Пророчица

День девятый

Среда,

22 декабря 1999 года

– Опять?! – воскликнул Майкл, ударив кулаком по столу.

Кэтрин, поглощенная историей Сабины, подняла голову и спросила:

– В чем дело?

– Все, включая его бабушку, стараются разобраться в этом, – сказал он, раздраженно глядя на монитор.

Она медленно встала из-за стола. После долгих часов, проведенных над свитками, шея и плечи ныли. Небо за окном начинало обретать желтоватый оттенок; она удивилась, как незаметно пролетело время. Сидя рядом с Майклом, она прочла на экране сообщение: «Извините, Соединение невозможно», потом увидела, по какому именно адресу был затребован доступ: http://christu.srex/archivio/vaticano.html

– Библиотека Ватикана? – спросила она.

– Там тысячи рукописей и документов, многие из которых даже не переведены и не занесены в каталог. Мне показалось, это как раз то место, где имеет смысл искать. Но не получилось – ссылка не открывается.

Он откинулся в кресле, заложив руки за голову. Кэтрин смотрела на черную материю его церковной рубашки, подчеркивающей силуэт, потом перевела взгляд на последние солнечные лучи, проникающие сквозь окно и освещающие роскошный ковер, покрывающий пол в номере. Она заставила себя подумать о Джулиусе, вспомнив, как сильно любила его.

Чем он был занят в этот момент? Что он чувствовал, о чем думал?

«Если я стану помогать тебе в осуществлении твоих сумасшедших идей, Кэтрин, ничего хорошего из этого не выйдет», – это была одна из последних фраз, прозвучавших из уст Джулиуса тем дождливым утром в Малибу пять дней назад. Интересно, оставался ли он при своем мнении до сих пор?

Она задумалась над тем, достучались ли до него участники «Хауксбилля»? Если да, то, возможно, он уже понял, почему она поступает именно так и почему готова идти до конца.

Если бы только она могла узнать, повлияли ли на него слова, с которыми прошлым вечером она обратилась к друзьям Дэниела. Ни она, ни Майкл не решались открывать новостные ленты и чаты, опасаясь, что их IP-адрес могут вычислить. Сеть, состоящая из тысяч сайтов по всему миру, была безопасной, так как ее обитатели могли оставаться анонимными; отследить всех было практически невозможно – по крайней мере, на это хотелось надеяться.

Она подошла к столу, где лежал новый текст, переводом которого она уже занялась: «…Ты, дорогая Перпетуя, просишь меня рассказать о своей личной жизни в те годы. Мне почти нечего тебе на это сказать…»

– Если только… – прошептала Кэтрин. Майкл поднял голову.

– Если только что?

– Как бы мне хотелось, чтобы Сабина посвятила нас в подробности, описала, что видит. У меня неплохое воображение, но в данной ситуации оно бессильно. Я хочу увидеть то, что видела Сабина, – людей, города….

Майкл, не глядя на нее, направился обратно к монитору.

– Боюсь, в этом вам помочь не смогу. Богатым воображением не отличаюсь.

Она раздраженно потерла щеку:

– Чувствую себя птицей, заточенной в клетку.

– Почему вы так говорите? – сказал Майкл, не отрывая взгляда от монитора.

– Путешествуя по невидимым дорогам, мы преодолели тысячи миль за последние несколько дней. Совсем недавно я побывал в Университете Дьюка, оттуда перенесся в Пекин, прогулялся по Институту Востока в Чикаго, а сейчас в виду того, что в Ватикан временно не попасть, планирую исследовать залы университета в Штутгарте. Не желаете присоединиться?

Его пальцы забегали по клавиатуре, но набранный адрес, как заметила Кэтрин, даже отдаленно не напоминал «uni.stutt.edu.»

– Что ищете? – спросила она.

– Пытаясь открыть страничку Сан-Франциско, я заметил ссылку на частные коллекции антиквариата. Гиперссылки там не было, и я попытался получить информацию иначе.

Взглянув на блокнот, лежавший рядом с компьютером, Кэтрин обратила внимание на то, что среди объектов поиска появилось сочетание «послание Марии/Мэри». Она начала размышлять: может, Мария – вариант имени Мэри на греческом – это Мария Магдалина? Несмотря на то что имя Мария в те времена было весьма распространенным, Мария, о которой говорила Сабина, была знакома с самим Праведным. Существовала ли копия этого послания? Если верить словам Сабины, религиозная община в Антиохии сделала рукописные копии, причем в этой работе участвовала и сама Сабина. Существовал ли в современном мире уголок, где находилось письмо Марии Магдалины?

– Вот он! – воскликнул Майкл. – Список частных коллекций.

Она подошла ближе и нахмурилась:

– «Страничка Фреда»?

Майкл щелкнул на появившуюся гиперссылку, и они увидели страничку, на которой по какой-то непонятной причине находилась фотография собачки по кличке Нудлз. Майкл нашел текст, в котором сообщались все параметры животного: возраст, вес, дата рождения и появления первого волосяного шара. Далее следовала ссылка на владельца собаки. Майкл щелкнул на нее, и снова появилась домашняя страничка Фреда.

– Он занимается коллекциями? – спросила Кэтрин, недоумевающе глядя на фотографию парня весьма глуповатого вида, который крепко сжимал в объятиях хищника из фильма «Парк Юрского периода».

Майкл прокрутил текст и стал исследовать ссылки: «История», «Древние люди», «Артефакты», «Послание». Кэтрин бегло прочла только что открытую ссылку.

– Ни о чем подобном мне никогда не приходилось слышать! Это, должно быть, совсем небольшие коллекции.

Просматривая текст далее, Майкл сказал:

– Давайте-ка посмотрим, что у нас тут.

Вдруг Кэтрин попросила:

– Минутку, остановитесь здесь.

Многие из папирусных коллекций были ей знакомы. Прочтя о коллекции Лэнгфорда, она нахмурилась. О такой ей еще не доводилось слышать.

Майкл расположил мышь так, чтобы курсор указывал на «ЛЭНГФОРД». Он собирался щелкнуть на него, но Кэтрин сказала:

– Постойте. Прежде чем зайти на ссылку, давайте проверим «Ликос».

– Для чего?

– Не знаю. У меня странное предчувствие. Спустя минуту они прочли:

Вы искали: Лэнгфорд. Количество совпадений 0.

– Закройте, – сказала Кэтрин.

– Почему?

– Здесь что-то не так.

– Неужели вам даже не хочется увидеть, из чего состоит коллекция Лэнгфорда?

Она пристально смотрела на голубые буквы. Чувство беспокойства овладевало ею все больше.

– Заканчивайте работу, – сказала она, положив руку на его плечо. – Пожалуйста, заканчивайте.

Монитор погас. Они сидели молча. До них доносился лишь шорох теплого воздуха, мягко высвобождающегося из кондиционера. В условиях холодной пустыни система центрального отопления отеля поддерживала наиболее комфортную температуру. Кэтрин взглянула на остатки обеда, доставленного им в номер. После него прошло уже несколько часов, но Кэтрин не ощущала голода. Майкл вздохнул, и она сказала:

– Почему бы вам не прогуляться? Вы весь день просидели за компьютером. Можете спокойно идти, а я останусь.

– Я не знаю, – сказал он с легкой улыбкой. – Лас-Вегас внушает мне страх.

– Почему?

– Я питаю слабость к азартным играм. Иногда я не справляюсь с самим собой. Когда был помоложе, то делал ставки везде: на скачках, в спорте, даже ставил на цвет очередного платья миссис Нуссбаум из булочной!

Он посмотрел на руку Кэтрин, лежавшую у него на плече.

Кэтрин резко отдернула руку, будто обожглась. Некоторое мгновение они не сводили глаз друг с друга, Кэтрин ощущала гладкость его кожи, твердость мускулистых плеч.

– Кэтрин, – вдруг произнес он. – Мне нужно что-то сказать вам.

Но едва он успел произнести эти слова, как оба почувствовали, что стены в номере задрожали.

– Какого… – сказал Майкл, вскакивая со стула.

– Землетрясение!

Они подбежали к окну, из которого открывался вид на залитый яркими огнями Лас-Вегас. Над городом висело пыльное небо. Здания, казалось, были неподвижны, ничего не рушилось. Колебания усиливались и сопровождались оглушительным грохотом. Майкл и Кэтрин поняли, что «Атлантида» идет на дно.

Снова толчок.

На одном из окружающих отель островов, посреди озера площадью двадцать пять гектаров, была построена модель затерянной некогда цивилизации Атлантида. Здесь стояли храмы, колонны, огромные статуи древних богов. Дважды в день, с поминутной точностью, «Атлантида» со всеми ее архитектурными изысками уходила под воду. Днем это действо выглядело куда менее драматично, чем ночью, когда языки пламени жадно облизывали храмы, а поверх всего разверзалась сплошная светящаяся материя лавы, символизирующая вновь образовавшуюся вулканическую трещину. Картина, как и полагалось, сопровождалась звуковыми эффектами – грохотом падающих камней и криками людей.

Помимо Кэтрин за этой хорошо стилизованной катастрофой наблюдали множество зевак, толпившихся вокруг озера. Кэтрин, безусловно, осознавала, что это всего лишь мираж, похожий на тот, за которым приезжают в Диснейленд, и в основе которого лежит работа великого множества механизмов, колес, шкивов, компьютерной хореографии. Зрелище, однако, было настолько реалистичным, что Кэтрин овладел страх: ей показалось, что она присутствует на генеральной репетиции конца света, до которого, как многие полагали, осталось восемь дней. Пламя достигало неба, а колонны, сделанные, казалось, из самых твердых пород, раскачивались, трещали и с ужасающим грохотом падали. Пульс Кэтрин участился, дыхание сбилось. Волны, сравнимые по высоте с цунами, постепенно поглощали остров. Не пожалели они и гигантскую статую богини, возвышавшуюся над архитектурными сооружениями. Она начала раскачиваться, накренилась и полетела вниз; проведя несколько секунд на поверхности и вращаясь, словно бревно, статуя пошла ко дну.

