Проклятие (СИ)

Эпилог

Никон очнулся. Он почувствовал, что спина затекла. Все тело болело странной, незнакомой болью. Болью резкой, грубой, и очень сильной в некоторых местах. Никон попытался сесть, но ни чего не получилось. С губ сорвался стон. Боль настолько поразила его.

— Куда встаешь? — послышался знакомый мужской голос.

Никон открыл глаза. Помещение он узнал сразу, потому что был здесь несколько раз. Это была одна из больничных палат в его замке. Небольшая комната, полная очень большого количества различной медицинской техники. Он повернул голову. Рядом сидел Иноксион. Это был все тот же молодой человек. Только выглядел он намного моложе, чем в прошлый раз. Лет на двадцать — двадцать два.

— Что случилось? — спросил Никон.

Он плохо помнил, как оказался здесь. В помещении, тускло освещенном белыми лампами, кроме Иноксиона не было никого. Никон постарался вспомнить события, но в голове все было, как в тумане. Но вдруг из всего этого тумана у него в голове появилась одна яркая мысль!

— Кая! — подскочил он, невзирая на боль, которая прошла по нему.

— Успокойся, — уложил его снова Иноксион. — Я тебе сейчас все объясню.

— С ней все в порядке? Она жива? — для Никона это были все самые важные вопросы, не взирая на все его слабое состояние.

— Жива, — ответил тот.

У Никона отлегло от сердца. Он лег и расслабился. Боль немного отступила, но уходить ни куда не собиралась.

— Я вообще хотел с тобой поговорить на счет твоей дочери — Олимпии.

— А что такое? — удивился Никон.

— Я её люблю, — ответил тот, удивив Никона.

Никон призадумался. С дочерью он в хороших отношениях, но не в таких, как отец и дочь. Ему нужно время, что бы понять, что будет для неё наилучшим вариантом, и как она сама отнесется к этому.

Никон внимательно вгляделся в этого человека. У него был ястребиный нос, зоркие карие глаза, взгляд которых был обращенные куда-то внутрь, выразительные ресницы, черные брови, сейчас обращенные куда-то внутрь. Жесткая линия подбородка. Глаза притягивали к себе внимание. Они были такие же необычные, как и у Каи, только более тусклые. У Каи же, они так и светились жизнью.

Этот человек, маг в трансе, который наложил когда-то давно проклятие на его род. Проклятие, за которое Никон, по идее, должен его ненавидеть. Никон и ненавидел его. Но он знал, что ненависть ни к чему хорошему не приведет, что она только делает больнее. Никон решил для себя давно, что каждое существо во вселенной имеет шанс на вторую попытку.

— Скажи, Иноксион, а в чем была причина, что ты наложил проклятие на своего брата? — поинтересовался Никон.

Он знал ответ. И все же он хотел услышать его от самого Иноксиона.

— Меньше всего я ожидал сейчас этого вопроса, — покачал головой тот.

— И все же?

— Довольно банальная причина, — пожал плечами тот. — Все из-за девушки.

— Она того стоила? — поинтересовался Никон, стараясь не выдавать своей осведомлённости.

— Я всегда считал, что да. Но это было до встречи с Олимпией, — тот улыбнулся. — Олимпия совершенно другая. Она такая обаятельная, нежная, понимающая.

— Ты мне зубы не заговаривай, — хмыкнул Никон.

— Я говорю правду, — возмутился тот. — Мне казалось, что я влюбился в ту девушку. Милана, так её звали. Тогда мне казалось, что она идеал. Я стал за ней ухаживать. Мы встречались. А потом она познакомилась с моим братом. И все, любви пришел конец.

— И ты решил наслать проклятие?

— Нет, — покачал тот головой. — Все обстояло немного по-другому. Из-за того, что она меня отвергла, я возненавидел их двоих. Тогда я и овладел трансом. Я стал самым сильным магом, которого все боялись и уважали. Даже Хранитель не мог мне ни чего противопоставить. А идею наложить проклятие мне подарил мой ученик.

— Галактион? — поинтересовался Никон, медленно переворачиваясь на бок.

Все терпеть такую боль он не привык.

— Я так не могу, — сжалился над Никоном Иноксион и через полминуты Никон был здоров как Хранитель. — Я с ним познакомился случайно. Хороший парень. Только немного сдвинутый.

