Работа над ошибками (СИ)

Глава 25

— Памперсы, Стас, бывают разные. Японские — самые лучшие, кожа ребенка в них дышит. Эти, собаки, самые дорогие. Поэтому Дианка предпочитает заказывать корейские, но они закончились очень быстро — обычно хватает подольше. Короче, не специалист я по ним… — Димыч и Стас стояли около большого количества полок в супермаркете, заполненных упаковками памперсов, и с недоумением их рассматривали.

— Еб. ть, Стасон. Че выбрать-то, а?

— Если б я знал…

— Дианка сказала: «Пойди купи памперсы». Какие-то с синеньким…а что с синеньким? Может, и не с синеньким…

— Я бы лучше прополз крокодильчиком десяток километров, чем памперсы помогать выбирать тебе, Димыч. Мы здесь минут десять, а нужные никак не найдем. Башка раскалывается от этой дребедени. Короче. Звони Дианке.

— Ага, звони. Она скажет, что я дебил. Жена мне пять раз название повторила. Забыл.

— А записать? — хмыкнул Стас.

— Я еще не в полном маразме, отвали.

— Тогда звони давай. Не мучайся.

Димыч вытащил телефон и несмело набрал номер.

— Диан, я тут в магазине со Стасом…

Стас чуть отошел от полок. Димыч позвал его в супермаркет после тренировки. Неплохое дело. Заранее подкупить продуктов на дачу, можно полуфабрикатов и того, что готовить не нужно, чтобы не париться. Они с Вероникой договорились уехать в субботу днем, а в воскресенье вечером — вернуться. Четыре приема пищи плюс мелкие перекусы, если брать по максимуму, подсчитал Стас по старинной армейской привычке. Напрягать Веронику не стоит, пускай отдыхает от своей работы. Не забыть еще консервы проглоту! Чем больше, тем лучше. Чтобы не смотрел голодными глазами и не скулил.

От воспоминаний о Веронике Стаса начинали обдавать какие-то теплые волны. «Мне бы все равно понравился ты, не он». Спорное заявление, но сердце оно согревало.

Он ей нравится, и нравится сильно — Стас убедился в который раз. Значит, мормона можно легко задвинуть на задний план, а лучше — выкинуть из ее жизни. Чтобы даже не вспоминала о докторе и его ребенке.

Ребенке… Несколько раз у них был незащищенный секс. В последнюю встречу Стас стал пользоваться презервативами, чтобы уж совсем козлом не быть и не подставлять Веронику. Он ей и напомнил о прошлых разочках. «Нечего страшного, — отмахнулась Вероника, — не переживай, Стас. Чтобы ребенка сделать, столько времени надо стараться…» В ее глазах Стас разглядел тоску. Бедная маленькая девочка, что ж тебя так к земле-то прижало…

Стас до спорных памперсов набрал полтележки продуктов, отметив после детских товаров подойти в отдел с собачьими кормами. Димыч наконец определился с упаковкой и, блестя счастливыми глазами, с чувством выполненного долга катил свою тележку к Стасу, как Стас краем глаза заметил нечто. Оборачиваться не стал, хотел было сделать вид, что ничего не увидел и пройти мимо, как Димыч раскрыл рот и проронил:

— Мать вашу…

Выпучил глаза и остался стоять столбом. Стас не стал больше игнорировать нечто, обернулся.

К нему и обалдевшему Димычу катила тележку Алиса.

Стас знал, почему Димыч изображает статую. Что они с Алиской расстались, он с Димычем поделился. Тот был знаком с Алисой лично — несколько раз Димыч с женой приезжали в коттедж на дружеские шашлыки. Так вот, что расстались, Стас ему рассказал, а куда ушла Алиса — не ответствовал. Теперь Димыч и дивится.

А дивиться было на что. Насколько позволяли высоченные каблуки и юбка в пол, она вышагивала изящно, гордо — и непобедимо. Светлое платье до пола, подчеркивающее красивое загорелое лицо, сверху — легкая курточка с мехом. И полностью покрытые платком волосы — ни прядки не видно.

— Стасон, ты ток погляди на ее бОшку…

— Привет, Стас, привет, Дим, — Алиса улыбалась своей несравненной белозубой улыбкой, как если бы была в постоянном мини и с длинными распущенными волосами.

— Ну-ну, — только и ответил Стас. Кивнул и хотел было катить тележку дальше, отправляясь за консервами. Димыч не дал.

