Путь на восток

Сама того не замечая, я опустошаю добрую треть бутылки всего за несколько минут, пока джип медленно движется вдоль заброшенных домов в поисках больницы. Пару раз в чёрных провалах выбитых окон мелькают силуэты тварей, но мы просто проезжаем мимо.

— Эй, народ, смотрите, — Тайлер привлекает всеобщее внимание, махнув рукой в сторону белого одноэтажного здания с поблекшей табличкой «Медицинская клиника».

Если бы не надпись, я бы ни за что не догадалась, что это больница — крохотное здание обшито светлой вагонкой и больше напоминает дешёвый придорожный мотель.

Но в нашем положении выбирать не приходится. Главное, чтобы в этой убогой низкосортной клинике нашлись необходимые инструменты.

— Уэнсдэй, побудь тут, договорились? — предлагает Ксавье таким мягким размеренным тоном, будто разговаривает с умственно отсталым человеком. — Мы сами всё сделаем.

— Нет. Я в порядке, — конечно, это ложь. До порядка мне бесконечно далеко. Но я больше не намерена так явно демонстрировать собственную слабость. Сочувствие на их лицах вовсе не помогает абстрагироваться от сосущей душевной пустоты.

Делаю несколько глубоких вдохов и выдохов, мысленно считаю до десяти — а потом в обратном порядке. Привычный алгоритм действий помогает сосредоточиться — хоть и совсем немного. Но этого достаточно.

Сунув изрядно опустевшую бутылку джина в кармашек на спинке переднего сиденья, я быстро собираю растрёпанные волосы в небрежный высокий пучок и решительно тянусь за лежащим на полу автоматом.

Благо, у моих спутников хватает ума не вмешиваться. Оставив пса сторожить машину, мы одновременно покидаем салон и направляемся в сторону клиники, внимательно озираясь по сторонам. Но пока всё чисто.

Нам даже везёт — родильное отделение обнаруживается в конце первого же коридора.

Вот только в больнице нет электричества — ничего необычного, в последнее время мы всё чаще натыкаемся на обесточенные населённые пункты. Очевидно, гидроэлектростанции понемногу начинают выходить из строя.

Такими темпами всего через несколько лет умирающий мир окончательно погрузится в беспросветную тьму. Но пока что солнце стоит в зените на безоблачном небе, поэтому нужды в дополнительном освещении нет. Если изменчивая удача не повернётся задницей, нам даже удастся вернуться в лагерь засветло.

Поочередно толкнув несколько дверей, оказавшихся палатами с перевернутыми койками и хаотично разбросанными историями болезней, мы наконец находим нечто напоминающее процедурный кабинет. Вдоль стен тянутся ровные ряды одинаковых шкафчиков со стеклянными дверцами, а посередине стоит кушетка. Пол усеян разбитыми ампулами, а в воздухе витает тлетворный запах затхлости и разложения.

Не забывая осматриваться по сторонам и напряжённо прислушиваясь к каждому шороху, мы быстро обыскиваем все шкафы.

Барклай велела отыскать скальпель, кровоостанавливающие зажимы, хирургический пинцет и набор игл. Если получится — мощные анальгетики и катетер для эпидуральной анестезии.

— Это не оно? — Тайлер извлекает из ящика изогнутый корнцанг и задумчиво хмурит брови.

— Не совсем, — благо, мой голос больше не дрожит и звучит почти так же бесстрастно, как и всегда. Жаль только, что зияющая пустота внутри никуда не исчезает. — Но возьми. Пригодится.

Стараясь абстрагироваться от гнетущих мыслей о Пагсли, я распахиваю дверцу очередного шкафчика. И даже успешно — пару минут спустя мне удаётся отыскать набор скальпелей и несколько зажимов разного размера, но вот обезболивающих препаратов нигде не обнаруживается.

Мы быстро рассовываем находки по карманам.

А секундой позже с улицы доносится заливистый собачий лай, который может означать только одно — твари нас нашли.

Мы выбегаем из клиники с оружием наперевес, ожидая увидеть самое худшее — огромное голодное стадо, жаждущее вонзить гнилые зубы кому-нибудь в глотку.

Но ожидания не оправдываются.

Тварей всего две. Босая молоденькая девчонка в вызывающе коротком блестящем платье и рослый мужчина средних лет в пижамных штанах и местами порванном махровом халате. Живые мертвецы хищно скалятся и скребут обломанными ногтями боковое стекло джипа, пытаясь добраться до моей собаки. Запертый в машине Вещь заливается громким лаем.

А я… Я вдруг ощущаю такую ненависть к мерзким тварям, какой не испытывала никогда прежде. Они выглядят более потрёпанными, чем мой брат — и в голове внезапно вспыхивает мысль, что один из них вполне мог покусать Пагсли. Резко вскинув автомат, я спускаю курок.

Пулемётная очередь вышибает мозги девчонке, и она отлетает на пару метров назад, ударившись спиной о пожарный гидрант.

Но второй мертвец рычит и скалит пасть — из чёрного провала рта стекает тоненькая ниточка ядовитой слюны.

Я снова стреляю.

Один раз, второй, третий… Десятый.

Тварь падает замертво после первого же выстрела.

Но я не могу остановиться — подхожу ближе, наступаю ему на горло и выпускаю всю обойму промеж широко распахнутых белесых глаз. Ошмётки мозгов вперемешку с густой свернувшейся кровью стекают на асфальт, разряженный автомат даёт осечку за осечкой, но сокрушительная ярость струится по моим артериям жидким огнём, не позволяя отступить. Сатанея от бессильной злости, я переворачиваю тяжёлый автомат другим концом и изо всех сил бью увесистым прикладом по голове мертвеца. Кости черепа ломаются и крошатся с громким треском. Удар за ударом я превращаю морду проклятой твари в кровавое гнилостное месиво — и это настолько прекрасное зрелище, что мне хочется рассмеяться вслух. Чувство реальности теряется в дурмане от убойной дозы алкоголя и неконтролируемой бушующей ярости.

Боковым зрением улавливаю шокированные выражения лиц моих спутников — хренов герой и кудрявый миротворец растерянно замирают на месте, явно не зная, как реагировать на происходящее. Но мне наплевать.

Кажется, я и правда смеюсь во весь голос.

До моего слуха смутно доносятся странные полуистерические звуки, не то смех, не то всхлипы — я и не сразу понимаю, что они вырываются из моего собственного горла.

— Уэнсдэй! — отойдя от первоначального шока, Торп быстро подскакивает ко мне и крепко сжимает плечи, рывком дёрнув на себя.

Я машинально переступаю с ноги на ногу, чтобы сохранить равновесие — и неожиданно вновь оказываюсь в кольце его объятий.

— Тише, тише… — сбивчиво бормочет он, прижимая меня к себе и поглаживая по лихорадочно трясущимся лопаткам. — Ну же, успокойся. Не надо, слышишь?

Я не в силах сопротивляться. Не в силах его оттолкнуть. И потому безвольно утыкаюсь ему в грудь, пряча в распахнутой джинсовой куртке лицо со следами предательских слёз.

Хренов герой обнимает меня очень крепко, едва ли не до хруста в рёбрах — но катастрофически недопустимая близость чужого тела неожиданно оказывается последним якорем, удерживающим меня в этой неутешительной реальности. Не позволяющим сорваться в пучину слепой бесконтрольной ярости на весь этот гребаный мир, в котором сестра вынуждена убить родного брата. И потому я покорно подчиняюсь, когда Ксавье буквально силой заталкивает меня на заднее сиденье внедорожника и снова прижимает к себе.

Обратная дорога проходит словно в тумане.

Сидящий за рулём Тайлер не спешит нажимать на педаль газа — кажется, он специально едет медленно, чтобы дать мне побольше времени успокоиться. Я машинально цепляюсь дрожащими пальцами за джинсовую куртку Торпа, безуспешно пытаясь унять глухие надрывные рыдания. Хренов герой бережно сжимает меня в объятиях, гладит по спине, аккуратно утирает с моего лица солёные дорожки слёз. И что-то бормочет вполголоса — кажется, он говорит, что всё непременно будет хорошо, нужно только перетерпеть. Я почти его не слушаю, раз за разом прикладываясь к стремительно пустеющей бутылке джина.

— Если хочешь, мы не будем рассказывать остальным, — мягко предлагает миротворец, бросив на меня встревоженный взгляд через плечо. — Просто скажем, что ты приболела.

— Да, именно так мы и сделаем, — с готовностью подхватывает Торп, уткнувшись носом мне в макушку. — И сразу продолжим путь, чтобы никто ничего не заметил. Я поведу машину, а ты постараешься заснуть, ладно?

Я молча киваю в знак согласия.

Нет ничего хуже, чем наблюдать унылую жалость на лицах моих спутников.

Хватит и того, что двое из них стали свидетелями моего нервного срыва.

И хотя всё внутри сжимается от щемящей боли, суровое рациональное мышление упрямо твердит, что жизнь продолжается. Что я не осталась безжизненным трупом рядом с мёртвым братом. Что мои лёгкие продолжают насыщаться кислородом, а сердце по-прежнему качает кровь по организму. И что рано или поздно рваная рана на душе зарубцуется и перестанет причинять невыносимо острую боль.

Так и случается.

За следующие полторы недели мы пересекаем висячий мост через пролив Макино, огибаем маленький город Сейнт-Игнас вдоль северо-западного побережья озера Мичиган и наконец оказываемся на границе с Канадой.

Уже привычная рутина — бесчисленные километры дорог, короткие стоянки в отдалении от населённых пунктов, горький дым костров и скудные приёмы пищи раз в сутки — всё это помогает отвлечься от мыслей о брате. И хотя образ Пагсли, надвигающегося на меня с глухим рычанием, с чудовищной регулярностью преследует меня в кошмарах, жизнь становится почти терпимой.

День, когда мы разбиваем последний лагерь на территории штатов, знаменуется ещё одним событием — кудрявому миротворцу исполняется тридцать лет. По этому случаю Аякс выуживает из запасов банку консервированных ананасов и бутылку Вдовы Клико. На ужин сегодня почти королевское блюдо — запечённый на углях картофель и обжаренная на чугунной сковороде тушёнка.

Усевшись вокруг догорающего костра, мы пьём сухое игристое прямо из бутылки, передавая её друг другу словно школьники, впервые добравшиеся до алкоголя. Каждому достаётся по полтора колечка ананасов — и ещё никогда сладкие консервированные фрукты не казались мне такими вкусными.

— Я рад, что встретился с каждым из вас… — кудрявый миротворец поднимается с раскладного походного стула, чтобы произнести тост. — Жаль, что это произошло в таких дерьмовых условиях, а не где-нибудь в Вегасе… Держу пари, мы бы там круто потусили. Я говорил, что отлично играю в покер?

Мои спутники хихикают так беззаботно, словно мы и впрямь можем рвануть на выходные в город грехов и спустить там кучу денег.

— Но в любом случае, вы все — классные ребята, — Тайлер простодушно улыбается, отсалютовав изрядно опустевшей бутылкой игристого. — Надеюсь, мы доберёмся до Сент-Джонса и будем жить там долго и счастливо. За нас!

— За нас! — отзываются остальные нестройным хором и дружно улюлюкают.

Галпин делает большой глоток и передаёт бутылку хренову герою — но Торп отрицательно качает головой и ставит на землю пластиковую тарелку с остатками тушёнки. Вещь сиюминутно подскакивает к предложенному угощению и начинает жадно поглощать еду, громко клацая зубами. Энид ласково треплет собаку за ухом.

За время путешествия они успели сдружиться, и мой нелюдимый пёс стал практически общим.

— Отдыхайте, а я пойду дежурить, — Ксавье поднимается на ноги и вдруг подмигивает мне с безмятежной широкой улыбкой. — Только не засиживайтесь, завтра рано вставать.

Немало удивлённая подобным жестом, я провожаю хренова героя внимательным взглядом. Подхватив винтовку, он отходит к трейлеру и ловко взбирается по лестнице на крышу — его силуэт отчётливо выделяется на фоне безоблачного ночного неба с россыпью бесконечно далёких созвездий.

— Эй, Аддамс… — сидящая рядом со мной Бьянка пихает меня локтем под бок и понижает голос до вкрадчивого шепота. — У меня парочка сигарет завалялась. Пойдём-ка покурим.

К никотиновой интоксикации я равнодушна.

Но внезапное предложение Барклай явно имеет под собой скрытый подтекст — и мне становится немного любопытно. Поэтому я поднимаюсь со своего места и иду вслед за ней к раздражающе уродливому Фольксвагену, припаркованному в отдалении от лагеря.

Когда мы оказываемся вдали от посторонних глаз и ушей, Бьянка достаёт из кармана джинсов смятую пачку Чапмана и протягивает мне. Равнодушно пожав плечами, я забираю сигарету и склоняюсь к огоньку зажигалки. Горький дым с лёгким вишнёвым привкусом обжигает горло, заставляя слегка закашляться — и Барклай беззлобно усмехается.

— Ты совсем никогда не курила, что ли? — иронично поддевает она, сжимая сигарету двумя пальцами и глубоко затягиваясь ядовитым сизым дымом.

— Ты хотела поговорить о моих вредных привычках? — выразительно изгибаю бровь, глядя на неё с нескрываемым скептицизмом.

— Не только, — моя собеседница широко улыбается, демонстрируя ровный ряд белоснежных зубов. Бьянка выдерживает непродолжительную паузу, словно обдумывая дальнейшую речь, после чего делает очередную затяжку и продолжает. — Я просто хотела сказать, что ты и Ксавье… В общем, если хочешь знать, я не против.

— О чём ты? — и хотя я уже понимаю, к чему она клонит, но решаю уточнить.

— Да брось, — Барклай снова усмехается и закатывает глаза с таким видом, словно моя реакция её искренне забавляет. — Только бедный наивный Тай до сих пор ничего не заметил. Остальные уже давно в курсе.

— В курсе чего? — отчасти я кривлю душой, старательно изображая недоумение. Но публично признаваться в своём иррациональном влечении к хренову герою слишком унизительно.

— Не притворяйся, что не понимаешь, — её удивительная проницательность слегка выбивает из колеи. — Я ведь не слепая и прекрасно вижу, как он на тебя смотрит. Я знаю этот взгляд лучше остальных. Ведь когда-то смотрел так на меня.