И заключительный аккорд: цивилизация бесследно исчезла под водой. Теперь кругом простиралась лишь озерная гладь.

Некоторое время Кэтрин и Майкл молчали, потом она сказала:

– Как они могут трагедию превращать в комедию? Вы слышали возгласы зрителей? Они смеялись, являясь при этом свидетелями ужаснейшей катастрофы, где грохот от разрушений и крики погибающих людей более чем реалистичны!

– Это всего лишь шоу. Сказка.

– По-вашему, если это иллюзия, значит, нет ничего страшного? И сколько подобных представлений нужно пересмотреть до того, как нами наконец овладеет полное безразличие к жестокости? – Она отвернулась. – Я собираюсь принять ванну, хочу смыть негативные впечатления.

Он смотрел на нее некоторое время, как будто собирался поспорить.

– Думаю, неплохо бы посмотреть на здешний спортзал. В отеле шесть бассейнов. Надеюсь, мне удастся сделать пару заплывов.

Майкл ушел в свою спальню, закрыв дверь. Кэтрин осталась стоять у окна, наблюдая за исчезнувшей под водой цивилизацией, которая снова стала появляться из глубин озера. Скоро «Атлантиде» предстояло погибнуть в очередной раз. Кэтрин тщетно пыталась разобраться в своих чувствах – внутри нее зарождался какой-то необъяснимый страх. Это не был страх по поводу того, что ей не удастся вовремя отыскать седьмой свиток. Должно было произойти что-то непредвиденное, пугающее своей неизвестностью. Среди всех опасностей, угрожающих ей, эта казалась самой ужасной. Дело касалось Майкла.

Кэтрин закрыла глаза и представила его образ; она отчетливо видела каждую черту лица, даже черную родинку за правым ухом, аккуратно подстриженные волосы. Затем она представила себе Джулиуса, ясный взгляд его черных глаз и идеальные еврейские черты лица. При этом Майкл представлялся ей гораздо отчетливее, чем Джулиус. Она попыталась вспомнить его запах, но так и не смогла – в памяти всплыло лишь ощущение того, что аромат его лосьона действовал на нее угнетающе. Отец Майкл пользовался туалетной водой «Олд Спайс» – настоящий, истинно мужской аромат. Вот уже пять дней и ночей, что в сумме составляет более ста часов, Кэтрин находилась только в его компании. В переводе на обычные отношения это пять недель, а в некоторых случаях даже пять месяцев. Ее поражало то, насколько легко и отчетливо образ Майкла появлялся в ее памяти. Но она все еще не могла похвастаться тем, что хорошо или, по крайней мере, хотя бы немного узнала этого человека: Кэтрин до сих пор не знала, откуда он и по какой причине посвятил свою жизнь Церкви.

До Рождества оставалось два дня. Разве священникам не полагалось проводить мессу на Рождество?

Она услышала, как он вышел из спальни, а мгновение спустя его отражение появилось в окне. Он стоял посередине комнаты с черной сумкой. Он держал что-то еще, но Кэтрин не видела, что именно. На Майкле постоянно была лишь черная рубашка с белым воротничком, но ей все сложнее и сложнее становилось воспринимать его только как священнослужителя.

– Отец Майкл, – сказала она, продолжая стоять лицом к окну. – Как вы думаете, те люди из «Хауксбилля» передали послание Джулиусу?

– Можно зайти в Интернет и посмотреть. Она повернулась к нему лицом.

– Нет, я пока не хочу заходить в чат. Если Хэйверз уже в курсе и ожидает моего появления там, то это будет моим последним подключением к Сети и нам в срочном порядке придется оставить это место. Я собираюсь дать им пять дней, чтобы найти хоть что-то о Тимбосе.

– Кто знает? – заметил Майкл, улыбаясь, – Жан-Люк может оказаться главным архивариусом библиотеки Конгресса.

Кэтрин улыбнулась в ответ, и их взгляды встретились. В комнате повисло молчание.

Увидев, что Майкл направился к двери, Кэтрин произнесла:

– Отец Майкл, через два дня Рождество, может быть, вы хотите поехать домой?

Она не ожидала, что его лицо в один миг примет такое угрюмое выражение. Мышцы его шеи напряглись, и она вспомнила, что до начала недавнего землетрясения он собирался чем-то поделиться с ней.

Майкл покачал головой, ничего не сказав в ответ, развернулся и поспешил к двери. Кэтрин успела рассмотреть, что находилось в его руке: те самые филиппинские палочки.

Пейджер Майлза издал сигнал.

Он прочел сообщение на дисплее, в котором указывался адрес в Интернете. Это означало, что кто-то посетил недавно созданную им интернет-страничку.

– Прошу извинить меня, господин сенатор, – сказал он, вставая из-за стола, за которым в самом разгаре был один из очередных щедрых ужинов Эрики.

Спустившись по ступеням и оказавшись среди компьютеров, он услышал слова Тедди:

– Прошу прощения, мистер Хэйверз, я как раз собирался вам звонить. Боюсь, это вряд ли вам поможет.

Майлз взглянул на монитор, на котором фиксировались посещения его веб-сайта. Пейджер, закрепленный у него на ремне, был запрограммирован таким образом, чтобы с минутной точностью сигнализировать момент посещения пользователями Сети страницы, посвященной коллекции Лэнгфорда.

– Это была не она?

– Какой-то серфер из Осло.

Хэйверз повернулся к соседнему компьютеру.

– Здесь тоже ничего?

– Пока нет.

Им удалось получить доступ к службе фильтрации новостной сети Стэнфорда, который сканировал тринадцать тысяч новостных групп и несколько миллионов сообщений с именами тех, кто к ним подключался. Шансы на то, что Кэтрин Александер может попытаться обратиться к коллегам за помощью, были невелики.

Но в конечном счете без Всемирной паутины ей было не обойтись. Рано или поздно она должна была появиться в Сети.

Я встретила Сатвиндер в улове рыбы…

Кэтрин нахмурилась. Она еще раз перечитала предложение, которое только что написала: «Я встретила Сатвиндер в улове рыбы». Смысла в нем определенно не было.

Она взяла увеличительное стекло, пододвинула лампу к папирусу и стала разбираться в значении слова.

Определенно это было слово «agra».

Открыв книгу «Греческий лексикон Нового Завета с номерами Стронга», она отыскала слово под номером 0061-GSN. Кэтрин прочла: «agra» – «улов рыбы». Библия в переводе Короля Иакова: пойманная неводом рыба».

Она вновь обратилась к папирусу, пододвинув лампу еще ближе, настолько, что ощутила, как лампочка обжигает ее волосы. Кэтрин принялась не спеша двигать увеличительным стеклом, то приближая его к глазам, то опуская к папирусу. Она внимательно изучала букву.

И вот ей наконец удалось разглядеть крошечную букву «о», зажатую по бокам буквами «g» и «r».

– «Agora»! – воскликнула она. – Кэтрин Александер, какая же ты дура! Сабина встретила Сатвиндер на рынке, а вовсе не в улове рыбы!

Она отложила в сторону ручку и взглянула на часы. С момента потопления «Атлантиды» уже прошло порядочно времени. Почему Майкл не возвращается из спортивного зала?

Встав из-за стола, она начала ходить по комнате, пытаясь понять, что именно не давало ей покоя. Это был далеко не размеренный шаг, стимулирующий мыслительную деятельность, а нечто иное…

Она взглянула на компьютер, темный и безмолвный. Почувствовав внезапно, что нельзя продолжать сидеть сложа руки, она расположилась у ноутбука и подключилась к Интернету, введя имя временного пользователя и пароль. Почти выйдя в Сеть, она остановилась и задумалась, после чего, следуя голосу интуиции, нажала на ссылку новостной ленты.

Запросить с сервера последний список групп?

Она набрала «да».

ПРОИЗВОДИТСЯ ЗАГРУЗКА…

Кэтрин знала, что подобная операция не представляет угрозы ее безопасности, поскольку она не входила в эти группы, а просто считывала информацию со своего жесткого диска. Когда список появился, она начала бегло просматривать его, остановившись на ссылке, в которой встречались слова «Библия» и «пророчество».

Она нажала на ссылку и, обнаружив дискуссию на тему конца света, снова щелкнула мышью.

Организация: Университет Кембридж, Англия

Строки: 26

Послание: <4pvrpd-50q@favor.csx.com.ac.uk

Почтовый хостинг, протокол NNTP: usen.chu.cam.a-uk

Тема: Re: Конец света

>>>Апокрифические книги также, как и Библия, содержат предсказания о конце света.

>>>Стив

>>>Стив, ты в них увяз. Апокрифы – это далеко не слово Божье.

>>>Предоставь доказательства. Рэй.

Извини, долго не отвечал. Все это время собирал доказательства. См: П245 Британский музей, стр. 14, Архив Бродерика, Университет Дьюка и др. Приближается новое тысячелетие, друг, и, чтобы узнать это, необязательно заглядывать в Священное Писание.