— Алиса… не ожида-ал! Это ж как тебя угораздило?

— Сама не знаю, Дим, — быстрый ласковый взгляд в сторону Стаса, медовый голосок, — вот теперь грущу…

«Грусти и дальше», — подумал про себя Стас. Но Димыч не отставал.

— Не, Алис, я, конечно, все понимаю… Но вот так, враз изменить свой имидж…Это ж как ты любишь своего парня! Можно поздравить, что ли?

— С чем поздравить? — капризно спросила Алиса, — не с чем…Стас! На пару слов?

— А если скажу, что нет? — осведомился Стас, холодно разглядывая Алису с ног до головы.

— Ста-ас… — в тоне Алисы появились истеричные нотки. Димыч предпочел укрыться от скандала.

— Пойду, подожду в соседнем отделе.

— Я быстро, — Стас помнил об огромной нелюбви Димыча к женским штучкам, но оставаться наедине со стервой не собирался надолго.

— Что надо? — сурово спросил Алиску, лишь только Димыч укатил тележку и затаился по соседству.

— Слышала, что и ты грустишь…Девушку другую не нашел… — начала она с загадочной интонацией в тихим голосе, но Стас оборвал загадочности:

— Ты, Алисочка, больше сплетням верь.

— Но у Туза ты ни с кем не познакомился…

— А у Туза я больше с девочками знакомиться не буду. Хватит, вырос уже, пора жену искать, а не с вами время просаживать, — Стас это сказал больше для острастки, как понял — а ведь правда. Давно пора. Только себе сказать недосуг было, а если он и задумывался об этом, то сразу забывал.

— Уже нашел кандидатуру? — Алиска не верила.

— В процессе, — сообщил Стас.

— Че…реально, то ли? Стас, не шутишь?

— Да какие шутки, дорогая? Дуй к Рамзанчику.

— Стас, мне плохо с ним!

— А я чем помогу? Слушай, красавица, не строй из себя жертву. Я знаю, на что ты способна, моя прелесть. Удивляюсь, как Рамзаша у тебя не под каблуком еще. Со мной у тебя не прокатило. Но так Рамзан-то вон как влюблен…

— Да что мне с его любовью делать, — презрительно надула губки Алиса, — устроил шариат. Туда не ходи, там не фоткайся, с мужиками не болтай. Задолбал уже.

— А Стасику-то как клево слушать, — Стас не преминул уколоть Алиску. Не задели ее слова никак. Вроде бы встречались несколько лет, а ничего не осталось от этих встреч, совсем ничего, и даже сердце не дрогнуло от воспоминаний о ночах и днях, проведенных с Алисой в одной постели.

— Хотя, с другой стороны, у меня все супер. Рамзан мне машинку купил, теперь рассекаю… — Алиса поняла, что ничего не добьется жалобами. Теперь решила задавить благополучием.

— О-о. Что ж ты мне жалуешься? Живешь прекрасно — и жалуешься. Лады, зайка, рад был встрече. Хорошо, что у тебя все хорошо. Всех благ.

— Стас, пойдем, Дианка торопит, — вовремя вынырнул из другого отдела Димыч, держа в руках баночки с детским питанием. Подслушивал, кажись.

— А тебе — скорее жениться, Стасик, — едва не пропела Алиса, — и не пожале-еть…

— Не боись за меня. Гудбай, Алис.

— Че, Стасон, скучаешь?

— По Алиске? Нет.

— Я так и думал. Жениться на ком собрался?

— Пока ни на ком, Дим, — моделька уплывала по проходу супермаркета, подметая длинным платьем пол. Димыч и Стас смотрели ей вслед.

— Вздорная баба. Скажи «спасибо» неизвестному азеру, который забрал ее к себе.

— Не поверишь — каждый день «спасибо» говорю. Уже мозоль на языке…

— Стас, ты, это…подумай насчет жениться. А со своей девушкой, если сомневаешься, Дианку познакомь, она тебе всю характеристику потом на нее выдаст. Как там мормоны, кстати? Отвяли?

— Не совсем. Скоро отвянут.

— Осторожнее с этими сектантами. Уведут не глядя, — посочувствовал Димыч.

— Нет, Димыч, — голос Стаса потеплел от воспоминаний. «Мне бы все равно понравился ты, не он», — Не уведут уже. Не отдам.

— Ты сжигаешь все мосты, Вероника. Зачем? — тихий и безжизненный голос.

Нервно ерзаю на стуле.

