Людмила
— Сука жирная, выметайся!!
Дверь с грохотом влетает в стену.
Из нее аж вылетает кусок гипсокартона.
— Ты что творишь? Мы эту хату снимаем! — ахаю я.
На пороге спальни зверем замер Данил.
Здоровый, злой, рожа красная, как помидор.
Глазки маленькие, как у бешеного кабана.
— Выметайся… — ноздри трепещут. — Мразь последняя. Мозг совсем зарос салом, жирная тварь?!
Он делает шаг вперед и переворачивает комод возле кровати.
— Это ты мне изменил!
— ИЗМЕНИЛ?! — запрокинув голову, он лает, как шакал. — Изменяют тем, кому любят, тем, с кем по-настоящему состоят в отношениях, а ты… Просто удобная, одобренная мамой… подстилка! Никогда я тебя не любил. Никогда! И как же мне было мерзко между твоих ног… — кривится… — Буе!
— Замолчи! — стискиваю кулаки.
Он отходит в сторону и бьет кулаком по зеркалу, установленному на полу.
Между прочим, все это куплено на мои деньги, эти вещи переехали из моей старой квартиры.
— ПОШЛА ВОН! ЖИРНАЯ ЖАБА! СВИНОМАТКА! — орет он. — Пока я тебя не придушил. И знаешь, ты такая жирная, что даже руками тебя придушить не получится, надо будет проволоку на твою свиную шею набросить и только так… душить.
Высказав это, он тяжело дышит, опершись рукой о стену.
Второй ладонью растирает грудь в районе сердца.
— Ты на хрена маме все это показала? На хрена? Ее в больницу увезли. С приступом! Ее жизнь на волоске. Умрет — на твоей совести это останется, так и знай. А теперь… Выметайся. Выметайся! — повторяет глухим голосом.
— Ольге Борисовне плохо стало? — ахаю я. — В какой она больнице?
— А тебе зачем? Добить старуху? Выметайся!
Данил еще раз на меня взглянул так, что я решила не искушать судьбу.
По правде говоря, когда Данил пришел, я и так собирала вещи.
Только не свои, а его.
Ведь именно я нашла нам эту квартиру, когда свою продала. У мамы своей Даня жить не хотел, так что вот так мы решили: жить отдельно!
Еще я буквально позавчера оплатила квартиру на месяц вперед.
Со своих денег.
Из нас двоих уйти должен был он, а не я.
Но я не осмелилась сейчас спорить: потому что таким злым я не видела Данила никогда.
И, наверное, меня глушило чувством вины: в пылу мести я не подумала о том, как на старой женщине скажется видео, которое я ей показала.
Запоздало понимаю: это был сокрушительный удар в самое сердце!
Но думала ли я об этом тогда? Нет, разумеется!
Поэтому я предпочла быстро собрать свои вещи, самые необходимые, и поспешно уйти.
Да, он меня продавил, признаюсь.
В этот момент я была слаба и уязвлена морально: ведь еще утром я любила и верила, что любима…
Но случайная встреча днем разрушила эти иллюзии.
Мне было больно, так больно, как не было даже когда умерла моя мама, а папа — так тот давно скончался, от сахарного диабета, я еще в школе училась.
Да, я ушла, можно даже сказать, убежала, трусливо поджав хвост.
Вслед мне неслись проклятия, и это было только самое начало моих бед.
Потом неприятности посыпались на меня как из рога изобилия.
Умерла любимая бабушка, мне пришлось мотаться из города в деревню и обратно, договариваться с соседями, чтобы он присмотрели за ее домиком, пока я решаю дела в городе.
Следующим этапом моих неприятностей стало увольнение с работы.
Я проработала бухгалтером больше шести лет, сразу после универа туда устроилась.
По знакомству, через приятелей Дани.
По знакомству пришла, по знакомству и вышвырнули, с такой отвратительной характеристикой, что придется свою трудовую прятать, как волчий билет.
Но и это меня не сокрушило.
Меня подкосило другое: Данил был одержим жаждой мести.
В нашей переписке я иногда слала ему интимные фото, он сам просил.
Теперь эти фото были в его руках, и он распорядился ими самым гнусным образом: разместил их на сайте знакомств с самыми мерзкими характеристиками:
«Люблю секс, обожаю анал. Выезжаю на оргии»
Это был не просто удар в спину.
Он меня этим уничтожил: еще и листовки с моими фотографиями по району расклеил.
Меня узнавали, надо мной смеялись…
Я не выдержала подобного позора и просто решила уехать.
Куда?
Вариант был только один: в глухую деревню «Новосельская» !
Триста пятьдесят километров от города, минимум контактов, старый домик бабушки…
И целое лето впереди, которое я надеялась потратить на то, чтобы отремонтировать домик, залатать израненное сердце и найти в себе силы жить дальше.
***
Спустя полтора месяца
Деревня «Новосельская»
— Людк, а Людк…
— Ну, чего тебе, дядь Митяй? — беззлобно спросила у местного алкаша-сапожника.
Время семь утра, а он уже ошивался у местного магазинчика и стрелял мелочь на сигареты и выпивку.
— Новости хошь? Закачаешься! — улыбается, гоняя зубочистку из одного угла рта в другой.
— Какие еще новости?
— Нууу… Так я тебе сразу не скажу. Полтинник давай.
— Дядь Митяй, какой полтинник? Я везде карточкой плачу.
