Путеводитель по миру Братства черного кинжала

– Он более, чем в порядке. Он пережил эту ночь.

И затем ее оставили одну.

Она только начала злиться, как дверь в вестибюль открылась, и холодный по­ток заполонил фойе, словно выпавшая изморозь.

Роф вошел в особняк, и ее глаза широко распахнулись. Она не видела его, ко­гда он уходил, была не в состоянии смотреть, но она увидела его сейчас.

Господи Боже, она видела его сейчас.

Ее хеллрен был таким же, каким она встретила его в ту первую ночь, когда он пришел в ее старую квартиру: смертоносная угроза, одетая в черную кожу. Его тело было покрыто оружием, так же основательно, как кожей или мускулами. В одежде для боя он излучал мощь, такую, что ломала кости, вскрывала глотки и пускала кровь. В своей одежде для боя он был сущим кошмаром, ужасом…. Но, несмотря на все, он был мужчи­ной, которого она любила, за которого вышла замуж, рядом с ко­торым спала, который кормил ее, обнимал в течение дня, отдавал себя, душой и те­лом.

Голова Рофа повернулась на мощной шее, пока он не уставился на нее и не за­гово­рил искаженным голосом, настолько низким, что она едва узнала его.

– Мне нужно трахнуть тебя прямо сейчас. Я люблю тебя, но мне нужно трах­нуть тебя этой ночью.

В голове Бэт возникла лишь одна мысль: Беги. Беги, потому что он хочет этого. Беги, потому что он хочет догнать тебя. Беги, потому что ты немного боишься его, и это чертов­ски тебя возбуждает.

Зная, что пахнет своим возбуждением, Бэт сорвалась с места, метнувшись к лест­нице, быстро взбегая по ней. Спустя мгновенье она услышала его позади нее, его ботинки стучали, словно раскаты грома. Эротическая угроза с его стороны сломила ее, ошеломила настолько, что она почти не могла дышать, но не из-за напряжения, а потому, что знала, что будет, когда он поймает ее.

Достигнув второй двери, она влетела в случайный коридор, не зная, куда бе­жит, не беспокоясь об этом. С каждым преодоленным ею ярдом Роф подбирался все ближе... Она могла чувствовать его по своим пятам, словно волна, готовая накрыть ее, рухнуть, свалить ее с ног, подчинить.

Она ворвалась в гостиную на втором этаже и…

Поймав за волосы и руку, он грубо схватил ее, подставил подножку, роняя на пол.

Прямо перед тем как она упала, Роф перевернулся, принимая падение на себя, смягчая удар. Она боролась, пытаясь встать, смутно осознавая, что лежит на нем ли­цом вверх, его грудь была под ее плечами, а эрекция уперлась прямо туда, куда сле­довало.

А потом она вообще не думала.

Ноги Рофа подались вверх, обвиваясь вокруг ее голеней, широко раздвигая ее ноги, пленяя ее. Грубо и властно его рука метнулась между ее бедер, и Бэт выгнулась с криком, когда он обнаружил, насколько возбужденной она была. Она перестала со­противляться, и двустворчатые двери впереди захлопнулись, и потом Роф перевер­нул ее, укладывая на пол лицом вниз. Он взобрался на нее, удерживая за шею, раз­двигая ее ноги. В непосредствен­ной близи он пах чистым потом и связующим аро­матом, кожей его одежды и смертями своих врагов.

Она почти кончила.

Роф тоже тяжело дышал. Он отклонился назад, разрывая ее шорты прямо до про­межности – старая ткань подчинилась, даже не думая возражать.

Господи, она знала, каково это.

Холодный воздух коснулся ее попки, когда он прокусил трусики с одной сто­роны, а потом послышался звук расстегиваемой молнии. Его руки изменили наклон ее бедер, и головка коснулась того, что ждало его, что он должен был взять.

Он с силой врезался в нее, широкий словно кулак.

Бэт распластала руки по полу, когда он соединил их тела и начал погружаться в яростном ритме, эти двести восемьдесят фунтов чистого секса прямо на ней, рас­тягивая ее изнутри. Ладони начали скрести пол, когда первый из оргазмов нахлынул на нее.

Она все еще кончала, когда его рука коснулась щеки, поворачивая голову. Его ритм был настолько сильным, что он не мог поцеловать ее….

С шипением он укусил ее прямо в яремную вену.

Он застыл посередине толчка, начав кормиться, глубоко погрузившись, впив­шись в ее вену с дикой настойчивостью. Боль, закручиваясь в узел, смешивалась с заключитель­ной частью ее оргазма, вызывая еще одну волну наслаждения. И потом он снова начал двигаться, нижняя часть его живота терлась о ее попку, его бедра ударялись о ее, раздался рык ее любовника…

И животного.

Он громко проревел, начиная кончать, его эрекция дрожала в ней, как живое суще­ство со своим собственным разумом. Связующий запах стал еще сильнее, когда он напол­нил ее, его пульсация стала горячей словно угли, плотной как мед.

Наконец кончив, он перевернул Бэт, застыв между ее ног, с блестящим, гор­дым и полностью возбужденным членом. Он еще не закончил с ней. Ухватившись татуирован­ной рукой за ее колено, он высоко поднял ее ногу и вошел спереди, огромные руки напряглись, удерживая вес сверху. Он посмотрел на Бэт, и его во­лосы упали вниз черной массой, спускавшейся с его вдовьего пика, запутавшейся в оружии на его теле.

Клыки были такими длинными, что он даже не мог сомкнуть рта, его челюсти раз­жались, снова готовясь укусить ее, и она задрожала. Но не от страха.

Это была острая грань, его подлинная сущность под этой одеждой и буднич­ной жизнью, которую он вел. Ее супруг в чистейшем, беспримесном состоянии: сама власть.

И господи, она любила его.

Особенно таким.

Роф неистово брал ее плотью твердой как кость, а клыки, словно бивни, глу­боко погружались в ее шею. Она была всем, в чем он нуждался и что всегда будет же­лать: ти­хая гавань для его агрессии, сжимающая его; любовь, чарующая, пленяющая его.

Он был ураганом, обрушившимся на нее; она – островом, достаточно сильным, чтобы принять то, что он выпускал на волю.

Когда она снова закричала, и тело раскололось на части от наслаждения, он толк­нул себя через край, полетев вместе с ней. Его яички сжались, и оргазм выстре­лил из него… бах, бах, бах… Отпуская ее вену, он рухнул в ее волосы, содрогаясь всем телом.

А потом были слышны лишь их отчаянные вдохи.

С головокружением, не в себе от восторга, удовлетворенный, он поднял свою го­лову. Потом руку.

Прокусив свое запястье, он приложил его к губам Бэт. Пока она тихо пила, Роф нежно гладил ее волосы, чувствуя дурацкую потребность заплакать.

Ее темно-синий взгляд нашел его, и все вокруг испарилось. Их тела дематери­али­зовались. Комната, в которой они находились, прекратила существование. Время превра­тилось в ничто.

В этом вакууме, в кротовой норе[172], грудь Рофа раскрылась, словно в него вы­стре­лили, и пронизывающая боль коснулась его нервных окончаний.

Он знал, что было много способов разбить сердце. Иногда это происходит из-за давления жизни, груза ответственности или прав по рождению, из-за ноши, кото­рая сжи­мает тебя так, что становится невозможно дышать. Несмотря на то, что твои легкие от­лично работали.

Иногда – от легкомысленной жестокости судьбы, которая уносит тебя все дальше оттуда, где, как ты думал, должен находиться всегда.

Иногда это старость на лице ребенка. Или болезнь – на лице здорового.

Но порой сердце разбивается лишь от взгляда любимых, и благодарность за при­сутствие их в вашей жизни переполняет…. Потому, что вы показали то, что было внутри вас, и они не отвернулись или убежали в страхе, они приняли вас, любили и держали вас в пучине страсти или страха… или сочетании обоих.

Роф закрыл глаза, сосредоточившись на мягких глотках у своего запястья. Господи, они были похожи на биение сердца. И это имело смысл.

Ведь она была центром его груди. Центром его вселенной.

Он открыл глаза и позволил себе утонуть в этой полночной синеве.

– Я люблю тебя, лилан.

Сущность Фьюри

Прошлые выходные я провела в одиночестве, бродила по дому. Я не замечала окружающих меня вещей... не вникала, просто бродила. В беспокойстве. Все потому что я – легковозбудимый псих, и моя голова бесполезно прокручивает информацию, нужную и не очень, пока я не начинаю сходить с ума.

Движимая отчаянием, я села в автомобиль, открыла окна и люк и завела дви­гатель. Иногда наше спасение приходит на четырех колесах и с нужным тактом. И да благосло­вит Бог эти колесницы, дарующие облегчение.

Я отправилась на закате, пытаясь уехать далеко, как можно дальше от дома. Я дое­хала до реки Огайо[173] и взяла путь, придерживаясь береговой линии. В последнее время я часто так делала... просто уезжала вдаль, только я и автомобиль, летний воз­дух и музыка. Деревья над головой казались темно-зелеными, и я погружалась в этот туннель, отчаянно надеясь, что он сможет переместить меня куда-то из места, где я была сейчас.

И это работало.

По ходу движения, слева, солнце большим диском опускалось за горизонт, будто кто-то зацепился за него и пытался стянуть с неба, но его врожденная энергия противи­лась. Воздух вокруг меня чертовски влажный, плотный как облако, пахнет... настоящим летом. Эта сладкая влажность покрывала мою кожу, и мне это нравилось.

Здесь, на дороге, жизнь казалась приятной. Она была драгоценным подарком, а не бременем, какой становилась временами. Жизнь казалась яркой тайной, какой и должна быть.

И я думала о Фьюри.

Мчалась, вперед, как можно дальше от дома... но он преследовал меня. Как будто он сидел в машине, рядом со мной, локоть лежал на оконной раме, а ветер спу­тывал его волосы. Я представила его желтые глаза цвета заходящего солнца, такие же пылающие, теплые и красивые.

Но, конечно, сейчас его со мной не было. Все вокруг просто сгорело бы, будь он в машине. Но он был в моей голове, смотрел моими глазами, вслушиваясь в то, что меня окружало. Он проник в мою грудь подобно призраку и занял место в моем костном мозге; это он держался за руль, переключал передачи и давил на газ.

И пока он был со мной, он говорил на одну тему: «Не обладаю». «Не смогу обла­дать». «Никогда в жизни».

О «Несбывшемся».

Я видела его сидящим за обеденным столом. Белла сидела напротив, за фар­фором, серебром и хрусталем... разделенные красным деревом, через миллион миль, которые ему никогда не преодолеть. Он смотрел на ее руки. Наблюдая, как она режет мясо, меняет ме­стами вилку и нож и подносит кусочек ягненка ко рту. Он смотрел на ее руки, потому что это – единственное, социально приемлемое, что он мог себе позволить.

Твой личный ад – желать того, что ты не сможешь получить. Его разум блуждал. Направлял туда, где он не хотел находиться. Дразнил его вкусом, кото­рый никогда не ощутит на своем языке, изгибами, которые он никогда не изучит, чувствами, которые ни­когда не сможет выразить.

Он был пойман в ловушку своего благочестия и любви к близнецу, а также уваже­ния к Белле... раб своей сущности.

Как мне кажется, она всегда находится рядом, и это делает его положение еще бо­лее невыносимым. Каждый день он видит ее. Он знает, что, возвращаясь на рассвете до­мой, он возвращается туда же, где живет и она.

Что он делает? Он лежит в своей большой кровати и курит алый дымок, который успокаивает его, и молится, чтобы это поскорее закончилось. И видит Бог, все ухудшает радость за Зи: это огромное облегчение в личном аду Фьюри, потому что он знает, что сейчас у Зи есть будущее.

Облегчение... да, облегчение. Но временами оно тускнеет. Фьюри смотрит вниз на отсутствующую ногу и чувствует себя недостойным, слабым и хромым, и дело не только в ампутации, ведь он не сожалеет о случившемся. Что жалит его в те дни, когда дом зати­хает, а Белла и Зи спят, переплетясь телами на супруже­ском ложе... Фьюри жалит сам факт, что он – сексуально-невежественный и неуме­лый, и нет никакого выхода из этой пустыни. Даже если он откажется от целибата, найдет женщину и, уложив на спину, осед­лает ее, что это изменит? Непристойный, грубый секс не заставит его чувствовать себя хоть чуточку лучше.

Наоборот, сломит его только сильнее... ведь он знает, что это не то, что происходит между Зи и Беллой.

Нет... Фьюри на другом берегу реки, наблюдает за закатом. Неспособный при­кос­нуться. Способный только смотреть. И никогда не обладать.

И в этой абсурдности, и его жалкой тоске, в его презренной слабости, в его при­скорбном водовороте эмоций... он просто смотрит на руки Беллы, пока она ест. Поскольку это все, что он может сделать.

Он ждет хоть какого-то облегчения. Понимая, что оно придет не скоро.

И он ненавидит себя.

Его падение кажется бесконечным, и у него нет такой веревки, за которую можно ухватиться, или сети, в которую можно упасть, ничего, чтобы прекратить падение. Он может лишь предвкушать жесткое столкновение, сокрушающий тело удар, когда он, наконец, настигнет дна.

Сущность этих «Не Обладаю, Не Смогу Обладать, Никогда В Жизни», «Несбывше­гося»… уносит Фьюри в места более мрачные, чем он мог ожидать. Я думаю, Фьюри верил, что если Зи когда-нибудь хоть немного исцелится, то его собственное страдание подойдет к концу.

Но он ошибался. Ведь вкус исцеления Зи – это вкус, ради которого Фьюри убил бы.

Так или иначе... именно это я поняла у реки Огайо на летнем воздухе прошлой но­чью... во власти одиночества... где была лишь я, фары проезжающих машин да влаж­ный ветерок.

Некоторые расстояния никогда не будут преодолены.

НЕСОСТОЯВШЕЕСЯ ИНТЕРВЬЮ

Прошлой ночью я прибыла в особняк Братства для запланированного интер­вью с Бутчем и Вишесом. Они заставили меня ждать… это не должно было удивлять меня, и не удивило. Да и само интервью не состоялось. Что тоже не удивительно...

