Четверг,
30 декабря 1999 года
– Целебные источники? – переспросил консьерж в «Детмольдерхофе». – Это в Ахене. Древние римляне ездили к ним поправлять свое здоровье.
Итак, побывав в Тевтобургском лесу, что на севере Германии, Кэтрин прибыла в самый западный город страны, который находится на границе с Голландией. Французы называли его Aix-la-Chapelle; он стал резиденцией франкских королей при Карле Великом. Теперь же он представлял собой современный город, в сердце которого сохранилась частичка Средневековья. А в центре этого сердца находился изумительной красоты собор.
Кэтрин стояла на булыжной мостовой, выложенной двенадцать веков назад. Завывал декабрьский ветер. Она не могла отвести взгляда от готических шпилей, устремленных в небо, разглядывала необычной формы купол; окна из цветного стекла, казалось, готовы были померяться высотой с пятиэтажным домом – это был старинный, величественный, вечный памятник Богу. Кэтрин почувствовала, что ее потянуло вперед, заставило перейти улицу и забраться по лестнице к массивным резным дверям. Она вспомнила церковь в Вашингтоне, в которую ходила с Майклом на полуночную мессу, но так и не решилась войти внутрь. Но теперь Кэтрин знала, что на этот раз дороги назад нет.
Она задумалась. Приходила ли Сабина сюда? Могло ли племя Фрейды остановиться на месте, где теперь стоит собор? Могли ли они – Фрейда, Сабина, Сигизмунд – лежать здесь, в этой священной христианской земле?
Кэтрин вдруг охватил страх, боязнь того, что она может выяснить. Или не выяснить.
Ее ноги обладали теперь собственной волей: они понесли ее к запретному порогу, который, как она поклялась, не переступит никогда. Но она уже находилась в храме. Кэтрин ощущала, что ветры времени вот-вот подхватят ее и унесут в каменную глубь. Кэтрин зашла в Восьмиугольник, и, когда подняла вверх голову, ею овладел благоговейный страх, настолько сильный, что у нее перехватило дыхание.
Вверху на длинной цепи, исходящей от центра купола, висела громадная позолоченная медная люстра, а вокруг нее было выстроено множество арок. Арки поддерживались элегантными колоннами, стоящими на других колоннах и других арках. Все это великолепие, словно мраморный свадебный торт, поднималось к куполообразному потолку изумительной красоты, на котором святые в белых одеждах и апостолы шагали в царском великолепии на золотом фоне. Завороженная, Кэтрин не могла не обратить внимания и на остальные детали: сквозь высокие окна из цветного стекла к алтарю пробивалась радуга света, освещая золотую усыпальницу, в которой лежали останки Карла Великого. Позолоченный главный престол иллюстрировал сцены из страстей Господних; красиво отделанные деревянные будки украшали бархатные занавески: это были исповедальни. С основания одной из готических пилястр темно-синими глазами смотрела Дева. Ее взор был наполнен невыразимым состраданием, которое, казалось, не способен был вместить даже сам собор. Кэтрин дотронулась до каменной стены – и земля стала уходить у нее из-под ног. Калейдоскоп образов, ощущений, воспоминаний нахлынул на нее: ее первое причастие, ее белое платьице; отец, стоящий в дверях ризницы, с гордым видом направляет на нее камеру, чтобы запечатлеть момент прикосновения Тела Христова к языку его маленькой дочери; миропомазание – по ее лбу стекало масло; легкий шлепок по щеке как напоминание того, что девочка ступила на путь служения Христу; воскресенья и святые праздники, торжества и посты, Розарий и Новенна – двадцать три года служения католичеству в миг нахлынули на нее и сбили с ног. Она даже не успела спастись.
