Путеводитель по жизни Элис К.

Чтение модных журналов

Элис К. лежит в постели и сгорает от нетерпения.

Дело в том, что она опять провела добрую половину вечера за любимым занятием, смахивающим на пытку: чтением женских журналов.

С тех пор как она обнаружила себя на страницах «Гламура», Элис К. упорно старалась не заглядывать в журналы. «Даже близко к ним не подходи, — сказала она себе, стоя в очереди в супермаркете. — Не смей весь вечер их перелистывать. Не мучай себя образами женщин с лучшими, чем у тебя, ногами, грудью, кожей и волосами. Это вредно для самооценки. Плохо, плохо, плохо, не смей».

Но кое-что произошло. (Элис К. подозревает, что все дело в крикливом заголовке на обложке одного из изданий — «Пенисы знаменитостей — кто их измерил?».) В итоге она накупила целую кипу журналов и теперь лежит в постели, сгорая от нетерпения.

Дело в том, что Элис К. из тех женщин, которые не разбираются в рекомендованной косметической гамме. Она не умеет носить шляпы и пользоваться карандашом для губ. За все эти годы она так и не выяснила, какой она тип: «лето», «весна» или «прохладный вечер в конце октября», поэтому ее «круизы» по модным магазинам дают плачевные результаты. Для нее премудрости моды — темный лес. А в журналах — пухлые губы и безупречно подведенные глаза. Элис К. понимает, что многие из этих образов созданы искусственно, но она сознает и кое-что еще: у некоторых женщин в этом мире есть врожденное чувство стиля, они с детства понимают, что им идет, а что нет. Но Элис К. не принадлежит к их числу.

Вопрос стиля всегда был проблемой для Элис К., она шла по трудному пути, отмеченному множеством ошибок в вопросах моды. Неудачные стрижки. Бесконечные ошибки при заказах по почте. Пугающие эксперименты с одеждой (не упоминайте слово «саронг» в присутствии Элис К. — ей придется выйти из комнаты). Элис К. знает, что только за последние пять лет она потратила 9500 долларов на косметику, но ей удалось усвоить лишь одно: она оказалась втянутой в страшно дорогостоящий процесс намерений и ошибок когда покупаешь примерно сорок тысяч различных оттенков губной помады, прежде чем находишь идеальный цвет, который компания собирается снять с производства.

Элис К. часто не имеет представления, как на самом деле выглядит. В буквальном смысле слова.

— Не представляю, как я выгляжу, — говорит она Рут Е., стоя перед зеркалом в магазине одежды. — Я не знаю, что мне идет, а что нет.

Ее все время преследует подозрение, что она не знает своего настоящего образа и что невозможно определить ее внешность несколькими характерными штрихами. Рут Е. одевается в этническом стиле. Бет К. — вся в землистых и натуральных тонах. А Элис К.? Она сама часто этого не знает.

«Как невероятно тяжело быть женщиной!» — часто жалуется Элис К. Рут Е. Так трудно, когда самооценка зависит от внешности. Неприятно, когда теряешь самоуважение, зная, что всеобщее внимание сфокусировано на твоем малейшем недостатке (сегодня вскочит малозаметный прыщик, завтра опухнет лицо перед менструацией). А когда листаешь журналы, создается впечатление, что у остальных таких трудностей не существует или что их можно легко преодолеть с помощью макияжа или прозрачной блузки.

Элис К. переворачивается в постели и вздыхает. «Возможно, это цена, которую мне приходится платить за то, что я женщина», — думает она. Возможно, ей просто нужно это принять и усвоить, что опасно читать модные журналы, выбросить их и переключиться на «Популярную механику».

И тут вдруг Элис К. вспоминает нечто согревающее сердце и поднимающее настроение и садится в постели. Она включает свет. Роется в стопке журналов и вытаскивает один. Затем откидывается на подушку и опускает журнал на колени, а ее глаза загораются восторгом. Вот оно!

Пенисы знаменитостей.

Воспоминание о восьмидесятых

Это произошло снова. В летний день Элис К. двигалась по проходу между стеллажами в аптеке и почти инстинктивно потянулась к маслу для детей на одной из полок.

«О боже, — подумала она, — что я делаю?»

И в ту же долю секунды Элис К. отбросило назад в прошлое, во времена, когда она была рабом солнечных ванн.

Помнишь те времена? Когда каждое солнечное летнее утро ты просыпалась, втайне мечтая поваляться в постели, но знала в глубине души, что придется повиноваться зову и отправиться за очередной порцией ультрафиолета. И ты шла, мазалась каким-нибудь средством и жарилась.

Элис К. ненавидела этот процесс. В начале сезона, до открытия пляжей они с Рут Е. вытаскивали свои шезлонги на подъездную дорожку у дома, с точностью нейрохирурга выбрав нужное место, обливались маслом и лежали неподвижно как печальные трупы: застывшие тела, задранный вверх подбородок, крепко закрытые глаза. Почти каждые двадцать минут Рут Е. садилась, сдвигала лямку своего купальника и исследовала кожу, надеясь, что уже появился результат.

— Заметна разница? — спрашивала она. — Уже что-нибудь видно?

Если бы у Элис К. было хоть немного здравого смысла, она бы села и ответила: «Да, у тебя уже есть признаки тяжелой формы меланомы[29], а твое лицо стало как кожа ковбойских сапог». Так нет. Она только бормотала что-то одобрительное и продолжала лежать на солнцепеке.

Пот, снова пот. Жар, снова жар. Это было нелепо. И становилось еще хуже, когда наступала пора пляжей. Каждый выходной Элис К. поднималась в безбожно раннее время, натягивала на себя купальник и шорты, брала пляжное полотенце, масло для загара и маленький красный холодильник-контейнер с диетической пепси. Полтора часа в кошмарном потоке машин она добиралась до огромного пляжа, где семнадцать миллионов граждан уже заплатили по 125 долларов за парковку, а четырнадцать миллионов стояли в очереди, чтобы попасть в единственный в округе общественный туалет. Потом, отдав половину своего недельного заработка угрюмому подростку-контролеру парковки, она несколько миль тащилась вдоль пляжа, жалея, что выпила вторую чашку кофе, потому что теперь ей понадобился туалет, но не хотелось проводить следующие два с половиной часа в очереди. Попав наконец на пляж, она проводила еще сорок пять минут в поисках свободного пространства площадью два на четыре фуга, подальше от огромной компании подростков, слушающих дурную музыку. Затем она ложилась, намазывалась маслом и готовилась потеть.

