Глава восемнадцатая

Сегодня вечером мы подписали окончательный текст контракта. Хотя они еще подавятся Правосудием Капитана. Глупые планетники. Откуда нам знать, сколько времени будет длиться полет — при условии, что нам вообще удастся вырваться? Откуда нам знать, остались ли вообще планеты, на которые можно было бы бежать? В подобных ситуациях законом всегда должен быть чей-то один голос, а не дурацкий комитет. И закон должен быть в пользу корабля и наибольшего блага. Капитан может быть только один. Один голос. Один закон. Для того, чтобы у корабля были наилучшие шансы выжить.

Из Вахтенного журнала Кантры йос-Фелиум


В порту Солсинтры шел дождь.

Эллиана бежала под ливнем, не ощущая, что промокла: ее кровь подогревала радость, превращавшая Клан Мицел в крошечную точку, а Ран Элда Кэйлона — в неприятное ощущение, оставленное ночным кошмаром.

Здесь, в мире бодрствования, у корабельного трапа она вскоре встретится со своим вторым пилотом, и сама Лиад тоже останется позади, сведется к математической необходимости, одному из множества факторов, которые надо ввести в уравнения пилотирования.

Она добралась до площадки «Полосы удачи», обогнула угол, скрывавший от нее конец трапа, — и чуть не закричала в голос. Отчаяние заставило ее резко остановиться.

У конца трапа ее не ждала высокая стройная фигура, чьи плечи были усыпаны блестящими, как драгоценные камни, дождевыми каплями. Эстакада была пуста от площадки до люка. Эллиана судорожно сглотнула, начав дрожать под холодным ливнем, и прошла остаток пути на заплетающихся от разочарования ногах.

Слева вдруг возникло какое-то бесшумное движение. Эллиана стремительно повернулась — и из-под трапа вынырнул Даав. Воротник его кожаной куртки был поднят для защиты от сырости, изящные пальцы жизнерадостно заплясали знаками приветствия.

Облегчение нахлынуло головокружительной волной, заставив ее громко рассмеяться, отбрасывая промокшие волосы с лица.

— Да уж, совершенно прекрасное утро! — вслух ответила она на его молчаливое приветствие. — Я решила, что ты обо мне забыл!

— Нет, у меня превосходная память, — серьезно отозвался он. — Даже Жон это за мной признает. — Он тяжело вздохнул и сгорбил плечи, изображая преувеличенное раскаяние. — Виной твоему огорчению стала моя прискорбная избалованность, за что я приношу нижайшие извинения.

Все еще кружась на волне радости, Эллиана улыбнулась и наклонила голову, пытаясь понять, что кроется за озорным взглядом черных глаз, в чем суть его шутки. Но уже в следующую секунду она отказалась от попытки и прервала контакт с глазами, которые слишком легко читали ее чувства, оставаясь при этом загадкой для нее самой.

— Избалованность? — переспросила она.

— Ну, видишь ли, — признался он, проскальзывая мимо нее и бесшумно взлетая вверх по трапу, — мне гораздо больше нравится быть сухим, а не мокрым.

Она подавилась новым приступом смеха и пошла следом за ним, вытягивая ключи, висевшие у нее на шее на цепочке, и снимая их через голову.

— Меня удивляет, что мастер дэа-Корт позволяет работать на него человеку, который так любит комфорт.

— Еше бы тебе не удивляться, когда мастер дэа-Корт и сам этому удивляется? Часто. И громко.

Она чуть было не рассмеялась снова, но ее смех погасила тонкая дрожь тревоги. Площадка перед люком была очень узкой, и Даав при всей его стройности занял немалую часть ее пространства. Чтобы открыть замок люка, Эллиане придется практически прижаться к его груди.

Казалось, Даав ощутил ее неуверенность всем своим телом: он развернулся на трапе боком и развел руки. Одной рукой он ухватился за поручень, а другую прижал к корпусу корабля. Широко улыбнувшись, он наклонил голову.

— Твоя защита от дождя, пилот. Поспеши, умоляю тебя, иначе я весь вымокну!

Она проскользнула мимо него, ощущая его близость у себя за спиной, словно солнечное тепло. Подняв щиток, она вставила в паз первый ключ. Зажегся пульт идентификации. Она ввела свой код и вставила второй ключ. Раздался тихий щелчок, и дверца люка начала подниматься вверх.

