Проклятое дитя

Глава 4

Мир настал не так быстро, как хотелось бы. Многие были не согласны с условиями, многие не умели жить иначе, кроме как в состоянии вечной вражды. А кто-то попросту не знал значения этого слова — вся его жизнь прошла в сражениях. Но вот они закончились, и не была смысла в жизни, не было места, куда можно пойти, не было дома, где его ждали. И насколько в отчаянии были такие вояки, настолько счастливы были вернуться домой те, кто много лет там не был и те, кто едва покинул его, и у кого он был в принципе.

Но война, сражения — это лишь обертка. Жадность, власть, деньги, мародерство, грабежи и насилие — вот сама суть войны. Не было красивых и великих битв, прекратили греметь величественные барабаны и смолкли трубы и роги, возвещающие победу или поражение. А вся мерзость осталось. Ненависть никуда не делась, интриги плелись еще активнее, ведь в открытую действовать больше было нельзя. Тайны, донесения, шпионаж и разбой — война, перешедшая в тихое русло, и только. И все же это было куда лучше, чем прежде.

Мир восстанавливался, возрождался из пепла и крови. Несмело, медленно и тяжело, но восстанавливался. Правители возвращали своих солдат домой, отстраивали разрушенные города и дома, строили новую экономику и политику, восстанавливали торговлю и ремесла. В кузнях прекращали ковать оружие, маги скрывали в тайниках мощнейшие яды и зелья, артефакты, лекари тратили последние снадобья и готовили безобидные отвары для общего пользования. Все учились жить по-новому. Кому-то это нравилось, кто-то не умел, а кто-то просто был рад, что все закончилось. И все же страх, неверие и сомнения, кошмары по ночам и вздрагивание от малейшего шума, когда думаешь о том, что рушится твой город, никуда не денутся еще очень долго.

Акилон — столица Дарнаса, оказался единственным городом в человеческом королевстве, который не затронула война. Сохранивший себя в целости и сохранности, спустя немного времени после заключения мира он уже процветал и сиял. Сюда стекалась вся знать, разбросанная войной по всему королевству и миру. Сюда возвращалась сама жизнь. Торговцы и ремесленники со всего мира везли свои товары и изделия, открывались мастерские и магазины, школы и общественные здания, в порт приходили корабли и галеры, везя заморские товары, которых здесь никто и никогда не видел. Здесь каждого встречали с улыбкой, любопытством и восторгом. Кроме демонов. Их здесь ждали с ужасом и страхом, с презрением и едва контролируемой враждой. Но ждали. Потому что королева Рабия родила дочь. И не одну.

Ужасу Тамира не было предела, когда акушерка сообщила своему королю о том, что его супруга разрешилась от бремени. Как громом пораженный он стоял у трона не в силах поверить в то, что услышал.

— Близнецы, Ваше Величество. Девочки, — сокрушительная фраза, всего пара слов, а он раздавлен и уничтожен.

Четыре проклятых слова — и он в отчаянии.

Тогда, два года назад он был уверен в том, что сохранит лицо, что останется победителем. И уверился в этом, когда спустя несколько недель после заключения договора с демонами королева родила ему еще одного сына. Тогда он ликовал. И даже не испугался ее следующей беременности спустя чуть больше года. И он почти злорадно ждал рождения дочери, чтобы утереть нос своему злейшему врагу и не иметь больше детей. Но Судьба преподнесла ему подарок — проклятый дар.

И направляясь в покои своей королевы, Тамир не знал, что он будет делать теперь, когда обесчещен и раздавлен собственными обещаниями.

Спальня жены встретила его плачем и горем, в котором была Рабия. Она не знала, отчего плачет — от разочарования или горя. Она боялась гнева мужа, боялась того, что теперь будет. И с сожалением и мольбой о прощении смотрела на вошедшего супруга.

Взяв себя в руки, Тамир подошел к супруге, склонился над ней, касаясь губами ее лба и сжимая рукой ее руку.

