Просто неотразим

Глава 13

Перед Джорджиной стоял выбор: погонять на пляжном мотоцикле, потолкаться на электрокаре на автодроме или покататься на роликах по Променаду вдоль побережья. Ни один из вариантов не вдохновлял ее, вернее, все они ассоциировались для нее с ужасами преисподней, однако надо было выбирать. Она выбрала ролики. И не потому, что умела кататься. В последний раз, когда она вставала на них, она упала, да так сильно, что слезы брызнули из глаз.

Воспоминания о том катании на роликах были такими яркими, что Джорджина едва не выбрала электрокары, хотя и знала, что ее ждут резкие удары соседних машинок и неизбежная боль в шее. Но потом она увидела Променад. Это была широкая пешеходная зона, тянувшаяся вдоль побережья. С одной стороны ее ограничивал океан, от которого она была отделена каменной стенкой высотой в два-три фута. Скамейки, выступавшие из этой стенки, мгновенно привлекли внимание Джорджины и повлияли на ее выбор.

И вот теперь Джорджина подставляла лицо ветру и счастливо вздыхала. Вытянув руку вдоль спинки скамейки, она положила одну ногу на другую и покачивала ею в такт набегавшим волнам.

Ее вполне устраивало, сидя на этой скамейке, наблюдать, как Джон учит Лекси кататься на коньках. Дома Лекси прожужжала уши всем соседям, что у нее есть ролики с Барби, однако для того, чтобы научиться сохранять равновесие, требовалась практика, и Джорджина радовалась, что теперь есть человек, более подготовленный в спортивном плане, чем она, готовый помочь Лекси. Ее удивило, что вместо ощущения покинутости ею владело облегчение, как будто ее освободили от опасной и тяжелой обязанности.

Сначала у Лекси дрожали коленки, но потом Джон поставил ее перед собой, взял за руки и оттолкнулся. Оба поехали. Джорджина не слышала, что он говорил Лекси, но видела, как ее дочь кивает и отталкивается одновременно с Джоном.

Джорджина увидела, что они уехали довольно далеко, и стала разглядывать гуляющих по Променаду. Мимо прошла молодая пара, катившая перед собой двухместную детскую коляску, и Джорджина в который раз задалась вопросом, что это такое – иметь мужа, иметь нормальную семью. Хотя она отлично справлялась сама, ей очень хотелось понять, каково это, когда рядом есть человек, с которым можно делить все проблемы.

Она подумала о Чарлзе, и ее тут же охватили угрызения совести. Она рассказала ему об их с Лекси планах провести отпуск в Кэннон-Бич, но опустила одну деталь. Присутствие Джона. Вечером перед отъездом Чарлз позвонил ей и пожелал доброго пути. Еще и тогда не поздно было сказать ему о Джоне, но она не сказала. А ведь когда-нибудь придется сказать. Чарлзу это не понравится, и его можно понять.

В небе с криками пронеслась стая чаек и отвлекла Джорджину от мыслей о Чарлзе. Она переключила свое внимание на детей, стоявших у стенки Променада и бросавших хлеб в океан. Затем отыскала взглядом Джона и Лекси. Они возвращались, но Джон ехал к Джорджине спиной, поэтому она позволила себе, не таясь, полюбоваться его мускулистыми икрами. Неожиданно Джон сделал быстрое движение ногами и, развернувшись, оказался рядом с Лекси лицом к Джорджине. Джорджина посмотрела на свою дочь и рассмеялась. Брови девочки были сведены, и она, насупившись, внимательно слушала, что ей говорит Джон. Когда парочка проезжала мимо, Джон бросил быстрый взгляд на Джорджину. Он осуждающе нахмурился, и Джорджина была потрясена, когда увидела, как они с Лекси похожи. Она всегда считала, что дочь больше похожа на Джона, чем на нее, но сейчас, когда они так одинаково хмурились, сходство было просто поразительным.

– Мне казалось, ты собиралась поучиться, – сказал он.

– О, я уже поучилась, – солгала она.

– Тогда поехали с нами. – Джон поманил ее рукой.

– Мне нужно еще немного попрактиковаться. Езжайте без меня.

– Смотри, мама, как я здорово катаюсь, – вмешалась в разговор Лекси.

– Вижу, детка.

Они поехали дальше, а Джорджина опять стала наблюдать за людьми. Она надеялась, что скоро Джону и Лекси надоест кататься, и тогда можно будет отправиться за покупками в магазинчики, которых было великое множество по обе стороны центральной улицы.

Однако ее надежды рассыпались в прах, когда Лекси лихо и уверенно, как будто она каталась с рождения, пронеслась мимо ее скамейки.

– Не уезжай далеко! – крикнул ей вслед Джон и сел рядом с Джорджиной. – Она очень быстро схватывает для своего возраста, – сказал он и улыбнулся, похоже, очень довольный собой.

– Да, Лекси во многом обгоняет своих сверстников. Она и пошла уже за неделю до того, как ей исполнилось девять месяцев.

Джон посмотрел на свои ноги.

– Кажется, я тоже пошел в этом возрасте.

– Серьезно? Знаешь, я беспокоилась, что из-за этого у нее будут кривые ноги, но Лекси нельзя было удержать. Ничего не помогало, хоть связывай ее. К тому же Мей убеждала меня, что про кривые ноги – это просто дурацкие сказки.

Некоторое время они молчали, наблюдая за дочерью. Вдруг Лекси упала. Но она тут же встала и покатила дальше.

– Вот это да! Впервые вижу! – проговорила Джорджина, удивленная тем, что Лекси не спешит к ней с полными слез глазами.

– Что?

– Она не плачет и не требует пластырь.

