даже при тусклом свете на площадке я видела с какой силой его горящий взгляд упал на мой развязавшийся ночной халат и свободно спадавшие волосы.

― На тебе халат Алисы?

― Нет. Это мой халат, отец.

―Ты не надела ни одно из платьев матери сегодня вечером. ― Его рука сильнее сжала мое предплечье, и я знала, что завтра там появятся болезненные синяки.

― Я переделала одно из маминых платьев, чтобы оно подошло мне. Возможно, поэтому вы его не узнали, ― быстро сказала я, жалея, что была такой упрямой и что дала ему повод сосредоточить на мне свое внимание.

― Хотя ваши фигуры так похожи. ― Он рванулся ко мне, сократив пространство между нами, ставшее вязким от перегара и пота.

Паника придала моему голосу сил, и я сказала, более резко, чем любая из говоривших с ним женщин, которых я когда-либо слышала:

― Похожи, но не одинаковы! Я ваша дочь. Не ваша жена. Прошу вас помнить об этом, отец.

Он перестал приближаться ко мне и моргнул, словно не мог сконцентрировать на мне внимание. Я использовала его колебания, чтобы вырвать свою руку из его ослабевшей хватки.

― Что ты такое говоришь?

― Я говорю спокойной ночи, отец. ― И прежде чем он успел схватить меня снова, я повернулась, подобрала юбки и помчалась вверх по лестнице через две ступеньки. Я не остановилась, пока не закрыла дверь своей спальни и не прислонилась к ней. Мое дыхание было прерывистым, а сердце отчаянно билось. Я был уверена, совершенно уверена, что слышала сзади его тяжелые шаги, и стояла, дрожа, боясь пошевелиться, даже когда все звуки за дверью моей комнаты стихли.

Моя паника, наконец, прекратилась, и я легла в свою постель, натянув на себя покрывало, стараясь утихомирить свои мысли и снова обрести внутреннее спокойствие. Мои веки только начали опускаться, когда за дверью моей комнаты раздались тяжелые шаги. Я поглубже зарылась в свои простыни и широко открывшимися глазами смотрела, как медленно, бесшумно повернулась дверная ручка. Дверь приоткрылась, и я закрыла глаза, задержала дыхание и представила со всей силой своего воображения, что я снова свернулась клубочком под своей ивой, надежно укрытая ее уютной тенью.

Я знала, что он вошел в мою комнату. Я была в этом уверена. Я чувствовала его запах. Но я не двигалась, воображая, что полностью скрыта темнотой. Казалось, что прошло очень много времени, но я все же услышала, как закрылась моя дверь. Я открыла глаза, чтобы увидеть свою комнату пустой, хотя и пропахшей бренди, потом и моим страхом. Я поспешно вскочила с кровати. Босиком, я изо всех сил отодвинула и перетащила свой тяжелый комод к двери, закрыв вход.

И я так и не позволила себе заснуть, пока небо не окрасилось рассветом, и я не услышала, как начали возиться слуги.

* * *

Проснувшись в воскресенье, я сделала то, что могло бы стать моим утренним ритуалом: отодвинула комод от двери. Весь день я избегала отца. Я сказала Мэри, что волнение из-за праздничного ужина меня утомило, и что я бы хотела остаться в своей комнате и отдохнуть. Я была вполне убедительна, и Мэри не стала задавать мне вопросов. Она оставила меня одну, за что я была ей благодарна. Я спала и строила планы.

Я не сумасшедшая. Я не истеричка. Я не знаю точно, что именно вижу во взгляде отца, но знаю, что это нездоровое вожделение, и это только укрепляет мою решимость в ближайшее время покинуть дом Вейлоров.

Я подошла к зеркалу, сняла повседневное платье и стала изучать свое обнаженное тело, отмечая свои особенности. У меня высокая, упругая грудь, тонкая талия и пышные бедра без склонности к полноте. Мои волосы густые и спадают мне почти до талии. Как и у моей матери, их цвет необычный: темный, но с золотисто-рыжим оттенком. Мои губы полные. Мои глаза, опять же, как и мамины, без сомнения, яркие. Правильнее всего будет назвать их цвет изумрудным.

Совершенно без тщеславия и каких-либо эмоций я признала, что красива, даже красивей своей матери, а ее часто называли самой привлекательной женщиной города. Я также поняла, что, хотя это и мерзко, отец желал моего тела, моей красоты.

Мои разум и сердце все еще были наполнены Артуром Симптоном, но их наполняло еще и ощущение безысходности, которое меня пугало. Мне нужна была любовь Артура, не только потому, что он был красивым и добрым и занимал высокое положение в обществе. Мне нужна была любовь Артура, потому что это было для меня бегством. В понедельник я нанесу визит в его дом. Глядя в зеркало, я решила, что сделаю все, чтобы с ним обручиться.

Если я хочу спасти свою жизнь, он должен стать моим.

* * *

Вечером в воскресенье я ждала, что Мэри принесет мне поднос с ужином. Вместо этого в мою дверь постучался Карсон.

―Простите, мисс Вейлор. Ваш отец просит вас присоединиться к нему за ужином.

―Передайте отцу, что я все еще плохо себя чувствую, ― ответила я.

― Простите, мисс, но ваш отец приказал повару приготовить полезное для здоровья рагу. Он сказал, что либо вы придете в столовую, либо он будет ужинать с вами в вашей комнате.

Я ощутила жуткую слабость и мне пришлось сложить ладони вместе, чтобы не было видно, как они дрожат.

― Ну тогда ладно. Скажите отцу, что я присоединюсь к нему за ужином.

Когда я шла в столовую, мои ноги были как будто наполнены свинцом. Отец уже сидел на своем месте с разложенной воскресной газетой, поднося ко рту бокал красного вина. Он увидел, как я вошла в комнату.

― Эмили! Вот и ты. Джордж! ― крикнул он. ― Налей Эмили этого прекрасного вина. Оно и рагу нашего повара тут же помогут ей стать как огурчик.

Ничего не сказав, я села. Отец, казалось, не заметил моего молчания.

― Итак, ты конечно же, знаешь, что Колумбовская выставка открывается ровно через неделю, начиная с завтрашнего дня, первого мая. После успеха твоего вчерашнего торжественного ужина миссис Айер и миссис Бенрхэм очень тобой заинтересовались. Дамы пригласили тебя участвовать в торжественной церемонии открытия, кульминацией которой станет ужин в клубе университета.

Я удивленно уставилась на него, не в силах скрыть своего изумления. Университетский клуб был эксклюзивным и шикарным местом, и туда не приглашали молодых незамужних девушек. Там вообще редко позволялось быть дамам, а тех, кому позволялось, сопровождали их мужья.

― Ну, почему ты ничего не говоришь? Так и будешь сидеть с открытым ртом, словно рыба?