И это были удачные дни. В неудачные мешал загорать сильный ветер, и Элис К. проводила полдня, стараясь избавиться от частиц песка, которые, как заразный грибок, прилипали к ее намасленному телу. Или бывало душно, но вода слишком холодная, чтобы в нее прыгать. Или у нее заканчивался запас диетической пепси, и она лежала, умирала от жажды и разглядывала оставленные без присмотра контейнеры, жалея, что ей не хватает смелости украсть баночку. Или ее терзала ужасная депрессия от слишком частого потребления кокаина (ведь в восьмидесятые так бывало), и возникало огромное желание перерезать себе запястья. Ведь ей очень нужно было в туалет не только для того, чтобы пописать.

Элис К. стоит посреди аптеки и дрожит от воспоминаний. И дело не в том, что ей противна сама идея пляжа — она любит океан, песок под ногами и приподнимающий волосы морской ветерок. Но ей ненавистно ощущение себя в качестве затравленного животного, задыхающегося при 99-процентной влажности, окруженного кучей людей, дышащих в потные шеи друг друга. Ее раздражало, что обязательно нужно отправляться туда и «развлекаться».

«Слава богу, те времена прошли», — думает Элис К. Жара, песок в пакете с ланчем, визжащие дети и их родители, дурацкая игра в «тарелки», необходимость выставлять на всеобщее обозрение свои бледные, совсем не идеальные ягодицы и терпеть любопытные взгляды приятеля в сторону женщин с лучшей, чем у тебя, грудью.

Это было уже слишком. К середине лета Элис К. втайне мечтала о дождливых выходных — ведь тогда можно было отправиться в кино или остаться дома и почитать, не чувствуя себя виноватой. А в конце октября она с облегчением вздыхала, наблюдая все признаки холодной, серой осени.

Элис К. считает, что теперь все по-другому. В наши дни, если она видит на улице женщину с загорелой кожей, то усмехается и думает: «А, это — необразованная дура, которая ничего не знает о солнцезащитном креме. Эта девица наверняка глотает жвачки, начесывает волосы и любит носить полиэстер». По мнению Элис К., загар стал признаком низших слоев общества.

Элис К. думает об этом и улыбается. Наконец-то в моду вошла бледность! Теперь становится абсолютно нормально проводить солнечные выходные в полутьме театра или ресторана. Скоро особым шиком будет носить длинные, свободные одежды, которые не только прикрывают от вредоносных солнечных лучей, но и маскируют признаки целлюлита.

Элис К. представляет это и радостно вскрикивает. Она уже видит этот новый стиль одежды, который поможет решить многие проблемы и позволит следовать моде девяностых — женщины будут стильными и в то же время довольными.

«Так и будет, — предсказывает она, берет флакон крема от солнца с максимальной защитой и идет дальше между стеллажами. — И мне не терпится это увидеть».

Аптечный шкафчик Элис К.

• Тюбик помады «паприка» — слишком оранжевая;

• тюбик помады «арбузный поцелуй» — слишком розовая;

• тюбик помады «сексуальная лихорадка» — слишком красная;

• шесть бутылочек с таким старым и засохшим лаком для ногтей, что Элис К. не может открутить крышки;

• жидкость для снятия лака;

• тюбик геля для укладки волос, который Элис К. не могла смыть с волос целую неделю;

• одна коробка контрацептивных губок (только одна была использована, и потом, жарким июньским утром Элис К. провела шесть часов в панике, пытаясь ее извлечь, уверенная, что та намертво прилипла к шейке матки. Она сохранила оставшиеся губки: пусть служат суровым напоминанием);

• тюбик мази от геморроя (вызывает неприятное воспоминание, связанное с неудачным использованием слабительного — лучше не напоминать Об ЭТОМ);

• «душ» для интимной гигиены под названием «Утренняя роса» (Элис К. боится его использовать);

• жесткая щетка для подошв;

• гель для шеи;

• крем для тела;

• карманный спрей;

• прозак.

Аптечный шкафчик Эллиота М.

• Зубная паста;

• жидкость для полости рта;

• восковая нить для зубов;

• бритва и лезвия (фирмы «Жилетт»);

• набор для бритья — крем и кисточка;

• мыло «Олд Спайс» (подарок мамы);

• пластыри;

• кусачки для ногтей на ногах;

• дезинфицирующая пудра для ног;

• лекарство от «простуды» на губах;

• аспирин, айбупрофен, тайленол[30];

• презервативы.

Аптечный шкафчик мистера Опасного

• Зубная паста;

• жидкость для полости рта;

• сменные лезвия для бритвы;

• оставленные кем-то таблетки от похмелья;

• лосьон после бритья «Брют» (остался с семидесятых годов);

• лосьон после бритья «Чепс» (используется сейчас);

• масло для массажа;

• две упаковки презервативов (самого большого размера).

Язык тела

Недавно Элис К. перелистывала один журнал и натолкнулась на рекламу «душа» для интимной гигиены.

«Душ», — подумала она, — какое глупое слово!»

Она продолжила свои размышления: «Таким словом не стали бы называть средство для мужчин. Если бы мужчины пользовались подобным средством, его бы обозначало суровое, мужественное слово. А слово «душ» звучит так жеманно».

Поразмыслив еще, Элис К. поняла, что язык испещрен глупыми, уродливыми словами, большая часть которых обозначает части тела или его функции, а также средства гигиены. В тот вечер они с Бет К. обсудили это по телефону и составили следующий список.

Вагина/пенис. Разве нельзя было придумать что-то более приличное? Это два весьма уродливых и неэстетичных слова. Разве не лучше, если бы интимные органы обозначались более приятными словами? Возьмем, например, слово «нюанс». Гораздо красивее.

Другие репродуктивные органы. Например, вульва — кто это придумал?

Коитус. Трудно найти менее подходящее слово для совокупления. Можно представить что-нибудь менее сексуальное? Хочешь за три секунды омрачить романтический момент? Используй слово «коитус». То же относится и к словам, которыми мы обозначаем оральный секс. Куннилинг? Откуда это взялось?

Венерические заболевания гонорея, сифилис, герпес. Уродливые слова. Даже на бумаге они выглядят отвратительно. А какое унижение использовать их. Если страдаешь от венерической болезни, разве нельзя обозначать ее словом, которое звучит не так мерзко? Например, «симфония». «У меня симфония» — гораздо приятнее. (С другой стороны, «хламидиоз» — это неплохо. Похоже на название цветка.)

Плебисцит. Обозначает «голосование». Не часть тела, но похож на одну из них. И непонятно, почему оно такое уродливое. «Голосование» — симпатичное, понятное слово. А «плебисцит» звучит как название бактерии.