Фритц, впустивший меня в Яму, как обычно, сдувал с меня пылинки. Клянусь, ничто не волнует доджена больше, чем отсутствие возможности сделать что-нибудь для вас. Он так воодушевляется, когда я вручаю ему свою сумку… мое движение испол­нено отчаянием, присущим тем, кто применяет прием Геймлиха[174] к внезапно пода­вившемуся человеку.

Вообще, у меня нет привычки отдавать свою сумку чужим людям… даже дво­рецкому, который страдает от запущенной стадии заболевания Жизненно-необхо­димо-угодить. Но вот в чем дело: на моей сумке полно вставок из светлой кожи, и на ремешке, который пробегает сверху до самого низа, есть полоска синих чернил от ручки. Никто не замечает этот относительно крошечный недочет кроме меня, но он бесит меня с момента его возникновения, и, как вы уже успели понять, я жажду из­бавиться от этого дефекта. (Черт, я даже вернулась в «ЛВ»[175] и спросила консультан­тов, могут ли они вывести пятно. Они ответили, что нет, потому что по­ристая кожа впитала чернила в свои волокна. Разумеется, свою депрессию я сняла различными покупками…)

Передавая сумку Фритцу, я спросила, существует ли способ вывести чернила, и он засветился, словно я вручила ему подарок ко дню рождения, и сиганул к парад­ной двери. Когда огромная, восьми панельная, достойная крепости дверь Ямы со стуком закрылась, я вспомнила о своей единственной ручке, той, что оставляет пятна, и находится в… чертовой сумке.

К счастью, Ви и Бутч были незабываемы, поэтому я решила, что ограничусь мысленными заметками.

Кроме меня в Яме никого. Джейн проводит осмотры пациентов в Безопасном Месте. Марисса тоже там, заведует учреждением. Время – 3:00, Бутч и Ви скоро вер­нутся после сражения с лессерами. План для них – поговорить со мной, для меня – вовремя уйти после разговора. Интервью занимают не высокие позиции в списке приоритетов Братства, и я понимаю парней. У них выдается мало драгоценного сво­бодного времени, и они находятся в условиях постоянного стресса.

Я смотрю на часы и еле сдерживаю волнение. Я не знаю, как шеллан справля­ются со страхом, ожидая, когда вернутся домой их хеллрены. Должно быть, это про­сто убивает.

Я осматриваюсь. Стол для настольного футбола выглядит просто шикарно. Этот, конечно, совсем новый. Прежний стол испустил дух во время некой разборки, включавшей использование «Silly String»[176], двенадцати футов клейкой ленты, двух автоматов для пейнтбола и контейнера «Раббермэйд»[177] размером с компакт­ный автомобиль. По крайней мере, это я слышала от Рэйджа. У парня длинный язык, но он никогда не врет.

В противоположной стороне, на столе Ви непрерывно гудят Четыре Игрушки. Компьютеры напоминают стайку сплетниц, собравшихся вместе для обмена истори­ями о том, кто, что и где делает на территории Братства. Стерео система позади них выглядит так высокотехнологично, будто при необходимости ее можно использо­вать для сканирования мозга. Звучит рэп, но не так громко, как это бывало раньше. 50Cent, «Curtis»[178]. Так и думала, что Ви не станет слушать Канье[179].

То, что я нахожу на кухне, повергает меня в шок. Не видно ни пылинки, сто­лешницы без грязных стаканов, все шкафы наглухо закрыты, беспорядок сведен до минимума. Я готова держать пари, что в холодильнике лежит что-то еще кроме остатков Тако Белл[180] и упаковок с соевым соусом. Черт, есть даже ваза с фрук­тами. Персики. Ну, разумеется.

Перемены. Многое изменилось здесь. Это можно сказать не только потому, что возле дивана стоят черные шпильки, а «Спортс иллюстрейтед»[181] перемежа­ются с изданиями «Медицинского журнала Новой Англии».

Осматриваясь, я размышляю о двух парнях, которые сейчас живут здесь со своими шеллан. И я вспоминаю, возвращаясь к старым добрым дням ТЛ[182], как Ви и Бутч провели ночь в комнате для гостей, над спальней Дариуса. Бутч спросил Ви о его руке. Ви узнал о желании Крутого мэна умереть. Они нашли общий язык. Мой любимый момент – когда Роф пришел на следующий вечер и бросил им «ну разве это не мило». Я думаю, вы помните, каков был их ответ, да?

И вот, спустя два года они все еще вместе.

С другой стороны, мы, болельщики «Рэд Сокс», отличаемся преданностью.

Но все-таки многое изменилось, не так ли?

Распахивается дверь в подземный тоннель, и входит Бутч. Он пахнет, как лес­сер, сладкой детской присыпкой. Я зажимаю нос рукой, сдерживая рвотные позывы.

– Интервью окончено, – говорит он хрипло.

– Эм... ничего, я без ручки, – шепчу я, оценивая, насколько мрачно он выглядит и как сильно пошатывается на каждом шагу.

Бутч спотыкается и ударяется о стены по пути в свою спальню.

Великолепно. Что теперь мне делать?

Выжидаю минуту. Затем иду по коридору, потому что... Что ж, в подобной си­туации, возникает желание помочь, не так ли? Когда я добираюсь до двери в его комнату, то краем глаза вижу голую спину Бутча и быстро отвожу взгляд.

– Тебе что-нибудь нужно? – спрашиваю я, чувствуя себя при этом идиоткой. Я могу писать о Братьях, но посмотрим правде в глаза, я – призрак в их мире, наблюда­тель, не участник.

– Ви. Он уже на подходе…

Передняя дверь со стуком открывается, и я резко поворачиваю голову, будто меня ударило током.

О... черт…

Понимаете, вот в чем дело с Ви. Он меня не любит. Никогда не любил. А учи­тывая, что он – почти трехсот фунтовый вампир со смертельно-опасной рукой, нахо­дясь рядом с ним, я вспоминаю все приступы паники, которые когда-либо случались в течение моей жизни. Они возвращаются ко мне. Каждый из них. Одновременно.

Я сглатываю ком. Ви одет в черную кожу, из раны на плече идет кровь, и он в плохом, блин, настроении. Один взгляд на меня, и он обнажает свои клыки.

– Ты, должно быть, шутишь, – он почти срывает свою кожаную куртку и бро­сает ее через всю Яму. Он снимает с себя кинжалы намного осторожней. – Гребаный ад, ночь становится все хуже и хуже.

Я держу свой рот на замке. В смысле, что ответить на такое приветствие? Кроме как повеситься в ванной, я уверена, что ничего не могу сделать, чтобы под­бодрить его.

Вишес идет мимо меня, чтобы добраться до Бутча, и я словно превращаюсь в ковер на стене, становлюсь настолько плоской, насколько возможно. Это легко. Я начинаю вытягиваться как доска, длинная и тонкая.

Хочу отметить, что Ви огромный. ОГРОМНЫЙ. Когда он проходит мимо, моя макушка едва достигает вершины его плеча, а размер его тела заставляет меня чув­ствовать себя пятилетним ребенком в толпе взрослых.

Когда он останавливается в дверном проеме спальни, я нахожу себя неспособ­ной уйти, даже зная, что должна. Все же, я просто не могу. К счастью, Ви сосредота­чивается на копе.

Бедный Бутч.

– Ты что, мать твою, творишь? – рявкнул Ви.

Голос бывшего копа был хриплым, но не слабым. – Может, отложим разборки минут на десять? Меня сейчас стошнит…

– Думаешь, те убийцы не были вооружены?

– Знаешь, твоя роль сварливой женушки совсем не помогает…

– Хотя бы раз подумал головой…

Когда эти двое начинают ругаться, я решаю, что пора уходить. Слишком много тестостерона в воздухе, он пьянит меня. И не в самом хорошем смысле слова.

Я возвращаюсь в коридор, гадая, что, черт возьми, мне делать с интервью, ко­торое я, как предполагалось, должна была взять у них. И тогда я замечаю... кровавые следы. Ви оставил кровавые следы. И он, должно быть, ранен вполне серьезно, учи­тывая количество блестящих, темно-красных пятен на полу.

Глупый мужчина. Глупый, высокомерный, несчастный сукин сын и затворник. Глупый, безответственный, с противным характером, упрямый как бык, адски само­стоятельный и неразговорчивый сукин с…

Я говорила, что после ужасающего процесса написания книги о Ви, у меня осталось несколько проблем с ним? Не один из нас двоих испытывает ненависть.

Пока Бутч и Ви продолжают рычать друг на друга, как пара доберманов, во мне про­сыпается злость. Я иду к кожаной куртке Ви, и с трудом поднимаю ее с пола. Куртка весит почти как я, и, честно говоря, я не хочу знать, что в ней находится.

Но все же узнаю, потому что проверяю карманы.

Обоймы для Глока. Охотничий нож с кровью лессеров. Золотая зажигалка. Ай­Под, в котором, держу пари, список песен с тяжелым рэпом. Маленькая черная книжка, которую я не стала открывать (потому что это уже вторжение в частную жизнь.).

Жвачка Риглиз Спирминт[183]. Швейцарский армейский нож (может, потому, что у боевого кинжала нет таких клевых ножниц).

Сотовый телефон.

Я открываю Рэйзер и нажимаю звездочка-J. Спустя две секунды Джейн отве­чает на звонок.

– Эй. Как там мой щеночек?

Да, она называет его щеночком! Я никогда не интересовалась деталями. Ви бы просто откусил мне голову, а приставать к Джейн напрямую – слишком навязчиво. Хотя

Рэйдж должен знать... хм...

– Привет, Джейн, – говорю я.

– Оу, это ты, – она смеется. Мягкий смех Джейн заставляет глубоко вдохнуть и спокойно, медленно выдохнуть, потому что понимаешь, что все будет в порядке, если она в деле. – Как проходит интервью?

– Никак. Твой мужчина ранен, Бутч тоже выбыл из игры, и я чувствую, что если не уеду как можно скорее, то твоя половинка выставит меня за дверь. Головой вперед.

– О, ради Бога, Ви может быть такой задницей.

– Именно поэтому я посвятила ОЛ[184] тебе.

– Я сейчас приду. Только скажу Мариссе.

Повесив трубку, я понимаю, что в Яме стало гораздо тише... а из спальни исхо­дит свечение. Подкравшись на цыпочках к комнате Бутча, я замираю.

Они лежат на кровати. Вместе. Вишес обнимает Бутча, все его тело мягко све­тится. Бутч лежит лицом вплотную к Брату, его дыхание замедлено. Целительная сила Ви работает. Это очевидно, потому что запах лессера испаряется.

Ви открывает бриллиантовые глаза и останавливает немигающий взгляд хищника на мне. Моя рука замирает у горла.

В это мгновение я удивляюсь, почему он так ненавидит меня. Это больно.

В ответ я слышу его голос в своей голове: «Ты знаешь. Ты точно знаешь по­чему!»

Да, знаю, ведь так. И я поражена.

– Мне жаль, – шепчу я.

Он закрывает глаза. И в этот момент Джейн материализуется рядом со мной.

Джейн-призрак лишь немногим отличается от Джейн-человека. Она занимает столько же места в пространстве, ее голос и внешность те же... и, обнимая меня, она кажется такой же теплой и твердой, какой была до того как с ней произошло то, что произошло.

– Малыш… – протянул Ви, лежа на кровати.

Черт, так эротично звучит.

Джейн заглядывает в спальню, и от лучистой улыбки захватывает дух. Она не суперроскошна. Но у нее умное лицо, под стать гениальному мозгу, и, так как я люблю умных людей, мне она очень нравится.

– Эй, щеночек, – говорит она Вишесу.

Ви улыбается в ответ. Я упоминала об этом прежде? Когда он видит ее, он ис­кренне улыбается. Всем остальным он просто ухмыляется. Если для этого есть по­вод.

– Слышала, ты ранен, – говорит Джейн, положив руки на бедра. На ней белый докторский халат и стетоскоп вокруг шеи, которые с виду кажутся материальными.

Остальная часть ее тела немного туманна, она становится полностью видимой лишь тогда, когда хочет поднять что-то или кого-то обнять.

– Все хорошо, – отвечает он.

– Он ранен. – Бутч и я говорим в унисон. Ви прожигает меня взглядом. Затем успокаивает копа, проводя рукой по спине мужчины.

– Встретимся в нашей комнате, когда закончите, – говорит Джейн своему хеллрену. – Я осмотрю тебя.

– Это то, о чем я думаю, – отвечает Ви, перейдя на хриплое мурлыканье.

Я выхожу вслед за Джейн, потому что начинаю чувствовать себя вуайерист­ской, наблюдая за Ви и Бутчем... (хочу добавить, что, между прочим, Джейн не обес­покоена тем, как близки эти двое. Марисса тоже. Что показывает, насколько уве­ренны в себе шеллан. Их оберегают и любят.)

– Итак, работа в Безопасном Месте идет полным ходом, – говорит Джейн, ко­гда мы входим в заваленную книгами спальню, которую она делит со своим мужчи­ной. Место могло быть библиотекой, если бы не огромная кровать в центре, и пара довольна этим. Они оба любители почитать.

– Да, я слышала, – поднимаю книгу со стола. Учебник биохимии. Уровень ма­гистратуры. Может принадлежать любому из них. – Сколько женщин сейчас прожи­вает у вас?

– Девять матерей, пятнадцать детей.

Джейн начинает говорить, и то, как она оживляется при этом, указывает на ее энтузиазм. Я позволяю ей продолжать, но слушаю вполуха. Я мысленно возвращаюсь к нашей беседе, произошедшей приблизительно три месяца назад, в июне. Речь шла о смерти. О ее смерти. Я спросила, была ли Джейн разочарована тем, какой она стала после своей гибели. Призраком. В ее ответной улыбке читалось «едва ли», и она ска­зала мне что-то, что я не могу выбросить из головы до сих пор: «Сорок человеческих лет против четырехсот с ним?» прошептала она, качая головой. «Нереально сложный выбор, как же. Я имею в виду, трагедия подарила мне жизнь с тем, кого я люблю. От­куда взяться разочарованию?»