– Она сказала, что сегодня будет взрослой девочкой.

– Гм…

Джорджина, прищурившись, наблюдала за дочерью. Возможно, Мей права, и Лекси действительно королева драмы? Может, она и в самом деле все преувеличивает?

Джон пихнул ее в бок локтем:

– Ты готова?

– К чему? – спросила Джорджина.

У нее возникло нехорошее ощущение, что ответ ей известен.

– Кататься.

Она повернулась, чтобы видеть лицо Джона.

– Джон, я буду честна с тобой. Я ненавижу ролики.

– Тогда почему ты их выбрала?

– Потому что здесь есть скамейки. Я подумала, что буду сидеть и смотреть по сторонам.

Он встал и протянул ей руку.

– Поехали.

Взгляд Джорджины медленно поднялся от его раскрытой ладони к лицу. Она покачала головой. В ответ Джон только хмыкнул.

– Я уже не ребенок. – Джорджина в деланном ужасе округлила глаза. – Делай со мной что хочешь, но кататься я не буду.

Джон засмеялся, и в уголках его глаз собрались морщинки.

– Пять минут! Всего пять минут – и ты будешь кататься, как настоящий профессионал.

– Нет уж, спасибо.

– Джорджи, ну ты же не можешь сидеть здесь.

– Почему?

– Потому что тебе станет скучно. – Пожав плечами, Джон добавил: – Да и Лекси будет волноваться.

– Не будет она волноваться.

– Обязательно будет. Она сказала мне, что не хочет, чтобы ты сидела тут в одиночестве.

Он лгал. Как и любой шестилетний ребенок, Лекси, по сути, была эгоистом и воспринимала свою мать как нечто само собой разумеющееся.

– А через пять минут ты укатишь прочь и мне придется цепляться за скамейки? – осведомилась она, надеясь, что такая перспектива вынудит Джона оставить ее в покое.

– Обещаю, что не дам тебе упасть.

Джорджина обреченно вздохнула и протянула ему руку.

– Я совсем не создана для спорта, – предупредила она, неохотно вставая.

– Зато у тебя есть другие таланты.

Джорджина собралась было выяснить, что Джон хотел этим сказать, но он решительно обхватил ее сильными руками за талию.

– Кроме хороших роликов, главное в этом процессе – держать равновесие. – Голос Джона прозвучал у самого ее уха.

Джорджина почувствовала щекой его дыхание, и это привело ее в смятение.

Не зная, что делать с руками, Джорджина прижала руки к бокам.

– Тебе нужно расслабиться, – сказал Джон, когда они медленно поехали по Променаду. – Ты похожа на языческого идола на колесах.

– Ничего не могу с собой поделать.

Джорджина то и дело спиной чувствовала прикосновение его груди. От напряжения, владевшего ею, она только сильнее прижала руки к бокам.

– Можешь. Во-первых, слегка согни колени и попытайся найти точку равновесия. Потом оттолкнись правой ногой.

– Разве пять минут еще не закончились?

– Нет.

– Я упаду.

– Я этого не допущу.

Джорджина бросила взгляд вдаль, увидела в отдалении Лекси и вновь опустила глаза на свои ноги.

– Ты уверен? – в последний раз уточнила она.

– Естественно. Ты забыла, что я этим зарабатываю на жизнь?

– Ладно. – Она осторожно согнула колени.

– Хорошо. А теперь легонько оттолкнись, – дал указание Джон.

Джорджина подчинилась, но, как только она оттолкнулась, ноги ее вдруг выехали вперед. Джон быстро обхватил ее рукой и не дал упасть. Когда Джорджина осознала, что он прижимает ее к себе, у нее перехватило дыхание. Интересно, подумала она, понимает ли Джон, за что он ее держит.

Естественно, Джон это понимал. Даже если бы он был слеп, он все равно почувствовал бы, что его ладонь лежит на пышной груди Джорджины. На мгновение он потерял над собой контроль. До настоящего момента ему с успехом удавалось управлять реакцией собственного тела на Джорджину. Но тут вдруг впервые с той минуты, как он увидел ее на террасе своего дома, его хваленое умение владеть собой дало трещину.

– Ты в порядке? – хрипло проговорил он и поспешил убрать руку с ее груди.

– Да.

Джон уверял себя, что приезд Джорджины не создаст ему проблем. Что он спокойно выдержит ее присутствие в течение пяти дней. Оказывается, он ошибался. И сейчас надо было оставить ее сидеть на скамейке.

– Я не хотел хватать тебя за… за… Все вышло случайно.

Он поставил Джорджину перед собой и покатил вперед.

Неожиданно ее попка прижалась к его паху, и Джона охватило желание. Оно пронеслось по нему, как огненный шар. Он наклонил голову к ее шее, но так, чтобы не дотрагиваться до нее. «Проклятие!» – мысленно выругался он, гадая, так же ли приятна ее кожа на вкус, как на вид. Прикрыв глаза, он позволил себе пофантазировать. И с наслаждением вдыхал ее запах.

– Вот теперь пять минут точно закончились.

Голос Джорджины вывел Джона из грез. К нему вернулось здравомыслие. Он переместил руки на ее талию и отодвинул Джорджину от себя на несколько дюймов. А потом напомнил себе, что не должен вступать в сексуальные отношения с ней. Жаль только, что тело не желало слушать его.

С той минуты, как Джорджина появилась в его доме, Джон убеждал себя, что ему не следует обращать внимание на ее длинные ноги и ложбинку на груди.