— Полагаю, алкоголь в сочетании с никотином слишком сильно ударил тебе в голову, — я твёрдо намерена держать оборону до последнего. Бросив на землю недокуренную сигарету, я затаптываю огонёк носком ботинка, недвусмысленно намекая, что разговор окончен.

— Подумай хорошенько, Аддамс… — бросает Барклай мне вслед, когда я уже направляюсь обратно к костру. — Мы не сегодня-завтра можем умереть, так зачем тратить время на отрицание очевидного?

Не удостоив её ответом и ни разу не обернувшись назад, я возвращаюсь к остальным спутникам — Аякс с Энид опять горячо спорят насчёт имени будущего отпрыска, а Тайлер подкидывает в догорающий костёр сухие ветки. Забрав у миротворца бутылку, я делаю большой глоток игристого и даже вступаю в диалог четы Петрополусов, предлагая несколько небанальных вариантов.

Но взгляд то и дело падает на крышу трейлера — хренов герой сидит к нам спиной, высоко задрав голову. Непохоже, что он слишком усердно исполняет обязанности дозорного. Скорее, просто разглядывает звёзды.

Oh merda, ну какие они всё-таки кретины.

Но эта мысль отчего-то не вызывает привычного раздражения, даже напротив — я испытываю нечто смутно напоминающее восхищение от их идиотской способности видеть прекрасное даже в нашем агонизирующем мире. Очевидно, никотин и алкоголь ударил в голову не только Бьянке. Пора ложиться спать, пока я и впрямь не начала размышлять о её словах.

Благоразумно передав бутылку благоверному блондинки, я жестом подзываю к себе собаку и забираюсь на заднее сиденье своего джипа.

Пару дней мы обыскали случайно встреченное по дороге ранчо и обзавелись невиданным сокровищем — несколькими подушками, пуховым одеялом и тремя клетчатыми пледами.

Но повышенный уровень комфорта отнюдь не способствует быстрому погружению в сон. Вещь уже негромко сопит, свернувшись клубочком на полу внедорожника, а я всё никак не могу заснуть. Странная речь Барклай крутится в голове на бесконечном повторе — и мне никак не удаётся переключиться или абстрагироваться. Даже бесконечные гнетущие мысли о погибшем брате ненадолго отступают на второй план.

Мы не сегодня-завтра умрём, так зачем тратить время на отрицание очевидного?

В одном она точно права — смерть неуклонно следует по пятам, и нет никакой гарантии, что закрывая глаза вечером, ты откроешь их утром.

Но разумно ли в такой ситуации поддаваться иррациональным желаниям плоти?

Ведь обратного пути уже не будет.

Но если прежде я была безоговорочно уверена в собственных принципах, теперь что-то изменилось — неуловимо, но необратимо.

Разговоры на улице понемногу стихают.

Очевидно, мои спутники разбрелись по своим машинам и легли спать.

А я всё продолжаю ворочаться, безуспешно пытаясь отыскать удобную позу. Несколько раз открываю и закрываю окно, тщательно взбиваю мягкую подушку в такой омерзительно пёстрой наволочке, словно на неё стошнило единорога.

Но ничего не помогает.

Похоже, заснуть мне сегодня не удастся.

Может, стоит поговорить с хреновым героем?

Только для того, чтобы опровергнуть идиотские предположения его бывшей и окончательно поставить точку в наших несуществующих отношениях. Один из моих многочисленных психотерапевтов был помешан на гештальтах — постоянно твердил, что неразрешённые ситуации подобны снежному кому. И если игнорировать их, они будут разрастаться до тех пор, пока не превратятся в сокрушительную лавину.

Мысль звучит вполне здраво.

Поэтому я решительно отбрасываю одеяло и, накинув на плечи кожанку, выхожу на улицу.

Как я и думала, остальные уже разбрелись по машинам — возле почти догоревшего костра валяется только пустая бутылка. Время уже явно перевалило за полночь, но на улице не совсем темно — высоко в небе висит круглый диск полной Луны, заливая окрестности мягким голубоватым светом.

Сделав глубокий вдох как перед прыжком в ледяную воду, я плотнее запахиваю куртку и решительно направляюсь к трейлеру.

— Не спится? — Торп слегка улыбается, когда я взбираюсь на крышу их гроба на колёсах и усаживаюсь рядом с ним.

— Надо поговорить, — твёрдо заявляю я, желая побыстрее расставить все точки над i и закрыть проклятый гештальт, мешающий спать по ночам.

— Все решения, принятые глухой ночью, обычно теряют силу при свете дня, — философски изрекает хренов герой, не сводя с меня невыносимо пристального взгляда. Словно он пытается заглянуть глубоко внутрь и обнаружить там что-то потаённое, скрытое за семью печатями от посторонних глаз.

— Это тоже Ремарк? — я иронично усмехаюсь самыми уголками губ. И машинально отодвигаюсь подальше, словно пара дополнительных сантиметров расстояния помогут справиться со странным смятением, охватывающим меня в его присутствии.

— Нет. Это Диана Сеттерфилд, — он и бровью не ведёт, сохраняя тотальное непроницаемое спокойствие.

— Ты специально эти фразы записываешь, чтобы потом цитировать девушкам при свете Луны? — привычно прячу небольшую растерянность за ядовитым сарказмом.

— Не всем девушкам. Только тебе.

Внезапная откровенность окончательно выбивает из колеи — и я мгновенно забываю, что именно хотела сказать изначально.

Воспользовавшись моим секундным замешательством, Торп вдруг протягивает ко мне руку и осторожно касается запястья.

Тепло его пальцев отзывается странным покалыванием в месте тактильного контакта.

Oh merda, ну что за чертовщина.

— Давай не будем ни о чём говорить? — мягко предлагает он. — Иногда молчание красноречивее любых слов. Иди сюда. Смотри, какие тут звёзды…

Очередная клишированная фраза, отдающая тошнотворным романтизмом, заставляет меня презрительно закатить глаза. Но при этом почти не вызывает внутреннего протеста.

Сама ужасаясь собственным действиям, я пододвигаюсь поближе и ложусь на спину, устремив сосредоточенный немигающий взгляд в бархатную чёрноту ночного неба с россыпью ярких горящих точек. Хренов герой ложится рядом и убирает руку с моего запястья — но он всё равно чертовски близко, и это… очень сбивает с толку. Катастрофически.

— Смотри… — он тычет пальцем в яркую серебристо-белую звезду прямо над нами. — Мне кажется, это самая яркая. Наверное, Полярная.

— Чушь, — я скептически фыркаю. — Самая яркая звезда на небе — это Сириус. И, кстати, это не она. В северном полушарии её видно только зимой.

— Как скажешь, — Торп небрежно усмехается и перемещает указательный палец чуть левее. — А это созвездие похоже на туманность Андромеды, не находишь?

— Ты ни черта не смыслишь в астрономии. Туманность Андромеды — это целая галактика со множеством созвездий, — сама того не замечая, я увлекаюсь бестолковым созерцанием небосвода и начинаю поочередно указывать на самые яркие звёзды. — Это Арктур из созвездия Волопаса. А вон там — Вега, Денеб и Альтаир. Вместе они составляют Большой Летний Треугольник.

— Откуда ты всё это знаешь? — хренов герой поворачивает голову ко мне.

Я машинально повторяю его движение, обернувшись на звук тихого голоса с лёгкой хрипотцой — и лишь теперь замечаю, насколько близко мы находимся друг к другу. Всего лишь несколько сантиметров отделяют меня от запретной черты, за которой… Я не знаю, что за ней. А хочу ли знать?

Но Торп не оставляет мне шанса подумать.

Плавно и медленно протягивает ко мне руку, кончиками пальцев касаясь скулы. Практически неощутимо, совсем невесомо — но этого оказывается достаточно, чтобы всегда ледяная кожа вспыхнула жаром. Я машинально моргаю, выдавая собственное смятение, а он и не думает останавливаться. Тёплые пальцы скользят ниже — мимолётно задевают уголок плотно сомкнутых губ, опускаются на шею, на секунду замерев в ложбинке между ключиц. И вдруг перемещаются на воротник кожанки, медленно стягивая её с одного плеча.

Я теряю контроль над ситуацией.

Пристальный взгляд его тёмно-зелёных глаз обезоруживает. Парализует силу воли. Не оставляет никаких путей к отступлению.

Я успеваю пожалеть, что не надела куртку полностью, а только небрежно набросила на плечи поверх простой чёрной футболки — но все сожаления мгновенно испаряются, когда пальцы хренова героя касаются моего обнажённого предплечья. От сгиба локтя до запястья, а потом по обратному маршруту.

Черт возьми, почему это так… приятно?

Почему сердце пропускает удар, а спустя секунду разгоняется до тахикардичного ритма?

Почему дыхание сбивается, становясь рваным и учащённым?

И самое ужасное, самое катастрофическое и самое необратимое — по спине проходит волна мурашек, а мышцы внизу живота сводит тянущей судорогой. А потом широкая ладонь Торпа крепко сжимается на моём запястье, и наступает апогей моего личного стихийного бедствия. Глубоко внутри возникает требовательная пульсация, и нижнее бельё мгновенно становится липким от горячей влаги.

Oh merda, и всё это — лишь от незначительных прикосновений, и близко не затронувших ни единой эрогенной зоны.

Острота реакции обескураживает. Никогда прежде такого не случалось. Никогда прежде чужие прикосновения не вызывали настолько сильного возбуждения. Похоже, вынужденное трехлетнее воздержание не прошло даром.

Я невольно задаюсь вопросом, что же будет, если хренов герой решит двинуться дальше и рискнёт меня поцеловать.

И совершаю стратегическую ошибку — рефлекторно опускаю взгляд на его губы.

И Торп расценивает это как призыв к действию.

А может, это и вправду был призыв к действию.

Порассуждать на эту тему я не успеваю.

Он резко приподнимается на локте, стремительно подаётся вперёд и… уверенно накрывает мои губы своими.

И всё, просто всё. Жалкие остатки моего самообладания разлетаются на микроскопические атомы, а сокрушительное желание накрывает словно ударная волна после гребаного взрыва атомной бомбы в Хиросиме.

Я не могу сопротивляться, не могу его оттолкнуть — и больше не хочу этого делать.

Мои губы приоткрываются на выдохе, впуская его горячий язык и позволяя углубить поцелуй, а руки запутываются в мягких каштановых волосах, притягивая проклятого героя ещё ближе. Отчаянно желая отомстить ему за собственное безволие, я с силой впиваюсь зубами в нижнюю губу. На кончике языка остаётся металлический привкус крови.

Торп шипит от резкой вспышки боли, а секундой позже его рука отпускает моё запястье и бесцеремонно ложится прямо между бёдер.

И черт возьми… это подобно самому мощному урагану последней категории. У меня вырывается протяжный предательский стон, утонувший в очередном яростном поцелуе.

Прикосновения мужских пальцев становятся более уверенными и настойчивыми — и хотя ощущения притуплены плотной тканью джинсов, от каждого движения его руки между моих ног по телу словно проходит мощный электрический импульс. Убийственный тысячевольтный разряд, безжалостно испепеляющий все мысли и желания, кроме одного. Я хочу его. Целиком и полностью.

Хочу чувствовать его руки на своём теле, его губы на своих губах и его член глубоко внутри. Как можно скорее, как можно сильнее, как можно жёстче.

Лихорадочные горячечные поцелуи перемещаются на шею — обжигающие губы хренова героя скользят от мочки уха до ложбинки между ключицами. Оставляют влажную дорожку, прикусывают разгорячённую кожу и наверняка оставляют мелкие созвездия синяков — словно крошечные знаки обладания. Словно визуальное подтверждение, что я потерпела окончательное и бесповоротное поражение в борьбе с самой собой.

Но я не чувствую себя проигравшей.

Рука Торпа, настойчиво ласкающая меня между призывно раздвинутых бёдер, на мгновение исчезает — но лишь для того, чтобы ловко подцепить пуговицу на джинсах, вытянуть её из петельки и рывком дёрнуть молнию вниз. А потом его пальцы проникают под одежду, касаются клитора сквозь тонкую ткань насквозь промокшего нижнего белья… И пульсация внутри становится невыносимой.

Я притягиваю его максимально близко, чтобы яростно прикусить зубами мочку уха и сбивчиво прошептать одну-единственную фразу.

— Трахни меня.

— Это я и планирую сделать.

Он почти рычит от возбуждения, вжимая моё тело в холодный металл крыши всем своим весом и вновь впиваясь в шею жестоким укусом на грани боли и наслаждения.

Пальцы Ксавье поспешно отодвигают в сторону узкую полоску нижнего белья, собирают горячую влагу, умело касаются набухшего клитора круговыми движениями — и я уже не могу сдерживать рвущиеся наружу стоны.

Даже если кто-то услышит, наплевать.

На всё наплевать.

Я слегка поворачиваю голову вбок, открывая ему больший доступ к шее и подаваясь бёдрами навстречу каждому движению руки — интенсивность воздействия зашкаливает за критическую отметку. Мышцы внутри отчаянно пульсируют, сжимаясь вокруг пустоты и требуя большего, чем умелые прикосновения пальцев.

И вдруг расфокусированным боковым зрением я улавливаю смутное движение на горизонте — от кромки леса, пошатываясь, отделяется фигура.

А следом ещё несколько.

Твари. Они снова здесь.

Комментарий к Часть 7

Други мои, сердечно благодарю за ваши отзывы к предыдущей главе и обязательно отвечу на них немного позже. Всех люблю, всех обнимаю 🖤

Ну и конечно, очень жду вашего мнения 🖤

========== Часть 8 ==========

Комментарий к Часть 8

Саундтрек:

The Score — Miracle

Приятного чтения!

Хренов герой ориентируется мгновенно — проследив направление моего взгляда, разжимает кольцо невыносимо крепких и ужасающе приятных объятий, после чего подхватывает небрежно отброшенную в сторону винтовку. Отточенным движением снимает оружие с предохранителя, чуть прищуривается, прицеливается… И промахивается.

Оно и немудрено.

Стандартная берданка имеет прицельную дальность около полутора километров, а расстояние до кромки леса, откуда надвигается несколько тварей, метров на двести больше.