Немецкие слова — «шницель», «ротвейлер*. Конечно, это не части тела, но по звучанию похожи. Кто изобрел этот язык?

Флегма. Похоже на немецкое.

Внутренности. Достаточно неприятное слово для обозначения кишок, но, когда речь идет об инфраструктуре («внутренность церкви»), оно приобретает особенно уродливое и неуместное звучание, верно?

Биде. Еще одно неприятное слово, возможно, потому, что Элис К. немного нервирует принцип его устройства. (Лучше не спрашивать ее об этом.)

Чувство вины из-за черного цвета

Ты входишь в магазин одежды и чувствуешь себя чужестранкой в незнакомой стране?

Определенные слова вызывают у тебя мурашки в районе позвоночника? Например, «пастельные цвета» и «земляные оттенки»?

А когда выходишь утром из дома, ощущаешь легкую паранойю, потому что возникает странное ощущение, что, по мнению окружающих, ты оделась как на похороны?

Если ты ответила «да» на поставленные вопросы, то Элис К. тебя хорошо понимает. Ты испытываешь чувство вины из-за того, что носишь черный цвет.

Да, это правда. И Элис К. это знает. Именно в эту минуту тысячи ранее здоровых, счастливых женщин молча вглядываются в свои шкафы, бормоча: «Но я ненавижу яркие цвета!» Тысячи других идут сейчас по улице и тихо возмущаются: «Орнаменты? Цветы? Я их не выношу!» Третьи просто оцепенели, парализованные простым вопросом: «Если не черный цвет, то какая же это жизнь? И можно ли ее назвать жизнью?»

На этот вопрос у Элис К. есть простой ответ: «Нет, нельзя».

Иногда ее посещают жуткие и болезненные воспоминания о тех днях (когда это было? В конце восьмидесятых? В начале девяностых?), когда казалось, что черное совсем выходит из моды и отправляется в канализацию.

Элис К. хорошо это помнит. Она все больше замечала, что женщины появлялись на работе в странных и необычных цветах — бледно-персиковом, мятно-зеленом, в ярких, неоновых оттенках. Ее это встревожило. Потом как-то в начале девяностых Элис К. отправилась по магазинам — и у нее подскочило давление. Там, где раньше висели черные юбки, теперь красовались маленькие платья без рукавов с психоделическими[31] пятнами, а еще там были жакеты-болеро пастельных оттенков, укороченные брюки с набивным рисунком, ретробрюки клеш, полностью прозрачные блузки и подобные вещи.

Элис К. была потрясена. Она была в ужасе! И, конечно, очень опечалена. В конце концов, в течение почти десяти лет черный был ее любимым цветом. Совершенный цвет. Идеальное решение.

Главное, что черный всегда был к месту, а в восьмидесятые, когда легионы женщин, подобных Элис К., осваивали новые, незнакомые миры, было очень удобно иметь такой «совершенный» гардероб, потому что в черном женщины чувствовали себя шикарными и даже немного загадочными.

Кроме того, они выглядели тоньше, а это повышало их самооценку и снимало подозрение в приверженности к распространенному пороку — нежеланию посещать оздоровительный клуб.

А важнее всего было то, что черный цвет выполнял важную роль в поддержании имиджа. Имея в арсенале несколько основных предметов (черную юбку, черный свитер, модные черные туфли) и легко комбинируя их друг с другом, можно было скрыть то, что становилось очевидным, если капнуть поглубже: такие как Элис К. не имели ни малейшего представления о моде. Они в ней терялись. У них просто не было времени познакомиться с ней поближе, потому что они очень спешили ВСЕ УСПЕТЬ и ВСЕГО ДОСТИГНУТЬ — ведь именно к этому должна была стремиться деловая женщина восьмидесятых.

Короче говоря, благодаря черному цвету казалось, что Элис К. обладает чувством стиля, хотя на самом деле она ничего в этом не смыслила. Он помогал ей притворяться и маскироваться.

А теперь, когда все, похоже, разгуливают в земляных оттенках, а также в розовом и красном, черные одеяния Элис К. висят в шкафу, свидетельствуя о поражении в борьбе, и до сих пор она не может найти ответ на вопрос, что ей идет, а что нет. Она старается избегать разговоров о стиле. Вообще-то, любая черная одежда делает ее обладателя незаметным и непонятным, что трудно имитировать, если носишь прозрачную блузку или рубашку алого цвета.

Но не отчаивайся. Если ты, как и Элис К., страдаешь и чувствуешь вину, потому что любишь черное, можно принять некоторые меры.

Проколоть нос, перестать мыть голову и приобрести новых друзей.

Найти другой пример для подражания.

Или можно сделать то, что совершила Элис К.: отправиться в ближайший магазин женской одежды, купить ярко-желтую юбку или блузку пастельных тонов, вернуться домой с гордо поднятой головой, держа в руках обновку, а черное отложить до своих похорон.

Джинсы-враги

Элис К. сидит на своем диване и мучается, потому что ей неудобно.

Это один из неудачных дней. На Элис К. надеты джинсы-враги.

У тебя тоже бывают такие дни? Знаешь, как чувствует себя Элис К.?

Она чувствует себя несчастной. И презирает себя. Ей стыдно. Ее поймали в ловушку ее собственные джинсы-враги.

«Это невыносимо, — думает Элис К. — Не могу отделаться от постоянного самоконтроля. Мне все время кажется, что ценность моей личности неразрывно связана с размером и формой моих бедер. Почему я веду себя как дура, когда дело касается еды, веса и контуров тела?»

А, вопрос на 64 000 долларов. Конечно, Элис К. уже знает ответ. Она ведет себя как дура, потому что она женщина, а все представительницы женского племени генетически, культурно и социально запрограммированы глупеть, когда речь заходит о еде, весе и контурах тела.

Правда? Правда.

Элис К. это знает. В глубине души она в этом уверена. Она прочла все книги о нарушении питания, о диетах, о взаимосвязи жира и страха ожирения, о феминизме. Она провела бесчисленное количество бесед на эту тему с другими женщинами, бесконечно обсуждая (часто за обедом) принципы питания, абсолютную бесполезность диет и тяжелую необходимость жить в обществе, которое поклоняется недостижимому идеалу красоты и придает столь большое значение худобе. Элис К. упорно боролась, убеждая себя, что фигура, которая ей досталась, — вполне приемлема. Она сражалась за то, чтобы достичь необходимого уровня самодостаточности и любви к себе, надеясь, что это уменьшит ее волнения из-за еды и веса.

Однако... ничего не получается. Когда собственные джинсы становятся врагом, вся феминистская логика и благие намерения рассыпаются в прах. И в результате Элис К. сидит на диване и не знает, что ей делать: сесть на диету или отправиться на кухню и съесть семнадцать фунтов сладостей?