Кэтрин вернулась к папирусам, откуда была взята цитата, но потом поняла, что они ей были уже знакомы: в них не содержалось сведений, имеющих отношение к свиткам Сабины. Она закрыла ссылку и вернулась к основному списку, снова начала искать, пока не увидела в строке ссылки слово «археология». Открыв ссылку, она пробежалась взглядом по названиям статей, и вдруг ее взгляд замер.

1999 30/11 Дэниел Стивенсон «Атлантида»

Она кликнула на ссылку.

Перекрестная ссылка:

news.omeganet.com sci.archeology

25 ноября 1999 года 18:44:37 + 0100

stan@moonbeam.vamp.co.aus. пишет:

>Жители мифической Атлантиды – народ майя.

>Стивенсон: Ты разместил этот бред пару месяцев назад.

>и тебе еще тогда говорили, что это чепуха. Для чего ты заставляешь нас лишний раз тратиться, загружая его снова?

>Стивенсон: Ты пустая трата интернет-траффика.

Кэтрин взбесилась. Дэниела, как всегда, критиковали. Дэниел всегда был «чужим»: отстаивал права и взгляды меньшинства, выбирая путь наибольшего сопротивления. Дэнно сидит за своей партой, по его щекам катятся слезы, ведь его сердце разрывается при виде маленькой Кэтрин, стоящей на табурете перед всем пятым классом сестры Иммакулаты. Девочка была готова провалиться от стыда. Дети смеются над ней и показывают на нее пальцами.

Кэтрин вдруг сильно захотелось зайти в сетевую конференцию. Но это было исключено, ведь с момента подключения адрес ее электронной почты становился доступным для всех, и любой, кто прочтет его сейчас или позже, мог вычислить, что она находится в отеле.

Кэтрин закрыла окно, и, когда монитор погас, она на мгновение перевела взгляд на свою фотографию, приклеенную к внутренней части футляра Дэниела для ноутбука. Для чего он ее здесь прикрепил? «Думаю, Дэниел был влюблен в вас» – вспомнились ей слова Майкла.

Майкл…

То, что не давало ей покоя, имело какое-то странное отношение к Майклу. Это ощущение не покидало ее с момента его ухода в спортзал.

Надеясь на то, что голоса людей помогут ей преодолеть навязчивое беспокойство, она включила телевизор. Однако голос диктора почти заставил ее вздрогнуть: «Похищение папирусов совершил сам дьявол!»

Она переключила канал. Тед Коппел брал интервью у известного физика, который говорил:

– Конца света уже начался, Тэд. Мы все наблюдаем некую синхронность происходящего. Не секрет, что люди замечают все больше совпадений. Это означает, что нити событий во всех областях, все, происходящее во Вселенной, соприкасаются в некой заданной точке. Это происходит все чаще, и частота совпадений и пересечений увеличивается. В конце концов случится так, что все, находящееся во Вселенной, соприкоснется и космос взорвется, после чего превратится в первозданную Тьму. Об этом свидетельствуют мои математические расчеты. Это последнее для мира событие произойдет ровно в полночь тридцать первого декабря сего года.

Кэтрин отключила звук и снова принялась мерить комнату шагами.

На кофейном столике она увидела «Литургию часов» в темно-зеленом кожаном переплете и подумала о том, как много раз за последние пять дней отец Майкл вчитывался в эти строки, произнося слова шепотом или беззвучно, одним лишь движением губ. Ей стало любопытно, на каком языке был написан текст книги: на английском или на латыни? Содержались ли в ней молитвы или то были изречения, слова утешения, а может, и вовсе религиозные гимны? Кэтрин никогда в жизни не читала Литургию; во времена юности, когда она еще ходила в Церковь, ее настольной книгой был Требник.

Кэтрин взяла книгу и, открыв, увидела, что ее содержание было расписано по дням и часам. Она перевернула параграф, посвященный вечерней молитве двадцать второго декабря, и начала читать:

«Бог – свет: если мы живем и совершаем деяния наши в свете, значит, любовь с нами.

Мир не сможет обрести спокойствия без любви: избавь мир от ненависти и страха.

Помоги мужьям и женам найти утешение в горе и силы в испытаниях; одари их любовью вечной.

Господь, позаботься об усопших: о тех, кого мы любили, и о тех, о ком теперь никто не вспомнит».

Кэтрин закрыла глаза. «Позаботься об усопших… о тех, кого мы любили…»

И на мгновение она ощутила шепот мира.

Внезапно в ее памяти всплыла сцена из давно минувших дней, когда она, будучи ученицей одиннадцатого класса, спросила Стэнли Фурмански, как он представляет себе жизнь после смерти.

– Мне она видится такой же, какой я представляю и жизнь до рождения, – сказал он.

– Вы имеете в виду до нашего появления на свет?

– А вы что-нибудь из нее помните?

– Нет, конечно.

– Вот видите.

И Кэтрин задумалась. Значит, оно таково? Небытие? Значит, в нем исчезла ее мать? Неужели и Дэнно находится в нем?

Она закрыла книгу, отложила ее в сторону и вновь подумала о Майкле. Ее вдруг озарило.

«В отеле шесть бассейнов, – сказал он. – Надеюсь, мне удастся сделать пару заплывов».

Но он взял с собой несколько палочек пангамот.

Вернувшись к компьютеру, она загрузила машину, щелкнула на ссылку интернет-портала «Ликос» и набрала в строке поиска «пангамот». Гиперссылка вывела ее прямо на сайт филлиппинских боевых искусств. Последний раз она заходила на этот сайт в тот вечер, когда Майкл подстригал ей волосы. Перед ней появился символ, – скрещенные меч и палка. Кэтрин решила, что эта информация поможет ей глубже понять личность Майкла Гарибальди.

Бегло прочитав вводные строки, она тут же перешла по ссылке к «Часто задаваемым вопросам» и там, среди множества вопросов и ответов, начала искать разгадку тайны Майкла Гарибальди…

Бассейн находился на пятнадцатом этаже рядом со спортзалом. Кэтрин попыталась выяснить, регистрировался ли в зале проживающий в ее номере, и, когда выяснилось, что никто не приходил, она насторожилась.

Кэтрин обследовала абсолютно все: зал для борьбы, тренажерный зал, комнату с беговыми дорожками, бар, массажное отделение, даже заглянула на боксерский ринг. Наконец, она отправилась в помещение, на стенах которого висели расписания занятий по танцам, йоге и аэробике. Большинство комнат были пусты, темны, занятия проходили лишь в двух.

Оказавшись у аварийного выхода, она собралась уйти, как вдруг послышался какой-то звук.

Вглядываясь в темноту, она сначала не заметила его – он был в черных спортивных штанах и футболке. Казалось, он танцевал. Кэтрин решила остаться и понаблюдать за ним.

На сайте, посвященном филиппинским боевым искусствам, Кэтрин прочла, что они представляют собой борьбу двух воинов, вооруженных палками, а также искусство борьбы без вспомогательных предметов – удары ногой, руками, создание поз захватов и так далее.

Майкл стоял с чуть согнутыми коленями, его правая рука медленно поднималась и грациозно опускалась. Эти движения повторялись снова и снова, у Кэтрин даже возникла ассоциация с занимающейся женщиной. Движения его были гармоничны, совершенны.

«В сравнении с другими видами боевых искусств пангамот представляет собой линейный, нацеленный на внешний мир, сложный в постижении вид борьбы».

Майкл стоял с выдвинутой вперед ногой в позе, которая напоминала Кэтрин тай ши, однако спустя некоторое время, когда в движениях проявилась твердость и воинственность, Кэтрин поняла, что борьба с воображаемым соперником идет насмерть.

«В филиппинских боевых искусствах противники в большинстве случаев получают тяжелые ранения или нередко убивают друг друга».

Его тело отражалось во множестве настенных зеркал. Из любого уголка комнаты можно было увидеть добрый десяток Майклов во всех ракурсах. Кэтрин заметила, что каждое зеркало отражает его по-своему. Один образ улыбался, другой, казалось, шутил, третий пребывал в ярости, четвертый имел угрюмый вид – а в это время его тело плавно двигалось в смертельном танце с тенью.

Кэтрин не могла оторвать взгляда от этого божественного тела. Она неожиданно поймала себя на том, что представляет, как Майкл занимается любовью, проявляя такую же изящность мужской силы.

«12 ракурсов атаки таковы….»

Как могли в человеке сочетаться стремление к миру и созиданию с воинственностью? Как Майклу удавалось быть священником и воином пангамота одновременно?

«Трости из ротанга часто называют смертельными палочками…»

Хотя Кэтрин ненавидела то, за чем сейчас наблюдала, она почувствовала, что все происходящее увлекло ее. Внезапно ей захотелось принять в этом действе участие, присоединиться к Майклу, стать за его спиной, прижаться к нему, вложить свои руки в его ладони, синхронно повторять его движения, ощутить дух насилия, приручить энергию, исходящую от его тела. Кэтрин вдруг испугала собственная мысль о том, что она с такой легкостью могла бы стать участником того, что еще совсем недавно отталкивало ее. Майкл обрел власть над частью ее существа, той, о которой она даже не подозревала…

И вот Майкл замер, сложив руки ниже подбородка, и совершил поклон, предназначенный невидимому противнику. На мгновение он стал неподвижен, а затем начал вращать палочки так, словно его назначили отбивать ими барабанную дробь на параде. Затем принял позу готовности перед боем, поставив одну ногу перед другой, согнув колени; правую руку, держащую палочку, он отвел назад за шею, вторую руку выставил вперед, словно в ней находился меч. Первая палочка скользнула вперед, вторая поднялась вверх и назад: палочки скрестились, и Кэтрин узнала символ искусства, увиденный ею ранее. Все это напомнило ей работу замысловатого часового механизма – невидимых зубцов и колесиков. Сначала движения были размеренными, но постепенно ускорялись, все быстрее и быстрее, ярость и сила нарастали, пока Кэтрин не услышала, как палочки буквально рассекают воздух на тысячи прозрачных нитей.

