Архип
Несколько дней прошло с момента попытки пробраться в святая святых — между сладких бедер соседки.
Несколько дней упорного игнора, демонстрации напоказ, а она — черт, как будто леди железная, не сдается.
Еще и колхозным жеребцом обозвала, фифа!
Заноза городская.
И до чего гордая и упрямая, аж зло берет.
Видно же сразу: не справляется.
Не выходит у нее порядок в старом доме навести. Там крепкая мужская рука требуется, а не вот эти рюшечки-цветочки.
Но упрямая Людмила не сдается, шуршит от рассвета и до заката. а потом все окна запирает крепко. Можно, конечно, и поиграть в домушника, но что-то меня останавливает от подобной наглости.
Или зря я тоже на принцип пошел?
Может, и не стоило так сразу — в трусы.
Но меня как будто перемкнуло: тушите свет.
Жизни нет, хочу эту бабу.
На нее так стоит, что аж яйца звенят, как колокола.
Тело зудит, кожа горит, из мыслей змея не выходит.
И до чего аппетитная, звездануться можно!
С утра стало в порядке вещей передергивать под ночные фантазии, но надолго не помогает.
Прибор все равно стоит колом, весь в мыслях о ней.
О Людке.
Вспоминаю, какая она сочная между ножек, как дрожала под моими пальцами. Какая у нее грудь — большая, упругая, в ладонь так и ложится. Член аж дымится, чувствую ее даже на расстоянии, как будто ее персональный запах въелся в кожу и не выветривается.
Хочу ее.
Так, что аж кроет…
Видел сегодня — в растянутых трениках, босиком, волосы пучком, без этого городского макияжа.
Стояла задом к верху, полола грядки.
Меня аж скрутило, в штанах все разбарабанило.
Опустил руку, потянулся к дымящемуся агрегату, стоя у окна на втором этаже.
Стиснув зубы, запустил руку в трусы, сжал член, принялся гонять, фантазируя, как подхожу сзади, обхватываю эти бедра и толкаюсь-толкаюсь…
До упора.
С разгона!
Не щадя…
Член бы в ее узкой дырочке кайфовал, как на райском отдыхе…
Надолго меня не хватило, кончил обильно, стиснув зубы.
Небольшая эйфория, а потом — откат и злость: что, я, пацан, на женщину втихушку дрочить?
Шаги делать надо.
Или просто с другой перепихнуться?
Тут кандидаток — хоть отбавляй, но взгляд сам к ней льнет, как намагниченный.
Пусть без ярких нарядов, но все равно манкая, зараза.
Впервые меня на такие формы потянуло — не на худышек с накачанными губами, а на нее, с ее крутыми бедрами и грудью, от которой слюнки текут.
И ведь я точно знаю, что я ей тоже по вкусу пришелся.
Чувствовал это.
Притяжение на грани невозможного, отклик каждой клеточки тела, биение сердца, запах…
Сладкий, влажный зной…
Людмила делает вид, что не интересуется мной. Но я каждый ее взгляд ловлю — украдкой, из-за занавески, из-за угла. И от этих взглядов мне становится еще жарче.
Наверное, целую неделю мы играли в гляделки.
Я уже весь двор в порядок привел, и кровлю отремонтировал, еще кое-что по мелочи…
А она все — ни в какую.
Игнорит меня!
Потом я первый не выдержал.
Пришел с миром.
Как цивилизованный человек, постучался, прежде, чем калитку распахнуть. Но она не услышала моего приближения.
— Людмила.
Она аж подпрыгнула, обернулась — глаза горят, но делает вид, что не рада.
— Что ты здесь забыл?
— Поздороваться пришел.
— Ну, поздоровался. Молодец.
Вот зараза!
Зубастенькая… Синяк на плече только бледнеть начал.
Я не привык перед женщинами извиняться, но трахатья хотелось так, что аж уши в трубочку сворачиваться начали.
Трахаться именно с ней, а не с кем-то еще. Поэтому я продолжил диалог, который мне давался нелегко:
— Мы не с того начали.
— Слышала уже, — отводит взгляд.
— Ты чего злая такая?
И неприступная, добавляю мысленно.
— Некогда мне, я баню хочу затопить.
Фуфло.
Это не баня, это древний, ветхий сарайчик с дырявой трубой, где последний раз парились, наверное, еще при царе.