— Простите меня, мой король, — всхлипывая и содрогаясь от рыданий, прошептала Рабия.

— Не вини себя, — тихо ответил Тамир, слабо улыбаясь жене, которая едва ли поверила его спокойствию.

Отойдя от постели дрожащей женщины, мужчина подошел к колыбели, где лежали два свертка. В одном пухлая, сияющая здоровьем и едва заметной улыбкой розовощекая малышка, сладко спящая и безмятежно причмокивающая влажными губками. Другая куда меньше, с прозрачной синюшной кожей, выступившими венками, едва дышащая и то и дело срывающаяся на беспокойный плач.

— Одна из принцесс очень слаба, — склонившись в поклоне, прошептала знахарка. — Едва ли доживет до утра.

Тамир бросил быстрый взгляд на старую женщину, поймав намек в ее словах.

— Которая?

— Первенец, Ваше Величество.

Тамир нахмурился. Он обещал Алиману вторую дочь, которая наверняка выживет. Демону будет плевать, если у него останется единственная — главным будет, что она рождена второй. А это значит…

— Ты принимала роды? — спросил Тамир, пристально глядя на повитуху.

Та молча кивнула.

— Кто еще знает о том, что…

— Никто, — тихо ответила на немой вопрос женщина.

— Значит, ты знаешь, что делать.

Повитуха склонилась в поклоне, а король стремительно вышел из покоев супруги, а вслед ему несся плач одной из девочек: слабый, хрупкий ребенок, едва дышащий, запутавшийся в пуповине и с кровоподтеками по всему телу настойчиво цеплялся за жизнь. Но никто не собирался ему помогать. И даже воющая от отчаяния мать не подошла к надрывающемуся от криков младенцу, понимая, что лучше ему не знать помощи, лучше оказаться мертвым, чем проклятым. Ужасающая мысль, которая и заставляла добрую женщину сотрясаться от осознания собственного бессилия, а точнее — необходимости его проявить. Но так и правда будет лучше для всех.

Тамир не знал, что такое материнский инстинкт и насколько он сильней его собственного, а потому ему куда легче далось это решение. Каждый день умирали сотни детей-младенцев, и он и его супруга уже дважды не смогли избежать подобной участи. Потому-то его сердце не сжималось от боли и горя, он чувствовал лишь облегчение, которое давало надежду на то, что все еще можно вернуть на круги своя. Ему было не понять горя матери, которая чувствует, что одно ее прикосновение, одна ее близость к малышке способна ее спасти. Это настоящее чудо, когда дети, чувствуя мать, любящую и готовую ради них на все, просто цепляются за жизнь и выживают, не смотря ни на что. Но кроху не прижали к груди, не позвали целителя, не вызвали мага — не сделали ничего, что облегчило бы ее плач и боль.

Шагая по коридорам дворца от спальни супруги, Тамир был куда более спокоен. Его лицо уже не выражало беспокойства и гнева, он практически успокоился, и если тревога и говорила о себе, то очень слабо. Рассеяно здороваясь с придворными, мужчина вернулся в пустой тронный зал. Высокие потолки, изящные опорные столбы по краям галереи, и гулкая тишина. Заходящее солнце, заливающее зал из больших окон за возвышением трона, освещало мягким светом всю эту большую пустоту, скрадывая ее холодность и безжизненность.

Остановившись перед троном, Тамир замер, задумчиво глядя на престол, восседая на котором вершили судьбы народа многие поколения его предков. Они создали это королевство, они развивали его и расширяли. Никогда не теряли достоинства и чести. И нынешний король не собирался отступать от этих правил. Он был умен, он был горд и непреклонен, и он не остановится ни перед чем, чтобы сохранить честь своей семьи, своего наследия и рода. Даже жестокость в отношении собственного ребенка была нормой в свете того, чему служила. Возможно, однажды он вспомнит об этом, возможно однажды совесть и стыд дадут о себе знать, но сейчас куда важнее оказалась гордость.