Я закрыла рот и приподняла подбородок. Он не был пьян, а трезвый отец был гораздо менее страшен.

― Я польщена их вниманием.

― Ну конечно. Ты будешь там. Так что ты должна тщательно обдумать, что наденешь. Сперва мы отправимся на Мидвэй, а затем в клуб. Тебе нужно выбрать одно из самых изысканных платьев твоей матери, а не какое-нибудь в упадочном стиле, совершенно неуместное на церемонии открытия.

Одна крохотная мысль молнией сверкнула в моем сердце, и я мрачно кивнула.

― Да, отец. Я согласна, что платье очень важно. Когда я завтра позвоню миссис Симптон, я попрошу ее помочь мне с выбором, а возможно, даже и с перешиванием. Миссис Симптон — леди с безупречным вкусом, и я уверена, что она…

Он махнул рукой, перебив меня:

― Я уже велел Карсону отправить записку портнихе твоей матери, чтобы она пришла к нам завтра. У тебя нет времени на эти глупости. Я отправил Симптонам твои извинения и заверил их, что им нет необходимости присылать за тобой своего сына. Вместо этого я хочу пригласить мистера Симптона после ужина в понедельник на бренди, чтобы обсудить деловые вопросы. Из-за этой подагры его слишком долго не было на заседаниях совета. Если Симптон не идет к правлению, председатель правления пойдет к Симптону.

― Что? ― Я прижала пальцы ко лбу, пытаясь унять пульсацию в висках. ― Вы отменили мой визит в дом Симптонов? Зачем вы это сделали?

Жесткий взгляд отца встретился с моим.

― Ты плохо себя чувствовала весь день, прячась в своей комнате. Слишком много волнений плохо влияют на твое состояние, Эмили. Ты будешь оставаться дома всю следующую неделю, чтобы быть в прядке к следующему понедельнику и университетскому клубу.

― Отец, я просто устала из-за приема. Завтра все будет в порядке. Я уже чувствую себя гораздо лучше.

― Возможно, если бы ты раньше почувствовала себя намного лучше, я бы поверил твоим словам, но сейчас я считаю, что этот визит будет лучше отложить до следующего понедельника. Я ясно выразился, Эмили?

Я я посмотрела на него, мысленно вложив в свой взгляд всю глубину своего отвращения.

― Да, вы выразились ясно. ― Мой голос был словно камень.

Улыбка отца была самодовольной и жестокой.

― Прекрасно. Даже твоя мать подчинялась моей воле.

― Да, отец, я знаю. ― Мне следовало бы остановиться, но мой гнев позволил этим словам вылететь. ― Но я не моя мать, и не имею никакого желания становиться ею.

― Ты не смогла бы добиться в жизни ничего лучше, чем стать, такой, как твоя мать.

Я позволила растекавшемуся внутри меня холоду отразиться в моем голосе:

― Вы когда-нибудь задумывались, отец, что сказала бы мама, если бы могла сейчас нас увидеть?

Его глаза сузились.

― Твоя мать никогда не покидает моих мыслей.

Тут Джордж начал подавать рагу, и отец аккуратно сменил тему, погрузившись в монолог о нелепых расходах на выставку: таких, как доставка на Мидуэй целого племени африканских пигмеев, а я сидела молча, планируя, раздумывая, замышляя, и прежде всего, его ненавидя.

* * *

Я не осмелилась в тот вечер пойти в свой сад. Я оправдала себя перед отцом, разливая бренди, спокойно использовав против него его же слова, сказав, что, наконец, поняла, что он был прав: я действительно совершенно устала и должна отдохнуть и быть готовой к вечеру понедельника.

Я придвинула к двери тяжелый комод и сидела на нем, прижавшись ухом к холодному дереву, прислушиваясь. Даже после восхода луны я слышала, как он ходит туда-сюда по лестничной площадке.

Весь день в понедельник я была полна разочарования. Мне было так необходимо позвонить Артуру и его родителям! Единственным утешением мне служила моя уверенность в том, что Артур разгадает отцовскую уловку. Я уже его предупреждала о собственничестве моего отца. Это послужит еще одним доказательством правдивости моих слов.

Конечно же, Симптоны будут присутствовать, по крайней мере, на открытии выставки, если даже и не на ужине в Клубе Университета. Я снова увижу Артура в следующий понедельник. Я должна снова увидеть Артура. Я использую все свои хитрости, чтобы найти возможность с ним поговорить. С моей стороны это будет навязчиво, но мои обстоятельства требовали решительных действий. Артур был добрым и разумным. Он и его мать питали ко мне особый интерес. Конечно, мы втроем найдем способ обойти драконовское поведение отца.

Драконовское поведение. В течение многих часов я думала, чем можно объяснить неестественное собственничество отца. Я знала реакцию Камиллы, когда я совсем чуть-чуть попыталась довериться ей в своем затруднительном положении с отцом. Она была в совершенном шоке, но потом нашла оправдание моим страхам. Даже Артур, в тот вечер под ивой, не обратил внимания на поведение отца: понятно, что скорбящий вдовец, оплакивающий потерю жены, заботится о своей дочери. Я знала больше. Я знала правду. Его повышенное внимание ко мне было не просто властным и собственническим, оно становилось ужасающе неуместным.

Это было омерзительно, но я подозревала, что мой отец хотел, чтобы я заняла место своей матери во всех смыслах. Я также пришла к выводу, что о моих подозрениях не должны узнать. Так что вместо правды я нарисую образ грубого и деспотичного отца, внушавшего страх моим нежным чувствам. Я обращусь к Артуру, как к джентльмену, за спасением.

Со стороны отца было бы нелепо пренебречь лестным предложением о браке от семьи с таким богатством и положением в обществе, как у Симптонов. Альянс с их деньгами и влиянием был слишком заманчив. Все, что мне требовалось сделать — добиться чувств Артура и убедить его в том, что мой страх перед отцовским деспотизмом настолько велик, что может нанести вред моему здоровью, так что нам надо сократить период помолвки. Отец сам говорил мне, что мужчинам хочется верить в хрупкость и истеричность женщин. Хотя Артур и был хорошим и добрым, он был мужчиной.

Портниха приехала в понедельник ближе к вечеру. Было решено перешить по моей фигуре самое элегантное мамино платье из изумрудно-зеленого шелка. Его еще подгоняли и закалывали булавками, когда отец без всякого предупреждения вломился в мою гостиную на третьем этаже.

Я увидела в глазах портнихи шок. Мне пришлось поднять руки, чтобы прикрыть полуобнаженную грудь, потому что лиф платья был заколот еще не до конца.

Взгляд отца обжег мое тело.

― Шелк — прекрасный выбор. ― Одобрительно кивнул он, обойдя меня вокруг.

― Да, сэр. Я согласна. Он будет прекрасно смотреться на вашей дочери, ― сказала портниха, опустив глаза.

