Билл
Мне следовало догадаться. Нужно было больше настаивать на ответах Сары, когда она не ответила, почему не хочет обращаться к врачу-репродуктологу после многих лет безуспешных попыток забеременеть. Возможно, она принимала таблетки или делала противозачаточные уколы все то время, что мы были вместе. Столько лет было потрачено впустую на споры о детях, пока я уже не отчаялся пытаться их завести.
Думаю, именно тогда начались наши проблемы. Я обижался на нее за то, что она не хотела испробовать различные способы забеременеть, когда знала, как сильно мне хочется большую семью, и она устала от того, что я настаивал на этом вопросе и мое недовольство только росло.
Мы были обречены с самого начала, и я был дураком, что позволил нашей жизни выйти из-под контроля, вместо того чтобы разойтись и остаться друзьями, пока мы не превратились в холодных, озлобленных людей, которыми являемся сейчас.
Но я не мог заставить себя уйти от нее, не тогда, когда это означало, что я потеряю и Тину тоже.
Пока эти мысли проносятся в моей голове с невероятной скоростью, Тина возвращается на кровать. Мне приходится крепко обхватить себя руками, чтобы не кончить на пол, когда она ложится на матрас, подтягивает колени и говорит: — Я тоже хочу семью, понимаешь?
В ее словах чувствуется уязвимость, и именно тогда я осознаю, насколько чертовски эгоистичным я был, сосредоточившись лишь на своих проблемах с Сарой и финансах, и из-за этого, как и ее мать, отодвинул Тину и ее чувства на задний план. Как бы сильно я ни любил Тину, я никогда не задумывался о том, каковой ей с родителями вроде нас.
С самого начала они были только вдвоем, пока не встретили меня. Ни любящих бабушек и дедушек, ни тетушек, ни дядюшек или же кузенов, с которыми можно было бы проводить время. Наверное ей было одиноко, когда я перестал водить их с мамой на семейные мероприятия, такие как кино, пикник на озере или же поход в кафе чтобы просто перекусить? Как, наверное, ей было одиноко, когда ее мать занималась непонятно чем с незнакомцем, пока я был на работе?
И теперь, когда мои мысли прояснились, мне кажется, что именно тогда ее поведение изменилось с милого на негативное. Когда я предоставил ей кредитную карточку, то почти сразу же выпал из ее жизни, проводя все свое свободное время на работе. Это было необходимо, чтобы успевать оплачивать счета, но это также давало повод задержаться допоздна, чтобы не встречаться с Сарой и нашими растущими проблемами дома. Именно тогда Тина начала почти каждый день приходить домой с новыми покупками, ее одежда становилась все меньше и откровеннее, а капризное поведение — все более несносным.
И каждый раз она спрашивала меня, не хочу ли я посмотреть, что она купила? Она, хихикая, интересовалась, не хочу ли я, чтобы она устроила показ мод, как она делала, когда была маленькой и хотела продемонстрировать модное новое платье для школьного мероприятия…Сколько раз я извинялся или просто уходил из комнаты вместо того, чтобы заняться ответственным делом — установить границы, научить ее составлять бюджет или хотя бы обратить на нее немного своего внимания?
Потому что это то, чего она действительно хотела… внимания, которое я уделял ей, когда она была маленькой, и особенно с тех пор, как она перестала получать его от своей матери.
Я был дураком по отношению к ней, и мне есть за что извиниться. Впрочем, позже. Потому что прямо сейчас, она произносит: — Я хочу тебя, папочка. Хочу дать тебе все, чего не дала бы мама, — ее слова, какими бы отвратительными они мне ни показались, подстегивают меня.
Я расшнуровываю и сбрасываю ботинки, затем снимаю джинсы и боксеры.