Неожиданный шум заставил короля отвлечься от размышлений и повернуться лицом к большим двустворчатым дверям, откуда и доносился звук…сражения? Звон оружия, удары металла о металл, стоны пораженных — слишком знакомая мелодия, чтобы не узнать ее. Нахмурившись, Тамир решительно двинулся в этом направлении, но едва сделал несколько шагов, как обе створки распахнулись, будто под порывом ветра, но всего лишь от толчка двух сильных рук, в одной из которых был окровавленный меч.

— Как неучтиво вы встречаете гостей, Ваше Величество, — неприкрытая издевка и насмешка на презрительно изогнутых губах и в прищуренных стальных глазах.

Как ни в чем ни бывало, небрежно был вытерт меч белоснежным платком, брошенным тут же на светлый мраморный пол, и возвращен в ножны на спине. А нежданный гость, заложив руки за спину, расслабленно двинулся в сторону кипящего от гнева и ярости короля. За его спиной окончательно стихли звуки потасовки и вслед за ним вошли еще несколько нежданных гостей в том же виде, в котором был их предводитель.

Все как один в черном — всего лишь одежда, но выглядит как броня. Кроваво красные воротники наглухо застегнутых коротких курток жестко подчеркивали сияние таких же алых глаз, которое медленно гасло, разбуженное коротким боем и выплеском эмоций, что всегда было присуще демонам: малейший повод — и их глаза тут же загораются потусторонним огнем, никому не давая усомниться в их силах, которые пробуждались так же быстро, как вспыхивало это пламя в их очах, застилая радужки и белки. Облегающие длинные сильные ноги брюки, крепкая обувь и сверкающие тут и там клинки в петлях и ножнах.

— Бастард! — прорычал Тамир, так же презрительно кривя губы.

— Польщен Вашей памятью, — хмыкнул Хасин, подходя к королю и склоняясь скорее в издевательском, нежели почтительном поклоне, и тут же выпрямляясь. — Я прибыл поздравить вас с рождением дочерей, Ваше Величество.

— Что, так не терпится забрать свое? — прошипел Тамир практически в лицо беловолосому юноше, подавшись к нему на шаг.

— Всего лишь взглянуть. Моему принцу нужна жена, а не младенец. К тому же он сам еще дитя.

— Я не ребенок, Хасин! — раздался недовольный голос из-за спин вошедших, и к своему удивлению человек посмотрел на принца, перед которым расступились его подданные, с поклоном пропуская вперед из-за своих спин.

Меч подростка так же был обнажен, и с него так же капала кровь. Мальчик не выглядел на свои двенадцать лет — по человеческим меркам он тянул на все шестнадцать и даже старше: демоны быстро взрослеют, и не только физически. Взгляд юноши был так же холоден, как взгляд отца и брата, лицо и фигура уже сквозили силой и мужественностью, а эмоции невозможно было прочитать. Что ж, у принца действительно был достойный учитель — о Бастарде ходили легенды, одна краше другой, и если хоть треть правда, нет ничего удивительного в том, что наследник империи Халлон в столь юном возрасте уже научился всему, что только возможно познать за столь короткую пока жизнь.

— Ваше Величество, — уважительно, но холодно поприветствовал короля принц, встав рядом с братом и скопировав его жест с руками за спиной, отчего их сходство резко возросло.

— Ваше Высочество, — не мог не ответить Тамир, так же холодно и неприветливо.

— Простите за столь неожиданное появление. И, брат, — мальчик повернул к Бастарду лицо, чуть искривив губы в ироничной улыбке, — король наверняка не ожидал нас так быстро, потому и не был готов к приему.

— Да, наверняка, — повторил улыбку брата Хасин, глядя в упор на человека перед собой. — Прошу нас извинить.

Из всех дверей вдруг в зал ворвались королевские стражники с оружием наперевес. Демоны, сопровождающие наследника, одновременно вытащили мечи из ножен, становясь в боевую стойку, готовые защищать жизнь наследника ценой собственной. Тамир и Кассиан одновременно подняли ладони, давая знак своим людям опустить оружие.