— Дай сюда, — шиплю я сквозь зубы и принимаю сидячее положение, чтобы вырвать винтовку из его рук.

Приходится выждать пару минут, чтобы подпустить живых мертвецов поближе.

Невольно вспоминаю уроки дяди Фестера, когда мне было тринадцать, а его только выпустили из тюрьмы в Акапулько. Мы практиковались в стрельбе, метании ножей и рукопашном бое на заднем дворе нашего поместья — я регулярно возвращалась домой в синяках, чем доводила мать едва ли не до сердечного приступа.

Помню, как она тщательно отмеряла по каплям настойку из белладонны, театрально держась за сердце и утверждая, что юной леди не пристало заниматься подобными вещами. Настоящей леди в пример матери я так и не стала — и лишь это спасло мне жизнь на руинах мира.

Делаю несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы унять учащённое дыхание, предательски сбившееся после раскованных прикосновений проклятого Торпа. Ещё пара секунд уходит на то, чтобы прицелиться — а потом ночную тишину вспарывает череда оглушительно громких выстрелов, отозвавшихся эхом где-то в поросших кустарниками холмах.

Весь квартет мерзких тварей падает замертво, и я удовлетворённо выдыхаю.

Похоже, сегодня опасность миновала.

— Ух ты, — восхищённо бормочет хренов герой прямо над ухом. Горячее дыхание опаляет и без того разгорячённую кожу, а его руки снова оказываются на моей талии, пытаясь притянуть максимально близко… Пытаясь опять сломить мою силу воли, на поверку оказавшуюся катастрофически слабой. Oh merda.

Я резко подскакиваю на ноги и отшатываюсь на шаг назад. Торп взирает на меня с искренним недоумением и вопросительно вскидывает бровь. Какой ужасающий кошмар. Осознание произошедшего буквально бьёт обухом по голове — если бы не твари, я бы и впрямь позволила трахнуть себя прямо на крыше гребаного трейлера, напрочь позабыв о присутствии остальных. И окончательно поправ собственные принципы, которые во многом помогли мне пережить апокалипсис.

Неизвестно, удалось бы мне уцелеть в агонизирующем мире, если бы не тотальное равнодушие к людям.

В самом начале эпидемии, когда на выезде из Нью-Йорка образовалась многокилометровая пробка, а власти пытались лгать со всех экранов, что ситуация под контролем, я встретила бесчисленное множество отчаявшихся людей. Они барабанили в боковое стекло моего Мазерати и других машин на парализованном шоссе, умоляя взять их с собой — или хотя бы забрать их детей и увезти подальше от воцарившегося безумия.

Я игнорировала всех и не испытывала даже тени сожаления — потому что прекрасно осознавала, что заражённым может оказаться любой из них. Даже кудрявая девочка лет шести в голубом платьице с оборками, которая утирала слёзы крохотными кулачками, пока её мать захлёбывалась рыданиями от ужаса и буквально падала на колени перед каждым автомобилем, проезжавшим мимо.

Но законы выживания были жестоки испокон веков. И потому я равнодушно отвела взгляд от испуганного детского личика и нажала на педаль газа — а через пару секунд увидела в зеркало заднего вида, как на мать девчонки набросился кровожадный мертвец в форме полицейского.

Нет. Однозначно нет.

Если бы мне не было тотально наплевать на всех и вся, я не протянула бы и недели.

— Уэнс? — идиотское сокращение окончательно отрезвляет затуманенный возбуждением рассудок и возвращает привычную ясность ума.

— Забудь. Ничего не было, — категорично отрезаю я, машинально тряхнув головой, чтобы отогнать непрошеные порочные мысли.

А потом решительно поворачиваюсь спиной к растерянному Торпу, отбрасываю в сторону винтовку и ставлю ногу на первую ступеньку вертикальной лестницы, приваренной к левой стороне трейлера. Остаётся надеяться, что остальные скудоумные фермеры спят мертвецким сном после выпитого шампанского и не услышали звуки выстрелов. А заодно и звуки моего позорного грехопадения.

Но мне не везёт — как только я оказываюсь на земле и уже собираюсь направиться к своему внедорожнику, дверь гроба на колёсах приоткрывается, и в образовавшемся проёме появляется кудрявая голова блондинки.

— Всё в порядке? Мы слышали шум, — она зевает и потирает осоловевшие глаза.

— В полном, — невозмутимо отзываюсь я, смерив её бесстрастным взглядом. — Несколько тварей выползли из леса, но мы… Ваш хренов лидер их героически прикончил.

— Вы? — переспрашивает Энид с хитрой улыбкой и подозрительно прищуривается. Почти физически ощущаю её внимательный взгляд, меряющий меня с ног до головы — и запоздало вспоминаю, что даже не застегнула пуговицу на джинсах. Проклятье. Синклер ехидно ухмыляется, и все надежды, что мой потрёпанный вид остался незамеченным, испаряются как льдинки в бокале просекко в жаркий летний день. — Вообще-то мы не только выстрелы слышали, если хочешь знать. Ну вы, ребята, и даёте… Могли бы просто попросить нас освободить трейлер на часок-другой.

Она игриво подмигивает, словно выражая своё гребаное никому не нужное понимание.

Я раздражённо закатываю глаза и понижаю голос до вкрадчивого шепота.

— Только попробуй кому-нибудь рассказать, и роды без анестезии покажутся тебе лёгким приятным приключением.

— Да ладно тебе, Уэнсдэй, — блондинка хихикает с таким беззаботным видом, будто очевидная угроза нисколько её не испугала и даже не тронула. — Уж кто-кто, а мы с Аяксом лучше других понимаем, как важно порой побыть наедине. Наша Офелия ведь не с неба появилась. Так что, если вы с Ксавье вдруг захотите повторить, а я уверена, что захотите… Наш трейлер всегда к вашим услугам.

— Тебе осветлитель для волос в мозг въелся? — я едва не скриплю зубами от яростного раздражения. И от осознания, что проклятый хренов герой наверняка слышит наш диалог, но не торопится вмешиваться. — Между нами ничего не было. И никогда не будет.

— Вообще-то это мой натуральный цвет, — Энид благополучно пропускает мимо ушей обе последние реплики и снова улыбается с невыносимой жизнерадостностью, вызывающей у меня острое желание вогнать ей под ногти парочку иголок. — Спокойной ночи, Уэнсдэй.

— Иди к черту, — недовольно бросаю я сквозь зубы и наконец поворачиваюсь спиной к злополучному трейлеру, направившись к джипу.

Вещь жалобно скулит в салоне и скребёт лапой дверь с внутренней стороны — очевидно, ему приспичило прогуляться. Выпускаю пса на улицу и забираюсь на заднее сиденье, с головой закутавшись в тёплое лоскутное одеяло.

Вот только сна как не было, так и нет.

Помимо невесть откуда взявшейся бодрости, я продолжаю ощущать предательский жар внизу живота. Насквозь промокшее нижнее бельё неприятно липнет к телу, не позволяя абстрагироваться от давно забытого чувства возбуждения. Каждое нервное окончание наэлектризовано, а горячая влажность между бёдер навязчиво напоминает, что секса в моей жизни не было уже больше трёх лет.

Не могу сказать, что я когда-либо испытывала колоссальные неудобства от вынужденного воздержания… до сегодняшней ночи.

Вдобавок чужой запах словно намертво въелся в мою одежду — и очень скоро заполняет всё тесное пространство салона. Несмотря на очевидные трудности с водными процедурами, аромат скорее приятный, и я невольно делаю глубокий вдох. Oh merda, какой ужасающий кошмар. Я благополучно пробила дно, если мне действительно так сильно нравится аромат другого человека — и вовсе не парфюм, который давно канул в небытие вместе с прочими благами цивилизации вроде зубочисток и соли для ванн… а естественный природный запах чужого тела. Хуже и вообразить нельзя.

Я точно крепко повредилась умом.

Стараясь отогнать непрошеные мысли, я переворачиваюсь набок и свожу ноги вместе.

И тем самым совершаю кошмарную стратегическую ошибку, которых за эту ночь я и так натворила больше, чем за последние несколько лет. Желание многократно усиливается, а между бёдер возникает требовательная пульсация, вмиг сделавшая нижнее белье ещё более влажным.

Тотальное сокрушительное фиаско.

Похоже, абстрагироваться от возбуждения мне не удастся — придётся от него избавиться.

Не то чтобы я не делала этого раньше, но прибегать к самоудовлетворению слишком часто не было особой нужды. В прошлой нормальной жизни я не испытывала недостатка в поклонниках, с которыми можно было приятно провести вечерок-другой, а потом выставить за дверь и вычеркнуть из списка контактов без малейшего зазрения совести. А когда случилась эпидемия, появилась сотня более насущных проблем, нежели неудовлетворённый зов плоти.

Но теперь… Теперь выхода лишь два.

Вернуться на крышу трейлера и раздвинуть ноги перед хреновым героем, окончательно наплевав на собственные несокрушимые принципы.

Или… Тяжело вздохнув, я опускаю руку вниз к незастёгнутой молнии на джинсах.

Тело, уже до предела распалённое жадными прикосновениями его рук, реагирует мгновенно — как только подрагивающие пальцы скользят под резинку нижнего белья и ложатся на набухший клитор, по спине прокатывается волна мурашек. Это похоже на удар электрошокером, только в разы приятнее, острее… слаще.

Стиснув зубы, чтобы не застонать вслух, я просовываю руку дальше в трусики и чувствую кончиками пальцев обжигающую влагу, так резко контрастирующую с природной холодностью кожи. Невольно зажмуриваюсь от интенсивности ощущений, медленными движениями распределяю горячую липкую смазку по клитору и слегка надавливаю на невыносимо чувствительную точку.

Очередной разряд тока пронзает всё тело, заставляя вздрогнуть и разомкнуть припухшие от грубых поцелуев губы. Тихий сдавленный стон сдержать уже не удаётся.

Окончательно сдавшись во власть сумасшедшего возбуждения, я касаюсь себя плавными круговыми движениями — а в голове против воли вспыхивают приятные порочные фантазии, как это мог бы делать он.

Наверняка, Торп бы не стал церемониться.

Наверняка, это было бы грубо, жёстко и властно.

Так, как нравится мне — и ему, похоже, тоже.

Начинаю двигать кистью немного быстрее, сильнее сжав бёдра и практически теряя чувство реальности от нарастающей пульсации глубоко внутри. Кровь шумит в ушах, сердце заходится в бешеном ритме на грани тахикардии, а тихие стоны становятся чуть громче и протяжнее. Рука быстро затекает от непривычных движений, но остановиться я точно не смогу — тело отчаянно жаждет разрядки.

Все мышцы внизу живота словно скручиваются в тугой узел, трепетно сжимаются вокруг пустоты… А одурманенный гормонами мозг услужливо подсовывает чувственные мысли, что сейчас я могла бы быть не одна.

Могла бы ощущать его грубые пальцы на изнывающем клиторе вместо собственных мягких и нежных. Могла бы пытаться сдерживать стоны от его сильных толчков глубоко внутри. Могла бы чувствовать его тяжёлое дыхание, слышать низкий шёпот с хрипотцой и жадно подаваться бёдрами навстречу каждому движению, насаживаясь на напряжённый член по самое основание.

Могла бы. Но не могу. Не должна.

Но и фантазий оказывается более чем достаточно — наслаждение накатывает и отступает горячими волнами, а перед глазами ощутимо темнеет в преддверии такой необходимой разрядки. Невольно задерживаю дыхание, и кислородное голодание обостряет стремительно нарастающее удовольствие.

По позвоночнику бегут мурашки.

Сердце заходится в лихорадочном ритме.

Ещё несколько быстрых грубых прикосновений к клитору — и всё тело пронзает мощным электрическим разрядом.

Жаркая волна оргазма накрывает меня с головой — и с искусанных до крови губ срывается сдавленный протяжный стон.

Несколько минут уходит на то, чтобы унять сбитое дыхание и дождаться, пока пульс придёт в относительную норму. Последние отголоски острейшего наслаждения отзываются приятной истомой в расслабленном теле.

Заметно дрожащая правая рука перепачкана горячей влагой, поэтому приходится стягивать джинсы и насквозь промокшее белье одной левой — благо, во время одной из последних стоянок на мосту Макинак мы успели перестирать все вещи. Наспех переодеваюсь в чистую одежду, но неприятная липкость между бёдер никуда не исчезает. Чертовски хочется искупаться, но вблизи нет ни одного водоёма.

Поэтому довольствуюсь тем, что выхожу из машины и достаю из багажника канистру с неотфильтрованной водой, чтобы умыть руки и горящее предательским румянцем лицо.

Прохладный ночной воздух и ледяная вода со слабым душком речной тины окончательно отгоняют проклятое неуместное возбуждение.

Прежде чем вернуться в салон джипа, привычно осматриваюсь по сторонам в поисках возможной опасности — но всё тихо.

Вещь снуёт возле потухшего костра, тыкаясь носом в опустевшие пластиковые тарелки.

Мой взгляд невольно падает на трейлер.

Хренов герой по-прежнему сидит на крыше спиной ко мне, неотрывно всматриваясь в бархатную черноту небосвода, усеянного россыпью ярких созвездий.

А я вдруг думаю, что созвездия — это слегка иронично. Ведь на самом деле звёзды, объединённые астрономами в одну группу, находятся бесконечно далеко друг от друга.

Следующее утро приносит ворох привычных забот, благополучно избавивших меня от необходимости разговаривать с Торпом.

Да и что мне ему сказать?

Прости, три года без секса сыграли со мной злую шутку, но я не приемлю даже мысль об отношениях, поэтому просто забудь. А ещё мне кажется, что я начинаю испытывать к тебе иррациональную привязанность, поэтому держись от меня подальше.

Нет, я точно не произнесу вслух подобную ересь. Вчерашней короткой реплики было более чем достаточно — и хотя я пару раз замечаю на себе его пристальный цепкий взгляд, хренов герой не старается завязать заведомо бесполезный диалог.

Мы быстро складываем походный столик и стулья, дежурно проверяем количество припасов, сверяясь со списком, разливаем по канистрам свежеотфильтрованную воду. Тщательно чистим оружие и пересчитываем патроны каждого калибра — десятимиллиметровых для винтовок Бердана осталось всего полторы обоймы.

