Пылающее сердце

1

Лана Тэннер запечатала письмо парижской подруге, отложила его на край стола и сидела, не отводя глаз от конверта, преодолевая искушение еще добавить несколько очень личных строк. Ну да пусть идет новый виток жизни, напрашиваясь на пересказ в следующем письме.

Телефонный звонок оборвал поток мыслей. Звонил отец. Далекий голос невнятной скороговоркой тщился что-то сообщить. Что-то из ряда вон важное.

— Папа, ничего не понимаю. У тебя все в порядке? Говори медленней… Что? Мне послышалась глупость какая-то… Что ты сделал? Женился?!

Лана сжимала в руке телефонную трубку, не в силах поверить в услышанное. От отца можно было всякого ожидать, но чтобы женился?..

А голос, нервный, смущенный, твердил свое. Брак по любви. Церковная церемония состоялась.

— Лана, дорогая, конечно, Доминик гораздо моложе… Она так мила, она тебе понравится, вот увидишь… Ты полюбишь ее…

Лана долго находилась в оцепенении, а когда пришла в себя, вместо голоса отца услышала короткие гудки. Она положила трубку и в ужасе обхватила голову руками.

— Во что он впутался на этот раз? — вслух простонала Лана.

Каждый раз в тот момент, когда она теряла бдительность, позволяя себе расслабиться, Уильям Тэннер впутывался в очередную неприятность. Так продолжалось долгие годы, а если быть до конца честной, всю ее, Ланы, сознательную жизнь. Порой казалось, что дочь куда взрослее отца. Нередко бывало так, что она отменяла поездку в балетную студию, чтобы лишний раз проконтролировать отца: во что одет, ел ли, не забыл ли, что сегодня репетиция, а позже очень важная встреча. А вернется, бывало, домой, чтобы проследить за этим взрослым ребенком, его, оказывается, нет у себя. Где пропадает? Помнит ли о концерте? Вечная неизбывная нервотрепка.

Женился, значит, мистер Тэннер… Его право!.. Что ж, в любом случае, это меня уже не касается, решила Лана, распрямляя спину. Что изменится, если она впадет в бешенство? Уж отца-то точно не изменить. Человеку за шестьдесят, а он себя все время ощущает юношей, едва входящим во взрослую жизнь.

Но чтобы жениться?! Отец ничего не говорил об этом, даже не намекал, что где-то отыскалась избранница его сердца. Что могло произойти за те несколько дней, пока она была в Пайктоне?

Лана открыла блокнот, куда заносила, не доверяя своей памяти, расписание всех своих встреч и список неотложных дел. Попытаемся восстановить в памяти события прошедшей недели. Посмотрим… В четверг вечером мы с папой ходили в концерт. Потом, в пятницу, я уехала на балетный конкурс…

Она разговаривала с ним по телефону в пятницу вечером, потом в субботу… Сегодня понедельник — рано утром она вернулась в Глаустер.

На протяжении всего этого времени никакого упоминания не было о женщине по имени Доминик. А до этого? Лана нахмурилась. Она абсолютно уверена, что с тех пор, как они переехали в Глаустер, отец не произносил ни одного женского имени. Доминик, Доминик… Откуда взялась эта «милая Доминик», которую надлежало Лане Тэннер полюбить?

Неделю человека не водили за ручку, не присматривали за каждым его шагом и вот, пожалуйста, — женился! О чем с удовольствием сообщает дочери. Без всякого предупреждения. Хоть бы намекнул для начала. Как он мог так быстро забыть маму? И еще ждет, что она, Лана, будет обрадована? Со дня смерти Памелы Тэннер прошло меньше года. Быстро же дорогой папочка оправился от постигшей их семью трагедии. Да и где он отыскал эту новоиспеченную жену?

Когда Лана спросила, откуда взялась неизвестная по имени Доминик, отец ушел от прямого ответа, что-то пробормотав о том, как он любил прогулки в одиночестве. Дурь какая-то! Неужели имеется в виду случайная встреча во время прогулки? Ничего себе — прогулялся! Девушка вздохнула и постаралась отогнать от себя дурные мысли. Жизнь продолжается. Пора ехать в студию.

Группа ребятишек уже ждала свою обожаемую учительницу. И им не было никакого дела до того, что у учительницы мысли витают далеко от балетного класса, а на сердце неспокойно. Лана с трудом заставила себя сосредоточиться на занятии. Провела разминку и даже порадовалась, что девчушки слишком малы, чтобы заметить ее состояние.

Девочки любили своего педагога. Подражали ей во всем и мечтали, что когда-нибудь вот так же будут стройны и красивы. Мисс Тэннер была очень похожа на статуэтку балерины из музыкальной шкатулки. Гибкая, тоненькая, длинноногая в красивой прозрачной юбочке и розовом трико.

Откуда было знать малышам, восторженно глядящим на мисс из сказки, что розовое трико скрывает ужасный шрам на левом колене, что тело их любимицы покрыто следами недавних ран. Уже не говоря о незажитой ране, оставшейся в ее душе.

Наблюдая за своими подопечными, выполнявшими упражнения у станка, Лана оперлась рукой на сиденье стула. Сегодня колено болело сильней, чем обычно. Так каждый раз бывает после нервного срыва или под влиянием плохой погоды. Сегодня соединились факторы неблагополучия. Папа «позаботился» о нервах, погода добавила от себя ноющей боли. Быстрее бы закончились эти занятия. Можно будет поехать домой, положить ногу поудобнее и ждать, когда придет облегчение.