Однако после их вчерашнего разговора что-то изменилось. Прошлым вечером Джон заглянул за красивую оболочку и увидел боль, которую Джорджина пыталась скрыть смехом и улыбками. Она говорила ему и о сервировке стола, и о серебряных клеймах, и о дислексии, и о собственной неполноценности, ощущаемой ею в детстве. Она рассказывала все это с таким видом, будто для нее это было пустяком. Но это не было пустяком. Это было очень важно и для нее, и для него.

Прошлым вечером он заглянул за привлекательную внешность и разглядел за нею женщину, достойную уважения. Эта женщина была матерью его ребенка. А также героиней его диких фантазий и эротических грез.

– Я помогу тебе добраться до скамейки, – сказал Джон и покатил Джорджину к каменной стенке.

Чтобы отвлечься от опасных мыслей о Джорджине, Джон сосредоточил все внимание на дочери. Непрерывная болтовня Лекси помогала ему в этом, а ее вопросы отвлекали от мыслей о Джорджине, распластанной на его кровати.

Когда он заглядывал в глаза Лекси, то видел в них восторг и счастье, и радовался тому, что причастен к появлению на свет такого совершенного маленького существа. И ради того, чтобы быть рядом с ней, Джон согласен был мучиться от своего желания обладать ее матерью.

По дороге домой Джона отвлекал высокий голосок Лекси, оживленно распевавшей какую-то песенку. Потом он терпеливо смеялся над теми же глупыми детскими анекдотами, которые она рассказывала ему две недели назад. А когда они добрались до дома, был вознагражден тем, что принял участие в процедуре ее купания. Общение с Лекси избавило Джона от внутреннего смятения.

Захватив «Новости хоккея», он сел за обеденный стол. Его взгляд скользнул по колонке Майка Брофи, однако вчитываться в статью он не стал. Джорджина, босая, с распущенными волосами, стояла у кухонного стола и резала овощи. Джон переключился на другую статью, но понял, что в настоящий момент он не может сосредоточиться ни на чем, кроме дробного стука ножа Джорджины.

В конце концов Джон сдался и отложил журнал.

– Что ты делаешь? – спросил он у Джорджины.

– Хочу приготовить очень вкусный салат к шейкам лобстера.

– Не стоит.

– А чего бы ты хотел?

Джон устремил взгляд на ее губы. «Чего-нибудь покруче», – подумал он. Джорджина накрасила губы чем-то розовым и блестящим и обвела более темным контуром. Взгляд Джона скользнул вниз по ее шее, груди и затем остановился на ступнях. Он никогда не считал, что ступни могут быть сексуальными. Он вообще редко обращал на них внимание. Но сейчас на него почему-то подействовало тоненькое золотое колечко, надетое на средний палец ноги. Джорджина напомнила ему красавицу из гарема.

– Джон!

Он подошел к ней и заглянул в глаза. Красавица из гарема с зелеными глазами и чувственным ртом спрашивает его, чего он хочет. Да он готов все отдать за один поцелуй.

– Так чего ты хочешь?

«К черту все», – сказал себе Джон. Всего лишь один поцелуй. Он сможет остановиться. Он останавливался и раньше, к тому же за стеной, в ванне, плещется Лекси. Поэтому далеко он не зайдет.

Джон погладил Джорджину по щеке.

– Сейчас увидишь, чего я хочу, – сказал он. Когда он стал медленно, давая ей время отстраниться, наклоняться к ней, то увидел, как ее глаза изумленно расширились. Наконец его губы прикоснулись к ее губам. – Вот чего я хочу.

Рот Джорджины сам собой приоткрылся ему навстречу. Она судорожно выдохнула и прикрыла глаза. Ее губы оказались нежными и сладкими, а помада имела привкус вишни. Джон безумно захотел ее. Ему захотелось снова гореть в огне желания. Запустив пальцы Джорджине в волосы, он запрокинул ее голову и впился в ее губы жадным, безжалостным поцелуем. Он терзал ее рот, подпитывая общую страсть, ее и свою. Не отдавая себе отчета в собственных действиях, Джорджина положила руки ему на плечи, а потом обхватила его голову и втянула его язык в рот. Желание Джона вспыхнуло с новой силой. Ему захотелось большего, и он, резко дернув, распахнул ее блузку. Оторвавшись от влажных губ Джорджины, он посмотрел на ее грудь, прикрытую белым кружевом, на такую соблазнительную ложбинку. Джон знал, что находится в опасной близости от точки невозвращения. Чувствовал, что этот момент близок, но у него еще было поле для маневра.

Обхватив ладонями ее груди, Джон зарылся лицом в ложбинку и услышал, как Джорджина тихо ахнула. Ее кожа была теплой и пахла чем-то сладковатым. Прикрыв глаза, он с наслаждением втягивал в себя этот запах и думал о том, что ему хочется сделать с ней. О том, что он уже делал с ней. Он провел кончиком языка по ложбинке, дав себе слово остановиться, когда ему не станет хватать воздуха.

– Джон, нам надо остановиться, – задыхаясь, проговорила Джорджина, но не отстранилась, не убрала руки с его затылка.

Джон знал, что она права. Даже если бы за стеной не было их общего ребенка.

На мгновение он прижался губами к ее груди над кружевной отделкой бюстгальтера и отстранился, хотя все его тело требовало продолжения и настойчиво подталкивало его к тому, чтобы повалить ее на пол и вставить в нее свой набухший член. И он едва не поддался на эти требования, когда заглянул ей в глаза. Потому что увидел в них желание провести остаток вечера обнаженной.

– Чтоб мне провалиться, – прошептала Джорджина, поправляя блузку.

Ее тягучий южный акцент напомнил Джону о той девушке, которую он подсадил к себе в машину семь лет назад. А еще он вспомнил, как она лежала в ворохе сбитых простыней.