Эти переживания нельзя было сравнить даже с теми, что ей пришлось испытать во время затопления острова «Атлантида». Ведь Кэтрин осознавала, что на этот раз ей не убежать. Устремив взгляд на печальную средневековую Деву и всеми фибрами души ощущая вечность готического святилища, Кэтрин услышала, как внутри нее зазвучала молитвенная песня, любимая ею когда-то…
«Радуйся, Царица Святая, Мать Милосердная, Жизнь наша, Радость наша и Надежда. По тебе мы плачем, несчастные, изгнанные дети Евы; к тебе мы возносим взоры свои, скорбим и рыдаем в юдоли слез. Обрати же, милостивейшая из всех Защитница наша; и после этих пыток…»
Драгоценные слова вызвали новый поток воспоминаний: маленькие девочки кладут цветы у ног статуи Девы Марии, высеченной из белого мрамора и стоящей перед церковью; Кэтрин стоит между родителями на коленях, она ощущает заботу и защиту, ее переполняет ликование, ведь церковь так красива, а на кафедре стоит священник и убеждает присутствующих, что Господь любит всех без исключения.
Воспоминания продолжали накрывать Кэтрин с головой: она вспомнила ощущение, которое испытывала после исповедования – такое чистое и светлое ощущение свободы; вкус вина и хлеба, наслаждение, испытываемое после причастия, ведь, преодолев многовековой путь, она воссоединилась с самим Иисусом Христом.
Ей послышался шепот Сабины: «Прежде всего Праведный открыл нам блаженство, даруемое прощением…»
«О, Джулиус! – подумала Кэтрин. – Прости меня. Ты лишь следовал зову совести. Ты делал то, что считал верным. Я восприняла твои поступки как предательство, но я была не права.
Дэнно. Тебя убили из-за меня. Я виновата.
Мама, я должна была заставить отца Маккинли уйти сразу же, как только увидела, что он направляется к твоей палате. Я могла попросить другого священника и должна была извиниться за страшные слова, которые наговорила тебе, когда умер папа. Ты не виновата в его смерти.
Папа…
«Прощение открывает нам душу…»
Папа, ты родился не в то время и не в той культуре. Таким тебя сделала сама жизнь. Ты полюбил женщину, которая была сильнее тебя. Ты продолжал любить жену, несмотря на то что тебе пришлось отказаться от нее. И от случайной дочери, которую ты совсем не ждал, такой же решительной, как и ее мать. Все глубже и глубже ты уходил с головой в свои книги и погружался в мистицизм католичества, пока в конце концов тебе не пришлось бежать в чужую страну. Почему ты позволил обвинить себя в шпионаже? Почему ты так покорно принял мученическую смерть? О папа, прости меня. Прости, ведь я не понимала.
И…
О, Пресвятая Дева, зачавшая в непорочности, помолись за нас, спешащих к тебе. Убежище для грешников, Матерь метающихся в агонии…
И…
Пресвятая Мария. Помолись за нас.
Пресвятая Матерь Божья. Помолись за нас.
Пресвятая Дева…
И, папочка… Я прощаю тебя».
Внезапно Кэтрин ощутила невероятную легкость, будто парила в воздухе. В какой-то момент она совсем не чувствовала под ногами каменного пола; она стала невесома, не имела ни тела, ни формы, и на мгновение ее переполнила непостижимая благодать.
И земля снова оказалась под ее ногами. Кэтрин вернулась в свое тело. И, увидев высокую темную фигуру, стоящую в тени свода, подумала, что она видит призрак, что это плод ее потрясенного разума. Однако, когда на человека упал луч света, она поняла, что тот был вполне земным существом.
Она не удивилась тому, что Майкл нашел ее. Кэтрин понимала, что настоятельница расскажет ему о произошедшем в аббатстве. В конце концов, он был священником, хотя на нем и не было рясы. В Кэтрин и сама сменила костюм монашки на новую одежду. Он подошел к ней, показав жестом, что он сдается.
– Не волнуйтесь, – проговорил он тихо, – я никому не рассказал о том, где вы сейчас.