Лана, чуть прихрамывая, подошла к магнитофону и перемотала пленку. Заиграл вальс Шопена. Она, закрыв глаза, наслаждалась прекрасной мелодией. Сегодня девушка попыталась оградить себя от лишних слез и не поставила пленку балетных шедевров. Чайковского, например. Это был любимый композитор мамы, мама любила наблюдать, как дочь танцует под удивительную музыку этого русского гения. Но сегодня не нужно Чайковского. Он стал бы лишь горьким напоминанием о том, как многое изменилось в жизни за короткий срок со дня их вечной разлуки.

Ах, мама, дорогая, может быть, даже к лучшему, что ты никогда не узнаешь о том, что твоя дочь, в светлую звезду которой так верили родители, никогда не будет танцевать ни под музыку Чайковского, ни под какую другую. Как бы переживала мать эту трагедию гибели их общей мечты!

Но, возможно, еще серьезней было то, что натворил отец. Дочь очень любила отца, но тот нередко раздражал ее своими странными выходками.

Лана взяла себя в руки и сосредоточила внимание на восьми малышках. Всем им было не больше шести лет. Они стояли в ряд, спиной к зеркалу и казались миниатюрными воплощениями Ланы в своих розовых трико и таких же балетных туфельках. Но в отличие от учительницы с ее густыми черными волосами, доходящими до середины спины, волосы детей были светлее и мягче — белые, каштановые, рыжеватые.

Занятия близились к концу, когда Лана заметила за стеклянной дверью мужчину, нервно мерившего шагами приемную. Человек походил на новоиспеченного отца, ожидающего известий в родильном доме. Странный тип. Откуда он? Кажется, со всеми родителями своих учеников учительница знакома.

Урок шел своим чередом. Но все-таки присутствие человека за дверью выбивало из привычного ритма. И ожидающим своих детей родителям, судя по всему, тоже было не по себе. Даже когда тот прекратил свое шатание из угла в угол и сел наконец, он оказался в центре внимания присутствующих. Чей он отец? Что он так мечется? Чем недоволен?

Сегодня так мало нужно было Лане, чтоб разнервничаться. Видимо, мужчина не привык ждать. Излишне резкая, возможно, оценка действий учительницы? Любой предвзятый контролер урока при желании мог бы заметить некоторые изъяны в преподавании. Когда дело касается творчества, то ничего не стоит поставить под сомнение методику коллеги.

Лана упала духом. После всего, что сегодня на нее свалилось, не хватало еще ссоры с незнакомцем.

А мамы будущих балетных звезд устремили взгляды в сторону раздраженного мужчины. Ход их мыслей можно было легко предугадать. Все посчитали, что возмутитель спокойствия не местный. Мать Клары оторвалась от шитья и беззастенчиво уставилась на необычного посетителя. Тетя маленькой Рут, прикрыв рот рукой, что-то шептала маме Риты. Город небольшой, здесь все друг друга знают. А этот — явный чужак.

Лана вела занятие, но пристальный взгляд мужчины ее несколько сковывал.

— Все встали в первую позицию! — скомандовала учительница.

Девочки тут же сложили руки овалом, и на отполированном студийном полу сомкнули свои крошечные пятки.

Прекрасно, что ее питомицам удается не обращать внимания на постороннего наблюдателя. Впрочем, ученицы действительно не замечали ничего необычного, а вот учительница нет-нет да и взглянет в сторону странного посетителя.

В очередной раз взглянула и увидела, что мужчина постучал ногтем по часам, явно давая понять, что, мол, пора закругляться. Да пошел он!.. У него свои дела, у нее своя работа. И тут разразись что угодно — занятия дойдут до своего логического завершения.

Последние пять минут занятий тянулись долго. Но у всего есть свой конец. К радости мам и к огорчению детей, урок завершился. Благодарили, не торопясь расходиться, дети; приветствовали мамы. Родители были заинтригованы присутствием незнакомого мужчины. С виду человек вполне приличный, но ведет себя, мягко говоря, нелепо.

Лана тоже насторожилась — чего доброго, мужчина ворвется в студию, как только уйдут ученицы. Но страхи порой преувеличивают опасность.

Незнакомец стоял прислонившись к стене и, видимо, ждал, когда толпа родителей с детьми рассеется.

Прошло пятнадцать минут, прежде чем ушла последняя мама с дочкой. Только тогда мужчина направился к Лане.

— Где они? — спросил странный гость. Голос был тихим, но манеры пугающе неучтивые. Брови угрожающе сомкнулись на переносице, глаза выражали едва ли не презрение. Сущий дьявол, только не хватало дыма из ноздрей. А впрочем, наружность совсем не дьявольская. Более того, вне контекста сложившейся ситуации его можно счесть даже симпатичным — песочного цвета волосы, ярко-зеленые живые глаза, черты лица правильные.

— Они? Кого вы имеете в виду? — растерянно произнесла Лана.

— Не стройте из себя глупышку, мисс Тэннер, — сказал посетитель. — Я хочу знать, куда ваш отец увез ее?

Ее? Ах, да… Если заставить себя вспомнить события дня, то можно догадаться, о ком идет речь. Она, видимо, та, кто стала новой женой мистера Тэннера, а была до этого кем-то очень важным для нахального типа, стоящего перед ней.

Лана слегка расслабилась — уже хорошо, что напрашивается хоть какое-то объяснение непонятному визиту. Теперь, по крайней мере, понятно, почему мужчина так зол.

— Как видите, мистер…

— Сейвин, Стивен Сейвин!

Лана широким движением руки обвела пустой зал.