– Кажется, это не очень-то похоже на неприязнь, – усмехнулся он.

– Надо проведать Лекси, – проговорила Джорджина и буквально выбежала из кухни.

Джон посмотрел ей вслед. Его тело горело, а член был таким твердым, что им можно было бы заколачивать гвозди. Дикое желание отзывалось у него в паху мучительными судорогами и требовало утоления. У него было три варианта. Подстеречь Джорджину в каком-нибудь углу и сорвать с нее одежду. Облегчить страдания собственными силами. Или измотать себя в тренажерном зале. Джон выбрал третий вариант как наиболее полезный для здоровья.

После получаса утомительных занятий на беговой дорожке в голове у него прояснилось, а из памяти улетучился вкус кожи Джорджины и ощущение тяжести ее груди на ладони. Еще полчаса он крутил педали велотренажера и только после этого решил, что нагрузки достаточно.

Джону было тридцать пять, и он знал, что еще год-два, и ему придется покинуть профессиональный хоккей. Ему хотелось, чтобы эти два года стали лучшими в его карьере, но он понимал, что работать надо больше, чем когда-либо.

По меркам хоккея он уже был стар. Он стал ветераном, а это означает, что сейчас ему нужно играть лучше, чем в двадцать пять, или выслушивать заявления о том, что он слишком стар и слишком медлителен для современной игры. Спортивные журналисты и клубное руководство проявляли повышенный интерес к ветеранам. Они следили за Гретцки, и за Месье, и за Гуллем. Следили они и за Ковальским. Если он плохо высыпался и его удары были слишком мягкими или плохо нацеленными, спортивные комментаторы тут же принимались обсуждать вопрос, а достоин ли он такого значительного контракта.

Наверное, в чем-то они правы. Возможно, он действительно где-то запаздывал на пару секунд, но он компенсировал это запаздывание чисто физической силой. Много лет назад Джон понял, что, если хочешь выжить, нужно уметь адаптироваться и приспосабливаться. Он все еще продолжал применять в игре силу, но теперь он применял ее умнее, используя при этом свое мастерство.

Прошлый сезон он преодолел без серьезных травм. Сейчас, за несколько недель до отъезда в тренировочный лагерь, он находился в своей лучшей физической форме. Он был здоров, полон энергии и готовности резать коньками лед.

Он был готов к Кубку Стэнли.

Джон тренировал ноги, пока в мышцах не появилось жжение, затем двести пятьдесят раз покачал брюшной пресс и встал под душ. Надев джинсы и белую футболку, он поднялся наверх.

Выйдя на террасу, он обнаружил, что Джорджина и Лекси сидят в шезлонге и любуются приливом. Пока Джон разжигал гриль, ни он, ни Джорджина не сказали ни слова, предоставив Лекси заполнять напряженную тишину. Во время ужина Джорджина почти не смотрела в сторону Джона. После ужина она принялась поспешно убирать со стола, явно стараясь держаться от него подальше. Джон не мешал ей в этом.

– Джон, а у тебя есть какие-нибудь игры? – спросила Лекси, опершись подбородком на руки. – Например, «Сладкая страна» или что-нибудь такое?

– Нет.

– А карты?

– Карты, может, и есть. – Джон встал и отправился на поиски колоды, но так и не смог ее найти. – Вероятно, и карт у меня нет, – сообщил он разочарованной девочке.

– Э-эх. Тогда давай поиграем в Барби?

Джон дал бы обрить себя наголо, лишь бы не играть в Барби.

– Лекси, – сказала Джорджина, появляясь в дверях кухни и вытирая руки полотенцем. – Сомневаюсь, что Джону хочется играть в Барби.

– Ну пожалуйста, – взмолилась девочка. – Я отдам тебе лучшие наряды.

Он взглянул на ее личико, на котором выделялись огромные голубые глаза и румяные щечки, и вдруг услышал собственный голос:

– Ладно, но я буду Кеном.

Лекси спрыгнула со стула и побежала в свою комнату.

– Кена у меня нет, потому что у него отвалилась нога, – бросила она через плечо.

Джон посмотрел на Джорджину, которая все еще стояла в дверях и сочувственно смотрела на него. Сейчас она уже не пыталась избежать его общества.

– А ты будешь играть? – спросил Джон, прикинув, что, если Джорджина тоже сядет играть, он сможет через некоторое время тихонько сбежать.

Она негромко засмеялась и направилась к дивану.

– Ни за что. Ведь ты первым отберешь лучшие наряды.

– Можешь отбирать первой, – предложил он.

– Извини, дружище. – Джорджина взяла журнал и села. – Выкручивайся сам.

Лекси вернулась в комнату с целым ворохом игрушек, и у Джона возникло нехорошее предчувствие, что освободится он нескоро.

Джон впервые в жизни играл в куклы. У него никогда не было ни сестры, ни подружек его возраста. Если он и играл с куклами, то это были знаменитые герои боевиков и мультиков, своего рода солдатики. А вообще он все детство играл в хоккей. Сейчас, одевая Барби, он понял следующее. Во-первых, натянуть леггинсы на резиновые ноги – чертовски сложная задача. Во-вторых, если бы Барби была настоящей, у него бы никогда не возникло желания ни одеть, ни раздеть ее. Она была костлявой и твердой, а ноги у нее были прямые как палки. Понял он и еще кое-что.

– Эй, Джорджина?

– М-м?..

Джон поднял голову и посмотрел на нее.

– Только никому об этом не рассказывай, ладно?

Джорджина чуть-чуть опустила журнал и поверх него устремила на Джона взгляд своих зеленых глаз.

– О чем?

– Об этом, – пояснил он, указывая на кукольный салон красоты. – Вот это уж точно серьезно повредит моей репутации и даже может превратить мою жизнь в ад.