Майкл наступал на невидимого противника; его дыхание было прерывистым и резким. Он отпрыгнул в сторону, заблокировал воображаемый удар, упал на колено и уничтожил противника ударом палочек по ногам. После этого он снова поднялся, слегка подпрыгивая на пальцах ног, словно боксер. От увиденного у Кэтрин захватило дух. Она стояла в предвкушении следующей жестокой схватки.

Она подумала о том, что все это время он тренировался, держал себя в форме, чтобы… убивать. Зачем? Кого именно он собирался убить? Что давали ему боевые искусства и чего не в состоянии была дать католическая Церковь? Если не действует молитва, то, возможно, палочки убедят.

Кэтрин шагнула назад от сцены, которая совсем недавно вызвала бы у нее отвращение и которая теперь…

В ее памяти неожиданно всплыло воспоминание из далекого прошлого, когда она совсем маленькой девочкой отправилась на поиски родителей. Она подошла к их спальне. Дверь была открыта, и она увидела их. В центре комнаты стояла ее мама, а рядом, на коленях, обняв руками мамины колени, прильнув головой к ее животу, сидел отец. Мама, словно благословляя его, положила руки ему на голову. Они оба были одеты, на секс не было и намека. Но в их позах, наполненных теплом и лаской, в их взглядах, полных нежности и понимания, Кэтрин увидела нечто такое, что было на порядок выше сексуального наслаждения, романтики и мирской любви. Это была всеобъемлющая и всепоглощающая Любовь. Не каждому было дано лицезреть ее, и далеко не каждому испытать.

Когда Кэтрин смотрела теперь на Майкла, ее образы изменились: в центре комнаты она представила себя, а Майкл обнимал ее, стоя на коленях. Он прижался лицом к ее животу, а она положила руки ему на голову.

И ощущение, которое эти мысли пробудили в ней, было настолько сильным, что она практически перестала контролировать себя и чуть не закричала.

Она заставила себя выкинуть из головы это воспоминание и мысли о Майкле и бросилась бежать по коридору, а ковер на полу приглушал звуки ее шагов.

Находясь в танцевальной студии, Майкл остановился, тяжело дыша и обливаясь потом. Он видел в зеркалах множество своих отражений, шея и челюсти выдавали его напряжение.

Впервые после тренировки он не чувствовал себя заново рожденным.

В его сне женщина двигалась к центру картины, и теперь он мог лучше разглядеть ее. Она была в белом, обута в сандалии, на которых осела пыль древних дорог. Женщина стояла у входа в храм с протянутыми к нему руками. Казалось, она хочет обнять Майкла и завести его в храм. Она улыбалась.

Воспоминание о сне вызвало в нем дрожь; боевые палочки выпали из рук и со стуком упали на деревянный пол.

Женщиной из сна была Кэтрин.

– Жаль, что я не могу видеть, – сказала она до этого. – Я хочу видеть то, что видит Сабина.

И тогда он ответил:

– Ничем не могу вам помочь.

Но на самом деле он мог помочь ей, потому что знал, что видела Сабина. В его снах присутствовали храмы и дороги, караваны с верблюдами, люди, мирно сидящие у костра и тихо беседующие под звездным небом. Но он не мог признаться в этом Кэтрин, ведь тогда бы ему пришлось рассказать ей и об остальном… что ему хотелось очутиться в этих объятиях, позволить ей завести его в храм. Но этого он сделать не мог, ведь туда, куда направлялся он, больше никто не мог попасть.

Майкл поднял пангамотовые палочки, глубоко вздохнул и снова начал упражнения.

На третьем этаже штаб-квартиры ФБР, что находилась на пересечении Десятой-стрит и Пенсильвания-авеню в Вашингтоне, округ Колумбия, в научно-криминалистической лаборатории трудились спецагенты.

Начальник отдела по изучению отпечатков пальцев Уолли Уолтерс пытался определить принадлежность отпечатков, взятых с голубого «мустанга», который обнаружили неподалеку от парка Касл Рок в Северной Калифорнии. Отпечатки совпадали с теми, что обнаружили на двери исследовательской лаборатории близ Сан-Хосе. Уолтерс работал над улучшением их изображения на компьютерном мониторе при помощи специальной программы, которая преобразовывала изображения в цифровой формат. На завершающем этапе исследования он собирался отослать их в отдел по опознаванию отпечатков пальцев, который являлся самым крупным подразделением внутри ФБР, насчитывающим более двух тысяч сотрудников.

– Дело дрянь, Уолли, – обратился к нему ассистент, вошедший в комнату с коричневым пакетом, в котором лежали сандвичи. – Мы не можем утверждать, что Кэтрин не совершила преступление. Все это слухи и домыслы. Вам с сыром или копченой говядиной? Возможно, свитки были украдены, а возможно, и нет. Может, именно она убегала тогда из квартиры Стивенсона, а может, и нет. Устроить взрыв в лаборатории могла она. Я думаю, вот этот со сливками и сахаром. Нам необходимо откопать что-то серьезное, чтобы привлечь ее к ответственности.

Уолли развернул свой сандвич.

– Именно мужчина, что был с ней, загрузил программу в компьютер. Есть вероятность, что она заходит в Интернет.

– Эй, а может, мы возьмем ее по статье восемнадцатой, например, – сказал ассистент, имея в виду статью законодательства Соединенных Штатов, которая запрещает передачу за пределы штата и государства какой-либо информации, содержащей угрозу похищения или причинения телесных повреждений. – Теоретически, если Александер проявит неосторожность и оставит в Интернете комментарии, содержащие угрозу, мы могли бы засадить ее лет на пять.

– Если она потеряет самообладание, – сказал Уолли, резко выпрямившись и сосредоточившись. Уолтерс работал в этом подразделении с того момента, как его отделили от отдела по опознаванию и оно стало частью научно-криминалистической лаборатории. И как раз когда он решил, что знает о своей профессии все и работа стала для него скучна, неожиданно появилось превосходное дело, вновь вселившее в него веру в американскую преступность.

Вот такое дело. Система обнаружила соответствие.

– Так-так, – сказал он, когда прочел имя человека, оставившего эти отпечатки. – Вот теперь мне интересно…

Крик взбудоражил ее подсознание.

Проснувшись от испуга, Кэтрин вгляделась в темный потолок, пытаясь вспомнить свой сон. Она посмотрела на часы, стоявшие на ночном столике: было немного за полночь. Она провела во сне лишь несколько минут.

Она прислушалась к тишине. От чего она проснулась?

Еще один крик, как будто от боли.

Она приподнялась. Похоже, кричал Майкл.

Кэтрин лежала в постели, когда он час назад вернулся из спортивного зала. Она слышала, как он тихо вошел в свою комнату и закрыл за собой дверь.

«Почему ты не оставишь меня в покое?»

Кэтрин спрыгнула с кровати и побежала по номеру. Ее ночная сорочка развевалась в лунном свете. У двери Майкла она остановилась. Ей послышалось, что он тяжело дышит и стонет, как обычно стонут больные.

– Отец Гарибальди? – позвала Кэтрин. – С вами все в порядке?

Она прижалась ухом к двери. Ей послышалось всхлипывание.

– Отец? – позвала она. Затем постучала: – Майкл!

Открыв поскрипывающую дверь, она заглянула в комнату. Сквозь окно вливался лунный свет и освещал спутанные простыни и одеяло, кучей лежащее на полу. Майкла мучили кошмары, его тело блестело от пота. Когда она увидела, как его голова мечется на подушке, а на лице изображена мука, она зашла в комнату.

– Майкл?

Его глаза были закрыты, зубы стиснуты, на шее проступили вены. На нем не было рубашки, и она увидела, как изгибались и напрягались мышцы на его груди и руках, в то время как он боролся с невидимым демоном.

Кэтрин подошла к кровати и наклонилась над ним. Она положила руку ему на плечо и нежно потрясла его.

– Майкл, это всего лишь сон. Проснитесь…

– Нет, – пробормотал он. – Не надо… Она присела на край кровати.

– Проснитесь, – резко сказала она. – Вам снится кошмар. Майкл…

– О боже!

Его глаза моментально открылись.

– Вам все приснилось, – прошептала Кэтрин. – Все хорошо. Это был просто сон.

Он сделал глубокий вдох и, вздрогнув, выдохнул. Затем приподнялся на кровати, несколько раз моргнул, стараясь разглядеть ее лицо. Неожиданно он обнял ее и уткнулся лицом в ее шею. Кэтрин автоматически прижала его к себе. От сдерживаемых рыданий он дрожал.

Они долго сидели так, не говоря ни слова. Он тихо дышал ей в шею. Затем отпрянул.

Кэтрин увидела, что его щеки влажны, и вытерла их.

– Как вы? – спросила она.

– Вы вернули меня из очень темного места, – прошептал он.

Он некоторое время смотрел на нее; в его глазах она увидела страх. Эта ничем не прикрытая уязвимость потрясла ее.

– Хотите поговорить об этом? Он кивнул.

Кэтрин вернулась в свою спальню и надела халат. Туго завязав пояс, она притронулась к кулону-ягуару, висевшему на ее шее, и сжата его. Перед ее глазами пронеслось воспоминание: золотой крест, лежащий на обнаженной груди Майкла…

Она зажгла в гостиной свет и, когда Майкл вышел, увидела, что он полностью оделся. На нем была рубашка в клетку и джинсы; он даже надел носки и ботинки!