— Как вы можете заметить, их здесь нет, мистер Сейвин. И я с той же мерой нетерпения, которую проявляете вы, тоже хотела бы знать, где они.

Нога болела, и, чувствуя необходимость сесть, Лана направилась в кабинет. Два заинтересованных человека лучше разберутся в происходящем, чем она одна.

Стив проследовал за ней и сел на стул, ею указанный.

— Полагаю, не без вашего участия все произошло, — прокурорским тоном строго произнес нервный гость.

Лана ошеломленно уставилась на сердитого мужчину, не находя слов для ответа. Она вновь ощутила нараставшее в ней раздражение выходкой отца. А тут еще этот грубиян!

Мисс Тэннер неизменно гордилась своим умением контролировать собственные эмоции. У нее накопился изрядный опыт общения с темпераментными людьми вообще, и со своим капризным отцом, в частности. Да, она умеет оставаться спокойной даже в ситуации, когда другая бы на ее месте взорвалась от негодования. Не дать выплеснуться злости, заставить себя перетерпеть любую нескладную выходку собеседника — победа над собой доставляла ей нечто, сравнимое с удовлетворением. Но сейчас вдруг так захотелось бросить в лицо незваному посетителю что-нибудь обидное, резкое. Взять бы, да выгнать наглеца за дверь! Резко, зато справедливо…

— Другого ответа и не предполагалось, — продолжал мужчина, по-своему истолковывая ее молчание. — Если вы заодно, то не можете не знать, где они. — Его пальцы нервно постукивали по столу.

— Я хотя бы потому не являюсь сообщником, что не было никакого заговора! — На этот раз Лане не удалось сохранить самообладания. Она поднялась со стула, напряженно вглядываясь в лицо мистера Сейвина. Хватит! Надоело терпеть выходки этого грубияна.

Да и вообще, кто он такой, этот Стив Сейвин? Может, новая жена отца — его сестра? Или, что тоже вполне вероятно, экс-подружка? Нет, вряд ли подружка. Отца, конечно, при желании можно счесть за очаровательного мужчину — дело вкуса, но все равно он не шел ни в какое сравнение с этим дьявольским красавцем. Пойди найди нормальную женщину, которая променяла бы такого на престарелого мистера Тэннера. Даже при условии, что мистер Сейвин лишен какого бы то ни было представления о приличных манерах.

— Если бы вы заговорили в другом тоне, я могла разделить ваше недоумение. Или, если сказать сильнее, — ваше возмущение. Но вы составили свое мнение, и, судя по всему, вас уже не переубедить. Поэтому я вынуждена сказать: почему бы вам не убраться отсюда? Ищите и найдете! Только не впутывайте меня в это дело! — Лана выпрямилась, уперев руки в бока.

— Где именно они могут быть? — не угомонился даже после отповеди мистер Сейвин.

— Отец ничего не сказал. — Она вздохнула. Вся бравада внезапно улетучилась, и Лана почувствовала себя невероятно уставшей.

— Допустим, вы не в курсе дела. Но у меня есть основания полагать, что даже знай вы, где скрываются беглецы, вы все равно ничего не сказали бы, — заявил он, стараясь тональностью голоса выказать снисходительное пренебрежение.

Ну словно прочитал ее мысли! Конечно, несмотря ни на что, Лана пошла бы на любой обман, но этому человеку не выдала бы, где находятся новобрачные. У, какой вид у него! С такого хватит и ударить от злости. Бедный Уильям Тэннер, тебе не выйти победителем, если Стив Сейвин навяжет схватку.

Но пока схватка у нее с Сейвином. Тот обвиняюще и язвительно произносит:

— Вы действительно полагаете, что вам двоим удастся одурачить меня?

— Я говорю вам правду! — с негодованием в голосе выкрикнула Лана.

Ну как этому идиоту доказать, что она говорит правду? Уильям Тэннер ни словом не обмолвился, где он. Впрочем, варианты для догадок есть, но не с сердитым же джентльменом ими делиться. Можно предположить, что дело не обошлось без затейливой старушки Джун, сестры Уильяма.

— Вам не приходит в голову, мистер Сейвин, что я, возможно, тоже расстроена? Всего лишь несколько часов назад я узнала об этой дурацкой свадьбе, а сейчас должна спорить с вами и терпеть грубое вторжение в мою жизнь!

Мистер Сейвин удивленно уставился на нее. Пожалуй, только сейчас он впервые вгляделся в лицо юной женщины, которую минуту назад готов был растерзать. Под его настороженным пристальным взглядом Лана засмущалась, неожиданно осознав всю нелепость своего костюма — прозрачная юбочка, розовое трико. Он так неожиданно навязал этот напряженный разговор, что она забыла переодеться и сейчас чувствовала себя неловко.

У собеседника тоже состоялась какая-то переоценка позиций. Не желая усмирять свое негодование, он тем не менее, кажется, исключил Лану из числа подозреваемых.

— Полагаю, с вами конструктивной беседы не получится. — Он извлек из внутреннего кармана пиджака маленький футляр, из которого достал визитную карточку. — Позвоните мне, как только узнаете что-нибудь, — приказным тоном произнес он и, бросив визитку на стол, вышел из кабинета.

— Гадкий тип, — пробормотала Лана и опустилась в кресло. Сидела тихо, желая успокоить биение сердца. Потом потянулась к столу, взяла визитку и порвала ее на крошечные кусочки. — Вот моя реакция на ваше несносное поведение, мистер Стив Сейвин! — сказала она и бросила бумажные клочки в мусорную корзину. — Жди в Сахаре снега!