Думаю, что понимаю ее. Да, им может чего-то не хватать. Но Джейн было уже за тридцать, когда они встретились. И, возможно, ей удалось бы провести еще два-три десятилетия с Вишесом прежде, чем за нее бы активно взялся процесс старения. Если, конечно, она не заболела бы раком или пороком сердца или еще чем-то… Боже… ужасным, что либо убило бы ее, либо нанесло непоправимый вред. Кроме того, она уже потеряла свою сестру и родителей, и, черт... немыслимое число боль­ных пациентов. После стольких смертей, которые она повидала, я думаю, отчасти хорошо, что она лично уже через это прошла. И ей не придется волноваться о Ви и его танцах со Смертью. Джейн могла путешествовать в Забвение и обратно. Они все­гда будут вместе. Всегда.

Итак, она проживет вечность. С мужчиной, которого любит. Неплохая сделка.

К тому же… эм, как я понимаю, секс у них по-прежнему нереальный!

– Раздевайся! – говорит она.

Я осматриваю свой черный костюм, недоумевая, неужели я пролила на себя что-нибудь. Но нет, это Вишес. Он закончил с Бутчем.

Он входит, и я убираюсь с его дороги… и да, опускаю взгляд на пол, когда слышу шорох снимаемой одежды. Ви гортанно смеется, и я чувствую его связующий запах. Могу поспорить, через мгновение после моего ухода, они сразу же...

Эм... да.

Потрясающе, теперь я краснею.

Джейн выдыхает проклятье, и я слышу щелчок открываемой коробки. Я под­нимаю взгляд. Это аптечка, и после того, как Джейн заканчивает прочищать то, что выглядит как огромная глубокая рана на бедре Вишеса, она достает иглу, черную хирургическую нить и шприц, который, я думаю, наполнен лидокаином.

Окей, на этом моменте я снова опускаю взгляд. Я обожаю смотреть медицин­ские шоу на ТВ, но всегда избегаю кровавых моментов – а если это происходит прямо передо мной, то кажется в двенадцать раз натуральнее. Или может в двена­дцать сотен раз.

Я слышу шипение Ви, и шепот Джейн.

Дерьмо. Я должна посмотреть. Поднимаю взгляд. Руки Джейн вполне тверды, пока она зашивает своего мужчину быстрыми и точными движениями, словно де­лала это миллион раз. Вишес смотрит на нее с безумной улыбкой на лице…

– Она не безумная, – вмешивается он. – Моя улыбка не безумная.

Забавно, сейчас, в присутствии Джейн, он стал намного мягче. Он не совсем привет­лив со мной, но я больше не мечтаю о бронежилете.

– Она безумна в некоторой степени, – говорю я, когда Джейн смеется. – В смысле, конечно, она безумная в плане «я-воин-вампир-и-ем-лессеров-на-ланч». Ты настоящий гангста. Никто не примет тебя за легковеса.

– Мудро… – говорит он, касаясь волос Джейн своей сияющей рукой. Так круто, когда это происходит. В мгновение, когда его свет озаряет любую ее часть, Джейн становится полностью осязаемой, и чем дольше он прикасается к ней, тем больше становится площадь воздействия. Если они обнимаются на диване – и да, он дей­ствительно обнимается с ней – то она становится полностью твердой и остается та­кой какое-то время. Его энергия придает ее телу плотность.

Это так романтично.

Я слышу, как в коридоре открывается и закрывается дверь, затем к нам при­ближаются чьи-то шаги. Я знаю, что это Марисса, потому что чувствую запах оке­ана... и потому что слышу, как Бутч начинает рычать, эротически приветствуя ее. Марисса останавливается и просовывает голову в комнату Ви и Джейн. Сейчас ее во­лосы подстрижены и достигают лопаток, и на ней добротный черный костюм от Шанель[185], который я хотела бы видеть в своем гардеробе.

Мы вчетвером недолго болтаем, но потом Бутч становится нетерпеливым, зо­вет свою женщину, и Марисса с улыбкой уходит. Поворачиваясь, она снимает пи­джак.

Наверное, потому что знает, что ее одежда не продержится на ней долго.

– Вот, – говорит Джейн, отрезая нить. – Намного лучше.

– У меня есть кое-что еще, чему необходимо уделить внимание, верно?

– О, действительно? Может, это царапина на твоем плече?

– Нет.

Когда Ви протягивает к ней руку, я прокашливаюсь и направляюсь к двери. – Рада, что все в порядке. Может, мы сможем перенести интервью. Да… эм, берегите себя. Увидимся позже. Всего хорошего...

Я говорю все это, потому что чувствую себя неловко. Будто я незваный гость. Джейн сказала в ответ что-то милое, а Ви начал тянуть ее на себя. Я закрыла дверь.

Идя по коридору, я в последний раз окидываю взглядом гостиную Ямы. Изменения к лучшему, думаю я. И не только потому, что теперь это место меньше напоминает студбратство и больше – настоящий дом. Мне нравятся произошедшие перемены, потому что эти два парня наконец остепенились и счастливы, их жизни лучше бла­годаря тем, с кем они в итоге осели. Бутч и Ви по-прежнему вместе.

Я выхожу на улицу, в сентябрьскую ночь, и мне приходиться обхватить себя руками. В Колдвелле холодно. Я и забыла, как рано холодает в северной части Нью-Йорка. Я ловлю себя на мысли о том, что надеюсь, что у моего автомобиля, взятого на прокат, есть подогрев сиденья.

Я сажусь в машину, когда парадная дверь особняка распахивается, и из нее стремительно выбегает Фритц. Он, как Тату из «Острова фантазий»[186], бежит с моей сумкой в поднятой руке и кричит: – Сумка! Сумка!

Я вылезаю из седана. – Спасибо, Фритц. Я совсем про нее забыла.

Доджен низко кланяется и говорит расстроенным тоном – Мне так жаль. Мне очень жаль. Я не смог вывести чернильное пятно.

Я беру свою сумку и смотрю на ремешок. Да, маленькая синяя полоска все еще там. – Ничего, Фритц. Я, правда, ценю твои старания. Спасибо. Большое спасибо.

Я еще немного успокаиваю доджена, отказываюсь от предложенной корзины для пикника, полной еды, и он возвращается в дом. Слыша стук закрывшейся двери, я опускаю взгляд на изъян на своей сумке.

Когда я в первый раз обнаружила помарку от ручки, то захотела купить новую сумку. Безусловно. Мне нравятся безупречные вещи, и я так расстроилась, испортив свою собственную сумку... это несовершенство сделало ее не привлекательной в моих глазах.

Сейчас оцениваю вещь в лунном свете, рассматриваю все ее маленькие вмя­тины и недостатки. Черт… Она была со мной в течение почти двух лет. Я брала ее в Нью-Йорк, куда ездила пообщаться с редакторами и агентом. В отпуск, когда я встречалась со своими лучшими друзьями во Флориде. На подписании книг в Ат­ланте, Чикаго и Далласе. Она носила два моих мобильных телефона: один я исполь­зую для друзей в Штатах, а другой – для моих друзей за рубежом. Я складывала в нее чеки от эвакуатора, банковские выписки, счета за ужины с моим мужем, билеты на просмотренные фильмы с мамой и свекровью. В ней хранились фотографии людей, которых я люблю, и визитные карточки тех, с кем мне необходимо оставаться на связи. Она лежала в машине во время прогулок с моим наставником и коротких по­ездок в магазины за питьевой водой и...

Слегка улыбнувшись, я бросаю сумку на переднее сиденье Тойоты Приус[187], которую арендовала у «Энтерпрайз»[188]. Я сажусь, закрываю дверь и тянусь к ключу, который оставила в замке зажигания.

Стук по лобовому стеклу Приуса до чертиков напугал меня, и я почти вывих­нула шею, поворачиваясь к источнику звука. Это Вишес, с полотенцем вокруг бедер и повязкой на плече. Он указывает вниз, будто хочет, чтобы я опустила окно.

Я опускаю. В салон врывается холодный ветер, и я надеюсь, что дело просто в ночи, а не в Вишесе.

Ви опускается на корточки и кладет свои массивные предплечья на край окна автомобиля. Он старается не смотреть мне в глаза. Что дает мне возможность изу­чить татуировки на его виске.

– Она заставила тебя прийти, верно? – говорю я. – Чтобы извиниться за плохое поведение.

Его тишина означает согласие.

Я провожу рукой вверх по рулю. – Это нормально, что мы не особо ладим. Я имею в виду... ты знаешь. Ты не должен чувствовать себя скверно.

– Я и не чувствую.

Пауза.

– По крайней мере, обычно.

Что фактически означает, что сейчас ему скверно.

Отлично. Теперь я не знаю, что сказать.

Да, это неловко. Очень неловко. И, честно говоря, я удивлена, что он стоит здесь со мной и автомобилем. Я жду, что он вернется в Яму, к тем двум людям, с ко­торыми чувствует себя комфортно. Понимаете, Ви не умеет строить отношения. Он верит в разум, а не в сердце.

Время идет, и я как бы решаю, что его присутствие со мной сейчас доказывает, что, да, по-своему, ему действительно не наплевать на трения, что есть между нами. И он хочет загладить свою вину. И я тоже.

– Отличная сумка, – говорит он, кивая на ЛВ.

Я откашливаюсь. – На ней чернила.

– На самом деле, ты можешь и не смотреть на пятно.

– Однако я все равно знаю, что оно есть.

– Значит, тебе надо перестать так много думать о нем. Потому что сумка дей­ствительно классная.

Ви хлопает кулаком по крылу, как бы на прощанье, и встает на ноги.

Я наблюдаю, как он заходит в Яму. На его плечах, прямо на коже вырезано на Древнем Языке: ДЖЕЙН.

Я бросаю взгляд на сумку и думаю обо всем, что в ней лежит, и где она побы­вала. И начинаю понимать, что она значит для меня, вместо того, чтобы думать о том, чего ей не хватает из-за этого несовершенства.

Я завожу машину и разворачиваюсь, стараясь не зацепить фиолетовый GTO Рэйджа, гигантский черный Эскалейд[189], блестящий М5[190] Фьюри или Carrera S4[191] Зи. Покидая внутренний двор, я лезу в свою сумку, достаю мобильный теле­фон, чтобы позвонить домой. Мой муж не отвечает, потому что спит. А собака не сможет ответить, потому что у нее нет рук, а без них крайне трудно управиться с трубкой.

– Привет, лежебока, я не взяла интервью, но в любом случае у меня есть о чем написать. Я напряжена, так что собираюсь прокатиться до другого конца Манхэт­тена. Вероятно, закончу тем, что вырублюсь в середине дня в Пенсильвании. Пере­звони мне, когда проснешься.

Я говорю мужу, что люблю его, и только после вешаю трубку. Телефон воз­вращается в сумку. Я сосредотачиваюсь на дороге и думаю о Братьях...

В этом нет ничего нового. Я всегда думаю о них. Я начинаю нервничать из-за Фьюри.

Подчиняясь внезапному порыву, умоляя, чтобы мои мысли замолчали, я наклоняюсь вперед и включаю стерео. И начинаю смеяться. Заиграла Dream Weaver[192].

Врубая музыку настолько громко, насколько может вынести Приус, я вклю­чаю обогреватель на максимум, опускаю окна и давлю на педаль газа. Тойота делает то, что может. Приус – не GTO, но эффект для меня столь же хорош. Неожиданно, я наслаждаюсь ночью так же, как Мэри, когда она нуждалась в том, чтобы убежать от себя.

Мчась во мраке, огибая кривые Шоссе 22, я – птица, которая летит, летит, уле­тает прочь. И я надеюсь, что это расстояние между Колдвэллом и реальной жизнью будет длиться вечно.

ВОПРОС-ОТВЕТ С УОРД

Если вы побываете на одном из подписаний моих книг, то поймете, что Вопросы-Ответы – лучшая часть процесса. Меня забрасывают вопросами о Братьях, книгах, будущих событиях, Бу, гробах, устраивают ли шеллан девчачьи вечера, как работает Джейн… Юрист во мне любит это, ведь, блин, мои читатели очень умные. Они ничего не упускают, и я жутко их уважаю. Когда дело касается имевших в книге фактов, я абсолютно честна в своих ответах. Когда вопросы касаются будущего серии, юрист во мне осторожничает со словами. Без сомнений, порой я теряю бдительность, как говорят они, и выдаю пару-тройку секретов. Но большую часть времени я отвечаю «Читаааааайте дальше» или отвечаю строго о том, что они спросили и ни словом больше.

Они знают, когда я изворачиваюсь.

Для этого «Путеводителя» я решила продолжить традицию Вопросов и Ответов, поэтому я объявила на моем форуме в группе «Yahoo!», что жду вопросов. И получила их три тысячи! Прочитав все и каждый, я выбрала следующие:

Бывало ли такое, что персонаж посреди написания книги бунтовал и заявлял «Нет, мы сделаем все иначе»? Кто это был, и как ты вернула героя назад в строй?

Джиллиан.

Должна признаться, когда я увидела вопрос, то даже слегка рассмеялась… Хотела бы я! Джиллиан, ты слишком высокого мнения обо мне. Как я уже говорила в разделе с досье, с братьями все выходит так… я совсем не контролирую их. Они творят в моей голове, что им взбредет, и мое дело – просто преданно записать все, что я вижу. Я не знаю, откуда они пришли и почему выбрали меня, но одно скажу наверняка: если они уйдут, я останусь ни с чем. Поэтому я должна держаться в строю, а не они, понимаете, что я имею в виду?

Где ты черпала вдохновение, придумывая имена Братьям? В большинстве вампирских романов, которые я читала, авторы выбирают старомодные или элегантные имена, твои же мощные, настолько, что ты не оставляешь ни места для сомнения касательно того, каковы эти мужчины по натуре.

Эмбер.

На самом деле, Братья сами назвали себя … и поначалу я была немного сбита с толку. Когда Роф пришел в мою голову и я начала черновик «Темного любовника», я слышала, что остальные называют его Росом. Рос? – думала я. Что это за имя? Рос… Рос…

Братья и их истории круглые сутки в моих мыслях, но в двух ситуациях они на самом деле берут верх надо мной: когда я бегаю и когда засыпаю вечером. Так вот, я наматывала мили, смотрела в темноте в потолок… и это имя «Рос» начало стучать в моей голове, вместе с сотней других событий, произошедших в «Темном любовнике»… Внезапно для себя я осознала, что поняла его неправильно. Это не Рос… Роф. Роф… когда я расслышала его верно, имена остальных Братьев также стали ясны, равно как и произношение.