Вслед за стражей в зал вошли и придворные, с удивлением, страхом и ужасом глядя на нежданных гостей. В зале снова повисла тишина, неловкая и гнетущая. А Тамир вдруг подумал, что слишком рано обрадовался и оказался слишком самоуверенным. И сейчас для него было важным не потерять остатки самоуважения и гордости, обернуть все в свою пользу хоть в какой-то мере, не дать всем вокруг повода насмехаться над его слабостью. Пусть все считают, что он с достоинством принял свое положение, но никак не со злостью, выражающей его унижение.

— Я бы хотел увидеть принцессу, — нарушил гнетущую тишину принц, едва обратив внимание на сотни любопытный взглядов со всех сторон, которые, впрочем, были куда более заинтересованы его спутником с белоснежными волосами.

И действительно, Бастард удостоился куда более пристального внимания. Его дьявольская красота не могла остаться незамеченной придворными дамами, его стать и подача себя и пугали, и интриговали одновременно каждого находившегося здесь мужчину, моментально давая понять, насколько далеки они от него в этом плане и умении. Запретная красота рождала желание, а зависть рождала злобу. Поэтому одни сверлили молодого демона вожделеющими взглядами, пусть и с каплей страха, а другие — с презрением, и куда большим ужасом.

Хасин же не смотрел ни на кого, лишь на короля перед собой. Тот смотрел так же на него, бросая на принца короткие едва заметные взгляды: они оба понимали, что главные здесь собеседники и противники. Принц еще слишком юн и молод, чтобы быть достойным соперником в этой игре, и не понимает многих тонкостей. Но даже он заметил досаду, растерянность и страх, которые, всего лишь на мгновение, но мелькнули в глазах быстро взявшего себя в руки короля, когда озвучил свое желание.

— Конечно, Ваше Высочество, — кивнул спокойно Тамир, прервав бой глазами с Бастардом, и переводя взгляд на юношу. — Как только ее Величество будет готова принять гостей.

Кассиан величественно кивнул, тут же потеряв интерес к мужчине, который стремительно покинул зал, оставляя гостей под прицелом своих придворных, которые явно не торопились никуда уходить, желая стать свидетелями истории, которая вершилась на их глазах. С видом великой скуки мальчик шагнул вперед, осматривая тронный зал и продолжая игнорировать стоявших по его периметру людей. Вслед за ним неслышно шагнули двое демонов, держась всего в шаге позади. И пусть их мечи были в ножнах, взгляды явно давали понять, что ни у кого нет ни малейшего шанса, что они вдруг не успеют их выхватить. Остальные четверо обступили Бастарда.

Тишина вдруг нарушилась именно после этого момента: любопытство людей не могло выдержать слишком долгое время, и шепот и разговоры очень быстро создали тихий шумовой фон. И гостям даже не нужно было прислушиваться, чтобы знать, о чем сейчас толкуют окружающие: об их внезапном появлении, об их требовании, о поведении собственного короля, о двоих — сыновьях императора Алимана, таких разных и удивительных.

С равнодушным, не выражающим даже скуку лицом Хасин отстраненно смотрел на брата, который расхаживал по залу, словно находился у себя дома — крутил головой, щупал колонны, даже осмелился взойти на возвышение и обойти трон, коснувшись рукой его высокой спинки. За ним, когда он легко взлетел по ступеням, проследили затаив дыхание, явно в ожидании пределов смелости мальчика — посмеет ли он сесть. Кассиан не был дураком, он лишь развлекался, ему нравилось наблюдать за реакцией людей, пусть они даже не видели этого самого наблюдения. Но Хасин слишком хорошо знал своего брата, чтобы сомневаться в том, что внутри его сотрясает смех и задор: слишком подозрительно блестели его равнодушные для всех глаза.

За спиной гостей, перед входом в тронный зал убирали трупы тех, кто посмел возразить беловолосому демону и его праву находиться здесь, что лишь подтверждало его — ведь король не сказал ему ни слова в ответ на подобное оскорбление.