— Давай ко мне. Затоплю тебе баньку, попаришься…
Фантазия сразу же нарисовала, как я парить буду. Ох, как бы ее отпарил хорошенько…
— Нет! — Людмила попятилась, не сводя с меня пристального взгляда. — У меня своя есть.
— Да ты хоть знаешь, как ее топить?
— Знаю, конечно. Не первый раз.
Мне кажется, сейчас она просто упрямилась.
Из вредности!
Но что мне было делать? Не тащить же к себе насильно средь белого дня.
Пришлось уйти.
Сначала даже показалось, что Людмила бросила свою затею.
Но потом, ближе к вечеру, смотрю — из ее бани дым валит — черный и густой.
Валит отовсюду, только не из трубы.
Черт, ну ясное дело…
Говорил же, эту баню сто лет никто не топил!
Дуреха чуть ли не спалила все к черту.
А если надышится этим угарным газом?
Вот же вредная упрямица…
Бегу туда, задержав дыхание.
Сразу — в баню.
Ныряю в клубы едкого дыма, с трудом разглядываю фигурку, мечущуюся беспорядочно.
Ясно, запаниковала.
Тащу ее на себя, крепко схватив.
Вываливаемся на свежий воздух, легкие горят.
В горле — ком.
Соседка, дуреха, вся в саже, кашляет, глаза слезятся.
— Ты чего, с ума сошла?! — ору. — Сказал же, эту баню лет сто никто не топил! Хоть бы у знающих людей спросила, как быть, если сама не умеешь!
— Сама справлюсь! — пытается отпихнуть меня. — Ой. Кажется, огонь не туда пошел, куда надо, — прошептала она, смотря мне куда-то за спину.
Я хватаю ее за талию, оттаскиваю подальше, сам лезу тушить начинающийся пожар.
Благо, шланг с водой неподалеку валялся, быстро все потушил.
Через десять минут все было в порядке.
Пожар потушен.
Раритетная баня цела, только чуть подкоптилась.
По-хорошему, снести надо эту старую баню и новую построить…
Да и вообще, тут работы — непочатый край.
Люда стоит рядом, перетаптывается с ноги на ногу, губы надула.
— Спасибо, — буркнула, смотря куда-то в сторону. — Но я бы сама…
— Да прекрати ты уже, — перебиваю. — Сама? Сама бы только угорела! Ты мне еще нужна… целая.
Она замерла.
— Это… намек?
— Не намек, а факт, — подхожу ближе. — Ты же знаешь…
Едва не сказал, мол, знаешь же, чего я хочу.
Но вовремя исправился: женщины же ушами любят.
— Ты мне очень понравилась.
Пах заныл от огня, который полыхнул в ее взгляде.
Заводная, недолюбленная, роскошная.
Хозяйственная, это важно.
Ох, кто же такое счастье потерял? Да не плевать ли, в целом?
Главное, что я ее из вида не выпущу.
— А я тебе уже сказала «нет».
— Не нравлюсь, что ли?
— Нет.
— Врешь.
— Почему?
— Потому что твои глаза говорят «да».
Она закусила губу.
Я подошел ближе, наклонился, обхватил ее затылок, притянув к себе.
— Архип… — шепчет она.
Сопротивляется, упершись ладонями в грудь.
Но слабо.
Ох, какая…
Губы как сочный, свежий мед с горчинкой из-за дыма, волосы под пальцами струятся.
Все ее изгибы тела просятся под ласку мужской руки.
Не удержался, тиснул за грудь, за попу…
Аж ладонь снимать не хотелось — до чего роскошный зад. Прижался теснее. Ноющим членом к ней.
— Архииип… — промычала со стоном.
— Молчи, — хрипло отзываюсь в ее губы. — Есть между нами искра притяжения, зачем ее гасить?
Пальцы нащупали затвердевший сосок через два слоя ткани.
Горячая штучка…
Отзывается стоном на мимолетную ласку, дрожит.
Целую ее глубже, она под меня аж прогибается вся.
Если бы не божий вечер, который был еще светел, я бы ее прямо здесь уложил, на тропинке, устланной резиной.
Разложил бы и вошел хорошенько.
Не отпустил бы.
Не посмотрел на фальшивые протесты.
Взял бы свое…
Но тут полно любопытных взглядов, а наши поцелуи и предварительные ласки — прямо уже, за гранью.
— Ко мне.
Не прошу.
Приказываю.
И она… позволяет себя увести.