'Начало или конец?'
Утро началось с тренировки, но я не роптала. Было тяжело вставать в такую рань, но то, ради чего я вставала, давало силы на новый день. Сегодня магистр Смерч был каким-то другим, смотрел на нас более задумчиво, и тренировка происходила более жестко. Сегодня я чуть не упала с метлы. Просто от количества фигур и невозможных переходов, у меня банально закружилась голова, и в какой-то момент я перепутала небо с землей, но вовремя спохватилась и все-таки смогла удержаться на метле. Правда, за это я выслушала много чего интересного про свои умения, но это пустое.
После очередного задания Шон, оказавшись ко мне ближе всего, страдальчески проговорил:
— Это программа обучения налетчиков со смесью стилей всевозможных великих летунов, я, конечно, мог о таком только мечтать. А сейчас понимаю, мечтать надо было более приземисто, сдохну, как есть, прямо в небе на очередной петле.
Парням нелегко приходилось. Я хоть на метле, а они крыльями машут, мне Норд признался, что он плеч и спины не чувствует, а на утро адская боль и тянет, но у нас опять тренировка, так что не пострадаешь.
А магистр на все наши стоны и страдания только добавлял упражнения, ни слова не говоря, поэтому мы сами выработали закономерность не ныть в небе, а то плюс круг, не жаловаться, иначе плюс упражнения, и ни в коем разе не сбиваться, иначе комплекс сначала.
Кажется, магистр наши ухищрения заметил и только хитро улыбался. Ведь ныть-то хочется, поэтому отлетаешь подальше, спиной к магистру, и ноешь, а потом поворачиваешься, весь такой серьезный, брутальный и уверенный в победе. Мужики такие морды легко делают, у меня с брутальностью немного не кондиция, я, когда первый раз сделалась брутальной, они чуть не попадали, а Смерч тот вообще криком подавился.
Вот так и живем. Но во всем есть и плюсы, я побила свой персональный рекорд по скорости полета. Когда это получилось первый раз, я даже танец свой особый исполнила, забыла, что не одна. Метла зависает, и я, стоя на ней ногами, пританцовываю в небе. Ощущение головокружительное, руками помахала, попой покрутила, а надо было сдержанно радоваться.
Так вот, танцую я такая, метла тоже рада, помогает мне, а тут смех, как гром, а следом реплика:
— Ветрова, а это, вообще, что сейчас происходит?
Я стушевалась, на метлу уселась и честно призналась:
— Радость!
— Итак, салаги, видели, как наша ласточка радость демонстрирует, всем движения выучить, будем синхронно выражать, после каждого комплекса.
На меня посмотрели со смесью ужаса и ощущением дикой подставы, потом пришло понимание, прикопают. Собиралась просить прощения и пощады, но магистр вмешался:
— Я все не мог понять, как вас научить делать синхронно, считал, что поможет практика. Но она не помогает, вы каждый на своей волне, а Ева показала, что волну можно сделать одну, и это будет песня. Песня, которую вы будете петь у себя в голове, и под ее ритм выполнять фигуры.
Молчание было ему ответом, а потом до ребят стало доходить. Ведь это замечательное решение, то, что у них ни одна фигура не получилось идеально синхронно, знали все, и психовали по этому поводу тоже все, а вдруг этот способ поможет.
— Вижу, прониклись и оценили, так что поехали — он взмахнул рукой, и по полигону потекла веселая залихватская мелодия, а нам предстояло выполнить несколько упражнения под ритм.
Сразу у нас не получалось, магистр не раз нас окрикивал, чтобы слушали музыку, не спешили, не тормозили, потом заставил Норда вести, как на балу, и о счастье, начало выходить. Не зря два дня на балах прохлаждались — это нам тоже магистр сообщил, когда через час у нас все-таки получилось.
— Теперь на каждой тренировке музыка будет разная, чтобы вы могли подстраиваться под ритм. Такими темпами наберем несколько мелодий, которые всегда будут у вас в голове, и это будет ваше тайное оружие. Ну, наконец, сегодня, я доволен. Можете быть свободны, но не забудьте, вечером тренировка, быть всем. Ева задержись.
Мне тоже хотелось сбежать, попить и лечь, но магистр просил, а значит надо выполнять.
— Я так понимаю твое проявление радости, это не единичный случай? — я только кивнула. — Когда-то давно, я встречал ведьму, которая могла летать стоя, ей не было равных в небе, — он говорил так, что стало понятно, ведьма была особенной для магистра, — тебе не страшно так стоять?