— И в чём это выражалось?

— Ты бы бросил все и полетел сквозь всю Вселенную искать одну единственную девушку, имея всего пару рисунков, не ясные рассказы некоторых личностей, знающих от силы планеты в системе и образец ДНК? Причем, даже не знаешь, в каком направлении была её галактика?

— Да, — не задумываясь, решил Никон. — Если это была Кая или Олимпия.

— Я бы тоже, что понял не так давно, — ответил Иноксион. — И он решился. У него любовь забрали, вот он и колесит всю Вселенную в её поисках. Как ни странно, она имела такое же ДНК, как и мы. А вот он вместо красной крови имел серебряную.

— Даже так? — удивился Никон.

— Да, — просто ответил тот. — Он рассказал, что она для него больше, чем жизнь, и что он все на свете готов отдать, лишь бы она нашлась. Ему не важны ни пространство, ни время. Я с ним поделился этой историей, и он предложил мне сделать что-нибудь гадкое, в том числе и проклятие. Как он сказал, на моем месте он поступил бы именно так. Он мне дал тот самый кристалл, из которого я сделал компоненты для проклятия и для его снятия. Сказал, что так будет надежнее. Потом, проведя некоторое время здесь, не более месяца, и не найдя то, что нужно, он продолжил свои поиски. Улетел, и пообещал, что если найдёт, то непременно сообщит мне.

— И как, сообщил? — спросил Никон.

— Нет, — ответил Иноксион. — Но, я думаю, что найдет. С его одержимостью, точно найдет.

— Молодец, — заметил Никон.

— Да. Сейчас я смотрю на свою прошлую жизнь, которая кончается со знакомства с Олимпией, и понимаю, что я был во многом не прав. Нужно было действовать иначе. Теперь, я расплачиваюсь за свои ошибки, — Иноксион погрустнел.

— Чем расплачиваешься? — поинтересовался Никон.

— Тем, что Олимпия, как только узнала, что я виноват в проклятии её отца, перестала относиться ко мне, как к человеку, которого любит. Она не перестала со мной разговаривать. Не перестала видеться со мной на различных представлениях, вечерах, встречах. Она стала со мной слишком холодной, слишком вежливой, будто я для неё ничего не значу, — эти слова он произнес так печально, что Никону стало его жаль.

Хотя, почему это он должен его жалеть? Этот человек виноват в его проклятии, виноват в многочисленных смертях. Виноват! Но он ведь тоже человек. Ему тоже свойственно совершать ошибки. Ему свойственно раскаиваться, в чем Никон не сомневался. Этот человек переступил через свою гордость, через свои принципы ради того, что бы поговорить с Никоном. Он полюбил по-настоящему. Он раньше заблуждался.

Никон подумал, о том, что ему сказал Иноксион. Все же, как бы ни было, этот человек имеет право на второй шанс, даже если это вызовет у многих недовольство.

— Знаешь, мне кажется, ты заслуживаешь второго шанса, — сказал Никон.

— Может быть, и нет, — покачал головой тот. — Я не за этим пришел. Мне нужно, что бы всего лишь поговорил с Олимпией, чтобы она хотя бы стала ко мне относится, как к другу. Это все, о чем я прошу.

— Да? — удивился Никон. — И ни чего больше?

— Ничего, — отрицательно покачал головой тот. — Мне нужна лишь она. Более никто.

— Что ж, я поговорю с ней. Хотя бы потому, что ты снял с меня эту жуткую боль.

Иноксион улыбнулся.

— О большем я и мечтать не могу. Спасибо, что выслушал. И что понял.

— Всегда, пожалуйста, — ответил Никон. — Но вот если бы с Каей что-нибудь случилось, я бы тебя собственноручно задушил.

— У Каи кома, — сказал тот.

— Что?! — Никон был в ярости. — И ты молчал?!

— Она в соседней палате, — сконфуженно ответил тот. — И это не совсем кома.

Никон хотел сначала ринуться к Кае, но потом все же решил вытрясти подробности из этого наглеца.

— Это магическая кома, — ответил тот.

— И сколько она продлится?

— Трудно сказать, — пожал плечами тот. — Судя по рассказу Олимпии, это уже третья.

— И?

