Прошу, позволь тебя ненавидеть

ГЛАВА 7

Полет Лондон - Эдинбург прошел достаточно спокойно. Йен и я погружены в изучение наших собственных бумаг. Немного болтовни, очень мало обычных любезностей. Я бы сказала, замечательно просто.

Переезд в машине явно наиболее проблематичный, потому что мы ругаемся о том, кто же из нас двоих поведет машину (после изнурительных переговоров побеждаю я), изучать карту (побеждает он) и, в конце концов, разобраться, чья же вина в том, что мы потерялись. Того, кто вел машину или изучал карту?

Два часа спустя мы вошли во владения Беверли — огромная вила выполненная в странном вкусе. Впрочем, Беверли — сын какого-то маркиза, женившегося на дочери герцога, но, как оказалось, никто из них не получил в наследство старинные имения. Только виллы, подделанные под старину.

Сад необъятен и тщательно ухожен. Озеро перед домом достойно самой лучшей версии ВВС дома Мистера Дарси.[8] Тем не менее, вилла небезупречна. И я буду деликатна.

Йен выходит из машины и встряхивает головой.

— Х-м-м-м... — бормочет в подтверждение своего впечатления.

У нас нет времени сказать что-то другое, потому что из ниоткуда появились как минимум пять домочадцев, которые радушно нас встречают. Ну, или хотя бы одного из нас.

И, конечно же, не обошлось без дворецкого, как и принято в лучших английских традициях. Кто-то должен сказать Беверли, что с этих времен прошли два века. Если бы моя мама была здесь, она бы получила инфаркт.

— Лорд Ланглей, — приветствуют все Йена с большим почтением. Я поражаюсь, как они еще не постелили красную дорожку, чтобы избежать угрожающего попадания пыли на его прекрасные итальянские мокасины.

— Мисс Перси, — обращаются ко мне с гораздо более сдержанной высокопарностью.

Дворецкий всего лишь бросил на меня взгляд. Ладно, я не аристократка, и что теперь?

Через несколько минут появляется и Беверли, благородный, из входной двери, со своим обычным взглядом, довольным и напыщенным.

— Йен, дорогой! Вы хорошо доехали? — спрашивает он заботливо, пока пожимает руку моему коллеге, не обращая внимания на всех остальных.

— Все хорошо, спасибо, Лорд Беверли.

— Учитывая, что ты официально занимаешься организацией моего имущества и моих связей, будет лучше, если ты будешь называть меня Чарльз, — говорит он ему с доверием. Но как же называют его те, с кем он выпивает?

Для статистики, тот факт, что его зовут, как моего бывшего, очень показателен. На моих губах появляется насмешливая улыбочка.

Беверли быстро отдает указания своей прислуге, и они выгружают наши чемоданы из машины, пока Йен идет ко мне.

— Тебя что-то насмешило? — спрашивает он тихо, чтобы никто не услышал. Я бросаю на него многозначительный взгляд.

— Я имею в виду, что-то кроме дома, прислуги и окружающей среды? — спрашивает Йен с едкой иронией.

Йен — невыносимый человек, но если все же мне придется найти в нем положительную сторону, то это ирония. У него очень прямой и язвительный способ перевести все в шутку, и я опущу, что практически всегда речь идет о вещах, которые заслуживают того, чтобы их высмеяли.

— Его зовут как моего бывшего, — шепчу ему. — Ты не находишь, что в мире слишком много Чарльзов? — невинно спрашиваю.

На лице Йена появляется хитренькое выражение. Возможно, он бы хотел добавить что-то другое, но сдерживается, потому что видит Беверли, возвращающегося к нам.

— Я покажу вам дорогу. Моя гувернантка покажет вам ваши комнаты.

И так мы входим в собор, я не знаю, как по-другому назвать этот дом. Тотальная шизофрения стилей и эпох, смешанных архитектором, у которого следовало бы отобрать диплом. Как это говорят, «honoris causa»[9], чтобы строить, или хотя бы иметь разрешение на такую степень.

Вестибюль на входе более чем величественный, намеренно смешной. Отсюда выходят две громадные лестницы в стиле неоклассиков, которые встречаются на первом этаже как раз перед статуей, которую я бы могла определить, как всего лишь интересную. Оказывается, я очень образованный человек.