Я призадумалась, отвечать с пафосом, что я не испытываю страха глупо, поэтому я медленно подбирая слова ответила:
— Я не могу сказать, что совсем не испытываю страх, это было бы ложью, но я и не испытываю ужаса, который сковывает и не дает возможности расслабиться. Я получаю удовольствие в небе, я летаю потому, что этого хочет все внутри меня. И наверно, восторг от полета вытесняет мысли о том, что могу сорваться, упасть и погибнуть. Не знаю, как бы я поступила, если бы действительно сорвалась, может, быть больше бы не села на метлу, а может, сразу бы запрыгнула, и полетела еще быстрее, чтобы вычеркнуть из головы неудачу.
Ответ получился развернутым и немного сумбурным, но просто вопрос заставил меня задуматься. Я действительно летать начала очень рано, а дети, как известно, бесстрашны. А повзрослев, я все по привычке не боюсь. Полет — это то, что я люблю. Мне нравится, когда ветер в лицо, и ощущение, что в небе только ты. Свобода!
Магистр очень по-доброму улыбнулся.
— Да, ты действительно на нее похожа. И я уверен, где бы она ни была, она гордиться таким потомком. Не удивляйся, ты действительно ее родственница, хоть и дальняя. Вас разделяет куча поколений, но, видимо, ее страсть и любовь к полетам возродилась в тебе.
— А кто она? Вы ее знали близко? А как догадались, что я ее родственница?
— Так много вопросов! Знал очень близко. Я любил ее, но историю нашей, пожалуй, несчастной любви оставим на потом. Как я тебя узнал? Я долго присматривался, внешне ты на нее не похожа, а вот в небе… Стоило чуть прищурить глаза, чтобы не видеть твой цвет волос, как мне казалось, что летит моя Нинель, — он не смотрел на меня, он как будто всматривался в небо, в надежде увидеть ее там.
— Техника, стиль, сумасбродство. А сегодня, когда ты встала на ноги, я подумал, поседею, именно так она меня и дразнила. А кроме этого, я вот вчера не зря во дворце побывал. У меня там друг старинный по моей просьбе открыл книгу родов, и там я смог проследить и удостовериться, что ты ее наследница.
Я стояла ошарашенная. Нет, в каждой семье можно проследить линию наследования, ведь для нас это важно. Очень часто можно заранее понять, какой силой будет обладать потомок. Но только после войны многие рода начали свое существование заново. Потому что предыдущие были прерваны. Так вот, я смотрела, у нас нигде не значится никакая Нинель, а значит, можно предположить, что ее не стало во время войны.
— У тебя очень живая мимика. По твоему лицу можно быстро понять, о чем ты думаешь. Нинель погибла в той войне, погибла, защищая только рожденную дочь — Ириду.
А вот тут пришло понимание, именно Ирида, является наша основательница рода. Надо срочно рассказать об этом бабушке, пусть исправит в нашей книге.
— Я хочу тебя научить летать, так как летала Нинель. Если кто и способен вытворять все это в небе, то, пожалуй, только ты со своей метлой. — Метла, прижимающаяся все это время ко мне, чуть подалась вперед, ох и любит она быть в центре внимания.
Но меня сейчас интересовало не это:
— Кто отец Ириды? — мне кажется, я знала ответ на этот вопрос, но все же.
Магистр отвел глаза, не смотрел на меня, и молчал. Молчал, мне показалось так долго, а потом глухо ответил:
— Рождена она была от меня, но назвать себя ее отцом я не могу. Когда я вернулся с войны, моя девочка была уже взрослой, у нее уже была своя семья, и она не простила меня, что я ее бросил, что не смог защитить мать. Меня не было тогда в ее жизни, а после она не дала мне там и появиться. — Говорить ему было тяжело, слова как будто резали горло изнутри, но он продолжил.
— Я пообещал ей, что сам не буду искать встречи с ней и ее детьми, но время шло, мой дар, он же проклятье — бессмертие, был со мной. Я видел ее смерть, она ушла сама, когда поняла, что пора. Я еще следил за ее дочкой, моей внучкой. Потом, знаю, это трусость, но мне было так больно смотреть, как умирают те, которые должны были пережить нас с Нинель. — Да он долго держал это в себе.
— Мы ведь когда-то мечтали, что состаримся вместе, будем играть с внуками и правнуками. А теперь ее нет, и передо мной наше наследие, и я даже не могу вспомнить, какое ты по счету поколение. — Улыбка вышла такая жалкая, и явно с издевкой над собой, это жутко — пережить всех, кого любил.