Лана ехала домой по своему обычному маршруту, заведомо не самому короткому. Но уж полюбила ездить именно так, и машина, казалось, сама знала путь. Ведь дорога проходила мимо дома Тэннеров, величественного особняка, гордо возвышавшегося на мысе. Его окна выходили на реку. Здесь всегда красиво, какая бы погода ни стояла. Вот сейчас дождь прошел, исчезли хмурые тучи, выглянуло яркое полуденное солнце, лучи которого придавали роскошному белому зданию особую значительность.

Когда несколько месяцев назад Лана и ее отец вернулись в Глаустер, дом Тэннеров был сильно запущен, но недавно особняк наконец приобрел свой нынешний привлекательный вид. А работы еще не закончены. В саду до сих пор суетятся рабочие, нанятые для ремонта здания.

Однако Лана наметанным глазом смогла заметить, насколько продвинулась реконструкция. Новые хозяева, судя по всему, весьма состоятельны. Интересно все-таки, кто же эти люди, способные выложить бешеные деньги, чтобы вернуть дому его первоначальный пышный вид?

Лана нажала на газ. Сегодня нет у нее времени на обдумывание судьбы здания, поменявшего своих хозяев. Другие мысли теснились в уме. Да к тому же не хотелось, чтобы ее пристрастное любопытство было кем-нибудь замечено. Но вопреки доводам рассудка, девушку тянуло сюда, как тянет порой ребенка роскошная витрина магазина сладостей.

Каждый день, отъезжая от студии, она давала себе команду — ехать короткой дорогой. И тем не менее каждый день оказывалась у забора дома Тэннеров. Будто навещала больного друга. Свидание приносило некоторый покой: дом жив! Но находилось место и для печали: если бы не отец, этот особняк когда-нибудь мог бы принадлежать ей, Лане Тэннер.

В доме на окраине города, где они жили сейчас, было три спальни. Опрятное, ухоженное местечко, к которому Лана начала привыкать. Однако от очевидного не убежишь: их нынешнее жилье являет собой неоспоримое доказательство ухудшающегося финансового положения семьи. Особенно если сравнить его с безмолвным величием дома Тэннеров и вспомнить беспечальную жизнь до того несчастного случая.

Материально, сколько помнит Лана, семья жила хорошо. Отец, Уильям Тэннер, скрипач, играл в нескольких европейских оркестрах. Мать, Памела, была арфисткой. Однако Лана, по мнению родных и близких, оказалась самой талантливой из всех Тэннеров. К восемнадцати годам она была солисткой Королевского балета и уже исполнила все основные партии в лучших спектаклях. Творческая семья часто приглашалась на различные приемы, да и сама одаривала многих своим широким гостеприимством. Таков был образ жизни Тэннеров, который воспринимался как нечто само собой разумеющееся.

Потом несчастный случай изменил все. Внезапно и трагически оборвалась танцевальная карьера Ланы. Лишь двое из семьи вернулись в Глаустер.

Лана старалась прервать печальный ход своих мыслей, инстинктивно пытаясь защитить себя от той боли, которую они неизменно вызывали. Сегодня к постоянной боли примешалось еще одно чувство — ощущение предательства.

Как мог отец столь быстро забыть Памелу? Казалось, для него память о ней священна, а вот взял и женился на женщине, которую едва знал. Сказал, что новая жена молода. Моложе Памелы? Но ведь отец был старше мамы на целых пятнадцать лет! Неужели этот человек, знаменитый принятием сомнительных решений, влюбился в ровесницу своей дочери? Нелепость какая-то!

Лана обычно умела справляться с душевным волнением, но сейчас ничего не могла с собой поделать, хотя и понимала: терзай себя не терзай — ничего уже не изменится. Впрочем, все-таки не мешало бы поподробней выяснить, что и как произошло.

Значит, следует позвонить тете Джун. Уж эта причудливая старушка не зря славится своей осведомленностью — знает обо всех и обо всем.

Лана, переходя из комнаты в кухню и обратно, таскала с собой телефонный аппарат, постоянно набирая номер тетки. Безуспешно. Как всегда — занято. Джун на посту. Сидит разодетая в пух и прах в своем кресле и держит связь с друзьями, знакомыми, знакомыми знакомых и с вовсе не знакомыми людьми. Слава всеведущей действительно добывается в неизменных, невидимых миру трудах.

Эскиз памятника трудолюбивой Джун: на пьедестале каменное кресло, в которое навечно погружена женская фигура с головой, склоненной набок. Каменная телефонная трубка вжата в ухо и подпирается плечом. В принципе, памятник — это грустно. Пусть будет просто скульптурная композиция с условным названием — «Хочу все знать».

Часы пробили час дня. Времени достаточно. Правда, придется проигнорировать боль в колене — сейчас не до отдыха. Прими пару обезболивающих таблеток, садись в машину и — к тетке. Так будет куда больше толку, нежели сидеть, часами набирая номер, и злиться.

До дома Джун более ста пятидесяти миль. Не близко, конечно, но дело будет стоить того, если удастся встретиться с отцом прежде, чем до него доберется Стив Сейвин. Одно воспоминание об этом грубом напористом человеке заставляет нервничать.

А ну его! Еще не хватало тратить свои нервы на нахала! Итак — еду! Поскольку тетя Джун не выносит женщин в брюках, придется переодеться. Во что? Юбка цвета хаки, красная хлопчатобумажная блузка. Яркие тона Джун оценит. Чем бы еще ее умилостивить? Серьги! И покрупнее.