Она и не сомневалась. Кэтрин знала, что теперь Майкл действовал самостоятельно, а вовсе не по приказу Ватикана. Его побуждали собственные мотивы, так же как нечто, находящееся внутри нее, заставило ее связать свою судьбу с Сабиной и привело сюда. Они встретились под каменным сводом, ведущим к капелле, в которой находился мраморный трон Карла Великого; Майкл разговаривал тихо. Его голос не доносился до прихожан.
– Мы запаниковали, когда приехали агенты ФБР, и решили, что ты убежала по снегу в одной сорочке.
– ФБР, – спросила она. – Как они нашли нас?
– Видимо, Хэйверз, – сказал Майкл, глядя на ее лицо. – Я не удивлюсь, если он нашел общий язык и с ними. Настоятельница сказала, что вы не взяли компьютер. Видимо, очень торопились?
У Кэтрин все еще кружилась голова. Она размышляла, действительно ли имел место тот недолгий экстаз и не был ли он прозрением.
– Я убежала задолго до прихода агентов, – объяснила она. – Я решила, что, если компьютер окажется в руках Хэйверза, он успокоится на некоторое время. Я даже создала фальшивый файл в надежде, что он найдет его и пустится по ложному следу. И угадала: теперь он на пути в Эфиопию…
– Что заставило вас покинуть аббатство посреди ночи, Кэтрин? Я?
Она протянула руку к его щеке.
– Простите, что ударила вас, Майкл. Я не должна была этого делать. Но моему потрясению и обиде не было предела.
– Я вас не обвиняю. Простите за то, что разозлил вас настолько, что вынудил убежать в такой мороз.
– Я поступила так не из-за вас… Ну, не только из-за вас. Дело еще и в электронном сообщении, которое мы получили в Вашингтоне. Я поняла, что еще немного – и Хэйверз снова наступит нам на пятки. И, прочитав начало шестого свитка, поняв, что Сабина находилась в Германии, я решила больше не терять ни минуты. Мне пришло в голову инсценировать недавний побег. Как вы нашли меня?
– Настоятельница рассказала мне, что вы заходили в библиотеку, потому что хотели выяснить, где жил немецкий герой по имени Арминий. Она рассказала мне, как помогла вам бежать, заказала в Гринсвилле такси до аэропорта. А после этого мне не составило труда разузнать об американке-монашке, появившейся у памятника Арминию и интересовавшейся римскими источниками, что находятся на западе.
– Но как вы узнали, что найдете меня именно здесь, в соборе?
– Я и не знал. Я зашел сюда по своим делам.
Он замолчал и, казалось, изучал ее. Она заметила, что его голубые глаза стали темнее, как будто впитали унылые тени, склонившиеся к земле, где арки соединялись с готическими нефами. А возможно, его глаза стали иными, потому что величественный дом Господний обнажал его душу. И теперь Кэтрин открылись глубинные страсти, которые отец Майкл Гарибальди постоянно сдерживал. Ей хотелось сказать, что пангамот здесь бессилен. Здесь он должен выдержать битву с прошлым, так долго преследовавшим его.
– А вы здесь какими судьбами? – поинтересовался он тихо.
Ей захотелось признаться. У Кэтрин появилось желание рассказать ему о том, что она только что пережила. Она покачала головой.
– Понимаю.
У Кэтрин было такое чувство, будто он и в самом деле все понимал и слова здесь были лишними. Когда Майкл протянул руку и провел пальцами по ее щеке, Кэтрин поняла, что он вытер слезу. Неужели ее щеки были влажными все это время, пока они разговаривали, свидетельствуя об удивительном переживании?
– Вы что-нибудь выяснили о Сабине здесь, в Ахене?
Она отрицательно покачала головой.
– Даже и не знаю, где искать дальше.
– Вы закончили с шестым свитком?
– Осталась одна страница.