Не помешало бы пополнить арсенал.

Благо, мы находимся совсем близко от границы с Канадой, и карта извещает, что на как раз юге провинции Онтарио расположена военно-воздушная база Кингстон.

Расклад более чем благоприятный. Если поспешить, мы пересечём границу и доберёмся до цели менее чем за сутки.

Рассевшись по машинам, мы продолжаем путь.

Проезжаем несколько мелких городков вроде Су-Сент-Мари и Тессалона — шоссе тянется вдоль северного побережья озера Гурон, и иногда на горизонте по правую руку смутно виднеется блестящая водная гладь.

Колонну как всегда возглавляет мой внедорожник, следом пристраивается уродливый Фольксваген Бьянки, за ним вяло плетётся огромный гроб на колёсах, а в арьергарде утробно рычит мощный Шевроле Камаро. Из динамиков аудиосистемы звучат аккорды The Rolling Stones, и я невольно вспоминаю, как в юности играла инструментальную версию одной из их песен на виолончели — ещё одна попытка матери сделать из меня настоящую леди, потерпевшая тотальный крах. Едва закончив школу, я нарастила острые и длинные стилеты вместо привычных коротких ногтей и гордо объявила, что больше никогда не притронусь к виолончели.

Так и случилось. Я не играла четыре года.

А потом дорогая антикварная виолончель, по слухам ранее принадлежавшая самому Казальсу, взлетела на воздух вместе с родительским поместьем.

Вещь самым наглым образом принимается грызть обивку пассажирского сиденья, отвлекая меня от унылых мыслей о безвозвратно утерянном прошлом. Шикнув на пса, я опускаю для него боковое стекло — и мой лохматый компаньон с удовольствием просовывает голову в окно, вывалив язык. Встречный ветер треплет его уши и мои изрядно отросшие волосы, собранные в высокий хвост.

Вчерашняя непогода отступила, и теперь на безоблачном небе висит омерзительно яркий диск палящего солнца. Чёрный металл внедорожника нагревается очень быстро, но тратить бензин на включённый кондиционер совершенно нерационально. Поэтому немного сбрасываю скорость, чтобы стянуть кожанку и забросить её на заднее сиденье.

Канареечно-жёлтый Камаро мгновенно вырывается вперёд, бесцеремонно нарушая правильный порядок колонны. Бьянка как-то шутила, что мы напоминаем волчью стаю — более сильные особи движутся впереди, чтобы расчистить путь для остальных, а убогий вечно ломающийся трейлер тащится в хвосте. И один только хренов герой как истинный вожак мечется туда-сюда, чтобы контролировать всех и вся. Кретинизм и примитивизм.

Очередной лагерь мы разбиваем в парке штата Пресквил на берегу озера Онтарио.

Я совсем не чувствую усталости, но Аякс начинает жаловаться, что у него болит спина после целого дня и половины ночи, проведённых за рулём. Понятия не имею, что именно вечно бодрая и жизнерадостная Энид нашла в этом скудоумном хлюпике — он ноет целыми сутками по поводу и без, регулярно раздражая меня до зубного скрежета.

Но стоянка возле водоёма весьма кстати.

И хотя в марте температура воды в озере не превышает четыре градуса, я с наслаждением ныряю несколько раз и выбираюсь на берег лишь после того, как конечности начинает сводить судорогой. Зато ледяные волны окончательно смывают следы позорного вчерашнего самоудовлетворения.

Мои спутники купаться не рискуют — и в итоге мы тратим непозволительно много времени, чтобы нагреть воду на костре и организовать походный душ. Впрочем, назвать это душем можно лишь с большой натяжкой — всего-навсего пятилитровая канистра, прикреплённая кверху дном позади трейлера. Подача воды регулируется откручиванием крышки.

Чушь, да и только.

Гораздо приятнее нырнуть с головой в бодряще-прохладные волны.

И уж точно быстрее.

На востоке уже вовсю занимается рассвет, а мы так и не тронулись в путь.

— Как дела? — кудрявый миротворец усаживается рядом со мной на большое пожелтевшее от времени полотенце, раскинутое на светлом песке. Награждаю его бесстрастным вопросительным взглядом — после той размолвки мы мало общались. Похоже, Тайлер решил попробовать возобновить контакт.

— Наслаждалась уединением. Пока ты не пришёл, — отрезаю я в надежде, что после едкой реплики Галпин прекратит попытки завязать диалог. Мало мне проблем с хреновым героем, не хватало ещё устроить менаж а труа на руинах умирающего мира.

— Я недавно нашёл новую книгу. Думаю, тебе понравится, — проигнорировав мой выпад, он извлекает из нагрудного кармана джинсовки порядком потрёпанное произведение Мэри Шелли. — Мне кажется, ты пишешь нечто подобное… Писала.

Тут миротворец прав.

Вдохновение для первого романа я почерпнула именно из «Франкенштейна». Но со временем отыскала свой собственный неповторимый стиль — и Шелли как мой главный литературный кумир осталась в прошлом.

— Когда ты успеваешь рыскать по библиотекам? — надменно изгибаю бровь, но книгу всё-таки забираю. Ностальгическое чтиво совсем не будет лишним. Может, будь у меня вчера под рукой хорошая книга, я бы сумела сублимировать сексуальную неудовлетворенность в чтение.

— Это не из библиотеки, — Тайлер широко улыбается, взъерошивая пальцами русые кудряшки. — Иногда в брошенных машинах можно обнаружить не только инструменты или трупы хозяев. Почитать тебе вслух?

— Не стоит. Мои глаза пока на месте, — нет, я больше не допущу фатальной ошибки и не позволю другому человеку подобраться непозволительно близко.

— Как скажешь, — он небрежно пожимает плечами, словно стараясь скрыть огорчение, но выходит не слишком убедительно.

Oh merda, ну какого черта они на пару с Торпом вьются надо мной как стервятники над падалью? Каким словом или делом я дала понять, что нуждаюсь в мужском внимании?

Необъяснимый парадокс. Или же всему виной животные инстинкты — когда популяция на грани вымирания, автоматически возникает потребность в размножении. Семейство Петрополусов живой тому пример.

Вот только я далеко не Энид.

Благо, хренов герой громко извещает, что пора отправляться в путь, и необходимость продолжать разговор отпадает сама собой.

Собрав ещё влажные волосы в высокий пучок и стряхнув песок с полотенца, я решительно направляюсь к своему джипу — кудрявый миротворец провожает меня долгим расстроенным взглядом, но благоразумно сохраняет молчание.

До Кингстона остаётся не больше сотни километров, которые мы преодолеваем за пару часов — к моменту, когда на горизонте появляется высокий каменный забор, обнесенный колючей проволокой, уже окончательно рассвело.

День снова обещает быть ясным и тёплым.

И хотя я никогда не жаловала солнечную погоду, в нынешних реалиях гораздо удобнее разводить костёр под безоблачным небом, нежели под проливным дождём.

По всей видимости, база законсервирована — на металлических воротах, местами тронутых коррозией, висит огромный замок. Мерное гудение колючей проволоки позволяет сделать закономерный вывод, что забор под напряжением. Как и красноречивая поблёкшая надпись «Запретная зона. Посторонним вход воспрещён». Но проникать на запрещённые территории я научилась задолго до эпидемии.

Обмотав стальной трос вокруг дужки увесистого замка, я подцепляю обратный конец к фаркопу внедорожника, сажусь за руль — и резко нажимаю на газ. Сломанный замок отлетает на пыльную иссохшую землю, и ворота распахиваются с надрывным скрежетом.

Похоже, нас ждёт неплохая добыча.

Территория базы поистине огромна.

Приходится обыскать с десяток складов, прежде чем обнаружить оружейный арсенал.

Но оно того определённо стоило — здесь есть практически всё, начиная от патронов всевозможных калибров и заканчивая ручными осколочными гранатами. Мы быстро раскладываем оружие по багажникам.

Теперь встречи с тварями можно не опасаться.

— Ребята, идите все сюда! — громко зовёт Тайлер из соседнего ангара.

В огромном помещении с высоким потолком обнаруживается самая настоящая легенда ВВС США — военно-транспортный вертолёт Чинук. Тяжеловесная громадина грязно-болотного цвета, способная развивать крейсерскую скорость до трехсот километров в час и вмещающая на борту несколько десятков человек.

Не то чтобы я когда-то интересовалась авиацией — просто Пагсли, помимо таксидермии, обожал мастерить из картона и фанеры модели самых разнообразных вертолётов. А Чинук был особенным бриллиантом его внушительной коллекции.

— Вот бы на таком полететь… — мечтательно вздыхает беременная блондинка, восхищённо разглядывая корпус вертолёта с эмблемой штатов на боковой двери. — Мы бы вмиг добрались до Сент-Джонса.

— Ничего не выйдет, детка, — отзывается Бьянка, одарив наивную Синклер снисходительной улыбкой. — Мой отец летал на таком во время войны в Афганистане. Чтобы поднять в воздух эту тяжелую задницу, нужно два пилота, борттехник и столько топлива, сколько не наберётся во всём Онтарио.

— Вот и хватит пялиться. Надо ехать, — я презрительно фыркаю, скрестив руки на груди. И хотя исполинский вертолёт действительно выглядит впечатляюще, нам никогда на нём не взлететь. А значит, нет смысла тратить драгоценное время на пустые мечты.

Я уже направляюсь к выходу из ангара, как вдруг до моего слуха доносится рокот двигателя — но все наши машины заглушены.

Это слышат и мои спутники — фермеры начинают взволнованно переглядываться.

А звук тем временем приближается.

— Боже мой, кто там? — Синклер испуганно округляет глаза и хватается за локоть бестолкового благоверного.

— Оставайтесь здесь, — хренов герой как всегда принимается раздавать свои идиотские указания, которые я как всегда игнорирую.

Быстро выхожу из ангара, вскинув автомат. Разумеется, Торп и Галпин тащатся следом — oh merda, ну прямо Чип и Дейл, вечно спешащие на помощь.

Звук мотора нарастает, я внимательно осматриваюсь по сторонам — и вдруг вижу, как на территорию базы влетает блестящий чёрный Харлей, за рулём которого восседает человек в тёмных солнечных очках и дурацкой ковбойской шляпе.

Других выживших, за исключением моих скудоумных компаньонов, я никогда не встречала. И потому мгновенно беру неизвестного на прицел — черт знает, что у него в голове. Лучше перестраховаться.

Не обращая никакого внимания на автомат в моих руках, байкер останавливает мотоцикл в нескольких шагах от ангара и вальяжно снимает солнцезащитные очки. На вид ему около сорока, за плечами висит начищенный до блеска автомат Хеклер, на поясе широких расклешенных джинсов красуется мясницкий тесак, а из-под ковбойской шляпы выбиваются пряди длинных русых волос с проблесками седины. Он выглядит так, словно вдохновлялся образами героев старых вестернов.

— Доброго дня, детишки, — мужчина неприятно ухмыляется, смерив нашу троицу пристальным взглядом светло-голубых, будто бы выцветших глаз. — Славная погода, не правда ли?

— Ты ещё кто такой? — я угрожающе щёлкаю предохранителем. Хренов герой и кудрявый миротворец повторяют моё движение, но неизвестный и бровью не ведёт. Только кривит губы в небрежной усмешке, достаёт из нагрудного кармана кожаной куртки серебристую флягу и хорошенько к ней прикладывается. Вряд ли у него там вода.

— Современное общество насквозь прогнило, не находите? — философски изрекает мужчина, занюхивая рукавом вылинявшей косухи. — С каких пор добропорядочного человека встречают с оружием в руках?

— Не заговаривай мне зубы, — отрезаю я ледяным тоном, надменно изогнув бровь. Огромный тесак на его поясе уж точно не вяжется с образом добропорядочного человека.

— Какое дерзкое создание, — неизвестный снова скалит зубы в усмешке и слезает с мотоцикла, поставив его на подножку. И делает несколько шагов вперёд, словно не замечая направленного на него дула автомата.

— Не подходи к ней, — неожиданно резко заявляет хренов герой, шагнув ближе ко мне. Похоже, внешний вид незнакомца не внушает доверия никому из нас.

— Что ж… Опустите пушки, я пришёл с миром. Позвольте представиться, — мужчина снимает шляпу и изображает нечто похожее на поклон. — Меня зовут Джозеф Крэкстоун.

Часом позже мы привычно садимся в круг у костра, оборудованного прямо на территории базы — в котелке над огнём дымится скудная похлёбка из тушёнки и консервированной фасоли, распространяя довольно аппетитный аромат. Но мои спутники выглядят напряжёнными. Присутствие странного человека в ковбойской шляпе смущает всех.

И хотя он ничем не выказывает дурных намерений, в его внешнем облике смутно угадываются черты матёрого мясника.

И вовсе не в хорошем смысле.

Понятия не имею, с чего вдруг хренов герой сменил гнев на милость и предложил ему разделить с нами трапезу — как по мне, Крэкстоуна стоило бы пристрелить.

— И куда вы направляетесь, салаги? — он игриво подмигивает блондинке, заставив ту вздрогнуть и сильнее прижаться к благоверному.

— В Сент-Джонс, — невозмутимо отзывается Торп, но боковым зрением я замечаю, что его правая рука лежит на деревянном прикладе винтовки. — Говорят, там есть город выживших.

— Кто говорит? — мужчина в очередной раз отпивает из фляжки и подозрительно прищуривается.

— Слухи ходят, — ну надо же, доморощенному лидеру хватает ума не раскрывать все карты перед первым встречным.

— Слухи по нашей земле не ходят уже давно, — ухмыляется Крэкстоун. — Только живые мертвецы. И никакого города выживших не существует, это полная хренотень.

— Почему вы так думаете? — в диалог вступает Бьянка, которая до этого помешивала варево на костре с самым непроницаемым видом.

— Я не думаю, девочка. Я знаю.

— Откуда? — не унимается Барклай.

— Потому что я там был, — Джозеф вдруг тяжело вздыхает и опять прикладывается к содержимому фляжки. Делает большой глоток, снова занюхивает рукавом куртки и выдерживает продолжительную паузу, прежде чем продолжить. — С год назад мы с моим приятелем Ноублом и его семьёй нашли послание в окрестностях Денвера. На стене церкви было написано, что на севере Колорадо принимают выживших… И координаты. Я отговаривал Ноубла, но он меня не послушал. Мы ехали несколько недель и добрались. И выжившие там правда были… Вот только не такие, как мы представляли. Слышали что-нибудь про горный Алькатрас?

