— Блядь…
Не открывая глаз, решил размяться и понял, что это хреновая идея. Такая же хреновая, как сон на кресле-кровати. Какой идиот решил, что на нём может быть удобно? Если сверху до поясницы всё было относительно сносно и ровно, то всё, что было нижу поясницы, словно провалилось в мягкую яму, из-за чего складывалось впечатление, что мои позвонки стекли в трусы.
Надо было, всё-таки, Пшёнку согнать со своей кровати. Наверняка ее задница чувствует себя шикарно.
Разлепил глаза, встретился с потолком своей комнаты и перевел взгляд в сторону своей кровати.
— Ебать… — выдохнул я хрипло и тихо прочистил горло, чтобы не спугнуть торчащий из-под одеяла зад в красных кружевных трусах.
Какого хрена они красные? Я был уверен, что она до сих пор в белых.
Светлые волосы Пшёнки разметались по подушке. Повернувшись ко мне спиной, она вынула одну ногу из-под одеяла, из-за чего мне и открылся шикарный вид на ее зад.
Самый благодарный зритель в первом ряду аплодировал стоя.
— Ну, заебись, — шумно вздохнув, я поправил стояк в трусах и сел в постели. Опустил ступни на пол, уперся локтями в колени и растер лицо, смахивая остатки сна. Бездумно уставился в самую яркую точку, что была передо мной — красные трусы Пшёнки. Залипал так минут пять, пока до сознания не донеслись голоса с первого этажа, где уже Маруся, наверное, готовила завтрак, а батя упирался ей носом в макушку, делая вид, что помогает.
Подавшись чуть вперед, аккуратно натянул одеяло на Пшёнкин зад. Встал с кресла и поплелся к шкафу за домашними штанами. Достал первые попавшиеся, повернулся с ними к кровати и пришёл к выводу, что сначала мне нужен душ, да похолоднее. Пшёнкина задница снова дразнила меня красным кружевом. Закинул штаны на дверцу шкафу и взял полотенце. Перед выходом, всё-таки, подошёл к Пшёнке и снова накрыл ее одеялом, в этот раз подоткнув ткань ей под задницу.
— М! — протестующе буркнула Пшёнка и, дёрнув ногой, скинула с себя одеяло на хер. Перекатилась на живот, замяла руки под подушку и вызвала еще больший стояк, когда моя футболка на ней задралась почти до лопаток, а аппетитная попка призывно и дразняще оттопырилась.
От желания шлёпнуть по упругим округлостям, чтобы звон отлетел от стен, зачесалась ладонь. Но начинать день со срача с Пшёнкой не хотелось. И без того, каждый раз, когда она смотрит на меня, я вижу в ее голубых глазах план моего убийства.
— Душ, — словно сам себе отвесил поджопник и пошёл в заданном направлении.
Прохладная вода отлично освежила и уронила всё, что и не должно было подниматься, в принципе. По крайней мере, не на Пшёнку, которая умудрилась собрать в себе все те качества, что меня отталкивали от других девчонок. Она блондинка — я предпочитаю брюнеток; она младше — я всегда выбирал старше, и у меня не было ни одной девушки, которая была бы младше меня; она болтает без умолку и перечит всему, что я говорю — я предпочитаю, когда меня слушают и подчиняются; она проснётся в моей постели — из моей постели уходили, не засыпая; она с лёгкостью дерётся в подворотне наравне с пацанами — я с неё в ахуе.
Едва выйдя из душа, наткнулся на слегка растерянную Марусю.
— Доброе утро, Тём. Девочки не у вас, случайно? — спросила она. — Я пришла их будить, а в комнате никого.
— Не знаю, — пожал я плечами, тоже насторожившись. Вместе с Марусей вошёл в свою комнату и с улыбкой выдохнул, увидев, как Соня и Варя облепили с двух сторон Пшёнку и вместе с ней забрались под одеяло, где старательно делали вид, что спят, пока их новая игрушка сонно целовала им щёки.
— Они её теперь не отпустят, — усмехнулась Маруся и пошла к выходу из комнаты. — Завтрак почти готов, спускайтесь.