— Роберт, пойми меня правильно. Я не собираюсь вступать в вашу сек…э-э…церковь. Религию вашу исповедовать не буду. Ни сейчас, ни когда-нибудь. Честно.

— Какая разница?

— Мне кажется, на этом этапе отношения следует прекратить. Проще и лучше закончить именно сейчас, чем позже. Я не разделю твоих взглядов, Роберт, — ласково объясняю я, как объясняла бы старательному, но непутевому ребенку, — зачем общаться с человеком, который заранее настроен против того, что тебе дорого? Я побывала дома у вашего старейшины. Побывала в вашем зале, который вы сняли. Роберт… это не дело.

Мы разговариваем уже полчаса. Робертом приведены непреложные аргументы: любовь Марка, мы слишком мало знакомы, чтобы судить (а вдруг, судьба?), религия роли никакой не играет, ну и так далее. Он сто раз прав, и к каждому доводу Роберта не придраться… Только упертая Вероника стоит на своем.

Бесит меня американское «ю кен мейд (ты можешь сделать) все на свете», которое сейчас демонстрирует мормон. Просто — очень злит и нервирует!

Допустим, я твоя мечта. А что, если я не хочу, чтобы ты меня достигал? Что, если знаю: это не нужно тебе? Так нет. Ломаем копья, колья, мечи и шлемы, съедаем сотни железных караваев и износим тысячи железных сапог. Чтобы убедиться — в который раз! — что мечта была не твоя.

Сейчас приведу цитату из Библии. Если я сошлюсь на такой авторитет, все встанет на свои места. Против этого лома у Роберта, как говорится…

Но цитаты благополучно разбегаются по закоулкам мозга, оставляя меня ни с чем. Ничего нового. Вечно обо всем думай и заботься сама, и не спрячешься за чужим словом. Но это и полезно.

— Роберт, я считаю, что Лена будет лучшей мамой для Марка, нежели… — о себе скромно умолчим. Вот так вот вам! Не можешь сослаться на вечное — стоит озвучить правду в лоб.

Роберт глубоко вздыхает, опускает голову.

Он сидит напротив меня, за ученической партой. Полчаса назад скромно заглянул в кабинет, сказал, по обыкновению, что пришел ненадолго. Свое пальто он снял, отряхнул черные брюки и черную шерстяную жилетку без рукавов. Поправил воротничок светло-голубой рубашки, и только после этого сел за парту. Аккуратнейший интеллигент девятнадцатого века, у которого порода — в крови…Светлая печаль Вероники по этому поводу.

По поводу девятнадцатого века, разумеется.

Признаюсь, некоторые сомнения в правильности моего решения все же проскальзывают, хотя со Стасом сейчас, мне кажется, у нас отношения стали намного лучше. Он почти не язвит, а если и язвит, то по делу, приглашает на дачу за городом… Для нашего задиристого и гордого такое поведение я бы охарактеризовала как несвойственное. Может быть, дело в Роберте. Стасу не нравится мормон, и, возможно, нравлюсь я. Не настолько, чтобы предложить мне нормальные отношения со свадьбой, но все-таки…

И его беспокойство из-за того, что не предохранялись. Говорят, у кого-то все получается с одного раза, но точно не у меня. Мы с мужем занимались нужным вопросом месяца четыре, прежде чем тест на беременность показал положительный результат. Впрочем, на грех и грабли стреляют. Ничего. Если выстрелят, я только рада. Конечно, будет трудновато малыша поднимать одной (самый худший из сценариев, просто они для меня привычнее), но я справлюсь.

— Вероника, быстрее! М-м- м… Вероника Васильевна, директор на совещание всех собирает. Срочно! — голова Розы Андреевны появляется и исчезает за дверью.

Оперативно встаю.

— Там какой-то форс-мажор случился. Надо бежать…

— Вероника, мы с Марком уезжаем завтра. Давай так: я приеду, и мы во всем разберемся. Хорошо? А так буду позванивать, узнавать, все ли у тебя в порядке.

Он даже не спрашивает, можно ли.

— Да-да, — киваю на бегу. Хватаю сумку со спинки стула, в руки беру записную книжку и ручку.

— Прикрой дверь, Роберт, пожалуйста!

Непредвиденные совещания в школе бывают по разным поводам. На моем сердце лежит огромный камень из Лены Севальцевой, который даже подвинуть боюсь. Беспокоюсь: не про Леночку мою ли совещание?