Я молча киваю в ответ — в тюрьме Флоренс, носящей это прозвище, мой дядя отбывал второй срок за вооружённое ограбление банка. И даже его это место повергло в ужас.

— Когда началась эпидемия, заключённые сбежали оттуда и основали свою колонию, — продолжает Крэкстоун, уставившись тяжёлым взглядом в горящие поленья. — Вот только они никого не принимали. Они заманивали к себе таких же наивных салаг, как вы, чтобы обчистить их, прикончить и сожрать. Ноубла с семьёй убили мгновенно, а меня сильно ранили. Они думали, что я подох. Но я выжил и…

— Почему мы должны вам верить? — хренов герой резко перебивает ковбоя, и в его голосе неожиданно слышатся стальные интонации. Похоже, Торп до последнего готов защищать свою мечту о возможном спасении. Остальные же замирают с самым шокированным видом и недоумённо переглядываются.

— Могу доказать, — мимолётное выражение грусти на лице Крэкстоуна быстро исчезает, сменяясь прежней неприятной ухмылкой, больше напоминающей оскал. Он распахивает кожаную куртку и одним резким движением задирает вылинявшую тёмную футболку. На груди чуть пониже сердца белеет широкий рубец от глубокого ножевого ранения.

— Это ничего не доказывает, — Торп упрямо мотает головой. — Вам просто не повезло. Город выживших существует, и мы его найдём.

— Как хотите. Но в таком случае я вам не товарищ, — мужчина одёргивает футболку и поднимается на ноги, убирая фляжку обратно в нагрудный карман. Обводит нашу притихшую компанию долгим пристальным взглядом выцветших глаз и останавливается на хреновом герое. — Помяни моё слово, парень. Ты ведёшь своих людей на верную смерть.

Он уходит, не прощаясь — просто садится на свой Харлей, застёгивает куртку и нацепляет солнцезащитные очки в массивной чёрной оправе. А потом бьёт по газам и уезжает, оставив после себя лишь сизые клубы дыма и полнейшее смятение на лицах моих спутников.

— Не слушайте его, — угрюмо бросает Ксавье, забирая волосы в низкий пучок на затылке, и тянется к котелку над костром. — Давайте просто есть.

Скудная трапеза проходит в звенящей тишине, нарушаемой лишь лязганьем алюминиевого половника по дну походной кастрюли, клацаньем зубов моего пса и редкими порывами сухого ветра с юга.

Чета Петрополусов растерянно переглядывается и перешептывается вполголоса, Бьянка без особого энтузиазма пересчитывает патроны, Тайлер и вовсе отходит к машинам, поочередно открывая капоты, чтобы проверить состояние двигателей и прочих деталей.

Я же лениво почёсываю пса за ухом, пристально вглядываясь то в пламенеющие краснотой угли, то в нечёткую панораму низких холмов, виднеющихся через распахнутые ворота базы.

О словах ковбоя я почти не думаю — нельзя сказать, что его рассказ хоть немного меня впечатлил. Нет ничего удивительного, что на руинах агонизирующего мира вовсю процветает мародёрство и жесткость. Законы выживания суровы и беспощадны — либо ты, либо тебя. И даже если в Сент-Джонсе нас поджидает вовсе не колония выживших, а кучка обезумевших каннибалов, мы ещё посмотрим, кто кого.

Вот только некоторые из моих спутников считают иначе.

— Выезжаем через десять минут, — уверенный голос хренова героя нарушает почти идиллическую звенящую тишину.

— Нет, — внезапно заявляет Аякс. — Мы с Ниди никуда не поедем. Найдём новый дом где-нибудь поблизости и останемся здесь.

Неожиданно. Невольно удивляюсь твёрдости, прозвучавшей в его интонациях — не припомню, чтобы Петрополус когда-либо произносил так много слов за один раз. Обычно он просто ноет, поминутно жалуясь на голод, жуткую усталость и необходимость мыться под пластиковой канистрой. Жалкий слабак. Даже удивительно, что его до сих пор не сожрали.

— Ни в коем случае, — Торп тоже выглядит немало удивлённым. Наверное, не может свыкнуться с мыслью, что кто-то из его слабоумной шайки осмелился рявкнуть против вожака. — Неужели вы поверили этому фрику?

— Его шрам был куда более убедителен, чем твои россказни о городе выживших, — парирует Аякс, взвиваясь на ноги так быстро, что позади него опрокидывается походный стул.

— Они поверили какой-то жалкой надписи и поплатились за это, — довольно грубо отрезает хренов герой, сжав руки в кулаки. — В чём дело? Вы все прекрасно слышали радиосигнал.

— К черту твой радиосигнал! — Петрополус повышает голос, едва не срываясь на крик. — У меня беременная жена, и я больше не намерен рисковать её жизнью!

— Вот именно, — Ксавье словно в противовес ему начинает говорить медленнее и тише. Таким тоном, будто объясняет элементарные вещи умственно отсталому. — Энид со дня на день родит. Ты не сможешь в одиночку принять роды и рискуешь потерять и жену, и ребёнка.

— Не в одиночку, — прежде молчавшая Бьянка вскидывает голову. — Я останусь с ними. Прости, но я не хочу, чтобы меня убили и сожрали чокнутые психи. Ничего личного.

— Да кого вы вообще слушаете?! — хренов герой не выдерживает и повышает голос. На обветренных щеках расцветает яркий багряный румянец, крылья тонкого носа возмущённо трепещут. Но спустя пару секунд он вновь берёт себя в руки и продолжает говорить с привычным непробиваемым спокойствием. — Я понимаю, что вы напуганы, это нормально… Давайте сделаем так. Доберёмся до окрестностей Сент-Джонса, а потом я в одиночку съезжу на разведку и выясню, что там есть на самом деле. И если не вернусь через сутки, вы сами решите, как быть дальше. Если я втянул вас во всё это дерьмо, то готов нести ответственность до конца.

— Нет, — благоверный блондинки упрямо мотает головой из стороны в сторону, словно дурацкая игрушка собачки на приборной панели автомобиля. — С чего ты вообще решил, что несёшь за нас ответственность? Мы все взрослые люди и можем решать сами за себя.

— А с чего вы взяли, что сумеете быстро отыскать подходящий дом? — резонно возражает Торп. — Мы даже не знаем, что творится на этих землях… Твари могут быть повсюду. Где гарантия, что вы сможете тут спокойно поселиться?

— Аякс, вообще-то Ксавье прав… — кудрявый миротворец подходит ближе и останавливается за спиной доморощенного лидера. — Вдруг тут куча мертвяков? Надо держаться вместе.

— Да насрать мне на ваши заповеди! — экспрессивно восклицает Петрополус, уже не пытаясь сдерживаться. Повисшее в воздухе напряжение можно резать ножом. Взволнованная блондинка вцепляется в локоть благоверного, пытаясь его урезонить, но всегда молчаливого Аякса несёт со страшной силой, и он уже не способен заткнуться. — Почему мы вообще держимся вместе как стадо овец?! Кого это спасло?! Может быть, твою жену, Тай?! А?!

Это явно запрещённый прием.

Буквально удар ниже пояса.

Веснушчатое лицо миротворца заливается краской, ладони сиюминутно сжимаются в кулаки, а взгляд ореховых глаз туманит пелена ярости — кажется, Галпин вот-вот набросится на истеричного кретина.

Пожалуй, пора вмешаться.

— Живо все заткнулись, — я поднимаюсь со стула, скрестив руки на груди и прожигая фермеров ледяным взглядом исподлобья.

— Аддамс, не вмешивайся! Это не твоё дело! — Петрополус никак не может уняться, продолжая верещать так громко, будто его режут скальпелем без анестезии. — Ты спасла нас, и я этого не забуду… Но сейчас лучше не лезь!

— Тебя не спросила, что мне делать, — едко парирую я, наградив кретина уничижительным взором. — Куда вы намерены идти? Вы хоть стрелять умеете? Держу пари, ты не попадёшь в голову твари даже с расстояния в два шага.

— Уэнсдэй! — блондинка пытается одёрнуть меня, но тоненький голосок дрожит от переизбытка эмоций.

— Ксавье прав, — сама не верю, что говорю это, но план доморощенного героя выглядит куда более разумным, нежели идиллические мечты семейки Петрополусов обрести свой дом где-нибудь поблизости. — А вы просто бестолковые дилетанты. Вы без нас и дня не протянете. Хотя о чём это я… Держу пари, вас сожрут уже через пару часов.

— Ооо, ну конечно… Ну разумеется, — тянет Аякс с неприкрытой ядовитой издёвкой. — Ксавье теперь не может быть неправ. Аддамс, это он тебя своим членом в собственной правоте убедил? Тогда, на крыше трейлера, а?

Oh merda, что за ересь он несёт?

И если до этого момента я хоть немного пыталась сдерживаться, то теперь скудоумный благоверный Энид подписал себе смертный приговор.

Но я не успеваю ничего ответить.

Меня опережает Тайлер.

— Что? — непонимающе переспрашивает кудрявый миротворец, переводя растерянный взгляд с хренова героя на меня. — Это… это правда?

— Ещё какая, — злорадно подтверждает Петрополус, победно вскинув голову. — Пока ты жаловался другу на безответные чувства к нашей мрачной Барби, он успел хорошенько отыметь её прям на крыше нашего трейлера.

Моя рука невольно дёргается к автомату — острое желание вышибить последние мозги болтливому деграданту перевешивает любые доводы разума. Останавливаю себя лишь из-за насмерть перепуганной и мертвецки бледной Синклер. Вряд ли она переживёт такое.

— Ну спасибо тебе… дружище, — Галпин буквально выплёвывает последнее слово и резко поворачивается к нам спиной. — Да пошли вы все нахрен… Я сваливаю.

— Тай, подожди… — хренов герой пытается схватить его за плечо, но безуспешно. — Черт, да послушай ты! Всё было совсем не так!

— Да плевать мне, как было! Иди ты в задницу, гребаный мудак! — миротворец решительно направляется к Камаро, но Торп догоняет его в несколько широких шагов и рывком разворачивает к себе. Прекрасно. Просто потрясающе. Не хватало ещё, чтобы эти два идиота устроили дуэль за мою честь.

— Тай, хотя бы выслушай меня!

— Я не хочу ничего слушать! Ты знал, всё знал… — Галпин пятится назад, неверяще качая головой. — Знал, что я впервые после Лорел решил попытаться… Черт побери, ты прекрасно это знал и всё равно переспал с ней!

Oh merda. Какой ужасающий кошмар.

Раздражённо закатываю глаза, мысленно прикидывая, не стоит ли пристрелить их обоих, чтобы не мучились. Всё происходящее слишком напоминает плохой сценарий низкобюджетной мелодрамы — вот только декорации не те.

Пока победители в номинации «Худшая мужская роль» пытаются добиться взаимности главной героини, мы все рискуем пойти на подножный корм плотоядным тварям.

— Ребята… — тоненький голосок беременной блондинки едва слышен сквозь поток отборной нецензурщины, срывающейся с языка Галпина.

Но я слышу — и оборачиваюсь.

Оборачиваюсь, чтобы увидеть, как Энид словно в замедленной съёмке оседает прямо на землю, обеими руками схватившись за огромной живот.

— Кажется, началось… — растерянно бормочет она, а секундой спустя кукольное лицо в обрамлении светлых кудрей искажает гримаса боли.

Комментарий к Часть 8

Прошу прощения, что ещё не до конца ответила на отзывы к предыдущей главе, скоро исправлюсь 🖤

И очень жду вашего мнения 🖤

========== Часть 9 ==========

Комментарий к Часть 9

Саундтрек:

Aviators — The Bells

Приятного чтения!

Пять часов.

В лучшем случае — плюс час.

В худшее случае — минус час.

Именно такой временной промежуток озвучила Бьянка после тщательного осмотра блондинки, поминутно сверяясь с тоненьким справочником по акушерскому делу, пока мы помогали отчаянно паникующей Энид забраться в трейлер. Именно столько времени у нас было, чтобы добраться до Кингстона и отыскать там больницу или какое-то другое тихое место, хоть немного подходящее для появления на свет наследника четы Петрополусов.

К моменту, когда наш кортеж во главе с Камаро въезжает на заброшенные улицы города, проходит уже больше полутора часов отведённого времени — обратный отсчёт беспощадно играет против нас, а ничего и близко похожего на больницу на горизонте по-прежнему не видно. Удерживая руль внедорожника одной рукой, я немного опускаю боковое стекло и просовываю в образовавшуюся щель дуло автомата.

В прежние времена население Кингстона превышало сто двадцать тысяч человек, а значит, примерно столько тварей может появиться из ниоткуда в любой момент.

Слишком много. Слишком опасно.

Нельзя ослаблять бдительность.

Сегодня привычный строй автомобилей претерпел некоторые вынужденные изменения — хренов герой на Шевроле мчится в авангарде, за ним неотрывно следует огромный саркофаг на колёсах, а Фольксваген под управлением Галпина и мой джип замыкают колонну с двух сторон, чтобы успеть вовремя заметить приближение живых мертвецов. Даже с расстояния в несколько метров я отчётливо слышу панические вопли беременной блондинки — судя по всему, неотвратимая перспектива материнства уже не вызывает у неё бурных восторгов, как это было совсем недавно.

Впрочем, надо отдать должное их с Аяксом неумению предохраняться.

Если бы не её внезапные схватки, неизвестно, чем закончилась бы недавняя драматичная размолвка. Скорее всего, альянс скудоумных кретинов неизбежно раскололся бы на две, а то и на три части — кудрявый миротворец был непреклонен в своём намерении убраться куда подальше и категорически не желал слушать жалких оправданий доморощенного героя.

Не то чтобы меня это слишком волновало, но… их содействие в таком длительном опасном путешествии было весьма удобным.

В последнее время они даже почти перестали меня раздражать — правда, ровно до того момента, пока идиот Петрополус во всеуслышание не озвучил свои пошлые предположения касательно моей интимной жизни. Зря я всё-таки сдержалась и не выпустила ему всю обойму промеж глаз.