― Однако золотое кружево слишком вульгарно для такого юного создания, как моя Эмили, ― заявил отец. ― Уберите его.

― Я могу это сделать, сэр, но тогда на платье вообще не будет никаких украшений, а с вашего, позволения, сэр, обстоятельства требуют чего-нибудь особенного.

― Я не согласен. ― Отец погладил бороду, продолжая изучать меня и говорить так, словно это не я находилась в комнате, а просто бездушный манекен. ― Сделайте покрой простым, но привлекательным. Шелк-это самое роскошное из того, что можно приобрести в этом полушарии, а невинность Эмили послужит для платья достаточным украшением. Я посмотрю драгоценности ее покойной матери, и возможно, найду что-нибудь подходящее для этого вечера.

― Прекрасно, сэр, как пожелаете.

Портниха подгибала и закрепляла ткань, поэтому не видела, как горели глаза отца, когда он ответил:

― Да. Разумеется, будет, как я пожелаю.

Я ничего не сказала.

― Эмили, я надеюсь, ты скоро выйдешь к ужину. Потом я буду звонить Симптонам, так что ты можешь отправиться в свою постель и отдохнуть. Я хочу, чтобы к следующему понедельнику ты была в добром здравии.

― Конечно, отец.

* * *

Я молчала в течение всего ужина, за исключением одной небольшой перепалки. Посреди своих последних рассуждений об излишествах выставки и беспокойстве, что если он окажется прав, то банк снова потеряет деньги, отец вдруг резко сменил тему.

― Эмили, тебе нравится быть каждую неделю волонтером в ОФЖК?

Я не знаю, что на меня нашло. Возможно, это было из-за того, что меня совершенно измучили уловки, необходимые, чтобы продолжать жить этой жизнью, играя роль послушной дочери для человека, недостойного звания отца. Возможно, из-за растущей внутри меня холодности, но я решила не лгать и не уклоняться от вопроса отца. Я встретилась с ним взглядом и сказала правду.

― Нет. Миссис Армур — старая лицемерка. Чикагские нищие и бездомные воняют и отвратительно себя ведут. Даже немного странно, что они должны жить подаяниями. Нет, отец. Мне не нравится быть волонтером в ОФЖК. Это фарс и пустая трата моего времени.

― Хм! ― Вслед за шумным фырканьем раздался раскат хохота. ― Ты только что произнесла почти те же самые слова, которые я сказал твоей матери, когда она обратилась в банк за благотворительной помощью для ОФЖК. Прекрасно, что ты так быстро поняла то, что не понимала твоя мать, будучи на двадцать лет старше.

Я удержалась, чтобы ничего не сказать. Я не променяю свою душу на союз с чудовищем. Я молча продолжила размазывать еду по своей тарелке. Отец наблюдал за мной и пил большими глотками вино, которое я не имела возможности разбавить.

― Но пожертвования на благотворительность имеют первостепенное значение для нашего социального и финансового статуса. Давай представим на минутку, что ты можешь начать сама заниматься благотворительностью. Скажи мне, Эмили, что это будет?

Я слегка поколебалась, раздумывая, возможны ли негативные последствия, если я честно ему отвечу, и быстро решила, что могу высказать свое мнение. Очевидно, что я — его игрушка, его кукла, его развлечение. Ничего из того, что я говорила, не имело для него хоть какого-то значения.

―Я бы не стала поддерживать низшие слои общества. Я бы помогала подняться тем, кто стремиться выйти за рамки обыденности. Я слышала, ка мистер Айер говорил о своей коллекции искусства коренных народов. Я слышала, как мистер Пуллман обсуждал дополнительное электрическое освещение для Центрального вокзала и еще свои эксклюзивные автомобили. Если бы это было в моей власти, я бы создала Дворец Изящных Искусств, а возможно даже и Музей Науки и промышленности, и я бы давала пищу совершенству а не лени.

―Ха! ― Отец с такой силой стукнул кулаком по столу, что его вино выплеснулось из бокала через край, и, словно, кровь, потекло по тонкой льняной скатерти. ― Отлично сказано! Отлично сказано! Я полностью согласен. Я заявляю, что ты больше не будешь волонтером в ОФЖК. ― Тут он наклонился вперед и поймал мой взгляд. ― Знаешь, Алиса, мы могли бы добиться многого вместе.

Все мое тело заледенело.

― Отец, меня зовут Эмили. Алиса, твоя жена, моя мать, умерла. ― Прежде чем он успел ответить, я встала и, как только Джордж вошел в комнату с десертом, я поднесла руку ко лбу и, пошатнулась, почти потеряв сознание.

― Мисс, вам нехорошо? ― спросил негр, обеспокоенно нахмурившись.

―Как вчера сказал отец, я все еще чувствую усталость после субботнего вечера. Не могли бы вы позвать Мэри, чтобы она проводила меня в мою комнату? ― Я посмотрела на отца и добавила: ― Отец, вы извините меня? Я бы не хотела, чтобы моя слабость помешала вашему звонку Симптонам сегодня вечером.

― Все в порядке. Джордж, позови Мэри. Эмили, я надеюсь, что к завтрашнему дню тебе станет лучше.

― Да, отец.

―Карсон! ― заорал он, отпихивая оставленный для него Джорджем десерт. ― Сейчас же подготовь экипаж! ― Больше ни разу не взглянув на меня, он вышел из комнаты.

Сразу же после этого пришла Мэри, бормоча о хрупкости моего здоровья и опекая меня по дороге в спальню, словно она была курицей, а я — ее цыпленком. Я позволила ей помочь мне снять мое дневное платье и надеть ночную рубашку, а затем свернулась в постели, уверяя ее, что мне будет лучше, если я просто отдохну. Она быстро ушла, но я видела, что она искренне за меня беспокоится.

Что я могла бы ей сказать? Она видела, как пылали глаза отца, когда он на меня смотрел. Она, и Джордж, и Карсон, и, наверное, даже повар, должны были знать, как он преследовал меня и лишал свободы. Однако ни один из них не сказал бы против него ни единого слова. Никто из них не предложил бы своей помощи в планировании моего побега.

Но это не имеет значения. Я должна найти способ обрести спасение.

Но в этот вечер, хотя бы на час или два, я могу устроить побег, пусть даже и совсем маленький.

Отец собирался ехать в дом Симптонов, подлизываясь к их семье и стараясь изобразить из себя главу семьи, беспокоящегося за свою бедную, хрупкую дочь.

Опять же, не имеет значения. Это означает только то, что я могу убежать в свой сад!

Неслышными шагами, я на цыпочках спустилась по лестнице, прошла через холл, и вышла на улицу через дверь для слуг. Меня не заметили. Дом был, как я и предпочитала, темным и тихим.