Майкл посмотрел на нее, и их взгляды встретились. Кэтрин показалось, что в этот момент комната куда-то сместилась, даже свет стал несколько иным. Она снова почувствовала прикосновение его рук, вспомнила, как обхватила его обнаженную мускулистую спину, как он касался ладонью ее волос и прижимался губами к ее уху.

– Простите за то, что разбудил вас, – извинился он.

– Я не спала. Хотите рассказать мне о своем сне?

Он подошел к мини-бару и достал бутылку холодной воды «Эвиан».

– Сон был ужасен. Я рад, что вы разбудили меня.

– И часто вам снятся кошмары?

Майкл долго не отрывал губ от бутылки, выпив почти всю воду, и затем вздохнул. Затем подошел к окну, раздвинул шторы, и в комнату влился холодный серый свет луны. Кэтрин смотрела на его неподвижный широкоплечий силуэт на фоне далеких звезд.

Когда ответа так и не последовало, она сказала:

– Чуть раньше я искала вас и увидела в комнате для танцев. Я наблюдала за вами. Пангамот – это вовсе не средство самозащиты. Оно призвано убивать. Зачем вам все это?

– Я занимаюсь этим по многим причинам, – тихо ответил он.

– Вы когда-нибудь… убивали?

– Пангамотом? Нет. – Он отошел от окна и присел в кресло, стоявшее напротив дивана, лицом к ней. Он смотрел на бутылку, что держал в руках.

– Вы бы сдержались, – спросила она, – если бы я вас ударила?

Он резко поднял голову.

– О боже, Кэтрин, я бы никогда не причинил вам боль. Вы должны верить моим словам. Пожалуйста, больше никогда не бойтесь меня.

– Я понимала, зачем вам это. Раньше, когда думала, что ваше искусство похоже на карате, что это средство самозащиты, я относилась к этому спокойно. Говорила себе, что вы занимаетесь этим для выработки внутренней дисциплины, для поддержания формы. Но теперь я в замешательстве.

– Вы хотите знать, каким образом могут сочетаться сан священника и навыки борьбы?

– Да, – ответила она. «И я хочу понять, почему мое тело так бурно реагирует на голос моего разума и сердца, который говорит мне, что здесь что-то не так». «Майкл, – хотелось ей закричать, – мне не по душе то, что я узнала о вас. Но еще ужаснее то, что я знаю теперь о себе».

Он, казалось, тщательно взвешивает слова, которые собирается сказать:

– Я вырос в доме, где основным средством общения были побои. Сначала отец бил, а вопросы задавал потом. Пьяный или трезвый – не имело значения. Из-за этого я стал совершенно несносным мальчиком, местным хулиганом, у которого не было никаких авторитетов. Однажды ночью мы с друзьями хорошо набрались и решили нанести визит в местную церковь. Священник не стал звонить в полицию. Вместо этого он послал за отцом Пуласки, здоровенным поляком из прихода в противоположной части города. Этот человек отошел со мной за церковь и навалял мне таких тумаков, что мне век этого не забыть. Затем он записал меня на занятия по карате, проходившие в молодежной христианской церкви. Это и было началом моих успехов на поприще боевых искусств. И тогда я узнал, что…

– Что вы узнали?

Он смотрел не нее ясным взглядом.

– Внутри меня находится нечто, что я должен контролировать. Я не могу этого описать, но осознание этого ужасает меня.

– С этим и был связан ваш кошмар?

– Кэтрин, в нашем квартале стоял магазинчик, типичная семейная лавка. Мне было шестнадцать. Владельцем был пожилой человек, имени которого я не помню. Он приехал из Европы и говорил с сильнейшим акцентом. Его жены уже несколько лет не было в живых, и он заправлял магазином в одиночестве. Приятный старик, который всегда угощал детишек конфетами.

Однажды вечером я зашел в этот магазин. В тот момент я был единственным покупателем. Магазин закрывался. Он всегда называл меня Майки и вот он сказал:

– Выбирай поскорее, Майки, я не хочу пропустить вечерние новости.

И в тот момент зашел малолетний негодяй. Он был старше меня, но более худой и, видимо, находился под кайфом. Он подошел к кассе и достал пистолет, потребовав деньги. Меня он не заметил. Старик стоял за прилавком и говорил что-то вроде: «Зачем ты делаешь это, сынок? Ты загубишь всю свою жизнь». Старик увидел, как я иду по проходу. Я остановился. Хулиган не видел меня. Старик смотрел на меня. Как будто остановили кадр. Минуту казалось, что стоит абсолютная тишина, как будто земля на мгновение прекратила свое движение. Старик не отводил от меня взгляда, который умолял меня сделать хоть что-то. Но я не шевельнулся. Я просто стоял. И тогда парень застрелил старика. Выпустил в грудь три пули. Негодяй перепрыгнул через прилавок, схватил деньги и убежал.

И теперь, Кэтрин, – продолжал Майкл, – я вижу это во сне. Я снова стою в том магазине. Я просто стою, в то время как у невинного человека отнимают жизнь.

– В этом нет вашей вины. Вам было лишь шестнадцать…

– Я был как минимум на пуд тяжелее того парня, но я и пальцем не шевельнул.

– Он был вооружен.

– Но я мог напасть сзади. – Майкл встал. – Как бы то ни было, именно после того события я стал вести себя агрессивно и даже думал, что было бы неплохо разрисовать церковь граффити изнутри.

– И как же вы стали священником?

– По этому пути меня направил отец Пуласки.

Майкл пошел в свою спальню и минуту спустя вернулся, держа в руке часы. Кэтрин часто видела, как он достает и заводит их. Это были антикварные часы на цепочке. Смотря на них, Кэтрин думала о том, что они наверняка принадлежали какому-нибудь выдающемуся предпринимателю викторианской эпохи и украшали его не менее выдающийся живот.

– Он подарил мне их за день до смерти, – сказал Майкл, протягивая часы ей. – Ему их подарил его наставник, которому, как я предполагаю, они достались от его наставника. Часы очень старые, надпись читается с трудом…

Кэтрин взяла часы и положила себе на ладонь. Майкл ходил по комнате.

– Отец Пуласки был крепким, мужественным поляком, который всегда разговаривал настолько громко, что уши закладывало. Когда я признался ему, что думаю о том, чтобы стать священником, он воскликнул: «Парень, да служение Господу – твое призвание!» Я спросил: «Что я должен сделать?» Он закричал: «Сам ответь, мальчишка, ответь сам!» – Майкл остановился у окна и приложил руки к стеклу. – Отец Пуласки был настроен против новой мессы. Он продолжал служить мессы на латинском языке до последнего дня, несмотря на то что получил приказ перейти в белое духовенство. Я помню, как к нему пришел епископ. Отец Пуласки закричал: «Отлично! Теперь месса будет проходить на английском языке! Можно же оставить хоть немного латинской! Ну, можно же хотя бы оставить «Кирие!» – «Господи, помилуй!» Никто из нас не осмелился напомнить ему, что эта фраза была единственной во всей мессе, которая говорилась на греческом языке! – Майкл посмотрел на Кэтрин. – Отец Пуласки собрал все свои накопления и отправил меня в университет, где я узнал, что обладаю способностями к математике и информатике. Когда я наконец получил диплом по информатике в 1984 году, мне было уже двадцать семь, и к тому моменту я уже шесть лет находился в сане священника.

Кэтрин аккуратно положила часы на кофейный столик.

– Майкл, почему вы до сих пор со мной? – спросила она. – Почему вы так и не вернулись в свой приход, где будете надежно защищены от опасности?

– А почему вы все еще здесь? Почему вы не вернетесь к своим раскопкам или в какой-нибудь университет, где будете надежно защищены от опасности?

Кэтрин смотрела на свои руки, разглядывая ладони, будто читала по руке свою судьбу. Затем начала:

– Я рассказывала вам о своей матери, о ее работе. Мать была милой, кроткой, набожной женщиной. Она бы никогда не осмелилась критиковать чью-либо веру. Она проповедовала веру. Но Церковь разглядела в ней угрозу. И поскольку она преподавала в католическом колледже, Церковь имела право порицать ее. Сначала она сопротивлялась; наконец, из Рима была послан человек для серьезного разговора с ней. Человек этот был монахом-доминиканцем и работал в инквизиции.

– Ее не существует с тысяча девятьсот шестьдесят пятого года.

– Я знаю. Ее назвали незапятнанным именем – Священной конгрегацией по вероучениям. Однако инквизицией она называлась в течение шестисот лет. И просто потому, что ее называют иначе последние тридцать четыре года, не означает, что сущность тоже изменилась. Я знаю, чем Конгрегация занимается, отец. Цель ее деятельности – слежение за безопасностью Церкви, и я знаю, что подобные дела совершаются в полнейшей секретности. – Она кивнула головой и понизила голос: – Да, я знаю о Конгрегации все: как созывается суд, в котором судья зовется советником, а его помощник – комиссаром, и как они расследуют дела, представляющие потенциальную опасность для Церкви. Они пытались работать через священника из нашего прихода, отца Маккинли. Он приходил в наш дом и приказывал матери прекратить атаку на Церковь, но она всегда вступала с ним в горячие дебаты и говорила, что Церковь обязана реагировать на нужды верующих. Я полагаю, что, когда на сцену вступил представитель Ватикана, отец Маккинли воспринял этот шаг как личное поражение в попытке сдержать еретически настроенную женщину. Он чувствовал себя униженным ею.

– И что же случилось?