Но когда насмерть перепуганная Синклер начала верещать на всю округу, что она передумала рожать, вектор моих приоритетов вынужденно сместился.

Стоп-сигналы на трейлере вдруг вспыхивают красным, и непомерно огромный автомобиль начинает замедлять ход. Перемещаю ногу на педаль тормоза и машинально бросаю взгляд на уродливый Фольксваген — возможно, Тайлер в курсе причин внезапной остановки — но кудрявый миротворец упрямо не смотрит в мою сторону. Oh merda, что за непроходимый кретинизм. Можно подумать, я ему что-то обещала. Или кому-то из них.

Когда джип полностью останавливается, Вещь с готовностью подскакивает на заднем сиденье и начинает крутить головой по сторонам. Повторяю его движение, внимательно осматривая окрестности — широкая улица с побледневшей линией разметки двухполосной дороги, ряды одинаковых четырёхэтажных домов из красного кирпича с выбитыми витринами маленьких кофеен и фешенебельных бутиков, запущенные островки давно не стриженных кустарников.

Когда-то этот район явно считался престижным, но вирус оказался беспощаден не только к людям. Проклятая зараза выкосила города, навсегда уничтожив в них сам дух цивилизации.

И отныне по мёртвым улицам бродят их мёртвые жители, с каждым днём пополняя свою кровожадную армию высших хищников.

А через несколько десятков лет человечество вымрет окончательно — и тогда эти высшие хищники станут единственными на планете.

— Остановимся здесь, — погрузившись в безрадостные размышления о неотвратимом будущем, я не сразу замечаю, что хренов герой уже выбрался из Камаро и раздаёт свои бесценные указания. — Тут какая-никакая, но всё-таки медицинская клиника…

— Это стоматология, твою мать! — возмущается Аякс, стоящий на нижней ступеньке трейлера. На лице скудоумного кретина явственно угадывается злость вперемешку с отчаянием. — Предлагаешь моей жене рожать в стоматологической клинике?! А пуповину бормашиной просверлим, да?!

Похоже, авторитет самопровозглашенного лидера ощутимо пошатнулся — остальные не спешат беспрекословно выполнять его указания словно стадо послушных овец.

— А у тебя много других вариантов есть? — Торп не повышает голос, но в обычно спокойных интонациях звенит металл, а руки сжимаются в кулаки. — Или хочешь, чтобы твой ребёнок появился на свет там же, где вы его зачали?

— Тебе виднее. Это же ты у нас по трейлерам главный специалист! — сердито огрызается Петрополус, но затем бросает взгляд за спину, где его несчастная благоверная заходится прямо-таки ультразвуковым воплем, и после секундного размышления понуро кивает в знак согласия. — Ладно… Что поделать. Давайте разгружаться.

— Прекратите, вы ведёте себя как полные придурки! — громко восклицает Бьянка откуда-то из салона трейлера, и прямо сейчас я как никогда с ней солидарна.

Поэтому первой выхожу из джипа, нарочито громко хлопнув дверью, чтобы обозначить свои непоколебимые намерения остаться здесь.

Не из солидарности к поверженному авторитету хренова героя, но из соображений здравого смысла. Нам всё равно не уехать далеко с балластом в виде роженицы — и раз уж волею случая на пути встретилась стоматологическая клиника, будем довольствоваться тем, что есть.

Энид продолжает верещать так истошно, словно её режут скальпелем без анестезии. Довольно трудно разобрать отдельные слова в бессвязном потоке истеричных рыданий — кажется, она проклинает на чём свет стоит своё решение стать матерью. Вполне резонно. Жаль только, спохватилась поздновато.

— Оставайтесь здесь и не отходите далеко от машин, — Торп продолжает командовать таким сосредоточенным тоном, будто остальным не наплевать. — А я осмотрю клинику.

Удобнее перехватив винтовку, он решительно направляется к белой пластиковой двери с выцветшим от времени рекламным плакатом, на котором до тошноты миловидная блондинка демонстрирует миру отфотошопленную белоснежную улыбку. Не удосужившись даже снять оружие с предохранителя, не говоря уж о необходимости прицелиться, Ксавье резко дёргает на себя широкую ручку, в очередной раз демонстрируя недюжинный героизм и ещё больший кретинизм — если бы по ту сторону двери находился хоть один живой мертвец, альянс фермеров окончательно бы остался без лидера. Раздражённо возведя глаза к помрачневшему свинцовому небу, я вскидываю автомат и направляюсь вслед за ним.

Торп бросает на меня короткий взгляд через плечо, но благоразумно сохраняет молчание и не вступает в спор. Мы медленно движемся вдоль безликих больничных стен, местами увешанных стендами с рекомендациями, как правильно соблюдать гигиену полости рта и как часто нужно посещать кабинет стоматолога.

Пол вымощен кафельной плиткой, давно утратившей некогда стерильную белизну, а в воздухе витает горьковатый запах медикаментов.

По крайней мере, отвратительного трупного душка здесь не чувствуется — а значит, твари благополучно обошли это место стороной.

Обнадёживает. Даже очень.

Мы поочерёдно распахиваем несколько дверей с именным табличками врачей, но следов чужого присутствия нигде не обнаруживается.

С улицы раздаётся оглушительный раскат грома — настолько сильный, что видавшие виды стёкла начинают жалобно дребезжать, а следом доносится шум капель по металлической черепице. С каждой секундой звук нарастает, не оставляя сомнений, что с минуты на минуту с неба хлынет настоящий Ниагарский водопад.

— Позовём остальных, — бесстрастно бросаю я, кивнув в сторону распахнутой двери в начале коридора. Это первая фраза, которую я сказала Торпу после инцидента на крыше трейлера. Даже слегка забавно. Могло быть забавно, не будь у нас тонны других проблем.

— Подожди… — он странно дёргает кистью, словно хочет протянуть ко мне руку, но успевает остановить себя в последний момент. — Я хотел извиниться. За Аякса. Он не должен был о тебе такое говорить. Вернее, о нас.

— Не утруждайся, — я почти физически ощущаю повисшую между нами неловкость, но природное самообладание позволяет сохранить непроницаемое выражение лица. — В одном кретин точно был прав. Ты не несёшь ответственности ни за кого из них. А значит, и извиняться за их слова не должен.

И тут же мысленно одёргиваю себя.

Это прозвучало гораздо мягче, чем задумывалось изначально. Кошмар.

Вот только у меня категорически нет времени предаваться рефлексии на тему того, почему в присутствии хренова героя все мои планы рушатся как жалкий карточный домик.

— Уэнсдэй, я… — Торп пытается сказать что-то ещё, но остаток фразы тонет в новом раскате грома. Тем лучше. Душещипательные диалоги после неудавшегося секса никогда не были моим коньком. Ровно как и любые другие.

Остальные фермеры уже выбрались из машин и бестолково топчутся на улице прямо под проливным дождём. Аякс с Бьянкой бережно поддерживают под руки блондинку — кукольное личико Энид залито слезами и искажено мучительной гримасой. Тайлер по-прежнему держится в стороне от других, поминутно бросая красноречивые взгляды в сторону хренова героя — но, к огромному облегчению, ему хватает ума держать язык за зубами и не устроить второй акт жалкой трагикомедии.

Тварей пока нигде не видно, но истошные вопли Синклер вряд ли остались для них незамеченными. Нужно быть начеку.

Придерживая дверь клиники, Торп пропускает вперёд процессию с хныкающей роженицей.

Я прохожу следом, держа автомат наготове и жестом подозвав к себе собаку.

— Не забывай считать промежутки между схватками… — настоятельно вещает Барклай, заглядывая в заплаканное раскрасневшееся лицо Синклер. Та морщится от боли, но всё же утвердительно кивает. Петрополус выглядит ещё более испуганным, чем его благоверная. От недавней дерзости не осталось и следа, с ввалившихся щёк схлынули все краски.

— Скорее ведите её сюда, — командует хренов герой и в несколько широких шагов опережает нас, чтобы распахнуть указанную дверь. По ту сторону обнаруживается стандартный стоматологический кабинет с пыльным креслом, несколькими потухшими мониторами и прикрепленной к потолку лампой. Вдоль стен тянутся шкафчики нелепого бирюзового цвета, а рядом с ними стоит белая медицинская кушетка.

— Господи, я не хочу… Я не смогу… — Энид предпринимает попытку вырваться и отступить назад, но Бьянка сильнее сжимает её плечи, мягко предотвращая побег. Блондинка потерянно мотает головой из стороны в сторону и трясётся как осиновый лист на ветру. — Нет, нет… Ничего не получится… Пожалуйста, не надо… Я не могу… Я боюсь.

— Детка, успокойся, ну же… Постарайся дышать глубже, — Аякс обхватывает лицо жены обеими ладонями, заглядывает в широко распахнутые голубые глаза и тщетно пытается храбриться, но в его голосе слышится плохо скрываемая дрожь. — Всё будет хорошо, слышишь меня?

— Ты должна успокоиться. Нельзя поддаваться панике, — вторит ему Барклай, настойчиво увлекая насмерть перепуганную девчонку в сторону кушетки. Практически силой усаживает её на мягкую белую поверхность и надавливает на плечи, принуждая лечь на спину. — Ребята, мне нужна помощь. Нужно нагреть воды… А ещё принести чистые тряпки и скальпель.

— Я мигом, — едва показавшийся на пороге Тайлер торопливо покидает кабинет. Не особо понимая, что делать, я выхожу в коридор вслед за ним. Синклер тем временем заходится очередным истошным воплем, едва не срываясь на фальцет.

Разумеется, крики блондинки привлекли голодных тварей — когда мы с миротворцем выходим на улицу, из-за трейлера выползает первый живой мертвец. Выползает в самом прямом смысле этого слова. Обе нижние конечности уродливой твари отсечены по колено, но это совершенно не мешает ему кровожадно скалить пасть. Быстро прицелившись, вышибаю его гниющие мозги одним метким выстрелом и бегом бросаюсь к своему внедорожнику. Ни разу не взглянув в мою сторону, Галпин спешит к трейлеру — все припасы, найденные в больнице Макино-сити, хранятся именно там.

Ливень стоит стеной, хмурое небо пронзают ослепительные вспышки молний, и всего за несколько секунд вся моя одежда промокает до нитки. Нечего и думать, чтобы развести костёр и нагреть воду в такую погоду. Поэтому быстро распахиваю багажник и достаю оттуда пятилитровую канистру с отфильтрованной водой, а заодно и недавно постиранный комплект постельного белья — пойдёт на тряпки. Других вариантов всё равно нет.

— Скорее назад! — вопит хренов герой с порога клиники, пытаясь перекричать шум дождя и мощные раскаты грома.

Рефлекторно оборачиваюсь, вскинув автомат и едва не выронив канистру — и очень вовремя.

Из разбитого окна ближайшего дома на улицу вываливаются сразу несколько тварей. Слепо вращая подёрнутыми пеленой глазами, они хищно скалят гнилые зубы — а спустя секунду резко срываются с места, учуяв свежую плоть. Едва успеваю захлопнуть багажник и отскочить в сторону. Целиться времени нет, поэтому я спускаю курок почти наугад. Оглушительно громкая пулемётная очередь отбрасывает тварь на пару метров назад — воспользовавшись секундной форой, я стремглав бросаюсь назад в клинику. Мертвецы утробно рычат позади, жадно клацают зубами, буквально дышат в спину… Увесистый автомат болтается на плече, но возможности обернуться и выстрелить у меня больше нет — обе руки заняты дурацкой канистрой и постельным бельём.

На выручку приходит хренов герой.

Придерживая дверь открытой, он быстро прицеливается и выпускает несколько пуль.

Хриплое дыхание тварей вроде бы затихает — не могу сказать точно, все посторонние звуки глушит шум ливня. Такого сильного, будто с минуты на минуту в Кингстоне начнётся второй всемирный потоп. Поэтому не сбавляю ритм бега, боковым зрением улавливая силуэт кудрявого миротворца — Тайлер мчится чуть позади, прижимая к груди драгоценный свёрток с медицинскими инструментами.

От места импровизированной парковки до клиники не больше пары десятков метров, но ещё никогда такое незначительное расстояние не казалось мне настолько огромным.

Но мы успеваем. Я первой влетаю в длинный коридор, а Галпин заскакивает следом и по инерции врезается мне в спину, едва не сбив с ног — но успевает предотвратить падение, схватив меня за руку повыше локтя.

— Прости… Ты не ушиблась? — миротворец обеспокоенно взирает на меня сверху вниз, пока Торп торопливо запирает дверь и баррикадирует проход одной из стоящих в коридоре лавочек.

— Всё нормально, — дёргаю плечом, сбросив ладонь Тайлера, и отступаю на шаг назад.

Хренов герой неприязненно косится на разыгравшуюся сцену, но благоразумно сохраняет молчание. Зато Синклер надрывно верещит из кабинета — даже раскатистые звуки грома не способны хоть немного заглушить её ультразвуковые вопли. Кудрявый миротворец с заметной обидой хмурит брови и утирает тыльной стороной ладони вымокшее под дождём лицо.

Oh merda, и нарочно не придумаешь более идиотской ситуации. Как меня вообще угораздило вляпаться в этот сценарий дешёвой мелодрамы? Впрочем, плевать. На выяснение несуществующих отношений с кем-либо из них у меня абсолютно нет времени.

— Где вас черти носят?! — дверь кабинета распахивается, и в образовавшемся проёме возникает голова Бьянки. Она выглядит донельзя напряжённой, между бровей залегла сетка морщин, пухлые губы сжаты в тонкую линию. — Уэнсдэй, идём, будешь мне помогать. От Аякса нет толку… Он только паникует.

Я уже открываю рот, чтобы ответить, что Барклай крепко повредилась умом, если всерьёз считает меня способной выступать в роли акушерки. Все мои познания в медицине ограничиваются полугодовой стажировкой в городском морге, но идеально отточенное умение вскрывать спинномозговой канал вряд ли поможет в процессе родовспоможения.

Вдобавок у меня нет ни малейшего желания лицезреть, как отпрыск Петрополусов будет появляться на свет, беспощадно разрывая внутренности своей несчастной матери.