Заливистый смех Джорджины разнесся по комнате, и Джон рассмеялся в ответ. Он представил, как глупо выглядит, когда сидит на полу и натягивает на куклу леопардовые сапоги. Смех Джорджины оборвался. Она отложила журнал.

– Пойду в душ, – сообщила она и встала.

Джон посмотрел вслед Джорджине и снова вернулся к игре.

Лекси продержалась до десяти часов. Уставшая, она настояла на том, чтобы Джон отнес ее в кровать. Согласившись играть в «Большой салон красоты для Барби», он заработал немало очков в глазах дочери.

В какой-нибудь другой ситуации Джорджина, вероятно, обиделась бы на отступничество Лекси, но сегодня ее голова была занята другими проблемами. Причем серьезными. После того поцелуя в кухне Джон заметно вырос в ее глазах. А потом, как будто этого оказалось мало, он уселся на пол и стал играть в куклы со своей шестилетней дочерью. Сначала это выглядело забавным. Но потом вдруг все перестало казаться забавным. Джон стал выглядеть абсолютно естественно, и не было ничего странного в том, что он сидит на полу и надевает на Барби леггинсы. Он был отцом, а она была матерью. Они вдруг стали похожи на семью. Только на самом деле они не были семьей. И когда они с Джоном переглянулись и рассмеялись, Джорджина ощутила болезненный укол в сердце.

И все это очень грустно, подумала Джорджина, выходя на террасу. Океана видно не было, зато шум волн был слышен отлично. Сильно похолодало, и она порадовалась, что надела свитер и джинсовую юбку. Ноги у нее замерзли, так как она была босой. Обхватив себя руками, Джорджина подняла глаза к ночному небу. Она плохо разбиралась в астрономии, но на звезды смотреть любила.

Джорджина услышала, как позади нее открылась и закрылась дверь, и почувствовала, как ей на плечи лег плед.

– Спасибо, – поблагодарила она и запахнула плед поплотнее.

– Не за что. Знаешь, по-моему, Лекси заснула еще до того, как я уложил ее в кровать. – Джон остановился рядом с ней у перил.

– Она всегда быстро засыпала. Для меня это было спасением. Я люблю Лекси, но больше всего я люблю ее спящей. – Джорджина покачала головой: – Звучит ужасно.

Джон тихо хмыкнул.

– Нет, ничего ужасного. Теперь я знаю, что она может вымотать человека до предела, и буду по-другому относиться к родителям – с уважением.

Джорджина покосилась на его профиль – Джон смотрел на океан.

– А каким ты был в детстве? – неожиданно спросила она.

– Я был во всем слишком. Думаю, я укоротил жизнь деда лет на десять, если не на больше.

Джорджина повернулась к нему:

– Об Эрни и своей матери ты говоришь. А где твой отец?

Джон пожал плечами:

– Я его не помню. Он погиб в автомобильной аварии, когда мне было пять. Мама работала на двух работах, поэтому меня воспитывали главным образом дед и бабушка. Бабушка Дороти умерла, когда мне было двадцать три.

– Получается, что у нас с тобой много общего. Нас обоих воспитывали бабушки.

Джон посмотрел на нее, и свет из дома упал на его профиль.

– А твоя мать?

Несколько лет назад Джорджина наврала ему про свое прошлое, выдумала его. Джон наверняка уже забыл, что она рассказывала. Но сейчас Джорджина была довольна тем, какой она стала, и теперь надобность во лжи отпала.

– Я не нужна своей матери.

– Не нужна? – нахмурился Джон. – Почему?

Джорджина пожала плечами и устремила взгляд в ночь, на темнеющий во мраке слабо различимый силуэт скалы Хейстэк.

– Она не была замужем, и, видимо… – Помолчав, она проговорила: – Дело в том, что я даже не знаю почему. В прошлом году я случайно узнала от своей тетки, что мать хотела сделать аборт, но бабушка удержала ее. Когда я родилась, из роддома меня забрала бабушка. Сомневаюсь, что мать хоть раз взглянула на меня, прежде чем уехать из города.

– Неужели это правда? – В голосе Джона звучало недоверие.

– Да. – Джорджина подобрала свисающие концы пледа. – Я всегда верила, что она вернется, и старалась хорошо вести себя, чтобы ей захотелось взять меня к себе. Но она так и не вернулась. Даже ни разу не позвонила. – Джорджина снова пожала плечами и потерла замерзшие руки. – Бабушка изо всех сил старалась заменить мне ее. Кларисса Джун любила меня и заботилась обо мне. То есть должным образом готовила меня к тому, что я стану чьей-то женой. Она хотела, чтобы я вышла замуж, пока она жива, поэтому незадолго до смерти принялась усердно подыскивать мне мужа. Дошло до того, что я даже отказывалась ходить с ней по магазинам за продуктами. – Джорджина улыбнулась своим воспоминаниям. – Она буквально пыталась всучить меня всем и каждому, от кассиров до менеджеров. – Джорджина ожидала, что Джон рассмеется, но он даже не улыбнулся.

– А твой отец?

– Я не знаю, кто мой отец.

– И никто никогда тебе не рассказывал о нем?

– Никто, кроме матери, не знал, кто он такой, а она не хотела говорить. Когда я была маленькой, я иногда думала… – Она замолчала и смущенно покачала головой. – Ну, это глупости, – сказала она, пряча нос в плед.

– Что ты думала? – спросил Джон.

Джорджина внимательно посмотрела на него и решилась, тронутая нежностью, прозвучавшей в его голосе.

– Мне казалось, что если бы он знал обо мне, то обязательно полюбил бы меня, потому что я всегда старалась быть хорошей девочкой.