Как я говорила ранее, за именами своя история – это традиционные имена, которые могут быть даны только потомкам Братьев. Со временем имена были заимствованы английским языком и стали ассоциироваться с сильными или агрессивными эмоциями. Я думаю, они идеально подходят Братьям, потому что, как вы сказали, они не оставляют места для сомнений касательно того, с какими именно мужчинами вы имеете дело!

Если бы тебе дали возможность вернуться назад и переписать любую часть опубликованных книг из серии БЧК, ты бы поменяла что-нибудь? Было ли вырезано что-нибудь, что ты хотела вернуть назад? Есть ли глубина какого-нибудь персонажа, который ты бы хотела раскрыть подробнее? Какие-нибудь сожаления?

Леди Цветов.

Хм, думаю, книги хороши в том виде, в каком они есть. Мне всегда кажется, что я могу лучше. Но это моя личная заморочка. Я не бываю удовлетворена собой и тем, что делаю… поэтому этот подход также распространяется на мое творчество.

Когда речь касается редакции, именно я вырезаю либо вставляю что-то в книги. Я связываюсь со своим редактором, и она делиться своим мнением, мы обсуждаем все подряд, но ничего не меняется, только если я не захочу и не сделаю этого. Чрезмерная мания контроля? Эм… вот уж точно! (Также свойственная мне черта характера.) Сожаления? Нет. Все принятые мною решения я сделала целенаправленно и обдуманно.

Что касается глубины персонажей, то отвечу «нет»… но только потому, что я стараюсь выжать каждую унцию эмоций, драмы и пафоса из каждой истории. Но тут у меня есть сожаления. Как я уже говорила, я жалею, что не добавила еще пару страниц в конце «Освобожденного любовника», чтобы читатели смогли увидеть больше из того, что есть в моей голове, чтобы уважать счастье Джейн и Ви в том виде, в котором для них все разрешилось.

Я гадала, как тебе пришли на ум термины вроде «лилан», «хеллрен», «шеллан»? Ты их придумала? Или они – часть какого-то древнего языка, который ты изучала?

Бэт.

Хотите верьте, хотите нет, но они пришли вместе с историями… так есть и по сей день, я слышу, как кто-то из Братьев или шеллан используют слово, и соответственно использую его. Но, в процессе написания «Темного любовника», я не думала, что в итоге их окажется так много! Кстати, глоссарий – идея моего редактора. Прочитав финал Рофа, она сказала, «Ну, знаешь… тебе стоит сделать сборник терминов». И она была права.

На самом деле, мне очень интересно, как ты разграничиваешь свои стили повествования? Я слышала, что ты пишешь под псевдонимом, и я читала несколько романов других авторов, которые тоже так поступали. Мне интересно, как ты понимаешь, что разные персонажи не пересекутся в «неправильных» жанрах, или не будут написаны «не тем» автором?

Ребекка.

Это так, я пишу современные романы под именем Джессики Берд, и городской паранормал как Дж. Р. Уорд. И, знаете, у меня никогда не было проблем со смешением направлений… вероятно, потому как именно истории приходят в мою голову. Строчки просто четко ясны, когда сцена приходит в мою голову, а миры настолько различаются, что спутать их невозможно. Но скажу, что голос, который я слышу в процессе написания, не такой уж разный… хотя в серии БЧК темп другой, и написание более резкое, потому что сами Братья такие.

Мне нравится писать в двух кардинально разных направлениях. Это бодрит голову – перепрыгивать с жанра на жанр. Вот как я все вижу: это два отдельных пути, которые никогда не пересекутся, и я могу одновременно идти только по одной дороге. Мне очень повезло, что я получила возможность делать и то, и другое.

Ты упоминала про какие-то гробы в гараже. Что это за гробы и кто за них отвечает?

Мэрил.

Мне нравится твой вопрос! Об этом меня часто спрашивают, так или иначе. А если не о гробах, то о Бу или других вещах, которые показала, но толком не объяснила.

Как я уже говорила, мне не всегда известно, что я вижу. Когда дело дошло до гробов, во время написания «Разоблаченного любовника», я увидела, как Марисса входит в гараж с Фритцем, и вот они. Я не в курсе, что в них, откуда они и каково их предназначение, но так как это имело место в предыдущих книгах, я знаю, что если я вижу что-нибудь также четко, как и гробы, то оно станет материальным. Так что? Не терпится выяснить, в чем там загвоздка!

Каково значение сосудов лессеров? Я знаю, что сердце вырезают и помещают в керамический сосуд, но зачем? Почему бы просто не уничтожить? Зачем хранить? Почему Братья всегда изымают сосуды и хранят их в Гробнице (если иная причина, или просто в качестве трофеев), если это просто трофеи, то почему лессерам так важно возвращаться в дома мертвых собратьев и забирать их сосуды до того, как до них доберутся Братья, и что они делают с ними, если удается отбить сосуды у Братьев?

Мурррсалка.

Мурррсалка, я рада, что ты спросила об этом, я тоже часто задаюсь этим вопросом. Мне всегда казалось странным, что лессеры хранят сосуды, оставшиеся после церемонии посвящения… в смысле, Омега всегда забирает все, что есть у них человечного, вы в курсе? Забирает их кровь, вынимает сердца, они не могут есть, они импотенты… тогда зачем сохранять что-то подобное? Когда они вступают в Общество Лессенинг, у них нет никаких личных вещей (они даже не могут сохранить собственные имена!). Единственное, что кажется мне логичным – эти сосуды служат материальным напоминанием о власти Омеги. В конце концов, кто-то способен заменить твою кровь своей собственной и вынуть твое сердце, и в любой момент он может вернуться по твою задницу, если его не устроит твое поведение. К тому же из Омеги плохой правитель… он намеренно создает патовые ситуации, загоняет в жесткие рамки своих лессеров. Он заставляет сохранять свои сердца и тем самым дает еще одну возможность наказать их, если они ослушаются и не сделают этого. С этой целью, думаю, убийцы возвращаются за сосудами, потому как знают, что им придется признаться Омеге, что один из них потерян… а такого разговора не жаждет абсолютно никто. Кстати, у лессеров есть главный тайник для хранения определенных артефактов, но если сосуд получает лессер до того, как до него доберутся Братья, то сердце вручают Омеге. Не будем говорить о том, что Зло делает с ними. Фу.

В истории Братства был ли такой Брат, который совсем слетел с катушек?

Ти1025.

Если ты имеешь в виду покинувшего Братства или которого выгнали, то да, был: Мёрдер. Сейчас я мало о нем знаю… но он уже в пути, образно выражаясь. Впервые он упоминается в «Священном любовнике», но на моем форуме уже как пару лет существует раздел для этого героя.

Каждый из Братьев чего-то лишился или в какой-то степени проклят. Это существенно только по отношению к этой группе или справедливо для всего БЧК (как с Девой Летописецей… дать и забрать)?

Златоглазка.

Насколько мне известно, не у всех Братьев были проблемы… но для настоящих членов БЧК это справедливо: Роф не хотел править из-за своего прошлого. У Рэйджа проблемы со зверем. Зейдист был социопатом. Бутч не мог найти себе места в этой жизни. У Вишеса проблемы с рукой и видениями. У Фьюри была зависимость. В случае этих «недостатков», каждый из которых является неотъемлемой составляющей личности Брата, они уходят корнями в прошлое… поэтому это не проклятье самого Братства и групповая ноша… а зверь Рэйджа – единственное проклятье самой Девы Летописецы. Все остальное скорее случайности.

Из профессионального интереса, мне хотелось бы знать, Братья делают татуировки только в качестве ритуала, или здесь также замешана эстетика?

Синклер.

Привет, Син! В большинстве случаев Братья делают татуировки по особенным причинам: тату Рофа на руках символизируют его кровную линию; у Рэйджа его дракон на спине; у Зи, к несчастью, на запястьях метки раба крови; на виске, руке, паху и бедрах Вишеса предупреждения. Что до остальных мужчин, то у Рива на груди две звезды, остальные его тату также носят ритуальных характер. Стоит отметить, что у Куина на лице слеза – тоже ритуальная, и дата на затылке – не связанная с ритуалом. Думаю, вы увидите, как Куин пополняет свою коллекцию, Джон и Блэй тоже сделают себе первые тату… но я оставлю при себе информацию о том, ритуальные они или же нет!

Уорден, всем ясно, что в церемониях участвует череп, и это череп самого первого Брата. Могу я спросить… кем был этот Брат и как он, собственно, стал Братом?

Курт2130.

Окей, это замечательный вопрос. Я не отвечу на него… ну разве что я в курсе всего нескольких подробностей. В идеале, однажды я бы хотела написать историю Братства… и я говорю не о временной шкале, а об истории первых Братьев. Может, в качестве Фрагментов жизни, может, в виде полноценного романа… было бы круто. Исходя из того, что я увидела, вначале все было очень сложно. Представить, как это было – когда первый воин-вампир столкнулся с лессером, что произошло во время первого собрания Братства, каково это – быть частью программы размножения. Думаю, все это очень интересно. Надеюсь, смогу когда-нибудь добраться до этого!

О, я скажу, что… Роф – прямой потомок первого Брата!

Как воина предлагают в качестве кандидата в Братья? Каков протокол? Кому-нибудь отказывали раньше?

Дэниелла.

Исходя из того, что я видела, все так, как произошло с Бутчем. Братья, ныне состоящие в Братстве, должны принять решение. Есть поручитель, как правило, самый близкий человек для кандидата, который выдвигает свое имя на собрании в Гробнице. Это ситуация в духе «вытяни черный шар». Если хотя бы один из Братьев не согласен с кандидатурой, то парень в пролете… без вопросов, без второго шанса, вообще. Король, который со времен прадеда Рофа состоял в Братстве, затем сообщал имя Деве Летописеце… чтобы избежать сюрпризов во время церемонии.

Я видела только одного отвергнутого. Будем надеяться, в дальнейшем мы узнаем больше. Но, как Роф сказал Бутчу, тебя спросят лишь однажды. И никогда больше.

Какая история стоит за вещами в музее в Храме Избранных (например, веер и мундштук)?

Лисандр.

Исходя из того, что я видела, эти предметы оставили посетители или предыдущие Праймейлы, или их принесли Избранные с нашей стороны. Некоторые (например, пистолет, которым ранили Ви в начале «ОЛ») обронили во время набега семьдесят пять лет назад.

Мы в курсе, что на кухне Фритц – мастер и бог, но у него есть коронное блюдо?

Мэри.

Ягненок! Он поколениями готовит ягненка для королевской семьи. И, минутку, могу угадать следующий вопрос! Как он в итоге оказался рядом с Дариусом? О, здесь своя история… но разве это не замечательно, что сейчас он снова с Рофом (и в какой-то степени по-прежнему с Дариусом)?

Из всех возможных запахов… почему враги пахнут детской присыпкой?

Хэйтрид.

Хаха! Хэйтрид, я все понимаю. Но когда я увидела первого лессера… так он и пах. Совсем несочетаемо… но по-странному идеально.

Хронология Братства[193]

1618 Родился Дариус

1641 Превращение Даруиса

1643 Дариус послан в военный лагерь

1644 Родился Тормент. Дариус покидает военный лагерь

1665 Родился Роф

1669 Тормент проходит превращение и обручается с первой родившейся дочерью Принцепса Реликс

1671 Дариус встречает Тормента; спустя 9 месяцев Тормент принят в Братство

1690 Превращение Рофа

1704 Родились Вишес и Пэйн

1707 Вишес отправляется в военный лагерь

1729 Вишес проходит превращение и покидает военный лагерь (переезжает с места на место, торгует наркотиками).

1739 Вишес встречает Дариуса и Рофа

1778 Фьюри и Зейдист родились. Зейдист похищен

1780 Зейдист продан в рабство

1784 Родилась Веллсандра

1802 Превращение Зи и Фьюри

1809 Превращение Веллсандры

1814 Свадьба Тормента и Вэллси

1843 Родился Рэйдж

1868 Рэйдж проходит превращение

1898 Фьюри спасает Зейдиста от Госпожи. Рэйдж вступает в Братство, убивает сову, Дева-Летописица насылает проклятье — зверя.

1917 Фьюри и Зейдист встречают Рофа

1932 Фьюри при смерти – Зейдист встречает Дариуса. Фьюри выживает. Фьюри и Зейдист приняты в братство

1960 Родился Бутч О’Нил

1969 Родилась Джейн Виткомб

1975 Родилась Мэри Мадонна Льюз

1980 Родилась Бэт Рэндалл

1983 Джон Мэтью родился на автовокзале

2005 Свадьба Рофа и Бэт

2006 Свадьба Рэйджа и Мэри

Свадьба Зейдиста и Беллы

Убита Веллсандра

2007 Бутч вступает в Бранство

Свадьба Бутча и Мариссы

Блэй проходит превращение

Куин проходит превращение

Лэш проходит превращение

Джон Мэтью проходит превращение

Свадьба Вишеса и Джейн

Родилась Налла…

Древний язык

Интервью с Братством

Мы с мужем переезжаем в новый дом. И это здорово. По правде, ему почти сто лет, но для нас и нашей собаки он новый. Моя мама, ее коллега по бизнесу плюс их команда работала над ним два месяца, и они скоро закончат. Думаю, через несколько недель мы окончательно устроимся – и пройдем через восхитительный процесс выяснения что и куда поставить.

Сейчас примерно десять тридцать, и я иду по дому, от одной пустой комнаты – к другой, лавируя между распылительными установками и банками с краской, а также от попадающихся иногда пильных козлов. Здесь сильно пахнет «о де латекс»[194], и мне приходится быть очень осторожной, чтобы не коснуться одной из стен, потому что большая их часть едва-едва высохла. Пластик покрывает весь деревянный пол, оконные стекла смазаны клеем так, чтобы можно было выкрасить рамы.

Находясь здесь в одиночестве, меня прямо в дрожь бросает. Благодаря уличным фонарям вокруг полно теней, и каждый темный угол кажется местом, откуда в любой момент кто-то может выпрыгнуть.

И кто-то выпрыгнул.

Я была в столовой, когда Роф появился в воздухе рядом со мной. Я вскрикнула и, как Чарли Чаплин, замахала руками, чечеткой отплясывая назад. Рэйдж поймал меня, не дав упасть, а Бутч и Ви дематериализовались позади Короля. Зи появился последним, вплывая в комнату из гостиной, будто он находился там все время.