— Скоро отпустит, и она будет в порядке, — ответил тот спокойно.

Никон успокоился. Раз с Каей все более или менее в порядке, то жить можно.

— И когда её отпустит? — поинтересовался Никон.

— Где-то через месяц, — пожал плечами тот. — Этого я точно сказать не могу, потому что не знаю. Не имел прежде с этим дело. А прогнозы поставила Олимпия.

Никон вышел из своей палаты и направился в соседнюю. Кая была там. Она лежала на просторной кровати и была абсолютно неподвижна. Никон подошел к ней. При его приближении она не встала и даже не шевельнулась. Глаза были закрыты. Никон минуту постоял рядом, затем наклонился и поцеловал. Губы были теплые. Значит, все будет хорошо.

Прошло около четырех месяцев. Никон возвращался с очередного заседания по внутренней политике галактики. Его мысли были заняты Олимпией. Она помирилась с Иноксионом. Никон видел, что она любит его. Как она на него смотрела, как улыбалась, когда он отворачивался и не видел её, как блестели у неё глаза, когда она смотрела на его фотографии. Но быть с ним она отказалась. Простить можно многое, но некоторые поступки требуют раскаяния. Иноксион так и не смог извиниться перед Никоном за проклятие. Именно поэтому Олимпия держала его на расстоянии. Никон вечерами заставал её со слезами на глазах. Он посоветовал ей простить его. Не хотел, что бы дочь страдала. Но она отказалась. Сказала, что так будет лучше для них обоих. Больше в их отношения Никон не лез.

Маша продолжала заниматься своими делами в адвокатской конторе, и была свободна и счастлива, как никогда. Правда для полного счастья ей не хватало Каи, которая спокойно пребывала в коме без видимых изменений. Но тут тоже были сюрпризы. Оказывается, Игорь решился на очень серьезный поступок, и предложил Маше выйти за него замуж. Никон чуть в обморок не упал от такого известия, как и Хранитель и весь большой совет. Маша думала недолго и согласилась, из-за чего Никон выпал в осадок. Оказывается, они стали встречаться после Фестиваля.

Никон после всего произошедшего он стал больше времени уделять политике и всему остальному. Ведь он был теперь не принужденным правителем и в любом случае мог уйти. Но он стал стараться, что бы жизнь стала намного лучше, ведь он старался для своей дочери, и для Каи, на которой он был преисполнен желания жениться, как только она выйдет из комы.

Марина продолжила учиться в Академии Каи, где по совместительству заменяющего и был Данте. Вот тут разгорелся нешуточная битва между Данте и Даниэлем. Даниэль стал хорошим консультантам по гонкам и одним из лучших пилотов. Данте тоже был не последним по своей значимости. А Марина не знала, кого из них выбрать. Но все же со временем она выбрала Даниэля, объясняя это тем, что с его семьёй она знакома, его сестра стала подругой. Даниэль всегда был рядом, близкий и родной человек. А вот Данте был для неё далек. Чувствами она больше пылала к дракону. Но все же лучше свой человек, чем дракон.

Хранитель часто навещал Каю, даже чаще, чем сам Никон. И был очень расстроен тем, что она не приходила в себя. Все его как могли, так и подбадривали. Олимпия сначала выводила его из себя. Слишком уж он ей спокойным казался. Потом успокоилась, и Никон видел их часто в палате вместе.

Никон шел в свой кабинет, задумавшись о политике, когда столкнулся с кем-то в коридоре. Он даже не заметил, кто это был, лишь извинился на автомате, и пошел дальше.

— Тебе не кажется, что ты слишком много времени работаешь? — спросил до боли знакомый мягкий женский голос.

Он резко обернулся и увидел Каю. Она была в шикарном голубом платье, которое подчеркивало её голубые глаза. Причем оба глаза были голубого цвета.

— Что с твоими глазами? — хрипло спросил он.

На большее его сил не хватило.

— Я нашла общий язык с магией по некоторым аспектам, — пожала плечами Кая. — Поэтому она меня так долго не хотела отпускать из комы. Но когда мы будем наедине они обратно вернуться в разноцветный вариант.

Никон, не помня себя от радости, бросился и обнял её, а за тем страстно поцеловал.

— Я по тебе скучала, — сказала Кая. — Но очень радовалась, когда ты меня навещал. Я все чувствовала. Даже твои поцелуи.