Гувернантка — синьора шестидесяти лет с седыми волосами и ужасно противным взглядом — она останавливается и указывает нам на статую.

— Она была сделана недавно по портрету Мисс Элизабет, дочери Лорда Беверли, — говорит она с гордостью. М-да, теперь это все объясняет.

Я поворачиваюсь к Йену и вижу, что его лицо, мягко говоря, озадаченно. Он не знает, что сказать; как-то необычно.

— Должно быть, Мисс Элизабет действительно прекрасна, — комментирую я, не зная, что еще придумать. Ясно, что я соврала, но эти люди ожидают, что я это сделаю.

— У вас нет ни малейшего представления, какая она. Хотя у вас будет возможность познакомиться с ней этим вечером за ужином, и посудите сами. Прекрасная девушка, — говорит она нам почти мечтательно.

Йен и я смотрим друг на друга взволнованно.

Гувернантка, иначе говоря, Мисс Ротемьер, вступает в почти скрытый коридор, за лестницей. Через несколько метров она останавливается перед дверью и показывает мне мою комнату.

— Мисс Перси, ваше гнездышко, — затем она поворачивается к Йену, — Лорд Ланглей, для вас мы подготовили комнату на первом этаже. Сюда, пожалуйста.

И с этой фразой она бросает меня без объяснений перед дверью, для того чтобы вернуться к лестнице.

На мгновение Йен ошеломлен, как и я, и не знает, либо оставить меня плакать в этом темном коридоре и бежать к гувернантке, либо подождать и посмотреть мою комнату, которая кажется мне ловушкой, как у жен Синей Бороды.

— Иди с ней, — говорю я ему смиренно. — Если ты ее потеряешь, то погибнешь.

— Видимо, — отвечает он мне с беспокойством.

— До скорого, — прощаюсь с ним и хватаю ручку.

— Ладно, до скорого, — говорит Йен мне, решив позволить мне войти.

Моя первая мысль, когда я вошла, была, что Беверли сделал это все специально. Возможно, это часть наказания за час ожидания на прошлой неделе. Сейчас комната не кажется такой уж плохой, но простая, холодная, как больничная палата, и серая, даже в миллионах оттенков серого.

Эта сцена заставила меня улыбнуться, потому что я прирожденный солдат, и Беверли еще не знает, с кем имеет дело.

* * *

Несколько часов спустя я сижу на величественном диване в стиле конца эпохи правления Луиджи XVIII с намерением пить небольшими глоточками аперитив, ожидая прибытия такой долгожданной дочери Беверли, которая, между прочим, сильно опаздывает. Это даже слишком для такой редкой красоты.

То, что я держу в руках уже третий мартини, и если продолжу пить на пустой желудок, от ясности моего ума останется совсем немного.

Даже Йен, должно быть, думает о том же, потому что сидя возле меня на втором таком же ужасном диване, он смотрит на меня напряженным взглядом. Подняв одну бровь, пытаюсь объяснить ему, что не о чем беспокоится, но, как видимо, сообщение не попало по адресу. Беверли занимает нас монологом об охоте и своих трофеях. С того самого момента, как я резко возразила против охоты, пытаюсь сконцентрироваться на Йене, чтобы не слушать кровожадные детали. Я же все еще дочь защитников окружающей среды и мирных взглядов на природу!

Йен заметил мой тревожный взгляд и рассматривает меня напряженно, как струна скрипки. На самом деле, я ему не завидую: с одной стороны Беверли, с другой ненавистная Мисс Перси. Скорее всего, у него бывали выходные получше этих.

И, наконец, когда мы уже почти исчерпали все возможные темы и не способны «говорить о работе на пустой желудок», цитируя хозяина дома, входит звезда вечера, то есть Элизабет Беверли.

Мне хватило одного взгляда, чтобы понять, почему Беверли так настаивал на том, чтобы Йен был в качестве консультанта.

На самом деле, речь не шла о доверии ко мне или моим способностям. В своем сердце Беверли прекрасно знает, что я знаю свою работу на отлично. Нет же, он поймал удобный случай заполучить Йена, потому что все, что он хотел — это иметь в будущем зятя-герцога.

На моем лице, впервые за много дней, расплылась самая настоящая, глубокая, чувственная улыбка. Ребята, похоже, я повеселюсь.