— И я учу тебя, — он смог посмотреть мне в глаза, где давно и прочно были слезы, — в память о Нинель и об Ириде. Я обещаю, ты станешь королевой полетов, ты будешь летать лучше, чем она и я вместе взятые. Ведь так и должно быть, дети должны становиться лучше, чем родители. Я знаю, ты можешь меня ненавидеть, но я твой учитель и все равно не отступлюсь. — Он был решителен.
Я вытерла слезы и сквозь них улыбнулась:
— Э нет, деда, мама будет в восторге, теперь есть, кому за мной присмотреть и за меня краснеть даже в Академии. Да и ненавидеть тебя мне не за что, это прошлое, а вот наказание, походу, тебя все-таки настигло в моем лице. — Даже смех пробил, не повезло ему с родственничками. — Раньше можно было мечтать, что я выучусь и уйду, а теперь, куда я денусь, ты моя семья, а семья — это святое.
На мою тираду, он только улыбался. Ну, не могу я сказать прямо, что мне безумно жаль его Ириду и весь свой род, ведь у нас рядом мог быть такой чудесный наставник, да и так, я как представлю, что он и Ирида пережили…
— А знаете, у нас на книге рода, рукой Ириды сделана запись: 'Всегда помни, кто твоя семья. Отвернуться можно от того, кто заслужил, но не от родного. Отворачиваешься от семьи, значит, теряешь себя. Помни это. Научись прощать. Прощаю и люблю вас'. Сейчас я начинаю думать, что фраза 'прощаю и люблю вас' была не нам, ее потомкам, а вам, ее родителям.
Магистр стоял, смотрел на солнце и улыбался так задорно, как мальчишка, а по щекам скатилась две слезинки, которые он быстро смахнул.
Он ведь совсем один, все эти века, это же пытка временем.
— А думал, придется умолять о прощении моих девочек там, за чертой, а моя малышка все-таки простила старого дурака. А Нинель, с ней мы свидимся и чувствую, будет мне трепка, но это будет потом. А сейчас у меня есть внуча, которую нужно гонять. Так, сейчас вперед, есть, и отдыхать, вечером жду, — он постарался сказать это строго, но не вышло.
Я рассмеялась, и порывисто обняла его, а он шепнул 'Спасибо'. Да не за что, я-то, как раз ничего и не сделала, они сами. Наверно Ирида думала, что отец нарушит обещание и все-таки с кем-то поговорит, а там ему и прочтут слова, адресованные ему. Так и получилось, правда, времени прошло чуть-чуть больше, но лучше поздно, чем никогда.
Надо будет узнать у него подробности гибели Нинель — это история нашей семьи, а значит, мы, ее потомки, должны знать. Тот, кто не знает своей истории, не имеет будущего. Но это все потом, у нас будет время, сейчас ему надо насладиться моментом, что с плеч упал груз вины.
Промолчать и не рассказать все бабушке я не смогла. Она мне и сообщила, что мама с папой отправились в медовый месяц, так что связываться с ними бессмысленно:
— Они невменяемы, глаза шальные, переспрашивают по несколько раз, и все равно не понимают, что им говорят. Ну их, этих влюбленных, тебе передали, что любят и скучают. А больше с ними не о чем говорить. Вернутся, тогда и расскажу.
Я веселилась, бабушка хоть и возмущалась, но явно была счастлива за родителей, наконец, и они вместе. На мой рассказ о магистре Смерче только покивала, а потом проговорила:
— Вот интересно, а мы-то думали, что Ирида заповедала нам прощать своих родных, потому что дети — это еще та головная боль. А она, видимо, под конец примирилась со своей судьбой и простила отца, это здорово. От судьбы не убежишь, не перекроишь, она настигнет, и тебя, Ева, в том числе.
Последнюю реплику я не поняла, но бабушка, ни в какую не согласилась признаваться, о чем она. Пришлось закруглять разговор.
Ближе к обеду, ко мне в комнату постучали, сползла с кровати и пошла открывать, на пороге стоял мужчина в черном, присмотревшись, поняла, что он в костюме тени:
— Ева Ветрова, вас вызывают в управление. Пройдите, пожалуйста, со мной. На сборы у вас есть пять минут, я ожидаю, — с этими словами он чуть отошел, и стал по стойке смирно. Может, не живой он? А, нет, моргает иногда.
Моего ответа не требовалось, поэтому в комнату вернулась, переоделась, сняла домашнюю майку, надела парадно-выходную, шорты джинсовые надела на подтяжках, и волосы закрутила. Я готова.
— Малыш, я ушла. Когда вернусь, не знаю. Если до вечера не будет, начинай бить панику и высылай спасателей, — шутка вышла так себе, и Шуршик на нее только фыркнул, но выглядел взволновано.