— Я по тебе тоже очень соскучилась, — сказал он и ещё раз поцеловал. — Кстати, раз уж тебе удалось снять мое проклятие, то я просто обязан на тебе жениться.

— Не прямо сейчас, — ответила она. — Я хочу настоящую свадьбу. И быть в белом платье.

Никон только улыбнулся, но спорить не стал.

— Раз уж ты жива и здорова, то я бы хотел с тобой переговорить. Надеюсь, у тебя нет ни чего против и ни каких секретов от меня больше? — спросил Никон.

— Нет, — ответила она. — Ели хочешь, я тебе все расскажу.

— Я очень этого хочу, — кивнул Никон.

— Тогда пошли, найдем более удобное место, — предложила она.

Никон согласился. Они телепортировались в его спальню. Кая легла на кровать. Никон присоединился. Кая прижалась к нему и сказала:

— Начну с того, что тебя больше всего интересно. С самого начала, а именно, с ночи моего побега.

Никон не стал спорить. Ему нужно было все узнать.

— Ты же знаешь, какая я чувствительная. Поэтому я очень сильно переживала измену, как я считала. Я позвонила тебе и нашла в тебе все то утешение, что ни получало, ни когда. В ту ночь я и поклялась себе, что любой ценой сниму с тебя это проклятие, — начала Кая.

Никон прекрасно знал все её чувства. И он так же знал, что если она что-то задумала, то уже не отступиться.

— И что же ты сделала? — спросил Никон.

— В тот же вечер я взяла все деньги, паспорт и поехала в космопорт. Там я села на первый рейс до Янтариона улетела отсюда, — Кая улыбнулась. — Представь мою ситуацию: я одна в чужой галактике, без вещей, без гражданства, ещё к тому же беременная, — говорила она довольно спокойно.

— Сказала бы мне, я бы тебе помог, — заметил Никон.

— Что было, то было, — отмахнулась Кая. — Если бы я тебе сказала, я бы много не смогла сделать. Все же ты имеешь на меня определенное влияние. И ты даже мог бы уговорить меня забыть об этой идее. Поэтому я к тебе и не обращалась. А магия всегда была ко мне благосклонна. И как я не так давно выяснила, я являюсь с рождения уже на половину в трансе. Оттуда и цвет глаз. Ты не замечал, что у Олимпии глаза красные?

— Замечал. С таким же отливом, как и у тебя, — согласился он.

— Так вот, это из-за того, что Олимпия родилась из магии. Объясню чуть позже, — пообещала Кая, глядя на вопросительный взгляд Никона. — Итак, оказавшись совсем одна, мне вдруг попадается билет на транспорт явно магического происхождения. Я колебаться не стала, взяла его, села на автобус и поехала. Меня довезли до места раскопок. Этими раскопками занималась секта, существующая уже не одну тысячу лет. Секта Иноксиона Артеди. Её организовали специально, что бы растить магов, способных к трансу. В этой секте был специальный подбор учеников, поэтому там большее количество магов в трансе, чем во всех галактиках вместе взятых. Тогда там искали робота, с которым тебя познакомил Лиатриэль — Тивера. Ещё кучу артефактов и всякого барахла, которое тот оставил там. Я как раз туда прибыла и только познакомилась с главой этой секты, который там был по счастливой случайности, как слышу крики. Люди бегут оттуда. Выходит Тивер, весь в земле траве и паутине и ходит народ пугает. Причем он защищен даже от транса. Его не пробивает ни одно заклинание. Даже Станислав Дмитриевич — глава этой секты — бежал оттуда со всех ног. Я же осталась стоять. Тивер же, немного погонял людей со всей площадке подошел ко мне. Не будь дураком начал устанавливать контакт.

— И ты его не испугалась? — удивился Никон, садясь на скамейку и сажая Каю себе на колени.