Девушка не была голодна, но и о еде стоит подумать заранее. Сделала сандвич с холодной курицей, листьями салата и помидором, схватила банку содовой воды. Если проголодается, поест в дороге. Главное — как можно быстрее добраться до тетки.

Машину Лана водила неплохо, так что руки автоматически делали свое дело, оставляя голове свободу раздумывать о чем угодно. А о чем ей, собственно, угодно сейчас раздумывать? Естественно, об очередной выходке отца.

Сегодня все идет не так, как всегда. Раньше она позволяла себе любоваться пейзажем, с удовольствием отмечая красоты местности, — вот сейчас за поворотом раскинется озеро, скоро замелькают высоченные сосны. В нынешнем же состоянии девушка не была настроена на спокойное созерцание красот. Впечатления дня нагрузили мозг неприятными горестными раздумьями.

Перед глазами серое полотно шоссе. Лана не любит это однообразие спрямленного пути. Особенно в последнее время. Прошло всего лишь одиннадцать месяцев после трагедии, случившейся недалеко от Парижа. Семья Тэннер взяла тогда небольшой отпуск. За рулем сидела Памела, вдруг она сделала резкий поворот влево — свернула в сторону, чтобы не сбить козу, выскочившую на дорогу, и, потеряв управление, столкнулась со встречной машиной. Смерть бедной женщины была мгновенной. Уильям отделался синяками, а Лана, дремавшая на заднем сиденье, пострадала сильно. Ее ногу зажало сплющенным металлом. Несколько недель пришлось провести в больнице. Страшные недели! Боль от полученных травм — ничто по сравнению с душевной болью: потерять мать, осознать себя инвалидом ох как было нелегко.

Когда Лана выписалась из больницы, отец настаивал на скорейшем возвращении в родной город. Ему тоже досталось! Отчаяние, в которое он впал, заставляло врачей тревожиться за его психическое здоровье. Да что там! Казалось, он пребывал на грани жизни и смерти. Он даже стал заговаривать о завещании, о том, где его похоронить.

После приговора, вынесенного врачами: танцевальной карьере конец, Лана всю себя отдала заботам об отце. Тот действительно нуждался в ней. Долгие месяцы он был донельзя угрюмым. Впрочем, стоит вспомнить — последние несколько недель в нем замечались некие проблески оптимизма.

Сколько можно жить, отдаваясь скорби? Лана не хотела выходить из состояния печали, но жизнь диктует свои законы. Действительность заявляла свои права. Сильно отрезвляющий шок: денег осталось мало. Небольшой счет в банке и минимальная страховка истощились. Те малые средства, что еще остались, Лана отважилась вложить в собственную танцевальную студию.

Какая угрюмая гримаса судьбы: отобрать у человека его же назначение и заставить передавать свой талант другим. Когда выбора не остается, легко подчиниться единственно возможному.

Больших денег студия, увы, не дала, но Лана все же могла поддерживать средний уровень жизни. И, значит, могла заботиться об Уильяме. После той трагедии он ни разу не брал в руки скрипку. Говорил, что, мол, слишком стар, что возобновить карьеру уже невозможно.

Приступая к педагогической работе, Лана вовсе не предполагала, что ее суета с юными дарованиями принесет удовольствие. Какая-то компенсация утраченного — уже хорошо. Но ничто не заменит удивительной власти над собственным телом, ничто не даст того волнения, которое охватывает актера перед выходом на сцену. Однако, посвящая своих юных подопечных в восхитительный мир танца, Лана оправилась от перенесенных травм. Только педагогическая деятельность и смогла хоть в малой степени компенсировать потери. А тут еще приглашение присутствовать на Международном конкурсе балета. Она согласилась. Это было важным решением.

Решение? Скорее — согласие с неизбежностью, но тем не менее… Ежегодные конкурсы проводились в одном из четырех городов — Москве, Хельсинки, болгарской Варне и, что просто невероятно, в Пайктоне. Пайктон приветствовал свою удачу, но втайне недоумевал — по нему ли честь? Что лишь прибавляло страсти всем балетоманам города и окрестностей.

Лану заинтриговала странная связь между родиной отца и миром балета. Когда-то мечтала принять участие в конкурсе, но высокие мечты разбились о горестную действительность.

Несмотря на прогнозы врачей, Лана была уверена, что ее нога заживет. Нельзя смиряться, нельзя расставаться с собственным предназначением. Ей казалось, что с каждым днем все меньше ощущается скованность ноги. Да, непогода тревожила, но разве эту боль сравнишь с той, что не давала ни вздохнуть, ни спать?

Но вот оказывается, что не самые трудные дни она тогда переживала. Физическая боль изматывает, отупляет, но проходит рано или поздно, а боль душевная способна множиться час от часа. Сейчас предстоит очередное испытание.

Желая нагрузить себя сверх меры, чтобы отвлечься, Лана дала согласие принять участие в деятельности жюри очередного конкурса. Безумный брак отца способен был нарушить все планы.

Ну почему так? Едва человек смирился с новым течением жизни, едва нашел себя в каком-то неизведанном дотоле деле, и снова все кувырком? Достаточно было всего лишь телефонного звонка Уильяма, чтобы повергнуть ее в смятение.

Хотелось сохранить спокойствие, уверенность в своей объективности, но не получалось. Волей-неволей напрашивались слова осуждения в адрес отца. Откуда у него подобный эгоизм? Почему думает только о себе, не заботясь о том, как его действия отразятся на близких ему людях?..

Найдя место для стоянки напротив ряда черных почтовых ящиков, Лана вышла из машины и направилась к подъезду дома тетки.