– Конгрегация подготовила письменные рекомендации Папе, в которых говорилось о необходимости лишить мою мать должности в колледже, а также квалификации, дающей право преподавать римско-католическое вероучение. Ей даже сказали, что отныне она не является католическим теологом и ей запрещается писать и издаваться. И она пошла на уступки. Однако отцу Маккинли этого было недостаточно. Я никогда не забуду то воскресенье… Мне было десять лет. Во время своей проповеди Маккинли рассказывал о ереси и все время смотрел прямо в глаза моей матери. Момент был ужасным. Прихожане молчали. Все смотрели на нас. Держа голову высоко, мама поднялась и вышла прямо во время мессы. Больше она в церковь не возвращалась.

После этого, – продолжала Кэтрин, – в церковь мы ходили с отцом вдвоем. Я ощущала на себе взгляды людей, а в школе дети выкрикивали имя моей матери, добавляя, что мы все сгорим в аду. – Кэтрин закрыла глаза. Перед ее глазами внезапно пронеслось незваное воспоминание: пятиклассники хихикают и шепчутся, в то время как она в наказание стоит на табурете, ее лицо горит от стыда, а по ногам течет струйка.

– Люди не знали, – продолжала Кэтрин, – что каждое воскресное утро мать проводила свою службу. Она продолжала веровать, но не желала совершать таинства. Поэтому она уже не принимала причастия.

– Поэтому вы и покинули Церковь?

– Нет, это произошло позднее, когда умер мой отец. – Кэтрин поднялась с кресла и подошла к окну, где стоял Майкл. Она прищурилась от ярких лучей, исходящих от пирамиды у казино «Луксор», которые походили на дорогу в другую галактику. – Он уехал в Африку для совершения мирной миссии, – тихо продолжала она, – взяв с собой лекарства и Библию. В стране случился переворот – одно племя восстало против другого. Когда добрались до миссионеров, их казнили как шпионов. Отца, священника и трех монахинь. Это показывали в новостях – фотографии их тел мелькали у меня перед глазами снова и снова…

– Я помню эту историю. Я не знал, что это был ваш отец.

– Его привезли обратно и по всем канонам организовали его похороны. Его похоронили на католическом кладбище. Мама умерла несколько месяцев спустя – воспаление легких, говорили доктора, но я знала: она умерла, потому что у нее разорвалось сердце. Родители очень любили друг друга, они отдавали себя друг другу целиком и без остатка. Мать не видела смысла в жизни без отца. – Она посмотрела на Майкла. – В ночь перед своей смертью мать сказала, что хочет, чтобы ее похоронили рядом с могилой отца, чтобы они навеки остались лежать рядом. Но это было возможным только в том случае если она исповедуется и ей отпустят грехи. Она согласилась после стольких лет изоляции от Церкви, которую она так любила…

Кэтрин сделала глубокий вдох и медленно выдохнула, зная, что Майкл смотрит на нее.

– Мать попросила меня послать за священником. Я позвонила в церковь, и пришел не кто-нибудь, а отец Маккинли. И я не могу этого описать, но в его глазах было нечто такое, что, когда он вошел в больничную палату я почувствовала, что этот человек празднует победу. Он подошел к кровати матери. Он вел себя так, словно пришел подвести итог, сыграть последнюю партию игры за власть, победителем в которой мог быть лишь один. Мама хотела умереть спокойно и поскорее встретиться с отцом. Но отец Маккинли…

Я вышла из палаты. Не надо было делать этого, но я поступила именно так. Я подумала, что мама хочет переговорить с ним с глазу на глаз. Я не знаю, что именно произошло, но спустя некоторое время отец Маккинли вышел с красным от гнева лицом и пронесся мимо меня, не сказав ни слова. Я вернулась в палату, где застала маму в слезах, я поняла, что ей так и не дали исповедоваться и не отпустили грехи. Получалось, что она должна была умереть, оставаясь католичкой, которой не отпущены грехи. Я сделала все возможное. Я даже попыталась найти другого священника, но было уже слишком поздно.

Она услышала, как Майкл что-то шепчет. Слова были не совсем четкими, но похоже, он произносил «Ora pro nobis» – «Молись за нас».

– Мать не стали хоронить рядом с могилой отца, не разрешили ее оставить и на освященной земле вообще, похоронили на общем кладбище. Она всего лишь хотела остаться навеки с человеком, которого любила. – Кэтрин повернулась к Майклу. – Отец Гарибальди, имела ли право земная церковь, обычный мужчина, называемый отцом, осудить мою мать на вечное одиночество или, возможно, вообще на небытие?

– Я не могу дать вам ответа, – ответил он, – не зная, что именно произошло между вашей матерью и отцом Маккинли. Но если ваша мать исповедовалась напрямую Богу, – добавил он осторожно, – то тогда она прощена.

Кэтрин вспомнила мать, лежащую в больничной палате, готовую покинуть этот мир. Мать утешала дочь, а не дочь успокаивала мать. «Не печалься, – прошептала Нина, – я буду рядом с отцом».

Но была ли она рядом со своим мужем?

– Что случилось с матерью после смерти? Где теперь ее душа, и была ли она у нее?

– Мы не обладаем душой, мы и есть душа. Обладаем мы телом – недолговечным.

– И что происходит после смерти?

– Когда мы умираем, нас награждают любовью Господа, который теперь становится к нам ближе.

– А если человек умирает, не исповедовавшись? Ему дорога в ад?

– Поскольку я священник, то должен рассказывать о наказаниях в аду. Но мое сердце отказывается принимать тот факт, что Отец наш Небесный мог бы приговорить своих детей к вечным мукам.

– А как же чистилище?

– Я верю в то, что чистилище существует, и полагаю, что мы пребываем там до тех пор, пока кто-нибудь на земле не помолится за нас.

– Значит, молитвы живых влияют на судьбу душ покойных?

– Да.

– Вы помолитесь за мою мать?

– Да. Но и вы можете помолиться со мной.

Она отвернулась от него, от пейзажа грешного, манящего города.

– Если молитва будет исходить от меня, ничего не получится.

– Почему же?

– Потому что я не верю.

– Вы хотите, чтобы я поверил за вас?

Она посмотрела на него.

– Я хочу верить. Хочу верить так, как верила мама.

– Кэтрин, стремление попасть в рай дано нам от рождения. Главное – найти потом дорогу домой.

Как? Ей очень хотелось это знать.

– Что ж, теперь я понимаю, – проговорил Майкл, отходя от окна. – Я пришелся вам не по душе сначала из-за отца Маккинли.

Она наблюдала за ним, пока он допивал остатки воды и поставил потом пустую бутылку на верхнюю полку мини-бара.

– Причиной тому был не только отец Маккинли, – сказала она. – Я вообще чувствую себя неуютно с глубоко верующими людьми.

– Поэтому вы и не хотите замуж за Джулиуса?

Ее брови поднялись.

– С чего вы это взяли?

– Не знаю. Может, вы что-то подобное сказали или не сказали.

– Джулиус религиозный человек, он соблюдает все правила и повинуется всем законам своей религии. Я бы не ужилась с подобным человеком. Он бы постоянно напоминал мне о том, что со мной что-то не так.

Майкл смотрел на нее минуту, затем спросил:

– Вы так сильно ненавидите католичество?

– Я люблю католичество. Это прекрасная религия. Хотя я больше не верю в Бога, я скучаю по фимиаму, святым, Деве Марии, утешению и душевному спокойствию. Мне этого страшно не хватает. Все это у меня отобрали.

– Вы можете получить все назад.

– Нет. – Она посмотрела на улыбающегося Майкла, и ей вспомнилось, как дети с интересом смотрели на симпатичную монахиню и красивого священника и думали: «Пропадает зря красота». Она подумала: «Сколько же девушек в приходе отца Майкла питали к нему тайные чувства…» – Майкл, католичество – истинная вера?

– Я считаю ее истинной.

– Если бы вы оказались тогда у постели моей матери, что бы вы сделали?

– Я бы спросил, раскаивается ли она в грехах своих, и затем отпустил бы их. У отца Маккинли были свои счеты с вашей матерью, но это никак не должно было повлиять на отпущение грехов.

– И она теперь с отцом? Они вместе?

– Не могу вам ответить, но уверен, что молитва поможет.

Она кивнула, затем сказала:

– Как бы то ни было, теперь вы знаете, что пангамот огорчает меня. Это из-за бессмысленной и жестокой смерти отца. – Она повернулась к нему. – Я отвергаю насилие как таковое. И мне не по себе от того, что вы…

– Понимаю, – произнес он.

Но Кэтрин слышала в его голосе жесткость. И на часы он смотрел так, словно пытался отыскать на циферблате час своей гибели. Он неожиданно оживился.

– Я собираюсь подышать свежим воздухом, – сказал он резко.

Она моргнула.

– Я с вами.

Он направился к двери.

– Я, пожалуй, пойду один. Ложитесь спать без меня. – И он ушел.

Кэтрин так и продолжала смотреть на дверь, недоумевая по поводу произошедшего. Затем быстро оделась и вышла вслед за Майклом.

Ночной швейцар, чистящий пылесосом ковер в коридоре, сказал, что мужчина, только что вышедший из их номера, поехал на лифте на крышу. Швейцар добавил, что наверху находятся сад, фонтаны и языческий храм. Кэтрин уже ехала в лифте, а швейцар что-то еще говорил ей вслед.