«Должна ли я сдаться на милость тирании моды и уморить себя голодом или мне следует выразить протест и устроить себе пир? Что лучше — совсем распуститься или подвергнуть себя добровольной пытке?»

Когда джинсы становятся твоими врагами — у тебя нет шансов на победу. Еда становится ужасным, мощным символом всех твоих проблем (ты неудачница, нелепая развалина, жалкое подобие взрослой женщины); еда перестает быть питательной массой, топливом, источником удовольствия и вместо этого превращается в инструмент самоистязания.

Вот как рассуждает Элис К., когда ее джинсы восстают против нее:

«Я сижу в ресторане. Я чувствую, как джинсы обтягивают мои бедра. Слишком туго. Я ощущаю, как пояс врезается мне в живот. И к... Я считаю себя опухшей и противной, но мне нужно что-то съесть, иначе погибну. Ладно, посмотрим. Больше всего я хочу гамбургер. Жирный, сочный гамбургер с сыром и беконом, и побольше жареного картофеля... Но я не могу его съесть, иначе буду противна сама себе, поэтому лучше я закажу греческий салат. Обычный, скучный салат, где будет очень мало сыра и всего две жалкие оливки. Но из-за этого у меня может начаться депрессия, и, чтобы компенсировать салат, на десерт я закажу одиннадцать порций торта. Поэтому все же лучше заказать гамбургер. Или выбрать что-нибудь промежуточное, например бутерброд с индейкой. А еще лучше пропустить основное блюдо и сразу заняться одиннадцатью порциями торта, а потом отправиться в спортзал и три часа подряд, как одержимая, заниматься на тренажерах. А может...»

Понятно? В вопросах еды она не способна принимать разумные решения. Любая пища становится предметом безнадежного торга: «Если я сейчас съем это печенье, то не возьму кусок того пирога. Если пропущу ланч, то смогу побольше съесть на обед. Отказывайся — и ты будешь вознаграждена! Подсчитывай, планируй, мысли рационально!»

Элис К. не знает ни одной женщины — ни одной! — которая хотя бы изредка не играла в такую игру и могла бы утверждать, что никогда себя не обманывает.

«Мы ведь сумасшедшие! Разве нормально так с собой обращаться?» — очень часто спрашивает она Рут Е., а та торжественно кивает и отвечает: «Да».

К счастью, Элис К. уже не с той степенью безумия относится к пище, как во времена, когда ей было немногим более двадцати. Тогда она (вместе с примерно четырнадцатью миллионами подруг по несчастью) была вовлечена в ожесточенную игру: периодически морила себя голодом, в результате чего в течение трех лет примерно тридцать семь раз набирала и теряла одни и те же десять фунтов. Но эта школа помогла усвоить: ешь столько, сколько необходимо, чтобы оставаться в здравом уме, и делай то количество упражнений, которое позволяет уютно себя чувствовать в собственной шкуре; а диеты — просто узаконенная форма мазохизма, нечто противоречащее основополагающим потребностям и желаниям человеческого организма, поэтому они обречены на провал. Со временем Элис К. даже полюбила здоровую, низкокалорийную пищу и часто выбирает рыбу, цыпленка или макароны без жирного сметанного или масляного соуса.

Но время от времени система дает сбой. Элис К. слишком сильно опухает перед менструацией.

Или слишком занята, чтобы заниматься на тренажерах. В общем, неожиданно ее одежда становится слишком тесной, и Элис К. начинает мучиться из-за размера своих бедер — и тогда происходит неизбежное: она сидит на своем диване и чувствует себя жертвой собственных джинсов.

Она нервно ерзает на этом диване, рассматривает свои ноги и вздыхает. Перебирает в уме возможные варианты. Пойти позаниматься на тренажерах? Постараться забыть о своих бедрах, съесть нормальный обед и подождать, когда джинсы начнут вести себя более дружелюбно? Провести вечер в размышлениях на тему «еда и женщина», стараясь достичь более высокого уровня сознания и обрести душевный покой?

Она закрывает глаза и начинает молиться: «Боже, прошу, позволь мне нормально относиться к еде. Пожалуйста, забери у меня это давящее чувство вины. Излечи меня, Боже. Излечи!»

Она останавливается, о чем-то размышляет, а потом добавляет: «А раз уж Ты меня слушаешь, Боже, спасибо, что изобрел объемные спортивные штаны».

Шаговая аэробика

— И один! И два! Вправо! Вправо! Влево! Влево! Элис К. занимается шаговой аэробикой. Бойкая мускулистая рыжая инструкторша с хвостиком, перехваченным высоко на темени, одетая в розовое трико из латекса, проводит групповую разминку: стойка ноги врозь, легкие наклоны вперед, удары по воздуху — вправо, вправо, влево, влево. По радио звучат веселые ритмы семидесятых, а Элис К. чувствует себя идиоткой. Полной идиоткой.

«Почему я здесь?» — думает она, нанося удары. А потом забывает, что нужно бить не правой рукой, а левой, и чуть не попадает кулаком по своей соседке.

«Для аэробики мне не хватает координации, — размышляет Элис К. — Как неудобно получилось!»

Это правда. Во время занятий по аэробике Элис К. очень старается сконцентрироваться, но трудно стоять напротив инструкторши, повторять ее движения, не забывая при этом, что у нее и у тебя разные «право» и «лево». Приходится угадывать, что именно делать дальше, и еще следовать какому-то ритму, когда в голове полный туман. «Вправо, вправо, влево, влево, рука, рука, нога, талия, стоп! Где это я?»

Элис К. из тех, кто всегда путает шаги, постоянно не успевает и неуклюже переминается с ноги на ногу, стараясь скрыть ошибки в исполнении.

Она думает: «Это называется развлечением? Но это совсем не весело».

Элис К. не понимает соперничества во время занятий аэробикой. У кого лучше костюм? Кто стройнее? Кто в лучшей форме? У кого дороже кроссовки? Это искусное и коварное соревнование, где идут в ход хитрые взгляды, брошенные украдкой, и когда проявляются самые низменные черты женской натуры. Что касается Элис К., она предпочитает быть незаметной. Она носит самый неприметный костюм для аэробики, который только можно достать (черные трико, черные спортивные штаны или черные шорты), становится в последний ряд, как можно дальше от других участников, и с удивлением наблюдает, как женщины хитрят, прихорашиваются и буквально сражаются одна с другой за место перед инструкторшей или перед зеркалом.