Я недавно узнала телефон и позвонила однокласснице, которая теперь работает в полиции. Толкового ответа не получила, так как не спрашивала напрямую, а юлила вокруг до около, вконец изведя и себя, и свою собеседницу. Какой вопрос — такой ответ. «Позвони, когда будет ясно, скажу кому надо», — пробормотала моя одноклассница и повесила трубку.

Еще сваливаю от бесконечного разговора ни о чем. Для себя я все решила: мормонству нет места в моей жизни.

Но сознание завывает издевательски: вдруг Стас поиграется в любовь и бросит? Что ты будешь делать тогда? Сидеть у разбитого корыта и лелеять свои идеалы о правильной вере, чести и достоинстве? Был же хороший мужчина, а ты его отшила, причинив боль. А приличного мужчину найти ох как нелегко. Пусть я не так уж и занималась поисками эти пять лет, но передо мной много грустных примеров из школы. Вот та же Юлька. Девчонке двадцать три или двадцать четыре. И никого на горизонте, хотя она регулярно ходит на свидание с мужчинами: сайты знакомств творят чудеса. Несколько свиданий — и Юлька вновь одна. А иногда бывает достаточно одного.

Что и говорить, если моя встреча с будущим мужем получилась совершенно случайно, как в сказке про Золушку.

Мы с Юлей чем-то похожи, наверно, потому и выбрали обе одну и ту же профессию — учитель русского и литературы. Как не вспомнить о Генри с его «Дело не в дороге, которую мы выбираем. То, что внутри нас, заставляет нас выбрать эту дорогу». Что-то одинаковое глубоко внутри.

Я ей точно не позавидую.

Иду быстро, насколько позволяют каблуки. Когда была моложе, я даже бегала на совещания по школьному коридору. Пока меня не остановила Роза Андреевна и не намекнула, что учителю по школе бегать неприлично.

Дефилирую по коридору — приличнее не бывает, а сердце так и екает в груди. Представляю: прихожу на совещание, а там позорят мою девочку — и меня заодно.

— Коллеги! Ну, мы все собрались, я думаю. Кого нет, сообщу завтра… — Екатерина Львовна стоит и обозревает школьные парты, за которыми сидим мы, учителя-предметники среднего и старшего звена. Начальной школы тут нет; они давно проверили свои тетрадки и разбежались кто куда. У остальных — дела и репетиторства. Екатерина Андреевна знает об этом, но закрывает глаза: на то у нее свои причины. Она зарабатывает хитроумными способами свои деньги, мы — свои. Полный нейтралитет, никто никого не трогает, хотя ее заработки побольше наших.

Как говорили древние, «каждому — свое».

Мы сидим с Розой Андреевной за одной партой, Нины Петровны в наличии нет. Эта-то куда усвистала? У нее невпроворот репетиторства, и она точно в школе.

— Коротко о главном. Дамы, ти-ше! Тише! — Екатерина Львовна специально понижает голос почти до шепота: некоторые из учителей до сих пор негромко переговариваются.

— В пятнадцатой школе прорвало трубу, поэтому предметную олимпиаду, которая запланирована на это воскресенье — повторяю, на это воскресенье — перенесли в нашу школу. Она начинается в десять, мы с вами приходим к девяти…

Недовольный гул прокатывается по партам, а я закусываю губу. Приехали на дачу мы с Жужиком, сто раз съездили…

— А ведь можно было на двадцать седьмую перебросить, — шепчет мне Роза Андреевна, поправляя очки, — там и ближе, и школа побогаче. Нет, наша захотела, видно, выслужиться перед министерством. И плевать на всех, не ей же работать в воскресенье, а завучам…

— Понимаю, коллеги, — выдержав паузу, продолжает Екатерина Львовна, — все понимаю. Воскресенье — долгожданный выходной. Но давайте вспомним, как мы прекрасно отдохнули на ноябрьские праздники. За выходной, как обычно, один отгул. А теперь кто где сидит на олимпиадах — кабинет и время. Запишите, пожалуйста.

Далее следует перечень классов и фамилия учителя. Роза Андреевна смотрит за дисциплиной в кабинете, где ребятишки будут писать задание по литературе (ты не можешь присутствовать на своем предмете — вдруг, подскажешь что-нибудь), Юльке достается физика, мне — сидеть в коридоре и провожать заблудших до туалета.