На крыше находились несколько гостей города. Пустынный ветер был настолько холодным и пронизывающим, что, когда Кэтрин проходила среди папоротников и пальм, она думала, что ее вот-вот осыплет снегом. Она увидела, что Майкл стоит у края крыши лицом к черной пустыне, зловеще расстилающейся за чертой ярко освещенного города. Она подошла и встала рядом с ним, наслаждаясь холодным прикосновением ветра, развевающего ее короткие волосы.

Не смотря на нее, Майкл сказал:

– Знаете, как я почувствовал, что чем-то отталкиваю вас? Что пангамот наводит на вас ужас? Что я пугаю вас?

Он повернулся к ней лицом, и она увидела в его глазах гнев, как будто он только что проснулся от кошмарного сна.

– Кэтрин, вы спросили меня, почему я все еще с вами, почему я не ухожу в свой тихий приход. Я расскажу вам то, что не рассказывал никому, даже отцу Пуласки. – Он говорил быстро, как будто опасался, что храбрость покинет его. – Долгое время я считал, что тот случай в магазине был послан мне специально, чтобы я осознал необходимость служить Господу. Что он послал меня в тот момент и в то место для того, чтобы коренным образом изменить мой путь и направить к себе. Ведь поэтому я и стал священником. Но… В мою голову начали закрадываться сомнения. Не в отношении веры, а в отношении моего призвания. – Он выждал некоторое время, будто желая увидеть ее реакцию. Затем продолжил: – В течение многих лет я ни разу не видел этого кошмара, но потом он вернулся, и теперь я переживаю события того вечера снова и снова. Образ старика преследует меня даже днем. Я стал похож на помешанного, думаю лишь об одном.

– Серьезно?

– Я думаю, все дело в совести, которая дает о себе знать после стольких лет.

– Но почему? Майкл, откуда вам знать, что вам бы удалось спасти его?

Ветер стал еще более свирепым и холодным. Кэтрин обхватила себя руками, хотя на ней была куртка. Но Майкл, на котором была надета лишь рубашка, казалось, о холоде даже не думал.

– Дело не в этом, Кэтрин! Вы не знаете, что я чувствовал в тот день, когда получил духовный сан. Вовсе не радость. Я не ликовал, а почувствовал облегчение. Я почувствовал, что наконец прощен за бездействие в тот вечер. Но боже мой, священником становятся не по этой причине! Человек становится священником для служения Господу, а не потому, что стремится спрятаться от своей совести! Я говорил себе, что если буду служить Богу, то искуплю вину, но это не так. Я принял духовный сан для собственного спасения. Я стал священником из эгоистических соображений. Я притворщик!

– Майкл…

– Кэтрин, я сказал вам, что ездил в Израиль в отпуск. Это не так. Я совершал паломничество. Я отправился туда для того, чтобы понять, гожусь ли я на то, чтобы стать настоящим священником. И потом я очутился на Синае и оказался замешанным в истории со свитками, которые могут пролить свет на послание Божье. И именно поэтому я все еще с вами: я хочу узнать, содержатся ли в свитках ответы на мои вопросы.

– Какие вопросы, Майкл? Следует ли вам дальше идти по выбранному пути?

Он промолчал.

– Если я не права, – закричала она, и ветер разнес ее голос по пустыне, – в чем же тогда дело? Скажите же мне!

– Не могу. Пока не могу. А может, не смогу никогда. – Он неожиданно взял ее за плечи, чем немало испугал Кэтрин. – Вы действительно желаете мне помочь? Вы испытываете ненависть к священникам, но хотите помочь одному из них? – Он посмотрел на небо, на звезды и затем на нее. – Кэтрин, знаете ли вы, что вы клубок парадоксов? Вы говорите, что питаете отвращение к насилию, но в то же время яростно сражаетесь против всего мира. Вас вот-вот убьют, но вы и глазом не моргнете. Мы с вами одинаковы, Кэтрин, вы и я. Мы старые гладиаторы, мы лишь сражаемся на разных аренах. – Он попытался улыбнуться. – В пангамоте из вас вышел бы грозный соперник.

– Бороться легко, – сказала она. – Трудно…

– Что?

– Я любила отца, Майкл. Я его боготворила. – «Гадкая девчонка, – сказала сестра Иммакулата, стаскивая Кэтрин с табурета. – За твоим отцом послали. Может, он вдолбит тебе в голову хоть немного уважения». – Именно после того, как мать порвала с Церковью, отец и стал колесить по миру с миссиями. Все считали, что отцом двигало стремление искупить грехи своей жены. Когда его убили, я наговорила матери страшных вещей. Я обвинила ее в его смерти. Господи, помоги мне, Майкл, я не хотела причинить маме зла. И потом, когда несколько месяцев спустя ее не стало, а я так и не попросила у нее прощения!

Кэтрин заплакала, и, когда она сказала «Черт побери», Майкл заключил ее в объятия, закрыв от пронизывающего ветра пустыни. Он обнимал ее, а она пыталась сдержать рыдания, пыталась взять себя в руки. Он шептал:

– Услышь нашу молитву, Господь, мы просим тебя о милости: и поскольку, любя всех людей этого мира, свою любовь ты оставил и для рабы своей Нины Александер, приведи ее в обитель мира и света и сделай ее своей святой. Даруй вечный покой душе ее, Господи, освети ее вечным светом. Упокой душу ее. Мы молимся через Господа нашего, Иисуса Христа. Аминь.

– Аминь, – прошептала Кэтрин. Она так и оставалась в его объятиях. И, когда она почувствовала, что его рука стала гладить ее спину и ее саму охватила внезапная страсть, она отпрянула. Ей было необходимо, чтобы на них подул ледяной ветер. – Нам лучше вернуться в номер, – сказала она, отвернувшись, чтобы вытереть слезы и скрыть стыд, испытываемый ею оттого, что Майкл увидел ее плачущей. Ее щеки горели. Ее страсть к нему только росла в ней; ее ужасала прогрессирующая в ней потеря самоконтроля. – Нам предстоит завтра много работы, – добавила она.

– Кэтрин, – сказал он, – насчет завтра…

Она обернулась.

– Что насчет завтра?

– Боюсь, нам придется уехать из этого отеля.

– То есть?

– Я думал, что вы спите, когда я вернулся из спортзала, поэтому и решил отложить разговор до утра. – Он сделал паузу. – После тренировки я отправился в парилку и, выйдя, обнаружил свой шкафчик открытым. Мой бумажник исчез.

– Исчез? То есть его украли?

– Я доложил об этом менеджеру, но они не надеются так просто отыскать его. Кэтрин, если не считать ваших двадцати долларов, мы без гроша.

– Вам нужно спуститься сюда, мистер Хэйверз, – сказал Тедди. – Происходит нечто странное.

Когда Майлз повесил трубку и стал подниматься с постели, Эрика зашевелилась под атласными простынями цвета утренней зари.

– Дорогой?..

– Мне нужно проследить кое за чем, дорогая. Спи.

Накидывая на себя красно-коричневый халат из шелка-сырца ручной работы и затягивая на подтянутой талии пояс, он наблюдал за тем, как Эрика вновь засыпает.

Спустившись в подземный коммуникационный центр, оборудованный многомиллионной аппаратурой, Майлз прежде всего посмотрел на специальный факсимильный аппарат, на который приходили переводы из Каира. Лоток был пуст. Хэйверз также не получил обнадеживающих новостей и от трех специалистов из «Диануба», которым поручил независимое исследование любых документов, связанных со свитками Сабины.

– Что случилось? – спросил он. – Доктору Воссу пришли новые письма?

Тедди не составило большого труда взломать систему Университета «Фрирз», а затем и почтовый ящик доктора Джулиуса Восса. Несмотря на то что Тедди наткнулся на программу шифрования, защищающую содержание сообщений, ею оказалась «Кип-аут», защитная программа, разработанная «Диануба Текнолоджиз». Тедди получил доступ к почтовым сообщениям Джулиуса, однако он никак не мог помешать компьютерам Сети университета посылать предупреждения ее пользователям, сообщая им, что система была взломана и их электронные сообщения были прочитаны. Но это и не имело никакого значения. Тедди знал, что в данном случае ему не было нужды соблюдать осторожность. Ведь в этой игре все знали, что все следили за всеми же!

Первое сообщение появилось прошлым вечером, загадочное послание от какого-то англичанина, который просто написал: «Кэтрин жива, с ней все в порядке». Тедди и Майлз были поставлены в тупик, подумав, что доктор Александер, видимо, уехала из страны. Однако потом Воссу пришло еще одно сообщение, и на этот раз от жителя Денвера, который писал о том же. Через несколько минут последовало третье письмо, из Сиэтла, такого же содержания, как и первые два, но еще со словами «и она не убивала Дэниела Стивенсона» Когда пришло четвертое – «Свитки все еще у нее, и она подарит их людям, когда закончит работу над ними», – Тедди немедленно принялся выслеживать отправителей, но в итоге не обнаружил никакой связи между ними и доктором Александер.

До этого момента поток сообщений любопытного содержания все продолжался. Послания были одинаковы и для Тедди уже не представляли интереса. До этого момента.

– Нет, не электронная почта Восса, – сообщил Тедди. – Нечто очень странное. Взгляните. – Тедди сидел в своей обычной позе за компьютером, откинувшись назад в кресле, держа клавиатуру на коленях, упершись руками в бока. Его пальцы походили на десять маленьких поршней. Тедди никогда не смотрел на клавиатуру. Его взгляд был прикован к монитору, как будто сеть из нейронов и дендритов создавала невидимый мост от монитора к его мозгу и далее к его пальцам, в то время как остальные части его тела являлись в этой системе посторонними элементами. – Я зашел на канал под названием «Семейство кошачьих». – Хэйверз знал, что Тедди говорил о чате, или о «чате в реальном времени». Молодой гений любил расслабиться, заходя туда время от времени, чтобы узнать последние веяния, затрагивающие виртуальное пространство, и одновременно поглощать еду «ходячих компьютеров». Хэйверз заметил, что сегодня в меню у Тедди присутствовали «Скитлз» и «Дин-Дон», которые он запивал «Снапл». – Они разговаривали о «Лос-Анджелес Лейкерз», – объяснял Тедди, – когда вдруг… Что ж, взгляните сами.