— Я сбежала с одной галактики в другую беременная, надеясь почти на невозможное, попадаю волей случая на эту площадку и после этого надо бежать неизвестно куда? Нет, это меня не испугало. Я все ещё отходила от такого шока, так что начала с ним болтать. Потом, поняв его, отмыла. Он в земле не такой страшный, как в чистом виде, прошу заметить, — уточнила она и продолжила. — Давай его расспрашивать про твое проклятие. Он мне неохотно отвечал, а когда спросил и узнал, что я ищу и что я беременная, сразу сказал, что меня одну не оставит. К тому времени, как он мне это пообещал, прибежали все остальные маги посмотреть, что происходит. Тивер согласился идти к ним с условием, что я тоже буду с ним. Они согласились. Так я и провела месяца три. Занималась вместе с магами моего возраста. По теории мне, конечно, не было равных, а вот практика мне нужна была катастрофически. И вот как-то через некоторое время вызывает меня Станислав Дмитриевич и говорит, что я в чем-то провинилась. Я все отрицала. Он решил мне прочитать мораль. Я его, конечно, слушала, но сама витала в облаках. Тивер подсказал мне пару планет, где спрятаны дневники Иноксиона. Он сказал, что в них есть ответ на интересующий меня вопрос. Вот я и стояла, смотрела в окно и мечтала о тебе, о том, как мы будем вместе, когда мне в это время читали лекцию о трансе. И когда он произнес заклинание, и сказал, что бы я повторила и запомнила. Я повторила и больше ни чего не помнила.

— Что же произошло? — Никон улыбнулся.

— Мной овладел транс. Заметь, овладел, причем насильно. А когда я очнулась, то поняла, что лежала в коме.

— Это первый раз? — уточнил Никон.

— Да, это первый. Потом я обнаружила Олимпию, которая была такой, какой ты ещё видишь и знаешь. Все то же: возраст, голос, речь. Но она ни чего не умела. Не есть, не пить, не говорить. Сказали, что ей на чисто отшибло память. А вот где я так и не узнал. Я спросила, а где мой ребенок. Но мне сказали, что она умерла.

— Да как они…

— Тише, — успокоила Кая. — Они просто не знали, что произошло. Правду знали всего двое. Главный маг и Тивер. И они оба решили, что так пока будет лучше.

Кая вздохнула. В её глазах была боль.

— Я тогда совсем отчаялась. И что бы хоть как-то отойти от этого, я взялась учить Олимпию. Все же она мне с самого начала понравилась. Было в ней что-то, что тебя напоминала. И эти глаза… Олимпия просто помогала забыться. И уже неделю мы с ней были самой неразлучной парочкой на свете, — Кая улыбнулась. — Мы доводили всех. Кстати, клеймо мне тогда и поставили и Олимпии тоже. Надеялись контролировать нас через магию. И ещё очки мне дали заколдованные. Самое смешное, что Олимпия свою метку в стерла на выходе. Причем довольно легко. Я же тянула до последнего. Она закрывала доступ магии в меня. Но во мне её оказалось столько, что я иногда просто удивляюсь, откуда её столько берется. Особенно после транса.

— А что было дальше? — спросил Никон.

— Дальше прошел год. Я была просто блистательным теоретиком, она была самым сильным магом, — начала отвечать Кая. — Но всему наступает конец. Однажды меня позвал к себе Станислав Дмитриевич. Он был чем-то расстроен. Меня привели одну, без Олимпии. Она же ждала в коридоре. Тогда-то он мне и сообщил, что произошло во время транса. Я не знаю до сих пор, как такое получилось, но как я вошла в транс, так я и пролежала почти год. За это время за мной велся жесткий контроль и наблюдение ограниченного числа людей. Всего двое или трое, плюс Тивер, который был просто в ярости оттого, что со мной случилось. Он даже пообещал раскрошить всех виновных. В течение этого года, точнее в определенный день от меня, а я была полностью превращена в магию, лежала вся светящаяся, отделалась вторая часть и весь оставшийся срок формировалась. Когда транс с меня сошел я ещё неделю полежала в коме, после чего и увидела Олимпию. Получалось так, что она моя дочь, не рожденная обычным способом, а магическим. Я была очень шокирована и вышла из кабинета ни жива, ни мертва. Олимпия испугалась, но я ей только и сказала, что мне нужно время, что бы все обдумать. Вот тогда-то в игру вступила третья сторона. Те маги из секты, которым не нравилась власть Станислава Дмитриевича. Они убили его, в то время, как я была в другом месте и обдумывала все последствия этой новости. На меня сразу навалилась такая ответственность, что так просто избавляться от неё я не собиралась. А когда я все обдумала и решила, я её не нашла. Я побежала на поиски Олимпии, но было уже поздно. Я видела, как её посадили на корабль, а я стояла и кричала, что бы она не шла туда. Я бросилась за ней, но корабль уже улетел. Я осталась там, на площадке и тогда в меня выстрелили.