– Это не глупости. Уверен, что, если бы отец знал о твоем существовании, он действительно любил бы тебя.

– Вряд ли. – Она по собственному опыту знала, что мужчины, о чьей любви она мечтала, так и не смогли полюбить ее. И Джон – живой пример тому. – Думаю, я была бы ему безразлична, но все равно спасибо за добрые слова.

– Нет, это не добрые слова. Я уверен, что было бы именно так.

Джорджина считала, что Джон ошибается, но теперь это не имело значения. Она уже давно перестала мечтать.

Ветер трепал им волосы. Они молчали и смотрели, как на берег набегают серебристо-черные волны. А потом Джон заговорил, но так тихо, что его голос был едва слышен в шуме ветра:

– Ты здорово расстроила меня. – Он сунул руки в карманы джинсов и повернулся к Джорджине. – И знаешь, нам надо обсудить то, что сегодня произошло в кухне.

Джорджину тронуло его сочувствие, а вот обсуждать их поцелуй ей не хотелось. Она не знала, почему он поцеловал ее, почему она ответила на его поцелуй и почему у нее не было сил сказать «нет». У нее замерзли ноги, и сейчас ей хотелось поскорее лечь в кровать и разобраться в своих ощущениях.

– Совершенно ясно, что меня тянет к тебе.

Услышав эти слова, Джорджина решила немного задержаться и выслушать Джона.

– Помнишь, я говорил, что у меня на тебя иммунитет? В общем, я лгал. Ты красивая и нежная, и если бы между нами сложились другие отношения, я бы отдал легкое за то, чтобы заняться с тобой любовью. Но отношения у нас сложные, поэтому, если ты заметишь, что я смотрю на тебя так, будто вот-вот наброшусь, знай: тебе ничего не грозит. Мне тридцать пять, и я умею владеть собой.

Никто никогда не предлагал Джорджине пожертвовать жизненно важным органом за то, чтобы быть с ней.

– Обещаю, что я больше не поцелую тебя, не прикоснусь к тебе и не буду к тебе приставать. Думаю, мы оба понимаем, что секс между нами был бы ошибкой.

Хотя Джорджина и была согласна с ним, ее все же немного разочаровало умение Джона владеть собой.

– Ты, конечно, прав.

– Это разрушило бы все, о чем мы с таким трудом договорились.

– Верно.

Джон повернулся к ней:

– И тогда через какое-то время меня перестанет тянуть к тебе. – Его взгляд стал пристальным.

– Ты так думаешь?

Между его бровей залегла складка, и он покачал головой:

– Нет. Какой же я идиот. – Джон вынул руки из карманов и, взяв лицо Джорджины в ладони, погладил ее по щекам, а потом прижался лбом к ее лбу. – Я страшный эгоист, и я хочу тебя, – хрипло проговорил он. – Я хочу целовать тебя, прикасаться к тебе и… – Он замолчал, и Джорджина увидела задорные искорки в его глазах. – … и приставать к тебе. И хотя мне уже тридцать пять, я не в состоянии контролировать себя, когда ты рядом. Желание просто сводит меня с ума, я постоянно думаю о том, чтобы завалить тебя в постель. Ты понимаешь это?

Джон обнял ее с такой силой, что она едва не задохнулась. Это объятие истощило запас ее благоразумия. Джорджина не нашла в себе сил ответить и лишь помотала головой.

– Вчера ночью ты мне приснилась в ужасно неприличном сне. Я творил нечто дикое. Я делал такое, о чем нельзя говорить, и я не буду, потому что, если я расскажу тебе, у меня возникнут проблемы.

«Я снилась ему?» Джорджина тщетно пыталась придумать какой-нибудь умный и дерзкий ответ. Здравомыслие покинуло ее именно в то мгновение, когда Джон заговорил о приставаниях.

– Поэтому я жду твоей помощи. Я рассчитываю, что ты скажешь «нет». – Он потерся губами о ее губы. – Скажи мне «нет», и я оставлю тебя в покое.

Он был слишком близко, он был слишком красив, и она слишком хотела его, чтобы проявлять благоразумие. Ей хотелось раствориться в нем, и вероятность отрицательного ответа она даже не рассматривала. Ее руки выпустили плед, и тот, соскользнув с ее плеч, упал на пол.

Джорджина схватила Джона за полы куртки и притянула к себе. Кончиком языка она провела по его губам и приоткрыла его рот. Предыдущий поцелуй был стремительным, он достиг накала за секунды. Сейчас они пользовались тем, что впереди у них вся ночь и спешить некуда.

Когда-то Джорджина хорошо знала, как доставить удовольствие мужчине. Это умение, превращенное ею в искусство, таилось где-то внутри ее. Однако она не знала, сохранилось ли оно, получится ли у нее снова дразнить мужчину и сводить его с ума. Она сунула руки Джону под куртку и провела ладонями по его животу. От ее прикосновения его мышцы напряглись, и он сильнее впился в ее губы. Ее язык дразнил его язык, она чувствовала его учащенное дыхание, слышала, как громко стучит его сердце.

Джон прижал ее бедра к себе, и Джорджина сразу ощутила, как набух его член. В ней мгновенно вспыхнула страсть, подпитанная удовлетворенным женским тщеславием. Она слегка потерлась о него, и он вжался в нее еще сильнее, а потом вдруг отстранился.

– Семь лет назад ты была потрясающа, – проговорил он. – У меня такое ощущение, что с тех пор ты стала еще лучше.