РЭЙДЖ: (мне) Ты в порядке?

БУТЧ: Мы могли бы положить ее на пару пильных козлов.

ДЖ.Р.: Парни, вы почему не стучитесь...

ВИ: О, да ладно тебе.

БУТЧ: Может на кухонный стол?

ДЖ.Р.: Я в порядке!

РЭЙДЖ: На третьем этаже был ковровый настил.

ДЖ.Р.: Хочешь сказать, что вы уже бывали здесь?

БУТЧ: Неа. Не совсем. Мы? Да вторгаться на чужую собственность? Я голосую за третий этаж.

ВИ: Или можем устроить ее задницу в гардеробной.

ДЖ.Р.: Прошу прощения?

ВИ: (пожимает плечами) Цель – не дать тебе грохнуться в обморок от испарений краски. Давай же. Посодействуй мне.

ДЖ.Р.: У меня нет...

БУТЧ: Третий этаж.

РЭЙДЖ: Третий этаж.

ДЖ.Р.: (смотрит на Рофа в поисках поддержки) Правда, Я...

РОФ: Третий этаж.

Пока мы поднимались вверх по лестнице, царил хаос в виде низких мужских голосов, спорящих друг с другом. Насколько я могу сказать, темой было избавление от обморока, и я Бога молила, чтобы не дошло до лечения. Почему-то я не думала, что холодный душ, баллоны с одорантом, старые эпизоды Барни [195] (видимо, предполагалось, что раздражающий фактор приводит в тонус), или бег по окрестностям голой подпадают под общепринятый стандарт ухода за испытывающими головокружение людьми. Хотя, поход в Сакс[196] звучит не так плохо.

Третий этаж нового дома – это обширное, свободное пространство, по существу - отделанный чердак. Общая квадратная площадь – чуть меньше нашей первой квартиры, а Братья уменьшили его до размеров собачей будки. Их тела были столь огромны, что стоять, не сгибаясь под крышей со скатами, они могли лишь в центре комнаты с потолком, состоящим из балок перекрытия.

Первым должен был сесть Роф, и он выбрал место напротив дальней стены, то есть в начале комнаты. Остальные устроились вокруг. Я села по-индийски напротив короля. Зи – справа от меня. Они были одеты так, будто собрались на Трапезу в особняке: Роф – в футболке и кожаных штанах; Фьюри и Бутч одели элегантные, сшитые на заказ, дизайнерские костюмы; Ви и Зейдист – нейлоновые штаны и обтягивающие футболки; Рэйдж был в черной рубашке и темно-синих джинсах.

РОФ: Ну и о чем нам тебя спрашивать?

Дж.Р.: О чем захо...

РЭЙДЖ: Я знаю! (достает вишневый леденец из кармана) Кто тебе больше всего нравится? Это я, ведь так? Да ладно, ты же знаешь. (распечатывает его, сует в рот). Ну давааааа...

БУТЧ: Если это ты, то я повешусь.

ВИ: Неа, это просто докажет, насколько она слепа.

БУТЧ: (качает головой в моем направлении). Бедняжка.

РЭЙДЖ: Это должен быть я.

ВИ: Она говорила, что сперва ты ей не понравился.

РЭЙДЖ: (указывает леденцом) Но я очаровал ее, а этого никто из вас сказать не может, парниши

Дж.Р.: Я никого не выделяю на фоне остальных.

РОФ: Верный ответ.

РЭЙДЖ: Она просто жалеет ваши чувства. (ухмыляется, становясь красивее некуда) Она такая вежливая.

Дж.Р.: (с мольбой в голосе) Следующий вопрос?

РЭЙДЖ: (вскинув брови) Почему я нравлюсь тебе больше остальных?

РОФ: Кончай тешить свое эго, Голливуд.

ВИ: Особенность его личности. Так что это постоянный отдых в Лос-Анджелесе, а не просто поездка[197].

БУТЧ: И, значит, большой сюрприз, что он не носит те гавайские футболки, которые ему накупила Мэри.

РЭЙДЖ: (делая вдох) Я бы сжег этот мусор, но это так весело – стаскивать их с нее.

ФЬЮРИ: Согласен с этим.

БУТЧ: У тебя есть гавайская футболка? Да ты блин шутишь.

ФЬЮРИ: Нет. Но мне нравиться снимать с Кормии свои вещи.

БУТЧ: Уважуха. (встречается костяшками с кулаком Фьюри)

РОФ: Отлично, я задам следующий вопрос. (Братья замолкают) Какого черта ты все еще подпрыгиваешь, когда я появляюсь рядом с тобой? Это блин раздражает. Будто я собираюсь причинить тебе боль или еще какую хрень?

РЭЙДЖ: Она боится, что ты оставишь меня позади, и тогда она не сможет меня лицезреть.

РОФ: Не заставляй меня снова треснуть по стене.

РЭЙДЖ: (ухмыляется) По крайней мере, ее подрядчики все еще работают, и она сможет это быстро исправить. (Вгрызается в леденец)

БУТЧ: Подожди, я знаю ответ. Она боится, что ты сообщишь ей, что у Ви есть братец, о котором ей придется написать.

ВИ: пошел ты, коп. Я один такой.

БУТЧ: Да ей везет, учитывая, что ты почти убил ее...

ЗИ: Я знаю почему.

Все головы, включая мою, повернулись к Зейдисту. Как обычно, когда он на встречах, он сидит совершенно безмолвным, но его желтый взгляд – пронзительный, словно животного, - следит за окружающими его людьми. Под лампами, свисающими с потолка, его шрам казался еще глубже.

РОФ: (обращаясь к Зи) Так почему она дергается?

ЗИ: Потому, что когда ты рядом, она не совсем уверена, что реально

Дж.Р.: Да.

В этот момент я вспомнила, что у Зи была та же проблема и должно быть, это отразилось в моем взгляде, потому что он быстро отвернулся.

РОФ: (кивая с выражением «ну-да-теперь-ясно») Окей, давай дальше.

БУТЧ: У меня вопрос. (становится серьезным... и повторяет вопрос из шоу «В актерской студии»[198]) Если бы ты была деревом, то каким?

РЭЙДЖ: (сквозь смех Братьев) Я знаю, дикой яблоней. И фрукты есть, но все же вредная.

ВИ: Не, она бы стала телефонным столбом. Деревья побольше размером.

БУТЧ: Остынь, Ви.

ВИ: Че? Это же правда.

Дж.Р.: Мне нравится дикая яблоня.

РЭЙДЖ: (одобрительно кивает мне) Я знал, что ты согласишься со мной, а не с этими дубинами.

ФЬЮРИ: А как насчет Голландского Вяза? Они высокие и стройные.

ВИ: Это смертельно-больной вид. Я, по крайней мере, оскорбил только ее фигуру. Ты же наградил ее болезнью, которая пятнами покроет ее листву[199].

Дж.Р.: Спасибо, Фьюри, это так мило.

РОФ: Голосую за дуб.

ВИ: Да это «древесная» проекция. Ты – дуб, и предполагаешь, что остальные тоже.

РОФ: Неправда. Вы – всего лишь молодые деревца.

РЭЙДЖ: Ну лично я – кария овальная. По очевидным причинам.

БУТЧ: (смеется над Голливудом, потом поворачивается ко мне) Я думаю, что она – рождественская елка. Потому что ей нравятся цацки. (указывает на мои пальцы)

РОФ: Зи? Твое дерево?

ЗИ: Тополь.

РЭЙДЖ: О, а мне нравится. Их листва так клево шелестит, когда налетает ветер.

БУТЧ: Мило. Припоминаю их из детства.

ФЬЮРИ: Они – дружелюбные деревья. Не злые. Мне нравится.

РОФ: Тополь добавлен к голосованию. Единогласно – да. (Все Братья соглашаются). Возражения? (тишина) Предложение принято. (Смотрит на меня) Ты – тополь.

РОФ: Следующий вопрос. Любимый цвет?

РЭЙДЖ: (поднимает руку) Я знаю! Яростно-красный[200].

БУТЧ: Яростно... (ржет) Ты такой засранец, ты это знаешь? Колоссальный засранец.

РЭЙДЖ: (серьезно кивает) Спасибо тебе. Я стараюсь быть успешным во всем.

ВИ: Нам нужно устроить его в группу «Анонимные засранцы»

РЭЙДЖ: Не уверен насчет этого... программа «Анонимных вязальщиков» не особо тебе помогла.

ВИ: Да потому что я не вяжу!

РЭЙДЖ: (потянулся и сжал плечо Бутча) Боже, отрицание – это так печально, правда?

ВИ: Слушай ты...

РОФ: Мой любимый цвет – черный.

ФЬЮРИ: Мой Лорд, не уверен, что черный – это цвет. С технической точки зрения, это сумма всех цветов, так что...

РОФ: Черный – это цвет. И точка.

БУТЧ: Фьюри, жжение задницы, которое ты сейчас испытываешь, от того, что тебя только что пнули королевским указом.

ФЬЮРИ: (моргая) Похоже, ты прав.

ВИ: А мне голубой нравится.

РЭЙДЖ: Конечно, нравится. Это ж цвет моих глаз.

ВИ: Или отличного синяка на морде.

БУТЧ: Я за золотой. По крайней мере, когда речь идет о металлах.

ВИ: И он идет тебе.

РЭЙДЖ: Мне нравится голубой, потому что его любит Ви. Я хочу быть как он, когда вырасту.

ВИ: Тогда тебе придется сесть на диету и перестать носить платформу.

РЭЙДЖ: Спорю, ты говоришь это всем цыпочкам, с которыми встречаешься. (Качает головой) Ты их и бриться заставляешь, да?

ВИ: Лучше, чем загонять их в стойла, как ты.

Дж.Р.: Мне нравится черный.

РОФ: Засчитано. Значит, следующий вопрос...

ВИ: Как насчет сделать это все интересней?

РОФ: (выгибает бровь под своими очками) В каком смысле?

ВИ: (смотрит на меня) Правда или расплата[201].

На этой фразе все замолкли, и я почувствовала себя некомфортно... не от того, что все молчали. Не доверяю, когда Ви изображает дружелюбность... как и Братья, судя по напряжению в комнате.

ВИ: Ну? Так что выбираешь?

Если я выберу правду, он огорошит меня чем-нибудь, на что невозможно ответить, либо же это будет слишком откровенно. Выберу расплату... хм, ну убить он меня не сможет тем, что заставит сделать. Чертовски уверена, остальные убедятся, что я переживу это.

Дж.Р.: Расплата.

ВИ: Отлично. Приказываю тебе ответить на мой вопрос.

БУТЧ: (хмурится) Так не пойдет.

ВИ: Это «Правда или расплата». Я дал ей выбор. Она выбрала расплату.

РОФ: Технически он прав. Хотя и пудрит нам мозги.

Дж.Р.: Окей, что за вопрос?

ВИ: Почему ты солгала?

Вопрос не удивил меня, к тому же он касается лишь его и меня. И Ви уже знает ответ, но спрашивает лишь, чтобы начать разборки. Да будет так.

РОФ: (вмешивается, прежде чем я успела ответить) Следующий вопрос. Любимое блюдо?

РЭЙДЖ: Сэндвич «Рэйдж и Бутч»

Дж.Р.: (краснеет как свекла) О, нет, Я...

РЭЙДЖ: Что? Будто хочешь видеть там Ви?

Дж.Р.: Нет, я не думаю, что тебе понравится...

РЭЙДЖ: Смотри... (похлопывает мое колено в духе «все-нормально-родная») Фантазии – это нормально. Даже полезно. Вот почему кожа Бутча так сияет, а правая ладонь покрылась волосами – он тоже меня хочет. Так что, да ладно, я к этому привык.

Дж.Р.: Я не...

БУТЧ: (смеется) Рэйдж, дружище, не хочу тебя обламывать, но ничего подобного к тебе не чувствую.

РЭЙДЖ: (вскидывает брови) Кто-то напрашивается на «Правду или расплату»?

ВИ: Знаешь, Голливуд, в DSM-IV[202] есть фото твоей поганой морды напротив «Нарциссического расстройства личности»[203].

РЭЙДЖ: Знаю! Я для нее позировал. Так мило, что они попросили.

ВИ: (дико ржет) Ты совсем ненормальный.

РОФ: Чалла, еда?

Дж.Р.: Я не особо гурман.

ВИ: Ты не ответила.

РЭЙДЖ: А я почти все люблю.

ВИ: И опять – ты не ответила.

РЭЙДЖ: Кроме, оливок. Я просто... ровно дышу. К оливкам. Хотя, на оливковом масле хорошо готовить.

ВИ: Какое облегчение. Вся Италия была обеспокоена состоянием их национальной экономики.

БУТЧ: Не люблю морепродукты.

РОФ: Боже, как и я.

ФЬЮРИ: Я не могу съесть ничего рыбного.

ЗИ: Ни в коем случае.

ВИ: Да я даже запах этой дряни не выношу.

РЭЙДЖ: Дайка подумать... ага, большой игнор на все, что с плавниками или в раковинах. Ну, конечно исключая орехи. Люблю орехи.

ВИ: Пшел ты.

БУТЧ: Не откажусь от здорового бифштекса.

РОФ: Ягненка.

ФЬЮРИ: Да, ягненок шикарен.

БУТЧ: А, точно. С розмарином. На гриле. (потирает живот) Есть кто голодный?

РЭЙДЖ: Ага, я с голоду умираю. (Все закатывают глаза) Ну, у меня растущий организм.

БУТЧ: Что, учитывая насколько огромна твоя башка сейчас...

ВИ: Превосходит все мыслимые границы.

РЭЙДЖ: Я люблю все разновидности мяса.

ВИ: (смеется) Окей, я лучше промолчу.

РЭЙДЖ: Какой сюрприз (Ухмыляется)

РОФ: Мы можем вернуться к интервью? Чалла, еда?

По правде говоря, я не хочу ничего говорить, и даже расстроилась, что они снова обратили на меня внимание. Люблю просто смотреть, как братья подначивают друг друга. На самом деле, именно в такой атмосфере проходят все мои дни. Я – среди них, но не с ними, если понятно объясняю, и я постоянно восхищаюсь, удивляюсь тому, что они в следующий момент скажут или сделают.