— Есть вопросы? — корректно интересуется Екатерина Львовна, переступая с ноги на ногу. Дорогая и элегантная обувь на шпильке — такая позволительна только директору школы. Екатерина Львовна хорошо выглядит, всегда неброско, но умело накрашена, и одета в изумительные стильные костюмы, о которых Вероника только мечтает. Короче, благополучнейшая женщина.

В классе шум становится все отчетливее. У многих на воскресенье планы, поездки, те же репетиторства. Теперь все придется отменить, а значит — потерять деньги, не увидеть детей, родителей, не съездить на рынок, не отоспаться, в конце концов. Когда об олимпиаде объявляют за неделю или за две, она не воспринимается настолько трагично, но завтра суббота, а послезавтра — долгожданное воскресенье, за которым следует новая учебная неделя. Слишком жестокий удар для усталых учителей.

— А пораньше нельзя было предупредить?

— Да что же это такое, опять олимпиада. Только одна закончилась…

— Екатерина Львовна, может, она будет не у нас все-таки?

— Дамы, — Екатерина Львовна ровна и невозмутима, — олимпиада будет точно у нас. В пятнадцатой прорвало трубу сегодня, мне недавно позвонили. Скажите спасибо, что не в субботу, у нас есть один день на подготовку классов. Я все понимаю, но олимпиаду провести придется. Еще вопросы.

— Екатерина Львовна, а Нина Петровна где сидеть будет? Со мной в коридоре? — шокирую я всех учителей. Обычно не спорю никогда, вздыхаю и делаю, потому что поняла давным-давно: спорить бесполезно. Среди нас есть учителя, которым обязательно нужно выпустить пар и повозмущаться. Но и они тоже будут делать, что сказано, согласны или нет. Никому не хочется иметь проблемы с работой.

— Ее не будет в воскресенье.

— Почему? — ответ Екатерины Львовны задевает меня.

— Она, Вероника Васильевна, отпросилась. У нее серьезные обстоятельства, и я решила не привлекать ее к олимпиаде.

— Я бы хотела тоже отпроситься. И мои обстоятельства очень серьезные, — многие учителя согласны со мной, звук разговоров нарастает. Если бы в воскресенье работали все — не было так обидно. Или бы работали по составленным графикам…

Екатерина Львовна опускает глаза, вновь выдерживая паузу. Она стоит у центральной доски класса, переминается с ноги на ногу (в подобных туфлях не постоишь долго), но никто и ничто не может поколебать ее уверенности. Потому начинает говорить вроде бы задушевно, а на самом деле — с заметной угрозой в голосе:

— Не забывайте, уважаемые учителя, школа — это работа, которая кормит вас. Основная… работа. Я не в курсе обстоятельств вашего случая, Вероника Васильевна, но уверена, что ради работы многое следует отложить или сделать в другое время. Конечно, вы можете подойти ко мне лично, — продолжая свою невозмутимую речь, Екатерина Львовна многозначительно выгибает идеальную бровь. Ничем не прикрытый сарказм и скрытое пренебрежение — вот что могу прочитать по выражению ее лица.

— Подойти лично…но… я уверена: все можно отложить. Как и у всех остальных работников. Умирающих и больных среди вас нет, все остальное… реально перенести, правильно?

— Так Нина Петровна заболела? — для меня уже это принципиальный вопрос. Другие учителя негодующе смотрят на директора, но теперь помалкивают — угрозу поняли все. Кроме Нины Петровны, не назвали еще нескольких педагогов, так сказать, приближенных Екатерины Львовны. Возмущаться учителя уже не рискуют. Даже Роза Андреевна не высказывается.

Я сейчас одна камикадзе.

— Можно сказать и так, — я раздражаю Екатерину Львовну и немного подрываю ее авторитет. Но меня уже трясет от всех выходов в воскресенье и в продленку, в то время как другие легко отбрехиваются. Поездка со Стасом лично для меня очень важна. Если я ему откажу, поступит ли повторное приглашение, или он на выходные найдет леди посговорчивее?

Можно подумать, мол, если хочет быть рядом, подождет. Но Стас — не тот человек, который подождет именно меня. Вот Роберт подождал бы следующего воскресенья, и сколько угодно. Стас же… надо позвонить и поговорить с ним.

Я не могу рисковать работой даже ради развития отношений со Стасом. Слишком дорога для меня школа, которая, по правде сказать, «кормит».