Апрельский вечер был таким же темным. И я почувствовала огромное облегчение среди скрывающих меня теней. В задней части дома свет вообще не горел, а луна еще не взошла, так что казалось, что тени полностью укрыли дорожки и приглашающе ласкали мои ноги. Спеша к своей иве, я представила, что тени собрались вокруг меня, полностью укрыв мое тело тьмой так, что никто, никогда и ни за что не смог бы меня обнаружить.

Следуя за музыкой фонтана, я подошла к своей иве, раздвинула ветви, и села на свою скамейку, подобрав под себя ноги и закрыв глаза, дыша равномерно и глубоко в поисках умиротворения, которое всегда здесь обретала.

Не помню, сколько я в действительности там находилась. Я старалась помнить о времени. Я знала, что должна покинуть свое безопасное место прежде, чем может вернуться отец, но я была глубоко опьянена ночью. Мне не хотелось с ней расставаться.

Щеколда боковой калитки в сад не была смазана, и ее протестующий звук заставил мою голову подняться, а тело задрожать.

Спустя мгновение на соседней дорожке хрустнула ветка, и я была уверена, что могу различить шарканье шагов по гравию.

Это не мог быть отец! Я напомнила себе, он не знает, что я прихожу в сад.

Или знает? Мои мысли отчаянно метнулись к разговорам субботним вечером — дамы делают комплименты моим цветочным композициям; сарказм миссис Элкотт по поводу моего отношения к саду.

Нет. О том, что я провожу время в саду, не упоминалось. Нет! Отец не мог этого знать. Знал только Артур. Он был единственным человеком, который…

― Эмили? Ты здесь? Пожалуйста, будь здесь.

Словно в ответ на мою мольбу, вслед за нежным голосом Артура Симптона, он сам развел ветви в стороны и шагнул под крону ивы.

― Артур! Да, я здесь! ― Не дав себе времени подумать, я инстинктивно бросилась в его изумленные объятия, смеясь и плача одновременно.

― Боже мой, Эмили! Ты и в самом деле так больна, как говорит твой отец? ― Артур отстранился от меня, с беспокойством меня разглядывая.

― Нет-нет-нет! О, Артур, я сейчас совершенно здорова! ― Я не вернулась в его объятия, меня удержала его нерешительность. Я не должна выглядеть слишком отчаянной — слишком навязчивой. Поэтому я быстро вытерла лицо и пригладила волосы, снова радуясь скрывающей темноте. ― Прости меня. Мне ужасно неловко. ― Я отвернулась от него и поспешила обратно к безопасности своей скамейки.

― Не думай об этом. Мы оба были удивлены. Тут нечего прощать, ― заверил он меня своим спокойным, добрым голосом.

― Благодарю тебя, Артур. Не присядешь рядом со мной на минутку, не расскажешь как оказался здесь? Я так рада!

Я была не в состоянии остановиться и перестать говорить.

― От мысли, что не смогу навестить тебя и твою семью, я была так расстроена.

Артур сел рядом со мной.

― В этот самый момент твой отец, покуривая сигары и обмениваясь банковскими историями, потягивает бренди вместе с моим отцом. Я пришел сюда, потому что беспокоюсь о тебе. Мы с матерью ужасно волновались с того самого момента, как твой отец сказал, что ты слишком нездорова для того, чтобы уделять внимание светским визитам в течение всей этой недели. На самом деле, это была идея матери, чтобы сегодня вечером я выскользнул из дома и проверил как ты.

― Ты рассказал ей про сад? ― От страха мой голос стал резким и холодным.

Было достаточно света для того, чтобы я увидела, как он нахмурился.

― Нет, конечно, нет. Я не предам твое доверие, Эмили. Мама всего лишь предложила, чтобы я проведал о тебе. И если бы ты действительно не могла принимать посетителей, я бы должен был оставить записку с соболезнованиями твоей горничной. Именно это я и сделал.

― Ты разговаривал с Мери?

― Нет, думаю, к двери подошел камердинер твоего отца.

― Да, Карсон. Что он сказал? ― нетерпеливо кивнула я.

― Я попросил сообщить тебе о моем приходе. Он ответил, что ты нездорова. Я сказал, что мы с моими родителями были очень огорчены узнать об этом и попросил чтобы он завтра передал тебе наши сожаления по этому поводу, ― он сделал паузу и его бровь изогнулась вверх, придавая ему выражение, которое уже давно было любимо мной. ― Затем он провел меня до самого крыльца и стоял, наблюдая как я уезжаю на велосипеде вниз по улице. Когда я был окончательно уверен, что он больше не смотрит, я развернулся обратно и, как уже делал это раньше, вошел через калитку, надеясь, что смогу найти тебя здесь.

― И ты нашел! Артур, ты такой умный! ― Я положила руку на его и сжала ее. Он улыбнулся и сжал мою руку в ответ. Понимая, что я не должна предлагать ему слишком много и слишком скоро, я медленно отпустила ее.

― Значит, ты выздоровела? Ты в порядке?

Я глубоко вдохнула. Я знала, что должна действовать осторожно. Мое будущее, моя безопасность, мое спасение зависели от него.

― О, Артур, мне так тяжело говорить тебе об этом. С-словно я предаю отца, признавая правду.

― Ты? Предаешь? С трудом могу это представить.

―Но я боюсь, что если скажу правду, это прозвучит, как будто предаю, ― тихо сказала я.

―Эмили, я верю в правду. Сказать ее — значит доказать свою верность Богу, а это превыше верности любому из людей. Кроме того, мы друзья, а поделиться с другом чем-то личным — это не предательство.

―Если ты мой друг, не возьмешь ли ты меня за руку, пока я говорю? Мне так страшно и одиноко? ― вдобавок я тихо всхлипнула.

―Конечно, милая Эмили! ― Он взял мою руку в свою. Помню, как прекрасно было чувствовать его силу и уверенность, резко контрастировавшие с горячими тяжелыми прикосновениями отца.

―Тогда вот тебе правда. Кажется, отец как будто сходит с ума. Он хочет контролировать каждый мой шаг. После субботней ночи я не была нездорова, но он неожиданно отказал мне в разрешении пригласить твоих родителей. Также он запретил мне продолжать заниматься волонтерской работой, которую я выполняла каждую неделю в ОФЖК, а ведь это дело было так важно для моей матери! ― Я подавила новый всхлип и прижалась к руке Артура. ― Он сказал, чтобы до следующего понедельника я не смела покидать имения Вейлор, а затем он мне позволил посетить только открытие Колумбовской Выставки и ужин, который состоится в университетском клубе после нее, и то только потому, что несколько влиятельных дам спрашивали о моем присутствии. Я знаю, ты уже говорил об этом раньше, что это потому, что отец оплакивает потерю своей жены, но он стал настолько одержим контролем, что это пугает! Ах, Артур, сегодня за ужином, когда я пыталась настоять на продолжении маминой волонтерской работы с ОФЖК, я подумала, что он собирается ударить меня! ― Я по-настоящему разрыдалась. И Артур, наконец-то, притянул меня к себе.