Джорджина хотела сказать ему о своих сомнениях. Ведь у нее не было практики, и она опасалась, что не сумеет ответить на его страсть должным образом. Неожиданно она ощутила холод, который пробрался ей под свитер. От этого холода ее не спасал огонь, распаленный в ней чувственными губами Джона и его бесстыдными словами. Она поежилась.

– Пойдем, – позвал он и взял ее за руку. Прижав к себе, он повел ее в дом. Остановившись, чтобы закрыть за собой дверь, он нежно поцеловал, ее и снял куртку. – Тебе все еще холодно? – спросил он, бросая куртку на диван.

Джорджина была вся в мурашках, но не от холода.

– Я в порядке, – ответила она и потерла ладонями плечи.

– Разжечь огонь?

Джорджине не хотелось так долго ждать, когда у нее появится возможность насладиться его телом, однако она не хотела показаться изголодавшейся по сексу.

– Если тебя не затруднит.

Джон усмехнулся:

– Как-нибудь справлюсь.

Он подошел к камину, обложенному белыми и голубыми изразцами, и щелкнул тумблером. Из газовой горелки вырвалось пламя и заплясало на искусственных поленьях.

Джорджина улыбнулась.

– Это мошенничество!

– Ничего подобного! Если бы я был скаутом, тогда да, это можно было бы назвать мошенничеством, а скаутом я никогда не был.

– Нетрудно догадаться.

Джорджина повернулась к панорамному окну, но увидела там только свое отражение. Вдруг она в панике стала вспоминать, какое на ней белье.

– О чем? – спросил Джон, подойдя к ней сзади. – Что я не был скаутом? – Он обнял ее и привлек к своей груди. – Или что у меня ненастоящий огонь?

Джорджина смотрела на их отражение в окне. Она вглядывалась в красивое лицо Джона, и мысли о белье уже не волновали ее. Поддавшись порыву, она попкой прижалась к его паху.

– Как, твой огонь ненастоящий?

Джон судорожно выдохнул, напряженно хмыкнул и хрипло произнес:

– Если будешь хорошо себя вести, я тебе покажу.

Он снял с нее свитер и отшвырнул его в сторону. Джорджине захотелось прикрыть грудь руками, но она пересилила себя. Оставшись в джинсовой юбке и голубом атласном бюстгальтере, она спокойно стояла и ждала продолжения. Джон обнял ее сзади, провел руками по животу и взял в ладони ее большие груди.

– Ты прекрасна, – сказал он, поглаживая большими пальцами то место, где под атласом топорщились соски. – Так прекрасна, что дух захватывает.

Джорджина знала, что он имеет в виду. Глядя на его руки, ласкающие ее грудь, она сама чувствовала себя так, будто из легких выкачали весь воздух. Словно завороженная, она наблюдала за тем, как Джон расстегивает крючки и медленно спускает бретельки с плеч. Голубой бюстгальтер упал на пол. Джорджина смутилась и попыталась уткнуться ему лицом в грудь, но Джон не дал ей спрятать лицо.

– Нас могут увидеть, – проговорила она.

– Там никого нет. – Он неторопливо водил пальцами по ее груди.

Джорджина задышала учащенно.

– А вдруг появится?

– Мы значительно выше пляжа.

Джон сжал ее соски большим и указательным пальцами и потянул вверх, и все остальное перестало волновать Джорджину. Ей было бы все равно, даже если бы на террасе вдруг появилась целая толпа народу. Выгнувшись и подняв руки, она обхватила Джона за шею и притянула к себе его лицо. Жадно приникла к его губам и всунула язык ему в рот. Он застонал и стал яростно терзать ее грудь, стискивал ее, тянул за соски вверх и в стороны. Затем он расстегнул юбку и спустил ее вниз. Вслед за юбкой к ногам Джорджины упали и атласные голубые трусики. Переступив через одежду, она ногой отбросила ее в сторону. Теперь она была полностью обнажена и ягодицами прижималась к шершавым джинсам Джона. То, что он был одет, еще сильнее возбуждало Джорджину. Двигая бедрами, он прижимался к ней набухшим членом и одновременно покрывал поцелуями ее шею, покусывал плечи, пощипывал губами кожу.

Джорджина смотрела в темное окно и видела, как его большие руки скользят по ее телу. Он ласкал ее груди, живот, бедра. Просунув колено между ее коленей, он заставил ее раздвинуть ноги, и рукой стал неторопливо ласкать ее. Она тут же стала влажной, и ее пронзила сладостная боль. Внутри ее огненной лавой растекалось желание. Она смотрела на свое отражение и не узнавала женщину, которую видела там. Эта женщина в отражении выглядела опьяненной. Джорджина услышала, как из ее горла вырвался стон, и испугалась, что сейчас кончит, если не остановит Джона. А она хотела испытать экстаз одновременно с ним.

Позволив себе еще несколько мгновений понаслаждаться его ласками, она повернулась к нему и обняла за шею. Жадно целуя его, она стала согнутой коленкой тереться о его пах. Джон застонал и, стиснув Джорджину, приподнял ее. Она нежно провела губами по его шее, а потом, изогнувшись, соскользнула на пол и вытащила из его джинсов футболку.

Джон закинул одну руку за голову и, подтянув майку к шее, сорвал ее с себя. Джорджина перевела взгляд с его лица на широкую мускулистую грудь, поросшую курчавыми волосками, которые над животом собирались в узкий мыс, исчезавший под ремнем джинсов. Обнаженной грудью она прижалась к нему так, чтобы этот мыс оказался у нее в ложбинке.

– Взгляни на себя, – негромко проговорил Джон. – Ты – лучший подарок в моей жизни. Ты как рождественский подарок, завернутый в красивую бумагу.

Повозившись с молнией его джинсов, Джорджина наконец расстегнула ее.