— Но если у вас действительно что-то серьезное, Вероника Васильевна, заходите ко мне в кабинет, поговорим, — все-таки Екатерина Львовна боится сильно закручивать гайки, заигрываясь в игру «директор-подчиненные». Она далеко не глупа и хорошо знает историю. Станешь диктатором — получишь бунт на корабле. Пусть у нее есть связи в министерстве и в правительстве, мало ли какую неприятную проверку может подкинуть разобиженный на тебя человек, мало ли куда обратиться…

Поход в ее кабинет ничем хорошим для рядового учителя не заканчивается. Молчи, Вероника, молчи. Работа тебе еще нужна.

— Я попытаюсь решить свои проблемы. Но если не выйдет?

— Хорошо, Вероника Васильевна. Тогда мы вас привлечем в другое воскресенье, — Екатерина Львовна остается непобежденной, давая понять всем присутствующим учителям, что у нас в школе торжествуют справедливость и равноправие. Никого не убедила, но сохранила лицо, — на этом я заканчиваю. Если есть ко мне пожелания…

Ни у кого пожеланий нет. Все — кто быстрее, кто медленнее — вскакивают со стульев и расходятся по кабинетам. Так же поступаю и я. Екатерину Львовну окружает несколько учителей, которым срочно нужно в воскресенье отпроситься. Возможно, у них получится лучше, чем у меня. Поторопилась я.

— Если бы могла, Вероника, с удовольствием тебя подменила, — Роза Андреевна кладет руку на мое плечо, — но, видишь, тоже участвую…

— Все равно теперь, Роза Андреевна. Мне надоели вечные отлучки Петровны. Что мы, лошади? Почему ей всегда все можно?

— Вероника-а…перестань. Я б поняла, если такие слова говорила наивная Юля, но ты-то, ты… тебе ли не знать нашей кухни, моя милая! Или этот хулиган настолько хорош, что от любви голова кругом?

Враз краснею так, как раки не краснеют.

— Роза Андреевна, да ладно вам…

— А что я такого сказала? Я б тоже от такого мужика обо всем забыла. Э-эх, Вероника Васильевна! Нашла из-за чего тайну делать…А вредная бабка раскусила. Обойдется олимпиада без тебя, делай свои делишки. Заболей внезапно.

— Внезапно уже не получится.

— Надо было промолчать. А нынче выходить тебе придется, Вероничка. Сама знаешь Екатерину Львовну. Ну что у вас запланировано на субботу, роспись, что ли? Можно отложить на недельку? На следующей неделе сделать? Или нет?

— Можно…наверное, — отвечаю в глубокой задумчивости. Если любит — подождет? Проверим. А не подождет — и прекрасно. Я пойму: на Стаса не стоит тратить время.

Как бы он мне не нравился, как бы меня к нему не тянуло. Я уже говорила Роберту, «проще и лучше закончить именно сейчас, чем позже».

— Стас, привет…

— Привет, дорогая. Как дела? — сдержанная веселость в голосе Стаса.

— Да как-то не очень. У нас в школе олимпиада предметная в воскресенье. Стас, не получится на дачу…не смогла я отпроситься… не отпустили.

— Че, все плохо? Школка без Веронички никак? — кажется, Стас несколько разочарован.

Громко вздыхаю в трубку.

— Получается так. Можно на дачу на следующих выходных, если ты…если тебе…

— Давай на следующих. У тебя точно олимпиада, а не народные песнопения мормонов?

Я готова была брякнуть, что мормонство для меня уже неактуально, но прикусила язык за секунду до чистосердечного признания. Этого знать Стасу пока не стоит.

— Можешь посетить школу в воскресенье и удостовериться. Я в коридоре заседаю. Если очаруешь бабулечку-вахтершу, скорее всего, она тебя пропустит ко мне.

Все-таки нужна, и Стас подождет. Я догадывалась о таком ответе, но успокоилась лишь тогда, когда его услышала.

— Только бабуль я еще не очаровывал, — звучит в трубке веселый голос, — хотя с вами, училками, чему только не научишься…Ты, моя занятая, во сколько заканчиваешь в воскресенье?

— В час или два. Когда все дети уйдут — свободна.

— Я заеду за тобой. Ладно, дача на этой неделе не получается, но в гостях всегда рад тебя видеть. А завтра в субботу просто вечерком посидим, да? После восьми?

— Да.

— Сыграем в шахматы? — веселье продолжается.

— Сыграем. Можно и в шашки, — нейтрально произношу я и стараюсь не выдавать эмоций: зашедшая ко мне в класс Роза Андреевна внимательнейшим образом прислушивается к разговору и довольно улыбается.