Она почувствовала, как он взял ее за локоть.
– Не возражаете?
Когда Кэтрин приехала в Ахен тем утром на поезде из Детмольда, она остановилась в скромном отеле «Вильфер-терхоф», находящемся на Марктплац. Теперь они шли туда с Майклом, и, пока она поднималась наверх, он направился к стойке администратора и заказал себе комнату.
Отель находился в центре города, рядом со средневековыми городскими воротами. Из окна номера Кэтрин открывался вид на узкие улочки с булыжной мостовой, где здания, построенные в тринадцатом веке, казалось, вот-вот упадут друг на друга. Автомобилей здесь не было, иногда можно было увидеть лишь велосипед. И Кэтрин подумала, что, если не обращать внимание на джинсы и ветровки прохожих, можно было легко поверить в то, что она попала в Средневековье.
«Я перемещаюсь во времени, – подумала она. – Я снялась с якоря, державшего меня в двадцатом веке». Теперь она собиралась вернуться в древность, поскольку ей предстояло прочесть историю Сабины – последнюю страницу.
В дверь постучал Майкл, и, когда он зашел, она снова всем телом ощутила, что комнатка наполнилась его присутствием. Неужели это был последний час, который они собирались провести вместе? После прочтения последней страницы шестого свитка их больше ничто не будет связывать, и Майкл вернется в Ватикан, а она отправится…
Куда? Куда ей теперь идти?
Кэтрин читала вслух последнюю страницу, а Майкл слушал.
«Прошло пятьдесят лет, дорогие мои Перпетуя и Эмилия, с тех пор как я родила Сигизмунду первого ребенка. С тех пор я родила еще восемь детей и увидела появление на свет двадцати шести внуков и семи правнуков. Мы похоронили Фрейду на ее любимом лугу, и случилось это бесчисленное количество лет назад. Вместо нее главой племени стала я. Фрейда научила меня сагам, и теперь ночью у костра их рассказываю я, повествуя людям и историю собственной жизни, которую люди называют не иначе, как легендарной. Я также поделилась с народом тем, что знала о Праведном.
В день, когда Ингомар, мой старший сын от Сигизмунда, получил свой первый щит и копье в знак возмужалости, я вспомнила о Пиндаре, своем сыне от Филоса, и о другом ребенке, которого потеряла много лет назад во время религиозного восстания в Антиохии. Я сожалела лишь о том, что так и не смогла поставить свою семью на Путь, который сама считала истинной верой.
Тогда я еще не знала, что именно здесь, в этих диких лесах, мне откроется седьмая Истина, которая даст ответ на вопрос, долгие годы тяжкой ношей лежавший на моем сердце, еще со дней в Антиохии, вопрос, который я жаждала задать Праведному.
Трагедия случилась в третий раз, и теперь их больше нет, дорогая Перпетуя. Сигизмунд, наши сыновья и дочери, Ингомар, племя – все погибли в одно мгновение. Сколько лет ты уже знаешь меня? Добавь к этому времени годы, которые я провела, скитаясь по лесу, и ты поймешь, когда их не стало. Месяц, возможно, дольше. Нападение было неожиданным, откуда нам было знать, что с севера к нам приближаются враги? Нас застали врасплох. Наши мужчины сражались храбро, но противник превосходил числом.
Некоторые из нас бежали в леса и скрылись. Я осталась одна, рядом никого не было. И я боялась…»
Кэтрин остановилась. Ночная тишина прервала поток ее слов. Она наконец подняла голову.
– Это все, – тихо произнесла она. – На этом история Сабины обрывается.
Она подошла к Майклу и положила руку ему на локоть.
– Мне очень жаль, – прошептала она.
Кэтрин понимала, что Майкл возлагал особенные надежды на свитки, он ожидал услышать что-то, касающееся лично его, какие-то важные слова, возможно, упоминание об Иисусе.