— Если не вернешься, им всем несдобровать, я тебя везде найду и отовсюду вытащу.
Мой защитник, маленький рыцарь, хотя маленьким он уже и не был. За то время, как он у меня появился, он подрос, возмужал, и его форма, которой он по-прежнему придерживается, это его решение, а не необходимость. Говорит, пока его устраивает, ну а меня и подавно.
В пять минут я уложилась, вышла, закрыла дверь и посмотрела на своего сопровождающего. Он отмер, кивнул и открыл портал, в который мне следовало шагнуть. Ну, с ветерком.
***
Оказались мы в коридоре, где было темно и пусто, сопровождающий прошел несколько шагов и открыл дверь слева от меня.
— Ева Ветрова доставлена.
— Рядовой, ты же живой, что же ты ходишь, говоришь, как зомби? И я просил не доставить, а пригласить и сопроводить ко мне. Свободен! — Это моему конвоиру, а видимо, себе, — где таких только делают? Понабирали на мою голову.
В кабинет я зашла, чуть опасаясь. Картина, представшая моему взору, была забавна. Центральный стол, за которым сидит вчерашний знакомый, к столу примыкает длинный стол, образуя букву Т, на нем куча папок, какие-то документы, за спиной, видимо в углу, куст магнолии. Почему видимо? Потому что сейчас этот куст уже четко за спиной и веточками лезет в документы, что-то потрогать хочет, но хозяин кабинета, как ни в чем не бывало, просто отмахивается. Видимо, устал отгонять, и смирился. Пока я осматривала весь оставшийся кабинет, картину с бушующим морем, карту нашего мира и соседнего, стеллажи с книгами, за мной, оказывается, наблюдали. Будучи пойманной на любопытстве, я вернулась взглядом к хозяину кабинета и поздоровалась.
— Рад, что вы смогли посетить меня, — прозвучало вроде вежливо, но получилось, как издевательство. Он, видимо, тоже заметил, поэтому быстро продолжил, уже без светской болтовни, — присаживайся, нам предстоит долгий разговор.
Я отказываться не стала, села поудобнее и приготовилась слушать. Куст тем временем подполз ко мне, и погладил, приветствуя меня и показывая, что рад.
— Он тебя, малыш, не обижает? — прошептала кусту.
Но меня услышал не только он.
— Обижаю? Кто кого еще! Он решил, что теперь он мой то ли напарник, то ли телохранитель, и жизни от него нет. Мы еле смогли договориться, что он будет ждать меня в кабинете и со мной на задания и к императору ему нельзя, — получилось, как крик души. Видимо, долго договаривались. Кустик только возмущенно листиками прошуршал.
Не согласен бедный был. Мне стало смешно, куст явно заботится, а мужчина, напротив, выглядит уставшим и замученным. Да и одет он обычно, а не в придворный костюм, так что спросила я, не задумываясь.
— Вы совсем не отдыхаете? Плохо выглядите, — он опешил, потом рассмеялся.
— Еще вчера мне боялись лишнее слово сказать, а сегодня у меня доставучий куст, который играет роль няньки, и студентка, которая меня жалеет, забавно. А вы отлично выглядите, этот костюм вам очень идет.
— Не хотела обидеть, извините.
— А вы и не обидели. Действительно, не спал. Пропал агент, вот разыскиваем, не было возможности отдохнуть, — совсем его жалко стало, а он прочел это, наверное, по моему лицу, потому что по-доброму улыбнулся, — я отдохну, только чуть позже, — смотрю скептически, — сегодня ночью, — недоверие прямо четко написано у меня на лбу, — а с вами тяжело договориться. Сейчас закончу и пойду, подремлю пару часов.
— Итак, я буду рассказывать, если ошибусь, исправьте, — кивнула, соглашаясь. — Вы студентка Академии Магии, первый курс, группа подрывники, магия неклассическая, частые спонтанные выбросы, связанные с диссонансом сил и с эмоциональной составляющей, — заметил, что я не очень понимаю. — Силы много, какой — не понятно. Чуть эмоции зашкалят, она вырывается, — объяснил для особо непонятливых. — Отлично летаете, варите зелье, благодаря чему и прошли на Игры. Были проблемы с Криссом Змеем, из-за чего и появился у меня в кабинете этот куст, — кивок на кустик, который меня почти опутал, и прижимается как родной. — Открыли Грань, чтобы доставить сюда своего отца, человека. Я говорю, именно открыли, а не порвали, как многие думают. Теперь вопрос. Что вам известно о перерождении стихии?
Отрицательно машу головой, потому что мне вот совсем ничего об этом не известно. А вот то, что Алекс Шторм так много знает обо мне, это вроде и удивлять не должно, работа такая у него, но слегка напрягает. Неприятное ощущение, что ты под колпаком.