В шепоте и разговорах по углам прошло несколько десятков томительных минут, прежде чем в зале появился секретарь Его Величества, чтобы пригласить гостей в покои готовой их встретить королевы. Кассиан и Хасин одновременно шагнули в указанную сторону. Вслед за ними и их сопровождение, но замерло на месте, стоило Бастарду лишь едва заметно отрицательно качнуть головой — он знал, что никто не посмеет причинить принцу или ему вред. Сейчас весь этот дворец с его обитателями походил на дикого злобного пса, который стоит в стойке и грозно рычит. Но боится куда больше, чем злится. Их боялись, страшились, их присутствие наводило ужас на каждого, а значит, никто не рискнет просто приблизиться к ним без приказа. А король Тамир не отдаст его, потому что слишком хорошо знает своего врага и последствия столь опрометчивого шага, которые грозят ему в случае подобной глупости.

Тем же путем, что недавно шел Тамир, гостей провожали к покоям Ее Величества королевы Рабии. На каждом углу стояли стражники, у каждой двери и прохода стояли стражники, а стоило им пройти мимо них, как они тут же следовали за ними — Хасин переглянулся с усмехающимся братом, тоже заметившим этот феномен. Но они тактично убрали с лиц насмешки. В покои королевы они вошли практически под конвоем. И все же Бастард не удержался от ироничного и насмешливого изгиба губ, когда встретился взглядами с Тамиром. Тот проигнорировал его, а сам Хасин обратил взгляд на королеву.

— Ваше Величество, — склонились в поклоне принц и Бастард.

— Ваше Высочество, — старательно пытаясь держать себя достойно, дрожащим голосом ответила красивая женщина, сидящая в постели, опираясь о высокие подушки.

Но Хасин видел следы слез на ее лице, от его глаз не укрылось и то, что королева едва сдерживается, чтобы не плакать в их присутствии. Ее взгляд полон горечи и страха, отчаяния и одновременно надежды. Она бросает взоры, полные мольбы на мужа, и ужаса на подошедшего к колыбели принца. Она едва держит себя в руках, чтобы не вскрикнуть, не возразить, когда мальчик наклоняется над кроваткой, с любопытством глядя на двух младенцев.

Оторвав взгляд от королевы, Хасин так же подошел к колыбели, рассматривая двух таких разных детей.

— Которая из них моя? — собственнически, на миг забыв о такте, спросил Кассиан, заработав недовольный взгляд от брата. — Которая моя невеста? — тут же поправился мальчик.

— Второй родилась та, что ближе к Вам, — ледяным тоном ответил Тамир, стоящий по другую сторону от кроватки и сжимающий губы, чтобы не скривить их в отвращении и презрении.

Взгляд принца на миг заволокло разочарованием. По сравнению со вторым, это дитя было лишено обаяния, присущего всем младенцам, нежной красоты и трогательности. Оно вызывало только жалость своим цветом кожи, красным сморщенным личиком и надрывным дыханием, что с трудом вырывалось из бледных губок, то и дело кривившихся от готового сорваться с них плача. Но лишь всхлипы издавал младенец, потому что сил на плач не было — малышка была измотана криками, отголоски которых они слышали, когда шли сюда.

Переводя взгляд с одного младенца на другого, Хасин друг прищурился. Мгновением позже то же самое сделал и Кассиан, резко поднимая гневный взгляд на замершего Тамира.

— Вы солгали! — прошипел мальчик, кривя губы в разочаровании и презрении, под ободрительным взглядом брата, который лишь минутой ранее уловил обман.

А Тамир откровенно растерялся от этого обвинения, и тут же обман подтвердила королева, не сумевшая сдержать-таки плача — горького и отчаянного, выражающего всю ее скорбь и панику, ужас, что с новой силой вспыхнул в ее глазах, еще минуту назад полных облегчения и надежды.