― Эмили, Эмили, не плачь, пожалуйста, ― успокаивающе сказал он, поглаживая меня по спине.

Я крепко прижалась к нему, тихо плача на его плече, все больше осознавая, что на мне больше не было ничего, кроме тонкой ночной рубашки и сбившегося домашнего халата. Мне не стыдно сознаться, что когда я прижалась к нему, то подумала о красоте и совершенстве своего тела.

Его рука перестала меня поглаживать, и начала свое путешествие по моей спине вверх и вниз, так тепло, интимно. Когда его дыхание начало становится все глубже, а прикосновения перешли от утешения к ласке, я поняла, что его тело начало реагировать на скудное количество ткани, отделяющие его руку и мою обнаженную плоть. Я отдалась на волю инстинктам. Я плотнее прижалась к нему, переместив свою грудь таким образом, что она оказалась приплюснута на его груди, а потом я резко вырвалась из его рук. Дрожащими руками я запахнула свой халат и отвернулась от него.

― Что ты должно быть подумал обо мне! Мое поведение такое… такое, ― я заикалась, пытаясь вспомнить слова матери. ― Такое развязное!

― Нет, Эмили. Ты не должна так думать, потому что я так не думаю. Очевидно, что ты расстроена и немного не в себе.

― Но в том то и проблема, Артур. Я в себе, потому что могу рассчитывать только на себя. Я совершенно одна против отца. Я так хочу, чтобы мама была здесь и могла мне помочь, ― Мне не нужно было притворяться, рыдания сами последовали за этими словами.

― Но я здесь! Ты не одинока. Эмили, позволь мне поговорить о твоих неприятностях с матерью и отцом. Они мудры. Они придумают, что делать.

Я подавила призрачную надежду и печально покачала головой.

―Нет, ничего тут не поделаешь. Артур, отец пугает меня до смерти. Если твой отец хоть что-нибудь скажет ему об его обращении со мной, это сделает мое положение еще хуже.

―Эмили, я не могу обещать, что мой отец не будет говорить с твоим. Я хотел, чтобы было больше времени неспешно и осторожно продвигаться вперед, но положение вещей именно таково, что похоже нам не суждено получить больше времени. ― Он издал глубокий вдох и, развернувшись на скамейке, оказался лицом ко мне. ― Эмили Вейлор, я хочу попросить разрешения официально ухаживать за тобой, с намерением взять тебя в жены. Ты выйдешь за меня?

― Да, Артур! О, да! ― Это было не просто облегчение от перспективы, открывшегося передо мной побега, которое заставило меня смеяться, плакать и крепко его обнимать. Я действительно заботилась об Артуре Симптоне.

Быть может, я даже люблю его.

Он обнял меня в ответ, а затем, смеясь вместе со мной, отступил назад, сказав:

― Я не переставал думать о тебе все это время с того самого момента, как увидел тебя много месяцев назад, когда ты и твоя подруга присоединились к клубу велосипедистов. Я думаю, я всегда знал, что ты будешь моей.

Я наклонила назад голову и посмотрела на него с обожанием.

― Артур Симптон, ты сделал меня самой счастливой девушкой в мире.

Он медленно наклонился и прижался своими губами к моим губам. Этот первый поцелуй стал электрическим током, прошедшим сквозь мое тело. Я поняла, что льну к его телу, и заманчиво раскрыла свои губы. Артур углубил поцелуй, нерешительно пробуя меня на вкус своим языком. В моем ответе не было никаких колебаний. Я открылась ему, и даже сейчас, когда я пишу об этом мое тело легко вспоминает прилив ощущений тепла и влажности, которые его рот вызвал во мне. Глубоко дыша, он прервал поцелуй. Его смех был дрожащим.

― Я-я должен поговорить с твоим отцом в ближайшее время. Завтра! Я позвоню ему завтра.

Внезапно ко мне вернулся мой здравый смысл.

― Нет, Артур! Ты не должен.

― Но я ничего не понимаю. Ты напугана, и время имеет существенное значение.

Я взяла его руку, прижала ее к своей груди, над моим сердцем, и осмелился сказать:

― Ты доверяешь мне, мой милый?

Пораженное выражение его лица мгновенно смягчилось.

― Конечно, доверяю!

― Тогда, пожалуйста, сделай, как я говорю, и все будет хорошо. Ты не должен разговаривать с отцом наедине. Он сам не свой. Он не будет благоразумным. Артур, он может даже запретить тебе меня видеть, а затем избить меня, если я буду возражать.

― Нет, Эмили! Я этого не позволю!

Я вздохнула с облегчением.

― Я знаю, как ты сможешь обеспечить его благословение, мою безопасность, и наше счастье, но ты должен делать, как я скажу. Я знаю отца гораздо лучше, чем ты.

― Скажи мне, что я должен сделать, чтобы ты была в безопасности.

― Убедись, что ты и твои родители будете присутствовать на ужине в университетском клубе в понедельник, после церемонией открытия в Мидвее. Во время ужина, на глазах у его коллег и знатных дам Чикаго, которые специально просили, чтобы я сопровождала отца, именно тогда ты должен публично просить отца разрешения ухаживать за мной. ― Артур уже кивал в знак согласия, но я все равно продолжила: ― Даже в его нынешнем нестабильном состоянии, отец не станет неразумно вести себя на виду у всех.

―Когда я сделаю официальное заверение моих намерений, и моя семья подтвердит мое слово, у твоего отца не останется никаких разумных оснований отказать мне.

Я сжала его руку еще крепче.

― Это верно, но только если ты все это сделаешь публично.

― Ты права, милая Эмили. Твой отец будет снова вести себя, как и прежде.

― Точно! Ты такой умный, Артур, ― сказала я. Но мои мысли, конечно же, были совершенно иными.

― Но будешь ли ты в безопасности всю неделю? И как я смогу видеться с тобой, не спровоцировав твоего отца?

У меня шумело в голове.

― Отец сам сказал, что мне нездоровится. Я буду послушной дочерью и буду настойчиво утверждать, что он прав, что у меня хрупкое здоровье и мне необходимо отдыхать, чтобы к понедельнику я была бодра. ― И про себя тихонько добавила, что буду рано отправляться в постель и спать с тяжелым комодом, преграждающим вход в мою комнату…

Артур освободил свою руку из моей и нежно постучал по моему носу.

― И больше никаких настойчивых требований касательно ОФЖК. После того, как мы поженимся, у тебя будут целые годы впереди для того, чтобы следовать своему гражданскому духу, и быть волонтером так часто и где только ты этого пожелаешь.

― После того, как мы поженимся! ― счастливо произнесла я эти слова, мысленно отбрасывая остальную часть его предложения. ― Это звучит так замечательно!

― Матушка будет рада, ― добавил он.