Эллиана вытащила ключи и осторожно повернулась на площадке, наклонив голову и вымученно улыбнувшись.

— Быстрее, пока ты не промок насквозь.

— Пилот идет первым. — Даав остался на месте и только выгнул бровь. — Я хорошо усвоил правила.

«Пилот идет первым».

Эллиана заморгала, наслаждаясь звучанием этих слов, а потом сделала глубокий вдох и шагнула в корабль, заставив себя расправить плечи.

Даав вошел следом за ней. Наружная дверца люка опустилась, и у них за спиной щелкнул замок.

Впереди него Эллиана застыла у внутренней двери люка. В ее позе он почувствовал настороженность, которая не имела никакого отношения к страху, и в одном из свойственных ему озарений понял, что Эллиана замерла на краю пропасти, имя которой — перемены. Здесь и сейчас она расставалась с чем-то давним и сильным и одновременно протягивала руки к чему-то новому и бесконечно драгоценному.

Он осторожно перевел дыхание и заставил себя сохранять полную неподвижность, чтобы не отвлечь ее в этот момент от самого рискованного шага.

Он решил, что она, по-видимому, готова принять свои способности, свой корабль и своих товарищей. Еще он пришел к заключению, что этот момент перемены был каким-то образом спровоцирован тем, что он прятался под трапом. Это было довольно ясно видно по тому, как она была разочарована, увидев пустой трап, и какое радостное облегчение почувствовала при его появлении. Даав не знал, заметила ли она, что уже разговаривает с ним в товарищеской модальности. В обрамлении внутреннего люка Эллиана наконец пришла в движение — и обернулась к нему.

— Ты не проведешь проверку систем, пока я буду сушиться? — спросила она так, как это мог сделать только товарищ.

Она протянула ему корабельные ключи на двух цепочках — короткой и длинной. Даав шагнул вперед и с улыбкой принял их у нее.

— Конечно, проверю.

— Спасибо.

Она шагнула из коридора в кабину пилотов, а потом направилась налево. Мокрая одежда тяжело обвисала и липла к телу, демонстрируя формы, которые призвана была скрывать. Даав повернул налево, перебирая ключи в поисках того, который подходил к пульту…

— Даав?

Она впервые произнесла его имя. Интуиция его не подвела! Он повернулся, стараясь, чтобы его движения оставались мягкими, и улыбнулся.

— Да, Эллиана?

Она сделала несколько шагов навстречу ему. В пальцах протянутой руки что-то блеснуло серебром.

— Я… унесла твое кольцо для волос… вчера вечером…

— А! — Он поднес руку к стянутым сзади волосам. — Как видишь, у меня есть еще одно. И, похоже, вчера ты применила его с немалой пользой. Будь добра, оставь его себе. — Он позволил себе широкую улыбку. — Клонак может потребовать матч-реванш, знаешь ли.

Ее глаза вспыхнули, губы изогнулись в улыбке, пальцы сомкнулись вокруг пустячного подарка.

— Спасибо, — снова сказала она и замялась, склонив голову к плечу. — А как там Клонак? Жон не…

— Смертельных ран не было, — жизнерадостно объявил он. — Клонак обладает умением доставать, против которого нет иммунитета даже у Жона.

По ее лицу промелькнула улыбка, которая уже через секунду исчезла. Не добавив больше ни слова, она повернулась и ушла в глубь коридора. Выждав мгновение, Даав прошел к пульту и уселся в кресло второго пилота.


Толстая рубаха отказывалась отдавать впитавшуюся в нее влагу.

Эллиана, которую освежитель в каюте пилота одновременно согрел и высушил, неуверенно потрогала мокрую бежевую ткань.

С остальными предметами одежды автокамердинер справился великолепно, выдав их наружу отглаженными и мягко благоухающими жасмином.

«Хотел, чтобы все было бинджали, этот чел-Мара», — подумала она с невольным восхищением, натягивая черные брюки, простую майку и белую повседневную рубашку, отделанную поблекшей от времени зеленой лентой. Все предметы одежды были не новыми и сидели на ней не слишком хорошо. По правде говоря, из-за отсутствия верхней рубахи брюки пришлось сильно затянуть на талии ремнем, чтобы они хоть как-то держались на месте. Рубашка, подаренная Сайнит на какой-то давний день именования, имела широкие рукава, собранные на манжеты с зеленой отделкой, и свободный покрой, хотя шелк в некоторых местах упрямо прилипал к телу.