Но ничего говорить не приходится — Тайлер отвечает первым.

— Давай лучше я, — кудрявый миротворец решительно забирает у меня канистру и постельное бельё. Барклай награждает его долгим красноречивым взглядом, полным сомнения, но Галпин остаётся совершенно невозмутимым. — Что? Я не новичок в этом, был на партнёрских родах с Лорел.

Вряд ли им движет альтруизм.

Очевидно, он просто не хочет оставаться наедине с бывшим другом.

И Бьянка, несомненно, это понимает.

— Тогда идём, — она отступает в сторону, пропуская миротворца в кабинет.

Я мельком успеваю увидеть, как раздетая ниже пояса блондинка обеими руками держится за огромный живот и заходится в очередном приступе рыданий. Её скудоумного благоверного нигде не видно — по всей видимости, кретин валяется где-нибудь в глубоком обмороке.

А потом дверь родильной комнаты захлопывается, и мы с Торпом остаёмся вдвоём в длинном больничном коридоре.

— Уэнсдэй… — мгновенно начинает он, но я категорически не намерена поддерживать заведомо бесполезный диалог, поэтому прерываю его предостерегающим взмахом руки.

— Мы не будем обсуждать случившееся, — заявляю я безапелляционным тоном и машинально отхожу подальше на пару шагов. — И вообще ничего. Я выразилась предельно ясно, когда сказала тебе обо всём забыть.

— Не беспокойся, я не об этом. Навязываться не в моих правилах, — вряд ли хренов герой сейчас предельно честен. Даже с моей скудной способностью идентифицировать человеческие эмоции я явственно могу различить тень растерянности на его лице, но Ксавье упрямо продолжает гнуть свою линию. — Ты промокла до нитки. Сними хотя бы куртку, а то заболеешь. На, возьми мою…

Он уже начинает стягивать с плеч потёртую джинсовку и делает шаг вперёд — но я моментально отшатываюсь назад как от огня.

Иррациональная реакция моего тела на его близость по-прежнему чертовски сбивает с толку и не поддаётся никаким законам здравого смысла. Лучше минимизировать риск.

— Моё здоровье — не твоя забота, — награждаю Торпа самым уничижительным взглядом, на который только способна.

— Зря ты так думаешь, — он упорно игнорирует всю показную холодность и подходит ближе.

Широкие ладони ложатся на мои плечи, стягивая вниз насквозь промокшую кожанку и будто бы случайно задевая кончиками пальцев обнажённую кожу. Моё лицо остаётся тотально бесстрастным, а пристальный взгляд исподлобья — привычно ледяным, но глупое сердце отказывается подчиняться воле рассудка и предательски пропускает удар, чтобы спустя секунду зайтись в тахикардичном ритме.

Oh merda, какой ужасающий кошмар.

Места мимолётных прикосновений его горячих пальцев мгновенно вспыхивают жаром, прошедшим по всему телу. По рукам ползут мурашки, и хренов герой явно это замечает — уголки его губ приподнимаются в слабом подобии улыбки. Благо, обходится без неуместных комментариев.

— Вот так-то лучше… — избавив меня от кожанки, он набрасывает на плечи свою куртку, ещё хранящую тепло его тела. И запах… Тот самый тонкий аромат яблочного мыла и чего-то ещё, совсем недавно ставший катализатором моего позорного грехопадения наедине с собой.

Торп отходит на шаг назад, удовлетворённо осматривая результат собственных действий, и под цепким взглядом его тёмно-зелёных глаз я снова начинаю чувствовать себя опасно безоружной. Одна прядь вымокших от дождя волос спадает мне на лицо, и он осторожно протягивает руку с явным намерением заправить её за ухо. Мгновенно отступаю назад, чтобы предотвратить очередной неуместный тактильный контакт.

— Это лишнее, — заявляю я и намереваюсь добавить какую-нибудь ядовитую колкость об идиотских патриархальных замашках, но не успеваю — из закрытого кабинета доносится особенно оглушительный вопль многострадальной блондинки.

— Ты не сможешь игнорировать меня вечно, Уэнсдэй, — его чрезмерная самоуверенность раздражает до зубного скрежета. — Знаешь ли… То, от чего мы больше всего бежим, рано или поздно нас настигнет.

— Ты прямо-таки ходячий сборник пафосных цитат. Специально их заучиваешь? — я презрительно фыркаю, закатив глаза.

— Ты уже спрашивала, и…

Остаток его фразы тонет в раскате грома — тонкие стеклопакеты жалобно дребезжат, а длинная стерильно-белая лампа под потолком несколько раз гаснет и вспыхивает вновь.

Мой пёс испуганно скулит и забивается под ближайшую скамейку, трусливо поджав хвост.

Намереваясь успокоить Вещь, я отхожу подальше от Торпа и усаживаюсь на корточки, ободряюще потрепав собаку по загривку.

Он доверчиво льнёт к моей ладони, глядя снизу вверх блестящими глазами-бусинами — а мгновением позже вдруг шумно втягивает носом воздух и заливается лаем. И в ту же самую секунду на забаррикадированную дверь клиники обрушивается мощный удар снаружи.

Нельзя сказать, что это было неожиданностью.

Твари должны были приползти сюда рано или поздно, привлечённые громкими воплями блондинки и манящим запахом свежей плоти.

Но всё равно невольно вздрагиваю, когда до моего слуха доносится глухое утробное рычание по ту сторону хлипкой двери — вряд ли жалкая конструкция из пластика и стекла способна долго держать оборону.

Хренов герой тоже это понимает. Грязно выругавшись сквозь зубы, он бегом бросается к двери и плотнее пододвигает к ней скамейку. Но этого ничтожно мало. Быстро осмотревшись по сторонам, я замечаю в противоположном конце коридора тяжёлый белый шкаф. То, что надо.

Резко вскочив на ноги, я быстрым шагом приближаюсь к шкафу — но сдвинуть его с места в одиночку мне не по силам.

— Помоги, — не без внутренней борьбы прошу я, бросив на Торпа короткий взгляд.

Вдвоём нам удаётся передвинуть тяжёлую громадину и усилить баррикаду входной двери.

Не слишком надёжно, но лучше, чем ничего.

Чуть раздвигаю створки жалюзи на ближайшем окне, чтобы оценить обстановку — и сиюминутно понимаю, что мы в дерьме по самые уши. На улице топчется несколько десятков проклятых плотоядных тварей. Большая часть сгрудилась на пороге клиники, отрезав нам путь наружу, ещё штук пятнадцать слоняется по парковке между машинами.

А основной запас огнестрельного оружия остался в багажнике моего джипа.

— Сколько у тебя патронов? — отвернувшись от окна, оборачиваюсь к доморощенному герою, но он в ответ лишь сокрушенно качает головой.

— Почти нет. У тебя?

Я быстро проверяю магазин автомата, хотя и без того прекрасно знаю, что патронов в нём катастрофически мало. Всего семь штук.

Против огромного стада на улице — всё равно что ничего. Расклад хуже некуда. Мы снова заперты в ловушке, а нашим врагам не требуется вода, еда и отдых — они способны держать осаду хоть до скончания веков.

Погано, чертовски погано.

— Поищем другие выходы, — предлагает Торп, но эта идея с большей долей вероятности обречена на провал. По всей видимости, пространство клиники ограничивается одним-единственным коридором со множеством кабинетов. Однако попытаться стоит.

Энид снова заходится истошным надрывным криком — и твари мгновенно оживают, принимаясь остервенело долбиться в запертую дверь. Под их яростным напором тонкий пластик начинает буквально ходить ходуном.

Вещь скалит зубы и угрожающе щетинится.

— Что случилось? — в коридор выходит бледный как смерть Петрополус, и при виде забаррикадированной двери его лицо мгновенно теряет последние краски, становясь белее снега. — Черт… Много их там?

— Слишком много, — с досадой отзывается Торп, опасливо покосившись в сторону окна. — У нас почти нет патронов. Не знаю, как долго продержится дверь. Как Энид?

— Схватки учащаются, — благоверный блондинки тяжело вздыхает и ниже надвигает на лоб свою идиотскую синюю шапку. — Бьянка сказала, что раскрытие примерно восемь сантиметров. Вроде как это уже много…

Не желая вникать в тонкости процесса, я распахиваю дверь ближайшего кабинета и проверяю все окна — но проклятые твари рассредоточились вокруг всего здания. Захватили нас в смертоносное кольцо, как стая голодных шакалов. Обхожу кабинет за кабинетом, но с каждым новым осмотром шансы выбраться отсюда живыми неизбежно тают.

Мертвецов слишком много, и они повсюду.

Нам не успеть добежать до машин — не говоря уж о том, что Синклер после родов вообще не сможет быстро передвигаться.

Oh merda. Трижды. Десятикратно.

В последнем кабинете я усаживаюсь прямо на пол, привалившись спиной к белой стене.

Руки бьёт мелкой дрожью от холода — насквозь мокрая одежда неприятно липнет к телу, и я машинально кутаюсь в тонкую джинсовку хренова героя. Но это практически не помогает. Холод буквально пробирает до костей. Если каким-то невероятным чудом нам повезёт здесь уцелеть, я точно свалюсь с температурой.

Блондинка продолжает вопить от боли на заднем плане, срывая голос до хрипоты.

Хмурое небо продолжает извергать ослепительные молнии и тонны воды.

Я продолжаю сидеть на грязном кафельном полу, дрожа всем телом от мерзкого холода и тщетно пытаясь придумать план спасения.

Так проходит час.

Может быть, два.

Или даже три.

Сложно сказать точно — часов у меня нет, а интуитивное ощущение времени стирается перед лицом неотвратимой гибели. Старуха с косой в очередной раз занесла над нами костлявую руку — и теперь мы вряд ли сможем её перехитрить.

Мой взгляд невольно падает на брошенный рядом автомат. Семи патронов не хватит, чтобы отбиться от кровожадного стада… Но их хватит на нас. Чтобы успеть расстаться с жизнью прежде, чем мерзкие заживо гниющие твари начнут рвать нам глотки.

Похоже, план всё-таки есть.

Не спасения. Но избавления.

Интересно, о чём должен думать человек на смертном одре? Вспоминать о былом или же жалеть об упущенном? О чём подумал мой брат за мгновение до того, как на его горле сомкнулись зубы кровожадной твари? И успел ли он вообще о чём-то подумать?

Не знаю. Никогда прежде не рассуждала на эту тему. Даже тогда, когда бесцельное и бесконечное скитание по выжженной мёртвой земле осточертело мне до тошноты, у меня не возникало мыслей пустить себе пулю в лоб.

Черт знает, почему.

Ведь это было самым простым и логичным решением — на заре эпидемии так поступали очень многие отчаявшиеся.

Наверное, всему виной было моё природное неискоренимое упрямство — я никогда не искала лёгких путей и никогда не плыла по течению, будучи твёрдо убеждённой, что человек сам вершит свою судьбу.

И вот где я оказалась в конечном итоге.

Негромкий скрип открываемой двери прерывает поток моих напряжённых размышлений.

— Можно? — хренов герой непривычно неуверенно мнётся на пороге, потупив взгляд на собственные ботинки. — Бьянка сказала, что головка показалась… Решил рассказать тебе.

Понятия не имею, с чего вдруг он взял, что мне интересна эта информация.

Какое значение имеет рождение новой жизни, когда все наши висят на волоске?

Мы в капкане, и спасения ждать неоткуда.

Поднимаю на Торпа пристальный немигающий взгляд — и в голове вдруг самопроизвольно вспыхивает осознание, что в шаге от смерти человек гораздо сильнее жалеет об упущенной возможности. Потому что я жалею. Чертовски сильно жалею, что остановила его тогда, на гребаной крыше гребаного трейлера… Когда ещё не знала, что наши дни сочтены, и иного шанса попросту не представится.

— Хотя кого я обманываю? — хренов герой тихо усмехается собственным мыслям и решительно переступает порог, прикрыв за собой дверь. Я медленно поднимаюсь на ноги, ещё медленнее вскидываю голову, и наши взгляды сталкиваются. — Я хотел сказать совсем другое. Вероятно, к рассвету мы все уже будем мертвы…

Торп выдерживает продолжительную паузу, не разрывая зрительного контакта — напряжённо потирает переносицу двумя пальцами, кривит губы в своей коронной наигранно-небрежной улыбке, и всё смотрит-смотрит-смотрит прямо в глаза. Его пристальный взгляд вкручивается в мозг словно кюретка для лоботомии, радужка болотного цвета затягивает будто трясина, парализуя голос разума и беспощадно отрезая все пути к отступлению.

Но я больше не хочу отступать.

Больше не хочу бороться с этим иррациональным, парадоксальным, совершенно обезоруживающим влечением — да и какой смысл в этой борьбе? Никакого смысла нет и не было. Я безбожно проиграла ещё тогда, когда дуло его жалкого Кольта упёрлось мне в лопатки на заброшенной заправке близ Роджерс-Сити.

— И я понял, что если и жалею о чём-то в этой жизни… то только о том, что позволил тебе тогда уйти.

Хренов герой озвучивает мои мысли.

С поразительной легкостью и удивительной честностью — пожалуй, из нас двоих к самообману склонна только я.

Раскаты грома, шум ливня, страдальческие вопли Синклер, хриплое рычание тварей — всё это отступает на задний план, растворяется словно под действием концентрированной кислоты, когда мы одновременно делаем крохотный шаг навстречу друг другу.

А потом ещё один. И ещё.

Поначалу медленно, осторожно, даже с опаской… А когда между нами остаётся не больше метра, последние хрупкие барьеры враз сметает невидимым ураганом пятой категории. Мы синхронно срываемся вперёд, его руки оказываются на моей талии, мои — смыкаются вокруг его шеи. Последний взгляд — глаза в глаза, тёмно-зелёная трясина против чернильной черноты. А через долю секунды я приподнимаюсь на цыпочки, Ксавье наклоняется ниже — и наши губы встречаются в жадном глубоком поцелуе. В бесконечной яростной борьбе, в которой никогда не было победителя.