Это по-настоящему тронуло мое сердце, и настоящие слезы появились в уголках моих глаз.

― У меня снова будет мама.

Артур обнял меня, и на этот раз я не предлагала ему своих губ. В этот раз я только радостно прижалась к нему.

Слишком быстро он убрал руки, обнимавшие меня.

― Эмили, я не хочу покидать тебя, но я беспокоюсь о прошедшем времени. Отец не сможет долго принимать мистера Вейлора у себя — его здоровье этого не позволит.

Я встала раньше, чем он закончил говорить. Взяв его за руку, я повела его к краю безопасной темноты моей ивы.

― Ты абсолютно прав. Ты должен уйти прежде, чем вернется отец.

И я должна была поспешить забаррикадироваться в своей спальне!

Он повернулся ко мне.

― Скажи мне, как я смогу видеться с тобой в течение следующей недели. Я должен знать, что ты на самом деле в безопасности и с тобой все хорошо.

― Здесь, ты можешь приходить сюда, но только ночью. Если это будет безопасно, и я смогу убежать в сад, я сорву лилию и помещу ее в засов калитки сада. Когда ты увидишь лилию, ты будешь знать, что я жду тебя, моя любовь.

Он быстро поцеловал меня и сказал:

― Береги себя, моя дорогая.

А потом он поспешил прочь в темноту.

У меня закружилась голова от счастья, а от волнения перехватило дыхание, пока я, насколько это было возможно, быстро и бесшумно бежала обратно по дому и вверх по длинным лестничным пролетам. Прошло всего несколько минут после того, как я оттащила комод к моей двери, прежде чем, сквозь шторы моего балкона на третьем этаже, увидела отца, пьяно вываливающегося из нашего экипажа.

Если он и притаился за пределами моей спальни, в эту ночь я этого не узнала. Забаррикадировав дверь, я крепко спала в эту ночь, удовлетворенная тем, что был обеспечен мой побег, а мое будущее будет безопасным и счастливым.

* * *

Избегать отца в течение следующей недели оказалось гораздо проще, чем я ожидала, в связи с финансовыми трудностям на Колумбовской выставке. В банке отца была суматоха в связи с финансированием, на котором настаивал мистер Бурнхэм, одобренным Экспозиционным Комитетом в последний момент. Во вторник и среду отец приходил на ужин и сразу же после этого уходил, мрачно бормоча об архитекторах и нереалистичных ожиданиях. Хотя он не вернулся домой, даже когда взошла луна, я не сбежала в свой сад. Я не выбрала лилию и шанс быть обнаруженной. Но в четверг вечером, когда Карсон объявил, что Отец пришёл домой только для того, чтобы переодеться в более официальный костюм, а затем отправится на ужин и заседание совета директоров в Университетском Клубе, я знала, что у меня будут часы одиночества, прежде чем он вернётся.

Я забрала обед в свою гостиную и освободила Мери на несколько часов раньше обычного, советуя ей взять вечер для себя и навестить свою сестру, которая жила на другом конце города в районе мясокомбината. Она была очень благодарна за выделенное ей свободное время. Прежде, чем солнце полностью покинуло небо, в доме воцарилась мертвая тишина, и мне было очень трудно дождаться истинной тьмы и укрыться тенями ночи. Я беспокойно прохаживалась по комнате, пока почти полная луна не поднялась в небо. Тогда я прокралась из своей комнаты, двигаясь гораздо медленнее, чем хотело бы того моё сердце, но я понимала, что должна быть более осторожной, чем когда-либо. Моя свобода была в поле зрения. Обнаружение меня сейчас, даже одним из наших слуг, могло поставить всё, что я с таким трудом организовала, в опасность.

Возможно, я должна была находиться в своей комнате и надеяться, что Артур не нарушит своё слово, данное мне, но правда заключалась в том, что мне нужно было увидеть его. Я жаждала быть тронутой его добротой и его силой, и через его прикосновения почувствовать ласку и тепло снова. С приближением понедельника напряженность внутри меня копилась каждый день, даже несмотря на то, что Отец в основном отсутствовал, у меня появилось нарастающее дурное предчувствие. Понедельник должен был положить конец моим страхам и страданиям, но я не могла избавиться от предчувствия, что что-то настолько ужасное, что даже моё воображение не могло дать этому название, ждало меня.

Я попыталась отбросить в сторону своё предчувствие и сосредоточиться на вещах, которые могла контролировать — события, которые могла понять. Я тщательно оделась, полностью осознавая, что должна привлечь Артура к себе и заставить его безвозвратно стать моим. Я выбрала лучшую ткань, ночная сорочка была изготовлена из полотна красного цвета такой мягкости, что она ощущалась как шёлк на моей голой коже. Из гардероба матери я позаимствовала её лучший халат. Он, конечно, был сшит из бархата точно в цвет наших глаз. Я встала перед зеркалом, завернув халат так, чтобы он облегал моё тело и, используя золотой с кисточками пояс, завязала его покрепче, так что стройность моей талии красиво контрастировала с большими изгибами моей груди и бёдер. Но я была совершенно уверена в том, что пояс был завязан бантиком и может быть легко ослаблен, как если бы это была случайность. Я оставила волосы не заколотыми и свободными, причесав их так, чтобы они ниспадали блестящей густой темно-рыжей волной за спину.

Я сорвала ароматную лилию в полном расцвете рядом с садовой дорожкой. Прежде, чем засунуть её через защелку на внешней стороне ворот, я вытащила один свободный лепесток и потерла его о шею, между грудей и о запястья. Тогда, покрытая сладким ароматом лилии и приветственными тенями ночи, я села на скамейку в ожидании.

Оглядываясь назад, я понимаю, что не могла долго ждать. Луна, белая и светлая, все еще висела низко над горизонтом, когда я услышала скрип открывающейся калитки и торопливый хруст обуви по гравийной дорожке.

Я была не в состоянии сидеть спокойно, как мне следовало. Я вскочила, не замечая прикосновения весенней травы к моим ногам, спеша к краю занавеса из ивы, что встретить моего возлюбленного, моего спасителя, моего избавителя.

―Артур!

Он обнял меня, и его голос звучал в ушах как симфония.

―Моя милая Эмили! Ты в порядке? Невредима?

― Я в полном порядке, особенно когда ты здесь! ― Я засмеялась и наклонила лицо, предлагая ему свои губы. Тогда Артур поцеловал меня, и даже прижал своё тело к моему, но, когда я начала чувствовать возрастающую напряженность его тела, он разомкнул наши объятия и, с дрожащим смехом, церемонно поклонился мне и предложил руку.

―Миледи, я могу сопровождать вас к вашему месту?

Я откинула свои густые волосы назад и сделала реверанс, насмешливо улыбаясь ему.

―О, пожалуйста, любезный сэр. И, хотя я не хочу забегать вперед, вы следует знать, что я оставила каждый танец сегодня вечером вам.