Алкаш ловко достает из кармана дешевый китайский телефон:
— Аппарат видала? Хуйляо какой-то.
— Может быть, хуавей?
— Может быть, хуявей. Их, китайцев, не разберешь. Короче, я теперь и переводами принимаю, во че! — гордо произносит. — Новости тебе, между прочим, сгодятся.
— Да господи, не отвяжетшься ведь?
— Отвяжусь, у других на пиво стрельну. Потом мимо дома твоей бабки пойду, обоссу тебе георгины, — пригрозил он.
Обоссыт или не обоссыт, черт его знает!
Так-то он беззлобный и иногда даже полезный: тяжести перетащить, разобрать мусор. Бабушка была совсем старая и за порядком уже не следила, а еще у меня на заднем дворе дрова хорошо бы порубить, так что…
Помощь от алкаша еще могла мне пригодиться, ссориться с местным не хотелось.
Поэтому я отправила ему перевод.
Алкаш дождался подтверждения перевода.
— Есть платеж, — кивает. — В общем, слушай. Эксклюзив. Новость для тебя, так вообще, номер один.
— С чего это сразу, для меня?
— Так ты же у нас баба незамужняя и одинокая, к тебе даже наш Святой Валентин не захаживает, а его агрегат у местных дам спросом пользуется. Так шта… — подмигивает. — На ус мотай, а потом дуй домой… Ноги брить, ресницы клеить, все дела. Ну и платье можно не в пол, а покороче.
Что? Сердито смотрю на выпивоху в растянутой тельняшке и теплых калошах с мехом, даже летом в них ходит.
— Дядь Митяй, ты сейчас договоришься у меня. Чего ты меня задерживаешь? Новость-то где?
— Вот бабы, а! К делу поближе, а поговорить с хорошим человеком? Эххх… Ладно, полтинник я получил, слушай. Кое-кто приезжает. Лужников Архип. Поняла? Сын Лужниковых, соседей твоей бабки.
— А что, там соседи есть? Я за бурьяном и не заметила.
— Приезжает, зуб даю. Мужику за сорок. Хорош. Бабам такие нравятся. В разводе. Понимаешь? Шанс твой. Ну все, Людк, давай. Я дальше пошел новостью торговать.
— Чегооо? И в чем тогда эксклюзив?
— Дай пятьсот рублей, я до завтрашнего утра никому, кроме тебя, больше не скажу. Он сегодня вечером приедет. С автобусом. У тебя будет фора, понимаешь?
— Да ну тебя, дядь Митяй. Я от одного такого в деревню скрылась. Не нужны мне мужики эти.
— Ты не по девочкам, случайно? Минздрав предупреждает: это как бы сейчас осуждается… — затрындел.
— Все, пошла я.
— Не дашь пятьсот рублей?
— Не дам, извини, дядь Митяй. Я тебя тысячу дам, если ты мне поможешь…
Я даже договорить не успела, а он уже — руки в брюки и кепку задвинул повыше:
— Тюююю… Что мне твоя тысяча? Я сейчас пятьсот сделаю. Не прилагая усилий, и завтра в несколько раз больше заработаю. Потому что я этого Архипа вот с таких лет знаю, — показывает ладонью от земли. — Привычки, сплетни, то се… С кем спал, с кем не спал. Да бабы за такие подробности еще аукцион устроят! Ну все, Людк, давай. Пошел я!
****
На день у меня было запланировано много дел, а вечером я собиралась чердак проверить: бабушка говорила, там инструменты лежат. Мне бы пригодились.
О новостях Митяя и думать забыла.
Приставила довольно шаткую деревянную лестницу к стене дома, полезла наверх.
Действительно, инструменты лежали там: огромный ящик. За один раз не утащишь, придется несколько рейсов делать. Я нагрузила в ведро часть инструментов.
Принимаюсь спускаться вниз, придерживаясь за лестницу одной рукой.
И вдруг…
В ленивой, жаркой деревенской тишине раздается громкий, пронзительный звук.
Мощный рык, тарахтение.
Потом…
БУХ. БУХ!
БАМ!
Совсем рядом со мной.
— Мама. Мамочки, стреляют, что ли?!
Я ахаю, взмахнув руками.
Ведро с инструментами летит вниз.
Лестница подо мной коварно зашаталась, и через миг я… тоже полетела вниз.
Вниз головой.
Лететь невысоко, но здесь бетонная отмостка вокруг всего дома.
Ой, мама, что будет! Скоро увидимся на том свете…
Летела вниз я совсем недолго, но… страшно.
Мое падение вдруг резко замедляется. Меня дергает, и я понимаю, что вишу вниз головой.
Часть сарафана замоталась вокруг груди и головы.
Кое-как освободив лицо, я понимаю, что задняя часть сарафана зацепилась за ржавый гвоздь.
Именно на нем я и вишу.
Вниз головой.
Задница сильно ноет, горит. Кажется об этот гвоздь я распорола себе зад и… трусы.
Трусы тоже зацепились за крючок и сейчас болтались на моих ногах, держась на гвозде.
И вся эта конструкция держалась, можно сказать, на одном честном слове.
— Ма-ма, — произношу я, икнув от страха.
Что же делать?
дернуться вниз и полететь, разбиться голову?
Или как-то… что-то…
Ой, мама, не знаю даже!
На помощь позвать? Стыдоба!
И вдруг я понимаю: кто-то идет в мою сторону.
Под тяжелой поступью незнакомца похрустывает гравий.