Дж.Р.: Зависит от обстоятельств.

РЭЙДЖ: Окей, представь для нас свой праздничный пломбир. Что на нем? О... и не смущайся. Я знаю, ты представляешь, как я подношу блюдо в одной набедренной повязке.

ВИ: И в твоих эльфийских башмачках[204]. Ведь ты безумно горяч в них с маленькими колокольчиками.

РЭЙДЖ: Видишь? Ты окончательно в меня втюрился. (Снова поворачивается в мою сторону) Чалла?

Дж.Р.: Я...эм, не ем мороженое. Люблю, но есть не могу.

РЭЙДЖ: (смотрит так, будто у меня на лбу растет рог) Почему?

Дж.Р.: Проблемы с зубами. Слишком холодное.

РЭЙДЖ: О, Господи Боже. Вот отстой... в смысле, я, например, люблю пить кофе с мороженым и горячим шоколадом.

ВИ: Единственное, в чем с тобой соглашусь. Никаких взбитых сливок или вишенок.

РЭЙДЖ: Я тоже за пуризм.

ФЬЮРИ: Я люблю хороший малиновый шербет. В горячую летнюю ночь.

РОФ: Мороженое Rocky Road. (Качает головой) Хотя, может я просто думаю, что такова будет моя жизнь как короля[205].

БУТЧ: Я? Фисташковое мороженое Ben & Jerry’s[206].

РЭЙДЖ: Окей, оно тоже неплохо. Все, во что они добавляют печенье Oreos[207], очень вкусно.

ЗИ: Мы недавно дали Налле попробовать немного ванильного. (Тихо смеется) Ей понравилось.

И здесь все братья...выдали «Ооооооооооу». Затем спрятали все это под хмурыми взглядами, пытаясь снова казаться мужественными.

РЭЙДЖ: (смотрит на меня) Серьезно? Ты видала эту малышку? Она очумительно шикарна.

ВИ: Ага, он хочет сказать «Эта малышка так красива» на своем языке.

РЭЙДЖ: Да ладно тебе, ты тоже самое чувствуешь.

ВИ: (уныло) Ага. Черт... моя племянница – самый идеальный ребенок на планете. (ударяются костяшками кулаков с Рэйджем, затем поворачивается к Бутчу) Ведь так?

БУТЧ: Больше, чем идеальная. Даже не описать словами. Она...

РОФ: Волшебная.

ФЬЮРИ: Абсолютно волшебная.

Дж.Р.: Парни, она крутит вами, как хочет.

РЭЙДЖ: Абсолютно...

ФЬЮРИ: Безусловно...

БУТЧ: Как угодно...

ВИ: В ее власти.

РОФ: Совершенно.

ЗИ: (смотрит на меня, сияя от гордости) Видишь? Для шайки жестоких, недружелюбных неадекваш, они еще в норме.

РОФ: Эй... Чалла не ответила на вопрос о еде? (в комнате даже не пошло эхо)

БУТЧ: Она говорила про мороженое. (смотрит на меня) Почему бы нас не включить в сэндвич. Между прочим, можешь использовать меня в любых формах. (ухмыляется) Вообще без проблем.

ФЬЮРИ: (сбит с толку комментарием Бутча). Ну или просто еда. Что ты любишь есть?

Дж.Р.: Не знаю. Хм, все, что готовит моя мама. Жареную курицу. Лазанью...

РЭЙДЖ: Я люблю лазанью.

ФЬЮРИ: И я.

ВИ: Я тоже люблю, но с сосисками.

РЭЙДЖ: Конечно, любишь.

РОФ: (просвистел сквозь зубы) Девочки, заткнитесь. Чалла?

Дж.Р.: Жареную курицу с начинкой из кукурузного хлеба, сделанную моей мамой.

РОФ: Отличный выбор – и очень мудрый. Я готов заставить их снова голосовать.

РЭЙДЖ: (заговорщически наклоняется ко мне) Мы не станем предлагать тебе рыбу. Так что не беспокойся.

Дж.Р.: Спасибо вам.

Братья продолжили болтать, но меня не слишком часто спрашивали. Я поражена тем, что подшучивая, они заботятся друг о друге. Насмешки не ранят в сердце; даже Ви, который на словах может порвать кого угодно надвое, усмиряет свой острый язык. Их голоса громко раздавались в пустой комнате, и я закрыла глаза с мыслью, что не хочу, чтобы они вообще уходили.

Когда я снова раскрыла веки, Братья уже ушли. Я была одна в моем новом-старом доме, сидела, скрестив ноги, смотря на глухую стену, где секундами ранее так ясно видела Рофа. Тишина была разительна.

Я встала, мои ноги затекли, и я прошла к лестнице и взялась за перила. Я понятия не имела, как долго пробыла наверху, и когда я взглянула туда, где мы сидели, увидела лишь кусочек покрывающего весь пол ковра в свете ламп.

Я выключила свет и спустилась вниз, притормозив на площадке второго этажа. Я все еще не знала, где буду писать, когда мы сюда переедем - и это внушало тревогу. На втором была спальня с прекрасным видом, но маленькая...

Я спустилась на первый и выключила остальные лампы, сделав круг по всем комнатам. Перед тем как покинуть темное здание, я задержалась в прихожей и посмотрела через вестибюль и гостиную на застекленную террасу – еще один кандидат для моего рабочего места.

Я смотрела как раз туда, когда машина повернула за угол, вниз по улице. Когда свет фар мелькнул в скоплении окон на веранде, я увидела стоящего на плитке Зейдиста. Он пару раз указал пальцем вниз.

Верно. Я буду писать снаружи. Я подняла руку и кивнула головой, чтобы он знал, что его сообщение получено. Его желтые глаза вспыхнули, и он исчез... но я не боялась, что осталась одна, несмотря на пустой дом.

Веранда станет прекрасным местом для работы, сказала я себе, подходя к машине. Идеальным.

Конец

In Memoriam

В память

Ниже представлено последнее совместное интервью Тора и Велси, которое я провела в течение короткого промежутка времени между «Вечным любовником» и «Пробужденным любовником». Я публикую его здесь в память о Велси и их нерожденном сыне.

Декабрь в Колдвелле, штат Нью-Йорк, очень занятое время. Днем темнеет в четыре, снег начинает скапливаться, будто подготавливаясь к стремительному январскому снегопаду, а холод проникает до самых фундаментов и несущих стен домов.

Это было после Дня Благодарения[208], когда я приехала в город для интервью с братьями. Как обычно, Фритц подобрал меня в Олбани и возил кругами в течение двух часов, перед тем как доставить в особняк Братства. Сегодняшнее путешествие было даже длиннее, и не потому, что он еще больше запутывал дорогу: к моему невезению, я попала под первую в сезоне бурю. Пока мы ехали, снег бил в лобовое стекло Мерседеса, но это не беспокоило ни меня, ни Фритца. С одной стороны, машина была словно танк. С другой, по просьбе Фритца, Вишес установил цепи на все четыре колеса[209]. Мы пробирались сквозь сугробы на дорогах, на единственном седане среди городских снегоочистительных машин, грузовиков и внедорожников.

В конце концов, мы заехали на территорию Братства и остановились перед огромным каменным особняком, в котором они проживали. Когда я вышла из машины, снежные хлопья защекотали мне нос и падали на ресницы, и, хотя мне это нравилось, я мгновенно замерзла. Но долго это не продлилось: Фритц и я вошли в вестибюль, и невероятно красивое фойе согрело меня одним своим видом. Доджен кинулся ко мне, будто я была на грани гипотермии[210], принес тапочки на смену моим ботинкам, чай для моего живота, и кашемировый плед. С меня сняли верхнюю одежду, как с ребенка, и, завернувшись в плед, я выпила Эрл грей[211] и направилась вверх по лестнице.

Роф ожидал меня в своем кабинете…

(вырезано)

… На этом месте я покинула кабинет Рофа, и направилась в фойе, где Фритц ждал меня с моей паркой и ботинками. Тор – мой следующий интервьюируемый, и дворецкий собирался доставить меня в дом Брата, который, очевидно, сегодня был не на смене.

Я снова закуталась в утепленную одежду и вернулась в Мерседес. Перегородка поднялась, и мы болтали, используя интерком, что соединяет переднюю и заднюю части автомобиля.

Когда мы, наконец, остановились, я решила, что мы приехали к Тору, и отстегнула ремень безопасности. Фритц открыл мою дверь, и я увидела невысокий современный дом, в котором жили Тор, Велси и Джон Мэтью. Дом, покрытый снегом, казался невероятно гостеприимным. На крыше слегка дымили две трубы, а около каждого окна лужицы желтого света оседали на плотном снежном покрывале. На пути с небес на землю хлопья ударялись об эти очажки света и, недолго мерцая, присоединялись к своей собравшейся братии.

Велси, открыв дверь, помахала мне, и Фритц проводил меня до входа. Поклонившись Велси, он удалился к Мерседесу, и, как только машина развернулась на дороге, хозяйка закрыла дверь от ветра.

ДЖ.Р.: Вот это буря, а?

ВЕЛСИ: О Боже, да. Сюда, снимай пальто. Давай.

Я снова раздеваюсь, но в этот раз меня так увлек запах, доносившийся с кухни, что я почти не заметила, как исчезла моя парка.

ДЖ.Р.: Что это? (вдыхаю) Ммм…

ВЕЛСИ: (вешает пальто и бросает пару мокасин от Л.Л. Бин[212] к моим ногам). Снимай ботинки.

ДЖ.Р.: (скинув ботинки, засовываю ноги в – ах, блаженство – в мягкую овечью шерсть) Пахнет имбирной приправой?

ВЕЛСИ: Тебе достаточно тепло в этом свитере? Принести еще один? Нет? Ладно. Только скажи, если передумаешь. (Направляется на кухню, к плите). Это для Джона.

ДЖ.Р.: (Иду следом) Он дома? Из-за бури отменили занятия?

ВЕЛСИ: (Поднимает крышку с кастрюли) Да, но он в любом случае был не в состоянии на них пойти. Дай мне быстренько закончить, а потом мы пойдем к Тору.

ДЖ.Р.: Джон в порядке?

ВЕЛСИ: Будет. Присаживайся. Хочешь чаю?

ДЖ.Р.: Нет, спасибо.

Кухня выполнена в вишневом цвете, из гранита, с двумя блестящими печами, плитой с шестью конфорками и холодильником Sub-Zero[213], подобранным к мебели. Возле оконной ниши стояли стол и стулья из металла и стекла, и я села на ближайший к плите стул.

Волосы Велси сегодня были высоко собраны, и, перемешивая рис в кастрюле, она выглядела словно супермодель из рекламы элитных кухонь. Живот под ее свободным черным свитером казался немного больше, чем когда я видела ее в последний раз, и ее руки постоянно касались его, медленно поглаживая. Она светилась здоровьем. Буквально сияла.

ВЕЛСИ: Слушай, вот как обстоит дело с вампирами. Мы не можем подцепить человеческие вирусы, но у нас есть свои. И в это время года, как и в человеческих школах, ученики заболевают. Вчера вечером Джон пришел с ломотой и больным горлом, а днем проснулся с лихорадкой. Бедняжка. (Качает головой). Джон…особенный ребенок. Действительно особенный. И я рада, что он сейчас дома со мной – я просто хочу, чтоб это было по другой причине. (Смотрит на меня.) Знаешь, это так странно. Долгое время я поступала по-своему… выходя замуж за Брата, ты не теряешь своей независимости. Но с тех пор как Джон начал жить здесь, дом кажется пустым, когда его нет. Я не могу дождаться, когда он придет домой из тренировочного центра.

ДЖ.Р.: Я тебя понимаю.

ВЕЛСИ: (Снова поглаживает живот) Джон говорит, что он дождаться не может, когда здесь появится малыш – он хочет помогать мне. Наверное, в приюте, где он рос, он любил следить за младшими.

ДЖ.Р.: Знаешь, должна сказать, выглядишь ты превосходно.

ВЕЛСИ: (Закатывает глаза) Ты так любезна, но я уже огромная словно дом. Не представляю, какого размера я буду перед рождением малыша. Пока же… все хорошо. Малыш все время двигается, но я чувствую себя здоровой. Моя мама… у нее хорошо прошло с детьми. У нее было трое, можешь в это поверить? Трое. И это произошло до появления современной медицины для моей сестры и брата. Так что думаю, я буду, прямо как она. Моя сестра тоже хорошо родила. (Смотрит на кастрюлю). Я постоянно напоминаю об этом Тору, когда он просыпается посреди дня. (Выключает плиту и достает порционную ложку из ящика). Будем надеется, что сейчас Джон поест. У него не было аппетита.

ДЖ.Р. Ну, а что ты думаешь насчет свадьбы Рэйджа?

ВЕЛСИ: (Накладывает рис в чашку) О, Боже мой, я люблю Мэри. И думаю, это прекрасно. Все это. Хотя Тор уже готов прибить Голливуда. Рэйдж… Плохо воспринимает приказы. Черт, все они. Братья… как шесть львов. Они не могут постоянно ладить. И задача Тора – держать их вместе, но это сложно… особенно с Зейдистом, таким, какой он есть сейчас.

ДЖ.Р. Роф сказал, он буйствует.

ВЕЛСИ: (качает головой, подходит к холодильнику) Белла… я молюсь за нее. Молюсь каждый день. Ты понимаешь, что прошло уже шесть недель? Шесть недель. (Подходит с пластиковым контейнером и ставит его в микроволновку). Я не представляю, что эти лессеры… (Прочищает горло, затем нажимает кнопки, и тихий пищащий звук разносится по комнате) Хм, ладно. Тор даже не пытается образумить Зи. Никто из них. Будто с ее похищением в нем что-то перевернулось. В некотором смысле – я знаю, это прозвучит плохо – я хочу, чтобы Зи нашел ее тело. Иначе не будет этому конца, и он полностью сойдет с ума к Новому году. И станет более опасным, чем сейчас. (Микроволновка останавливается и пищит)

ДЖ.Р. Ты думаешь это… не совсем уверена в слове… может быть, изумительно, что он так беспокоится об этом?