Никон молча слушал. В нем кипел гнев.

— Кто? — спросил он, старясь говорить ровно.

— Неважно. Его уже нет в живых. Магия, знаешь ли, не очень любит, когда на неё нападают именно в тот момент, когда я с ней соприкасаюсь. Последнее, что я помню, так это то, что была тогда на той площадке. Дальше звук выстрела, а потом сильнейшую боль. Все. Потом была темнота, за тем больше и больше света. Когда очнулась, рядом сидел Данте. Он и совет приняли меня из-за моего чудесного излечения и большого запаса магии, а так же этой отметины на шее. Потом уже оставили совсем по другой причине. Ты же знаешь меня, каковы были мои знания. За тот год они только возросли. Я ещё и Данте сумела уговорить проводить меня в библиотеку. Там я проводила очень много времени, горя желанием познания и ответов на интересующие меня темы.

— А кто тебя туда привез? — спросил Никон. — Когда тебя смертельно ранили.

— Все убеждают, будто Данте мой спаситель. Я же знаю, что это был Лиатриэль, — ответила она спокойно.

— Откуда?

— Я все время чувствовала, что на нем лежит отпечаток магии транса. Его ему поставил Иноксион Артеди, когда десять тысяч лет тому назад путешествовал по галактикам.

— Откуда такие познания? — удивился Никон.

— Даже эльфы не способны почувствовать хорошо скрытую магию. Я же овладела тогда двумя ступенями транса и прекрасно все видела. Я всегда все чувствовала, но не использовала это. Один мой глаз, красный, видит магию в любом виде. Вот, например, именно поэтому я и определила, что тогда, в коридорах времени и был василиск. Так же это позволило мне видеть тот дневник Иноксиона, в котором была нужная мне информация о проклятии, — ответила Кая. — Кстати, с помощью Тивера я организовала пару экспедиций, которые не могли не увенчаться успехом. На полученные средства я спокойно открыла компанию под присмотром, конечно же, Данте. Всех интересует, почему так быстро? Ответ прост — я заранее знала, что найду и с чем столкнусь. Благодаря ощущению магии, я спокойно определяла, куда идти, а куда нет. Поэтому я так быстро освоилась и быстро подняла компанию до статуса корпорации. В какой бы я не была галактике, случайно или специально я находила любой артефакт, который многие секты, типа той, в которой я была, покупали их за полную цену.

— А как ты нашла способ снятия проклятия?

— Кто ищет, тот всегда найдет. Особенно, если у меня были Тивер и Лиатриэль, хорошо знакомые между собой. Кстати, Тивер не просто робот. Он прожил несколько тысяч лет и у него программа самообразования. Поэтому он не хуже Лиатриэля разбирается в жизни и ведет себя, как человек, — ответила она. — Поэтому, имея достаточно возможностей, чем просто маг, который не может и до первой ступени транса подняться, я и нашла этот способ. Правда, пришлось долго помучиться. Но теперь ты живой и твоего проклятия нет. Ты ощущаешь мир как нормальный человек, и ты теперь свободен до конца своих дней.

— Я не свободен, — запротестовал Никон. — Все вакантные места заняты тобой и Олимпией. Кстати, она так и будет такой, как сейчас или измениться. Ведь из твоего рассказа ясно, что она совершенно не изменилась.

— Я сама не знаю точного ответа на этот вопрос. Я знаю только то, что пока она со мной или же с тобой, она растет внутренне. Если же нас нет, вся её жизнь проходит с теми знаниями и на том уровне, на котором она существует, — ответила Кая. — Ещё вопросы?

— Почему в первую нашу встречу ты назвалась Олимпией?

— Потому что я никогда не называла незнакомым парням своего настоящего имени. Осторожность никогда не помешает. И к тому же это имя мне всегда нравилось.

— Поэтому ты так назвала нашу дочь?

— Да. Тебе не нравиться?

— Нравиться, — не стал спорить Никон.

— Ладно. Что ещё ты хочешь узнать?

