Людмила
Спустя несколько лет
Я просыпаюсь от того, как губы мужа скользят по моей шее — горячие, нетерпеливые.
— Архип… — пытаюсь протестующе его придержать за плечи, но он уже перекрывает мне рот поцелуем.
Его руки — грубые, привыкшие к работе, — сейчас осторожны и внимательны, как никогда. Скользят по моим бедрам, поднимают ночнушку, заставляют кожу гореть под прикосновениями.
Трусики через миг сбиты в сторону, подушечкой пальца он ласкает меня, разогревая для утреннего секса.
— Ты сегодня особенно вкусная, — хрипит он мне в ухо.
Его каменная эрекция нетерпеливо упирается мне в бедро.
— Это потому что ты сегодня особенно нетерпеливый, — смеюсь я, но смех обрывается, когда его пальцы находят то самое место.
Он знает меня. Каждый изгиб, каждую точку, каждый стон.
И мастерски использует это.
Через несколько мгновений я уже не могу думать, не получается.
Лишь чувствую.
Его — внутри себя.
Горячее, сильное тело — поверх моего, его запах, заполняющий все вокруг.
С каждым движением он заставляет меня терять рассудок.
Медленно. Глубоко.
Дразнит.
Распаляет.
Тормозит.
Снова разгоняется, вынуждая меня стонать и выпрашивать.
— Ты… ты специально… — задыхаюсь я.
— Ага, — он ухмыляется, ускоряя ритм. — Люблю, когда ты так дрожишь.
И я сдаюсь первой.
Снова сдаюсь первой, кончая ярко и сильно.
Тысячи искр за закрытыми веками.
Архип успел выйти, пометив мой живот и грудь, но…
Перед тем, как рухнуть сверху, спрашивает:
— Может быть, нам пора задуматься о третьем ребенке?
Он ложится рядом, прижимает к себе.
За окном просыпается наша деревня.
За эти несколько лет она сильно изменилась, разрослась и больше не напоминает место, откуда хочется бежать со всех ног.
За окном вовсю кипит деревенская жизнь, слышны разговоры прохожих.
У нас в комнате царит идиллия и любовь.
Свое счастье.
***
Год спустя
— Пап, а Маша говорит, что аисты детей не приносят! — кричит с порога наш старший сын, пятилетний Егорка, весь в царапинах и счастливый.
— А кто тогда? — интересуется Архип.
Я смотрю на старшую дочь: сидит в наушниках на кухне, сосредоточенно рисует осенний лес. Она учится в художественной школе и делает большие успехи. Средний сын увлечен хоккеем, насколько это возможно в силу возраста, а младшая дочь, Ариша, еще совсем крошка.
Она лежит в люльке электронной качели и деловито сосет пустышку в перерывах между кормлениями.
— Папа, не врать ребенку! — кричу я из кухни, но сама смеюсь.
Архип подходит, целует меня в макушку, одной рукой обнимая за талию.
— Ну и что, что не аисты. Зато я знаю, как они получаются, — подмигивает муж, склонившись над люлькой.
— Архип! — фыркаю я, но он уже целует меня в губы, а Егорка зажмуривается:
— Фу, опять! Они целуются. Да сколько можно?!
Маша снимает наушники:
— Ты тоже будешь целоваться, когда женишься…
— А ты, когда замуж выйдешь. Бе-бе-бе, и твоя комната станет моей. И все краски, и все…
— Мама, я не дам ему свои краски, скажи! Ты ими малюешь!
Ох, у нас, как всегда, дом полон шума и голосов детей.
Но этот шум — такой искренний теплый.
Я бы не променяла наши шумные будни ни на что другое.
И я ни разу не пожалела, что однажды решила махнуть в деревню.
Всего лишь на лето, думала я.
Но вышло, что я обрела там свое счастье и осталась…
На всю жизнь.