ВЕЛСИ: (поливает имбирным соусом рис, кладет контейнер в посудомоечную машину, затем достает салфетку и ложку) Просто ошеломительно. Сначала, это вселяло надежду… ну знаешь, что он заботится о ком-то, о чем-то. Сейчас? Я еще больше волнуюсь. Не думаю, что это ситуация закончится хорошо. Вообще. Давай, пошли в комнату Джона.

Выходя из кухни, я последовала за Велси через длинную гостиную, выполненную в превосходном смешении архитектурных деталей, старинной мебели и предметов искусства. На противоположном конце мы вошли в спальное крыло. Комната Джона была последней, прямо перед хозяйской спальней, прилегающей к левой стороне дома. Подойдя ближе, я услышала…

ДЖ.Р. Это…

ВЕЛСИ: Ага. Марофон Годзиллы. (Толкает дверь и тихо произносит). Привет. Ну как вы здесь?

Спальня Джона была темно-синего цвета: и конторка, и передняя спинка кровати, и письменный стол из гладкой древесины были похожи на работы Фрэнка Ллойда Райта[214]. Я увидела Джона на кровати, лежащим на боку, его кожа была такой же бледной, как и белые простыни под ним, а щеки горели от жара. Глаза были плотно зажмурены, и он дышал через рот с тихим сопением. Тор сидел рядом с ним, прислонившись к спинке кровати, и на фоне огромного тела Брата Джон выглядел двухлетним ребенком. Рука Тора была вытянута, и Джон держался за нее.

ТОР: (кивает мне и посылает воздушный поцелуй своей шеллан) Плохо. Похоже, температура повысилась. (Когда он сказал это, Годзилла на экране грозно зарычала и начала карабкаться по зданиям… похоже на то, что творил вирус в теле Джона.)

ВЕЛСИ: (Ставит чашку и наклоняется над Тором) Джон?

Глаза Джона распахнулись, и он попытался подняться, но Велси, приложив руки к его щекам, попросила его оставаться на месте. Пока она нежно говорила с Джоном, Тор нагнулся вперед и прижался головой к ее плечу. Было видно, что он ужасно устал, без сомнения, от бодрствования и беспокойства о Джоне.

Наблюдая за ними троими, я была очень рада за Джона, но, также немного потрясена. Было сложно не представить его в ветхой мастерской в том загаженном крысами здании, одинокого и больного. И «что-если» не делали ситуацию легче. Дабы моя голова окончательно не треснула, я сосредоточилась на Торе и Велси, и том, что они сделали Джона частью своей семьи.

Немного погодя Велси села рядом с Тором, который освободил ей место, подтянув ноги. Его свободная рука потянулась к ее животу.

ВЕЛСИ: (качает головой) Я звоню Хэйверсу.

ТОР: Нам стоит его отвезти?

ВЕЛСИ: Будет зависеть от клиники.

ТОР: На Рэндж Ровере уже стоят цепи. Одно слово – и я за рулем.

ВЕЛСИ: (похлопывает его по ноге, затем встает) Именно поэтому я вышла за тебя.

Велси выходит, и я замираю в дверном проходе, чувствуя себя бесполезной. Боже, у меня было столько вопросов для Тора, но сейчас они были не существенны.

ДЖ.Р.: Я пойду.

ТОР: (потирает глаза) Да, наверно. Извини за все это.

ДЖ.Р.: Пожалуйста… не стоит. Вы должны заботиться о нем.

ТОР: (опустив взгляд на Джона) Да, должны.

Велси вернулась, и вердикт доктора был таков: Джона нужно доставить в больницу. Фритцу позвонили с просьбой забрать меня. Дорога назад займет определенное время, так что мне объяснили, как закрыть дом после моего ухода. Я пошла следом, когда Тор понес Джона на руках по коридору, через гостиную и кухню. Вместо того, что накинуть на мальчика куртку, его завернули в пуховое одеяло. На его ногах были тапочки, похожие на мокасины от Л.Л. Бин, которые мне дали, только меньше.

Велси села на заднее сиденье, пристегнула ремень безопасности, и когда Тор уложил Джона на ее колени, она бережно прижала мальчика к себе. Дверь закрылась, и Велси посмотрела на меня сквозь оконное стекло, ее лицо и рыжие волосы были смутно видны из-за отражения гаражной стены за мной. Наши взгляды встретились, и она помахала рукой. Я подняла свою в ответ.

ТОР: (мне) С тобой все в порядке? Ты знаешь, как связаться со мной.

ДЖ.Р.: Да, в норме.

ТОР: Угощайся чем хочешь из холодильника. Пульты для ТВ в шкафчике рядом с моим креслом.

ДЖ.Р.: Хорошо. Аккуратней на дороге, и дай знать как он?

ТОР: Обязательно.

Тор на секунду положил свою огромную руку на мое плечо, затем сел за руль, включил задний ход и выгнал машину навстречу буре. Цепи звенели по гаражному полу, пока колеса не достигли кромки снега; затем все, что я слышала, – это сильный рев двигателя и хруст миллионов крошечных хлопьев, сминаемых шинами.

Тор вернулся назад, закрывая гаражную дверь. Перед тем как дверь до конца опустилась, я в последний раз взглянула на Рэндж Ровер, фонари заднего хода отражались красным на взрыхленном снегу.

Я вернулась в дом. Закрыла за собой дверь. Прислушалась.

Тишина пугала. Не потому, что кто-то еще мог оказаться в доме. Потому что те, кто должны были здесь находиться, отсутствовали.

Я вошла в гостиную и села на один из шелковых диванов, ожидая у окна, будто возможность видеть, где Фритц остановится, будет означать его более быстрый приезд. Парка лежала на моем колене, и ботинки вернулись на место.

Казалось, что прошла вечность, прежде чем Мерседес, наконец, появился на дороге. Я поднялась, прошла к парадной двери и вышла, как мне и объяснили. Повернувшись вокруг, чтобы закрыть дверь, я посмотрела вглубь коридора, на плиту, где Велси готовила примерно полчаса назад. Горшок с рисом Джона стоял там, где она его оставила, как и ложка.

Я могла поспорить, что в обычную ночь вещи бы не остались лежать так. У Велси все содержалось в строгом порядке.

Я показала Фритцу, что мне нужна минутка; быстро направилась в кухню, помыла горшок и ложку, и поставила их рядом с раковиной для просушки, так как не знала, где они должны храниться. В этот раз, когда я вышла за дверь, я закрыла ее за собой. Быстро убедившись, что она закрыта, я потопала по снегу прямо к седану.

Фритц стоял рядом и открыл для меня дверь, и перед тем как скользнуть в кожаный салон, я взглянула на дом. Исходящий из окон свет уже не казался мне гостеприимным… сейчас он выглядел даже печальным. Дом ждал их возвращения, значит, этот кров был больше, чем неодушевленный объект. Без своих жителей? Это просто музей, полный артефактов.

Я забралась в седан, и дворецкий повел нас сквозь бурю. Он управлял очень аккуратно, как и Тор, я уверена в этом.

Отрывок из «Отмщенного любовника»

Ривендж, будучи симпатом-полукровкой, привык жить в тени и скрывать свою истинную сущность. Владея ночным клубом и торгуя на черном рынке, он ловко управляется с самыми жесткими ночными странниками…. В том числе с членами Братства Черного Кинжала.

Он держится на расстоянии от Братства, ведь его темный секрет может многое усложнить… но сейчас, став главой аристократической верхушки, он – тот союзник, который так нужен Рофу, Слепому Королю. Но секрет Рива грозитсявсплыть на поверхность, и тогда он окажется в руках смертельно опасных врагов… а также испытать храбрость его женщины, превратив ее из обычной гражданской в вигиланта[215]… Как оказывается, паранойя ее отца – не самое страшное, что может случиться..

Элена опоздала всего на час, дематериализуясь у клиники сразу же, как смогла успокоиться. Чудо из чудес! – медсестра ее отца освободилась и смогла приехать раньше. Хвала Деве-Летописеце.

Добравшись до последней камеры, Элена почувствовала, что сумка на плече стала тяжелее. Она была готова отменить свидание и оставить сменную одежду дома, но Люси отговорила ее. Вопрос, заданный сиделкой, сильно задел Элену: Когда в последний раз ты выходила из дома просто так, не на работу?

Будучи натурой скрытной, Элена не ответила… да и сказать было нечего.

Ухаживающие за больными родственниками должны заботиться и о себе, и утверждение отчасти подразумевало жизнь вне дома, где больные навязывали им определенную роль. Видит Бог, Элена постоянно повторяла это семьям хронически больных пациентов, совет был разумным и практичным.

По крайней мере, когда она давала его посторонним. Применимо к себе, он казался эгоистичным.

Так что… она колебалась насчет свидания. Смена заканчивается до рассвета, и не похоже, что у Элены найдется время заскочить домой и проверить отца. К тому же, она и мужчина, который пригласил ее на свидание, будут счастливчиками, если смогут поболтать хотя бы час в ночном ресторанчике, прежде чем занимающийся рассвет положит всему конец.

Она не знала, как поступить. Совесть тянула в одну сторону, одиночество – в другую.

Ступив в приемную, Элена устремилась к старшей медсестре, которая сидела за компьютером приемной.

– Прости, я…

Катя остановила поток ее слов и протянула руку.

– Как он?

Какое-то мгновение Элена могла лишь моргать. Ей было ненавистно, что всем на работе известны проблемы ее отца, и что несколько сослуживцев лицезрели его в самом неприглядном виде.

Хотя болезнь лишила его гордости, у Элены осталось ее за двоих.

Она похлопала Катю по руке и вышла из радиуса досягаемости.

– Спасибо, что спросила. Он успокоился и сейчас с ним его медсестра. К счастью, я успела дать ему лекарства.

– Тебе нужна минутка перевести дух?

– Нет. Что у нас?

Улыбка Кати скорее походила на гримасу, будто она прикусила язык. Снова.

– Тебе не обязательно быть такой несгибаемой.

– Нет. Обязательно. – Оглянувшись, Элена внутренне содрогнулась. По коридору на нее надвигалась группа коллег, человек десять, и все ведомые локомотивом беспокойства.

Вскоре, все медсестры из операционных, которые работали с Хэйверсом, взяли ее в кольцо, и горло Элены сжалось, когда они хором накинулись со своими «привет-как-дела». Боже, ее накрыл приступ клаустрофобии, как беременную женщину в душном, тесном лифте.

– Я в порядке, спасибо всем вам…

– Ну… он в комнате для осмотра. Мне достать монету?

Все застонали в унисон. Был лишь один «он» из легиона мужчин, которых лечила клиника, и обычно они решали, кто из персонала отправится к нему в лапы, именно с помощью монеты. Обычно, почему-то, проигрывал тот, кто давно его не осматривал.

Вообще-то все медсестры держали профессиональную дистанцию со своими пациентами, потому что либо так, либо быстро исчерпаешь свои внутренние силы. Персонал сторонился его не только по профессиональной причине. Большинство женщин жутко нервничали рядом с ним… даже самые крепкие.

– Я займусь этим. Исправлюсь за опоздание.

– Ты уверена? – спросил кто-то. – Кажется, ты уже перетрудилась на сегодня.

– Просто дайте выпить чашку кофе. Какая палата?

– Я определила его в третью, – сказала медсестра.

Посреди подбадривающих возгласов «Какая храбрая девочка!», Элена направилась в комнату для персонала, убрала вещи в кабинку и налила себе кружку горячего напитка «взбодри-свою-задницу». Кофе был достаточно крепким, чтобы принять его за катализатор, и хорошо выполнил свое дело, полностью очистив ее голову.

Ну, почти полностью.

Сделав глоток, она уставилась на ряд кабинок темно-желтого цвета, несколько пар уличной обуви, расставленных тут и там, и зимние пальто, развешанные на крючках. На кухонном столе в помещении для ланча стояли любимые кружки служащих, на полках лежал перекус, который они предпочитали, а на круглом столике виднелась чашка полная… что там было сегодня? Упаковки Скитлз. Над столом располагалась доска объявлений с рекламками разных событий, купонами, глупыми шутками из комиксов и фотографиями сексуальных парней. Распорядок смены висел рядом, белая доска была расчерчена в таблицу на следующие две недели, клетки которой были заполнены именами, написанными в разной цветовой гамме.

Все это – остаточные продукты нормальной жизни, о важности которых даже не задумываешься, пока не вспомнишь обо всех жителях планеты, которые не могут работать, наслаждаться независимым существованием, тратить внутреннюю энергию на незначительные проблемы. Смотря на все это, она снова вспомнила, что выход в реальный мир – счастливая случайность, а не право, и с беспокойством подумала об отце, который противостоял демонам, живущим только в его голове, и укрывался в том ужасном домишке. Когда-то он жил с размахом. Он был частью аристократии, мастером пера и служил Совету. У него была обожаемая шеллан и дочь, которой он гордился, особняк, известный проводимыми там балами. Сейчас все это превратилось в галлюцинации, которые мучили его, они являли собой лишь мыслительные процессы, не реальность, голоса были прочной темницей потому, что никто не видел решетки и не слышал тюремщика.

Сполоснув кружку, Элена не могла отбросить мысли о несправедливости всего этого.

Прежде чем покинуть раздевалку, она быстро взглянула на зеркало в полный рост, висевшее рядом с дверью. Белая униформа была идеально отутюжена и чиста, словно стерильная марля. Чулки без стрелок. Туфли на резиновой подошве сверкали.

На голове Элены творился такой же бардак, как и внутри нее.

Она быстро сняла резинку, скрутила новый пучок и закрепила его, а потом направилась к смотровой комнате номер три.

Больничная карта пациента покоилась в чистом пластмассовом ящичке на стене, рядом с дверью, и Элена сделала глубокий вдох, прежде чем взять файл и открыть его. Карта была тонкой, по сравнению с тем, как часто она видела мужчину в клинике, последний раз он был здесь… всего две недели назад.

Постучав, она вошла в комнату с напускной уверенностью, высоко поднятой головой и прямой спиной – неловкий камуфляж, состоящий из осанки и профессионализма.

– Как ваши дела этим вечером? – спросила она, посмотрев пациенту прямо в глаза.

В мгновение, когда аметистовый взгляд встретил ее, Элена забыла, что только что сорвалось с ее губ.

Ривендж, сын Драгора, лишил ее голову всех мыслей, остался лишь его сияющий фиолетовый взгляд.