Это кокетки. Перед занятиями они подкрашивают губы, делая упражнения, постоянно бросают взгляды на свое отражение в зеркале, а еще они носят стринги.

Стринги? Что это такое? Элис К. тоже хотелось бы понять. Однажды она провела очень секретный эксперимент, о котором не рассказала даже Рут Е.: примерила в магазине купальник со стрингами. Отвратительное ощущение. Ужас! Она стояла перед зеркалом, а узкая полоска трусов как ножом резала между ягодицами; ее белый зад был выставлен напоказ, по бокам напоминая грушу — совсем не ровный, круглый и загорелый, как у журнальных моделей в рекламе купальников; в итоге Элис К. решила, что лучше было бы сразу умереть.

«Я бы не надела такой купальник на пляж, даже если бы мне заплатили миллион долларов, — подумала она и поскорее стянула его с себя. — Женщинам нельзя носить такое на заднице!» Поэтому когда Элис К. видит женскую особь в костюме со стрингами, она чувствует потрясение и негодование. С одной стороны, ей хочется броситься к ней и задать вопросы: «Как вы это выносите? Разве вам не больно?» Но с другой стороны, она понимает, что спрашивать не имеет смысла. Если женщина демонстрирует себя в своих стрингах (а третьего не дано: или демонстрируй себя, или как можно быстрее сорви их!), то она отличается от Элис К. не меньше, чем какая-нибудь инопланетянка.

«Да, мы с ней совершенно разные; не стоит и пытаться найти общий язык» — так обычно думает Элис К. Такие девицы вызывают у нее злость и возмущение. Их озабоченность собственной внешностью и одеждой ее смущает. И не потому, что ей это чуждо (совсем нет!), а просто становится вдруг неуютно, и снова возникают трудные вопросы о том, что из себя представляют женщины и как они реагируют на окружающий мир.

Вопросы такие: женщина носит стринги, потому что ей так удобно или потому что это привлекает мужчин-охотников? А если второе предположение верно, то это плохо или в порядке вещей?

Прихорашивание, позирование и подглядывание за другими женщинами, — является ли все это необходимой составляющей женской природы? Эти женщины просто более естественны в поведении, чем Элис К., и проявляются такими, как есть, или, напротив, их поведение искусственно и они увлечены демонстрацией себя?

И что сама Элис К. делает здесь, зачем наносит удары и растягивает тело, раздражается и перенапрягается? Делает упражнения, чтобы стать спокойнее и сильнее? Потому что она сможет потом наесться? Потому что это поможет поддерживать один и тот же вес и чувствовать себя более привлекательной в глазах других людей? Или все три причины разом?

Элис К. размышляет над последним вопросом. Ее отношение к физическим упражнениям всегда было очень сложным. В средней школе она проявила полную несостоятельность в соревновательных видах спорта и старалась избегать атлетических упражнений до начала восьмидесятых, пока мода на фитнес не заставила всех облачиться в кеды и трико. С тех пор она испробовала почти все. Бег (слишком скучно, и от него болят колени). Сквош и ракетбол[32] (требуется очень уж хорошая координация глаз и рук). Езда на велосипеде (слишком зависит от погоды). Плавание (слишком мокро).

На нынешний момент Элис К. является членом уже одиннадцатого оздоровительного клуба, и посещение их вошло у нее в привычку, которая не мешает существованию. Она отправляется туда во время ланча, когда там почти пусто и можно заниматься на тренажерах, не стесняясь и не чувствуя, что выставила себя на всеобщее обозрение. Элис К. предпочитает использовать тренажер для гребли, который заставляет ее сильно потеть (она открыла для себя удовольствие от этой процедуры: ей приятно потеть). Она поднимает тяжести, чтобы стать сильнее. Она делает растяжки и приседания, а потом часто подолгу парится в сауне. Но иногда, если у нее не хватает на это времени в течение дня или если зал переполнен желающими «качать железо» мужчинами, Элис К. отправляется на аэробику. Она втайне ненавидит эти занятия, но они избавляют от чувства вины за отлынивание и помогают держать руку на пульсе соответствия тому, что называется «жизнь современной женщины».

— И один! И два! Подняли одну ногу! Подняли другую ногу!

Группа приступила к поднятию ног. Элис К. стоит на четвереньках и поднимает ногу вверх и в сторону, а потом другую в том же порядке, как будто она собака с серьезными проблемами мочеиспускания.

Элис К. тихо пыхтит, поднимает глаза и вздыхает. «Ничего, — думает она, — могло быть и хуже. Хорошо, что доктор И. этого не видит».

Волосы

Элис К. стоит перед зеркалом, держа банку с муссом в одной руке, а щетку для укладки в другой, и безуспешно пытается справиться со своими волосами.

Она занимается этим уже целых сорок пять минут.

Она разглядывает свое отражение. Сегодня — один из неудачных дней. Ее волосы выглядят неопрятными и примятыми. Несколько прядей выбиваются в самых неожиданных местах и упорно сопротивляются объединенным силам лака, геля и гравитации. Кажется, что цвет волос ей совсем не идет. То же касается и их текстуры. Они портят ее внешний вид.

А хуже всего то, что они выглядят лохматыми.

«Лохматые». Элис К. знает, что только женщина, страдающая из-за неудачной прически, может до конца оценить это слово. Оно имеет разрушительный эффект и полно негативных ассоциаций.

— Я лохматая! Разве не видишь? Вот здесь! Посмотри! Они взлохмачены!

Обычно такое произносит перед зеркалом женщина, которая в других обстоятельствах вела бы себя очень разумно. Она выглядит испуганной и ошеломленной. Она показывает на свои непослушные волосы, как будто заметила признаки смертельной болезни. Способна иногда даже заплакать.

Элис К. часто обсуждает это с Рут Е.

— Почему мы так себя ведем? — спрашивает она. — Неужели и мужчины озабочены тем же?

— Только когда начинают лысеть, — отвечает Рут Е. — И в такой ситуации они, пожалуй, даже переплюнут нас. Но чтобы переживать из-за того, как выглядят волосы? Мужчины не уделяют этому столько внимания, по крайней мере натуралы.

Элис К. соглашается. Мужчина может испытать сильное недовольство или смущение из-за плохой стрижки. Но он не станет звонить своим друзьям в поисках поддержки, не проведет целых три часа в мужском туалете офиса, стараясь заставить непослушные волосы принять нужную форму. И, наконец, он не расплачется, когда друзья, устав от обсуждений, согласятся, что его прическа действительно ужасна, и произнесут слова-приговор: «Не волнуйся, они же отрастут!»