Ее мать все чаще стала жаловаться на то, как сильно я прибавил в весе после того, как перестал ходить в спортзал. Чем больше накапливалось наших проблем, тем более жестокой она становилась, когда ругала меня, все чаще и чаще отворачиваясь от меня по мере того, как мой живот становился мягче, пока я в конце концов не сдался. Но Тина смотрит на меня широко раскрытыми от удивления и вожделения глазами, когда я поглаживаю свой член и забираюсь на кровать. Я никогда в жизни не чувствовал себя более сексуальным, хотя уверен, что выгляжу чудовищем по сравнению с этой маленькой, великолепной женщиной.
Она раздвигает бедра шире, когда я опускаю голову ей между ног и целую ее набухшую киску, а затем поднимаюсь вверх по ее подтянутому телу.
Ее сиськи, которые ранее соблазняли меня творить с ней непристойные вещи, ощущаются сладкими и упругими, когда я беру сосок в рот и обвожу бутон языком.
Она стонет и выгибает спину, запуская руку мне в волосы, притягивая меня ближе, когда я целую ее оставленную без присмотра грудь и глубоко втягиваю сосок в рот. Я хочу провести больше времени, играя с ее сиськами, но потребность снова погрузить свой член в ее непорочную киску и наполнить ее своей спермой более насущна.
Я беру ее за подбородок и запрокидываю ее голову назад до тех пор, пока она не смотрит мне прямо в глаза, и говорю ей: — Это твой последний шанс отступить, потому что я больше не буду пытаться поступить правильно, положив всему этому конец. Если ты позволишь мне снова войти в твою тугую киску, милая, я буду наполнять тебя спермой каждую ночь, пока ты не родишь мне ребенка. Если ты этого не хочешь, тогда…
Я давлюсь последними словами, которые собирался сказать, когда она просовывает руку между нами, сжимает мой член и прижимает его к своему входу.
— Трахни меня, папочка, а затем кончи в меня.
На этот раз я хочу двигаться медленно, нежнее, но я просто физически не могу. Еще нет. Только после того, как выплесну свою первую порцию спермы в ее плодородную киску. Я прижимаюсь своим ртом к ее губам, проглатывая крик, который она издает, когда я двигаю бедрами вперед, заполняя ее влажное, жаждущее влагалище одним грубым толчком. Она царапает мою спину, прорывая кожу, когда я врываюсь в ее киску, что вполне справедливо после того, что я сделал с ней ранее.
— О, черт, Тина. Я так сильно, черт возьми, люблю тебя, — удается мне произнести между толчками, надеясь, что она слышит, насколько я искренен.
Снова и снова я двигаю бедрами взад-вперед, почти полностью выходя из нее, прежде чем вернуться обратно, задавая бешеный темп, и слова, которые я должен был сказать ей с самого начала, вырываются из меня.
— Я люблю тебя. Прости меня за все. Мне так чертовски жаль. Я всегда буду любить тебя.
— Я тоже всегда буду любить тебя, папочка. Я хочу тебя…Ты должен остаться со мной навсегда.
Ее слова и жгучая потребность наполнить ее лоно доводят меня до ошеломляюще быстрого оргазма, но я не позволю, чтобы ее первый секс — первый раз, когда она отдается мне — закончился, не убедившись, что она достигла оргазма. Я приподнимаюсь на локте, чтобы просунуть руку между нами и найти большим пальцем ее клитор.
— Папочка! — кричит она, когда я безжалостно тереблю ее клитор в такт толчкам своего члена, понимая, что веду себя слишком грубо, но я не в состоянии взять себя в руки прямо сейчас.
Я прижимаю ее бедра к своим, и ей ничего не остается, кроме как обхватить меня ногами, пока я меняю положение, пока не нахожу то, от которого у нее закатываются глаза, и она кричит от удовольствия с дикой самозабвенностью.
Я замедляюсь ровно настолько, чтобы по-настоящему осознать, что будет, если она позволит мне кончить в нее. — Ты хочешь родить от меня ребенка, милая? Ты действительно хочешь создать семью и быть моей до конца наших дней? Не только как моя дочь, но и как моя женщина и жена?