Этот мужчина, он был коброй, на самом деле… гипнотизировал своей смертоносностью и красотой. С ирокезом, жестким, умным лицом и огромным телом, он был чистым сексом, мощью и непредсказуемостью, завернутыми в… ну, в черный костюм в тонкую полоску, который, очевидно, был сшит для него на заказ.

– Хорошо, спасибо, – сказал он, разгадав тайну того, что она только что у него спросила. – А ты как?

Он слегка улыбнулся, без сомнений, потому что знал, что все медсестры не любили находиться с ним в тесном пространстве. Очевидно, он наслаждался этим.

По крайней мере, именно так она восприняла это сдержанное, завуалированное выражение на его лице.

– Я спросил, как ты поживаешь? – протянул он.

Элена положила его карту на стол и достала стетоскоп из кармана.

– Прекрасно.

– Уверена в этом?

– Безусловно и несомненно, – сказала Элена, поворачиваясь к нему. – Я собираюсь измерить давление и сердечный ритм.

– И мою температуру.

– Да.

– Желаешь, чтобы я открыл для тебя рот?

Элена покраснела, и сказала себе, что смущение вызвано не его низким голосом, придавшим вопросу сексуальность и неспешность ласки обнаженной груди.

– Эм… нет.

– Как жаль

Мускулы на плечах Ривенджа перекатывались, пока он снимал пиджак, затем он небрежно бросил несомненное произведение искусства в области мужской моды на соболиную шубу, аккуратно сложенную на кресле. Так странно: независимо от времени года, он всегда носил меха.

Шуба стоила больше, чем весь дом, который снимала Элена.

Он скользнул длинными пальцами к запонке с бриллиантом на правом запястье.

– Вы могли бы закатать рукав на другой руке? – она кивнула на стену позади него. – Слева для меня больше места.

Он помедлил, но потом взялся за другой рукав. Закатав черный шелк выше локтя, на массивный бицепс, он прижал руку к телу.

Элена достала прибор для измерения давления из выдвижного ящика, расстегнула его и приблизилась к пациенту. Прикасаться к нему – всегда испытание, и она потерла руку о бедро, настраиваясь.

Когда она дотронулась до его запястья, как всегда, заряд тока лизнул руку и прошел до самого сердца, напоминая о выпитом кофе. В мужском теле словно был источник электричества, и учитывая, что один его взгляд выбивал из колеи, заряд тока не помогал ни капли.

Черт возьми, где ее привычная отстраненность… Даже с ним, раньше она держала себя в руках, делая свою работу.

Пинком возвращая себя к профессиональному поведению, она подтянула его руку ближе к аппарату и…

– Милостивый… Боже.

Вены вдоль изгиба руки, были в ужасном состоянии от постоянных инъекций, опухшие, посиневшие, рваные, будто он драл их ногтями, а не втыкал иголки.

Ее глаза метнулись к его лицу.

– Наверное, Вам очень больно.

Он высвободил запястье из ее хватки.

– Нет. Боль меня не тревожит.

Жесткий парень. Будто она удивлена этому?

– Ну, я понимаю, почему Вы хотели встретиться с Хэйверсом. – Она мягко пальпировала красную линию, которая поднималась по его бицепсу по направлению к сердцу.

– Есть признаки инфекции.

– Со мной все будет в порядке.

В ответ она могла лишь вскинуть брови. Судя по его невозмутимости, он совсем не знаком с последствиями сепсиса.

Серый плащ смерти вряд ли будет ему к лицу, подумала она неожиданно для себя.

Элена покачала головой:

– Отлично, но давайте измерим давление на другой руке. Вынуждена попросить Вас снять рубашку. Доктор захочет взглянуть, как далеко зашла инфекция.

Губы Ривенджа изогнулись в улыбке, когда он потянулся к первой пуговице.

– С превеликим удовольствием.

Элена быстро отвела взгляд.

– Знаешь, я не стеснительный, – сказал он своим низким голосом. – Можешь смотреть, если нравится.

– Нет, спасибо.

– Жаль. – А потом добавил порочным тоном. – Я не против, чтобы ты смотрела на меня.

Когда от стола для осмотра донесся шорох шелка, скользящего по коже, Элена занялась просмотром карты, перепроверяя и без того точные факты.

Так странно. Она не слышала от других медсестер, чтобы он вел себя как повеса. На самом деле, он почти не разговаривал с ее коллегами, отчасти, именно по этой причине они так нервничали рядом с ним. Но с ней? Он говорил возмутительно много и всегда пробуждал… совсем непрофессиональные мысли.

– Я готов, – сказал он.

Развернувшись, Элена приклеилась взглядом к стене за его головой. Грудь Ривенджа была великолепной, кожа теплого, золотистого оттенка, мускулы четко очерчивались, несмотря на расслабленность во всем теле. На обеих сторонах груди виднелись татуировки в виде красных пятиконечных звезд, и Элена знала, что у него были и другие. Потому что пару раз глянула мельком.

Скорее таращилась на него.

– Ты осмотришь мою руку? – тихо спросил он.

– Нет, этим займется доктор. – Она ждала, что парень снова ответит «жаль».

– Думаю, с тобой я уже достаточно использовал это слово.

Сейчас ее глаза встретились с его. Чтение мыслей – редкое явление среди вампиров, но почему-то Элена совсем не удивилась тому, что этот мужчина входил в малочисленную, редкую группу.

– Не будьте грубым, – сказала она.

– Мне жаль.

Едва ли, судя по тому, как приподнялся уголок его рта.

Боже, его клыки были острыми. Ровными и белыми.

Элена обернула манжету вокруг его бицепса, вставила черные трубки стетоскопа в уши, и принялась измерять давление, баллон с тихим шипением накачивал манжетку воздухом.

Пациент смотрел на нее. Он всегда смотрел на нее.

Элена отступила назад от мужчины.

– Не бойся меня, – прошептал он.

– Я не боюсь.

– Лгунья.

***

Эта медсестра ему нравилась именно ее он хотел видеть каждый раз, как приезжал в клинику. Он не знал ее имени, но мысленно называл лулс[216], потому что она была прекрасна, серьезная и красивая, умная.

С исходившими от нее флюидами Пошел-К-Черту. И это заводило.

В ответ на «лгунью», ее глаза цвета ириса сузились, и она открыла рот, будто собиралась осадить его. Но потом взяла себя в руки, возвращаясь к профессиональной этике.

Жаль, на самом деле.

– Сто шестьдесят восемь на девяносто пять. Высокое. – Она сильным и быстрым движением дернула на себя язычок манжетки, без сомнения жалея, что это была не его кожа. – Думаю, твое тело пытается бороться с заражением в руке.

О да, его тело боролось, но с тем, что он вкалывал себе. Его симпатская сторона противостояла дофамину, а импотенция, приходящая с лекарствами, еще не отметилась на работе.

Его член в брюках был тверд, как бейсбольная бита.

Черт, наверное, было бы лучше, чтобы пришла другая медсестра. Было достаточно сложно находиться рядом с Эленой, когда он был в своем «нормальном» состоянии.

Этой ночью он был очень далек от нормальности.

КОНЕЦ

«Братство Черного Кинжала» в России – это:

1) lady.webnice.ru – команда сайта открыла для рускоязычного сообщества мир Братства и перевела первую книгу серии, а также множество бонусов;

2) РУТРЕКЕР – здесь выложены переводы, выполненные под руководством и в сотрудничестве с Дарьей «Dojdlivaya»;

3) jrward.ru – русский официальный сайт Дж.Р. Уорд. Здесь выложены все переводы, осуществленные нашей командой (книги с четвертой по двенадцатую, серия «Падшие ангелы», данный путеводитель и многочисленные бонусы – на форуме);

4) Наша группа в "ВКОНТАКТЕ" – свежая информация из мира «БЧК», новости и многое другое.

В данной книге собраны все переводы, которые можно встретить по отдельности на указанных выше сайтах.

Начиная с 2008 года над переводами Дж.Р.Уорд работали разные команды, чем объясняется несовпадение имен/названий, например Зи/Зед, Бутч/Батч и так далее.

2008 – 2015

Спасибо, что были с нами!

До новых встреч!

[1] Маркус Уэлби (Marcus Welby, M.D.) – американский медицинский телесериал, шедший с 1969 по 1976 год.

[2] Цитрин – полудрагоценный камень, разновидность кварца. Окраска бывает разной: от светло-лимонной до янтарно-медовой.

[3] Коттедж «Кейп Код» – одноэтажный дом в пригороде (обычно длинный, с пологой крышей).

[4] Джолли Грин Джайнт (Зеленый Великан) – символ американской пищевой компании.

[5] Фермер-джентльмен – мелкий помещик, ведущий сельское хозяйство в собственном имении.

[6] Бетти Уайт – американская актриса, наиболее известная по своим ролям в телесериале «Золотые девочки», а также в «Шоу Мэри Тайлер Мур».

[7] Беатрис «Би» Артур – американская актриса, наиболее известная по роли Дороти Зборнак в телесериале «Золотые девочки».

[8] «Клан Сопрано» – американская телевизионная драма, созданная телеканалом HBO, о вымышленном семействе итало-американской мафии в Северном Нью-Джерси.

[9] Импала (Шевроле Импала) – культовый американский полноразмерный автомобиль, выпускающийся подразделением корпорации GM «Chevrolet» с 1958 по настоящее время.

[10] Конечно, в оригинале Зед так не говорит. Это переводческий каприз. Простите нам его)).

[11] Маглайт – производитель маленьких фонариков, просто фонариков и фонарей.

[12] Вихревая ванна – массажная ванна.

[13] Кувез – приспособление с автоматической подачей кислорода и с поддержанием оптимальной температуры, в который помещают недоношенного или заболевшего новорожденного.

[14] Бетадин (повидон-йод) – лекарственное средство, антисептик для местного применения, представляет собой йод в виде комплекса со связывающим его йодофором.

[15] Каррера – Порше Каррера, машина Зеда.

[16] «Extreme Makeover: Home Edition» – американское реалити-шоу, примерный аналог нашего «Квартирного вопроса». За семь дней дом выбранной семьи, на голову которой свалились какие-то неприятности (типа торнадо или землетрясения), полностью переделывается. Изменения застрагивают как интерьер, так и экстерьер, и часть ландшафта.

[17] Рестилайн – шведский препарат для устранения морщин на лице, коррекции формы губ и овала лица.

[18] Ракетбол – спортивная игра с мячом, проходящая на прямоугольном закрытом корте.

[19] Ава Гарднер – американская актриса, одна из ярчайших звезд Голливуда 1940-50-ых годов. Номинантка премии «Оскар». Вошла в список величайших кинозвезд в истории Голливуда.

[20] Oui – да (фр.).

[21] Merci mille fois – дословно «тысячу раз спасибо» – огромное спасибо (фр.).

[22] Национальный трест – организация по охране исторических памятников, достопримечательностей и живописных мест; финансируется за счёт частных пожертвований и небольших государственных ассигнований.

[23] 100 фунтов = 45,36 килограмм.

[24] в переводе от Tais

[25] «Фрикадельки», 1979 г. - популярная комедия о молодежном летнем лагере с Биллом Мюрреем.

[26] «До свидания, луна!» Маргарет Вайс Браун – популярная американская книжка для детей. Поэма, написанная в женском стиле, повествует о том, как кролик, ложась спать, желает спокойной ночи окружающим предметам: телефону, кукольному домику и тд.

[27] «Офис» - снятая дрожащей камерой пародия на жизнь современного офиса в жанре документальное-реалити шоу о жизни сотрудников компании по снабжению бумагой «Dunder Mifflin» в городе Скрентон, штат Пенсильвания.

[28] Часы Брайля – часы Braille Hi-Touch Watch, цифры которых выполнены в соответствие с азбукой Брайля.

[29] «Хейнс» - товарный знак колготок, чулок, женских и мужских носков, а также нижнего белья. Известен рекламный лозунг колготок фирмы, не менявшийся несколько десятилетий: «Джентельмены предпочитают Хейнс»

[30] «Брук Бразерс» можно назвать одной из старейших американских компаний. Ее история берет свое начало еще в восемнадцатом году прошлого века. Марка специализировалась на пошиве одежды по индивидуальным меркам, и среди списка ее клиентов были почти все представители высшего общества того времени. Среди них был и шестнадцатый президент США Авраам Линкольн (Abraham Lincoln). На протяжении всей своей истории Brooks Brothers предоставляла одежду целым поколениям знатных семей знаменитостей, политических деятелей, аристократических особ, военных героев и спортсменов.

[31] Персонажи (капитаны) вселенной «Звездного пути» («Стар Трека»)

[32] «Graff» – марка ювелирных украшения. Все ювелирные украшения Graff производятся вручную десятками мастеров высочайшей квалификации. Некоторые изделия настолько сложны, что работа над ними занимает несколько сотен часов.

[33] Мекинто́ш (реже - Макинтош) (англ. McIntosh, Mac) - популярный в Северной Америке сорт яблок, названный в честь его создателя, Джона Макинтоша, начал распространяться с 1870 г. К 1910-м годам «Мекинтош» широко распространился в Онтарио, северной части США и в Британской Колумбии. В России этот сорт известен также под названиями Осеннее краснобокое, Осеннее превосходное, Хорошовка осенняя.

[34] Серия «Арлекин представляет» - выпускаемая с 1973 года серия книг издательства «Арлекин», объединяющая романы с главными героями – альфа-самцами и героинями «с перчинкой».

[35] Серия книг издательства «Силуэт», объединенных одлной тематикой. Как правило, это произведения в жанре «романс».

[36] Хёрши (Hershey's) – шоколадный сироп, выпускаемый компанией «The Hershey Chocolate Company», крупнейшим в США производителем шоколада и всего, что с ним связанно. Кроме того, это первая американская шоколадная компания (основана Милтоном Хёрши в 1901 году).

[37] в переводе от Dojdlivaja

[38] «Жизнь в розовом цвете» — фильм-биография Эдит Пиаф, вышедший на экраны в 2007 году

[39] Знаменитый американский детский художник и писатель. «Очень голодная гусеница» издана, в том числе, и на русском

[40] Дочь Зейдиста и Бэллы

[41] Реалити-шоу, завязанные на поиск своей второй половины

[42] Ток-шоу, в котором гости просматривали записи предыдущих по программной сетке шоу и комментировали их шутками, приколами и т.д.