— Но пусть будет так, — вдруг холодно произнес принц, снова переводя взгляд на девочку-первенца, как выяснилось. — Я не буду уличать вас в обмане, Ваше Величество, — насмешливо протянул мальчик, даже не поднимая взгляда на короля. — Но пусть для Вас это станет уроком — демона не обмануть. Он — само коварство, сама суть обмана. И пусть мы никогда не лжем сами, обман распознаем безошибочно.

Хасин позволил себе довольную улыбку, которую никто не заметил, полную довольства и даже гордости: его брат медленно, но верно становится истинным правителем — мудрым, умным и проницательным. И все это под его руководством, под его направлением, и разве можно не гордиться подобным?

— Вы ждали смерти своего первенца, Ваше Величество? — с презрением, которое теперь мог демонстрировать открыто, протянул Хасин. — До чего низко Вы пали.

— Ты забываешься, Бастард, — прошипел Тамир, невольно подаваясь вперед.

— Разве нет? Это был Ваш шанс оставить Вашу честь при себе. И даже собственное дитя стало жертвой Ваших громких слов и обещаний, едва сделало первый вдох.

— Да что ты знаешь о чести, Ублюдок? — прорычал король, со всем презрением и ненавистью глядя на беловолосого демона. — Что ты можешь знать о любви родителя к ребенку, ты, который родился вне рода?!

— Куда больше Вас, — ледяным тоном резко осадил короля юный принц, вскинув заалевший взгляд. — Этот…Ублюдок, как Вы выразились, и о том, и о другом знает не понаслышке. Но Вы ведь знаете это. Лишь злитесь, что он прав в своих словах. Это дитя умирает — даже я вижу это. И Вы не сделали ничего, чтобы сохранить ему жизнь, предпочтя отдать в качестве жертвы за собственную честь. Что ж, оставьте ее при себе, и пусть каждый узнает, что я лично урегулировал этот вопрос, не пожелав подобных жертв от короля Тамира! — громко и четко, чтобы слышали все, кто был поблизости, произнес принц. — Пусть будет новый договор, построенный на взаимном уважении и соблюдении его пунктов. Ваша дочь-первенец — в качестве моей невесты. Дары нашей империи за ее воспитание и ряд условий, которые каждый будет выполнять. Считайте это моим подарком в честь рождения Ваших дочерей.

Оглушающая тишина повисла в покоях королевы после слов принца, который преподнес Тамиру его честь на золотом блюде своего великодушия. Но разве это оценил король? Нет, он лишь оценил, что оказался в долгу перед этим напыщенным щенком, который имел равную ему власть и уже пользовался ею, как пожелает.

— Пусть будет так, — не мог промолчать король, вопреки новой волне злости и гнева.

— Я составлю договор лично, — произнес Хасин. — Принесите бумагу, — он бросил взгляд на одну из служанок королевы, что стояла у изголовья ее постели.

Девушка, к которой был обращен приказ демона, закатив глаза, свалилась в обморок под ироничным взглядом Бастарда. Но тут же другая ретиво выскочила из покоев — боясь не меньше, но, по крайней мере, оставаясь в сознании.

— Приучите прислугу к моему присутствию, иначе вы останетесь без ухода, — хмыкнул Хасин, бросив взгляд на короля.

— Вы собираетесь часто приезжать? — сквозь зубы, произнес мужчина.

— Достаточно, чтобы Вам надоесть, — приторно улыбнулся демон. — Я лично буду следить за невестой принца.

— Но…

— Это не обсуждается, — снова подал голос Кассиан.

Мальчик все так же стоял над колыбелью, не сводя хмурого взгляда со своей нареченной. В его глазах была и брезгливость, и недоверие, и презрение. Но так же там было и сочувствие к крохе, которая оказалась такой нежеланной. И пусть Хасин и отец учили его не испытывать подобных чувств, которые служат лишь слабости, почему-то не мог заставить себя остаться равнодушным.

— Дитя едва ли доживет до следующего утра, — решилась подать голос стоящая рядом с колыбелью акушерка.

— Хасин, — юноша просительно посмотрел на брата, обернувшись к нему. — Помоги ей.