— Про стихии совсем не знаешь, или не известен вопрос перерождения?
— Второе, про стихии читала.
— Тогда чуть подробнее расскажу. Стихия, как мы выяснили не так давно, живая, мыслящая, и главное, может умирать и перерождаться. Первый раз стихия подчинилась, а на самом деле переродилась в Поднебесников, но это было благодаря ритуалу и продлилось недолго. В них осталась только частичка, незначительная, впоследствии названная даром. Когда нашему миру угрожает опасность, стихии все перерождаются. И вот эти ведьмы или колдуны, демоны, да кто угодно, пусть будут живые, являются носителями стихий. Если стихия хочет, она остается такой до момента гибели и дальнейшего перерождения, а бывает, уходит после исполнения того, ради чего переродилась.
Я слушала, открыв рот. Такое нигде не было написано, это был шок, самый настоящий. Все наше мировоззрение строилось совершенно на противоположных знаниях. Алекс понял, какое впечатления его слова на меня произвели, и несколько минут дал мне в тишине подумать, а потом снова продолжил:
— У нас есть все подтверждения того, что стихии переродились. Недавно нам даже стало известно в кого. Единственная стихия, которую мы никак не могли вычислить — это стихия Ветра или Воздуха. Можно называть по-разному. Просто та особа, на которую мы думали, не демонстрировала присутствие стихии, а потом стечение обстоятельств, и там, куда мы поместили остальные стихии, она пришла сама. В Академию, Ева, сама пришла, сама поступила, именно на ту специальность, где уже были зачислены остальные стихии, как будто кто-то вел. Ева, эта стихия — это ты. В тебе переродилась стихия Воздуха, именно ее дар течет в твоих венах, и именно поэтому у тебя такие выбросы магии, твое тело еще не приспособлено совладать с такой мощью, но уже сейчас твои навыки колоссальны.
Я уставилась невидящим взглядом в стену. Для меня это было слишком, я какой-то монстр, даже не ведьмочка, я — стихия. Стало горько, захотелось заплакать, но я сдержалась.
— Теперь меня закроют и будут ставить опыты, чтобы выявить стихию и использовать ее?
— Что за чушь? Ева, стихия не внутри тебя, ты не просто как сосуд-носитель. Нет. Вспомни, может, ты такое читала когда-то про то, что иногда души перерождаются, просто не помнят о своих прошлых жизнях. — Я кивнула, это было как раз в сказках из-за Грани, что мне довелось читать уже в Академии. — Так вот, ты такая душа. Ты не помнишь прошлые свои жизни, но обладаешь их силой. Стихия — это не часть тебя, это ты. Теперь понятно?
Я не ношу в себе монстра, я такая и есть. Легче? Нет!
— Тебе предстоит научиться владетьсвоей силой, и вам всем придется встать на защиту нашего мира. Остальные стихии уже более-менее собой владеют, и могут контролировать свои порывы. Знаешь, что забавно, в этот раз все стихии — это девушки, ведьмочки, группа Подрывников. — Повторный шок, в глазах потемнело. Он резко встал и подал мне воды, выпила, кивнула поблагодарив.
Куда катится мир?
Видимо, этот вопрос я задала вслух, потому что мне ответили:
— В Бездну, Ева. И вам с девушками придется нам помочь, без вас никак. Сейчас император максимально блокирует и держит разрывы, там, где они рвутся повторно, выезжают спецы, чтобы не дать прорваться тварям. Мы на пороге войны, и в этот раз твари лезут не к людям, а к нам. Хотя надолго ли так, не известно. Чтобы обезопасить людей и помочь себе, вам придется запечатать Грань.
Запечатать Грань — это как высушить моря. Как такое возможно? Это абсурд. Грань — это часть нашего мира. Я не понимаю.
— Выхода нет, мы искали его очень долго. Если не сделать этого, мир может погибнуть. Ты поможешь?
Вопрос прозвучал как 'дашь списать?' Он просит запечатать Грань, император обо всем в курсе, и наш сегодняшний разговор, он с разрешения императора. Мне плохо, мне нужен воздух, нечем дышать. Наш мир в опасности! Родные, ведь они могут пострадать. Именно после мысли, что все, кто мне дорог, могут быть в опасности и могут погибнуть, пришло холодное осознание. Сделаю. Я все сделаю, чтобы защитить свой дом!
— Ну, что ж, добро пожаловать в команду, нам предстоит много работы. И я рад, что ты будешь рядом.
И тут много работы. Что же мне так везет?!