У старого Тэннера было трое детей — Уильям, Артур и Джун. Все они выросли в достатке. Семейный бизнес приносил более чем ощутимый доход. Компания грузовых перевозок Тэннера конкурентов в те годы практически не имела.

Унаследовать дело предков предстояло старшему сыну Уильяму. Его возражения, а позднее категорический отказ, родителями всерьез не принимались. Блажь возраста, рано или поздно строптивец поймет, что скрипка существует лишь для отдыха после трудного дня, посвященного увеличению капитала семьи. Но, как выяснилось, дед с бабушкой плохо знали своего отпрыска. Да и трудно было угадать в изнеженном рассеянном юноше твердость характера. Поэтому для всех стало шоком, когда старший сын Уильям Тэннер сообщил, что намерен всерьез продолжать музыкальное образование в Европе. Шаг ответственный, если смотреть с точки зрения родителей, даже жестокий, но вот ведь как силен оказался голос призвания! Ничто не могло остановить молодого человека на пути к карьере скрипача.

Партнером деда стал дядя Артур. Дед так никогда и не смог простить Уильяма и отомстил неверному сыну тем, что завещал все, и дом Тэннеров в том числе, Артуру.

К сожалению, дядя Артур не оправдал надежд своего родителя. Приняв на себя управление компанией, он закончил тем, что к моменту его ранней смерти — он умер в пятьдесят лет — кроме долгов не располагал ничем. Даже знаменитый дом и тот ушел из семьи в уплату долга.

Тетя Джун была, пожалуй, единственной из троих, имевшей деловую хватку, но во времена ее молодости подобные способности не давали женщине права претендовать на серьезное участие в делах. Поэтому Джун, как и положено, вышла замуж. По мнению самой Джун, ее брак был вполне удачным. И чем дальше уходила в прошлое горькая дата преждевременной кончины мужа, тем более удачным считала Джун свое замужество. Она, пожалуй, до сих пор хотела считать себя молодой вдовой и поддерживать ее в этом заблуждении до поры до времени охотников хватало — покойный супруг завещал тетушке приличную сумму, ради которой не грех и покривить душой. Но вдова стойко оберегала свое обеспеченное одиночество, держа связь с миром с помощью телефона.

Лана еще только намеревалась постучать в парадную дверь тетушкиного дома бронзовым молоточком в форме львиной головы, как вдруг услышала голос позади себя.

— Как я и предполагал, вы, видимо, знаете, где их найти.

Лана резко повернулась, ошеломленно глядя на стоявшего ступенькой ниже Стива Сейвина.

— Вы следили за мной! — с возмущением бросила она. Вот уж никак не ожидала, что этот тип и здесь ее догонит. Странно, что она не видела его машины. Да уж такой день выдался — все идет сегодня кувырком. Она в сердцах грохнула львиной головой об дверь. — С какой стати вы за мной следите?!

— А что мне оставалось делать? Вы явно темните. На вопросы не отвечаете. Значит, следовало, идя по вашим следам, найти наших счастливых беглецов. Кстати, следить за вами было очень нелегко, — сказал Стив. — Вы гоните с такой скоростью, словно вас ошпарили. Странно, что мы оба не опрокинулись в кювет.

Неужели правда? Лана и представить не могла, что превысила скорость. Обычно она осторожна за рулем, особенно после того рокового случая. Вот до чего можно дойти, утратив контроль над собой! Высокая скорость лишь отражала душевное волнение, связанное с нелепой женитьбой отца и, кстати, с появлением в ее жизни этого невыносимого человека, мистера Сейвина.

Дверь открылась.

— Лана, дорогая, какой приятный сюрприз! — Тетя Джун крепко обняла племянницу. — А это кто же?

— Тетя Джун, это Стив Сейвин. Мистер Сейвин, это — Джун Конрад.

— Приятно познакомиться, — галантно произнес непрошеный гость; в его голосе слышалось едва ли не веселье.

Что развеселило мистера? Возможно, он так отреагировал на то, что вынудил Лану все же представить его своей родственнице? А может быть, сам вид «молодой вдовы»? Сегодня тетя Джун многое сделала, чтобы выглядеть, с ее точки зрения, прелестной. Ее халат из бирюзовой набивной ткани развевался при ее стремительных движениях, оранжевого цвета волосы были уложены на голове пышным облаком, а в ушах красовались серьги размером с небольшие блюдца. Щеки от румян были ярко-розовыми, а пурпурные тени на веках подчеркивали небесно-голубой цвет глаз. Тетя Джун, похожая на разукрашенную сумасшедшую сказочную тетушку, непривычного к ее облику человека запросто могла, мягко говоря, огорошить.

— Ну же, входите, детки, входите. Я должна была сообразить, что вы — Стив, — сказала Джун, приветливо пожимая его руку. — Доминик говорила, что ее сын — красавец. Так и есть. Она не преувеличивала.

Джун посчитала необходимым каждого из своих гостей одарить теплым объятием, после чего, взяв обоих под локти, провела в холл.

Сын Доминик… Вот оно что… Теперь все прояснилось. Уж Лана-то могла понять весь ужас Стива, узнавшего о скоропалительной свадьбе матери. Девушка и сама чувствовала то же самое, разве что вела себя поприличней. Лана с облегчением вздохнула. Ну что ж, новость хотя бы тем ее устраивала, что давала некоторые представления о возрасте новой жены отца. Не двадцать лет — и на том спасибо.

— Я не верю своим глазам, — пробормотал Стив, оглядывая гостиную тети Джун. Да уж, тут было чему удивляться! Комната под стать хозяйке — кокетлива, ярка и до предела безвкусна.