— Да. Что стало с твоим трансом? Ты его контролируешь теперь полностью?

— Я отказалась от трансов.

— Даже такое возможно? — удивился Никон.

— Да, — ответила она. — Даже такое.

Никон, немного полежал, тщательно осмысливая каждое слово произнесенное ней. Её жизнь была полна горя, и Никон решил, что с неё хватит.

— Пошли, покатаемся? — предложил он.

— Все ещё любишь скорость? — улыбнулась она. — Только ведешь ты.

Он быстро встал и легко поднял её на руки.

— Отпусти, — сказала Кая.

— Не надо комплектовать, — сказал Никон. — Ты легкая. Да и я в хорошей физической форме.

— Привычка, — ответила она, обнимая его.

И они направились в гараж.

Когда они летели далеко от центра города, в гоночном айромобиле играла старая рок музыка, которую уже не слушает молодое поколение.

Кая смотрела в окно и провожала взглядом быстро сменяющийся пейзаж. На душе было спокойной, в голове было легко. Она впервые чувствовала себя такой по настоящему, по-человечески спокойной и счастливой. Ведь рядом человек, твоя половинка, которая любит тебя, и готова ради тебя на все. И ему больше ни чего не угрожает, ни проклятие, ни что-либо ещё.

Кая не рассказала Никону, о том, что она теперь намного сильнее Иноксиона. Да, она отказалась от трансов. Но именно это и требовалось, чтобы перейти на завершающую, наивысшую ступень транса. И она сделала именно то, что так и добивались дартеры.

Дартеры были древние, как сама вселенная. Они были очень высокотехнологичной расой, которая достигла много за свои миллионы лет существования. Но произошла катастрофа, которая уничтожила их за один раз. Всех. Кроме двоих. И все потому, что они вошли в транс. Они переступили черту невозможного, и стали сильными. К сожалению, это удалось не всем. И теперь они странствовали по вселенной, ища существ, способных войти в транс. И вот, спустя очень много времени, им, наконец, это удалось. И поэтому они всячески старались следить за ней и подталкивать именно в ту сторону, в которую нужно. Но, несмотря на их влияние, Кая всегда поступала по-своему. И магию она нашла тоже сама. Но она решила, что останется с мужем и дочерью. Именно к этому простому человеческому счастью она стремилась все эти годы, несмотря на все препятствия и трудности. Что ж, им придется подождать. И ждать придется долго.

…Две фигуры в закрытых плащах стояли на крыше одного из домов, и провожали взглядом айромобиль, который быстро скрылся из виду.

— Она сделала именно то, что нужно, — сказал один.

— Странная штука — эта любовь, — подтвердил он. — Некоторые готовы рискнуть жизнью. Другие готовы бросить все, чего добивались всю свою жизнь, лишь бы найти одного человека.

— Как ты думаешь, не слишком ли мы рано включили волну миров?

— Нет, — ответил спокойно другой. — Если бы мы её не включили, все, что осталось от нашей культуры, о нашем народе, стерлось с лица вселенной. Этот молодой князь уничтожил бы все, лишь бы достичь власти. А так, он совершенно потерял голову и теперь мотается по всей вселенной в поисках своей возлюбленной. Кстати, если бы Галактион не подсказал Иноксиону о проклятии, Каи бы сейчас не было. И остались бы мы с тобой ещё неизвестно насколько. А так, нам выпал очень неплохой шанс.

— А что с тем ученным?

— Алеваном? Так ему будет уроком это заточение. Кстати, оно вот-вот закончится. Если мы с тобой поспешим, то успеем посмотреть, что произойдет из всей этой истории.

— Да, это будет очень интересно.

И две фигуры растворились в пространстве вселенной…

— Кая, — окликнул Никон.

Кая оторвалась от созерцания небольшого, свободного от кораблей, уголка неба, и взглянула на любовь всей своей жизни.

— Да?

— О чем это ты задумалась? — удивился Никон.

— Так, некоторые мысли, — улыбнулась Кая.

«Кажется, не успели дартеры закончить со мной, как взялись за кого-то другого. И этому кому-то не повезет очень сильно. И все это судя по тому, что пережила я сама, — пролетела мысль в голове женщины. — А это значит, что до развязки ещё очень далеко…».