Хэйверз посмотрел на монитор. После обычной новости дня, сообщения о статусе пользователей и памятки на экране появился диалог.

[кошачий_туалет] Как планируете отрываться на Новый год 8-}

[цельсиЙ] Майк, разница – два

<СЕРВЕР> К нам приходит Фрэнси! fjames@kenda-co.telebyte.com

– И что же мы ищем? – спросил Хэйверз. Он видел лишь привычное пустословие; интернет-чаты заменяли бары, где подвыпившие посетители вели разговоры ни о чем.

– Постойте, – сказал Тедди.

[Майк] Привет, Фрэнси!

[кошачий_туалет] Здравствуй, Фрэнси. Откуда ты?

[Фрэнси] Доктор Кэтрин Александер прячется от убийцы. Она невиновна. За ней охотятся Злодеи. Передай другому.

<СЕРВЕР> Фрэнси покинула канал.

– Что?! – воскликнул Хэйверз.

– Вот как распространяется это послание. Люди заходят в чаты и выходят, успев сказать, что доктор Александер невиновна.

Майлз пододвинул стул и расположился у соседнего монитора. Он стал заходить в чаты, воспользовавшись своим старым именем – Мститель. Он находил все новые и новые чаты.

<СЕРВЕР> Добро пожаловать в #Планеты

[фигги2] Привет, Мститель! Угощайся «колой».

*фигги2 передает Мстителю «колу»*

<СЕРВЕР> К нам приходит Лунный_песик! phil@act-com.co.il

[тИп] фигги2, ответь на мои вопросы

[Лунный_песик] Кто-то пытается убить Кэтрин Александер. Свитки у нее, и она защищает их, чтобы отдать их потом нам

<СЕРВЕР> Лунный_песик покинул канал

– Похоже, – сказал Хэйверз, – что наша умница-доктор бегает по барам. Причем заходит в чаты, видимо, совершенно наугад. Если бы нам удалось каким-то образом предугадать ее следующий шаг, оказаться в чате раньше нее, то нам бы удалось заполучить ее ведущий адрес.

<СЕРВЕР> Кому за сорок. Не теряйтесь. Мои услуги /сообщ. Красотка

[сливки] Рождественский шопинг! Амммммм!!!!

[ТоТо] Размер шестой, наверное. Нет, скорее восьмой. Голли, ты здесь, девчонка?

<СЕРВЕР> К нам приходит Мейнард! rismith@alice.brad.ас. us

[сливки] Привет, Мейнард. Ты эм или жо?

[Голли] ТоТо: ходила впустить кота в дом. О чем это мы там?

[Мейнард] Скажите всем, что теперь знаете, что доктор Кэтрин Александер НЕ убивала Дэниела Стивенсона. Она Н.Е.В.И.Н.О.В.Н.А. И ПОЛИЦИИ *не удастся* схватить ее

<СЕРВЕР>Мейнард покинул канал

– Мистер Хэйверз, это не доктор Александер, – сказал Тедди, принявший уже не столь расслабленную позу. Он сидел прямо перед двумя мониторами, за которыми следил одновременно. – Эти ведущие адреса принадлежат абсолютно разным людям! – Глаза Тедди горели, словно два опала, когда он зачарованно смотрел на экраны. – И они разбросаны по всей карте! – добавил он, заходя в чаты и покидая их со скоростью, не уступающей бойцам Кэтрин Александер.

– Кто они такие? – спросил Хэйверз, зайдя в чат #Геология как раз в тот момент, когда на экране появилась надпись:

[Карлос] Скажите копам оставить доктора Александер в покое

<СЕРВЕР> Карлос покинул канал

Тедди пожал плечами. От непрерывно поглощаемого сахара его жесты были живыми и энергичными. У Тедди был такой вид, словно его напрямую соединили с компьютерами. Он напечатал «#Молнии», нажал клавишу ввода, и на экране появилось приветствие: «Здравствуйте, Мышь». И в следующую секунду:

<СЕРВЕР> Карлос! mmongo@dianuba.com покинул канал

– Карлос! – взревел Тедди, ведь Карлос на его глазах вышел из последнего чата.

Тедди покинул «#Молнии» и зашел в «#Немецкий»

[ЛедиГрэй] Hola, мышь. Извиняюсь. Wie geht's. я в Испании, а ты где?

[корВет] Теперь у нас пять стран, брат!

<СЕРВЕР> К нам приходит Фигги2! ashame@ppp26. cac.psu.edu

[Троя] Привет Фигги2. Halo мышь

[Троя] мышь

[фигги2] Скажите всем в Deutschland, что Кэтрин Александер не убивала Дэниела Стивенсона, ни у кого не крала свитки, она хочет, чтобы ее оставили в покое, и она знает секрет нового тысячелетия. Передай другому

<СЕРВЕР> фигги2 покинул канал

Тедди рявкнул.

– Не верю! Провода накалены! Эта красавица Александер пополняет ряды своих сторонников со скоростью света!

Хэйверз молча проверял чаты. Принцип ему тоже был абсолютно ясен: пользователи читали сообщение, выходили из чатов, присоединялись к новым канатам, где оставляли полученную информацию, затем к другим и так далее – так новость передавалась «из уст в уста».

#Автомобили

[ЛедиГрэй] Тут человек в беде. Катарина Александер. Скажите всем, что ей нужна помощь

<СЕРВЕР> ЛедиГрэй покинула канал

#СтараяЛюбовь:

<СЕРВЕР> К нам приходит Корвет! Johnson@ix-ch/2-04.ix.netcom.net

[лоза] Пришлось валять дурака в компании семьи):-(

[господин] Привет, Корвет! У тебя он есть?

[Корвет] Кэтрин Александер…

Хэйверз резко поднялся и засунул руки в карманы своего дорогого халата. За исключением жужжания вентилятора и непрерывного журчания водопада в «пещере», находящейся в дальнем углу подземного помещения, единственным звуком, наполняющим комнату, было щелканье двух компьютерных клавиатур – пальцы Тедди работали, словно два маленьких пулемета. В его глазах отражался свет мониторов, на которых информация менялась, как кадры в кинофильме. Все эти чаты, клубные комнаты, существовавшие лишь в микросхемах и цифровой сети: имена без людей, слова без голоса, комнаты без стен…

И всего лишь через девять дней, спустя минуту после наступления Нового года, все эти чаты и их завсегдатаев воедино свяжет новая программа Майлза, «Диануба 2000».

Власть.

#джаз:

[чак] не знаю. Может, Нов. Орлеан? Et vous?

<СЕРВЕР> К нам приходит Корвет! Johnson@ix-ch/2-04.ix.netcom.net

[ЖИРЫ] Эй, Вет!

[чак] Bonjour

[Корвет] Передайте всем, что Кэтрин Александер…

#Кому за сорок

[Мидвич] Не знаю, на чем остановить свой выбор: Стонхендж или Перу. Ну, ладно, ты-то откуда:)

<СЕРВЕР> К нам приходит Жиры! babyface@aol.com

[ДельтаКом] Почему именно Перу?

[ДельтаКом] Прибрежная полоса, что скажешь?

[ДельтаКом] Добро пожаловать, Жиры

[ЖИРЫ] Послушайте. Помогите женщине, которая скрывается со свитками…

– С чего все началось? – спросил Майлз. – Еще сутки назад Кэтрин Александер называли Антихристом – теперь она героиня.

Тедди покачал головой.

– Выяснить это невозможно. Это могло начаться в любом чате, во время Сетевой конференции или даже Сетевой игры. Причем масштабы все растут! Вы только посмотрите: на наших глазах в чат вошли трое, и минуту назад мы видели их в других чатах. Пользователи подхватывают новость, заходят в новые и новые чаты с такой скоростью, что я не в состоянии уследить за процессом. Вся Сеть ожила! Они даже не знают, о ком именно идет речь, но помочь ей все же не отказываются. Хозяин, эта девка завладела всеми чатами!

Хэйверз понимал, что имя Кэтрин Александер упоминалось не только в чатах – в Сетевых конференциях о ней тоже только и говорили; везде, где люди могли общаться, разговор так или иначе заходил о ней; электронная почта также разносила новость по всему земному шару. От Исландии до Новой Зеландии, от Йоханнесбурга до Германии люди готовы были оказать помощь человеку, о котором не знали ничего. Хэйверз был уверен, что теперь по Сети путешествовала и ее фотография, которую уже увидели миллионы глаз.

«Я подарю эти свитки людям». И хватило же у нее смелости сказать такое на весь мир! Жители киберпространства не славились глубоким пониманием ценности человеческой жизни, однако в этом деле они проявили себя с неожиданной стороны. Они могли сказать что-нибудь наподобие «Беги, Кэти, беги», хотя она, возможно, за минуту до этого плюнула им в лицо.

Наблюдая за тем, как Тедди мчится по виртуальным просторам, словно маньяк по цунами, Майлз улыбнулся и кивнул. «Отлично, доктор Александер, отлично, – думал он. – Вы не оставляете мне выбора». Пришло время выпускать тигру свои смертоносные когти.

И повеселится же он!