«Так в чем наша проблема? — спрашивает себя Элис К., стоя в ванной и намазывая волосы муссом. — Почему плохая стрижка так разрушительна для нашей самооценки? Как хорошая стрижка может оказаться переломным моментом в жизни? И почему для многих из нас так же трудно найти хорошего парикмахера, как и подходящую работу, нужную квартиру и верного любовника?

Конечно, Элис К. уже знает ответы: Если глаза — зеркало души, то волосы — мерило личности и один из определяющих факторов, влияющих на женскую психологию; это важнее, чем большая или маленькая грудь, толстые или худые бедра, длинные или короткие ноги. Вид волос можно изменить и использовать эффект неожиданности. И все, даже самые бесстрашные особы, знают, что смелое обращение с волосами опасно для жизни: режь их, перекрашивай, изменяй прическу, но не забывай, что речь идет о твоей судьбе.

Вот почему Элис К. может часами разговаривать с другими женщинами, обсуждая, что лучше: использовать мусс, гель или лак, делать химическую завивку или крутить на бигуди, ходить с челкой или без челки, ополаскивать пивом или уксусом, лечить горячим масляным обертыванием или с помощью крема-кондиционера и так далее. Элис К. никогда не признается в этом психотерапевту, но вся эта суета со стрижкой и окраской волос связана для нее с проблемой самоуважения. С воплощением ее фантазий. Желанием выглядеть и чувствовать себя лучше, более утонченной, более уверенной в себе.

Вот почему поход к парикмахеру так пугает Элис К. Ведь когда приходишь в салон и отдаешь свою голову на милость стилиста, на самом деле вручаешь ему свою судьбу. И неважно, насколько ты умна и рациональна, все равно в тебе теплится надежда, что выйдешь оттуда новым человеком. У Элис К., к примеру, прямые, темные волосы до плеч, и поэтому уже многие годы она отправляется в салон, держа в руках вырезки из журналов с изображением женщин с кудрявыми светлыми волосами по пояс.

— Привет, — обычно говорит она. — Мне бы хотелось быть на нее похожей.

Однажды настал момент, когда традиция уступила место новым веяниями. Это произошло в восьмидесятые годы, когда парикмахеры стали называться стилистами, а салоны превратилась в центры нового культа. Вошли в моду хромированное оборудование, громкая музыка и экзотические химические процедуры. Художники своего дела маневрировали с ножницами и лаками. Элис К. входила в салон, доверяла свою голову высокомерному стилисту и тут же теряла дар обычной речи, пуская в ход смутные и робкие абстракции. Она бормотала:

— В общем... я бы хотела выглядеть по-другому, но не слишком, понимаете? То есть... пусть это будет вот так, а это спадает сюда... но главное, чтобы сверху не было плоско, чтобы было больше объема, но не мелких кудрей... мне точно такого не надо, и...»

В итоге стилист подходил к ней с ножницами наготове, а Элис К. склоняла голову и начинала молча молиться Богу Парикмахерских Салонов: «Прошу тебя, пошли мне славную стрижку, которая не станет подчеркивать мою челюсть и будет хорошо выглядеть по утрам, чтобы после мытья я просто встряхивала волосы, и они бы ложились как надо, и чтобы не приходилось по сорок пять минут укрощать их с помощью фена. Прошу тебя, боже, очень прошу!»

Но все было безнадежно, напрасно. С таким же успехом она могла войти в магазин одежды и сказать:

— Я хочу примерить четвертый размер, хотя ношу девятый. А раз я уже здесь, я бы еще хотела иметь ноги подлиннее, грудь побольше и талию потоньше.

Но Элис К. упорствует. Она продолжает надеяться. Она мучает свои волосы с помощью лаков и муссов, но иногда ее страх материализуется и — о, злобный бог! — она попадает в Страну Плохих Стрижек.

Элис К. стоит перед зеркалом (она как раз бросила муссы и применила другую стратегию — береты) и рассматривает свою очень плохую стрижку. Теперь ей придется сорок дней и ночей стонать: «Зачем я сделала такое с собой?» Этот стиль ей явно не идет, а когда ее стригли, чем больше отрезанных прядей падало на пол, тем быстрее убывала ее уверенность в собственной сексуальности и привлекательности.

Такое случалось с Элис К. три раза. В первый раз — сразу после окончания колледжа, через несколько месяцев после того, как она очень смело (по ее мнению) изменила прическу: обрезала разделенные на прямой пробор волосы по пояс до уровня плеч. Потом поехала к одному из стилистов в центре города. И решительно произнесла:

— Сделайте то, что, по вашему мнению, мне пойдет... Я хочу что-нибудь абсолютно новое!

И, потеряв два часа и уйму денег, она вышла из салона с уродливой стрижкой: ее волосы торчали как иглы дикобраза. Элис К. бросилась к своей машине, села на очки, помчалась домой, по дороге переехала белку и три дня провела в слезах вместе с Рут Е. в ванной комнате.

Следующий раз парикмахер сделал Элис К. нечто с челкой и прядями-«крыльями» по бокам. Стрижка выглядела неплохо, но требовала ежедневных феноменальных усилий по поддержанию, в результате чего у Элис К. появилась серьезная зависимость от мусса, которая длилась два года.

В третьем случае все началось с плохой химической завивки. Позже ей удалось заглушить остроту воспоминаний, и у нее нет желания это обсуждать, достаточно сказать, что следующие четыре года она провела в суровой, ежедневной борьбе с волосами, используя фены, электрощипцы и эксперименты со шляпами. Теперь стилисты часто уверяют Элис К., что плохие химические завивки отошли в прошлое и что нынешние составы «очень мягкого действия». Она им не верит.

Тем не менее Элис К. не оставляет надежды. Недавно она встретилась с одной коллегой в дамском туалете и заметила что-то необычное. Элис К. не сразу разобралась, в чем дело, но коллега выглядела более утонченной и уверенной в себе.

— Вы сделали стрижку? — спросила она.

— Да, — улыбнулась коллега.

Элис К. восхитилась ее новым обликом и сказала, что перемена очень заметная. Коллега снова улыбнулась:

— Мне нужно было что-то поменять! — Она сделала акцент на последнем слове, как будто речь шла не только о внешней трансформации.

Элис К. заметила, что такое важное событие часто меняет всю жизнь. Женщина серьезно кивнула в ответ, и обе понимали, что это правда и что стрижка означает не только внешнее, но и внутреннее изменение. А потом коллега вышла, а Элис К. стояла на месте и качала головой. Поразительное явление — идеальная стрижка!

Мужское тело, часть 1: вульгарные типы

Элис К. пьет и разговаривает с Рут Е. Та большую часть дня провела на совещании и пришла к следующему выводу: очень многие мужчины ведут себя вульгарно в общественных местах.