Бастард чуть улыбнулся принцу, подходя ближе.

— Хорошо, мой принц, — согласно кивнул беловолосый демон.

Он шагнул к колыбели и наклонился над девочкой, беря ее на руки. Услышал краем уха судорожный вдох королевы, но не обратил внимания на ее страх, которым буквально пропахло все здесь. Кассиан не сводил взгляда с брата, когда тот с младенцем на руках прошелся по комнате, просто глядя на копошащуюся девочку несколько минут и ничего не делая. Удерживая ее одной рукой, пальцами другой он осторожно обвел контуры ее личика, коснулся кнопочки носа и погладил скулу. К огромнейшему удивлению всех, малышка прекратила кряхтеть и надрывно сопеть, согретая даже не родным, но все же заботливым теплом, впервые познав его от чужого, который пока единственный проявил к ней хоть каплю заботы.

Не сводя стальных глаз с лица принцессы, Хасин остановился посреди комнаты. Медленно наклонился к младенцу и трепетно коснулся ее лобика своими губами, одаривая ее своим благословением. Королева продолжала все так же с ужасом поскуливать в своей кровати, король лишь сжимал гневно губы, но молчал. А принц с восторгом наблюдал за чудом, которое попросил.

Хасин мягко положил ладонь на сверток туда, где находилось крошечное сердечко, едва имеющее силы для биения. Губы демона зашевелились, и вместе со словами с его губ слетало дыхание в виде красноватого пара, который вдруг сильно вдохнула в себя кроха. Шепот становился все сильней и громче. Неведомые слова слетали с уст Бастарда, а вместе с ними сама сила и жизнь. Буквально на глазах малышка задышала сильней и ровней, за минуту с ее лица сошла вся синева и покраснения, выровнялись складки у глаз и губ, выдающие ее боль и слабость, а сердце под рукой забилось быстрей и уверенней. Шепот так же медленно стих, сойдя на "нет", и когда Хасин поднял свое лицо, кроха на его руках сладко спала, полная жизни и здоровья.

— Что Вы с ней сделали?! — не смогла все-таки сдержать ужаса королева, срываясь в истерику и с ненавистью и страхом глядя на демона с ее дочерью на руках.

— Всего лишь немного помог. Не проклял, если Вы об этом, — насмешливо хмыкнул Хасин.

Он вернулся к колыбели и положил девочку в кроватку.

— И все равно она мерзкая, — с каким-то сожалением протянул Кассиан на демонском языке, чтобы его слова были понятны лишь брату, кривясь, глядя на свою невесту.

— Ты был не краше, — хмыкнул Хасин, ласково взъерошив темные волосы брата. — Нам пора возвращаться.

И не сказав никому ни слова, Бастард вышел из покоев королевы. Принц оказался более вежлив, еще поздравив чету правителей с радостным событием и пообещав прислать новый договор в ближайшее время. Не удостоившись никакого ответа, он хмыкнул — точь-в-точь как брат — и так же покинул комнату.

Рабия продолжала лить слезы — накопилась усталость, страх, нервозность зашкаливала, и все это вылилось в сильнейший стресс. Тамир едва слышал горестный плач жены. Он стоял у колыбели и смотрел на своих дочерей. Впервые протянул к ним руку, нежно касаясь личика младшей, чуть заметно улыбаясь с любовью и лаской. Перевел взгляд на первенца, потянулся рукой, но пальцы так и не коснулись спокойно спящего младенца.

— Проклятое дитя, — тихо прошептал Тамир, презрительно кривя губы.

Так и не удостоив дочь прикосновения, король стремительно вышел из комнаты.

Демонов и след простыл, как будто их здесь и не было, и только кровь на ступенях перед тронным залом, которую щетками оттирала прислуга, да шумные разговоры придворных напоминали о визите ненавистных гостей. А вечером перед королем на стол опустился свиток, появившись буквально из воздуха. Подношение принца, вернувшее ему потерянную честь, но поправшее гордость и самоуважение.