Горячий язык скользит ко мне в рот, сильные мужские ладони стискивают талию до хруста в рёбрах, и вязкое тягучее желание сиюминутно закручивается тугим узлом внизу живота. По позвоночнику проходит волна возбуждения, концентрируясь глубоко внутри — там, где мышцы требовательно сжимаются вокруг пустоты. Меня мгновенно бросает в жар, несмотря на насквозь мокрую одежду. Лихорадочная дрожь во всём теле усиливается — но теперь меня трясёт уже не от холода, а от безудержного сокрушительного желания.

С губ против воли срывается тихий стон, утонувший в голодном жадном поцелуе.

Oh merda, я хочу его так чертовски сильно, что перед глазами всё плывет, а сердце гулко стучит в висках в бешеном тахикардичном ритме.

Руки Торпа быстро проникают под одежду, задирают ткань тонкой майки, скользят вверх по спине, перемещаются на грудь, требовательно сжимают сквозь плотные чашки бюстгальтера — соски мгновенно каменеют от интенсивности воздействия. Острота ощущений зашкаливает за критическую отметку, дыхание перехватывает от невероятно сильного возбуждения.

Я с яростью впиваюсь зубами ему в нижнюю губу, окончательно теряя чувство реальности от солоноватого привкуса крови.

Так умопомрачительно ярко.

Так бесподобно хорошо.

И так невыносимо жалко, что это первый и последний раз.

И в эту секунду я вдруг отчётливо понимаю, что совсем не хочу умирать. Не хочу лишиться жизни, едва успев вспомнить её вкус.

Не хочу потерять всё это.

Не хочу потерять… его.

— Ребята, вы тут? — позади нас распахивается неплотно прикрытая дверь. Мы резко отрываемся друг от друга. Стоящий на пороге Петрополус смущённо опускает взгляд в пол. — Извините, что помешал. Правда, простите. Честно. И вообще за всё простите… Я там наговорил всякого… Я был не прав. Но… теперь я знаю, как поступить правильно.

Его странная речь на мгновение выбивает нас обоих из колеи — пока мы с Торпом обмениваемся непонимающими взглядами, Аякс поправляет идиотскую синюю шапку и улыбается с неожиданной теплотой. Его бледное лицо с ввалившимися от недоедания щеками заметно проясняется, будто он внезапно отыскал элементарное решение сложнейшей математической задачи.

— Скажите Энид, что я люблю её. И ребёнка.

Хренов герой понимает его намерения на секунду раньше, чем я.

— Нет! — Ксавье бросается к товарищу, но Петрополус проворно отшатывается назад и захлопывает дверь, придавив её скамейкой с той стороны и заблокировав ручку. — Аякс, стой! Не делай этого, черт возьми!

— Лучше я один, чем все! — из коридора доносится звук стремительно удаляющихся шагов. Торп остервенело дёргает дверную ручку, но она никак не поддаётся.

Накатившая было растерянность быстро отступает, и я лихорадочно озираюсь по сторонам, прикидывая план действий — очевидно, взломать дверь и остановить кретина, охваченного внезапным приступом самоотверженного героизма, мы уже не успеем.

Не самая благородная часть моего разума тут же выдаёт закономерную мысль — а нужно ли это делать вообще? Если отбросить ненужную лирику, Аякс абсолютно прав. Если ему удастся отвлечь тварей на себя, мы успеем выбраться, и тогда его жертва не будет напрасной.

Но Ксавье явно с этим не согласен. Он раз за разом бьётся в злосчастную дверь плечом, в приступе слепой паники трясёт заблокированную ручку, но жалкая конструкция из тонкого белого пластика оказывается неожиданно крепкой.

На улице слышится неясная возня, едва различимая сквозь шум дождя и трескучие раскаты грома. Первоначальное оцепенение окончательно спадает, и я стремглав бросаюсь к окну, дернув шнурок на жалюзи — белые створки ползут вверх, являя взгляду трагичную картину. И хотя я всегда недолюбливала скудоумного благоверного блондинки, сердце невольно пропускает удар, когда я вижу, как Петрополус бегом мчится к трейлеру и отчаянно размахивает руками, привлекая внимание голодных тварей. Живые мертвецы реагируют мгновенно — кровожадное стадо устремляется вслед за ним, но Аякс демонстрирует неожиданное проворство. В считанные секунды ему удаётся добежать до гроба на колёсах и заскочить в салон — но дверь за собой он не закрывает, и с десяток тварей мгновенно забирается следом. Oh merda.

— Проклятье! — хренов герой подскакивает к окну и пытается провернуть ручку.

Но я не позволяю ему этого сделать, вцепившись в запястье мёртвой хваткой, и буквально отталкиваю Торпа назад.

Всю сознательную жизнь мне было наплевать на всех и вся, но теперь я вдруг осознаю, что попросту не могу позволить ему умереть.

Не смогу простить себе такого, потому что… Черт побери, да не знаю я, почему. Просто не смогу и всё. Только не теперь.

— Пусти! Ему надо помочь! — доморощенный лидер отчаянно борется со мной, пытаясь высвободить руки из стального захвата моих предательски дрожащих пальцев.

— Ты ничем ему не поможешь! — грубо встряхиваю Торпа, заставляя его посмотреть мне в глаза.

Выразительные черты лица искажены мучительной гримасой, в глубине тёмно-зелёной трясины плещется океан боли — я запоздало вспоминаю, что хренов герой мнит, будто бы несёт идиотскую ответственность за каждого из нас. Прилагаю немало сил, чтобы оттащить его подальше от окна, прямо за которым проклятые твари наверняка уже рвут на части несчастного Петрополуса. Всё-таки Аякс — непроходимый кретин и однозначно выиграл премию Дарвина за самую нелепую смерть. Кажется, он даже не пытается стрелять. Когда живые мертвецы вдоволь полакомятся его свежей плотью, они вернутся и снова возьмут нас в осаду.

— Он уже труп, — звучит жестоко, но это правда. И Ксавье тоже это понимает, продолжая сопротивляться скорее по инерции.

А долю секунды спустя я вдруг понимаю, что Петрополус вовсе не идиот. У него действительно был план.

Раздаётся оглушительный звук взрыва — стёкла жалобно дребезжат от ударной волны, и на несколько мгновений полностью закладывает уши. В моей голове яркой лампочкой вспыхивает осознание, что часть гранат, найденных на базе ВВС, мы спрятали в салоне трейлера.

Мы с Торпом, не сговариваясь, бросаемся назад к окну. Остов огромного автомобиля охвачен пламенем сильнейшего пожара, густые столпы чёрного дыма поднимаются к затянутому тучами небу, а большая часть тварей не двигается — потому что двигаться уже некому, вся парковка усеяна ошмётками их гнилой плоти.

Всё кончено. Человек, которого я всегда считала безвольным тюфяком и слабоумным идиотом, пожертвовал собой, чтобы спасти нас всех — и ни секунды не колебался. Его жена осталась вдовой, а его ребёнок никогда не увидит отца.

Но зато они будут жить. И мы тоже.

— Боже… — бессвязно бормочет хренов герой и проводит ладонью по лицу в бесплодной попытке стереть болезненное выражение.

Я угрюмо молчу.

Не знаю, что должна сказать.

Что никогда особо не жаловала Аякса?

Что едва его знала?

Что считала его неспособным на такое?

Что мне… жаль?

Да, мне и вправду жаль — внутри разливается гнетущая сосущая пустота, оцарапнувшая внутренности тупым зазубренным ножом.

— Что случилось?! — дверь распахивается, и на пороге возникает взъерошенный миротворец, держащий перед собой испачканные в крови руки. Пребывая в шоковом состоянии, я даже не расслышала, как отодвинулась скамейка, заблокировавшая нам выход. А может, всему виной заложенность в ушах после взрыва — в голове до сих пор неприятно шумит, и все звуки доносятся как сквозь плотную толщу воды. Тайлер обводит нас обоих непонимающим взглядом и немного растерянного улыбается. — Пойдёмте… У Энид мальчик родился. Кстати, а куда счастливый папаша слинял?

Не удостоив его ответом, я выхожу из кабинета и молча бреду в импровизированную родильную комнату словно на автопилоте. Торп вяло плетётся следом, так и не удосужившись объяснить Галпину, что счастливый папаша уже не сможет взять на руки новорождённого сына.

В крохотном помещении удушающе пахнет солью и металлом, большая часть кушетки залита кровью, стекающей на пыльный кафельный пол. Бьянка сидит прямо на полу, устало привалившись спиной к стене — лоб покрыт испариной, рукава клетчатой рубашки закатаны до локтей, но на утомлённом лице сияет широкая довольная улыбка. Укрытая простынёй Энид выглядит ещё хуже — на раскрасневшихся щеках видны мокрые дорожки слёз, белокурые волосы всклокочены, но она тоже улыбается. Улыбается так счастливо и так безмятежно, обеими руками прижимая к груди крошечный тихо хнычущий свёрток.

— Уэнс, ты только посмотри… — щебечет она совсем слабым голосом, глядя мне прямо в глаза. Не в силах выдержать взгляд её сияющих глаз цвета безоблачного неба, я молча опускаю голову. — Ты только взгляни, он такой маленький… Кстати, а где Аякс?

========== Часть 10 ==========

Комментарий к Часть 10

Саундтрек:

WarKings — Fight

Приятного чтения!

— Так и знала, что не нужно было позволять ему на всё это смотреть… — задумчиво бормочет Энид, вновь склоняясь над тихо хныкающим свёртком и бережно поправляя кусок цветастой наволочки, заменяющей пелёнки. — Ему стало плохо, да?

Oh merda, она не понимает.

Не осознаёт в дурмане гормональной эйфории, что случилось что-то непоправимое.

Но вот разум остальных не парализован окситоциновым пиком — и широкая белозубая улыбка на лице Бьянки медленно гаснет, сменившись настороженным выражением.

Кудрявый миротворец переводит взгляд с меня на Торпа и обратно — он явно успел заподозрить неладное, но никак не решается задать вслух самый волнующий вопрос.

— Ну что вы молчите? — блондинка непонимающе хмурится, на лбу, покрытом испариной, залегает сетка мелких мимических морщин. — Позовите скорее Аякса, хватит ему прохлаждаться на улице. Он должен увидеть сына… Он ведь так его ждал.

— Энид… — хренов герой осекается, едва начав говорить.

Он выдерживает продолжительную тягостную паузу — звенящая тишина повисает в комнате подобно туго натянутой тетиве, которая вот-вот оборвётся. Торп негромко прокашливается в кулак, прочищая горло. Синклер растерянно хлопает ясными небесными глазами и не без труда принимает сидячее положение, крепче прижимая к груди новорождённого сына.

— Где Аякс? — с нажимом повторяет она.

— Энид, послушай… — доморощенный лидер подходит ближе к кушетке и усаживается перед ней на корточки, положив ладони на колени блондинки, укрытые испачканной в крови простынёй. — Энид, его нет.

— В каком смысле? — кукольное личико искажает странная гримаса. Синклер улыбается какой-то неживой, совершенно механической улыбкой, пока небесная синева широко распахнутых глаз быстро наполняется слезами. — Что ты такое говоришь? Как это его нет? Он уехал? Уехал, да?! Он бросил нас, да?!

В голосе Энид слышатся нотки подступающей истерики, и ребёнок на её руках принимается хныкать громче. Она смотрит прямо перед собой невидящим взглядом и неверяще мотает головой из стороны в сторону — быстро-быстро, словно дурацкая игрушка собачки на приборной панели автомобиля, и уже не замечает никого и ничего вокруг. И неустанно твердит неразборчивые фразы о том, что Аякс уехал, сбежал, бросил её и сына… Чёрт. Мне хочется закрыть уши руками и уйти отсюда, но ноги словно приросли к полу, не позволяя покинуть это злополучное место, ставшее для нас одновременно и роддомом и усыпальницей.

— Энид… он умер, — дрогнувшим голосом произносит Торп. Коротко и быстро, словно выносит последний смертный приговор.

Бьянка коротко вскрикивает и тут же зажимает рот обеими ладонями. Тайлер резко отшатывается назад как от огня. Я неподвижно стою на одном месте, разглядывая багряные капли крови на светлой кафельной плитке.

А Синклер… Синклер упрямо отказывается верить, что в одночасье стала не только матерью, но и вдовой.

— Это неправда, — твёрдо заявляет она и предпринимает попытку подняться на ноги, но силы измученного организма неизбежно подводят, и блондинка оседает обратно на кушетку. Перехватив ребёнка одной рукой, Энид утирает хлынувшие из глаз слёзы тыльной стороной ладони. И принимается повторять одну и ту же фразу как мантру. — Это неправда. Неправда. Зачем ты меня обманываешь?

— Мне очень жаль… — хренов герой болезненно морщится и усаживается с ней рядом. Пытается приобнять за плечи, но Синклер неожиданно проворно отодвигается к самому краю кушетки.

— Не трогай меня, Ксавье. Не смей прикасаться ко мне, слышишь? — в интонациях блондинки вдруг звенит сталь. — Ты мне врёшь. Зачем ты это делаешь? Аякс не умер, он сейчас придёт.

— Пожалуйста, послушай… — Торп выставляет руки прямо перед собой, словно демонстрируя безопасность своих намерений, и очень осторожно придвигается ближе, по миллиметру сокращая расстояние между ними. — Тебе нужно успокоиться. Просто выслушай меня.

— Ничего не хочу слышать! — истерически взвизгивает Энид. От её преувеличенного громкого вопля новорождённый начинает реветь в голос — оглушительно, почти с надрывом. Блондинка тут же склоняет голову над сыном и принимается качать его на руках. — Чш-ш-ш… Тише, маленький, тише. Папочка скоро придёт.

— Он не придёт, — резко бросаю я, непроизвольно сделав крохотный шаг вперёд. Мне совсем не хочется причинять ей боль, но пластырь с раны лучше сорвать одним движением. — Он взорвал себя в трейлере вместе с тварями, чтобы мы могли выбраться.

— И мы выберемся, чтобы жертва Аякса не оказалась напрасной, — подхватывает Торп.

— Нет, нет, нет… — бормочет блондинка как заведённая. Плавные движения её рук, укачивающих сына, становятся быстрыми и хаотичными, и младенец начинает оглушительно вопить. — Нет! Нет! Нет!

Первым от шокового оцепенения отходит кудрявый миротворец — Тайлер стремглав бросается к несчастной девчонке, окончательно впавшей в истерику, и заключает её в объятия.