Было предложено сесть, чем и воспользовалась Лана, вместе с теткой устроившись на чудесных стульчиках, инкрустированных слоновой костью и обтянутых алой тканью.

Гостиная была напичкана старомодными безделушками, поражало обилие картин, среди авторов которых встречались достойные имена. Викторианские лампы во множестве, ковры и коврики, бесчисленное количество стульев и кресел и множество подушек… Вдобавок ко всему, здесь была еще и клетка с попугаем. И ксилофон, на котором, как не уставала утверждать тетя Джун, она будет учиться играть. На диване царственно восседал Сим, огромный облезлый беспородный кот, на шее которого крайне неуместным смотрелся ошейник с фальшивыми бриллиантами.

— Шампанское?

Словно из ниоткуда возникла служанка, держа поднос, на котором стояли бокалы, серебряное ведерко со льдом и бутылка шампанского. Она поставила все это на стол, напротив Джун, и быстро исчезла. Не ожидая никакого согласия своих гостей, тетка взяла бутылку и наполнила бокалы игристой жидкостью.

Стив продолжал стоять. Он замотал головой, отказываясь от предложенной выпивки, но у тети Джун были свои законы. Она встала, подошла к молодому человеку и поставила бокал на мраморную каминную доску у его плеча. Гость с удивлением уставился на экстравагантную хозяйку. Лана почувствовала некоторое облегчение, оттого что внимание Стива полностью переключилось на тетю Джун.

— Где они? — спросил мистер Сейвин. В голосе послышались прежние неучтивые, если не сказать грубые, нотки.

— Выпей немного шампанского, дорогой, — проворковала Джун и жестом указала на стул. — Сядь и расслабься. У нас будет время обсудить ситуацию.

Слова пожилой женщины звучали успокаивающе, но не произвели никакого впечатления на раздраженного гостя. Казалось, тот вот-вот взорвется от негодования. Тем не менее, хоть и с неохотой, он бокал с шампанским все же взял и даже сделал пару глотков. Но так и не сел.

— Где они? — вновь спросил он, на этот раз его голос прозвучал спокойнее.

— Молодоженам нужно побыть вдвоем. Как говорится — третий лишний. — Тетя Джун почесала кота за ухом, и Сим прикрыл глаза от наслаждения. — Уверена, что они свяжутся с вами на следующей неделе.

Сейвин был явно разочарован. Он рвался чуть ли не в драку, а тут ему дают понять, что поле боя будет готово еще не скоро. Он поставил свой стакан обратно на каминную полку и громогласно заявил:

— Вижу все вы, Тэннеры, заодно. Не стоит провожать меня, миссис Конрад. Спасибо за шампанское.

Стив направился к выходу. Странно, что еще дверью не хлопнул. От такого всего можно ждать.

Лана встала и выглянула в окно. Было видно, как Стив Сейвин быстро пересек улицу. Он весь просто исходил злостью. Вот остановился, мрачным взглядом окинул дом миссис Конрад, покачал головой и сел в свою машину. Рванул с места и вскоре исчез за углом. Только тогда девушка почувствовала себя в сравнительной безопасности; она повернулась к тете Джун и тихо спросила:

— А действительно, где они?

— Ну, Лана…

— Никаких «ну, Лана», тетя Джун! Ты же прекрасно знаешь, где они. Уж я-то всегда могла угадать, когда ты желаешь соврать.

— Я не вру, — обиженно произнесла Джун. — Я только сказала, что молодожены хотят побыть немного вдвоем.

— Они здесь, не так ли? — Лана направилась к лестнице. В этот момент на верхней площадке лестницы и впрямь появился отец.

— Он ушел? — спросил Уильям.

— Да.

— Хорошо. Доминик еще не готова встретиться с ним. Она никак не ожидала подобной реакции со стороны сына.

Судя по всему, и сам мистер Тэннер не горел желанием встретиться со Стивом. Удивительное единодушие в молодой семье!

— Скажи ей, что уже можно спускаться, — заявила тетушка. — Нам предстоит допить шампанское, а то Лане нужно засветло вернуться домой.

Странное создание, эта тетушка Джун. То прикидывается шаловливым ребенком, то проявляет чудеса взрослой мудрости. Как она одной фразой все расставила по местам! Значит, сначала пьем шампанское. Естественно, за здоровье молодых. С бокалом в руке не до выяснения отношений. Но заранее предполагается, что, мол, выпьешь и катись отсюда побыстрее. И все так мило, вежливо, даже игриво.

Не волнуйтесь — уеду. Вот только еще один шок придется пережить — встретиться с новой женой отца. Лана сделала большой глоток шампанского, чтобы успокоить нервы, и чуть не захлебнулась шипучей жидкостью, когда отец вошел в комнату, ведя под руку женщину, про которую, как там ни злись, можно сказать одно — она прелестна.

— Дорогая, я хочу, чтобы ты познакомилась с моей Доминик. — Уильям светился гордостью.

Доминик освободилась от его руки и направилась к Лане. Подойдя, она поцеловала девушку.

— Здравствуй, дорогая. Я очень хотела познакомиться с тобой. Мне очень жаль, что тебе пришлось столкнуться со Стивом. Я думала, он все еще в Европе, и не ожидала, что он так быстро узнает новость. Я попросила Стива связаться с тобой, чтобы убедиться, что у тебя все в порядке после отъезда Уильяма. Но никак не думала, что Стив сделает это немедленно. — Она взяла руки Ланы в свои и вопросительно взглянула на Уильяма. — Полагаю, мне нужно было спуститься и поговорить с ним?