– Мне тоже, – ответил он, – но за меня не беспокойтесь, Кэтрин. Я хотел, чтобы последний свиток нашли вы. – Он приблизился к ней. – Простите мою ложь…
Она дотронулась кончиками пальцев до его губ.
– Все в порядке, – сказала она. – Я больше не сержусь. Я понимаю, что вы действовали не по своей инициативе, но…
– Но?
– Я разочарована. Я хотела узнать о Сабине не только это. Хотелось увидеть то, что видела она, хотелось увидеть ее. Майкл, я пыталась представить себе, как она выглядела, пыталась создать ее образ, но у меня не вышло.
Майкл взял Кэтрин за руку и подвел ее к зеркалу над комодом.
– Вот почему вы не увидели Сабину, – сказал он. – Вы пытались смотреть на эту женщину ее же глазами.
Кэтрин пораженно посмотрела на него.
– Откуда вам это известно?
Когда ответа не последовало, она повернулась к нему лицом.
– Вы ведь видели ее, я права? Вы видели Сабину.
– Я видел ее во сне.
– Но почему она явилась вам, а не мне? Почему видения возникают у вас?
– Я не знаю, но могу сказать, что они появляются независимо от моего желания.
– Что вы видите во сне, Майкл? Поделитесь со мной, пожалуйста.
– Сон всегда один и тот же: она хочет увести меня куда-то. Не знаю, куда именно, но я сопротивляюсь.
– Почему вы сопротивляетесь?
– Потому что в моем сне у Сабины ваше лицо, а я не могу последовать за вами. У меня своя судьба, Кэтрин…
– Это не причина. Почему вы не заходите с ней в храм?
– Потому что боюсь.
– Разве здесь есть чего бояться? – спросила она тихо. – В следующий раз не сопротивляйтесь, следуйте за ней.
Майкл взял Кэтрин за руку и прижал ее к своим губам. Кэтрин заглянула в его голубые глаза и позволила себе утонуть в них, исследовать темные потоки. Она чувствовала ладонью его теплые губы, видела блеск в его зрачках, ощутила бурю чувств, которых ей так не хватало. Скрытых страстей Майкла.
– В соборе, перед тем как вы зашли, – сказала она, – я все-таки простила отца. Вы были правы. Я должна была это сделать. Джулиуса я тоже простила.
– Джулиуса?! А его-то за что?
– За… – Она остановилась. Кэтрин чуть было не сказала: «За то, что он подвел меня». Она затаила на Джулиуса обиду, когда он отказался поехать с ней. И когда затем приехал в аббатство, намереваясь забрать ее домой, она восприняла его поступок как очередное предательство. Но она вдруг поняла то, чего раньше не понимала: что ее тянуло к Джулиусу как к отцу.
– Вы тоже должны пройти через это, – произнесла она. – Вам необходимо простить шестнадцатилетнего мальчишку, которым вы когда-то были, простить за то, что он не предотвратил глупого убийства.
– О, Кэтрин, – сказал он, отворачиваясь от нее. – Простить должен не я. Неужели вы не понимаете, проблема не во мне. – Он повернулся к ней лицом. – Он! Я обижаюсь на него. Его я не могу простить!
Кэтрин знала, о ком он говорит. Не о негодяе, убившем старика, а о самом старике, что стоял за прилавком.
– Он просто стоял, – говорил Майкл полным боли голосом. – Как глупец, он просто стоял, умоляя меня глазами что-то предпринять. Но когда я так и не шелохнулся, его взгляд изменился. Он увидел во мне труса. Его взгляд наполнился отвращением. Преступник выстрелил в него, схватил деньги и убежал. В тот момент, когда пуля пронзила его грудь, старик посмотрел на меня с таким презрением, что я возненавидел его. Я возненавидел его за то, что он счел меня трусом, я возненавидел его за то, что его умирающие глаза обвиняли меня. И, видит Бог, я продолжаю его ненавидеть и сейчас!