Она обхватывает ладонями мое лицо, смотрит мне прямо в глаза и говорит: — Да, да. Я хочу этого с тобой.
— Тогда кончай для меня. Я хочу, чтобы ты кончила на мой член прямо сейчас, а потом я наполню тебя и заделаю ребенка.
Я возвращаюсь к тому особому месту внутри нее, которое заставляет ее кричать для меня, и этот звук настолько эротичен, что он останется в моей памяти до самой смерти.
— О, да! Прямо здесь. Вот тут.
Звук, который она издает, когда достигает пика своего оргазма, настолько первобытен, что мой член немедленно выстреливает, а ее киска высасывает сперму прямо из моих яиц. Я никогда не кончал так чертовски много за один раз, и так сильно, что у меня перед глазами все побелело. Я почти теряю сознание, не в силах дышать под натиском возвышенного экстаза, который вызывает у меня тугая киска моей дочери.
Должно быть, это и есть ощущение блаженства.
Но, вероятно, я действительно потерял сознание, потому что возвращаюсь на землю от острого укуса зубов моей дочери, когда она кусает меня за плечо и хлопает по спине. Мои руки дрожат, когда я напрягаюсь, поднимая свой вес, придавливая ее к матрасу, и она судорожно втягивает воздух.
— Черт, прости. Я не хотел тебя задавить.
Мне было бы чертовски неловко, что я чуть не задушил ее своим весом, если бы она так мило не улыбалась, поглаживая мое плечо по следу от укуса, хотя и продолжала с трудом переводить дыхание.
— Ничего страшного. Я просто не знала, все ли с тобой в порядке. Ты будто… упал в обморок. Это нормально?
Мило, что она выглядит такой взволнованной.
— Нет, не всегда.
На самом деле, никогда, но мой оргазм был настолько сильным. Удивительным. Чертовски эффектным.
Она хмурит брови, и ее рука замирает.
— Ой. Я что-то сделала не так? Прости, папочка. В следующий раз я буду вести себя лучше, если ты скажешь мне, что делать.
— Ничего не может быть лучше, чем то, что произошло. Это было…
— Невероятно, — говорит она мечтательным тоном, а затем хихикает, когда я соглашаюсь.
От ее смеха ее киска сжимается вокруг моего размягчающегося члена, и впервые за двадцать лет я возбужден и готов ко второму раунду менее чем за пять минут.
Вот что она делает со мной.
Моя любимая.
Моя дочь.
Моя будущая жена и мать моих детей.
Ее кристально-голубые глаза расширяются, когда я потихоньку увеличиваюсь в ней всего на несколько дюймов, а мой пульс снова начинает учащенно биться. Она стонет, когда я вхожу чуть дальше и снова погружаюсь в нее, но быстро вздрагивает.
— Твоя киска слишком болит, чтобы продолжать?
— Эм…
Она прикусывает губу, и я знаю ответ и без слов.
Я осторожно вынимаю свой член и снова сажусь на колени. Передо мной предстает самое сексуальное, эротичное изображение, которое я когда-либо видел — красная, опухшая киска моей дочери, наполненная до краев и истекающая моей спермой… спермой, которую я выстрелил туда в надежде, что она забеременеет и у нас появится семья.
Я не могу позволить, чтобы хотя бы одна капля пропала даром.
Тина вскрикивает от удивления, когда я хватаю две подушки, закидываю ее колени себе на плечи и подкладываю их ей под бедра так, что ее тело отклоняется назад под углом, предотвращая вытекание моей спермы. Ее ноги обвиваются вокруг моей шеи, и она делает резкий, болезненный вдох, когда я собираю уже вытекшую сперму двумя пальцами и вжимаю их обратно в ее дырочку.
— Прости, что это больно, милая. Не волнуйся. Папочка потом все исправит своим поцелуем.