Мои слова заставили его снова рассмеяться, менее нервно, чем раньше, и я не стала брать его за руку слишком крепко и дала ему шанс собраться, пока он вёл меня к скамейке. Мы сидели, держась за руки. Я счастливо вздохнула, когда он, застенчиво, поднял мою руку и поцеловал её нежно.

― Расскажи мне как ты. Не было ни одного момента с тех пор, как я в последний раз видел тебя, чтобы ты не была в моих мыслях, ― сказал Артур, и его голос звучал так серьёзно и в тоже время юно, что почти пугал меня. Как может кто-нибудь такой же добрый и хороший как Артур Симптон когда-либо стать похожим на моего отца?

Он и не станет! Быстро напомнила я себе. Артуру нужно было только сделать публичное предложение мне — отцовский страх перед скандалом и насмешеками сделает всё остальное.

―Я скучала по тебе, ―сказала я, крепко держась за его сильную руку.

―Но твой отец — он не…

Когда Артур запнулся и не смог закончить свой вопрос, я продолжила за него:

― Отец не часто был дома в течение последних нескольких ночей. Мы редко говорим. Я остаюсь в своей комнате, а отец занимается бизнесом и финансированием экспозиции.

Артур понимающе кивнул.

― Даже мой отец поднялся с постели и поужинал, обсуждая несущие проблемы с мистером Пуллманом… ― он сделал паузу, и, казалось, почувствовал неудобство.

―Что такое? ― подтолкнула я его.

―Мать с отцом были довольны, когда я объявил им о своих намерениях по отношению к тебе. Когда я также пояснил, твои обстоятельства, мать была очень обеспокоена, особенно после того, как отец вернулся домой во вторник вечером с заседания и рассказал, как сильно был пьян твой отец, а также насколько он был невежлив и воинственен, ещё до того как встреча подошла к концу.

Я почувствовала тонкую ленточку страха.

― О, пожалуйста, Артур! Скажи, что твои родители ничего не имеют против меня после выходок моего отца. Если же они против, это разобьёт моё сердце!

― Конечно же нет. ― Он нежно похлопал меня по руке. ― Наоборот. Так как отец был свидетелем того, как мистер Вейлор вёл себя, он и матушка стали ещё больше полны решимости, что нам нужно быстрее официально объявить о нашей помолвке, и ты будешь спасена от такой нежелательной ситуации. Если всё пойдёт по плану, в это же время в следующем году ты и я будем женаты, моя милая Эмили!

Затем он нежно притянул меня своими руками и крепко обнял. Я была рада, что могу спрятать своё лицо на его груди, потому что это остановило меня от крика бессильного разочарования. Один год! Я не могла оставаться в этой отвратительной ситуации ещё на год!

Я скользнула ближе к Артуру, тайно потянув за пояс, который держал мамин халат запахнутым.

―Артур, один год это так долго ― пробормотала я, слегка приподняв лицо, так что моё дыхание согревало его шею.

Его руки обвились вокруг меня.

― Я знаю. Мне он тоже кажется долгим, но мы должны сделать всё должным образом, чтобы не было нежелательных слухов и сплетен.

―Я просто так боюсь того, что сделает отец. Он пьёт всё больше и больше, и когда он пьян, мне страшно. Твой отец даже сказал, что он воинственный!

―Да, милая Эмили, да, ― успокаивающе сказал Артур, поглаживая мои волосы. ― Но как только мы обручимся, ты будешь принадлежать мне. Хотя это невежливо с моей стороны так говорить, правда в том, что у моей семьи больше социальных связей и она богаче, чем ваша. Я хочу, чтобы ты знала, что это вовсе не имеет значения для меня, но это будет иметь значение для твоего отца. Он не посмеет обижать мою семью, что означает, как только мы обручимся, он не посмеет обидеть тебя или причинить вред тебе.

Конечно, Артур говорил правдиво. Проблема была в том, что Артур не понимал глубину развращенности моего отца или силу его желаний.

Но я не могла огорошить его такой шокирующей информацией. Всё, что я могла сделать, это быть уверенной, что Артур Симптон стремится жениться на мне как можно скорее.

Так что я выбралась из его объятий и встала спиной к нему, спрятала лицо в руках, и тихо зарыдала.

―Эмили! Милая моя! Что такое?

Я повернулась к нему лицом, будучи уверенной, что моё движение заставило ослабленный халат открыться, чтобы разоблачить прозрачную сорочку под ним.

―Артур, ты такой хороший и такой добрый, я не знаю, как сделать, чтобы ты понял.

―Просто скажи мне! Ты же знаешь, мы были друзьями, прежде чем стать друг для друга кем-то больше.

Я отбросила волосы назад и вытерла щёки, всё это время наблюдая, как его целомудренный мигающий взгляд избегал смотреть на изгибы моего тела.

― Я понимаю, что твои родители знают, что лучше, и я тоже хочу сделать всё правильно. Я просто так боюсь. И, Артур, я должна признаться тебе в ещё одном секрете.

―Ты можешь признаться мне в чём угодно!

― Каждый момент, что я провожу вдали от тебя, является агонией для меня. Мне рано и неприлично признаваться в этом, но это правда.

― Иди сюда, Эмили. Сядь рядом со мной. ― Я села рядом с ним и прижалась к нему. Он обнял меня. ―Это не неприлично для тебя признаваться в своих чувствах ко мне. Мы практически помолвлены. И я уже признался, что постоянно думаю о тебе. Будет ли проще, по-твоему, если я поговорю со своими родителями, и попрошу их попытаться найти оправдание, чтобы сократить наш период ухаживания?

― О, Артур, да! Это так успокоит мои нервы!

― Тогда считай, это сделано. Мы будем работать над этим вместе, и когда-нибудь в ближайшем будущем ты узнаешь, что нечего больше бояться в жизни за исключением того, что твой муж злоупотребляет с исполнением каждой твоей прихоти.

Я положила голову ему на плечо и почувствовала такое замечательное чувство благополучия, что плохое предчувствие, следовавшее за мной, вдруг ушло, и я, наконец, снова согрелась.

Я даю клятву, что я не приукрашивала, и я не фантазировала о том, что произошло дальше. Когда мы сидели там вместе, в укрытии моей ивы, луна поднялась достаточно высоко, чтобы, отбрасывая свет на фонтан, отражаясь на белом быке и его девушке серебряным потусторонним блеском. Статуи, казалось, светятся, как будто лунный свет вдохнул в них жизнь.

― Разве это не прекрасно? ― прошептала я благоговейно, чувствуя, как будто я каким-то образом оказалась в присутствии божественного.

―Лунный свет прекрасен, ―нерешительно сказал он. ―Но я должен признать, что твой фонтан довольно тревожный.

Я была удивлена. Тем не менее, под чарами сияющей луны, я подняла голову так, чтобы смотреть ему в глаза.