— Ничего хорошего из этого не вышло бы, дорогая. — Мистер Тэннер пересек комнату и встал позади жены, положив руки ей на плечи.

Боже мой, как же хороша эта женщина! Теперь становится понятным скоропалительная любовь отца. Какая необычайная внешность — прелестная блондинка со спокойными манерами южанки, мягкая, удивительно женственная. Миниатюрна, ростом не более пяти футов, но не худа. В ней угадывается некоторая сексуальность. А глаза… Зеленые, как у Стива, только у того они сверкали ненавистью, а у этой приветливо улыбались. В уголках глаз залегли крошечные морщинки, как это обычно бывает у людей, часто улыбающихся.

Однако, как ни мила новоиспеченная миссис Тэннер, Лана не могла преодолеть обиду на отца. Почему так поспешно женился? Почему это делалось тайно?

Девушка подняла глаза на Доминик и тут же отвела их в сторону. Надо же! Как эта женщина похожа на мать — белокурое повторение темноволосой Памелы.

Отец надеется, что Лана одобрит их союз. Но как он не понимает, насколько иллюзорны его надежды! О каком одобрении может идти речь, если еще так свежа душевная боль от утраты матери? И он хочет, чтобы дочь продемонстрировала радость при встрече с женщиной, так неожиданно занявшей место Памелы?

— Мы просто должны дать моему сыну побольше времени, — говорила Доминик Джуне. — Уильям прав — лучше не встречаться с ним до тех пор, пока он не смирится с неизбежным. В конце концов, я уверена, все будет хорошо.

Ах, ах, как мамочка заботится о своем сынишке. Дать мальчику время очухаться, и избалованное дитя смирится и упадет в родительские объятия… Неужели не видит, что вырастила вздорного, самолюбивого грубияна? Таким он и останется навсегда.

— Вообще-то, — продолжала Доминик, — Стив — единственный, кто вдохновил меня на повторный брак, правда, он сам подобрал мне жениха — своего бухгалтера. — Она любяще улыбнулась Уильяму, потом повернулась к женщинам: — Бухгалтер Стива — прекрасный человек, но я никогда не могла представить нас вместе, особенно после того, как познакомилась с Уильямом. — Женщина тихо засмеялась.

Тэннер взял жену за руку. Он, казалось, просто сражен ее обаянием. А Лана, глядя на счастливую пару, никак не могла заглушить в себе боль. Доминик словно прочитала ее мысли и успокаивающе погладила девушку по плечу.

— Дорогая, я знаю, как это тяжело для тебя. Ты простишь нас за нетерпение? — Ее улыбка ободряла.

— Только ведь нечего прощать, правда, Лана? — прервал отец жену. — Жизнь продолжается. Моя дочь прекрасно все понимает…

Твоя дочь много чего понимает! Твоя дочь сейчас еле сдерживает крик. Ей больно, понимаешь, папочка? Она задыхается от боли! Но кричи не кричи, чего добьешься? Только обидишь людей… Да, жизнь продолжается, ты прав. Рано или поздно кто-то все равно около тебя появился бы, папа. Но почему же так рано?

Лана с трудом выдавила из себя слабую улыбку, которой оказалось вполне достаточно, чтобы отец остался доволен.

Уильям явно был удовлетворен реакцией дочери. Во всех жизненно важных ситуациях он считал себя правым, не очень беспокоясь о близких. Мне хорошо, значит, и им тоже. Удобная позиция. Но Лана оставила при себе свои чувства и простила отца. Как всегда…

Очень сомнительно, что Стив Сейвин будет так же покладист, как она. Несмотря на уверения Доминик, что сын привыкнет к мысли о ее браке, он, судя по всему, не из тех, кто быстро остывает. Есть даже серьезное подозрение, что сыночек сделает все, что в его силах, лишь бы причинить неприятности молодоженам.

Лана отставила полупустой бокал с шампанским и попрощалась. Тетя Джун права: если нужно добраться домой засветло, то пора выезжать.

— Мы останемся здесь на день-два, а потом поедем в круиз по Средиземноморью, — сказал отец и поцеловал дочь в щеку. — Через несколько дней мы позвоним тебе, дорогая. Спасибо за твое умение все понимать.

После объятий и поцелуев Лана наконец поехала домой. И вновь, оказавшись в одиночестве, почувствовала ноющую тоску.

Допустим, два человека невзначай встретились, полюбили друг друга и началась у них новая, можно надеяться, счастливая жизнь. А подумали счастливчики, что их новая жизнь полностью ломает другие судьбы? Ее судьбу, в частности. Да и судьбу этого нервного типа Сейвина гоже. Где, спрашивается, Доминик и Уильям собираются жить? Потеснят Лану? Хорошенькая перспектива: жить в маленьком доме двум чужим друг другу женщинам, ревниво оценивая поведение мужчины, так нескладно соединившего их под одной крышей. После всех испытаний, которые выпали на долю Ланы, хотелось покоя. Мало ли, что тебе, дорогая, хотелось. Папочка распорядился по-другому…

Папа, папа, ты счастлив и думаешь, что все разделяют эйфорию твоих чувств. «Моя дочь прекрасно все понимает…» Нет, далеко не все. Неужели нельзя было спросить дочь, как, мол, твоя нога, девочка? Болит? А она соврала бы в ответ: нет, папа, все в порядке. Но ты не дал ей возможности благородно соврать. Ох, как болит эта противная нога! Как болит. Скорей бы вернуться домой!