Однако главным в ее костюме была верхняя рубашка. Она взяла за правило всегда носить этот предмет одежды: рубашка была ее кольчугой, ее убежищем, ее стеганым плащом-невидимкой.

И она висела в ее пальцах, холодная и мокрая, словно дюжина свежепойманных рыб.

Эллиана закусила губу. Автокамердинеру удалось просушить даже ее сапожки, которые вернулись к ней ярко начищенными, с заново выровненными каблуками. То, что самый нужный предмет оказался…

— Диспетчерская дала нам разрешение на взлет, пилот, — прозвучал из динамика голос Даава. — Они ждут, чтобы мы сообщили им наш маршрут.

— Я приду… через секунду, — с трудом выдавила она и, не дожидаясь его ответа, снова повернулась к автокамердинеру, открыла его дверцу и запихнула внутрь мокрую рубашку.

Выбрав на пульте режим «усиленная сушка», она захлопнула дверцу и снова повернулась, оказавшись перед зеркалом.

Теперь это было не чудо, рассчитанное на перегрузки, а простой квадрат отполированного металла, в котором отразилась болезненно худая женщина в мешковатых брюках и поношенной шелковой рубашке. Высушенные под сильной струей воздуха волосы неопрятными прядями свисали на лицо.

Эллиана пальцами расчесала наэлектризованную шевелюру, собрала ее на затылке и прочно прихватила кольцом Даава.

Женщина в зеркале колебалась еще долю секунды, напряженно приподнявшись на цыпочки. Ее худое тело трепетало, широко распахнутые глаза ярко выделялись на тонком бледном лице.

А потом она наклонила голову, тихо сказала себе: «Удачи, пилот», — и вышла.


Кружка чая на подлокотнике ее кресла испускала ароматный парок. Рядом с ней лежал пончик с сыром. Даав, откинувшийся в кресле второго пилота и вытянувший перед собой длинные ноги, повернулся к ней, доедая свой пончик. Серебряная петля у него в ухе весело закачалась.

— Надеюсь, ты не против сыра, — извиняющимся тоном проговорил он. — Право, я собирался заказать только для себя, но так уж получилось, что палец у меня соскользнул и автоповар выдал два пончика!

Эллиана внимательно посмотрела на него.

— Хотела бы я посмотреть, как у тебя пальцы соскальзывают, — решила она после секундного размышления.

Даав ухмыльнулся.

— Увы, это бывает даже слишком часто. Я страшно неуклюжий!

— Не сомневаюсь, что это даже Жон подтвердит, — совершенно серьезно согласилась она, усаживаясь в свое кресло.

Она взяла чашку и, нахмурив брови, заглянула в ее красноватые глубины.

— Интересно, — подумала она вслух, — почему разведчики так любят всех кормить?

— Ну, видите ли, нас приучают уважать оперативность и устранять все то, что может помешать результативной работе. Наблюдения показывают, что человек, у которого вес тела значительно ниже оптимального, имеет пониженную работоспособность. Такие люди подвержены утомлению, нечетко мыслят и поддаются приступам страха, что не только снижает эффективность их работы, но и представляет реальную угрозу безопасности.

Она изумленно подняла голову — и встретила взгляд очень серьезных черных глаз.

— Пилот следит за своей физической формой, — проговорила она, цитируя правила Гильдии.

Даав наклонил голову.

— Конечно, — тихо согласился он. — И долг второго пилота — следить за тем, чтобы первый пилот был здоров. А товарищу положено отвечать заботой на нужды другого.

— Понимаю. — Она вернула чашку на широкий подлокотник и взялась за пончик. — Я очень долго была… в стороне от жизни, — сказала она, разламывая булочку и вдыхая сырный аромат. — Может быть, пока я ем, ты скажешь мне, нет ли у тебя каких-то идей насчет того, как лучше всего проверить работоспособность навигационного компьютера?

— У меня их даже несколько, — с готовностью отозвался он. — Но сначала ты должна сказать мне, сколько у тебя времени.

Эллиана посмотрела на часы на пульте, а потом — на своего второго пилота.

— Двенадцать часов.

— О! — с улыбкой проговорил он. — Ну, в этом случае…

Загрузка...