– Ты был послушным мальчиком? – спросила она, засовывая руки ему в брюки.

– Боже, да, – судорожно выдохнул Джон. Она приспустила джинсы вместе с его трусами.

– В таком случае, – продолжала она, обхватывая его тугой член, – в кого ты хочешь поиграть? В гадкого мальчишку или в хорошего?

Шумно дыша, Джон снял кроссовки.

– Я не знаю, как играть в хорошего. Слишком много лет я играл так, что меня удаляли с поля, поэтому мне поздно меняться.

– Значит, играем в гадкого?

Джорджина решительно спустила джинсы и трусы Джона и провела ладонями по его бедрам. От ее прикосновения его мышцы напряглись, и она пришла в восторг оттого, что ее ласки так действуют на него.

– О-о, – простонал Джон.

Он переступил через одежду, достал из заднего кармана джинсов свой бумажник, бросил его на столик возле дивана и выпрямился. Теперь перед Джорджиной стоял обнаженный атлет с совершенным телом. Годы тренировок проявлялись в рельефе мышц. Он выглядел мощным и сильным.

Джорджина приблизилась к нему, и ей в живот уперся его горячий член. Она обхватила его пальцами и подняла глаза к лицу Джона. Его взгляд был затуманен страстью, и она поняла, что не забыла, как доставлять удовольствие мужчине. И как доставить удовольствие именно этому мужчине. Семь лет назад он сам научил ее, как сводить его с ума, и она хорошо усвоила тот урок. Подавшись вперед, Джорджина кончиком языка прикоснулась к его мягкому соску, а потом сжала его губами, и он тут же набух и стал твердым.

Джон запустил пальцы ей в волосы и прижал ее голову к своей груди.

– Как же мне хорошо! Я сейчас умру!

Прижимаясь к нему грудью, Джорджина приподнялась на цыпочки.

– Тогда моли Господа, чтобы он смилостивился над твоей душой, – прошептала она и взяла в рот мочку его уха.

Легонько куснув Джона в шею и в плечо, она стала целовать его, спускаясь вниз вдоль мыса волос к низу живота.

Встав перед ним на колени, она стала целовать и гладить его член.

– Тайм-аут, – вдруг проговорил Джон и, подхватив ее под мышки, поднял на ноги.

– Никаких тайм-аутов, – решительно заявила Джорджина. Она уперлась ладонями ему в грудь и толкнула. Джон попятился, и она стала наступать на него. – Это не хоккейный матч – Она толкала его до тех пор, пока он не уперся икрами в диван. – А я не твой товарищ по команде. – Джон вынужден был сесть, и она встала между его раздвинутых ног.

– Джорджи, дорогая, я бы никогда не принял тебя за парня.

Он одной рукой обхватил ее за ягодицы и, притянув к себе, горячими губами сжал ее сосок. Другую руку он сунул ей между ног и стал пальцами ласкать ее. Джорджина ощущала, как по ее венам растекается огонь. Она с Джоном, с человеком, который способен заставить ее чувствовать себя красивой и желанной. С мужчиной, который когда-то вырвал у нее сердце и вернул его девять месяцев спустя.

Джорджина отдавалась наслаждению, пока Джон ласкал ее губами и пальцами. Когда она поняла, что хватит, что она уже близка к концу, Джорджина отступила.

Не говоря ни слова, Джон взял со стола бумажник и достал оттуда презерватив в блестящей упаковке. Он зубами разорвал пакетик и собрался вытащить оттуда презерватив, но Джорджина опередила его.

– Мужчина не должен делать женскую работу, – сказала она и принялась натягивать тонкий латекс на его огромный и горячий член, который пульсировал под ее пальцами и словно рвался вперед.

Затем она встала коленями на диван над Джоном, заглянула в его голубые глаза и стала медленно опускаться.

Член Джона был таким огромным и твердым, что сразу же заполнил ее всю. Джорджина несколько мгновений сидела не двигаясь, как бы давая члену время приспособиться к ее лону. Она даже сквозь презерватив ощущала, как он горяч. Опершись Джону на плечи, она поцеловала его в губы и задвигалась. Ее движения были неловкими – то ли из-за неопытности, то ли потому, что колени утопали в мягких подушках дивана.

– Расслабься, – посоветовал ей Джон и подхватил ее под ягодицы. – Не торопись.

Джорджина со стоном впилась ему в губы. Она уже не могла расслабиться, она зашла слишком далеко, чтобы не торопиться.

Одной рукой поддерживая ее под попку, а другой – за спину, Джон повернул ее и уложил на диван. Оставаясь в ней, он устроился сверху, вытянув одну ногу и упираясь ею в пол.

– Женщина не должна делать мужскую работу, – сказал он и неожиданно вышел из нее.

Долгий стон Джорджины звучал до тех пор, пока он рывком не ворвался в нее. Она приникла к нему, а он стал двигаться все быстрее и быстрее, постепенно подводя ее к заветной грани. Она что-то шептала, подгоняя его. Возможно, потом ей станет стыдно, но сейчас она не могла контролировать себя.

– Вот так, родная, – шептал Джон, с каждым рывком входя в нее все глубже. – Говори, рассказывай все, что хочешь.

И Джорджина рассказывала обо всем. А он говорил ей, как она красива и как ему хорошо с ней. И каждое слово Джона, каждое его движение разжигали в ней пламя жизни. Она кончила, выкрикивая его имя, мышцы ее лона с силой сжали его член, сладостная судорога сотрясла ее тело.

Закрыв глаза, Джон дал себе волю. Он ответил на ее крик восторженным стоном. Он вошел в нее в последний раз и кончил, чертыхаясь, как самый настоящий хоккеист.