―Тревожный? ―Я потрясла головой, не понимая. ― Но это Зевс и Европа, и это не мой фонтан. Это был мамин фонтан. Это был свадебный подарок отца.

―Я не имею в виду, что критикую твоего отца, но это, кажется неуместным подарком для молодой жены. ― Взгляд Артура вернулся обратно к луне, купающейся в фонтане. ― Эмили, я знаю, что ты невинна, и этот предмет лучше не обсуждать, но разве ты не понимаешь, Зевс насилует деву Европу после того как он, в бычьей форме, крадёт её?

Я попытался посмотреть на фонтан его глазами, но всё же всё, что я увидела, были сила и величие быка, и зрелая красота девушки. Тогда, по каким-то причинам, мой голос говорил слова, которые до этого я только молча обдумывала.

― Что, если Европа пошла с Зевсом добровольно? Что, если она действительно любила его, а он её. И только те, кто не хотел, чтобы они были вместе — не хотели, чтобы у них был счастливый конец — назвали это изнасилованием.

Артур усмехнулся и покровительственно похлопал по моей руке.

― Что ты за милый романтик! Я нахожу, что твоя версия мифа нравится мне больше, чем непристойная, которую я знаю.

― Непристойная? Я никогда не считала её таковой. ― Я пристально смотрела на фонтан — мамин фонтан — теперь мой фонтан, и тепло Артура заставляло меня чувствовать себя спокойнее.

― Конечно, ты не думала так. Ты ничего не знаешь о разврате, моя милая Эмили.

Когда он снова похлопал меня по плечу, мне пришлось заставить себя не отдёрнуться от его снисходительного прикосновения.

― Но разговоры о фонтанах и садах, так напоминают мне, что у моей матери имеются далеко идущие планы на обширные сады на земле дома Симптонов. Она поделилась со мной, что будет рада и твоему вкладу, тем более, что дом Симптонов когда-нибудь станет и твоим домом.

Я почувствовала толчок беспокойства, хотя сейчас считаю, что это было глупо с моей стороны. Во всех фантазиях и планах, что я строила о своём будущем и своём побеге, я не предполагала, что могу переехать из одной позолоченной клетки в другую.

―Так мы будем жить с твоими родителями, здесь в Чикаго, после того как поженимся? ― спросила я.

―Конечно! Где же ещё? Я уверен, что мы не сможем жить комфортно в доме Вейлоров, не с таким неприятным темпераментом твоего отца.

―Нет, я не хочу жить здесь,― заверила его я. ―Я полагала, ты не будешь против рассмотреть возможность возвращения в Нью-Йорк. У твоего отца всё ещё имеются интересующие его дела там, которые требуют присмотра, не так ли?

―Действительно, но мужья моих сестер более компетентны в этом отношении. Нет, Эмили, у меня нет желания покидать Чикаго. В этом городе моё сердце. Это никогда не изменится. Здесь всегда происходит что-то новое — новые волнения, новые открытия, поднимающиеся с рассветом.

―Я боюсь, что мало знаю об этом. ― Я старалась, чтобы мой голос прозвучал не так холодно и горько, как себя чувствовала. ― Для меня Чикаго сжался до дома Вейлоров.»

―Но в этом нет ничего плохого, Эмили. Это ведь замечательно, открывать для себя новые волнений и чувства.

Он шокировал меня, когда довольно грубо притянул меня в свои объятия и крепко поцеловал. Я позволила ему долгий поцелуй, горячие ласки моей спины, когда он засунул руку в мой ослабленный халат. Его прикосновения не оттолкнули меня, но, как я рассудила позже, я должна признаться, хотя бы здесь, в моём дневнике, что я наслаждалась его вниманием гораздо больше, чем пыталась показать тогда. В настойчивости его рта чувствовались неудобство и почти агрессия.

Я первой нарушила объятия, отстраняясь от него и скромно запахивая свой халат.

Артур откашлялся и провёл дрожащей рукой по лицу перед тем, как снова нежно взять мою руку.

―Я не хотел воспользоваться преимуществом нашего одиночества и давить своим неуместным вниманием.

Я смягчила свой голос и смущённо взглянула на него из-под моих ресниц.

―Твоя страсть удивила меня, Артур.

―Конечно. Я буду обращаться более осторожно с твоей невинностью в будущем, ― заверил он меня. ― Однако, ты сама не знаешь, насколько ты красива и желанна. Особенно в таком наряде.

Я ахнула и прижала руки к щекам, хотя в скрывающей темноте он не мог видеть, что его слова не заставили меня краснеть.

―Я не хотела быть неуместной! Я даже не заметила своей наготы. Я отпустила свою служанку для того, чтобы никто не смог увидеть нас.

― Я совершенно не виню тебя, ―заверил он.

― Спасибо, Артур. Ты такой хороший и добрый, ―сказала я, хотя слова почти застряли в моём горле. Я сделала вид, что зеваю, деликатно прикрывая рот рукой.

―Я забыл как поздно сейчас. Ты должно быть измотана. Я должен идти, тем более, что мне нежелательно пересекаться с твоим отцом — ну, по крайней мере, пока. Помни, я буду приезжать к садовой калитке каждую ночь до понедельника, в надежде увидеть сорванную лилию.

― Артур, пожалуйста, не сердись на меня, если я не смогу ускользнуть. Я буду стараться изо всех сил, но я должна быть осторожной. Ты же знаешь, как непредсказуем стал отец.

―Я не могу злиться на тебя, моя милая Эмили. Но я буду надеяться. Я буду молиться, что если будет возможно, я увижу тебя перед ночью понедельника.

Я кивнула, сердечно согласившись с ним, и мы пошли рука об руку к краю занавеса из ивы, где он нежно поцеловал меня и ушёл, насвистывая и легко ступая, как если бы в мире не существовало никаких забот.

Когда я убедилась, что он ушел, то покинула скрывавшую нас иву и пошла, скрытая успокаивающими тенями, в дом. Никто не заметил, как я поспешила к себе в спальню. Там я дотолкала комод до двери и достала свой дневник из тайника.

Теперь, когда я перечитываю свои слова, я не верю, что смогу несправедливо поощрять сватовство Артура или его семьи. Я позабочусь о нём, буду хорошей и послушной женой, но с сегодняшнего дня и до понедельник я не сорву лилию и не помещу её на садовой калитке. Я не буду искушать судьбу больше, чем я уже смогла. Артур сделает мне предложение перед моим отцом, его семьёй, и нашей общественной ровней. Отец не опозорит себя, отказавшись от такого грандиозного и славного объединения семей. Тогда мне нужно только продолжать подталкивать Артура к скорому браку, и всё будет хорошо.

Это отец и мерзость его неестественных желаний делают меня такой холодной. Когда я буду свободна от отца, я буду свободна для любви и новой жизни.

Я не позволю себе поверить чему-либо ещё.