— Просто невероятно, — говорит она. — Я сижу в зале, оглядываюсь вокруг и вижу: один ковыряет в зубах, второй — в носу, просто отвратительно.

Элис К. серьезно кивает. Отвратительно. А потом она рассказывает Рут Е. о том, как на собрании одолжила своему боссу ручку, а он ее, после того как что-то записал, взял да и засунул в ухо. Покрутив немного, вытащил и стал разглядывать. Снова засунул, еще покрутил и опять посмотрел.

— Это истинная правда, — заверяет Элис К.

— Мерзко! — возмущается Рут Е.

— Гадко! — говорят они хором.

Позже Элис К. размышляет над этим феноменом. Она, конечно, знает, что не все мужчины столь невоспитанны в вопросах личной гигиены и функций организма. Эллиот М., к примеру, наверняка не стал бы брать ручку у женщины и ковырять ею в ухе, он посчитал бы саму идею возмутительной. Но Элис К. знает много вульгарных типов. Или ей кажется, что знает.

«Откуда у них такие привычки? — удивляется она. — Почему некоторые мужчины настолько свободны от условностей, что считают нормальным подобное поведение в общественных местах? Почему мужчины такие противные?»

В поисках ответа Элис К. как-то позвонила своей тетушке К., очень мудрой женщине, и спросила:

— Тетя, много ли ты встречала и знаешь вульгарных мужчин? Тех, которые отвратительно ведут себя на людях?

— Которые, к примеру, пускают газы? — уточнила тетя.

Элис К. было неудобно обсуждать со старой родственницей подобные дела, поэтому она не стала вдаваться в подробности. Она просто пересказала историю о своем шефе и ручке. Оказалось, что тетя К. не сталкивалась с такого рода невоспитанностью, убеждена, что тема, поднятая ею, ничуть не меньше нуждается в обсуждении.

— Это просто ужасно, — заявила она. — Сидишь в дорогом ресторане, и вдруг какой-нибудь мужчина издает ужасный звук — (Не было необходимости его воспроизводить, Элис К. и так знала, как это мерзко.) — Женщины такого не делают. Они не пускают газы в публичных местах.

Элис К. кивнула телефонной трубке. Действительно. Находясь в элегантном ресторане, женщина неспособна издавать подобные звуки, так же как пытаться вернуть на место выпавшую прокладку. Она никогда такого не сделает.

Позже Элис К. звонит Рут Е. и делится с ней другим наблюдением:

— Вот еще что. Похоже, мужчины слишком озабочены своими внутренностями и не стесняются публичных проявлений своего кишечного тракта.

Тетя К. считает, что в ее время все жили иначе, а женщины так просто были одержимы заботой о своем желудке. Они говорили и думали об этом, а при отсутствии ежедневного стула впадали в панику и принимали меры: клизмы, слабительное и так далее.

Элис К. считает, что женщины избавились от этой озабоченности, но для многих мужчин кишечник является любимой темой. Она даже знает мужчин, которые хвастаются тем, сколько они «производят» по утрам. А некоторые любят сравнивать свои показатели в этой области (так же, как сравнивают длину членов), стремясь доказать: «Мой желудок работает регулярнее!»

— Разве это не дико? — спрашивает Элис К. Рут Е. — Почему-то мужчины меньше женщин стесняются проявлений своего организма. Мне кажется это странным. Или я ханжа?

Рут Е. не считает ее ханжой.

— Только посмотри, как они себя ведут! — возмущается она. — Какая гадость!

Они составляют целый список.

• Ни Элис К., ни Рут Е. никогда не видели женщину, которая бы высморкалась в платок, а потом бы рассматривала то, что вышло из носа. Но они много раз наблюдали, как это делают мужчины. В общественных местах. На собраниях. В автобусе.

• Ни Элис К., ни Рут Е. никогда не замечали, чтобы женщина сморкалась без помощи платка. Прямо на мостовую. При людях, просто зажав одну ноздрю и выдувая воздух из другой.

• Ни Элис К., ни Рут Е. никогда не замечали, чтобы женщина высасывала остатки еды из зубов, и неоднократно видели (и слышали), как мужчины занимались подобной чисткой. Или издавали жуткий звук прочищая горло, а потом наклонялись и выплевывали большой сгусток слизи в раковину или на мостовую.

— Возможно, и мы делаем некоторые из этих вещей, — говорит Рут Е. — Я не утверждаю, что женщины такие уж утонченные создания, но, по крайней мере, мы занимаемся этим не на глазах у других.

Потом Рут Е. высказывает революционную теорию:

— Ты видела документальные фильмы о человекообразных обезьянах? Видела, как они сидят и чешутся? При этом они подозрительно похожи на мужчин, верно?

Элис К. кивает. Она думает, что это интересная идея, которая все же не объясняет, как и почему женщины эволюционировали по-другому.

Позже она звонит сестре Бет К. и выясняет ее мнение.

— Думаю, мужчины считают себя невидимыми, — объясняет Бет К. — Особенно в машинах. Им кажется, что они одни на дороге. Поэтому часто, проезжая мимо парня, замечаешь, что его палец наполовину засунут в нос. Это противно, но им все равно, потому что они полагают, что за ними никто не следит.

«Они полагают, что никто не следит». Элис К. запоминает эту фразу и приходит к выводу, что здесь — ключ к разгадке.

Если женщина с ранних лет слышит, что все на нашей зеленой планете непременно заметят и отреагируют, если у нее будут примяты волосы, то мужчина воспитываются в более либеральных условиях: ему дают понять, «никто не следит». Никто не видит, если ковыряешь в носу или крутишь ручкой в ухе. А главное — никому нет дела. Поэтому, когда парень сидит на собрании, он с беспокойством размышляет о власти, о своей карьере и других мужских проблемах, но очень мало обеспокоен тем, что у него в носу или между зубами.

Элис К. делится своей теорией с Рут Е.

Рут Е. тщательно все обдумает и кивает. Потом говорит:

— Конечно, можно найти более простое объяснение: мужчины просто вульгарны.

Элис К. в этом не уверена, но есть нечто, не подлежащее сомнениям: с недавних пор она никому не дает свою ручку.

Мужское тело, часть 2: мужчины и их члены

— Почему мужчины так относятся к своим членам? — спрашивает Элис К. — Я бы хотела разобраться.

Элис К. с Рут Е. снова пьют и разговаривают; они явно зашли в тупик.

— Они дают своим членам имена. Мужчина может придумать для своего органа двадцать семь наименований!