Его слова отдались эхом в стропилах потолка. Наступила тишина. Увидев в его глазах слезы, Кэтрин шагнула ему навстречу и сказала:
– Простите его, Майкл…
– За что простить его? – закричал он. – За то, что он увидел правду? Кэтрин, я действительно поступил, как трус. И Господь тому свидетель, как с тех пор я пытаюсь искупить эту трусость!
– И вы считаете, что отказаться от сана священника – способ решить проблему? Майкл, возможно, это и есть второй шанс, о котором вы молились. Это испытание. Но, если вы уйдете из Церкви, вы потерпите поражение. Господь продолжает вас любить, ведь вы сами об этом говорили.
– Вы не верите в Бога.
– Нет, не верю, но я верю в прощение. Сабина была права, прощение освобождает нас, раскрывает нам глаза. Простите старика, Майкл, и вы увидите, что вам не нужно уходить из Церкви.
– Простить старика, так же как вы простили отца?
– Да.
– Так вы вернулись в Церковь? Вы снова уверовали?
– Ну, не совсем так…
– Видите? Не так-то просто, Кэтрин! Одного прощения недостаточно.
– Майкл, я не верю в Бога. Но вы верите!
– И я не верю в то, что достоин служить Богу. Так что мы вернулись к тому же, с чего начали.
– Вовсе не так. На этот раз мы сражаемся на одном поле, у нас одни и те же противники.
Он взял ее за плечи.
– Вы будете сражаться на моей стороне?
– Да…
И он вдруг крепко поцеловал ее в губы.
Кэтрин обвила его шею руками. Он притянул ее к себе, заключив в крепкие объятия. Их поцелуй наполнялся все большей страстью.
Он провел рукой по ее затылку и стал ласкать шею, гладя пальцами шелковистые белокурые волосы.
Кэтрин расстегнула его рубашку и стала снимать ее с плеч, потянув за рукава; рубашка упала на пол. Ее руки стали гладить его грудь, пальцы скользили по упругим мышцам. Дотронувшись до раны на левом предплечье, она вспомнила о случившемся.
– Болит? – прошептала она.
– Нет.
Она поцеловала рану от пули, полученную им две недели назад – нет, две жизни назад.
Он стал гладить пальцами ее лицо, следя за каждым движением взглядом, будто стараясь запомнить каждую линию, каждую черту, каждую ресничку и родинку. Он снова поцеловал ее, долго не отрывая от нее губ. Это был до боли нежный поцелуй, поцелуй человека, который жаждал его уже давно, однако избегал спешки, которая могла бы свести отношения на нет.
Не было ни вопросов, ни слова «если», ни размышлений о последствиях. Они оба понимали, что теперь они вовсе не те, кем были при встрече.
Майкл отнес Кэтрин на кровать. Опуская ее на одеяло, он продолжал нежно целовать ее. Их сердца бешено бились, но тела двигались медленно, ведь они столько времени оба искали ответы и наконец нашли их друг в друге.
Кэтрин проснулась и некоторое время смотрела на потолок. Затем посмотрела на Майкла, тихо спящего рядом. За окном было темно, но, приглядевшись, Кэтрин увидела, что до рассвета недалеко.
Она прикоснулась к лицу Майкла, и к ее глазам подступили слезы. Это было так красиво, так особенно. Что бы ни ждало их впереди, она знала, что эту ночь не забыть никогда. Ахен, собор…
Она снова посмотрела на потолок, на котором заметила странное водяное пятно на штукатурке, означающее, что где-то протекла труба. И когда она поняла, что наконец проснулась полностью, то вспомнила, что только что видела сон. О чем был сон? В нем было что-то о…
Она почувствовала, что ее сердце забилось чаще.
Сон!
Кэтрин резко вдохнула. Сон! Тимбос!
Кэтрин теперь знала, где искать седьмой свиток.