И Элис К. зачитывает возможные варианты: «бывалый», «хитрец», «орудие», «дробильник», «любовный мускул», «орудие любви», «стержень» и (ее любимое) «одноглазая змея в трусах». И так далее и тому подобное.

— Я знаю парня, который называет его «последним аргументом», — сообщает Рут Е. — А другой зовет его «мое резюме».

— Зачем они это делают? — удивленно трясет головой Элис.

Потом они переходят к вопросу мужской мастурбации. Элис К. напоминает, что у мужчин не менее сорока семи названий этого процесса. «Душить цыпленка». «Полировать мушкет». «Выбивать». «Теребить».

— Женщины гораздо скромнее, когда речь идет о половых органах. Мы так деликатны, что иногда кажемся ханжами, — заявляет Элис К. — Помнишь, что мы говорили о менструации, когда нам было по пятнадцать лет? Как мы произносили шепотом «У меня началось «это»...» Начало менструации мы называли «этим».

Рут Е. округляет глаза. И серьезно кивает. Элис К. знает, что мужчины — совсем другие. Она читала газетную статью о том, что бы произошло, если бы у мужчин была менструация: они бы стали ею хвастаться. Они бы подбегали друг к другу в школьном дворе и объявляли: «Эй, друг, я тоже в деле!» И сообщали бы, сколько тампонов использовали за день.

Однажды, через месяц или два после начала их отношений, Элис К. попыталась обсудить это явление с Эллиотом М. и сделала вывод, что, даже если во время секса мужчина не стесняется своего члена, он может быть очень сдержан в словах.

— Я не собираюсь обсуждать мужчин и их члены, — заявил Эллиот М. — Не желаю участвовать в дискуссии! Я отказываюсь.

Элис К. налила ему бокал вина и ждала, пока он смягчится, чтобы продолжить тему. Она заметила:

— Женщинам трудно произносить слово «влагалище». Для них оно звучит грубо и нелепо. Они чувствуют себя неудобно, когда приходится это говорить. А если мужчина называет член «одноглазая змея в штанах», почему он считает, что это смешно?

— Потому что так и есть!

Потом Эллиот М. немного расслабился и пустился в знакомые рассуждения о том, что мужские половые органы внешние, а женские — внутренние и из-за этой разницы мужчинам гораздо легче говорить на сексуальные, внешние темы, а женщины привыкли считать их интимными и внутренними.

— Возможно, — согласилась Элис К., — но я не думаю, что дело только в физиологии и гормонах.

— Ну, если бы у тебя между ногами висела эта штука, ты бы наверняка придерживалась другого мнения!

А потом Эллиот М. стал рассказывать. Он был шестнадцатилетнем парнем, сидел на уроке математики, и вдруг без всякой причины у него начиналась дикая эрекция, а в конце урока ему нужно было вставать... В общем, все свелось к тому, как тяжело быть мужчиной и что 98 процентов времени приходится помнить о своей сексуальной принадлежности.

Элис К. сидела, слушала его и начала замечать, что испытывает странное чувство. Сначала она заняла оборонительную позицию, как бы желая сказать: «Ладно, мне надоело слушать о вас, парни, о ваших гормонах и о том, как вы были похотливы на уроке математики». Но потом ее чувства переросли в зависть. Нет, она не завидовала тем, у кого есть пенис. Элис К. никогда в жизни не желала обладать несколькими дюймами невзрачной плоти, которая бы влияла на ее жизненные взгляды и сексуальные потребности. Она имела в виду нечто другое.

Элис К. испытала зависть, потому что, когда ей было шестнадцать лет, ее занятия по математике совсем не были связаны с проблемами секса. В те времена она беспокоилась из-за пустяков.

Что было на ней надето. Почему мальчик, который ей нравился, ни разу на нее не взглянул. Возможно, парень был слишком занят своей эрекцией, чтобы глядеть на нее, но тогда она не знала о таких проблемах и поэтому считала, что виновата в том, что недостаточно интересна или красива.

А теперь она знает, в чем было дело. Парню расти гораздо легче, потому что его сексуальность и природные импульсы прямо влияют на его поведение, и все определяет только одно желание с кем-нибудь переспать.

На следующий день она обсуждает это с Рут Е.

— Это простое уравнение, — объясняет она. — У тебя есть член, и ты хочешь секса. И с ранних лет тебя учат, что это нормально, так и должно быть.

Рут Е. согласна, и они пускаются в долгие обсуждения тех нелепостей, которые приходится выслушивать в качестве правил на всю жизнь, если ты родилась девочкой.

— Нас убеждают, что наша вагина — опасное, страшное и непристойное место, — говорит Рут Е. — Если ты мужчина, то тебя учат, что секс — твоя цель, а если женщина, то тебя учат его избегать. Естественно, что мы не думаем о сексе и не говорим о нем с такой бравадой.

Элис К. торжественно кивает. «Да, — думает она, — наша сексуальность распыляется на многие внешние моменты: как мы выглядим, что на нас надето и как себя вести, если в кафе к нам приближается парень».

Когда она об этом думает, ей становится грустно.

— Если ты женщина, то ты осваиваешь трудную науку привлекать мужчин и мало знаешь о том, как приятно самой испытывать притяжение. Разве не так?

— Да, — соглашается Рут Е. — И даже если тебе повезло и ты от природы привлекательна, тебе не позволено расслабляться, купаться во внимании окружающих и наслаждаться своей сексуальностью. Может, сейчас и другие времена, но, как сказал бы мужчина: «спорю на мое левое яйцо», если будешь спать со всеми без разбору, парни назовут тебя шлюхой.

Ночью, лежа в постели, Элис К. обдумывает эти слова и чувствует еще большую грусть: очень плохо, если обладаешь анатомическим устройством, которое, в отличие от мужских органов, не посылает тебе явных сексуальных импульсов. Трудно расти в обществе, которое то пугает секс с романтической любовью, а то считает эти два понятия взаимоисключающими. Получая такие противоречивые команды (Будь привлекательной! Но не слишком! Будь сексуальной! Но не смей спать со всеми!), могут ли женщины не нервничать и не смущаться, когда говорят о своем теле? Понятно, почему они придумывают одиннадцать разных названий для одной дурацкой вещицы (помада, блеск для губ, краска для губ и так далее), вместо того чтобы заниматься значительными и важными делами.

Она ворочается в постели. «Если тебе внушают, что нечто не имеет особой ценности, — думает она, — то ты и не считаешь нужным давать этому «нечто» какое-то имя».

И вдруг Элис К. осеняет блестящая идея, почти откровение. Она резко садится в постели.

«Решено, — думает она, — буду называть мой орган Мартой!»